С.О.У.Л.

Аррен Кода

«Быть второй личностью в чужом теле – на что это похоже?» У архивариуса Третьего уровня Анатолия Таллинского была самая обычная жизнь, пока однажды как гром среди ясного неба не ударила новость: его лучший друг смертельно болен. Что делать: оставить надежду и покориться судьбе или… поучаствовать в опасном научном эксперименте с таинственным названием С. О. У. Л.?

Глава Вторая

After all is said and done

Gotta move while it’s still fun

Let me walk before they make me run

(Keith Richards «Before they make me run»)¹¹

Пятница выдалась тяжёлой.

Для начала, мне пришлось связаться с двадцатью бывшими пациентами «Youngs» и подробно запомнить их отзывы о нашей компании, а также рассказы о состоянии здоровья и намерениях на будущее — как ни странно, последнее тоже было важно для отчётности: мы должны были знать, какие возможности открываются перед нашими пациентами после лечения и как изменяется их настроение.

Затем я присутствовал на двух операциях по коррекции зрения. Тончайшие нано-линзы приживляются прямо к глазному яблоку. Они бывают нескольких видов. Самые простые и дешёвые — призмы наподобие устаревших контактных линз. Есть более дорогие — с элементами «умной» электроники, автоматически подстраивающиеся под хозяина. И, наконец, линзы-реалити — новейшая американская технология, перенявшая свойства ви-очков. Зрение с этими линзами улучшается многократно, дополняясь способностью произвольно увеличивать и уменьшать видимые объекты, видеть вещи изнутри и переводить любые надписи. По правде сказать, я бы такие себе не поставил, даже будь у меня деньги — всё же, ви-очки куда удобнее, пусть и считаются громоздкими и устаревающими. Во всяком случае, если в них произойдёт сбой, их просто можно снять. А если сбой произойдёт в твоём глазу… впрочем, производители всех этих технологий в один голос утверждают, что вероятность сбоя настолько мала, что риска никакого нет. Кто их знает…

После обеда в моей голове раздалось назойливое жужжание. В памяти тут же всплыл Ромин номер.

«Не сейчас», — отрывисто подумал я. На мне лежало ещё несколько десятков отчётов, и мне хотелось приступить к ним как можно скорее.

«В шесть на Плато», — Роман исчез из моего сознания так же внезапно, как и появился.

Признаюсь, его приглашение меня взбесило. Так уж устроена защитная реакция: пока человек созерцает четыре измерения через ви-очки, а его мозг со скоростью супер-процессора обрабатывает тонны профессиональной информации, все желания живого «я» отходят на второй план. В рабочем состоянии я искренне считал, что являюсь самым серьёзным человеком во вселенной, а все остальные — просто бездельники, валяющие дурака. Особенно Роман, который так толком и не работал никогда, однако, при всей своей безалаберности, умудрялся быть вполне счастливым…

Так, продолжая мысленно досадовать, я взглянул на виртуальные часы. До шести оставалось чуть больше получаса. Ровно в это время заканчивался мой рабочий день. До Плато на авиамобиле — я прикинул — двадцать три минуты сорок шесть секунд. Нет-нет, у меня ещё полно работы. Нужно занести в базу вчерашних клиентов и задокументировать ход операции по пересадке волос. В конце концов, я ответственный работник, и если я буду отвлекаться на глупости, я не только ничего не добьюсь в остаток своей жизни, но и останусь без зарплаты…

Чёртов искуситель.

Коротким мысленным импульсом я вызвал в кабинет Юлию, отлучившуюся на ланч. Мадам дисциплинированный помощник появилась незамедлительно — слава тапочкам-антигравам.

— Ю, срочно, нежелательно, перспективно, длительно, — я отключил очки, снял пластичный обруч с головы и положил оборудование в сейф.

— Необходимо? — уточнила Юлия.

— Определённо. Сообщите Владу, что отчётность на восемь — и девять-шестьдесят пять прервана на пункте сто семнадцать. Доделаю в следующую смену.

— Добро. Принято, — Юлия кивнула, затем улыбнулась краем рта. — Особые условия?

— Конфиденциально, — я кивнул ей и поспешил выйти. Всё же понимающий был у меня ассистент…

Такси ждало меня у стеклянных дверей. До Плато я домчался всего за двадцать минут.

Это был технический куб Третьего уровня с широкой пустой крышей — отличное место для нелегальной парковки. От посторонних глаз площадку скрывали два огромных рекламных щита.

Приземлившись, я увидел вишнёвого Арчи, сиявшего в блеске люменов. По сравнению с ним, старенькая общественная машина казалась чудовищной развалиной.

— Можешь ведь, когда захочешь, — улыбнулся Роман, когда я выбрался из авиамобиля и приблизился. Мой друг стоял в пижонской позе, скрестив руки на груди и прислонившись к борту машины. Волосы его были в высшей степени растрёпанности, от диких расцветок одежды рябило в глазах. На лбу примостился щиток ночного видения, напоминавший старинные авиаторские очки.

— Я понятия не имею, что ты задумал. Учти, я профилонил целых полчаса службы, и представь себе, сколько ещё я мог бы…

— Полезай в кабину, — безапелляционным тоном произнёс Роман и поднял для меня панель.

В полутёмном салоне меня ждал сюрприз. На широком пенотеновом сиденье расположился Димка.

— Привет! — весело сказал он и улыбнулся. Его было не узнать: Димка сменил привычный безукоризненно аккуратный комбинезон на вытертые джинсы, просторную зелёную рубашку и белую футболку с капитаном Америкой на груди. В таком наряде он казался моложе и походил на студента.

— Ага, так это был заговор! — торжествующе сказал я, устраиваясь рядом с ним. Роман хмыкнул и уселся за панель управления. Димка примирительно поднял руку.

— Ещё час назад я ругался почище старого сапожника. Этот хитрец вызвал меня с уточнением «сверхсрочно». Мне пришлось бросить работу с центрической нано-капсулой и нестись сюда на всех парах. Правда, выяснив, в чём дело, я уговорил Рому свозить меня домой, чтобы я смог переодеться и собрать кое-какие вещи, — Димка протянул мне початую бутыль «Джесс» — слабого алкогольного напитка.

— Хватит строить из себя невинных жертв! — Роман запустил бесшумные двигатели и резко взлетел. — Устроим небольшое путешествие. Верну вас в целости и сохранности. — Он вырулил на шоссе.

Только теперь я заметил на сиденье большую сумку, набитую какими-то вещами. Этот злодей явно собирался увезти нас далеко — недаром ему так нужна была мощная машина.

Мы стремительно набирали высоту. Оранжевые закатные лучи залили кабину — Арчи пролетал над центром города, где здания ниже и стоят свободнее. Как завороженный, я смотрел на проплывающие внизу башни Москвы-Сити. Здесь было зелено. Знаменитые сады раскинулись на каждой крыше. Деревья и кустарники слегка покачивались в потоках дующего на высоте ветра; в лучах солнца их ветви казались сплетёнными из тончайшей золотой проволоки.

Предупредительно пискнул сигнал автопилота — мы поднялись до Шестого уровня. Я удивлённо ойкнул. Димка, бросив быстрый взгляд на панель управления, задумчиво произнёс:

— Ох и оштрафуют тебя, если поймают…

Роман довольно заулыбался.

— Не поймают. С документами у меня всё в порядке. А ограничитель высоты… ну, подумаешь — сломался…

Сзади возмущённо засигналили — дерзкая «четвёрка» на заднем бампере Арчи подействовала на местных пилотов, как красная тряпка на быка.

— А в законе не прописано, что нам сюда нельзя! — сварливо отозвался Роман и прибавил газу: — Ох и стар я для всего этого, ребятки!

Миновав несколько кварталов, Арчи нырнул в широкую крытую галерею, образованную глухой стеной торгового центра справа и широкими стеклянными колоннами слева.

— Это единственный путь, по которому можно спокойно попасть за город, — пояснил Рома. — На шоссе стоят кордоны.

Галерея превратились в туннель, слабо освещённый точечными люменами. И тут позади нас раздался гудок, напоминавший пронзительный рёв.

— Поезд… — тихо сказал Димка. Я впервые увидел испуг в его глазах.

Да, нынешний поезд Спиди — это вам не старинная электричка, которая даже до скорости звука не могла разогнаться! Обтекаемая серебристая махина тут же села нам на хвост, и деваться из туннеля, кроме как вперёд, было некуда.

— Держитесь, ребята! — крикнул Роман. Арчи дёрнулся и понёсся в два раза быстрее — притом, что мы и так летели на предельной скорости.

— Не волнуйтесь, в черте города Спиди не разгоняется до максимума…

— Скажи это своему палёному турбо ускорителю! — сквозь зубы процедил Димка.

Поезд приближался. Ярко-синие огни ослепили меня, когда я обернулся назад.

— Пятьсот метров до выезда! — крикнул Роман, перекрывая нарастающий снаружи грохот.

— Клянусь моим компьютером… — пробормотал Димка.

— Догоняет! — завопил я, не в силах отвести взгляд от острого серебристого «носа», мерцающего в свете фар.

— Двести метров!

Тут машину тряхнуло так, что мы с Димкой скатились на пол, а Роман хрипло выругался. Я успел заметить, как за бортом промелькнули огненные искры. А потом в кабину ударил солнечный свет. Арчи взмыл вверх, вылетев из туннеля, как пробка из бутылки. Высокий виадук, по которому нёсся Спиди, остался позади.

— Всё-таки, он нам поцарапал хвост, — раздался недовольный Ромин голос.

— «Поцарапал», значит… — я бросился на нашего водителя, чтобы как следует надрать ему уши. А Димка рухнул на сиденье и с облегчением расхохотался.

***

Мы летели уже второй час. Роман лениво двигал рычагом, мурлыча под нос песенку, Димка спал, откинувшись на сиденье, а я смотрел наружу сквозь прозрачный купол.

До того, как солнце скрылось за горизонтом, внизу потянулись стеклянные блоки висячих ферм. Ровные зелёные, жёлтые и коричневые квадраты гигантских теплиц, приподнятых над землёй на десять метров на тонких стальных опорах, тянулись до самого края земли, словно клетки фантастической шахматной доски.

Когда стемнело, Роман повёл Арчи над скоростными путями Спиди, изгибавшимися далеко внизу подобно сияющей золотой нити.

— Может быть, снизимся? — тихо, чтобы не разбудить Димку, попросил я. Рома аккуратно увёл машину вниз и полетел вровень с узким жёлобом, в котором прятались рельсы. Две цепочки из жёлтых люменов тянулись над путями, напоминая взлётно-посадочную полосу, проложенную прямо в небе.

— Хочешь порулить? — Роман повернулся ко мне. В его тёмных глазах отражались жёлтые точки. Я перелез в водительский отсек и занял его место, а мой друг с ногами взобрался на пассажирское кресло.

— Вообще-то, можно было поставить на автопилот, — вполголоса сказал он. — Но так ведь интереснее…

— Так интереснее, — эхом отозвался я, лёгким движением руки заставляя Арчи лететь ещё ниже. В тишине было слышно, как верхушки сухих трав хлещут по днищу авиамобиля.

— Я давно хотел вырваться из города, — признался Рома после недолгого молчания.

— Что в этом такого особенного? — спросил я.

— Как что? Приключенческий дух, романтика!

— Но зачем тебе это всё? — с нажимом спросил я. — Я всегда думал, что романтика для тебя — это прорубаться с мачете через дебри Амазонки. Никак не шашлыки в деревне.

— Но у Амазонки давно уже нет никаких дебрей, и кто знает, когда люди их возродят, — он тяжело вздохнул. — Байкал давно пересох, египетские пирамиды разрушились, вершину Эвереста снесло ядерным ударом. А Творцы продают людям ви-очки. Благодаря которым можно почувствовать себя Колумбами, Беллинсгаузенами или Кусто, не вставая с дивана. Сейчас даже внутри страны мало кто ездит, не говоря уже о дальних странах. Всё остановилось, Тал. И люди уже забыли, что там, внизу… — он указал пальцем на стекло купола, за которым не было видно ничего, кроме жёлтых огней.

— Иногда мне становится страшно, — тихо сказал мой друг. — Что в один прекрасный день я перестану чего-то хотеть. Это ведь и есть старость, Толька. Я не хочу дожить до того дня, когда не смогу схватить вас в охапку и увезти. И вы ведь даже не скрипите возмущённо, вот что интересно!

— Повезло тебе с нами, — улыбнулся я. А затем признался: — Я уже тридцать лет не выезжал из Москвы. Хоть я и не люблю эти виртуальные штучки — у меня голова от них болит. Но ведь сейчас путешествовать такая морока, да и вообще это нерационально…

— Тал, если бы ты искренне верил в рациональность, о которой нам на каждом углу талдычат, мы бы с тобой просто не встретились. Все эти разговоры — только для того, чтобы люди перестали хотеть изменить свою жизнь, вылезти из зоны комфорта. Чтобы старики так и оставались стариками, а молодые никогда не стали любопытными. Так удобно всем, кто зарабатывает на нашем комфорте. Но ты ведь ещё не конченный, Тал! — он серьёзно посмотрел мне в лицо. — Вы с Димкой живые. Таким нельзя подолгу оставаться на одном месте…

— Это всё Укрепляющая вода. От неё в мозгах слишком много беззаботности… — я посмотрел на Рому и улыбнулся. Этот тощий долговязый субъект с вечно растрёпанной шевелюрой, забавными большими кистями рук и вечной мальчишеской улыбкой до ушей привнёс в нашу с Димкой размеренную жизнь столько хаоса, что хватило бы на целый детский лагерь.

— Это ты очень живой, — подумав, сказал я. — Это тебе не сидится на месте, ты постоянно хочешь что-то изменить или попробовать новое. И рядом с тобой другие это чувствуют. В твоём возрасте уже никто ничего не хочет по-настоящему. Я тебе завидую.

Ромины глаза удивлённо расширились.

— А как иначе-то? Посмотри, нам с тобой даны молодые тела! Мы ещё столько можем сделать! Для этого они и нужны… — он посмотрел на меня и задумчиво добавил: — Знаешь, я много думаю о городской жизни. Все эти разделения на уровни, специализации, расширенное личное пространство… вроде бы, всё сделано для людей, а людей, как таковых, уже и нет. Есть функции. Рисующий, механик, биостроитель. Если подумать, то всё это неплохо: нет безработных, если они не отказались работать по распределению, нет голодающих… — Роман пощупал свою искусственную ногу. — Помню, в наше время старшие говорили, что нас ждёт ужасное будущее. Падение нравов и увядание человеческой души. Ругали интернет и глобализацию. И что в итоге? Люди сделали очередной рывок вперёд, нравы стали строже, интернет уступил место майндвебу. А душа… что ж, не такая великая потеря. Не в технологиях дело…

— О чём шепчетесь? — в проёме между сиденьями показалась взъерошенная Димкина голова.

— О величии и упадке человечества, — с пафосом сказал я.

— А когда снижаемся? Или вы планируете всю ночь лететь?

— Мы уже почти на месте, — Роман взглянул на маленький монитор бортового компьютера. — Тал, возьми левее. Курс норд-норд-вест.

Я послушно выполнил его инструкции. Мы летели над тёмным лесным морем, смутно видневшимся в голубоватом отблеске ясного ночного неба. Рома выглянул наружу, опустив на глаза щиток ночного видения.

— Здесь есть ровное место, — сказал он, указывая в сторону деревьев.

— Ты уверен, что я смогу хорошо сесть? — нерешительно спросил я.

— Уверен. Положи левое крыло на сорок пять градусов, нос на шестьдесят и спускайся по спирали.

Я включил мозгочип. Моя голова тут же пришла в рабочее состояние, и ко мне пришла уверенная сосредоточенность. Я без труда усадил Арчи на небольшой поляне, будто всю жизнь этим занимался.

— Всё, мальчики, приехали! — тоном сварливой тётушки сказал Роман. — Добро пожаловать на природу, кошмар для горожанина!

Купол авиамобиля бесшумно раскрылся, и мы спрыгнули в высокую траву.

— Сто лет не бывал в таких местах, — тихо сказал Димка, изумлённо озираясь по сторонам.

Надо же. Я привык считать, что прекрасно могу обходиться тесными помещениями и фильтрованным воздухом, мечтая о садах верхнего города. А теперь я чувствовал росу, промочившую штанины моего комбинезона, и толстую сухую ветку под левой ногой и думал, какая же это чушь — то, во что я верил в последнее время. С моих глаз будто бы упала пелена, и что-то настоящее неназойливо, но прочно заняло своё место в моей жизни.

Роман встал рядом с нами, и я вдруг понял, что он молчит уже несколько минут — немыслимое дело!

— Наверное, именно так чувствуют себя космонавты, возвращаясь домой, — Димка погладил рукой ствол молодого дерева.

А я стоял и вспоминал. Лес был совсем рядом, он высился над нами чёрной молчаливой стеной, едва различимой в свете бортовых огней Арчи. Когда-то, давным-давно, в юности, я приезжал летом в деревню и по ночам выбирался в сад через окно. В темноте всё казалось совсем другим, будто бы исполненным смысла и величия. И теперь, много лет спустя, я чувствовал то же самое.

Димка дотронулся до моей руки тёплыми пальцами и ободряюще улыбнулся. Роман ощупывал многочисленные карманы куртки.

— Не могу найти автожиг, — пожаловался он.

— Ты что, костёр хочешь развести? — удивился я. — Так не видно же ничего, а ведь нужно место найти и дрова…

— Не, ну а как…

— Не надо, Ром, — мягко сказал Димка. — Костёр хорошо жечь у тебя на крыше. А здесь… просто не надо.

— Ладно, как хотите.

Мы решили, что уже слишком темно для того, чтобы разбивать лагерь, поэтому устроились в машине. Разложили заднее сиденье так, что весь пассажирский отсек превратился в одну большую кровать. Оказалось, что полёт сильно вымотал каждого из нас, поэтому, наскоро поужинав белковыми брикетами, прихваченными Ромой, мы погасили огни и растянулись на мягком пенотене. Роман отвернулся к стенке и тут же засопел. Я лежал на спине, закинув руки под голову. По всему телу разлилась приятная усталость, будто я весь день посвятил спортивным упражнениям. Однако сон не шёл. Я всматривался через купол в глубокое иссиня-чёрное небо, на котором, как на ладони, виднелись звёзды. Я пытался вспомнить названия созвездий, не прибегая к помощи мозгочипа, но вспомнил только Большую медведицу.

— Смотри-ка, Дракон! А вон там Лев. А вот Полярную звезду отсюда не видать… — Димка повернулся ко мне. Он словно светился: лицо, волосы и футболка отчётливо белели в темноте.

— Ничего не помню, — прошептал я. — С этим чипом совсем мозги негодные стали.

— Я тоже помню не всё, — отозвался мой друг. — Раньше я тоже полагался на чип, поскольку мне тяжело было запоминать названия и даты. А потом узнал, что система автоматически удаляет данные, которыми я подолгу не пользуюсь, чтобы сэкономить место. Меня это напугало, честно говоря. С тех пор я стараюсь всё запоминать самостоятельно.

Я хотел было сказать ему, что завидую его силе воли, но вдруг он поднял руку.

— Слушай.

Я напряг слух. Совсем рядом, за бортом авиамобиля, шелестела листва и трещал одинокий кузнечик. И больше ничего не было слышно, разве что гул моего собственного сердца, вдруг выросшего до размеров барабана.

— Тишина… — прошептал я.

— Ага. Просто чудо, правда? — Димка приподнялся на локте, вслушиваясь. — В городе ты всегда слышишь этот фон: то пол вибрирует из-за постоянной работы удерживающих уровневых механизмов, то гиперсеть гудит в простенках, то стёкла в окнах подрагивают, когда мимо проносятся авиамобили… — он вздохнул и лёг обратно. — Иногда звуков слишком много, и они изматывают. Ты можешь заткнуть уши, но и тогда слышишь свой пульс, а ещё — непрекращающийся писк где-то на границе сознания, от мозгочипа, который постоянно посылает сигналы в мозг и всегда на одной ноте. А отключишь его, и становится страшно: вдруг что-то случится? Ты никогда не думал, сколько безумцев появилось в мире с изобретением этого прибора?

Я удивлённо смотрел на Димку. И чего его так прорвало на ночь глядя? Обычно он редко завязывал разговор, разве что о совсем уж наболевшем. Может, свежий воздух так подействовал? Вон, Рома, наоборот, притих…

— Не знаю, — честно ответил я. — Кажется, я вообще ни о чём не думаю.

— И не надо, — Димка широко зевнул. — Забавно. Дома я сплю, максимум, по пять часов — возраст берёт своё, сам понимаешь. А здесь меня клонит в сон, хотя ещё даже нет одиннадцати.

— Спи, пока можешь, — улыбнулся я. — У меня, правда, ни в одном глазу.

Он помотал головой и снова зевнул.

— Обидно спать. Я бы хотел запомнить каждый момент из того, что произошло сегодня. Я давно так не веселился.

— О, да! — подхватил я. — Сначала эти гонки со Спиди! Ты не представляешь, какой рубец у меня остался на сердце! — я развёл руки в стороны. Димка тихо засмеялся.

— Это было приключение, Толик. Как в детстве, наверное. Помнишь, когда-то мы все мечтали угнать машину и уехать на край света…

— Иногда мне кажется, что детства никогда и не было, — признался я. — Всё было так давно, память выцвела, как старая бумага. Я завидую современным детям: они-то могут записать на мозгочип память обо всех событиях и архивировать её!

— Ну, это не всегда хорошо, — философски заметил мой друг. — Ведь они запоминают и хорошее, и плохое, в то время как мы вспоминаем только хорошее. По большей части… — он ласково взглянул на Романа, свернувшегося калачиком в уголке. — Вот Рома, например. Беречь надо таких. Они навсегда остаются детьми в душе. И помнят самое важное.

— Мне кажется, мы — последнее поколение романтиков, — вздохнул я.

— Ага. Старые чудаки, что ходят по городу с широко раскрытыми от удивления глазами…

Я снова вздохнул. Невесёлая мысль не давала покоя.

— Знаешь, Дим, я дожил до семидесяти лет, но у меня такое ощущение, что ничего не было. Кругом совсем другие люди и город совсем другой, а вся прежняя жизнь… я так и не знаю, как я должен поступать. Не знаю, чего ждать от нового дня. Не могу понять, что происходит — потому что всё делается не так, как нас учили. Я чувствую, будто я всего лишь пылинка, примагниченная к гигантскому шару, и вскоре меня сдует в открытый космос. И мне страшно.

Он кивнул, словно думал о том же самом.

— Я понимаю. Все мы в таких условиях, так или иначе.

— Есть даже целая теория, — продолжал я. — О том, что наша реальность сокращается.

— Это как? — полюбопытствовал Димка.

— Ну, смотри. Человек считается взрослым тогда, когда приобретёт достаточно опыта, который поможет ему в будущем. Но в условиях галопирующего прогресса этот опыт быстро устаревает, и приходится заново учиться, чтобы приспособиться к новой жизни.

— То есть, взрослые навсегда остаются учениками, как и дети?

— Именно.

— Что ж, я не против всю жизнь провести за школьной партой, — сказал мой друг. — Лишь бы не лежать в постели в ожидании смерти.

— А мне не нравится мысль о том, что, как ни старайся, ты всё равно останешься круглым дураком.

— Быть дураком у тебя точно не получится, — серьёзно сказал Димка. — К тому же, есть вещи, которые не меняются со временем. Познав их, мы можем твёрдо стоять на ногах.

— И какие же?

Мой друг пожал плечами.

— Человеческие отношения, к примеру. Или реакции. Много того, что заложено природой.

Я вздохнул. Сколько в нас осталось этой самой природы?..

***

Утром я проснулся первым. Мне до последнего казалось, что всё произошедшее вчера — наше дерзкое бегство из города, остановка в лесу — всего лишь сон. Но, увидев над собой прозрачное сентябрьское небо и своих друзей, мирно посапывающих рядом, я тут же понял: не сон. И почувствовал себя счастливым.

Димка и Роман спали спина к спине, одинаково подтянув колени к подбородку и спрятав руки в рукава. Я накрыл их обоих своей курткой и выбрался из авиамобиля.

Утреннее солнце стояло ещё совсем низко, тусклые лучи его, просвечивавшие сквозь рваные лоскуты тумана, казались осязаемыми. Я брёл по росистой траве, не разбирая дороги — настолько был опьянён окружавшей меня безмятежностью. Лес, ещё вчера показавшийся мне неприступной стеной, теперь был прозрачен и светел. Празднично краснели листья кустарников, робко покачивались белые призраки Иван-чая. Мне казалось, что я вижу всё это впервые. Быть может, так оно и было?..

Я неторопливо пробирался между деревьев, подставляя лицо тёплым лучам. Я не боялся заблудиться: мозгочип автоматически фиксировал маршрут, определяя направление движения. Я некоторое время шёл на северо-запад, когда лес вдруг поредел, и впереди показались блестящие стеклянные постройки на высоких сваях. Несколько минут я опасливо скрывался в тени деревьев, но потом вспомнил, что бояться нечего: фермы полностью автоматизированы и снабжены антивандальной системой. Никто не стал бы гнать меня с хозяйственной территории, ведь без особого ключа я бы всё равно не смог проникнуть в теплицы…

Когда я вернулся, мои друзья уже проснулись и завтракали, сидя на траве рядом с Арчи. Роман, как обычно, мурлыкал какую-то песню.

— Ко мне пытаются приклеить прозвище, — сообщил Димка, когда я приблизился.

— Клеить ничего не нужно, — усмехнулся Рома. — Данделайн и есть.

— Данделайн? Что за страсти такие? — я плюхнулся на траву рядом с ними.

— В переводе с английского означает «одуванчик», — отозвался Димка, протягивая мне бутерброд с сырной пастой.

Я рассмеялся. Удивительно, но Рома попал в точку. Тощий Димка в своей зелёной рубашке и взъерошенными после сна волосами, золотившимися на солнце, и впрямь походил на одуванчик. А по-английски это прозвище звучало ещё лучше, будто его второе имя, звонкое, как колокольчик.

— «Одуванчик врать не может, мудрым стать он вам поможет»¹²… — продолжал веселиться Рома. Димка страдальчески возвёл глаза к небу.

— Похоже, мне придётся смириться, — печально сказал наш друг, однако в серых глазах его плясали бесенята, и я понял, что он доволен.

Роман встал позади нас и возложил ладони на наши головы.

— Парни, вы просто бесподобны! — сказал он. — Как хорошо, что печальная участь старых брюзг обошла вас стороной!

— Как знать, как знать! — проворчал я. — Если нам с Димкой будет скучно, то мы можем стать совершенно невыносимыми!

Тот вздохнул и пожал плечами: мол, что поделать.

После завтрака мы отправились исследовать окрестности. Рома сказал, что, судя по карте в навигационных системах Арчи, неподалёку находится река. И действительно, довольно скоро мы выбрались на открытый склон, у подножия которого виднелась узкая полоска песчаного пляжа и блестела на солнце водная гладь. Мы с Ромой, не сговариваясь, ринулись вниз наперегонки, смеясь от восторга будто мальчишки. Добежав до пляжа, мы рухнули на песок, тяжело дыша и обмениваясь шуточками. Неторопливо подошёл Димка — как всегда спокойный и опрятный. Поглядел на нас, как заботливый врач, почему-то вздохнул. Снял рубашку, аккуратно расстелил её на песке и только тогда уселся между нами.

— Узрите великую реку, о, несчастные хоббитцы! — ухмыльнулся Роман, стягивая футболку.

— Лучше разогрей свои бледные косточки, Голлум! — в тон ему отозвался я.

Раздеваться совершенно не хотелось — солнце грело не так уж сильно. Я стал смотреть на реку. Сквозь плеск воды и шелест камышей до нас доносился неясный шум. Вскоре он стал громче, и из зарослей показалась большая белая тарелка, которая, вращаясь, плыла по поверхности. Водяной фильтр, очищающий реку от отходов. После него остался лёгкий запах озона.

Зачерпнув рукой песок, я увидел, что он не совсем обычный. В нём попадались коричневые и зелёные крупинки. Судя по всему, это было переработанное бутылочное стекло.

— Всё возвращается на круги своя, — тихо сказал я. — Ещё лет двадцать назад здесь были свалки. А теперь, гляди-ка, вода в реке прозрачная… — я поднял плоский камешек и запустил в искрящуюся воду.

— А я ещё помню те времена, когда люди толпами ездили за город, мыли в реке машины и жарили шашлыки у колеса, — Роман зашарил в карманах брюк в поисках сигарет. — В этом тоже что-то было.

— Курение убивает! — проворчал Димка, отодвигаясь от него.

— Пфф! У меня искусственные лёгкие, я могу хоть в газовой камере жить!

Я подавил улыбку. Димка был ярым сторонником здорового образа жизни. Из нас троих он был единственным, кто не заменил в себе ни одного органа (что до меня, то на семидесятилетие я обзавёлся новым сердцем и коленными чашечками из нано-коста¹³). Димка бегал по утрам вокруг дома и пил Укрепляющую воду, чтобы не стареть. Он никогда в жизни не курил и не любил, когда это делают другие. Впрочем, перевоспитать меня и Рому ему так и не удалось.

— Пойду, ноги помочу, — Димка снял ботинки, подвернул джинсы и зашёл в воду.

— Ну и как оно? — поинтересовался Роман.

— Нормально. Ты вполне можешь искупаться.

Солнце сморило меня, поэтому я лёг и вскоре задремал, вполуха слушая, как плещется вода, да Роман мурлычет себе под нос.

— Данделайн, ты превратишься в водоросль!

Я засмеялся, не открывая глаз. Послышался лёгкий шорох шагов, и через секунду я почувствовал, как на меня кладут холодные мокрые камни.

— Эй! — я приоткрыл один глаз и уставился на Димку, сидевшего рядом на корточках.

— Толик, ты схватишь удар! — строго сказал он. — Тебя нужно охладить!

Я лениво поднялся и дошёл до воды. Солнце резало глаза, по реке плясали ослепительные блики. Становилось жарко. Я намочил голову и руки по локоть, затем подкрался сзади к безмятежному Роману и хлопнул его мокрой пятернёй по голой спине. Он взвыл, вскочил на ноги и погнался за мной, взметая пятками фонтанчики песка. Димка с интересом наблюдал за нами.

Рома догнал меня у самого берега. Между нами завязалась борьба, в ходе которой мы оба, не удержавшись на ногах, грохнулись в воду. Сказать, что она была холодной — значит, ничего не сказать! Мы барахтались на мелководье, фыркая и отплёвываясь, нас трясло от холода и неудержимого хохота.

— Отомстил! — ухмыльнулся Роман. Я окатил его водопадом брызг. Мой друг фыркнул и выбрался на берег. Великодушно протянул мне руку.

Подошёл Димка, набросил мне на плечи куртку. Укоризненно взглянул на Рому:

— Сейчас середина сентября, вообще-то!

— Ничего, я закалённый! — я включил внутренний обогрев комбинезона, и одежда быстро высохла.

Мы вновь безмятежно развалились на пляже.

— Рома, открой нам тайну: о чём книга, над которой ты сейчас работаешь? — поинтересовался Димка.

— О, это длинная история! — тут же оживился наш друг. — Я размышлял на тему мозгочипов. В той стране, где происходит действие, к власти пришёл один гений, который создал блокаторы лжи и сделал так, чтобы их вживили всем гражданам.

— И они разучились лгать? — уточнил я.

— Не совсем. Ведь ложь это часть природы человека. Просто каждый раз, когда люди лгали, блокаторы вызывали у них сильнейшую боль. Сами понимаете, преступность упала, власти с помощью компьютеров могли следить за всеми. Но всё же был один человек, который смог извлечь из себя блокатор лжи и помочь многим другим избавиться от их власти.

— Добрый герой? — предположил я.

— Нет, что ты! — Роман ухмыльнулся. — Он самый настоящий бандит, убийца, лгун и пройдоха, который больше всех выиграл от своего поступка.

— Тогда где мораль? — подал голос Димка.

— А чёрт её знает, — Рома неопределённо махнул рукой. — Этот парень всех освободил, свергнул власть и пустился в бега. Финал, занавес…

— Всё-таки, ты неисправимый романтик, — улыбнулся я. — Ладно, пиши дальше. Интересно будет почитать.

— Да, было бы здорово… — Роман мечтательно взглянул на небо. — Запустить книгу в сеть, получить награду за Особые заслуги — и вперёд, на Седьмой, к Творцам. Представьте себе: сад на крыше, весь зелёный…

— Ром, а чем тебе здесь хуже? — осторожно спросил Димка. — Смотри, какой лес кругом, и река, и солнце. Ты можешь летать сюда так часто, как захочешь. Разве сад может сравниться с этим?

— Но этого мало! Ведь жизнь там, наверху, это нечто большее! Здесь я никому не интересен… — Роман смотрел куда-то мимо нас. Мысли его явно были далеко.

Мы с Димкой переглянулись. Он едва заметно пожал плечами.

— Всё-таки, это большой риск, — заметил я. — Не понимаю людей, которые заново проходят УВТ-тест. Всё кончается тем, что их потом с работы увольняют и позорят всю жизнь.

— Тебя никто не заставляет проходить тест, Тал, — Роман поморщился. — Да ты бы и не решился.

— Мне и на моём месте хорошо, — буркнул я. — Вот сестрица моя смогла бы, она у нас в семье самая талантливая была, не то, что я…

— А ты бы прошёл тест, если бы не работал над книгой? — быстро спросил Димка.

— Не знаю, — отозвался Рома. — Может, и прошёл бы. В случае чего, я всегда найду, где заработать свои три копейки. А ты, Данделайн?

Димка снова пожал плечами.

— Мне нравится быть механиком. А все эти радужные плащи и дорогие машины… как-то это не по мне.

Помолчали. Димка сгребал песок в большую кучу и просеивал его сквозь пальцы. Рома курил, предусмотрительно отодвинувшись от него подальше. Я сидел, обхватив руками колени, и лениво думал, почему другие люди не ведут себя так, как мы втроём. Мы вот выбрались все вместе на природу, разговариваем уже добрую половину дня, и нам хорошо вместе. «Поколение иррационалов»… — я усмехнулся про себя. О, сколько раз я слышал, как другие критикуют прошлое, называя его бессмысленным, расточительным, жестоким! Но что же есть теперь? Изоляция в тесных ячейках, постоянные режимы тишины, отвращение к устной речи, потому что мысленная требует меньше времени и усилий. И от неё никуда не спрячешься. Потому что отключение чипа приравнивается к самоубийству…

Солнце спряталось за верхушками деревьев, и с реки повеяло холодным сырым ветром. Мы почувствовали, что ужасно голодны, и поспешили в лес — туда, где ждал авиамобиль с припасами.

— Прогуляемся? — предложил Рома, когда мы пообедали.

Пробравшись сквозь густой подлесок, мы выбрались на заросший высохшей травой луг. Вдалеке виднелись стеклянные постройки ферм.

— Эй, смотрите! — Димка указывал на три разлапистые яблони, пристроившиеся у самой кромки леса.

— Откуда они здесь? — Роман изумлённо оглядел корявые деревья.

— Видимо, тут когда-то был чей-то участок, — ответил Димка. — Вон, даже остатки забора сохранились.

Действительно, неподалёку обнаружилось несколько полусгнивших досок, торчавших из земли.

— Глядите-ка, а яблочки ещё имеются! — Роман поднялся в воздух на грави-ботинках и оседлал толстую ветку. — Их явно собирают, но не все… ну-ка, ловите! — он стал срывать мелкие красно-жёлтые плоды и бросать вниз. Мы с Димкой только и успевали их подбирать. Яблоки были сильно поклёваны птицами, но в остальном выглядели хорошими. Я с хрустом откусил сразу половину и зажмурился.

— Кислые…

Рома с треском соскользнул вниз, сломав несколько сучков. В волосах его запутались листья.

— Одичали совсем, — констатировал он. — Такими яблоками только неприятеля травить!

— Можно компот сварить, — деловито сказал Димка. — В наше время грех отказываться от съедобного!

— Тогда давай их сюда, — Рома снял с головы бандану, развернул. Получился солидный кулёк.

— Может, прогуляемся до ферм? — предложил он, когда яблоки были уложены.

— Идите без меня, — Димка виновато улыбнулся. — Я что-то устал немного…

— Да ну их, — я уселся в траву. — Там всё равно всё на охране. Роботы могут стрельбу поднять.

— Не будет никакой стрельбы! — возразил Роман. — Кругом защитное поле. Эти фермы — настоящие крепости.

— И простоят ещё лет сто, — вздохнул Димка.

— Их раньше снесут, — возразил я. — Люди снова станут осваивать Землю и всё на ней выращивать.

— Боюсь, мы не доживём до этого прекрасного момента, — усмехнулся Роман.

— Значит, в следующей жизни, — пожал плечами Димка. Его пальцы что-то быстро-быстро плели из сухих стеблей.

— Следующая жизнь, реинкарнация — чушь собачья! — нетерпеливо произнёс Роман. — Всё это сказочки из тематических потоков. Мы живём только один раз, поэтому нужно ухватить как можно больше.

— Ты чего так завёлся-то? — Димка миролюбиво тронул его за плечо. — Всё зависит только от того, во что ты веришь.

— А ты не веришь в чёрную пустоту после смерти?

— Нет. Человеческая душа бессмертна.

— Кабы знать… — мрачно сказал Рома. — У меня был один друг. Голод забрал его…

— Ребята, может, хватит? — попросил я. В такой прекрасный вечер не хотелось вспоминать о прошлом.

— Хорошо, давайте поговорим о любви! — усмехнулся Роман. — Водил я тут одну кису в музей Инстаграма…

— И как? — оживился Димка.

— Нам не повезло. Думали — попадём на выставку красивых пейзажей, а попали на бытовые селфи! Ну, вы понимаете — чистка зубов, отражения в зеркалах, еда в тарелках…

Мы дружно расхохотались.

— Ну и как, тебе удалось что-нибудь с этой… кисой? — поинтересовался я.

— Неа, — беспечно протянул Рома. — Потом она сказала: «Ой, у меня по графику кинопросмотр, так что до скорого!». И я плюнул на это дело. Эх, молодёжь… — он снова закурил. — Наверное, раньше между людьми не было преград.

— Сейчас их тоже нет, — возразил Димка.

— И ты в это веришь?

— Конечно. Ведь ничто не мешает тебе, Рома, общаться с нами, пусть ты и выше по уровню.

— Это другое, — Роман помотал головой. — Мне просто наплевать на чужое мнение. Но мир развился так, что разделил людей стенами. Чёртов прогресс…

— Стены легко сломать, друг мой. Другое дело, что новые технологии расширяют зону комфорта. Но сам прогресс здесь не при чём. Лично мне нравится прогресс.

— Сказал коллекционер всякого старья, — саркастически усмехнулся Роман.

— Это лишь хобби. Я храню вещи, а ты создаёшь духовные ценности.

— Ценности… — Рома выдохнул длинный столб дыма. — Я всего лишь бестолковый мечтатель…

Прошло много времени, прежде чем мы опомнились. Подул зябкий ветер, солнце скрылось за тучами и незаметно укатилось за горизонт. Мы вернулись на нашу поляну и развели костёр.

Высокое рыжее пламя щедро стреляло искрами, которые тут же уносились в сумеречное небо. Хорошо было сидеть у живого огня, потирая зудящие от жара колени и всё равно не двигаясь с места. Казалось, мы — студенты в турпоходе и впереди у нас вся длинная жизнь, не омрачённая ни трагедиями, ни разочарованиями. Мне ещё долго не было так хорошо, как в ту ночь, когда мы втроём сидели у костра, прижавшись друг к другу, пели песни времён нашей юности, доедали остатки ужина и говорили о наших делах, надеждах и нехитрых планах на будущее. Когда веки уже совсем отяжелели от усталости, мы загасили огонь и переместились в уютный салон Арчи, где уснули быстро и крепко.

***

Мы так устали за предыдущий день, что проснулись около полудня. Как ни жаль было уходить из леса с его простором, свежестью и солнцем, нам всё же пора было возвращаться в город. Я уже настроился на то, чтобы вечером просмотреть несколько отчётов, оставшихся с пятницы.

Арчи круто взлетел над деревьями и взял курс на юго-восток. Однако, пролетев всего несколько десятков километров, мы услышали непонятный шум в двигателях.

— Не может быть! — Роман стукнул пальцем по индикатору, отображавшему показания топливного отсека. — Он пишет, что у нас кончился изотен!

Тут раздался предупреждающий сигнал, и наш друг, ругаясь, поспешил посадить авиамобиль неподалёку от ферм.

— Что за?.. — он недоверчиво уставился на экран бортового компьютера. — Топливо действительно закончилось!

— Приехали, — ухмыльнулся я. — Добро пожаловать на природу, кошмар для горожанина!

— Возможно, ты много потратил на ускорение, когда мы улетали от Спиди, — предположил Димка. — Топливный бак не рассчитан на такие гонки.

— Так, ребята, похоже, мой авик сегодня уже никуда не полетит, — сердито сказал Рома. — А это значит, что до города нам придётся топать пешком.

— Вообще-то, здесь не так уж далеко, — заметил Димка. — Я замерил расстояние. К вечеру доберёмся.

— Отличное занятие для уик-энда! — проворчал я. Однако внутренне обрадовался: всё же, наш небольшой отпуск затянется подольше.

Роман связался по майндвебу с сервисным центром. Судя по его лицу, наш друг с кем-то ругался. Наконец он произнёс:

— Отлично, машину мне доставят только завтра вечером. Видите ли, у них нет свободных подъёмников! Мне что, на лифте домой подниматься?

— Ничего, вызовем тебе такси, — пообещал Димка. — Как только доберёмся.

Мы решили двигаться вдоль скоростной линии — этот путь был кратчайшим. Рядом с дорогой Спиди пролегала техническая платформа, отделённая от путей тонкой металлической сеткой.

Пару раз мимо на сумасшедшей скорости проносились поезда, и всякий раз сердце моё не успевало в испуге дважды стукнуться о рёбра, как всё уже кончалось — только травы запоздало колыхались порывами ветра.

Роман шёл впереди, бодро ступая по шершавым бетонным плитам, я следовал за ним, Димка замыкал шествие. Мы шли уже часа два, когда я увидел, что он отстаёт.

— Эй! Ты устал? — я вернулся к нему. Димка опустился на бетон, привалившись спиной к сетке. Слабо улыбнулся.

— Что-то поясницу прихватило. Я сейчас…

Его лицо было бледным и мокрым от пота. Я сбросил сумку, отыскал в ней бутылку воды, отдал ему.

— Эх, ты, Данделайн! — к нам подошёл Рома. — Надо было для тебя тапочки-антигравы захватить. Мои тебе великоваты будут.

— Никто же не знал, что так выйдет, — я присел на корточки рядом с Димкой. — И давно у тебя такие приступы?

Он пожал плечами и поморщился.

— Месяца четыре назад, когда я ремонтировал машину в цеху, на меня упала металлическая ось — она была плохо закреплена. Я успел её поймать, но она была очень тяжёлой, и я немного потянул спину.

— Ты бы поберёг себя, Дим, — озабоченно сказал Рома. — В конце концов, ты уже не мальчик. Всякие болячки…

Димка осторожно встал.

— Порядок, ребята, можем идти. Только… мне, всё-таки, придётся останавливаться, — он виновато взглянул на нас.

— Не волнуйся, Данделайн, — отозвался Рома. — Если станет совсем туго, я поменяюсь с тобой ботинками. В них заряда на полсотни километров ещё…

В девять часов мы вступили в город. Уже смеркалось, и Москва ослепила нас тысячами огней. Роман вызвал такси и поехал нас провожать. Когда мы припарковались у нашего дома, Димка с трудом вылез из машины, держась за поясницу. До ячейки мы практически донесли его на руках.

— У тебя есть что-нибудь от спины? — строго спросил Роман, когда мы зашли внутрь.

— Есть разогревающая мазь. Там, на полке…

— Так, а ну-ка, давай ложись! — Рома быстро отыскал нужный тюбик. — Сейчас сделаю тебе китайский массаж.

Спорить с ним было бесполезно. Димка со вздохом снял рубашку и футболку и растянулся на кровати лицом вниз. Роман с хрустом размял кисти рук, затем принялся растирать ему спину сначала медленными, а потом быстрыми круговыми движениями, да с такой силой, что кости затрещали.

— Ай, — сдержанно сказал Димка. — Вот здесь лучше не трогай…

— Ты уверен, что в Китае делают именно так? — не выдержал я.

— Ну, может, и не в Китае, а в Японии. Или в Таиланде… методика всё равно одна. Этому меня одна подружка научила.

— Понятно.

Рома мял несчастного Димку ещё минут десять. Я, глядя на такие издевательства, думал, что не хотел бы оказаться на его месте.

— Всё, Данделайн, хватит с тебя, — Роман накрыл его тонким термо-одеялом и вытер пот со лба. — Ну, ты и тощий! Одни кости!

— Тепло… — подал голос Димка, устраиваясь поудобнее. Рома взлохматил ему волосы на макушке.

— Обращайся. Доктор-Роктор принимает круглосуточно.

— Спасибо.

— Ты, всё-таки, сходи на обследование, — посоветовал я. — Мало ли что.

— Угу. В понедельник, — Димка широко зевнул. — Я посплю немного, ладно?

— Как на тебя массаж подействовал! — ухмыльнулся я. Мы с Ромой вышли на улицу. Он отправился провожать меня.

— Спать я сегодня не смогу, — весело сообщил мой друг. — Сегодня, пока мы шли, ко мне пришло вдохновение.

— То есть, ты разобрался с вопросами, которые тормозили сюжет? — улыбнулся я.

— Ага. Теперь всё как по маслу пойдёт. Думаю, к Новому году успею закончить.

***

Понедельник выдался очень загруженным, поэтому только во время обеденного перерыва, когда я позволил себе отдых, я почувствовал тревогу. Она царапала меня невидимыми коготками с самого утра, я же её упорно не замечал, бессознательно откладывая посторонние мысли на потом. «Потом» наступило, и я вздрогнул: Димка. Я поспешил связаться с ним по майндвебу. Мой друг отозвался не сразу — видимо, был на работе.

«Тал, десять секунд», — раздалось у меня в голове.

«Один вопрос. Ты был на обследовании?»

«Да. Порядок, Тал. Я должен работать, прости». — Он отключился.

Всё в порядке, значит. Что-то во всём этом не давало мне спокойно выдохнуть. Но что? И тут я понял: Димка никогда не называл меня сокращённым именем. Даже в моменты полного аврала в цеху он никогда не опускался до сухости, что не мешало ему, однако, чётко и ясно излагать мысли. Теперь же его речи могла быть присвоена премия «Рационал года» — настолько официальным был его тон.

До конца дня я не думал ни о чём, кроме своих обязанностей; на это ушла вся моя внутренняя дисциплина. Я безукоризненно составлял отчётные файлы, запоминал новую информацию, связывался с клиентами и даже ушёл из офиса немного позже обычного — настолько увлёкся. Но, сев в авиамобиль, я рванул к дому с такой скоростью, что даже Ромин Арчи мог бы позавидовать.

Димки ещё не было дома. Да ему и не полагалось находиться здесь в это время, если он с утра отправился на работу. Я трижды обругал себя истеричным дураком. Ну что могло случиться с ним, с этим перестраховщиком, который всю жизнь свою, должно быть, уже наперёд продумал и взвесил? Мне следовало уйти домой и выкинуть из головы всякую чушь.

Не ушёл. Сел на мягкую скамейку в стенной нише, вставил в ухо крошечный ультраволновой проигрыватель и на время выпал из реальности, растворившись в расслабляющих звуках, наполнивших мою голову.

Наконец я увидел Димку. Он медленно шёл вдоль уличного парапета, зацепившись большими пальцами рук за белый ремень комбинезона. Человек, зверски уставший на работе, ничего особенного. Я поднялся ему навстречу, но мой друг заметил меня, только подойдя вплотную. Поднял тёмно-серые глаза, в которых еле теплился вялый интерес.

— Пришёл тебя проведать, — сказал я.

— Я же говорил, что всё в порядке, не о чем беспокоиться… — он натянуто улыбнулся. Я помотал головой.

— Ничего не в порядке, Дим, я же вижу. Я, знаешь ли, не вчера родился.

— Думай, как хочешь, Тал, — Димка пожал плечами, и вдруг лицо его передёрнулось болезненной судорогой.

— Вот видишь, сам твой организм против твоего вранья, — усмехнулся я, стараясь, чтобы голос звучал как можно беззаботнее. — Признавайся, ты ведь не был на обследовании, да? Поехал вместо этого на работу, думая, что твоя спина сама пройдёт?

Я никогда не слышал, чтобы Димка ругался. Более того, я даже раздражённым его не видел, максимум — озадаченным. Поэтому сорвавшиеся с его губ проклятия потрясли меня.

— С чего ты взял, — тихо произнёс мой друг, — что я соврал? Я разве похож на человека, бросающего слова на ветер? — под конец он взял себя в руки, и голос, в котором звенел металл, снова стал мягким.

— Наверное, с того, что сейчас ты впервые в жизни выглядишь глупо.

Димка отвернулся. Подошёл к своей двери, приложил руку к косяку, снимая блокировку, и вошёл в ячейку. Я последовал за ним, пока он не передумал и не оставил меня за порогом. Димка прошёл в спальню и упал на кровать — как был, в куртке и ботинках. Я придвинул стул и сел напротив него.

— Я болен, — наконец сказал мой друг. То, как это прозвучало, заставило меня вздрогнуть. Но я лишь пожал плечами.

— Я так и думал. Подробнее, если можно.

— Рак позвоночника.

Димкино лицо было непроницаемым, голос — хладнокровным, но от этого было только хуже. Я поверил сразу. И пусть мой разум отказывался принимать услышанное, я уже как будто видел этот безрадостный путь, на котором мой друг оказался так внезапно, всего с одного шага. Но я держал себя в руках. Нужно было оставаться спокойным и делать вид, что ничто не имеет значения. Тогда, быть может, беда обошла бы нас, лишь немного задев.

— Это… неприятно, — наконец сказал я. — Лечение будет долгим.

— Неприятно? — переспросил Димка. — Что ж, это ещё не всё. Врач сказал, что это уже нельзя вылечить. Слишком поздно. Мне осталось несколько месяцев. Вот это неприятно.

Помню, я просто взбесился тогда. Я всегда считал, что лишать людей надежды — величайшее из преступлений. Попадись мне тот медик, я бы ему показал, что такое настоящая клятва Гиппократа, а не та галочка, что он поставил под своим резюме в графе «ознакомился и принимаю».

Теперь Димка прямо смотрел на меня, закусив губу. В тот момент я жалел, что не могу найти ни слова утешения. Новость поразила меня, как выстрел в спину, но тогда я чувствовал только шок и слабость; едкой болью в сердце она стала позже. Я думал, что Рома смог бы сказать что-нибудь правильное, отчего всем нам стало бы легче. Но Роман был у себя дома и ничего не знал о случившемся, и, чёрт возьми, я должен был рассказать ему, но заранее боялся даже мысли об этом.

Я пересел на край кровати и притянул Димку к себе. От него пахло металлом и машинным маслом — запахи рабочего цеха. Я чувствовал, как его плечи дрожат под курткой, и жалел, что не знаю, как унять эту дрожь. И странным, неправильным казалось то, что это я обнимаю его, словно ребёнка, пытаясь успокоить: я всегда думал, что будет наоборот.

Мой друг глубоко вздохнул, будто сдавливая что-то внутри.

— Толик, ты не думай, — тихо сказал он. — Я ещё поборюсь.

***

Димка не собирался сдаваться. Испробовав все возможности, всегда важно знать, что ты сделал всё, что мог — думаю, это был его девиз по жизни.

«Sun Steel», компания, в которой он работал, предоставляла своим сотрудникам медицинскую страховку — редкая роскошь в наши дни. Архивариусам в «Youngs», к примеру, такого не полагалось. В пакет медицинских услуг входил шестинедельный курс химиотерапии. Шансы на выздоровление при таком лечении были невелики, но другого выхода не было: даже при самом удачном раскладе операция могла привести к полному параличу.

Меня всегда удивляло, почему, несмотря на гигантский скачок в науке и технике, медицина за полвека почти не продвинулась, а в чём-то даже откатилась назад. Почему простуду или грипп можно вылечить всего за сутки, но тяжёлые заболевания вроде рака или СПИДа лечатся всё теми же методами, что и пятьдесят лет назад. Конечно, конструкторы тел частично решили эту проблему. Можно вырастить в лаборатории новый орган и пересадить его на место больного. В этом случае есть гарантия, что болезнь не вернётся, ведь искусственная ткань гораздо совершеннее живой. Однако некоторые вещи не под силу даже конструкторам. Моему другу не повезло: любое более-менее серьёзное лечение требовало прорву времени и денег, а у него не было ни того, ни другого.

Димкина болезнь была в запущенном состоянии. Его крепкий, здоровый организм долго не желал реагировать на тревожные симптомы. И когда боль в спине стала мучительной, опухоль уже выросла настолько, что начала сдавливать спинной мозг.

Удивительно, что он до сих пор мог ходить. И даже работать как-то умудрялся, несмотря ни на что. Правда, теперь Димка занимался не починкой двигателей, а исправлял дефекты в виртуальных моделях: по таким автоматические станки собирают реальные механизмы.

Дважды в неделю перед работой он проходил процедуры химиотерапии. Возвращался домой измотанным до предела, но на наши с Ромой осторожные вопросы отвечал неизменно: пока есть силы, он будет полезным.

Димка очень любил свою работу. Как-то раз я спросил его, почему он пошёл в механики? Ведь внутри каждого уровня тоже существует иерархия профессий, и он мог бы занять более высокую нишу — скажем, в сфере компьютерного программирования. Уж лучше, чем круглые сутки валяться под авиамобилями, потея и пачкаясь в смазке. Но Димка, как всегда, пожал плечами и ответил, что это был сознательный выбор.

— Видишь ли, Толик, я люблю работать с материалом. Своими руками собирать сложный конструктор и видеть результат.

— Разве ты всю жизнь мечтал о таком?

— Нет. Я мечтал создавать абстрактные вещи и воплощать их в жизнь. Скажем, виртуальные миры, которые захватывали меня ещё в детстве, когда я играл в электронные игры… однако такими делами не занимаются на Третьем уровне. К сожалению, я недостаточно компетентен. Но мне всё равно очень нравится то, что я делаю — я не зря этому учился.

***

— Вы хотите познакомиться с моей дочерью? — как-то раз спросил Димка.

София, его единственная дочь, много лет жила в Германии — уехала туда после смерти матери и вплотную занялась журналистикой. Димка гордился ей безмерно. Однако ей не удалось построить за рубежом какую-то серьёзную карьеру со своим Четвёртым уровнем, и, в конце концов, девочка переехала в Петербург. По работе её отправили в командировку в Москву, и Сэм решила навестить отца, понимая, то в другой раз это будет сделать гораздо сложнее: слишком большая волокита с документами.

Мы договорились, что встретим Софию на вокзале — незачем Димке в его состоянии таскаться туда одному.

Роман ловко втиснул свой Арчи на многоуровневую парковку у входа на Ленинградский вокзал — огромный комплекс со своими отелями, магазинами, бизнес-центрами и конторами по оказанию услуг. Затем вышел из машины и помог выбраться Димке, несмотря на его протесты.

Спиди, совсем не страшный в неподвижном состоянии, блестел обтекаемыми серебристыми боками в лучах неоновых солнц, закреплённых высоко под потолком зала прибытия. На перроне было шумно: люди подзывали роботов-погрузчиков и связывались по майндвебу с системой управления поезда, требуя обслуживание в купе. После двадцати минут стоянки Спиди должен был нестись в обратном направлении, поэтому будущие пассажиры заранее готовили себе условия.

Димкина дочь вынырнула из толпы, придерживая за ручку небольшой грави-чемодан, плывший за ней в полуметре над платформой. Девушке не составило труда найти нас: Димка ориентировал её по ментальной сети.

— Добрый день, — вежливо сказала София, приблизившись к нам. Она была очень похожа на отца. Те же светлые волосы, коротко, по-мальчишески остриженные, те же пронзительные серые глаза. Разве что черты лица более мягкие и правильные. Простой жёлтый комбинезон, свободная белая конта, пара металлических кулонов, серёжки-гвоздики в ушах…

София оказалась на полголовы выше Димки, и, обнимая его, она слегка наклонилась, а он привстал на цыпочки.

— Приятно познакомиться, Тал, — я поднял ладонь в вежливом жесте.

— Зовите меня Сэм, — она улыбнулась краешками губ, обнаружив очаровательные ямочки на щеках, и сама протянула мне руку в тонкой жёлтой перчатке.

— А меня вы можете называть как угодно, — расплылся в улыбке Рома. — Но в обычной жизни я Капитан Сорви Голова!

— О, папа, какие у тебя странные друзья! — Сэм рассмеялась и нетерпеливо потянула Димку к выходу с перрона. — Идём быстрее. Я устала.

Роман ткнул меня локтем в бок и многозначительно подмигнул.

Мы загрузили чемодан Сэм в авиамобиль и усадили её на заднее сиденье между Димкой и мной. Рома, весело насвистывая, включил свой майнд-саунд, и на весь салон заиграли «Rainbow». Я опасливо покосился на девушку: как она к этому отнесётся? Но та лишь безмятежно улыбалась, со сдержанным любопытством глядя через прозрачный купол кабины на проносящиеся мимо здания. Левая ладонь её сжимала руку Димки, который, казалось, онемел от радости.

***

Сэм поселилась на кухне, заняв совсем немного места — угловой диванчик и маленькую полку. В Димкиной ячейке так и не прибавилось ничего, свидетельствовавшего о том, что у него поселилась женщина, и всё же в доме вдруг стало гораздо уютнее — хотя уж у Димки-то всегда было безукоризненно чисто, и всё стояло на своих местах.

Сэм поднималась очень рано. Она достала с антресолей старую плитку (Димка ей не пользовался, поскольку редко готовил дома) и теперь каждое утро варила кофе — так что им пахло на всю ячейку до самого вечера. Признаться, до этого я считал синтетический кофе ужасным пойлом, однако в исполнении Сэм он оказался весьма неплох.

Она ездила по служебным заданиям маленького виртуального журнала, в который только-только устроилась на работу. Он был посвящён, в основном, современной культуре, в которой Сэм разбиралась превосходно, а мы с Димкой совершенно ничего не смыслили. Однажды она целый день провела в музее «Инстаграма», подробно изучая и занося в память выставку селфи десятых годов. Когда я спросил Сэм, как она к этому относится, та лишь рассмеялась:

— Это что! Одна моя бывшая сотрудница исследовала модификации селфи-палок за двадцать лет, представляете?

С Димкой Сэм была очень ласкова, хоть и держала некоторую дистанцию, не особо посвящая его в свои дела. Выяснилось, что в годы Голода она осталась с родителями — несмотря на тяжелейшие для семьи времена, те не стали отдавать девочку в закрытую школу или отправлять в другую страну в целях безопасности. Быть может, именно близость с родными не дала Сэм стать «своей» среди сверстников: в их кругу она чувствовала какое-то одиночество и отчуждённость, поскольку была гораздо глубже, умнее и чувствительнее.

В свои сорок с небольшим она выглядела совсем юной — будто вчерашняя школьница, только-только вступившая во взрослую жизнь. Несмотря на то, что Сэм была далека от общепринятого идеала красоты (как она сама со смехом замечала), я всё же находил её красивой — наверное, потому, что она никого не пыталась обмануть своим обликом.

Димка запретил нам с Ромой говорить ей о своей болезни. Сэм только-только устроилась в новом городе, её работа оплачивалась невысоко, несмотря на Четвёртый уровень. Вряд ли она могла бы помочь с лечением, а вот не на шутку встревожиться — запросто.

С моим другом я теперь виделся не каждый день — за ним было кому присмотреть. Засиживаясь допоздна на работе, я ловил себя на мысли, что не могу перестать думать о Сэм. Она была… очень понятной, наверное. Она была интересной. И меня тянуло к ней, как магнитом.

— И что теперь будешь делать? — спросил меня Роман через несколько дней после нашего с Софией знакомства.

— Делать — что? — не понял я.

— Брось, я же вижу, как ты на неё смотришь! — ухмыльнулся этот старый злодей. — Учти, она непростая штучка.

С Ромой девушка подружилась быстро. Уже вечером первого дня своего пребывания в Москве Сэм говорила ему «ты», нисколько не стесняясь. Но со мной она держала дистанцию, будто опасалась чего-то. Я пытался вести себя непринуждённо, но всё равно оставался в глазах этой девушки всего лишь пожилым другом её отца.

Я пытался не думать о Димкиной дочери. Но, чтобы выкинуть её из головы, нужно было, для начала, перестать видеться, а я не мог не навещать своего друга — просто чтобы удостовериться, что у него всё более или менее в порядке. Сэм была очень близко и не подозревала, какие противоречия рождает в моей душе её присутствие. А я плохо спал из-за мыслей о ней.

***

В один из вечеров, когда я сидел дома, просматривая новости через ви-очки и уже подумывая о том, чтобы лечь спать, Сэм вызвала меня по майндвебу. Я не давал ей своего номера — видимо, она узнала его у моих друзей. Я сразу понял, что девушка встревожена.

«Что случилось?»

«Тал, я в баре „Спираль“ на Первом. Тут Рома, и он не в порядке».

Бар «Спираль» был одним из тех злачных мест, где можно было выпить дешёвого синтетического алкоголя, официально запрещённого в Москве. Здесь собиралась очень подозрительная публика, и горе было тому, кто пришёл сюда, не захватив с собой шоковый хлыст и изрядную долю везения. Я знал это с Роминых слов, сам я в «Спирали» до этого не бывал. Говорил я ему, что не стоит посещать подобные заведения — но разве он когда-нибудь слушал?

Я вызвал такси и выскочил из дома, на ходу подключаясь к ментальной сети в поисках адреса. Через пару минут я уже мчался над городом.

Бар находился в подъезде старого дома. Железная дверь со сломанным домофоном была гостеприимно распахнута, изнутри доносились звуки рокочущей музыки. Несколько здоровенных парней в серых комбинезонах сидели на лестнице, преграждая дорогу. В руках у них были стаканы со светящимся голубым коктейлем. Было ясно, что просто так эти ребята меня не пропустят. Я поспешно отстегнул и спрятал в карман свой жетон с цифрой «три», взлохматил волосы и изобразил на лице самое наглое выражение, на которое был способен.

— Эй, куда? — спросил один из парней.

— Пить! — рявкнул я. Верзила поднялся со ступеней и подошёл ко мне вплотную. Он был выше меня на целую голову и шире в два раза, от него сильно несло перегаром. Я подумал, что мне сейчас придёт конец, но парень хлопнул меня по плечу здоровенной рукой, чуть не сбив с ног.

— Бутылочку вынесешь, старичок?

— Не вопрос… — пролепетал я.

Меня затолкнули в квартиру на первом этаже, где и располагался бар. Здесь было битком набито, люди сидели чуть ли не на головах друг у друга. Густая завеса сигаретного дыма висела под потолком; разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки было сложно. Я надел ви-очки и просканировал помещение в поисках друзей. Прибор обнаружил их в дальнем углу. Пока я туда протискивался, мне успели отдавить ноги, облить каким-то коктейлем и ободрать пару застёжек с пальто.

Я до сих пор удивляюсь выдержке и невозмутимости Сэм. Видимо, этим она пошла в отца. Пока девушка находилась в баре с Ромой в окружении всех этих пропоиц с Первого уровня, которые ругались, горланили песни и вели себя, как животные, она не давала в обиду ни его, ни себя.

Когда Сэм увидела меня, на её лице отразилось явное облегчение. Я заметил в её руке карманный шокер. Молодец, подготовилась.

— Ты в порядке? — на всякий случай спросил я.

— Я — да. А он — нет, — Сэм кивнула в сторону Ромы, сидевшего напротив.

С первого взгляда было понятно, что с ним что-то не то. Роман сидел неестественно прямо, неподвижным взглядом глядя перед собой. В руке у него был высокий пластиковый стакан с какой-то чёрной жидкостью.

— Я бы увела его, — громко сказала Сэм, перекрикивая шум в баре, — но он не хочет!

— Потому что я не закончил, детка! — хрипло отозвался Роман. Я немного успокоился: по крайней мере, мой друг был в состоянии разговаривать.

— Сегодня особенный день, — продолжал он. — Ровно тридцать три года… — Рома поднял стакан и сделал большой глоток. Поморщился, как от зубной боли. — У меня был хороший друг. Во время Голода он оказался в толпе, когда все рванулись на раздачу еды… это было в этот день. В полдень.

Я взял стакан и попробовал налитую в него жидкость. Она была похожа на вино, только вместо сладости в ней была соль. И горечь.

— Господи, что это за гадость? — меня передёрнуло.

— Так и называется, «2032»… — Роман поднял стакан и повернулся к двум одетым, как хипстеры, бородатым мужикам, что сидели позади нас. — Давайте, ребята! За тех, кого с нами нет…

Те вяло подняли стаканы в ответ.

— Знаешь, если бы я там был тогда, я бы смог его увести… — Роман допил остатки, тяжело вздохнул и уронил голову на грудь.

— Так, всё, — я кое-как вылез из-за стола и схватил его за шиворот. — Довольно, слышишь? Мы отвезём тебя домой.

— Как скажешь, шеф! — мой друг улыбнулся и положил руку мне на плечо. Вдвоём с Сэм мы вывели его из бара.

— Эй, парень, а где бутылочка? — обиженно сказал сидевший на лестнице детина.

— Обойдёшься! — рявкнула на него Сэм и щёлкнула шокером, выпустив в воздух трескучую голубоватую молнию. Пьяных как ветром сдуло.

Мы вышли на улицу. Рома почувствовал себя лучше, глотнув холодного воздуха.

— Где твоя машина?

— Там… — он махнул рукой куда-то в конец улицы.

— Ты так и пришёл в рубашке? — спросила Сэм. — Где твоё пальто?

— Не… не знаю… — Роман растерянно оглянулся в сторону бара. Сэм было направилась обратно, но я удержал её:

— Не суйся туда.

Снял своё пальто, накинул другу на плечи.

— Пошли уже, герой.

Мы подхватили его с двух сторон и повели прочь.

— Ты-то как сюда попала? — спросил я у девушки. — Тоже выпить захотелось?

— Нет, я по служебному заданию, — она улыбнулась. — Собираю материал для репортажа про Первый. Записала обзор, — Сэм коснулась пальцем левого виска, и я только теперь заметил, что к коже эластичной плёнкой был приклеен гиперчип, позволявший вести хронику всего, что она видит, слышит и чувствует. При просмотре этих материалов зритель воспринимает их так, будто пережил все события сам, во всей полноте.

— И как, не страшно было спускаться сюда? — удивился я.

— Страшно. Но я знаю этот район — мы раньше здесь жили.

Арчи был припаркован за углом. Мы уложили Рому на заднее сиденье. Он то и дело твердил, что всё нормально, и он в состоянии вести машину, но я запретил моему другу даже думать об этом. Сел за руль сам, включил автопилот.

— Жаль его, — тихо сказала Сэм. — Он вспоминает много плохого.

Я не знал, что на это ответить. Молча взлетел и повёл машину в сторону Роминого дома.

— Спасибо тебе, — сказал я. — Не окажись тебя в баре, он бы там до сих пор сидел.

— Думаю, Рома бы выкрутился, — улыбнулась Сэм.

Мы сидели за столом в его ячейке и пили чай. Сам Роман лежал в своей чудовищной кровати и, наверное, уже видел десятый сон.

— Папе повезло с друзьями, — задумчиво произнесла девушка.

— Я думаю, с детьми ему тоже повезло, — в том же тоне отозвался я, несколько смущённый её словами.

— Нет, я редко с ним вижусь, — Сэм грустно улыбнулась. — Мне кажется, я всегда его бросаю. Моя работа…

— Но он очень радуется, когда видит тебя. Он тобой гордится и прекрасно понимает, что тебе нужно жить своей жизнью.

— Не будем об этом. Расскажите лучше о себе, Тал, — внезапно попросила она и пытливо взглянула мне в лицо. Я почему-то покраснел, как мальчишка.

— Какой из меня рассказчик…

— Папа говорил, что вы добрый, смелый и честный.

— Он переоценивает меня, — я окончательно смутился.

— Тогда расскажите, — Сэм дотронулась кончиками пальцев до моей руки и лукаво улыбнулась: — Я вестница. Я не отстану.

— Что ж… — я задумчиво уставился на блестящую столешницу, в которой отражался точечный синий свет ночного освещения. — Знаешь, есть давно устаревшее слово «архивариус». Думаю, оно описывает не только мою профессию. Приходя на работу, я запоминаю всё важное, что происходит в нашей фирме, и раскладываю по полочкам в отчётах. Но, возвращаясь домой, даже отключив мозгочип, я всё равно продолжаю запоминать. Хроника жизни пробегает перед моими глазами, а я — не режиссёр и даже не механик. Я — всего лишь плёнка… — я нервно рассмеялся, не глядя на свою собеседницу. — Когда я один, ничего не происходит, во всяком случае, такого, что можно было бы сохранить. Пустая квартира, электрические рассветы, этот вечный сигаретный дым и собственная тень на стене…

Сэм молчала, и мне показалось, что она не понимает. Но остановиться я уже не мог.

— Я всё время ухожу от этого, — продолжал я. — На работе я подключаюсь к камерам наблюдения и слежу за руками хирургов, которые творят чудеса своим умением. Я чувствую себя сопричастным, пусть даже я ничего не сделал. И когда мы… когда что-то происходит, например, твой отец приходит, или Рома заваливается ко мне домой с предложением что-нибудь устроить… тогда я не чувствую себя бесполезным. В такие моменты мне кажется, что я действительно становлюсь кем-то… — я опустил голову и уставился на свои руки.

Я думал, что Сэм решила, будто я сумасшедший, и успел обругать себя на все лады за то, что вот так взял и выложил ей всё это вместо того, чтобы отделаться какими-то банальностями.

— Спасибо, — вдруг сказала она.

— Что?! — я вскинул глаза. Лицо девушки было задумчивым.

— Вы честны со мной.

— Правда не всегда бывает интересной.

— И что же? Зато вы очень точно описали то, что я сама чувствую иногда.

— Ты? Не может быть! — я помотал головой. — Ты очень яркая и активная, да и вообще…

— И что? — повторила Сэм, грустно улыбаясь. — Это маска. А на самом деле в мире есть всего два типа людей, Тал. Первый — люди-картины, которые сами могут наполнить любую жизнь событиями, эмоциями, смыслом. Такие, как мой отец. Или как Рома. А есть люди-зеркала. Которые сами по себе становятся интересными в зависимости от того, что в них отражается.

— Один-один, — усмехнулся я. — Ты тоже честна со мной.

Сэм рассмеялась, а затем пристально посмотрела на меня.

— Тал, я нравлюсь вам? — внезапно спросила она.

— Да, — честно ответил я, сам не понимая, почему. — Знаешь, я ещё не встречал таких, как ты.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

11

Когда всё будет сделано и сказано, Я уйду, пока мне ещё весело, Позволь мне уйти, пока они не заставили меня бежать

12

Rolling Stones — Dandelion

13

Нано-кост — прочный и гибкий материал, использующийся для выращивания искусственных костей