Бабочка-рэндаллия

Аркадий Олегович Никитин, 2021

Прошло шесть лет с тех пор, как студент инженерного факультета Родион Мельников, невольный участник жестокого и кровавого эксперимента, бесследно исчез. Родные, близкие и друзья считают его без вести пропавшим. Для бойцов силовых структур он легенда и пример для подражания. И лишь несколько преданных друзей знают, что история Родиона не закончена, а лишь поставлена на паузу. Содержит нецензурную брань.

5. Мафия

— Одним подозреваемым меньше. Прекрасно. Теперь о делах. — генерал взял рацию, — Тарантин! Кино покажи про местный бомонд!

На экране появилось фото восьми респектабельных мужчин за круглым столом.

— Жизнь, пока ты отсутствовал, Мельников, изменилась не особо. Но это с виду. ОПГ расплодилось как грязи. Крышевать и трясти начали всех подряд, взялись даже за мелкие филиалы госкорпораций. Устроили свой уютный сетевой маркетинг с блэкджеком и шлюхами в прямом смысле. Вот эти морды сидели на самом верху, каждый подмял под себя по одному федеральному округу. Перечислять имена нет смысла, сейчас все они покойники. Три года назад тихо, без огласки приняли знаменитый закон «О противодействии организованной преступности». Только за первые три дня и ночи без задержаний и судов вырезали половину «воров в законе» и все высшее руководство. Думали, что справились с этой мразью. А получился обычный черный передел. Оставшиеся в живых схоронились, перегруппировались, выбрали себе новых боссов, на общаковые деньги купили хорошую крышу. Наши местные оказались самыми наглыми. Поставили ультиматум. Если хоть один член банды будет убит представителем органов — они жестко ответят. Для профилактики устроили печально известную «резню в общежитии».

На экране появились страшные кадры с обилием трупов и оттенков красного. Родион вздрогнул. Евгения, и глазом не моргнув, продолжала немного неряшливо грызть непонятно откуда взявшиеся семечки, часть кожуры проглатывая, часть в виде черно-белой кашицы сплевывая прямо перед собой на стол, часть роняя на пол и себе на юбку. Генерал продолжил брифинг:

— Итог: полиция боится. Власти молчат. Многие куплены. Чем знаменателен сегодняшний день: все это дерьмо окончательно причалило в нашей гавани. Московиты, — шеф антитеррора поднял указательный палец, — только и рады, что разгребать его будут наши руки. В случае осечки всю кровь на нас и спишут, а менты останутся в белом. Но есть и плюс: без благословения первых лиц криминала теперь ни один жулик даже на красный не пойдет. Апостолов в нашем регионе у них два. Первый: Артуров Марк Архипович. Он же Марчелло Седой.

На экране появился, вопреки ожиданиям зрителей, абсолютно лысый хмурый мужчина в очках, с густой щетиной и крупными складками на лбу.

— Умный и аккуратный засранец. Владел своим дизайнерским бюро, успешно. Всегда был в плюсе, почему ушел в криминал — неизвестно. Подмял под себя полгорода, кормится с борделей и подпольных казино. Его фишка в том, что старается не стрелять, погромы и публичные наезды не устраивает. Для охраны нанял отряд профи из ЧВК. Отжал пятизвездочник «Гранд-Гондольер» в центре, где и проживает, как и все более-менее важные тела из его окружения. Правая рука — Барсуков Артем Иванович.

Евгения, смешно шевеля раздувшимися губами, неожиданно спросила:

— Кличка — Балфук?

Илья Александрович, коротко взглянув на девушку, которая сама, со своими семечками и до невозможного раздувшимися щеками напоминала лесного зверька, и ответил:

— Нет. Арт.

Проектор показал нахальную, совсем не похожую на барсучью, гладко выбритую физиономию с большим, полным чернеющих и испещренных сколами зубов ртом, одним шрамом под нижней губой и другим, поменьше, на невысоком лбу, так похожим на тот, что новоиспеченный старший лейтенант получил тогда, в университете, что Мельников непроизвольно провел по ныне безупречно гладкому лбу рукой.

— Животное и быдло. Наглый как танк. Воняет помойкой, зато одевается в бутиках. Работал водителем-экспедитором. Судим за разбой. Работает на Артурова управляющим отеля. Говорят, мечтает занять его место, когда тот уйдет на «пенсию». Выполнит любую прихоть, лижет ему задницу по поводу и без. Обожает хамить ментам и щупать симпатичных продавщиц и официанток. Теперь — конкурирующая организация.

Высветилось фото крупного, щекастого пожилого мужчины с массивным носом, одним глазом и длинными, слегка вьющимися седыми волосами.

— Забавно, да? Бизяк Михал Семеныч, он же Бизя. Инженер. Получил пятнашку за убийство коллеги по КБ. Выпущен за примерное поведение через десять. Глаз потерял в драке с тем самым коллегой. Удар циркулем. Больше всего не любит вспоминать об этом. Главный его принцип — живем один раз. Вымогательство, перехват фур с грузом, ограбления инкассаторов, даже похищение банкоматов целиком — его прежняя стихия. Сейчас доит практически всех, до чьего вымени не дотянулся Седой: торговые центры, рынки, автосалоны. Налажены связи заграницей. Вся местная дурь кроме химии попадает к нам от его азиатских друзей. Чем особо примечателен — первым среди себе подобных создал целый отдел онлайн-гоблинов. По слухам насмотрелся фильмов. В соцсетях разбушевался не на шутку. Поставил на поток сетевой рэкет. Выслеживает должников. Давит на кого нужно. Лично я предполагаю, что за Котова взялся именно он со своими сетевыми глистами. Кстати. Бизя все-таки человек старой школы: убивать своими руками не стремается. О текущем местонахождении и его доверенных лицах неизвестно. Если Седой мне даже чем-то симпатичен, эту скотину я бы уже давно ликвидировал. Но не наш профиль. Был. Есть еще третья группировка.

Слайды, однако, на этом закончились

— Ребятишки молодые. Скрытные. Главарь — некто Жан. Личность не установлена. Крышуют мелкий бизнес типа местных интернет-магазинов и пиццерий. Жалоб на них нет: с три шкуры не дерут, говорят, даже помогают решать какие-то вопросы. Имеют своих людей в структурах. Бизяк и Седой их не прижимают, каждый надеется на слияние со всеми вытекающими.

Евгения, небрежно собрав в ладонь кожуру, бесшумно выскользнула из зала и через три секунды вернулась, шурша вкусно пахнущим пакетом, достала коробочку с лапшой-вок, палочки и сделала вид, что собирается приступить к трапезе. Поймав голодный взгляд Родиона, она протянула ему такое же блюдо. Третью коробочку она аккуратно подвинула в сторону генерала. Илья Александрович кивком поблагодарил девушку и продолжил:

— Теперь суть проблемы. Тарантин! Давай сиквел.

На экране завертелись панорамы скучного, советской еще архитектуры, небольшого комплекса промышленных зданий с трубами, окруженного, как ни странно, водой и высокими стенами, будто в 1975-м, а именно эти цифры были увековечены на одной из труб, имели место набеги варваров, ну или как минимум диких гоблинов на объекты энергетики.

— На Первой ТЭЦ в рамках, как они это называют, оптимизации, целый отдел заменили искусственным интеллектом. Проект пилотный, но по нашей информации, такая судьба уже точно ждет все электростанции, включая атомные. На ТЭЦ привезли тонну нового железа. И четко в день запуска этой системы какой-то мегамозгляк поставил раком их защиту, пожег всю электронику, чуть не поднял на воздух саму ТЭЦ и даже не наследил. Через месяц вышел на нас сам, с повинной. Гением оказался Котов. Рассказал про свою шальную музу. Он написал программу, с помощью которой можно из воздуха, моментально и совершенно незаметно сделать состояние на криптовалюте. Нужен только компьютер и оборудование, наподобие того, что он спалил. От результата в шоке даже я. Там хватило бы на личный остров. Я распорядился весь улов конфисковать. Убытки покрыли, рты закрыли. Ровно с тех пор нашего хакермана шантажируют. Шлют письма, угрозы. Звонят по ночам. Пытался откупиться — отказ. Потом стали приходить анонимные посылки. Обувной шнурок, завязанный петлей. Кухонный нож в крови. Когда прислали отрубленную руку в коробке из-под пирожных, снова связался с нами. Теперь Котов невыездной. Под усиленной охраной. И приглядывают за ним не местный шериф со своими копчиками, а наши люди. Программу мы конфисковали. Что нужно шантажистам — хак на деньги или современная альтернатива петардам Корсар-1, — неизвестно. Мне лично от этого не легче. Вопросы?..

Щелкнул замок, и в проеме появилось лицо Тарантина с привычной испариной:

— Илья Саныч. Тут опять эта женщина…

Ни говоря ни слова, генерал встал и вышел, закрыв за собой дверь, и оставив Евгению с Родионом вдвоем. Кто эта женщина, и что ей было нужно, парочка догадалась по репликам Ильи Александровича, гремевшим под потолком «бухгалтерии»:

–…Мы с Вами обо всем договорились, что Вам еще нужно!..…Генерал-майор ФСБ!.. Кто мафия? Это мы мафия!?……Вы вообще в себе? Нет никакого места на кладбище! Мы все проговорили!..…По поводу памятника. Вот человек, с ним решайте. Нужны деньги — поможем……Прекратите выносить мне мозг!..

Евгения вздохнула и обратилась к Родиону:

— Ты пока подклепифь, а я туда фхову!

Она встала. Войдя в офис, она негромко сказала:

— Илья Александровифь, офтавьте наф, пожалуйфта. Поговорю я. Иван Анатольевифь, там и для ваф ефть коробочка с лапфой! — немного расстроенно девушка добавила, — мою тоже кто-нибудь может доефть…

Евгения осталась одна с нежданной посетительницей и внимательно ее оглядела. У совсем маленькой, ростом чуть выше полутора метров, когда-то красивой женщины, немного за сорок, был вид, какой обычно бывает у людей, переживших горе. Приятное лицо с большими влажными глазами было изрезано не по возрасту обильными и глубокими морщинами, как земля на которую давно не падала влага. Маленький привлекательный нос заострился, тонкие губы были сжаты. Одета она была во все черное — длинную юбку и старую, выцветшую, выглядевшую скорее темно-серой кофточку. Черные, со свежими вкраплениями седины волосы были собраны заколкой. Тонкими пальцами она комкала сжатый на груди черный берет. Евгения заговорила тихо, почти шепотом:

— Фдлафтвуйте. Не надо кричать. Если фто, никто меня не ифбивал. Это довбаные птфелы. Нет никакого мефта захолонения. Вот я. Вафа доць дала мне жыфнь. Я бефгланицьно ей и вам за это бвагодална. И она бвагодаля мне не уфлана фовфем, а тове полуцила новую выфнь. Флуфайте, вы можете мне не велить, но она тепель навфегда фяфть меня. — Евгения говорила искренне, не обращая внимания на то, что окончательно распухшие щечки, придавшие ее и без того милому личику совсем уж няшный вид, превратили ее речь в милое лопотание, разобрать которое человеку неподготовленному могло быть непросто, — я не могу уколоть обефболиваюффее. Я в кулфе про аллергию. И непеленофимофть лактозы. И у меня еффе вот фто есть. — она задрала ногу и показала женщине татуировку, — я даве не фомневаюфь, фто вы заплетили ее делать…

Они стояли, молча глядя друг другу в глаза секунд десять. У женщины из глаз вырвались две слезы, губы задрожали, она прошептала:

— Лизонька!..

Бросившись к Евгении, она обняла ее, и принялась гладить по голове, приговаривая:

— Девочка моя, девочка…

— Меня зовут Евгения. Женя. — она с трудом выговорила свое имя относительно внятно, — но я фнаю. Я фюфтвую, фто Лиза где-то фдефь. Фо мной. — она чуть-чуть отстранилась и взяла плачущую мать за руки, — я офень хотела бы уфнать ее полутфе. И ваф. Вы плиглафите мне в гофти? Покавете ее комнату?..

Женщина, во взгляде которой появился свет, быстро закивала головой и снова обняла девушку, намочив ей маечку слезами.

— Подофдите меня! Фефяф, отплофуфь у нафяльфтва!

Евгения заглянула в конференц-зал. Трое мужчин с аппетитом ели лапшу.

— Плиятного аппетита! Мне нувно ненадолго отлуфитьфя! Я возьму белое такфо?

Генерал, кивнул, вытирая рот салфеткой.

— Фпафибо! Обеффяю, я навелфтаю упуффенное!..

Вытерев рот и руки салфеткой, Тарантин поднялся, потянулся и воскликнул:

— Ну-с!..

Не получив в ответ никаких указаний, он вернулся на рабочее место, Родион остался с шефом один на один. Мельников, не поднимая глаз, спросил:

— Я все думаю… Этих людей… Их правда застрелили бы?..

Генерал покачал головой, прожевал и ответил:

— Нет, конечно. — он бросил есть и поднялся из-за стола. — пошли, Мельников.

В конференц-зале оказалась еще одна дверь с ведущей вниз лестницей. Минуя ответвления, они медленно спустились на самый низ. На минусовом этаже располагалось стрельбище. В этот час оно было полностью свободно. Илья Александрович подвел Родиона к стенду. Достав из кобуры пистолет, и сняв его с предохранителя, он дал его парню.

— Пальни пару раз.

— Зачем?.. Я не люблю оружие.

— Нужно для дела. Представь, что это один из тех ублюдков из университета, если тебе так будет легче.

Едва у Родиона промелькнуло перед глазами то самое, перекошенное от злобы лицо, дышащее животной яростью и жаждой крови, дохнул порохом и сталью смотрящий в упор оружейный ствол, он изменился в лице, резко вскинул руку и, растревожив эхом тишину, высадил в мишень всю обойму. Илья Александрович нажал на кнопку. Родион, на мгновение лишенный кислорода гневом, жадно и тяжело дышал. Мишень преодолела еще только полпути, но он уже видел одно сплошное отверстие, образовавшееся прямо посреди контура головы.

— Не соврал твой ангел-хранитель. Ты все тот же. Зрение, скорость, реакция. Только насчет сопротивляемости веществам она перестаралась. Отсюда и конфуз в клинике. Не могли тебя ни разбудить, ни успокоить. Да, и это тоже ее подарок.

Родион посмотрел генералу в глаза.

— Я вот еще что хотел спросить: а зачем вам мы с Жек… Евгенией? У вас же в распоряжении такие технологии. Можно сделать отряд… Да сколько угодно суперагентов. Армию пуленепробиваемых монахов. Вооружить самыми современными стволами, броней…

— Во-первых, Мельников, армия у меня и так есть. В одном только этом здании больше сотни вооруженных людей. Даже продавцы в магазине — наши кадровые офицеры или агенты. Во-вторых, нет больше этих технологий.

— В смысде?..

— Конюкова Евгения Артуровна останется единственной в своем роде. Как и ты, кстати. Ее «папа» мертв. Его ассистент тихо и мирно выехал в Абхазию. На заслуженную пенсию. Все чертежи и компьютеры я приказал сжечь, когда вы с Конюковой… Вернулись. Не осталось ничего. Ни единого осколка. Очкариков, которые на меня работали, шмонали жестче, чем фанатье на стадионе. Никаких флэшек, смартфонов, облачных хранилищ. Да и пахали они врозь. Об окончательных целях проекта знала только верная мне профессура. Два дедушки за восемьдесят. И беседа с наемниками о праве выбора, конечно, — либо вы живете долго и счастливо на честно заработанные. Либо находите в себе глупость чем-то и с кем-то поделиться и спешите к нотариусу. Я не на том уровне ответственности, Мельников, чтобы закрывать глаза на откровенный п****ц. Дай богатой рухляди этот грааль, и начнется охота за молоденькими мальчиками и девочками. Who wants to live forever, ты спросишь? А все и каждый, Мельников, все. До самого конца засыпать с мыслью, что я допустил такое? — Илья Александрович забрал у Родиона пистолет, — я пас… Прохладно здесь. Пошли отсюда, у нас много работы.

***

Евгения и так, и сяк жонглировала бадминтонной ракеткой, то вращая ее на одном пальце, то стремительно перебрасывая из руки в руку, как конный рыцарь свой клинок, то проделывая с воланом финты наподобие футбольных. Ни на секунду не прекращая демонстрации своих талантов, она заканчивала повествование:

–…Хотите, вельте, хотите, неть, но это так. Только никому ни флова! Это гофудалфтвенная тайна! Ее знают только единитфы!.. Фтланно! Я дейфтвительно, как будто умею ф ней облаффятфа!.. А тфем это так пафнет?..

Она еще раз осмотрелась. В комнате, которую можно было назвать исключительно детской, царил тот грустный для родителей порядок, как будто ее владелица поступила в университет в другом городе и заявится теперь лишь с ближайшими каникулами. Кровать была заправлена, на компьютерном столике и мониторе лежал хорошо заметный тонкий слой пыли, различные награды, кубки, фотографии в рамках, подарочные фигурки были аккуратно расставлены. И море мягких игрушек. Десятка два было только на кровати, остальные расположились на полочках, на полу, и в объятиях гигантского плюшевого зайца, занявшего свой персональный угол. Пахло чем-то сладковатым и пряным.

Людмила Георгиевна, мама Лизы, смотрела, замерев. На ее слегка посвежевшем лице, то появлялась, то пропадала улыбка.

— Это иланг-иланг. Лиза после последнего чемпионата мира полюбила восточные ароматы. Я подумала, ты вспомнишь…

— Ефли фефтно, нет… Но я правда, как будто фдефь уже была! И вот этот плакат! — девушка указала на постер с китайской бадминтонисткой, украшенный размашистым затейливым автографом, — мне кажется знакомым!

— Сунь Лили. Она тогда стала чемпионкой. Она не давала автографов, но для Лизы сделала исключение. Из уважения. Ей было всего шестнадцать… И третье место! На взрослом турнире!

Евгения не позволила Людмиле Георгиевне погрузиться в воспоминания, внезапно ее обняв, и залопотала:

— Я тут у ваф фовелфенно как дома! Но фефяф мне надо ефать. Мы ловим маньяка, который хофет взолвать ТЭФ! Но я обеффяю, фто уже фколо мы фнова увидимфя. Дадите мне клютфь? И повалуйфта, не пугайтефь, ефли я загляну пофдно! И еффе… Не поколмите меня тфем-нибудь? Феводня фсе мои попытки покуфать потелпели крах…

Женщина не успевала кивать в ответ.