Интерлюдия
Рассмотрим виды использования мяса.
В качестве еды: мясо, которое взрывается на наших языках, вкус крови и структура сопутствующих мясных волокон, тауриновый привкус и высокое содержание путресцина. Тело требует мяса, потому что тело и есть мясо, и мы под песни наслаждаемся не только созданием звездолетов и городов, исследованиями естественных процессов и разными версиями песен, но и простыми радостями принятия питательных веществ, энергией, вкусом.
Утилизация: некоторые тела в помете не пригодны для превращения в личности, и в конечном счете все тела стареют и прекращают существование. Но ничто созданное не теряется в пении общего «мы»: все тела, которые не являются личностями или перестали быть личностями, перерабатываются и снова используются, разделяются на компоненты, должным образом потребляются.
Навыки: все тела есть мясо; мясо, генетика и опыт каждого тела создают навыки. Рассматривать использование мяса таким образом есть приглашение рассматривать скорбь. Все тела стареют или получают неизлечимые повреждения и перестают быть голосом гармонии; познать потерю голоса значит познать скорбь, нужду, перейти от пения к стенаниям.
Но рассмотрение вариантов использования этого мяса — дело методологически сложное. Этот тип мяса существует в двух разновидностях тел, их аккуратно извлекают из звездолетов, как клешня извлекает устрицу из раковины. Два тела не дали единого «мы» одновременно, хотя и произошли из одинаковой разновидности звездолетов. Звездолетов, которые происходят из войд-дома, построенного мясом по другую сторону гиперврат, ближайших к далекому от центра земля-дому «мы».
Они не личности.
Они мыслят языком.
Но реагируют они так, как если бы были личностями. Все время повторяется одна и та же последовательность: но только в том, как они летают на своих звездолетах, в их понимании вектора и тяги. Во всем остальном они не личности, они не слышат пения «мы», они только пища и навык. Кроме названной закономерности. Кроме пилотирования.
По прошествии некоторого времени они уже больше не навык, они только пища. Мы, поющие, размышляем: не привнесет ли их вкус в нашу гармонию эту уникальную закономерность, является ли их вкус всего лишь вкусом, и это большая загадка.
* * *
Акнел Амнардбат проводит в одиночестве больше времени, чем следовало бы, и сама об этом прекрасно знает. Ведь она в конечном счете советник «Наследия», у нее есть шесть голосов других советников «Наследия», вторящих ей за компанию по имаго-линии, а кроме этой цепочки воспоминаний она и есть «Наследие», культура, сообщество и все, что составляет станцию Лсел. Она помнит себя во времена, когда посещала любое самое глупое культурное событие, какое находила по Интранету Станции. Плохой документальный голографильм, новые виды музыки, детишки, читающие стихи в баре, выступление вокально-танцевальных ансамблей, танец в невесомости… В тот год она была покорена безимаговым реставратором, который предложил новый способ использования грибов, капсайцина и альдегидов для создания блюд, которые обеспечивали совершенно невероятный взрыв ощущений… Перед тем как стать советником, она изучила Станцию и знала ее, как собственное тело.
Теперь стало труднее, теперь она — «Наследие». Когда она приходит на какое-то событие, то это либо выражение официального одобрения, либо знак, что событие санкционировано. Она не знает, когда это началось, когда ей перестали доверять, даже когда она занималась чем-то, в чем и малейшего намека на тейкскалаанскую культурную инфильтрацию не было… ничего, что могло быть подвергнуто цензурированию…
Это не имеет значения. Теперь она — «Наследие», с ней вся станция Лсел, вся ее история и ее люди, за которыми нужно наблюдать. Она приходит в тайное сердце станции, репозиторий имаго-машин, каждый раз, когда чувствует, что ее должность уж слишком категорично запирает ее в стеклянной клетке, не отпуская домой. Все воспоминания имаго-линий станции находятся здесь, где она стоит теперь, в безопасности под ее неусыпным надзором.
Эхо, вспышка имаго-памяти, быстро подавленные эмоции: Кроме тех, что ты повредила.
Акнел Амнардбат редко совершает ошибки. А если совершает, то признается в этом себе и считает себя провинившейся.
То, что она сделала с Махит Дзмаре, ошибкой не было. Она правильно поступила, когда удалила имаго-линию одурманенных Империей послов из сердца Лсела; никто не должен становиться наследником воспоминаний Искандра Агавна. Дзмаре была приемлемым конкурентом. Она была идеальной для него парой по способностям — могла бы стать еще одной такой, как он, даже без его воспоминаний. Отправка их обоих со станции было лучшим из решений.
Регулировка — ослабление — имаго-машины, которая стояла в стволовой части ее мозга, тоже было решением не из худших. Нового посла либо должно было закоротить где-нибудь, чтобы никто не смог помочь, либо полностью освободить ее от Искандра Агавна и посмотреть, чего она сможет там добиться.
<Повреждение>, — пробормотал один из голосов на ее имаго-линии, а она его проигнорировала.
Вот только Дзмаре вернулась с явно цельным имаго, и теперь Тейкскалаан приблизился к Лселу, как никогда, пожирал ресурсы Станции чревами военных кораблей при проходе через Бардзравандский сектор на пути к своей войне.
Акнел Амнарбдбат не совершает ошибок, которые отказывается признавать. Она признает и эту: ее ошибка состояла в том, что она представляла себе, будто Агавн и Дзмаре уже стали такими непохожими на других станциосельников, что никогда не захотят возвращаться домой. Она ошиблась: эта парочка отсутствовала не столь долго, чтобы у них возникло желание остаться там навсегда.
Это делает Дзмаре более опасной, чем она могла когда-либо стать, изображая посла. А теперь, когда она вернулась, вся ее имаго-линия способна распространять имперские идеи об уже реализованной колонизации на другие имаго-линии и живых станциосельников, носителей этих линий. Это делает их переносчиками инфекции, более изощренными, чем приближающийся военный корабль, но такими же опасными и ядовитыми для Лсела. Мозги людей должны оставаться свободными. Тела умирают, страдают, попадают в заключение — память остается. Во что превратится станция Лсел, если ее память будет засорена соблазнами тейкскалаанской культуры? Они и без того уже теряют немало линий — в последнее время в основном линий пилотов, которые исчезают в районе Дальних врат, убитые тем врагом, с которым сражается Тейкскалаан. «Или, — злобно и резко думает Амнардбат, — убитые самими тейкскалаанцами под ложными предлогами». Они не могут позволить, чтобы от порчи гибли и другие.
Амнардбат планирует арестовать Дзмаре, если та не придет в назначенный срок на обследование специалистами по имаго-машинам. Даже Дарц Тарац не может возразить против законности ареста того, кто уклоняется от исполнения прямого приказа Советника. Закон вплетен во все лселские коды, в мясо самой культуры станции. Советник может отдавать экстренные команды, подлежащие исполнению.
А когда Дзмаре арестуют, Амнардбат будет иметь в полном распоряжении ее имаго-машину. Когда-то лселскими советниками становились капитаны и военачальники, и их слова означали смерть — или жизнь в черноте между звездами.
Может быть, им снова пора вернуть бразды правления.
