Красный Лотос

Аркадий Саульский, 2021

«Сказано, что старшие Духи похищают детей и делают из них безжалостных воинов. В них вселяются демоны, а тела необратимо изменяются заклинаниями…» У Кентаро в жизни была одна задача: защитить свою Бессмертную госпожу. Он потерпел неудачу, но ему дали второй шанс. Шанс защитить свою новую семью. Шанс отомстить предателю. В конце концов, в противостоянии нашествию варваров, разрушающим страну, один Дух стоит больше сотни самураев. К сожалению, легенды молчат о том, что Духи остаются людьми. И они могут любить и ненавидеть. Как и все, только намного сильнее.

Омоте 2

Город духов

Небо плачет

Над сном воинов.

Сердце одного вдруг забилось

В мертвом теле

Проливной дождь шел третий день, и конца ему не было видно. Снег, который совсем недавно покрывал Ворота Сна белым ковром, сейчас превратился в безобразную липкую жижу.

Тела солдат валялись по всей крепости и замку, а на главном дворе страх наводила пирамида из отрубленных голов самых известных воинов — прощальный подарок Хироши этому месту. Холод пока приостановил запах разложения, но скоро должно было стать теплее, и тогда уже запах станет не остановить.

Большинство крестьян, которым посчастливилось остаться в живых во время боя, бежало. Остались совсем немногие, те, у кого не было средств или сил для того, чтобы спуститься с гор и отправиться на север. Такие, как семья Акинобу, — старый отец, неспособный нормально ходить, и бабушка, которая могла бы не пережить трудной дороги.

Они остались в крепости, ставшей братской могилой.

Мальчик прошел под самой стеной, осторожно, чтоб не замочить обутые в гета ноги в глубокой красно-коричневой луже. Минуту рассматривал лежащего в самом ее центре мертвого воина с посеревшей кожей.

Мальчик не плакал, о нет! Все слезы он пролил уже в первый день после резни и теперь обещал себе, что будет сильным — ради отца и бабушки. Но удавалось не всегда. Иногда слезы были сильнее его воли.

Он прошел стену и свернул к огородам. Солдаты господина Нобунаги подожгли часть строений, но идущий снег, а за ним дождь не позволили огню распространиться, и пожары быстро угасли. Именно там, в жилищах их соседей, Акинобу и искал запасы еды, чистой воды, риса, всего, что могло бы помочь им продержаться до весны.

Это вовсе не была кража, ничего подобного. Мальчик уговаривал себя, что погибшие хотели бы помочь его семье. Ведь все жители хорошо относились друг к другу, помогали, если чего-то недоставало, а статуэтки Мудреца работы его отца можно было найти в большинстве домов.

Он выбрал дом, перескочил заборчик, потом пошел дальше через раскисший огородик. Двери дома были рассечены мечом и ничего не закрывали. Акинобу переступил порог.

И сразу же попятился!

Женщина лежала в самом центре помещения. Ее ноги были широко раскинуты в стороны, а пространство между ними было покрыто кровью. Мертвые глаза смотрели в потолок, а на горле видна была полоса от удара мечом.

Акинобу минуту стоял снаружи, под дождем, но потом собрался и вновь вошел внутрь, стараясь не смотреть на тело. Тело, принадлежавшее при жизни их соседке. Госпожа Хачико, милая и симпатичная госпожа Хачико. Мир несправедлив, если хорошие люди погибают так.

Теперь мальчик уже точно знал, что так оно и есть.

Он прошел по дому, но не смог найти много запасов. Какие-то мешки, несколько овощей, одна свекла. Чуть-чуть риса.

Забрал то, что было.

— Спа… спасибо, — прошептал он хозяйке, выходя. — И простите!

Мальчик сбежал оттуда как можно быстрее.

Он снова пошел между огородами. Рассчитывал услышать кур или свиней, но не тут-то было — люди господина Нобунаги забрали все. Армии тоже нужна была еда. Особенно армии, утомленной этой ночной резней.

И тем не менее он не хотел пока возвращаться домой, обманывал себя надеждой найти что-нибудь еще. Может быть, ближе к замку? Туда он еще не отправлялся — боялся.

Там тел было больше всего, а духи наверняка безумствовали в скорби, полные обиды и гнева.

Но что-то его все же подталкивало туда. Он уговаривал себя — это потому, что ему нужны были запасы, а в замке ведь были целые кладовые. Но правда выглядела иначе — Акинобу гнало туда просто болезненное любопытство.

Раз уж мир показал ему свое настоящее безобразное лицо, то отчего бы не сорвать эту вуаль полностью и не увидеть гадкое рыло во всей красе?

Лил дождь, где-то в отдалении раскатился рокот грома.

Мальчик медленно шел через грязные залитые дворы к крепости.

Миновал одни ворота, потом вторые и третьи — все разбитые, наверняка тем огромным скакуном, что принадлежал гиганту Ну Бу. Это был не верховой конь, а настоящий зверь, Акинобу готов был ручаться, что подручный Нобунаги ездит верхом на самом Акаи Уме. Одним ударом копыт этот монстр срывал ворота с петель — не иначе он и был именно этим проклятым животным! Красным богом мангутов!

И снова тела, страшно изувеченные. Но не все, однако же, остались здесь. Акинобу ясно видел следы волочения, оставшиеся в грязи. Эти следы, отчетливые, ржаво-красные, не смог уничтожить ни снег, ни ливень.

Они вели к резервуару.

Сначала это должен был быть просто ров, но потом строители Ворот Сна поняли — земля между скал настолько мягкая, что ее легко можно выкопать больше и перенести выше. Так они и поступили, сделав из нее верхние валы, ограждающие основание замка. А то, что планировалось сперва как простой ров, стало огромным резервуаром, в котором собиралась вода, приходящая по каналам из горных ручьев. Залив резервуар, можно было как отгородиться от осаждающего крепость врага, так и черпать воду для нужд защитников. А если бы противник решил эту воду отравить, то ее можно было просто выпустить через специальные затворы… и наполнить резервуар снова!

Время обошлось с механизмом даже хуже, чем с самой крепостью. Сложные конструкции проела ржавчина, фактически уничтожив их, ну а каналы… что ж, вода течет так, как хочет сама, а не как требуют от нее люди. Так что резервуар был пустым уже много лет, служа просто сухим рвом для заброшенной крепости.

Но теперь, и Акинобу видел это отчетливо, он был полон снова. Вот только не водой, а телами.

Десятки скорченных человеческих трупов лежали здесь, сброшенные с верхних этажей. Раскрытые в немом крике рты, растопыренные пальцы, лица, говорящие о страшной смерти.

И запах, запах, запах! Оглушающий, сводящий с ума!

Акинобу не выдержал атаки запаха, присел, и его стошнило. Одной желчью, потому что он уже много часов как ничего не ел.

Попятился, потому что здесь лицо реальности было даже еще страшней, чем он себе представлял.

И заплакал, только один раз, увидев среди тел труп Духа.

Великого, легендарного, непобедимого Духа. Того, кто защищал Бессмертную.

Мужчина лежал на спине поверх кучи трупов. Глаза его были закрыты, рот раскрыт, одежда грязна от крови. На боку красовалась широкая рана; другая, поменьше, виднелась в самом центре груди воина.

Может ли быть, что Дух после смерти стал настоящим духом? И теперь пугает, похищает людей? Живет теперь в этом замке?

Акинобу повернулся и направился вниз.

Но запах еще долго не покидал его.

— Ну как, нашел что-нибудь? — спросил отец с надеждой.

Мальчик передал ему свою добычу. Скромно, конечно, но лучше, чем ничего. Мужчина погладил его по голове.

— Молодец.

Бабушка сидела в углу, тряслась и что-то бубнила сама себе.

— Спасибо, о небеса! Спасибо! — шептала она.

Акинобу хотел подойти и обнять ее… но испугался. Старушка совершенно очевидно сошла с ума, а ведь безумие заразно, это всем известно!

— За что бабушка… благодарит? — спросил он у отца.

— Не знаю. Спроси у нее, может быть, расскажет тебе.

Но мальчик не спросил.

Он немного посидел с отцом, помогая тому приготовить жалкий обед. Его не хватило бы даже для одного человека, но теперь его приходилось делить на троих.

— Завтра я схожу еще; может быть, люди прячут что-то под полом, как и мы.

— Да, может быть.

— Когда мы уже двинемся, отец?

Мужчина выглянул наружу, покачал головой:

— Сперва надо, чтоб кончился ливень… в такую погоду мы не выдержим, ни я, ни бабушка.

Умрем. Теплее, должно стать теплее!

— Духи…

— Не бывает никаких духов! — цыкнул отец, потом взглянул на мальчика: — Прости, я не хотел…

— Знаю… знаю, папа, давай кушать.

Поели быстро. Потом Акинобу пошел спать.

Дождь шел по-прежнему. И когда он засыпал, и когда проснулся.

Мальчик сказал отцу, что пойдет за едой, и действительно собирался так и сделать. Но дурное любопытство победило, и первым делом он отправился наверх, к замку.

Он хотел еще раз взглянуть на резервуар.

Его сердце было холодным и мертвым. Разлагалось. Но потом случилось нечто невообразимое.

В сердце вернулась жизнь, гниение прекратилось, появилась сила. И оно забилось вновь.

Кентаро даже застонал, когда кровь, новая, свежая кровь снова зашумела потоком, струясь у него в венах. Мертвое до сей поры тело прошил болезненный ток, когда сила возвращалась в его члены, когда вновь заработали усыпленные смертью нервы. Голова взорвалась болью в тот момент, когда в ней появилась первая мысль.

«Я живу! Живу!!!»

Да, он ожил!

В нос ударила невообразимая вонь, он почувствовал, что лежит на чем-то твердом в очень, очень неудобной позе. Пошевелил рукой и зашипел, когда по ней пробежал ток, означающий жизнь. Кожу бил озноб, кости болели. Рот был сухим как пустыня; инстинктивно Кентаро распахнул его, чтобы впитать дождевую воду. Он пил каждую каплю, жадно, будто это было самое дорогое саке.

Неужели он и впрямь выжил? Или это был тот свет, а боль и зуд были наказанием за несдержанную клятву перед своей госпожой?

Нет, наверняка нет. Кентаро находился не в аду, а все еще в мире живых. Он воскрес, несмотря на смертельные раны, а тело его не только не разложилось, но и обрело прежнюю форму.

Ее дар. Последний поцелуй Красного Лотоса вернул его к жизни. Сила Бессмертной была непознаваема, но, судя по всему, будущая богиня могла оживить то, что мертво. И тем самым Шора передала свою жизнь — ему.

Именно ему!

Кентаро застонал — жалобно, болезненно.

Именно мне!

Тому, кто подвел ее, кто опозорил и себя, и ее! Опозорил ее дважды — сперва столько лет служа своей госпоже и при этом в сердце чувствуя к ней то, чего чувствовать не должен абсолютно! А потом второй раз, когда не сумел ее защитить. Когда не смог выполнить даже того, для чего был создан.

Бесполезный, ненужный, негодный инструмент.

Вот мое наказание! Жизнь! Жизнь в позоре!

Несмотря на пересохший рот, он закричал, просто завыл!

— Позор! Страшный позор!

Он лежал на гниющей куче тел, он, воскрешенный Дух. Лежал и жалобно рыдал.

Акинобу смотрел на него из-за кромки резервуара и не верил своим глазам.

Они явились во Врата Сна несколько дней спустя. Было очевидно, что подобные им рано или поздно прибудут с юга. Не беженцы, не беглецы — этих всех переловили мангуты и погнали в неволю.

Мародеры, дезертиры. Те, кто должен был сражаться, защищая слабых перед сильными, но вместо этого бросился на слабых, чтоб отобрать у тех последние крохи.

Наступление агрессоров закончилось вскоре после того, как они захватили и разграбили владения рода Секай, но мародеров уже тогда было в достатке. Сражаться с мангутами им мешала трусость, так что они направились на север, к Воротам Сна, чтоб поискать счастья там.

Войдя в крепость, остановились как вкопанные. Ожидали увидеть толпы крестьян или отряды самураев. Застали же место резни.

— Нехорошо это выглядит, командир, — сказал один из мародеров, но тот, к кому он обращался, невысокий бородач, жестом приказал ему молчать. Огляделся, перешагнул через один труп, ткнул катаной другой.

— Ха! — прорычал он наконец. — Они друг друга поубивали! Люди Секай и Нобунаги, это их цвета, видите?

Они видели цвета, но кроме красного цвета Секай ничего больше не могли узнать. Это их бородатый командир «видывал мир». Остальные несколько мужчин, составляющие небольшой отряд, были всего лишь рекрутами или просто крестьянами, слишком трусливыми для войны и слишком ленивыми для честной работы.

— Здесь можно поживиться, командир! — крикнул один из них, высокий, но жилистый парень.

— Да даже эти доспехи, ну и что, что грязные! — ответил другой, косящий глазами в обе стороны.

— Да-а-а… мы точно разбогатеем! — признал командир. — Стаскивайте с них доспехи, но только красные! Поедем на север и будем изображать людей Секай. Даже нападать не придется, у любого крестьянина потребуем постой, изобразим чиновников и соберем налог! Ха, счастье нам улыбнулось!

Кто-то сразу начал раздевать трупы, несколько человек отправились в дома. Командир оставил с собой косого и жилистого; указал им на замок.

— Там, — сказал он, — там самое ценное!

И они двинулись к воротам замка.

Он пролежал целый день. Может быть, два. Начал чувствовать голод, но есть все равно было нечего. А вдобавок он считал, что не заслуживает еды. «Голод — это наказание, — думал он, — а именно наказания я и заслуживаю!»

Так что он просто ждал, сам не зная чего. Время от времени дотрагивался до своего возрожденного тела. Оно было точно таким же, как и перед смертью; раны затянулись, оставив после себя лишь розовые шрамы, покрытые нежной молодой кожей.

Затянутся ли они до конца? Будет ли он носить на теле воспоминания о том, кто причинил ему смерть?

Он кашлянул раз и еще, открыл рот, снова глотая дождевую воду.

И тогда услышал их.

Приближающиеся голоса, смех, шутки.

В его поле зрения показались трое мужчин. Доспехи, кое-как накинутые на голое тело, шлемы мангутов на головах, катаны без ножен в явно непривычных руках. Сразу было видно, что это мародеры, выдающие себя за самураев. Очень неубедительно выдающие себя.

Кентаро не двигался. Мужчины минуту разглядывали трупы, громко обсуждая резню и вонь. Потом их командир приказал идти дальше, в замок, и они ушли.

Дух снова остался один.

В самой крепости тоже случилась резня. Командир и его люди тщательно обыскивали изуродованные тела, время от времени забирая себе какую-нибудь ценную вещь. Стены были покрыты выплеснувшейся кровью, она же засохла и на полу. Мародеры перешагивали через трупы.

— Глянь на эту, какая красивая! — Косой поднял голову убитой женщины. — Жаль, что такой цветочек увял зря!

— Жаль! — подтвердил и жилистый.

Косой оставил покойницу. Двинулись дальше.

Ничего, только беспорядок, старая кровь и трупы. Все больше разложившиеся трупы.

— Нет тут ничего! — закричал жилистый. — Все разграбили!

— А может, что-то еще осталось?

— Тихо! — отрезал командир. — Слышите?

Дождь, падающий снаружи, шум их собственного дыхания.

И плач. Плач, долетающий сверху. Тихий, усталый, но явственный.

— Там кто-то есть!

Они не сразу, но нашли дорогу на верхние этажи; поднялись по крутым деревянным лестницам.

Финал боя явно проходил здесь, поскольку тел было больше всего. И мужских, и женских; сплетенные в посмертных объятиях лежали и слуги, и самураи. Цвета Секая и Нобунаги смешивались между собой, соединенные смертью и кровью.

Прошли один зал, потом второй. Рассматривали оружие, утварь покоев. Рыдания доносились все явственней.

И тут они увидели ее.

Она сидела на краю ванны, в окружении дюжины трупов. Очевидно, была служанкой, потому что ее окровавленное кимоно было одинаковым с теми, что носили лежащие вокруг убитые женщины. Но если так, то она была исключительно красивой служанкой! Несмотря на залитое слезами лицо и грязные растрепанные волосы, она все еще выглядела необычайно привлекательно.

Они вошли внутрь, медленно расходясь по сторонам так, чтоб отрезать ей дорогу к бегству.

Увидев их, она зарыдала громче. Но в ее ладони блеснул металл.

— Не подходите!

Вакидзаси в ее руках прикоснулся к стройной длинной шее.

Остановились.

— Спокойно! Спокойно, госпожа! — сказал командир самым льстивым голосом, какой только смог изобразить. — Мы не причиним тебе вреда!

— О нет! — добавил косой. — Мы причиним тебе радость!

Старший испепелил его взглядом. Потом вновь повернулся к девушке:

— Не нужно бояться нас, прекрасная госпожа! — Он сделал шаг вперед. — Видишь? Мы носим цвета твоего рода.

— Это не мой род, — ответила она дрожащим голосом. — Я лишь служанка, служанка моей госпожи… которую я подвела!

— Твоя госпожа прощает тебя! — ответил командир. — Пойдем с нами!

— Моя госпожа мертва!

Минута тишины. Трупы. Лезвие у самой шеи женщины.

— В таком случае, ничего не мешает тебе пойти с нами!

— Я опозорила…

— Не переживай так! Каждый из нас совершает ошибки…

— Я опозорила ее! — Девушка снова зарыдала. — Ее и себя. Я должна была умереть.

— Пойдем с нами!

— Я должна была умереть…

Они бросились вперед, но она была гораздо быстрее. Клинок рассек шею, кровь ударила настоящим гейзером.

Тело девушки упало назад, в ванну, наполненную скисшим молоком. Содержимое быстро стало окрашиваться красным.

Они остановились как вкопанные, не в силах поверить в произошедшее на их глазах. Из ванны торчали лишь стройные женские ноги, еще подергивающиеся в агонии.

— Ах ты! — бросил жилистый. — А какая красивая была!

— А может, это… того… пока теплая?.. — предложил косой.

— С ума сошел? — отрезал командир. — С трупом? Небеса бы нас прокляли стократно! Пойдем, ничего не поделать, иногда жизнь такова. Может, внизу найдем еще чего.

Они вышли из зала.

Молоко в ванне стало совсем красным.

Дух слышал, как они возвращались — разочарованные, огорченные. Рассчитывали, что найдут внизу, в полуразрушенной деревне, то, что ушло от них в замке.

Голоса постепенно стихали вдали. Кентаро снова остался один, полулежащим на вонючей горе трупов.

— Под пол, мальчик! — приказал отец, когда до них донеслись голоса.

Мародеры раньше уже проходили мимо их дома, но проигнорировали ее, увидев на крыльце пожилого мужчину. Не это их интересовало — ценности, женщины, о да, вот это они искали! Но не старика с распухшей ступней, глядящего на них полусумасшедшим взглядом.

Но в конце концов они все же направились к дому Акинобу, поскольку в остальных хатах ничего ценного не нашли.

— Под пол, говорю!

Мальчик неохотно выполнил распоряжение. Сперва неподвижно лежал на холодной земле, но потом любопытство превозмогло здравый смысл. Акинобу изучил свой домик настолько хорошо, что знал — у стен есть несколько мест, где можно так просунуть голову, что через щели в досках будешь видеть, что происходит в доме, а сам останешься вне поля зрения. Так он и поступил, проскользнул в подходящее место и стал наблюдать.

Отец стоял на крыльце, опершись о фрамугу, и смотрел наружу. Меч в ножнах стоял рядом, у стены, невидимый ни для кого снаружи. Бабушка сжалась в углу комнаты.

— Эй, старик! — закричал ему кто-то. — Чего не сбежали с остальными?

— Нам некуда бежать, — спокойно ответил отец. — Это наш дом…

— Вам потребуется охрана. Мы можем вам ее обеспечить… недорого. Немного риса, или…

–…или, может, у тебя есть куры какие-нибудь, живые свиньи, — добавил другой, мерзкий голос. — Может, девку где прячешь?

На улице загоготали.

— У меня ничего подобного нет, — прозвучал спокойный ответ.

— Позволь-ка нам проверить!

Они ворвались в дом, оттолкнув отца с дороги.

— Да мы ведь слышим, слышим какое-то женское нытье! — крикнул сильно косящий мужчина. — Точно у тебя тут девка!

— Да чтоб его!

— Вот же не везет!

Разочарованно уставились на старуху. Не на это они надеялись, не на это рассчитывали.

Они, видимо, и до этого были злы, но, обнаружив в доме лишь старуху, окончательно взъярились.

— Проклятая старая ведьма! — заревел один из бандитов. — Кончай ныть!

— Чокнутая, — подтвердил другой, повыше. — Командир, что будем делать?

Названный командиром вожак мародеров смотрел на женщину с презрением.

— Я ее успокою, — прошипел он.

Ударил мечом, блеснула сталь.

Бабушка рухнула на деревянный пол, смолкла. Потом поняла, что с ней сделали, и зарыдала еще громче.

Бандиты заржали.

— Что-то не вышло у тебя, командир!

Ржали как пьяные над страданиями старухи, над сочащейся из обрубка кровью. Акинобу тоже чуть не закричал, но не смог. Его парализовало.

Зато его отец решил действовать.

Он схватил стоящий у стены меч, блеснула сталь. Бандиты стояли спинами к нему, но услышали движение.

Обернулись, чтоб парировать атаку — но напрасно! Ступня, проклятая распухшая ступня отца подвела его в самый неподходящий момент.

Мужчина сделал шаг вперед… и закачался, когда нога отказалась подчиняться. Он упал на пол, а меч выпал из его руки.

Это еще больше развеселило бандитов.

— Старый дурак, тебя даже собственное тело не слушается! — насмехались они.

Их командир передал свое оружие косому, потом нагнулся и поднял меч отца.

— Прекрасная работа… и эта цуба! Асигару и мангут, сплетенные в схватке! Ты воевал с мангутами, старик?

— Если и да, то лет сто назад! — засмеялся высокий.

— Это там тебя ранили в ногу… и отсюда эти проблемы со ступней? — мягко спросил главарь. — Так позволь, я тебе помогу!

И он замахнулся для удара отцовским мечом.

Акинобу больше не мог на это смотреть, нырнул под пол. Скорчился на земле, затыкая глаза и уши, как будто это могло уберечь его от реальности.

Но звуки, шумы долетали до него и так. И наконец он отважился открыть глаза и оглядеться.

Странный, хлюпающий звук. Это кровь, кровь протекала меж досок и капала на землю вблизи от того места, где он сидел. Кровь его отца и бабушки.

Он не мог просто ждать, пока оба они истекут кровью, надо было действовать! Он был мужчиной, как и его отец. Маленьким, но мужчиной!

Но сам он не смог бы справиться с тремя бандитами. Сам нет. Но в Воротах Сна был кое-кто, кто наверняка не испугался бы.

Акинобу прополз к противоположной стене, толкнул ее так, что доски немного отошли, позволяя ему вылезти. Когда же он оказался во дворе, то перескочил заборчик и со всех ног помчался к замку. К заполненному трупами резервуару.

Он бежал, что было сил, и вскоре остановился над обрывом. Горы трупов, ужасный смрад, что не глушила уже даже влага. Акинобу боялся, что Дух просто ушел, что покинул Ворота Сна. Но нет! Мужчина лежал там же, где и в прошлый раз. Лежал и пустым взглядом смотрел в грязное небо.

— Дух! — закричал Акинобу. — Дух!!!

Сначала воин, казалось, не услышал, но наконец чуть повернул голову, посмотрел на ребенка. Что-то блеснуло в его глазах.

— Это ты?.. — прохрипел он. — Я помню тебя.

— Ты должен мне помочь, Дух, помоги мне!

Лежащий оперся на руки, медленно поднялся, как будто заново изучая возможности своего тела. Сел.

Выглядел он теперь как мрачный владыка мертвых, троном которого была гора изуродованных тел. Король разложения. Сёгун смерти.

— Дух, умоляю тебя! Мой отец, моя бабушка! Ты нужен им! — снова закричал Акинобу, исполняющий при этом жутком дворе роль просителя.

Кентаро взглянул на мальчика. Посмотрел и покачал головой:

— Оставь меня, дитя. Оставь меня в покое.

Акинобу не мог поверить! Тот, что ушел из рук смерти, вернулся к жизни, несмотря на раны, теперь попросту… отказывал? Не принимал боя? Так не поступает воин!

— Так не поступает воин! — громко произнес мальчик. — Слышишь?

— Оставь меня…

— Дух, я прошу тебя…

— Оставь, я сказал!

Дух смотрел на него с гневом и печалью. Он не был уже великим воином, лишь смешной, жалкой карикатурой на него. Не солдатом, а генералом могильных червей.

— Будь ты проклят! — крикнул тогда Акинобу, уже не в силах сдержать слез. — Проклинаю тебя, Дух! Ты подвел всех, понимаешь? Всех! Ты подвел товарищей. — Он указал на трупы. — Подвел меня… подвел свою госпожу! Ты заслуживаешь, заслуживаешь всего того, что с тобой случилось!

Кентаро опустил взгляд; молчал.

— Оставь меня, — сказал он наконец.

Мальчик и не собирался дольше сидеть на обрыве. Дух был лишь тенью самого себя, а отец и бабушка все так же нуждались в помощи. Он вскочил и побежал обратно в деревню.

Раз уж воин не хочет ему помочь, то ему самому придется встать на защиту своей семьи.

Он бежал к постройкам. Лил дождь, грязь хлюпала под его босыми ногами.

Девок не оказалось, но у старого калеки нашлась другая, столь же ценная вещь — саке!

Оказалось, что у мужчины не было риса, рыбы, мяса или зерна, зато был целый склад алкоголя. Так что бандиты растянулись посреди помещения, открыли бутылки и пили в свое удовольствие.

Они уже совсем не обращали внимания на отца, который отполз в сторону, разорвал кимоно и перетянул раненую ногу так, чтоб остановить кровотечение из обрубка. Потом так же перевязал и тихо стонущую бабушку. И просто ждал, лишь изредка с сожалением бросая взгляд на бандитов, уничтожающих его склад саке.

Его черный меч они вернули в ножны и снова прислонили к стене. Заберут ли они его с собой, когда пьянка им наскучит? Отца это, вообще говоря, ничуть уже не волновало.

Волновал его сын. Акинобу — ждал ли он до сих пор под полом, видел ли это все? А может быть, сбежал?

Лишь бы сбежал, думал отец.

Он недооценил сына.

Акинобу встал на пороге. Хоть его щеки и были мокрыми от слез, сейчас он уже не плакал, а гордо смотрел на бандитов.

— Прочь отсюда, мерзавцы! — закричал он.

Отец захромал к свету, протянул к ребенку руку.

— Сынок, не…

— Я защищу вас, тебя и бабушку! — твердо ответил Акинобу. — А вы вон!

Бандиты, раскрасневшиеся от спиртного, посмотрели на мальчика и… засмеялись.

— Ну надо же, погибель наша пришла! Что, обезьянка, станцуешь для нас? Или расскажешь что-нибудь забавное?

— Давайте заберем его, будет нашим талисманом, — предложил косой. — Такой смешной ребенок развеселит каждого!

Акинобу сжал губы, глянул в сторону. Черный меч в ножнах, опертый о стену.

Он бросился к оружию, схватил его, выдернул из ножен.

— Эй, говнюк, это мое! — закричал ему вдогонку командир, но Акинобу уже был снаружи, во дворе. Стоял там с мечом в маленьких ладонях. Клинок дрожал, потому что мальчик едва сумел его поднять. Но он смело смотрел на бандитов, готовый убивать, когда те приблизятся.

— Отважная маленькая обезьянка, — сказал высокий и жилистый, встав на пороге с собственным оружием.

— Убьем его? — спросил косой.

Командир помотал головой.

— Нет, — коротко ответил он.

Спрятал свое оружие, спустился с крыльца в грязь.

Акинобу атаковал.

Он бросился на мужчину, нанося высокий вертикальный удар. Думал, что сможет разрубить череп невооруженному, но тот лишь уклонился и шлепнул его сбоку по голове раскрытой ладонью. Когда удар попал в ухо, в голове засвистело, Акинобу поскользнулся в грязи и упал.

Бандит с легкостью вытащил меч из его пальцев, потом хлестнул им ребенка по спине плашмя, раз, другой и третий.

«Не буду плакать! — думал мальчик, принимая все новые удары. — Никогда больше не буду!»

Командир утомился, плюнул на Акинобу и повернулся к своим.

— Вот так воспитывают непослушных ублюдков! — крикнул он. — Заберите его внутрь… Интересно, если его напоить саке, он успокоится?

Подручные спустились с крыльца, потянулись к мальчику.

— Оставьте его!

Это был какой-то новый голос. Тихий, но грозный. С одной стороны, полный спокойствия, а с другой — как будто железо заговорило.

Мужчина стоял у входа во дворик. Выглядел трагично — одежда, когда-то, без сомнения, бывшая военной формой, сейчас была разодранной, грязной от глины и старой крови. Лицо его было измученным, а глаза странными; с одной стороны, холодными, а с другой — тлела в них какая-то необузданная ярость.

Оружия у него не было.

— Иди отсюда, оборванец! — закричал жилистый.

— Вот именно, — холодно добавил старший. — Иди отсюда! Мой друг тебе верно советует.

— Нет, это вы уйдете. Оставите мальчика, оставите в покое его дом, заберете своих дружков и уйдете.

Бандиты заржали.

— Бродяга еще будет нам приказывать!

— Вы только гляньте!

На шум к хате подошло еще несколько бандитов. Несколько человек наблюдали происходящее из соседских дворов, ожидая, что произойдет.

Конец ознакомительного фрагмента.