Любовь не там, где ищешь… Роман

Аркадий Тимофеев

Мы часто ошибаемся в любви и сталкиваемся с пороками человеческими, которые мешают проснуться настоящим чувствам. Эти ошибки часто стоят очень дорого. Бывает и так, что совершенно случайно мы встречаем любовь в самых необычных местах… В голове дьявол, а в сердце Бог! Любите сердцем и душой. Какой бы не был мужчина сильным, а женщина в его жизни, её любовь, тепло и забота, нужны ему всегда, особенно когда судьба ставит подножку, а некогда верные и близкие люди предают.

Свидание в Риме

Лишь тот, кто ждет — оценит встречу, в разлуке нет ничьей вины — кто не любил — тот гасит свечи, кто любит — тот горит внутри.

Эль Твит

Мы встретились возле Колизея, она была в легком красном платье с вышитыми золотой ниткой причудливыми завитыми узорами. С букетом алых роз Scarlet Queen Elizabeth, под цвет ее шелкового платья, я подошел, окрыленный от того, что наконец-то я ее нашел, она улыбалась, ямочки на щеках в лучах утреннего солнца выглядели еще красивей. Солнце бросало лучи света так, что в глубине образовывалась крохотная, еле заметная тень, еще больше подчеркивая присутствие этих манящих и будоражащих разум, маленьких и аккуратненьких «вулканчиков» радости и счастья, когда она улыбалась или смеялась. Ее маленькая родинка на левой щеке, чуть ближе к чувственным, малиновым губам, была словно черная жемчужинка на белом песке дна океана. Заманчивая для ныряльщиков, которые любуются красотами подводного мира. Словно черная бусинка, которую обронили на розовом покрывале ее нежной кожи.

А ее глаза, боже, эти глаза! Два бездонных горных озера с нежно-зеленой водой, с отражающимися в ней голубым небом и зелеными лугами вперемешку с зелеными макушками соснового леса, смешивали краску до такого бирюзового, пленящего мое сердце, цвета, что, буквально, тонул в них, но мне не хотелось, чтобы меня кто-нибудь спасал. Хотелось тонуть в них каждый раз, как только смотрю в них. Они словно разлились рядом с милым, нежным холмиком носа. Хотелось опуститься на самое дно, и остаться навечно там, где находится душа. Ведь глаза — зеркало души, и хочется остаться в ней, стать ее частью, знать, что в ней, изучить каждый уголок. Это были словно два одинаково ограненных рукой неведомого мастера до идеала камушка бирюзы в чудесной оправе ее глаз с длинными черными ресницами. Когда она смеялась, то в глазах сразу был виден огонек, искра счастья. Да что там искра и огонек, там сразу виден костер радости и пожарище счастья, ради которого стоит делать любые сумасшедшие поступки, на которые у обычного человека, который не любит всей душой и сердцем, просто не хватит смелости. Ведь когда человек любит, у него вырастают крылья, которые не видит тот, кто никогда не любил по-настоящему. Любовь — самое высокое чувство человека, любовь — «топливо», подпитка души человеческой, а душа двигает человека на поступки.

Любуясь ей, словно картиной, нарисованной самим солнцем, красивее «Моны Лизы» самого Леонардо да Винчи, которое до сих пор рисовало ее своими лучами, как невидимой кистью, с самой яркой и сочной акварелью, я вспомнил строки Эдуарда Асадова:

Ну каким ты владеешь секретом?

Чем взяла меня и когда?

Но с тобой я всегда, всегда,

Днем и ночью, зимой и летом!..

Подарив цветы, поцеловал в разрумянившиеся от утреннего солнца щечки и розовые губы, которые на вкус были как спелая малина, сладкие, нежные, чувственные… От них еще долго оставался ароматный, ягодно-медовый привкус на губах и ощущение чего-то божественного и неземного… Хотелось, чтобы этот привкус навсегда остался, не хотелось даже облизывать губы, а наслаждаться этим вкусом всю жизнь, днем и ночью, утром и вечером… Зимой и летом… Осенью и весной….

— Привет, Ромочка! Хорошо, что ты меня нашел, я долго ждала этого дня! — улыбаясь, произнесла она, щурясь от солнца.

— Привет, Анжелика! Это было не просто, но все же мы снова вместе — улыбнувшись, ответил я, беря ее за руку.

Постояв пару минут, глядя друг другу в глаза, она утонула носиком в пышном букете, и, жадно вдыхая аромат свежих, с капельками влаги на лепестках, цветов, мы пошли от площади Колизея, через парк Colle Oppio в сторону базилики Санта-Марии-Маджоре. Ярко светило солнце, но изнывающей жары не было, так как это было раннее утро. Ночная прохлада еще витала в воздухе этого древнего города. Брусчатая мостовая еще не была так раскалена южным палящим солнцем, а отдавала холодом от остывших за ночь булыжников. Весь день был впереди… Вместе, только я и Анжелика… До самого вечера, а может, и до самого утра, чтобы встретить рассвет в апельсиновом саду, в парке Савелло, на холме Авентин, в одном из самых романтических мест в Риме…

Дойдя до площади Piazza di S. Maria Maggiore, мы зашли позавтракать в кафе Rustichelli & Mangione, с видом на базилику и старинную площадь. Официант лениво, почти зевая, принес нам меню в кожаном переплете с бронзовыми буквами, которыми было написано название кафе причудливым, но красивым древнеримским шрифтом. Взяв немного пошарпанную папку, я выбрал себе чашечку американо, но в Италии его называют lungo, два корнетто с шоколадом, что-то вроде французского круассана, и одну пиццетту с ветчиной и сыром. Анжелика, глядя в меню, долго его листала, но так и не смогла ничего придумать, предложила сделать выбор мне. Отложив на краешек стола потертое меню, шурша прозрачной оберткой, она взяла свой букет цветов и снова утонула в алом царстве лепестков, морща свой милый носик, вдохнула полной грудью аромат, закрыв при этом мечтательно глаза и улыбнувшись до этих милых ямочек на щеках. Заметив эти великолепные «вулканчики», улыбка меня тут же не заставила себя ждать. Ох, эти ямочки… Как тогда в Париже, ранней осенью на Сене, пленили меня и мое сердце, так с каждым разом, как только их увижу, все больше и больше становлюсь как котенок, перед их неземной красотой, мурлыкающий и урчащий, когда ему чешут за ушком или шейку. Солнце, как будто специально зная, что я смотрю, светило на нее сквозь прозрачную крышу террасы, где мы расположились на завтрак. Теплые лучи утреннего солнца ласкали ее щечки, вновь даря эту подчеркивающую тень в ямочках и золотя русые локоны волос на челке, которая, как обычно, падала на один глаз, закрывая его полностью, придавая особый шарм, загадочность и неповторимость. Даже по-детски она была просто прекрасна как маленькая девочка, в этом потоке солнечного света. Хотелось взять на руки, посадить на шею и бегать, как мальчишка, по лугам некошеной травы, валяться в густых зарослях ржи, срывать полевые цветы, плести из них венки, надевая на ее детскую головку с русыми косичками.

Выбор мой был долгим, хотелось, чтобы понравилось и она позавтракала с удовольствием, поэтому пришлось заказать чашечку ароматного latte macchiato с ванильным сиропом и два свежевыпеченных канолло с шоколадом. Любуясь тем, как она наслаждалась ароматом бутонов, сразу появилось желание совершить что-нибудь сумасшедшее, невообразимое, такое, чтобы весь мир перевернулся. В моей поэтической голове мелькнули тут же строчки:

«Вдыхая аромат бутонов алых роз,

Глаза закрыв, ты улетаешь в город грез.

Щечки румяные солнцем южным согрело,

Смотрю на нее и хочу танцевать тарантеллу!»

Выпив кофе, мы посидели еще минут десять, поболтали, полюбовались площадью и базиликой Святой Марии. Выйдя на залитую солнечным светом площадь, мы сфотографировались на ее фоне, попросив какого-то старого итальянца с тросточкой помочь нам в этом, долго объясняя ему, как обращаться с фотоаппаратом. Сытые и довольные, смеясь над маленькой бездомной собачкой, которая тащила огромную кость, то и дело цепляясь за парковочные столбики, мы направились в сторону San Carlo alle Quattro Fontane, что значит «церковь святого Карла у четырех фонтанов», группа из четырех фонтанов в стиле позднеренессансных на пересечении улиц Четырех фонтанов. Пройдя через них, мы задержались минут на пятнадцать, фотографируясь и любуясь архитектурой старого города. Солнце начинало греть все сильнее, становилось жарко, но в тесных улочках жара так не чувствовалась, гулял достаточно прохладный ветерок в переулках, и стены домов, остывшие за ночь, отдавали свою прохладу и закрывали от солнца.

Вдоволь пощелкав фотоаппаратом, путь лежал дальше, мы пошли в сторону площади Испании, посидели возле фонтана Barcaccia Fountain, который был построен в виде затонувшей лодки по заказу папы Урбана VIII, по проекту Пьетро Бернини, отца Джованни Лоренцо Бернини в 1629 году. Наслаждаясь играющими на солнце брызгами и струями воды, вылетающими из непонятных лепнин, в виде голов, на корме и носу лодки. На площади уже стали собираться люди, туристы, торговцы газетами, пожилые итальянцы, разные люди приходили на эту площадь. Пенсионеры сидели на лавочках, разговаривали между собой и кормили важно шагающих голубей. Туристы щелкали фотоаппаратами, и на всех языках мира стоял гул над всей площадью. Из близлежащих кофеен наперебой играла музыка, Челентано, Рамазотти, Аль Бано. Торговцы газет наперебой выкрикивали заголовки, чтобы привлечь внимание и продать свой товар. Мальчишки копошились в фонтане, доставая монетки, которые бросали туристы в надежде вернуться сюда снова. Я прекрасно понимаю этих туристов, сюда хочется возвращаться, снова и снова. В этом городе просто проникаешься стариной, романтикой, итальянским темпераментом, что иногда кажется, что сами итальянцы не разговаривают, а ругаются между собой. Это необыкновенный город, как и сама страна Италия и ее жители.

Насладившись вдоволь всей этой необыкновенной, по-итальянски темпераментной суетой, фонтаном, ее губами, мягкими, как подушечка из китайского шелка, нежными, как свежий зефир с нежно-малиновыми оттенком и вкусом самой ягоды, спелой и сочной, как будто только что сорванной с куста, все это под весь этот шум и гвалт на площади Испании.

Мы встали, разогнав стаю откормленных и наглых голубей, которые клевали семечки из рук двух стареньких дам итальянок. Не спеша пошли под уже палящим солнцем, в сторону Piazza del Popolo.

Piazza del Popolo — «Народная площадь», на которой находится базилика Санта-Марии дель Пополо, церковь ордена августинцев в Риме, от которой берет название сама площадь. Возле собора мы попросили пару туристов из Китая сделать пару хороших снимков на фоне базилики, зашли внутрь полюбоваться росписью капеллы, мастерами раннего барокко, рукой Аннибале Карраччи и Караваджо. Сделав пару фотографий, вышли на прогретую солнцем улицу и направились в сторону парка «Вилла Боргезе», который расположился на холме Пинчо. Время подходило к обеду, сильно захотелось отведать пасты и равиоли, точнее, просто пообедать, запивая бокалом вина «Брунелло ди Монтальчино» из Тосканы, изготовленного из сорта винограда брунелло, но местные его называют «Санджовезе» растущего на виноградниках, расположенных в предместье города Монтальчино, и стаканом свежевыжатого морковного сока со сливками, для меня нет ничего вкуснее…

Увидев на другой стороне площади, ресторан Rosati, мы направились в его сторону через всю площадь, по пути распугивая голубей, важно гулявших гурьбой возле египетского обелиска, на котором восхваляли деяние фараона Рамсеса II. Самое интересное, что этот обелиск был перенесен из Гелиополя в Рим по прихоти Октавиана Августа в 10 г. до нашей эры. На протяжении столетий он стоял в Большом цирке, а к северным воротам Рима был перенесен по указанию папы Сикста V.

Это был старый ресторан, который расположился в районе площади на углу с улицей Via di Ripetta еще с двадцатых годов прошлого столетия. Это было одно из самых известных заведений Рима. На входе в ресторан нас приветливо встретил хостес, типичный итальянец, черноволосый, с усиками, невысокого роста, шустрый и приветливый, узнав у нас, где бы мы хотели присесть, любезно пригласил нас за столик в углу ресторана, где было прохладно от кондиционера, и немного вдали от основного зала, что давало полное чувство уединенности. Нам хотелось побыть в тишине, вдали от суеты и шума людей, чтобы спокойно пообедать и поговорить, на уличной террасе было жарко и многолюдно. В ресторане было очень просторно и уютно, светлые стены и яркие светильники создавали ощущение этого простора. Деревянная под старину мебель вписывалась в интерьер просто великолепно, чем-то напоминая стиль барокко. Играла приятная сборка итальянской эстрады, Пупо, настоящее имя Энцо Гинацци с песней, которая не дает сидеть на месте никому CGlato Al Cioccolato, Тото Кутуньо с самой известной на весь мир песней L’italiano, кстати победитель конкурса «Евровидение» в 1990 году, Умберто Антонио Тоцци и Риккардо Фольи — победитель конкурса итальянской песни в Сан-Ремо в 1982 году.

Официант принес нам меню и, улыбнувшись, что-то буркнул непонятное, слегка откланявшись, удалился. Изучив меню, к нам подошел все тот же улыбающийся официант лет 35, с черными лакированными волосами и маленькими усиками. Чем-то он напоминал мне гангстера из фильмов про итальянскую мафию Нью-Йорка, но только вид его фартука с надписью ресторана Rosati возвращал меня в реальность.

Мы заказали по порции куриного супа stracciatella romana, на второе ей захотелось рыбы, поэтому заказала стейк из подкопченной трески merluzzo affumicato с овощами-гриль. Мне же захотелось отведать бараньих ребрышек Costole di anello с картофельными дольками. Два салата di Benevento, микс салатов Айсберг, Лола-Россо, с помидорками черри, сладкой кукурузой, авокадо, сыром Asiago, маринованными опятами с обжаренной грудкой цыпленка, заправленными медовым соусом. Ну и, конечно же, бокал красного вина «Брунелло ди Монтальчино» и два стакана моего любимого, морковного сока со сливками. На десерт решили взять по струделю di mora, чайничек ароматного чая с бергамотом и лимоном. Пока мы ждали заказ, она спросила, глядя с радостью и грустью одновременно в своих очаровательных, бирюзовых глазах:

— Почему ты не звонил и не писал мне так долго? С осени прошло почти десять месяцев! Я каждый день ждала твоего звонка или хоть какой-то весточки, знаешь, как это было тяжело и больно? Когда я приехала домой, то сразу тебе позвонила, но телефон не отвечал, он был выключен. Я не знала, что думать. Я три дня обрывала телефон.

Взяв ее ладошку, положив на свою, накрыл второй рукой, пристально глядя, виноватым взглядом, в глаза, ответил дрожащим от волнения голосом:

— Анжелика! Когда я улетал из Парижа, у меня украли сумку с телефоном, бумажником и записной книжкой. Мне тогда повезло еще, что паспорт и другие документы лежали в кармане пиджака, и я не остался на неделю в аэропорту Шарль-де-Голль, в ожидании восстановления или нахождения моих документов. В бумажнике также ничего ценного не было, пара сотен евро и две банковских карты, специально для поездок, которые я тут же заблокировал. Хорошо, что номера телефонов я синхронизирую до поездок на компьютере, но твой записал как раз в поездке, и его не оказалось в списке телефонов.

Анжелика смотрела мне в глаза, в уголках накапливались слезы, я не понимал, верит она мне или нет, продолжая рассказывать о своих злоключениях:

— Прилетев домой, неделю разбирался с делами, все время думая о тебе и не находя себе места. Не мог долго уснуть по вечерам, ерзая головой по подушке, крутясь как юла, под одеялом. Когда основные дела были сделаны, я кинулся на твои поиски, подключив все свои каналы и знакомства. Я знал твое имя и фамилию, город, и все. Спустя какое-то время мне прислали список девушек с таким же именем и фамилией, как и у тебя. Вас было двенадцать человек с одного города.

Тут нам принесли салат, прервав разговор, я попросил официанта принести нам бутылочку минеральной воды и два стакана. В горле пересохло от волнения, сильно хотелось пить. Взяв салфетку, Анжелика вытирала слезы, которые катились из переполненных глаз. Улыбнувшись, она встала, сказав: «Я сейчас!», пошла в дамскую комнату. Оставшись один, я внимательно смотрел на площадь, которая была словно муравейник наполнена людьми, было ощущение, что как будто в кастрюле кипит суп, то и дело по поверхности всплывали, кружась, ингредиенты этого варева. Пока я смотрел, вспоминал те тяжелые десять месяцев. От мыслей меня отдернула она, вернувшаяся с приведенными в порядок глазами. И я продолжил:

— Мне предстояло проверить все адреса, на это ушло десять месяцев, потому что не получалось за один-два дня нахождения в городе обойти, объехать много адресов. Я приходил в каждый дом и показывал твою фотографию в телефоне, как тем, кто открывал, так и соседям тех квартир, где никого не было. Пока, на десятом адресе… «Как это символично» — подумал я… Мне одна старушка возле подъезда на лавочке не сказала, что она тебя знает, и что ты сегодня утром уехала в аэропорт. Также она мне сказала, что завтра приедет твоя мама с дачи, которая точно знает, куда ты уехала.

У нее снова стали накапливаться слезы, она промачивала их салфеткой, с улыбкой глядя на меня, в глазах все больше появлялось радости.

— На следующий день — продолжил рассказывать ей свою историю — приехала твоя мама поздно вечером, я ждал на лавочке, подъехало такси, она вышла с сумкой, я сразу узнал ее. Вы очень с ней похожи. Предложив помочь, поднялись в квартиру, я показал ей фотографию, вкратце рассказав, где мы познакомились, спросив, где ты. «Так вот о ком она мне прожужжала все уши за это время!». Она мне рассказала, как тебе было плохо и что ты уехала на две-три недели в Рим, а где остановилась, точно не знала, но дала телефон, предупредив, правда, что редко его включаешь в поездках, о чем я и сам знал прекрасно, но промолчал. Посидев, попив чай с печеньем, которая она сама готовит, минут тридцать, поблагодарив за все, я умчался в аэропорт, лететь домой, собираться в Рим. Прилетев сюда, в Рим, попытался несколько раз позвонить, но тщетно, как и следовало ожидать, телефон был выключен. Пришлось звонить в офис начальнику службы безопасности и просить, по своим каналам, проверить брони во всех гостиницах Рима. На что он потратил два дня, которые, я, чтобы не тратить зря времени, провел в поисках, в окрестностях своего отеля, обойдя почти все гостиницы, расспрашивая, не остановилась ли ты у них. Через пару дней позвонил вечером мой отставной полковник полиции и сообщил, где ты остановилась, я тут же поехал по адресу. Приехав в отель, портье сказал, что ты уехала сегодня утром на экскурсию в Неаполь, посмотреть Везувий и посетить Помпеи и Геркуланум. Будешь завтра поздно вечером. Я написал записку с местом и временем и через два дня ждал уже у Колизея… И вот мы снова вместе, ты рядом со мной…

Дослушав рассказ, Анжелика сидела и тихонько плакала, перебравшись на ее сторону дивана и прижав крепко к себе, вытирая рукой слезы, катившиеся из глаз и целуя ее в щеку, с этим желанными ямочками, ушко, лоб — везде, куда только могли попасть мои губы. Шепча при этом в ушко:

— Теперь никуда так просто не отпущу, не потеряю и не отдам никому! Перестань, не надо плакать, все позади, мы снова вместе!

Подняв голову и посмотрев в мои глаза, она спросила, как будто бедный маленький котенок, всхлипывая и как бы мяукая:

— Точно не исчезнешь больше никогда? Обещай мне, Ромка!

Улыбнувшись от этого милого вида, представив себе беззащитную маленькую мяукающую кошечку, обняв еще крепче, уверенно ответил, целуя в малиновые губы:

— Никогда, никогда, обещаю! Слово мужчины!

Заулыбавшись до самых ямочек, Анжелика обвила мне руками шею и прошептала, все еще шмыгая и всхлипывая:

— Я тебе верю!

Расцеловав меня в ухо, шею, щеку, со словами «Я сейчас!», легкой и воздушной походкой пошла приводить себя в порядок….

Тем временем официант — «гангстер», подал суп, расставив его на столе, разложив приборы и поставив корзиночку с хлебом и ржаными булочками, пожелал приятного аппетита, ретировался снова на кухню. Аромат от чашек поднимался легким паром, что вызвало у меня жуткий аппетит.

Повернув голову в сторону уборных, я с нетерпением ждал ее появления. Она вышла сияющая и румяная от слез и переживаний, но глаза уже светились счастьем, улыбка не сходила с лица, образовывая эти прелестные ямочки, дорогие моему сердцу. Я любовался каждым шагом, она словно плыла через весь зал, и он наполнялся светом от ее счастливого сияния.

Проходя через весь зал, путь пролегал мимо столика, где сидели два упитанных, довольно-таки уже подвыпивших мужчин, явно немцев, судя по их пивным животам. Они выкрикивали в ее сторону что-то явно нехорошее, при этом дико смеялись между собой и, махая своими пухлыми руками в ее сторону, жестом приглашали присесть с ними за стол и, показывая на кружки пива, намекая выпить с ними. Не обращая и не поворачивая головы, с лица Анжелики пропала та счастливая улыбка, оставив лишь еле заметные уголки губ, приподнятых в подобии ухмылки. Один из мужчин встал из-за стола и пошел ей наперерез, смеясь и шатаясь, что-то кричал на своем немецком, теперь уже было слышно, этот режущий слух язык. Внимательно наблюдая эту картину, я ясно понимал, что их пути пересекутся скоро, поэтому, отложив в сторону салфетку, встал из-за стола и пошел ей навстречу, прокручивая в голове исход событий. Наглый и пьяный бюргер чуть раньше преградил встал на ее пути и начал нагловатым, хамским образом хватать за руки и тащить за свой столик. К нему тут же ринулись официанты и охрана ресторана, но я оказался там раньше их. Резким движением, схватив его за промокшую по́том рубашку на спине, отдернул в сторону, освобождая ей проход. Недолго думая, Анжелика прошмыгнула мне за спину и пробежала к нашему столику. Немец, обернувшись в мою сторону, не ожидав такого резкого поворота событий, пошел на меня своим массивным телом, по пути что-то рыча, как дикая собака Динго, на своем языке. Выставив вперед руки, я предупредил его на английском, что проблемы никому не нужны и чтобы он вел себя прилично, сел на свое место допивать свое пиво с другом, никому не мешая. Немец понял, что я ему сказал, попытался было ответить что-то типа: «Не лезь не в свое дело!», поднял руку, замахиваясь в мою сторону, для удара… Это была его ошибка. Резким ударом тыльной стороны ладони мне пришлось врезать ему такую оплеуху, что он от неожиданности присел на корточки, а его затуманенный мозг, от алкоголя отобрав чувство равновесия, предложил присесть на пол, растянув ноги в стороны. Немного отрезвев от удара, бюргер смотрел на меня налитыми злом глазами, но вступить в схватку явно не решался, да и работники ресторана подоспели вовремя к нему и его поднимавшемуся из-за стола другу, который, наверное, хотел помочь своему товарищу или так же рядышком присесть на пол отдохнуть, посредине ресторана. Глядя в гневные глаза этого осоловевшего от пива мужика, я произнес ему на английском еще раз четко и понятно:

— Мужчина, вы находитесь в приличном месте, будьте добры вести себя прилично и не приставать к дамам! А просто сидеть, наслаждаться обществом своего друга, попивая пиво и закусывая креветками!

Протянув ему руку, помог ему подняться, похлопав по плечу, улыбнувшись, жестом указал ему на его стул за столом, как бы приглашая его присесть. У немца поменялось выражение лица, злоба из глаз исчезла, наверное, протрезвел более основательно, чтобы что-то соображать. И, извинившись, сел за свой столик и продолжил трапезу в обществе своего друга. Сотрудники ресторана, видя, что конфликт исчерпан, разошлись по своим местам. Потирая слегка отшибленную руку, я прошел к нашему столику, где сидела Анжелика с испуганными глазами. Обняв и поцеловав, я погладил ее по русой головке. Увидев, что немцы сидят спокойно, она успокоилась и снова разулыбалась ослепительной, счастливой улыбкой, взяла букет, утопая в лепестках и закрывая глаза, набрала полной грудью аромат цветов.