Царская дочь

Арина Полядова, 2021

Екатерина Михайлова загадочна, как сфинкс, – от возраста до образа жизни. Или же мистер Рочестер из "Джейн Эйр": как он прячет на чердаке замка свою сумасшедшую жену, так и с Михайловой живёт под одной крышей такой же загадочный алкоголик. Из любопытства она попадает в оккультное общество, где "все выходят замуж"…Первый большой роман автора рассказывает о закрытых группах современного российского общества, а также об обитателях "социального дна", к которым относится и сама Катя. Содержит нецензурную брань.В книге упоминается в негативном ключе о лицах нетрадиционной сексуальной ориентации.

«Зима, зима — кругом снега…»

Глава 13

«Успокойся, дядя!»

В среду позвонила Зинаида Григорьевна:

— Катенька, я сегодня не могу. Если хотите, можете съездить к Ванечке с Анечкой. Это до садового центра…

Из адреса сестра Егоркина помнила лишь номер квартиры и улицы. Анечка с Ванечкой, несчастные беженцы из портового Мариуполя, жили в новом, дорогом микрорайоне. И что она будет искать там по темноте? Спросить телефон Катя как-то постеснялась.

***

В четверг с утра Максим уехал «по делам своей фирмы», — только он, как номинальный директор ООО, имел право открыть счет в банке. Вернулся он страшно довольный, так как подобрал в электричке китайский ноутбук. Но это ещё не всё. Во внутреннем кармашке лежали деньги, двадцать шесть тысяч рублей. Этих денег хватало, чтобы окончательно погасить долг, но Максим не дозволил, разрешив заплатить лишь самую малость.

Вечером возобновилось домашнее общение у брата Валеры Явлинского. Михайлова ходила сюда уже год, в эту упакованную квартиру в новостройке, но ей казалось, что они собираются не в огромной кухне, а в тесном и душном помещении.

Валера всегда ей улыбался:

— Здравствуй, Катенька! Тысячу лет тебя не видел!

Он был младше её на месяц, но казался дедушкой: голое лицо, невероятно гладкое, как резиновая маска, на голове — остатки русых волос. Почти также выглядел и пастор Рыбкин из «новой церкви», только его лицо казалось новогодней маской из твёрдого картона.

Галя, жена Валеры, мать четверых детей, была младше Михайловой на год, но подобострастно звала её на «вы». Это означало лишь то, что ничего общего у них нет, и не предвидится. У Гали всегда потешно, большими резиновыми складками, морщился лобик.

Михайлова нередко прикидывала: а хотела бы она быть на месте Гали? О нет, не потянуть ей Галиного креста! Валера, конечно, совсем не пьёт, всё время улыбается, но он — деспот, будущий религиозный фанатик, мучитель семьи. Вот и сегодня он надменно проповедовал, что любой человек делает добро лишь потому, что хочет насладиться собой, какой я хороший!

Но это он о себе. «Проецировался», как говорят психологи.

— Ты почему в церковь не ходишь? — строго спросил пастор Анатолий.

— Потому что я не могу пешком в такую даль ходить.

— Так машина же в ваш микрорайон заходит! Надо просто спросить!

Ага, чтобы облаяли, как уже не раз бывало!

— Да, места сейчас в машине — хоть отбавляй, — тяжело вздохнула Галя. — Раиса Михайловна же сейчас не ездит с нами, она в Камволине живёт…

— Так я думала, там элиту какую-то возят, — с детской непосредственностью сказала Екатерина.

— Да какую «элиту»?! — взорвался пастор. — А сегодня тебя отвезёт домой Леонид!!!

Анатолий Александрович на зоне был смотрящим, поэтому любил командовать, только его никто не слушал. А брата Леонида всего перекосило. Да не сядет Михайлова в вашу машину, успокойся, дядя!

На домашнее общение в Щёлочи приходили одни и те же: молодые семейные молдаване, сестра Галина Анатольевна (по подозрению Кати и Раисы Михайловны — любовница Толяна, потому что он всегда просто выдёргивал её с работы на общение, да и ещё отвозил домой до городка, хотя ему было не по пути, а Катю с собой не брал), старенький армянин из Самарканда, дальний родственник Агайка, седьмая вода на киселе. А сегодня вдруг пришёл старец³⁴ Фёдор Крестовоздвиженский с зятем Леонидом Степановым, жившим у тестя после смерти жены в примаках.

Домашнее общение детей Божьих происходило несколько иначе, чем домашние группы у Зинаиды Григорьевны. Здесь тоже играли на гитаре, — Валера Явлинский, — но не обсуждали воскресную проповедь, а изучали какую-либо библейскую книгу. В конце — молитва, но не на языках: все вставали со своих мест, и по-русски говорили, «кому, что Господь положил на сердце». Заключительную молитву творил пастор Анатолий, и все хором, но, не взявшись за руки, читали «Отче наш», а пастор сольно — самый последний стих из 2-го Послания Коринфянам,³⁵ когда как в «Доме Петра» и его читали хором. А Михайлова — тише, чем другие, — меняла окончания, и вместо «на сей день» говорила «днесь» (полностью на церковнославянском «Отче наш» она не знала).

— Аминь! — восклицал пастор. — Приветствуйте друг друга любовью Господа Иисуса Христа!

И все пожимали друг другу руки.

Позвонил Максим:

— Купи мяса, рис для плова. Всё не трать.

— Ага, сейчас всё спущу на косметику!

И вдруг пастор Анатолий дико и страшно закричал от боли, схватился за спину и прогнулся назад.

— В спину вступило, — объяснил он.

Екатерина никуда не собиралась ехать с Леонидом и старцем, хотя им было по пути. Уже в прихожей она попрощалась с примаком, и тот надменно ей кивнул, не напомнив, что они едут вместе. Но во двор они спустились все втроём, — ехали в разных лифтах. Лестницы в этом доме заколочены, мусоропроводы — запаяны. Как в страшном сне.

У брата Леонида, гаишника, появилась новая иностранная машина цвета «металлик». Раньше была старая, отечественная. Он редко бывал в доме молитвы, как называли свою church Божьи дети, и на молитвенные собрания старца привозили братья по вере, а не примак.

Михайлова очень боялась «впасть в искушение», соблазниться и поехать с братьями. У старца же оказались зеркальные страхи, навязанная пастором пассажирка вывела его из душевного равновесия. И он заскулил, будто им куль с дерьмом в багажник сунули (брат Святик всё время проделывал такое с «Тойотой» Толяна, зоновского товарища, отправляя с ним двадцатилитровые мешки церковного мусора, — в частном секторе не было контейнерных площадок):

— Нам ещё эту отвозить!

— Да не поеду я с вами, успокойтесь!

И зашагала по гололедице. Её никто не останавливал.

Глава 14

Обильные благословения

В пятницу Михайлова наконец-то, с третьего раза, выбралась на молитвенную. В тёмном мрачном зале все железные стулья собрали, словно пластиковые стаканы, один в один.

К ней подошла маленькая, невзрачная девушка — ровесница, и обняла. Её звали Ирина, и она жила в том самом доме, куда Катю хотели сплавить на другую «ячейку».

— А вы не ходите на группу к…

— Нет, — довольно холодно ответила Ирина, как будто речь шла о чём-то плохом.

Сестра Михайлова сочла нужным сообщить, что раньше она «искала истину» у детей Божьих, но там ей не понравилось.

— Да, там же одни старики! — с жаром ответила сестра Ирина. — А разве у нас есть дети Божьи?

— Да, за станцией Щёлочь.

А это уже, как сейчас говорят, «мем»: будто в православных храмах «одни бабушки», а у детей Божьих — «одни старики».

А так собрались одни братья, что радовало. Вот Валерий Николаевич, седой и старый, тоже из Мариуполя, как и Анечка с Ванечкой, со смешным акцентом, жалуется на неприветливые подмосковные края.

— Вот я работал, я работал, а мне… Я здесь уже полтора года!

На улице в который раз всё растаяло, как в неисправном холодильнике, и Катя пришла в золотых полипропиленовых сапожках. Один из них всё ещё жал, и ей было тяжко стоять на ногах. Какой-то молодой незнакомый брат подошёл к ней и взял стул из стопки.

— Вам плохо? — спросил он участливо. — Присаживайтесь.

И Михайлова села, почувствовав себя никчёмной инвалидкой.

В этих мрачных молениях что-то было. Этот масонский полумрак, когда специально включены не все светильники. Просто страшная сказка «Чёрная Курица, или Подземные жители». И каждый, как и у Зинаиды Григорьевны, ходил из угла в угол, и молился на русском и языках, мешая другим.

И тут брат Тигран говорит с жаром:

— А давайте помолимся за нашу сестру, чтобы у неё была работа!

И все опять встали в круг и взялись за руки.

И вдруг и без того эмоциональный Тигран ужасно разволновался:

— А давайте помолимся за крещение нашей новой сестры Екатерины Святым Духом!

У Михайловой от ужаса кровь от рук отхлынула. Ну и влипла же она по своему неуёмному любопытству!

— Нет, я ещё не готова!!!

К ней подошёл приятный мужчина лет сорока семи, брат Александр, штурман с Томской:

— Разве для того, чтобы получить Святого Духа, нужно диссертации писать? Катенька, вы приняли в своё сердце Иисуса Христа? А вы каялись?

— Как это?

Да, она «каялась» у детей Божьих, дабы её признали своей.

— Вы читали молитву покаяния?

У них не было такой молитвы, нужно было импровизировать.

— Нет.

— Тогда закройте глаза и повторяйте за мной: «Мой дорогой Небесный Отец! Я очень виноват перед Тобой! Пожалуйста, прости меня…»

И Екатерина повторяла за братом Александром по предложению. Когда она кончила, ей похлопали.

— После этого у вас пойдут обильные благословения, — искренне пообещал Александр.

А на улице болото уже заледенело.

— Давайте я вас подвезу, — предложил высокий, а точнее, неприятно вытянутый парень с гладкими русыми волосами, уже редеющими на висках.

У брата был вишнёвый «Лендровер», и его звали Женя. (А Александр боялся опоздать на автобус).

Брата Женю очень волновала судьба «новой сестры», но не с целью как-то помочь, а «перетереть».

— Рано или поздно вы найдёте работу. Работали же вы где-нибудь…

В том-то всё и дело, что нет. У неё же «бизнес»! Поэтому её и принимают за инвалидку с пенсией! Все же только на найм уповают!

Брат Женя, как это ни странно, оказался местным, а не заезжим. Он родился в Балашихе, а жил у жены в соседнем Ванино. У котельной он свернул налево.

А дома Екатерину и впрямь ждало обильное благословение — Родион. Он поругался со своей сожительницей Кариной и решил заночевать у них.

Оба были пьяны. Максим вёл себя дурачком, и Катя умоляла не шуметь, не выставлять их идиотами перед украинскими оккупантами!

— Как же вы боитесь своих квартирантов! — издевался Родион. — Слушай, а познакомь меня с Оксанкой!

— У неё уже сожитель есть.

Оксана работала в соседнем Королькове, и возвращалась в начале десятого вечера. Перед этим она всегда вызывала Серёгу встречать её с электрички.

В двери заскрипел ключ.

— Ну-ка, дай-ка я с Оксанкой поздороваюсь! — сказал Максим и встал.

— Не ходи! Не позорь меня!

— Это у вас каждый день такое? — с издёвкой спросил Родион. — Эх, Кать, не завидую я тебе!

— Так ты же сам наполняешь его водкой, чтобы над ним смеяться! — сказала Михайлова.

— Да я его просто угостить хочу, а он напивается.

И тут из Катиных глаз сами собой потекли слёзы. Как там, в учебнике природоведения: капельки воды медленно копятся в атмосфере. А по химии: для взрыва нужна какая-то провокация, например, искра. По физике: для ядерного взрыва необходимо нарастание критической массы. Господи, плакать перед этим молдавским уродом, который этого добивается!

— Смотри, Макс, — перевёл разговор Родион, — Катька-то у тебя в самом соку. Как бы ни увёл кто…

Ночь выдалась ужасной, — спать пришлось втроём в одной комнате. Максим всегда забирал себе лучшие «лежанки», подушки и одеяла. Сейчас, когда все комнаты были заняты под коммерческий найм, муж спал на диване, а Екатерина — на разваливающемся спальном кресле, и Максим не спешил его чинить. Для себя он всегда всё хорошо оборудовал.

А в этот раз в кресло уложили Родиона, а Кате пришлось делить узкое ложе с мужем. Диван раздвигался, но Максим уже давно выкинул отслуживший своё поролоновый матрац. Муж не давал ей спать, Катя ругалась, кричала, а Родион смеялся:

— Я думал, это Макс пьяный орёт, а это Катька, оказывается, кричит!

Он убрался к себе в Камволино лишь в обед. Жизнь в это время стала серой и невыносимой, как эта оттепель…

***

В воскресенье зажгли вторую свечу — вифлеемскую, символизирующую возвращение Иосифа и Марии с переписи:

Адвент приходит в гости к нам —

Вторая вот свеча.

Друг друга мы прощать должны,

Христос нам завещал!

Из Иркутска вернулся пастор и рассказал о посещении родственников:

— Есть ещё у нас и третья группа родственников. Они живут в частном секторе. К ним никто не ходит, и они ни к кому не ходят. Звонок не работает, собаке было лень на меня лаять! Мне они были не рады: чего ты пришёл! И только лишь одна маленькая девочка заинтересовалась вестью о Боге!

Катя развеселилась. Ну, просто про неё!

И снова хлебопреломление. Алексей предложил каждому помолиться с возложением рук за соседа, у которого что-то болит.

К ней подошла стройная белокурая девушка и любезно предложила помолиться за неё. Звали её Эрика.

— Вы немка?

— Нет, русская.

Вадим или Дима, маленький сопастор в синем пиджаке, пригласил:

— Выйдите все те, у кого был день рождения в октябре и ноябре.

Им подарили по календарю.

У Михайловой всегда было отличное настроение, когда она уходила из церкви. (После детей Божьих становилось как-то тошно). А здесь она просто окуналась в прошлое, которое всегда кажется слаще. (Хотя изначально и была какая-то тоска по «старому коллективу» в силу привычки).

С Оксаной Катя не общалась, она её побаивалась, хотя квартирантка вела себя с нею подчёркнуто почтительно. А вот Никой они много разговаривали. Бертяева, как и она, любила читать. (Да и Оксана — тоже: она забрала себе фантастику Максима, и очень удивлялась, что книги сейчас выбрасываются!)

— Мне от дяди досталась хорошая библиотека, — задумчиво вспоминала Ника. — А читать я полюбила после того, как прочла «Белую ворону», это про девчонку…

— Я тоже часто её читала! — обрадовалась Катя. — У меня есть друг, он работал депутатом. Мы с ним тоже меняемся книгами. Каждый всегда выбирает то, что для него важно.

Но сегодня жиличка агрессивно рассказывала, что у неё на Западной Украине несколько квартир с евроремонтом, кое-что родственники по бедности продали, но всё равно ещё осталось.

— Я, вообще-то, предприниматель, и без дела долго сидеть не могу, — с вызовом говорила Бертяева. — У меня была химчистка…

Все они оставили в своём СНГ большой бизнес, особняки, и приехали сюда в ужасной обуви! «Блеф СНГ», была такая рубрика в газете «Завтра». Но Михайлова её уже давно в руках не держала.

— А ещё я — юрист, правда, без образования. Ко мне все обращаются за консультациями… Помню, как я здесь болела, а полиса нет! Отец вызвал «скорую», а она не везёт! А у меня — температура сорок! Но мне сказали: мы вызовем вам завтра врача из поликлиники. В больницу меня взяли, вылечили…

В этот же вечер намечалась воскресная школа. Ника тоже была верующая, но Катя не стала её приглашать.

На Украине у неё остались друзья-адвентисты, но сама Бертяева была православного вероисповедания. Предки же — старообрядцы, прыгуны. Михайловой это было странно: она считала, что все хохлы — какие-нибудь язычники, поклоняющиеся салу.

Но адвентистов Бертяева костерила за большие поборы с прихожан:

— Представляешь, идут по рядам с мешком и собирают деньги кому-нибудь на лечение!!!

— Это же хорошо, если в коллективе о тебе заботятся.

У самой же Ники дети на Украине болели.

— У Насти сейчас тромбоцитопения. Они всё золото заложили. У неё это хроническое. Помню, в детстве принесли её с качелей, а она вся синяя. А врачи — дураки, не могут диагноз правильный поставить!

На воскресной школе было две бабушки и женщина помоложе, Катерина Ивановна. Та работала страховщиком, и при случае выпендривалась, что все на работе смеются над её «Хундай-Солярисом»: «Что же ты ездишь на такой машине, купи новую!»

Но Михайлова на месте Катерины Ивановны взяла бы шикарные сапоги и красивую шубу. Золотистую, с большим капюшоном, или узкую, приталенную. А то с некогда элегантных модельных сапог «бизнесменши» уже лохмотья свисали, а на старый тёмный полушубок смотреть было тошно. А тачка корейская ездит, и ладно.

А отца Алексия всё не было. И тут все вспомнили, что в понедельник большой праздник — день памяти великомученицы Екатерины. Именины Катя никогда не праздновала, и об этом дне забывала всё время.

— Как вас зовут, сестра во Христе? — спросила страховщица.

— Екатерина.

— И меня! А вас?

А две бабушки на одно лицо оказались Светами.

— Две Кати и две Светы! Надо же!

Да, как парные шахматные фигуры, чёрные и белые.

Михайлова подумала: как же у нас интересно получается с именами. Она застала бабушек Варь, Клавдий и Ксений. Это в глубоком детстве, рождённых в начале века, при царском правительстве. На заре туманной юности — Зинаиды, Зои, Тамары, Валентины, Галины. А сейчас — бабушки Светы.

Из Ферзёва прибыли Родион, Татьяна и их гиперактивная София. На правом плече у женщины всё болтался нелепый вещевой мешочек. Она поставила его на стул, дочка села сверху. Мать закричала:

— Осторожно, София! Там же у меня планшет, раздавишь!!!

Это ей всех удивить надо было, мол, какая я крутая!

Татьяна и сегодня была в не снимаемой персиковой кофточке с резиновыми косичками, и одна из Свет подобострастно спросила:

— Сами вязали?

А Таня как выпятит грудь колесом, только держись:

— Да кто же сейчас вяжет! Это раньше сидели и вязали! А сейчас! Вот я работаю в солидной фирме, мне некогда! Я рассказываю им про наши праздники, а они не слушают!

Все Катины знакомые сектанты ныли, что православные их притесняют, чуть ли не на инквизиторский костёр тащат! А Таня и Катерина Ивановна жаловались, что светские люди (у нас же нет сектантских ругательств «люди мира», «мирские») над ними смеются. Катя не верила, а зря.

— Хорошо, сёстры во Христе… и братья, — взяла инициативу Катерина Ивановна. — Давайте вспомним, что говорил батюшка на прошлой неделе. Меня лично не было!

— О различии православной и католической традиции изображения страстей Христовых, — тут же вспомнила Михайлова. — В православии Иисус уже мёртв, всё свершилось. А у католиков только мучается.

— Как же вы всё хорошо помните, сестра во Христе! — восхитилась Катерина Ивановна.

Но тут из коридора прибежала София с планшетом и затараторила:

— Мама, там один мультфильм…он про убийство, но мне его можно смотреть, потому что там добро побеждает зло!

— У нас дома нет телевизора, — выпятила плоскую грудь Татьяна, — и я всё полезное скачиваю ей на планшет!

Зато спам какой славный идёт! Сосед запросит, а ты смотришь! «Вместе с… в Яндексе ищут…»

— Нужно прекратить чтение романов, — глупо улыбаясь, сказала одна из Свет.

Господи, ну какие сейчас «романы»! «Камеди клаб», социальные сети. Где-то это Михайлова уже слышала.

— Так давайте дебилиться в интернете! — не сдержалась она.

— Вот вы когда прочли последний роман? — всё также глупо улыбаясь, спросила Света.

В ту среду, когда Михайлова не попала на группу, она дочитала «Благословение» Даниэлы Стил, — о трёх не знакомых между собой семейных парах в разных концах Америки, которым приспичило иметь детей. Жене сорок два, муж на двадцать лет старше! И никто их не ругал за такую безответственность! Какие же медицинские гадости там описывались! Но Катя сказала о другом авторе:

— Чингиза Айтматова, но только не романы, а повести. «Джамиля», «Тополёк мой в красной косынке». Это вообще — моё открытие.

— И когда всё это было, в годах 80-х? — деловито спросила другая Света.

— В 50-х и 60-х. После войны.

Ещё немного поговорили и расстались. Катерина Ивановна побежала вприпрыжку к своей машине.

А Михайлова, как всегда, отчаянно понадеялась, что теперь на воскресной школе всё изменится…

Глава 15

Благословения продолжаются

Ника контролировала уборку сетевых магазинов. От неё Михайлова узнала, что в Москве и области напрямую уборщицей в аптеку и супермаркет не устроишься, только через такое посредничество. Вот поэтому всё так и дорого!

Бертяева спрашивала, нет ли у Кати телефонных справочников соседних городов, — в Щёлочи у неё объектов не было. Нике нужно было проинспектировать в день несколько ритейлеров в Королькове и Мыльниках. Странно, что на такую должность её приняли без машины. Ника собирала билеты, но сомневалась, что кто-то возместит ей расходы. И что вообще заплатят, не особо надеялась.

Она возвращалась в семь вечера. В понедельник сказала:

— Меня сейчас чуть не украли! Кавказцы! Я говорю: у меня муж есть, кольцо показываю, а они: «Поедем с нами!»

У Ники, по её словам, было три мужа. Выглядела же она ужасно. Только сейчас Михайлова заметила безволосые бороздки в нагуталиненных волосах. Чёлка до самых бровей придавала ей агрессивности.

Максим вышел и спросил, всё ли Нику устраивает.

— Ничего, бывало и хуже, — сказала она.

Бертяева ненавидела чужие квартиры и не дорожила чужим имуществом

— Представляешь, — сказала она, — у нас в магазине ЧП! Одна киргизка, уборщица, вынесла полсупермаркета! И такая женщина на вид несчастная, одетая, как из секонд-хенда. Меня насторожило, что она решила уволиться раньше. Мы камеры просмотрели, — а она подворовывала чай, сладости и прокладки. Зачем они ей, они ведь ими не пользуются… А пошли к ней домой, а у неё там тюки…

Когда приехала Оксана, она и ей рассказала.

***

— Вы нашли работу? — спросила в среду Зинаида Григорьевна.

— Нет.

Она и не искала. Ника, правда, предлагала загадочно: «Работа есть!»

— А какое у вас образование?

— Никакого.

— Что, просто школа?

— Нет. Химический колледж.

— Вот и хорошо! Можно пойти на завод, делать трубы! Хотя у нас в Щёлочи, наверное, их не производят… — опомнилась Зинаида Григорьевна.

Трубы! Всю жизнь мечтала. Или вёдра. Елене Батуриной надо позвонить, вдруг возьмёт. Егоркина вряд ли бы посоветовала такое своей дочери и сыну.

— Так я же ничего по специальности не умею! Практики не было, а обучать меня никто не станет! Везде асы нужны!

В прошлом году Родион всё агитировал её пойти на бывший молокозавод упаковку специй. «Там одни старухи работают!» — «утешал» он Катю. Спасибо, бабки достали её ещё в конце 90-х, когда все сверстники Екатерины будто вымерли… Родион и свою сожительницу думал пристроить на специи, так как её производство по отливу резиновых и полипропиленовых сапог дышало на ладан.

Максим тоже пытался устроиться туда грузчиком, ещё мгновенье, и он стал бы рабочим человеком. Но в решающий момент работодатель учуял алкогольный дух, и всё, иди подыхать! Но почему бы у нас, как говорят на Западе, не «дать шанс», ведь уволить-то всегда можно!

— А как вы узнали о нашей церкви?

— Одна молдаванка (свекровь Валечки Дуду) побывала у вас, и ей очень не понравились барабаны. Я заинтересовалась, спросила у неё адрес, но она мне его не дала… И тогда я посмотрела в интернете…А раньше предлагались курсы бесплатного заочного обучения Библии…

— У нас нет никакого бесплатного заочного обучения! — с такой злобой сказала Зинаида Григорьевна, будто покушались на её кровные. — У нас есть Библейская школа в Большой церкви в Москве. Обучение там очное, платное. Два курса, и всем прихожанам хорошо хотя бы один пройти. И там практика — служение «Накорми голодного!», евангелизация, выезд на миссию. Экзамены, тесты. Занятия пять дней в неделю, с девяти утра до пяти вечера. Опоздаешь на пять минут — пойдёшь мыть коридор, на десять — туалеты. Я сама заканчивала ещё и лидерские курсы, — только после них допускают к ведению домашней группы.

Бизнес!

— Так о чём будем сегодня молиться?

— Чтобы прекратилась эта кошмарная погода, эта мерзость и грязь.

Брат Володя Стручков сказал, почему-то глядя в стену:

— Да, снег, это, конечно, эстетика. Но если у тебя есть дом. А если человек — бездомный?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

34

Старец — в евангельских общинах это брат, глубокий пенсионер; сестра-старица, или просто старица — глубокая пенсионерка в общине, как правило, с большим «христианским опытом».

35

2-е Кор. 13:13; в методизме он называется «молитвой пасторского благословения».