Магия на каждый день

Арина Холина, 2006

Две сестры из старинной колдовской фамилии Лемм решили, что не хотят жить, как их родственницы: носить черные платья от «Шанель», ездить в черном «Бентли» и запивать черную икру шампанским «Кристалл». Они решились на отчаянный шаг – стать как все. Девушки покинули старинный особняк под Москвой и перебрались в съемную квартиру на Тверской. Но, как выяснилось, реальная жизнь – это не только сплошные вечеринки и праздники, но и крупные неприятности, которые грозят наивным ведьмам по самой тривиальной причине – они выбрали не тех мужчин. Девушки столкнулись с чем-то более зловещим и ужасным, чем их собственные родственницы, но выпутываться им теперь придется в одиночку…

Глава 4

Ответ на все вопросы

— Ба! — окликнула Саша Амалию. — Зачем ты Зинаиде отдала дорогой крем? У тебя приступ человеколюбия?

— Александра, — строго ответила Амалия. — Мое чувство прекрасного страдает, когда я вижу дешевую химическую завивку и жуткие тряпки, которые незаслуженно называются одеждой.

— То есть ты действовала из эгоизма? — уточнила внучка.

— Дорогая моя, — усмехнулась Амалия, — благими намерениями вымощена дорога в ад.

— А как же поговорка «Насильно мил не будешь»? — настаивала Саша. — Может, ты Зине жизнь сломала?

— Я ей плачу, — пожала плечами Амалия. — Она же у меня не за спасибо убирается. Так что пусть на работе появляется в приличном виде.

— Может, ее устраивает ее жизнь? — Настя, которая зашла на кухню с пустой чашкой, присоединилась к кузине.

— Меня настораживают ваши странные вопросы, — Амалия отложила рогалики, которые намазывала маслом и джемом, и села за стол напротив сестер. — Если человека все устраивает, значит, он уже умер.

— Амалия! — Настя всплеснула руками. — Ты всех сравниваешь с собой! Но не все же такие целеустремленные и решительные.

Амалия приняла грустный вид:

— Зря. Очень зря. Кстати, вы подготовили платья?

Тринадцатого сентября Аглае исполнялось сорок шесть. В день рождения, который у всех женщин был тринадцатого числа (у Амалии в мае, у Аглаи в сентябре, у Анны в декабре, а у девочек в октябре), родственницы особенно торжественно наряжались — в бальные платья, накрывали стол в настоящей гостиной — не той, что вместе с кухней, а той, которую иначе как на Рождество, Новый год и дни рождения не открывали.

— Я, наверное, надену черное платье с бисером, — глядя в окно, заявила Саша. — То, что я привезла из Лондона.

— Ты рехнулась? — грубо отчитала ее бабушка. — Я же тебя попросила съездить к Люсе, она привезла несколько платьев от Шанель! Тебе же еще его подогнать надо!

— Бабушка… — Саша положила голову на стол и ухватилась за нее руками. — Ну скажи мне, зачем подгонять платье от Шанель, если оно стоит десять тысяч долларов?

— Затем, дорогая моя, что платье за десять тысяч долларов обязано идеально сидеть на твоей фигуре! — отрезала Амалия. — Это Зинаидины шмотки по сто рублей имеют право висеть на ней, как на вешалке, а платье от Шанель должно сидеть так, словно ты в нем родилась!

— Я вообще не хочу ничего, что стоит десять тысяч долларов, — вмешалась Настя. — Я принципиально против.

Амалия бросила на нее такой взгляд, что Настя немного испугалась — все-таки это была ее бабушка, и она точно знала, что кого-кого, а уж ее-то лучше не злить — пощады не будет.

— Ты что, дорогая, новости смотришь? Откуда взялось это «принципиально против»? — передразнила Амалия. — Значит, так… У моей дочери день рождения, так что будьте любезны, сделайте ей приятное — наденьте то, что ей хочется на вас видеть. На ваш собственный день рождения я куплю вам пару джинсовых комбинезонов и приглашу в «Макдоналдс». Договорились?

И, не дожидаясь ответа, она вышла, особенно громко стуча каблуками.

Аглая сидела у себя в комнате на втором этаже и листала книгу Вильяма Лили, астролога Чарльза Первого.

— Мам, это все так наивно! — воскликнула Глаша и, захлопнув книгу, бросила ее на стол. — Такую ерунду человек пишет!

— Слушай… — Амалия взяла со стола золотой портсигар в форме сигаретной пачки, на котором бриллиантами было выложено золотое сечение. — С девочками что-то происходит.

— Что значит «происходит»? — переспросила Аглая.

— Во-первых, они отказываются от платьев Шанель, — сообщила Амалия с таким видом, словно застукала Сашу со шприцем в вене.

Любая обыкновенная женщина рассмеялась бы и пошутила насчет того, что неприязнь к нарядам от Шанель — это действительно катастрофа, что Сашу надо показать врачу, может, даже принудить к стационарному лечению и каждый день заставлять через «не хочу» покупать несколько вещей от кутюр — тогда, возможно, появится хоть призрачная надежда на выздоровление… Но Аглая выпучила глаза и срывающимся голосом произнесла:

— Ты что, серьезно?

— Совершенно серьезно, — кивнула Амалия.

— Что же делать?! — возопила Глаша.

В их доме Шанель почиталась, как святыня. Наряды от Шанель были произведениями искусства, которые женщины имели честь носить. Ни одно платье, ни один костюм, купленный у еще молодой Коко, не износился — все они висели в гардеробе в бархатных чехлах, свежие, как в первый день, и до сих пор «выходили в свет».

Шанель — это был фирменный стиль фамилии Лемм, и добровольный отказ от него вызывал самые худшие подозрения.

— Вы о чем? — поинтересовалась Анна, заходя в комнату. — Девочки сказали, что у вас тут заговор.

Анна была самой странной представительницей семейства — она была писательницей. Пока она подрастала, Амалия за нее боялась — мать ее бросила, да еще таким варварским способом, вдруг девочка пойдет по ее стопам? И действительно, сначала Анна почти не проявляла интереса к магии, и Амалия заранее готовила себя к тому, что девочка будет «не такая». Но Анна умудрилась найти занятное решение. Она стала автором книг, о которых критики писали в том духе, что «магия ее романов даже самого скептического читателя заставляет поверить в чудо» и «восхитительное сочетание простоты сюжета и эмоциональной насыщенности — необычное, смелое сочетание на фоне повального цинизма и MTV-зации». Книги и правда были, казалось бы, незатейливые: она его любила, он ее предал, другой ее полюбил, но она долго не могла его оценить… Однако имелось в них что-то особенное. Нечто, что не позволяло оторваться от книжки, пока не заканчивались страницы. А после надолго задерживалось послевкусие, которое можно сравнить лишь с ароматом приторного северного меда, насыщенного мятой, цветами и запахом сочной луговой травы.

Анна была невероятно популярной писательницей — она получила кучу премий, наград, писем читателей, которые на пятнадцати страницах расписывали свою судьбу и сравнивали ее с жизнью героинь из романов Анны Смирновой (в качестве псевдонима Анна Лемм взяла фамилию отца, чтобы при виде ее имени у читателей не возникало ассоциаций со Станиславом Лемом). Амалия с Аглаей сначала посмеивались над ее творчеством и сожалели о растраченном впустую Даре, но потом привыкли и зауважали писательницу, которая так хитро сочетала семейный Дар с вполне человеческой профессией.

— Твоя дочь не хочет носить Шанель! — Глаша накинулась на Анну.

— Твоя тоже! — одернула ее Амалия.

— Она что, озверела? — изумилась Анна.

— Представь себе! — фыркнула Аглая.

Внизу раздался какой-то шум.

— Глаша! — послышался крик Насти. — К тебе тут… ворвались!

— Подождите меня. — Глаша сорвалась со стула и бросилась вниз.

В холле напротив Саши и Насти стояла высокая худая женщина со всклокоченными волосами, которая визжала, топая ногами:

— Где она, я вас спрашиваю?

У женщины была истерика. Видно было, что она все еще считает, будто сдерживает себя, но на самом деле давно перешагнула границы приличий и вела себя как вздорная баба.

— Девочки, идите к себе, — велела Аглая, а затем обратилась к визитерше: — Что вам угодно?

— Мне угодно, чтобы ты отвалила от моего мужа! — закричала дамочка.

— А ваш муж, он кто? — поинтересовалась Аглая.

— А то ты не знаешь! — взвизгнула незваная гостья.

— Понятно, — кивнула Аглая. — До свидания.

Она развернулась, вошла к себе в кабинет и заперла дверь изнутри.

Женщина, открыв рот, смотрела ей вслед, а потом с жутким воплем бросилась на дверь и принялась колотить по ней кулаками.

— Открой, сука, немедленно!

— Пошла вон! — крикнула ей из-за двери Аглая. — И пока не успокоишься, не возвращайся!

Женщина еще некоторое время била в дверь кулаками, ногами и даже головой, но в конце концов присмирела, склонила голову к груди, в изнеможении сползла по стене на пол и, уже сидя, разрыдалась. Когда она утирала последние слезы, дверь кабинета приоткрылась и Аглая вышла наружу. Она села перед женщиной на корточки, взяла ее холодные руки в свои и спросила:

— Полегче?

Женщина помотала головой.

— Ну, пойдемте, расскажете мне все, — Аглая подцепила женщину под локоть, рывком подняла и чуть ли не на себе поволокла на кухню.

— Женя — подонок! — всхлипывала дамочка. — Он трахает своих секретарш, шляется по баням и снимает шлюх в стриптизе! Сукин сын, как я его ненавижу! — Она стукнула кулаком по столу.

— Вас как зовут? — поинтересовалась Глаша.

— Вика.

— Вика, мы ведь говорим об Евгении Дмитриевиче? Я правильно поняла? — уточнила Аглая.

— Да, мы говорим об этом засранце! — кивнула Вика.

— Послушайте, а зачем же вы с ним живете? — изумилась Аглая.

Вика вскинула голову и тоже с удивлением посмотрела на Глашу.

— Видите ли, я двадцать лет не работаю, у меня нет детей, я привыкла одеваться в Милане, и я не хочу от всего этого отказываться, — отрезала она. — Но я хочу быть счастливой! Мы раньше были счастливы, понимаете? А потом все изменилось!

— Идите сюда. — Аглая взяла Вику за руку и вывела в коридор.

Включила свет и подвела женщину к большому, во весь рост, зеркалу в тяжеленной резной раме.

— Смотрите, — приказала она.

Вика вгляделась и увидела, что зеркало, как высококлассная фотография, отражает все детали: все поры на лице, каждый волосок, выросший не на месте, и каждое пятнышко на коже стали абсолютно очевидны. В своем отражении Вика увидела измученную женщину с воспаленной, несмотря на усилия косметологов, кожей, с черными кругами под глазами, с тусклыми глазами, с острыми, как порез бритвы, морщинами… Женщину, обессиленную, уставшую и несчастную.

— Я же красилась… — пробормотала она, испуганно глядя на Аглаю.

Та пожала плечами:

— Мое зеркало показывает все, что есть на самом деле.

— Как это? — насторожилась Вика.

— Вы что, не знаете, кто я? — усмехнулась Аглая.

— Ну, астропрогнозы составляете, — Вика скривилась. — Я, в принципе, наверное, тоже могу их составлять. Все, кому не лень, гороскопы составляют.

Аглая расхохоталась. Она щелкнула пальцами, и свет погас.

— Ой! — воскликнула Вика. — У вас что, сенсорные выключатели?

— Сюда идите! — позвала Глаша.

Они проследовали на кухню, Аглая налила в кастрюлю холодной воды, поставила на стол и подняла руки над водой. Скоро вода забурлила, покрылась пузырьками, а потом и закипела.

Вика, не говоря ни слова, смотрела на хозяйку. А та взяла свечу, дунула на нее, и на фитильке заплясало пламя.

— Ну и еще один фокус… — усмехнулась Глаша.

Она вынула из корзины яблоко, накрыла ладонями, и скоро фрукт стал покрываться инеем. Постепенно на яблоке намерзал лед, как в морозильнике, и, только когда льдинки начали падать на пол, Аглая положила яблоко в раковину и дотронулась до Вики. Руки у нее были теплые.

— У меня глюки, — грустно сказала Вика.

— Нет у вас никаких глюков, — успокоила ее Аглая. — У вас всего лишь невроз, а галлюцинации бывают в лучшем случае у шизофреников. Гипноз, например, не может вызвать видения.

— Ну да… — все так же печально буркнула Вика.

— Не хотите ли, чтобы я вам помогла? — спросила Глаша.

— Если все это мне кажется, то хочу. Ведь все равно это тогда будет понарошку, — согласилась Вика.

— Амалия! — закричала Аглая. — Ванну Нефертити!

И в доме началась суета.

Тем временем смеркалось, день сменили лазоревые сумерки, природа тоскливо, но вкусно пахла осенью, а в воздухе как бы парила странная, блестящая мошкара, отчего казалось, что все кругом искрится.

Женщины Лемм носились по всем этажам дома, переругивались, хлопали дверьми.

— Обожаю ванну Нефертити! — сообщила возбужденная Настя, убегая из кухни с огромным, но, видимо, легким мешком в руках.

— Это стоит тысячу долларов, — сообщила Аглая.

Вика безропотно открыла сумочку, выложила на стол толстую пачку денег, отсчитала десять купюр и передала Глаше.

— На всякий случай ношу, — пояснила она, кивнув на пачку. — Если вдруг одолеет непобедимое желание убить мужа.

Где-то через час на кухню пришла Амалия и сообщила:

— Пора.

Вику раздели до нижнего белья, накинули ей на плечи черный махровый, но отчего-то шелковистый на ощупь халат и проводили вниз. Внизу, в подвале, был небольшой холл с двумя дверьми — одна вела в лабораторию Амалии, другая — в ванную комнату с круглым джакузи.

В джакузи бурлило нечто белое, в чем плавали розовые лепестки. В помещении стоял тяжелый запах эфирных масел, меда и молока.

— Это что? — нахмурившись, поинтересовалась Вика.

— Козье молоко, — ответила Амалия. — Девочки! — обратилась она к родственницам. — По местам!

Четыре женщины сели так, что образовали вокруг джакузи квадрат, взяли в руки тонкие книжки в золоченом переплете и приготовились.

— Вон там переоденьтесь, — Амалия указала Вике на ширму.

Вика зашла за красивую японскую ширму и обнаружила полупрозрачное белое неглиже — комбинацию и шортики.

Одевшись, вышла к хозяйкам, которые зажгли, казалось, штук сто свечей всех мастей — крошечных, длинных и толстых, круглых, в форме звезды, розовых, прозрачных, из чистого медового воска…

— Становитесь сюда. — Амалия затащила Вику на пушистый круглый коврик. — Закройте глаза. Поднимите немного подбородок.

Вика почувствовала, как теплые сухие руки втирают ей в лицо и плечи что-то приятное, пахнущее шиповником, отчего уходила тяжесть из висков и возвращалась давно забытая, простая человеческая радость от жизни — независимо от Евгения Дмитриевича, то есть подлеца Женьки, от поездок в Милан, от количества кредитных карт в сумочке и от желания (или нежелания) стюардессы первого класса угодить богатой клиентке. Неожиданно Вика вспомнила, как в детстве на даче шла с подружками на речку — сначала по пыльной песчаной дороге, потом по высушенному солнцем лугу, мимо соснового бора, а потом уже не шла, а бежала — к воде, к пресной воде, от которой так приятно пахло и которая обещала быть такой теплой и прозрачной… И никаких в ней нет пиявок, никаких ужей — только счастье до посинения, только солнце и нежное песчаное дно с ракушками!

В это время Амалия подвела Вику к джакузи, помогла устроиться в ванне, и вода — или что там в ней бурлило — обволокла ее тело, которое стало таким легким, что ей показалось, будто сейчас она взлетит к потолку. И вдруг по рукам и ногам Вики разлилась нега. Скрюченные от постоянной нервотрепки мышцы расслабились, и тепло проникло внутрь. Пять голосов тихо читали что-то на непонятном языке, и от их бормотания Вике делалось еще лучше — она чувствовала, как из души уходят боль и отчаяние. Она не знала, сколько времени провела в этой странной ванне, — что-либо понимать начала лишь тогда, когда ощутила, что джакузи пусто.

И вдруг на Вику обрушился шквал холодной воды. Она зафыркала, завизжала, но, даже несмотря на шок, почувствовала, сколь необычна эта вода на вкус — сладкая и ароматная.

На Вику снова надели черный халат, усадили ее за туалетный столик, намазали кремами, от которых кровь быстрее забегала по жилам женщины. Затем уложили ее волосы, подкрасили и отвели пить чай.

Вика чувствовала себя молодой, счастливой, сильной и независимой — наверное, первый раз после того, как вышла замуж. «И что это я вдруг расхлюпалась? — оптимистично думала она. — На меня ведь записаны три дома и молочная фабрика! Никуда этот козел не денется! Да я его авторитетом задавлю, мерзавца!» Вика ощущала, что ее сил хватит сейчас на то, чтобы голыми руками тащить по МКАД «КамАЗ», груженный бетонными плитами.

— А что это было? Ну, то, чем вы меня обливали… — поинтересовалась она, попивая жасминовый чай.

— Роса, — ответила Амалия.

— Роса? — словно не поверила Вика.

— Ро-са, — по слогам повторила Анна. — Это такая вода, которая ночью бывает на траве.

— Ну, да, знаю, — согласилась Вика. — Только как вы ее собрали?

— У нас свои секреты, — усмехнулась Настя.

— Да, кстати… — слишком бодро произнесла Глаша. — Я вас немного обманула. На самом деле ванна, которую вы сейчас принимали, стоит пять тысяч. Просто я не думала, что вы мне поверите. Но теперь-то вы понимаете, что одна роса тянет на…

Вика жестом прервала ее, отсчитала еще сорок бумажек, положила на этажерку и с улыбкой безгранично довольного человека спросила:

— Девочки, а можно я иногда буду к вам приезжать? Просто так. Не по делу. Думаю, как-нибудь мне захочется лишний раз сказать вам «спасибо».

— Конечно! — воскликнула Саша. — Будем рады.

В холле Вика снова заглянула в то зеркало. И теперь увидела в нем совсем, видимо, другую женщину. Какую именно, Аглая не стала спрашивать, но глаза Вики сразу как-то особенно заблестели. И, вообще, вид у нее был такой, словно она сейчас начнет петь.

— Ладно, до свидания, — кивнула Вика. — Еще раз спасибо. Если что — обращайтесь.

И она протянула Аглае визитную карточку. Но едва гостья ушла, Глаша швырнула ее, не глядя, в плоскую серебряную вазу в прихожей. Затем Аглая поднялась к себе, а Настя в это время вытащила визитку из вазы и спрятала в кармане.

Где-то через час Вика, несмотря на протесты метрдотеля и увещевания охраны, ворвалась в кабинет знаменитого французского ресторана, обозрела пьяненького мужа, окруженного шестнадцатилетними моделями, велела официанту принести морковный фреш — для нее, лимонад и кофе — для Евгения Дмитриевича и выпроводить девушек.

— Я не понял, ты чего творишь, жопа? — спросил как обычно ласковый и вежливый наедине с женой Евгений.

— Сейчас я тебе все объясню… — пообещала Вика. — Сейчас, урод, ты получишь ответ на все свои вопросы…