Беспризорники

Аркадий Анатольевич Марьин, 2016

Как быть, если в вашу дверь постучался инопланетянин и просит вас поделиться своей верой? Может ли бог быть не только человеческим, но и трансгалактическим? И если кто-то с этим соглашается, то найдётся и тот, кто непримиримо против. И даже готов убить за свои убеждения. Содержит нецензурную брань.

Спаситель не был крещён. Иоанн Предтеча, или как его ещё называют — Иоанн Креститель, не проводил обряда крещения в реке Иордан. Об этом известно доподлинно. И об этом знает любой христианский священник. Но не каждый, правда, согласится с дословной трактовкой этого факта.

Иоанн не мог крестить Иисуса по одной простой причине, — тогда не существовало даже самого понятия — крещение. Иоанн омыл Иисуса, провёл обряд освящения через омовение. Благословил.

И когда христианин крестится, тем самым он подтверждает свою причастность к вере в Христа, возлагая на себя свой собственный крест. Он готов страдать, переносить все тяготы и лишения, принимать божественные испытания, посылаемые ему судьбой, роком, самим Господом Богом.

Это вера. И ничего тут не скажешь. И либо ты веришь в догматы, преподносимые тебе религией, либо ты криво ухмыляешься при одном словосочетании «Римский Папа». Ну, или не улыбаешься, а тебе вообще наплевать. И, может быть, ты во что-то и веришь в этой жизни, но только не в эти «ветхозаветные легенды».

Артём Валиков верил. Он не ухмылялся криво, ему не было наплевать. Он даже не сомневался. И не только потому, что был уже несколько десятков лет не просто Артёмом Валиковым, а протоиереем Артемием. «Мало быть священником, чтобы по-настоящему верить, — рассуждал он. — Если ты веришь, то ты всегда об этом помнишь, как о том, например, что у тебя есть руки и ноги. Ты не поползёшь, а пойдёшь на своих ногах. Не будешь есть хлеб ртом со стола, а возьмёшь рукой. Настоящая вера. Не просто верю, а знаю, потому что верю. И верю, потому что знаю».

И в христианскую веру его привела как раз та история о крещении Иисуса Христа. История, услышанная в юношестве, об омовении в водах Иордана разожгла в уме Артёма Валикова вопрос: «А почему крещение, если распнут Иисуса потом? И креститься станут только его последователи?».

В этом шахтёрском посёлке Валиков оказался, когда ему только исполнилось двадцать пять. Тогда для него это была глушь, хоть посёлок в географическом плане и находился почти в центре страны. После города-миллионника, столицы большого региона, в которой жизнь не шла, а неслась навстречу будущему, здесь время грозилось вот-вот остановиться.

Но причины перебраться так далеко у Артёма были. Шрам через всё сердце от случившейся трагедии болел до сих пор. Воспоминания о гибели любимой девушки, когда ему было двадцать четыре, память о тех душевных страданиях, через которые он прошёл, до сих пор часто будили его по ночам. Он вставал с постели, надевал на ноги галоши с войлочным подкладом, медленно шёл на кухню через темноту одноэтажного бревенчатого дома. Пил стакан воды и возвращался в постель.

Иногда, не в состоянии больше уснуть, ворочался, терзаемый собственными мыслями. Он сам не видел, но воображение навязчиво рисовало картину падающего башенного крана, в кабине которого с испуганными глазами летела навстречу земле выпускница строительного ПТУ, белокурая и голубоглазая Катя Алексеева. Комсомолка, заводила, хохотушка и любительница туристических походов. А как она пела у костра…

Нет, он не плакал. Боль остывшей сургучной печатью запечатала его сердце, оставив открытой душу для веры, а разум для жизни.

В этом доме на краю посёлка Артемий жил один, и уже довольно давно. С самого начала его приютила у себя старуха Агриппина. Жила без мужа ещё со Второй мировой. Была прихожанкой местной церкви. И когда узнала, что в посёлок приехал молодой священник, любезно предоставила ему кров.

Лет через десять старуха померла, а Артемий остался жить в её доме. Да так и дожил до самой старости.

За это время стал настоятелем церкви. Главным духовным лицом всего шахтёрского посёлка. Был ли он этим доволен? — Трудно сказать. Ведь Артём Валиков, а теперь отец Артемий, ни на день, ни на час, ни на секунду не забывал, какому событию в жизни он обязан своим появлением здесь. Скорее, он просто понимал и ощущал каждой частичкой своего естества, насколько предопределена была его судьба, насколько вверена вся его жизнь в руки Господа.

Это он понял со временем. Когда постепенно пришёл к осознанию той самой настоящей веры.

Сегодня выдался незапланированный выходной. Службы не предполагалось. Приход отдыхал, а вместе с ним и отец Артемий. Но всё же утром он обязательно посетил церковь, проверил всё ли в порядке. Переговорил с Клавдией, старушкой, что присматривала за церковной утварью. Выдал ей коробку новых свечей для прихожан, не забывающих церковь и в выходные. Напомнил, как включить сигнализацию, если случится непредвиденное. Господи, упаси!

После этого заехал на своей старенькой «шестёрке» на рынок. Купил ведро картошки, пакет моркови, три золотистых луковицы и речного карпа средних размеров. Пригрезилось Артемию ещё с самого утра, что непременно нужно приготовить на дневную трапезу карпа в печке, завёрнутого в фольгу. А гарниром к нему добавить варёной картошки, моркови и свежего репчатого лучку. Такими тоненькими колечками, что напоминают собой на поднятой вилке прозрачные и невесомые нимбы ангелов.

С такими приятными мыслями, уложив покупки в багажник, Артемий ехал в машине, глядя через лобовое стекло на осеннюю улицу и, чуть прищурившись, улыбался в свою седую, пышную бороду.

Ноябрь привёл с собой зиму. Но природа всё ещё противилась. Земля никак не хотела остывать, плавя на своей поверхности то просыпавшуюся ледяную крупу, то мелкие, робкие снежинки, падающие с холодного, пасмурного неба. Ночью появлялись едва тронувшиеся льдом лужицы, а утром машины оставляли за собой тёмные следы протекторов, словно ледяные борозды на заиндевевшей поселковой дороге.

Сейчас, днём, из-за туч выглянуло солнышко. Отец Артемий любовался такой прекрасной осенней погодой. Сердце радовалось, душа пела. А желудок предвкушал скорое гастрономическое празднество.

— Аллилуйя, — произнёс Артемий, продолжая вести машину под звук урчащего мотора «шестёрки».

Радиомагнитола в машине, конечно, была. Но священник не имел пристрастия или привычки слушать мирскую музыку. А новости, как это ни странно, его не интересовали. И очень давно.

Минут через пятнадцать машина была припаркована во дворе, пакеты занесены в дом. Не успел Артемий выложить все купленные продукты на кухонный стол, как на письменном столе в центральной комнате зазвонил стационарный телефон.

Оставив всё как есть, Артемий поспешил в комнату, вытирая на ходу руки об прихваченное с рукомойника полотенце.

«Только б в церкви всё в порядке. Или Клавдии скучно стало, или свечкам цену позабыла. Может, так, что-то по пустякам?» — перебирал он в уме причины звонка, поднимая трубку.

— Да, слушаю, протоиерей Артемий.

В трубке послышалось чьё-то сопение.

— Алло?

Наконец, чей-то хрипловатый голос неожиданно произнёс:

— Это священник?

Артемия на секунду взяла оторопь, но он всё же ответил:

— Да, конечно. Настоятель храма, протоиерей Артемий. Слушаю.

Хриплый голос заговорил снова.

— Мне очень нужно с тобой встретиться. Для меня это очень важно, а ты и твоя церковь в накладе не останетесь. Я в состоянии много тебе и твоей церкви…

Возникла пауза. Собеседник явно не мог подобрать нужного слова.

— Не могу вспомнить, как точно… Дать… Принести… Могу много выделить…

— Пожертвовать, — подсказал Артемий.

— Да, точно, — в то же мгновение согласился голос. — Много могу.

Такое лестное предложение, полученное в предобеденное время, Артемий воспринял крайне спокойно. Действительно, радоваться было пока совершенно нечему. Что это за человек? Кто он, откуда?

Разумеется, церковь Христова в любые времена была рада любым пожертвованиям, — «Да не оскудеет рука дающего!». Но пока это был всего лишь голос в телефонной трубке. И так же было понятно, что свою помощь он готов обменять на личную встречу. Или Артемий не совсем правильно его понял?

— Приходи завтра в церковь, там и поговорим, — по-доброму произнёс в трубку священник.

— Мне нужно сегодня, — с лёгким напором донеслось в ответ.

— Сегодня в церкви выходной день. Службы нет. Да мне и своими, домашними делами…

Голос резко оборвал его объяснения, спутав мысли о лежащей на кухонном столе рыбе.

— Это дело очень срочное! Я тебе расскажу, и ты поймёшь, что я не хочу обмануть! Прояви ко мне состраздание!

— Сострадание? — не вынес Артемий коверканья слова и поправил собеседника.

А сам в ту же секунду подумал: «Русский ли он вообще, тот, который сейчас со мной говорит? Что же ему от меня нужно?». Но вслух произносить свои мысли не стал.

— Да, да! Сострадание! Правильно ты сказал, — обрадовался хриплый голос, выдавая какие-то наивные, детские интонации.

— Так, я ведь дома не принимаю, — посерьёзнел Артемий, — я ведь не частный терапевт. Конечно, если крайний, совершенно безвыходный случай…

— Крайний! Безвыходный! — тут же начал твердить голос. — Я всё объясню! Очень надо! Пожертвую много! Не обман!

— С кем я разговариваю? Как зовут-то тебя? — поинтересовался Артемий, останавливая поток уверений.

На другом конце провода воцарилось молчание. Это было достаточно странно. Неужели человек не знает или забыл своё имя?

— Давай я всё-таки приеду? И мы познакомимся, — наконец, произнёс собеседник.

— Ну, хорошо, приезжай, — сдался Артемий, — бог с тобою!

Снова возникла пауза. Голос молчал. Чего-то ждал. Приглашения?

— Сказать тебе адрес? — спросил Артемий.

— Я знаю, знаю, — отозвался незнакомец без каких-либо явных признаков удовлетворения тем, что Артемий согласился на встречу. — Я вечером сегодня приеду. Ты меня жди. Я приеду обязательно. Очень надо.

— Хорошо. Вечером.

Телефонный разговор был завершён, и Артемий с благодарностью небесам подумал, что сможет в спокойной обстановке насладится трапезой, главным блюдом которой должна стать купленная рыба.

До вечера ещё была уйма времени.

Пора было браться за готовку, и Артемий вернулся на кухню, чтобы приступить к сегодняшней поварской миссии. Дома, когда позволяли обстоятельства, он любил сам себе что-нибудь приготовить.

Через некоторое время, отобедав запечённым в фольге карпом, Артемий уселся в старенькое, покрытое таким же не менее старым пледом, кресло и взял в руки книгу. Околонаучный труд Грэма Хэнкока занимал его ум уже около трёх дней. Читать было интересно. Но вместе с этим Артемий прекрасно понимал, какую ересь он брал в руки. Узнай кто-нибудь из руководства епархии, какой литературой он интересуется в свободное от службы время, то, возможно, сразу же встал вопрос о лишении его сана.

Но Артемий не спешил с кем-то делиться мыслями о том, что прочёл. И уж тем более о том, что он думает о прочитанном. Незачем вводить в смущение, подталкивая на инакомыслие. За себя он мог поручиться, а вот чужая душа — потёмки.

Потратив на чтение около двух часов, Артемий заметил, как за это время через окна в комнату успели вползти красно-жёлтые блики садящегося солнца. Он неспешно отложил книгу на подлокотник кресла, поднялся и подошёл к окну. Отодвинув в сторону указательным пальцем тюлевую занавеску, увидел стоявший возле ворот его дома большой чёрный внедорожник. Идеально чистый. Чёрное лакированное покрытие переливалось тёмными тонами, словно оперение огромного ворона. И именно от внедорожника, — Артемий понял это только сейчас, — блики солнечного света падали на его дом. Впечатление создавалось странное. Будто бы машина не отражала, а сама излучала свет. Откуда-то изнутри.

Неожиданно раздался звонок телефонного аппарата.

Артемий оторвал взгляд от внедорожника и, не спеша, подошёл к столу. Медленно поднял трубку.

— Протоиерей Артемий, слушаю.

— Я подъехал, — отозвался голос в телефоне.

— Хорошо, — тут же отреагировал Артемий, ясно понимая, кто ему звонит, кто подъехал. — Твоя машина возле ворот?

— Моя.

— Почему не заходишь? Ты там в ней сидишь? Давно подъехал?

В телефонной трубке возникла тишина. Собеседник, видимо, не ожидал, что на него посыплется сразу столько вопросов.

— Почему-то решил подождать, — наконец, ответил голос.

— Чего? Господи, — Артемий всплеснул свободной рукой, — заходи уже! Ты слышишь? Иду открывать входную дверь.

— Да-да, я понял. Иду.

Артемий положил трубку и так же неспешно направился в прихожую встречать незнакомца.

Когда священнослужитель открыл дверь, то увидел на пороге не просто человека, а целую эпоху, целый пласт времени, канувший в потоке трёх десятилетий. Образ его был явно не из этого времени. Артемий был слегка озадачен, но ни мимикой, ни поведением этого не выдал.

— Здравствуй, — поздоровался первым мужчина с короткой стрижкой, в тёмных очках, в чёрной кожаной куртке, чёрной рубашке, чёрных брюках и надраенных до блеска чёрных туфлях.

Если бы дело происходило где-нибудь на западе, его можно было бы принять за похоронного агента. У нас — это предприниматель 90-х годов. Такой «браток из бригады». И это его «Здравствуй» никак не увязывалось с его обликом.

— И тебе доброго здравия, — ответил Артемий и пригласил жестом гостя в дом. — Милости прошу.

Ни о чём не спрашивая хозяина, тёмная, в прямом и переносном смысле слова, личность прямо в обуви прошагала через прихожую в дом. Артемий мельком глянул на пол, убедившись, что «идеальная» обувь мужчины не оставляет грязных следов. Будто он в домашних тапочках перепорхнул в свою машину, а теперь в дом священника.

Гость остановился посредине комнаты, возле кресла, в котором несколько минут назад Артемий читал книгу. Обернулся лицом к хозяину, продолжая молчать.

— Присаживайся, — указал Артемий на кресло незнакомцу.

— Я лучше на стуле, — ответил тот и присел на стул возле стола. — А ты садись в кресло. Начнём разговор.

Хрипотца в его голосе была уже практически незаметна.

То, что гость командовал в его доме, Артемия нисколько не смущало. За свою жизнь он повидал множество разных людей. Этот был и не лучше, и не хуже многих.

Обычная, во многом беззащитная, ранимая и хрупкая человеческая душа, обряженная хозяином в непроницаемую броню или колкие шипы тщательно слепленного образа. Часто приходилось подыгрывать человеку в самом начале разговора, чтобы не спугнуть то, что находилось за маской и театральным костюмом.

— Будь по-твоему, — покорно согласился Артемий, усаживаясь в своё любимое кресло. — Готов с тобой побеседовать, коли этого душа твоя просит.

И тут гость снял тёмные очки, положил их рядом с собой на край стола и поглядел на Артемия.

Глаза незнакомца были необычны. И это мягко сказано. Они были неестественного цвета, которого не встретишь у людей. Нет, конечно, по форме они были человеческие. Но вот их цвет скорее мог указать на родство их хозяина с какими-нибудь хищниками. «У диких больших кошек такие глаза», — отметил про себя Артемий. Светло-светло карие, почти огненно-рыжие с еле уловимыми алыми прожилками. Священнику казалось, что если он сейчас приблизится вплотную к лицу этого человека, то сможет различить маленькие язычки пламени в радужке его глаз. И это начинало пробуждать странное беспокойство в душе Артемия. Что-то в этом новом для него человеке настораживало. Что-то было тёмное не только в его облике, но и во всей истории, — от звонка до появления чёрного внедорожника у ворот дома.

Каким-то необъяснимым образом гость почувствовал волнение хозяина.

— Не стоит переживать, — произнёс человек с глазами хищника. — Я пришёл просить о помощи. А кто сам просит о помощи, тот не может навредить.

— Чем же я могу тебе помочь? Насколько я вижу, в жизни у тебя всё сложилось. Не бедствуешь. Чем же тебе может помочь церковь? — вступил в диалог Артемий.

— Ты можешь помочь мне, как священник. Помочь, как креститель.

— Как кто? — не сразу понял Артемий заявку гостя, выраженную в несколько туманной форме.

— Как креститель, — повторил гость.

— Ты хочешь пройти обряд таинства крещения?

— Я хочу обрести бога, — не мигая, очень чётко произнёс незнакомец.

— Я служитель христианской церкви. И я православный священник. Почему ты пришёл именно ко мне? — слегка возмущённо произнёс Артемий. — Чтобы обрести бога, можно было выбрать массу других вариантов.

В этот момент Артемий сам удивился словам, сорвавшимся с его уст. Другой бы радовался, что господь призывает в лоно своей церкви ещё одну заблудшую овцу, ещё одна душа стремится в сети Иисуса, чтобы обрести веру и надежду на спасение.

Но только не для этого человека. Неизвестно откуда взявшегося, непонятно кем являющимся.

— Я даже имени твоего не знаю, — как можно спокойнее подытожил Артемий. — Уверен, что ты точно не местный. Откуда ты? Как тебя зовут?

— Ты прав, священник. Я не представился. Это не делает мне чести, как гостю. Тем более что я действительно не местный. Далеко не местный.

Артемий подумал, когда слушал собеседника, что если в его речь добавить кавказский акцент, то он очень подойдёт к сказанному.

Но акцента не было.

— Насколько далеко? — спросил Артемий, пока гость собирался с мыслями.

— Очень далеко, — опять как-то неопределённо и размыто ответил незнакомец. — Имя я тебе назову то, которое больше будет понятным для твоего слуха, чтобы ты мог меня им называть. Так будет удобнее для нас обоих.

— Хорошо, меня это устраивает, — кивнул Артемий.

— Тем более, при крещении, насколько мне известно, даётся новое имя. Верно?

— Ты слишком торопишь события. Я тебе ещё ничего не обещал, — сдвинул брови священнослужитель. — И моё терпение не безгранично.

— Хорошо, хорошо, только не нужно так волноваться. Прошу выслушать, а уж потом принимать решение. Об этом я могу с тобой договориться?

Гость говорил абсолютно безэмоционально. Ни одна морщинка не шевельнулась ни у глаз, ни на лбу. Рот чётко проговаривал фразы, обнажая ровные, здоровые зубы.

— Об этом договориться можно. Сегодня я ничем особо не занят. Но если я тебя выслушаю и откажу, ты примешь моё решение покорно? Об этом мы можем с тобой так же договориться заранее?

Ни секунды не раздумывая, гость ответил:

— Согласен.

— Слушаю, — кивнул Артемий, удобнее устраиваясь в кресле.

— Для тебя я Натолий…

— Анатолий, — поправил Артемий.

— Верно, Анатолий. Спасибо.

— Пожалуйста.

— Я не из вашего посёлка и не из районного центра. Я даже не из этой страны.

Гость выдержал паузу, ожидая реакции хозяина дома. Но тот молчал. Как и договорились — покорно выслушивал собеседника.

Поглядев на лежащие на столе солнцезащитные очки, слегка подтолкнув их указательным пальцем, Анатолий, наконец, произнёс:

— О таких, как я, вы, люди, обычно говорите: инопланетянин. Или пришелец.

Артемий продолжал молчать. Одна мысль промелькнула в его голове: «Нужно дать безумцу выговориться».

Гость пристально глядел в глаза священника. Взгляд был спокоен. Какие-либо эмоции на лице по-прежнему отсутствовали.

— Ещё вы называете нас гуманоидами, зелёными человечками. И совсем уж смешное — это братья по разуму.

— Почему же смешное? — не удержался от вопроса Артемий.

— Ну, это элементарно. Представители нашей цивилизации мыслят абсолютно по-другому. У нас с вами разные духовные и нравственные ценности. Мы не можем быть ни физиологически братьями, ни уж тем более по разуму. И тому есть ряд существенных причин, — вполне по-канцелярски завершил свою мысль гость.

— А выглядишь ты совсем как человек, — усомнился в собеседнике Артемий. — С лицом вот, правда, вижу, что не совсем порядок. Глаза странноватые. Вряд ли у нас здесь встретишь человека с таким цветом глаз.

— Это не моё тело, — тут же ответил Анатолий. — Это всего лишь видимость. Что-то наподобие скафандра, в каких ваши космонавты выходят в открытый космос.

— Тебе вредна атмосфера Земли?

— Совсем нет. Мне необходимо выглядеть так, чтобы никого не пугать, и чтобы можно было общаться. Идти на контакт. Выгляди я сейчас так же, как на своей родной планете, ты меня даже на порог не пустил бы.

— Ясно.

В образовавшуюся короткую паузу Артемий успел кое о чём подумать, но о рогах и о хвосте у собеседника спрашивать не стал. Он решил поинтересоваться о другом.

— Значит, та цивилизация, от лица которой ты прибыл на нашу планету, верит в бога? На вашей планете существует религия?

— Да, конечно, — заметно оживился Анатолий. — У нас есть религия.

— Почему же ты решил отказаться от своего бога? Ты ведь таким образом предашь свою религию. По-нашему — ты превратишься в отступника, предателя свей веры.

Гость молча закивал в ответ и произнёс:

— Вот мы и дошли до самого главного. Почему я пришёл к тебе. Зачем мне нужен твой бог.

Артемий молчал. Он по-прежнему был готов слушать. И гость заговорил дальше. Но такого услышать хозяин дома совсем не ожидал.

— Наша цивилизация утеряла бога. Но не сама. Мы не предавали его и никогда не стремились предать. С незапамятных времён были личности, сильные индивидуумы, по-вашему — жрецы или духовные лица, священники, как ты, которые могли напрямую общаться с богом. Бог передавал через них, как нам жить, как развиваться, в какую сторону двигаться, каких моральных законов придерживаться. Но над нами всеми всегда висел невидимый рок. В священных книгах, скрижалях, летописях (пытаюсь говорить так, чтобы тебе было понятно) говорилось о неминуемом времени, когда не останется ни одного жреца, способного слышать бога. Их будет становиться всё меньше и меньше, пока не останется никого. И такие времена настали. Теперь наша цивилизация не слышит бога. Жрецов нет. Бог молчит.

Артемий не остался равнодушным к явной логической нестыковке и поспешил возразить.

— Как вы узнали, что бог молчит, если жрецов нет? Возможно, он пытается вам что-то сказать, но вы его просто не слышите. Об этом вы не думали всей своей цивилизацией?

— Это ваша, человеческая логика. Но дело в том, что обо всём, что происходило и произойдёт с нами, написано, зафиксировано в упомянутых мною священных писаниях. В них совершенно ясно сказано, что к исходу нашего бога, не останется ни одного, кто смог бы с ним общаться. И чтобы было абсолютно понятно, о чём я говорю, уточню для тебя тот факт, что именно последний наш жрец не мог общаться с высшим наставником. Мы называли его так.

— Общался, общался, а потом вдруг перестал? — решил уточнить Артемий. — Так получается?

— Да, — кивнул Анатолий, — так получилось. Бог молчит. Наш высший наставник оставил нас. И теперь нам нужен другой, новый. С ним мы сможем жить дальше.

— А об этом в ваших писаниях тоже написано? О поиске нового бога?

— Не напрямую. В словах высшего наставника по этому поводу есть тень горечи, сожаления. Он говорил об этом с явной неохотой, как о данности. С одной стороны это преподносится, как неминуемый фатум, с другой можно понять, как возможное испытание. Так что по сути дела, мы следуем его последним наставлениям. И именно поэтому я хочу, чтобы ты меня крестил и посвятил своему богу. Чтобы он стал и моим тоже.

— А потом?

— Что потом? — переспросил Анатолий, словно не понял вопроса.

— Что вы собираетесь делать потом? Наладить туристический поток паломников-инопланетян для конвейерного крещения в христовой церкви?

Конец ознакомительного фрагмента.