Не бойся тишины. Грани любви

Арина Малых, 2022

Семейная история, которая разворачивается на фоне исторических событий в период от 1918 до 1997 года. Роман о том, что сильная любовь способна не только наполнить душу безграничным счастьем и радостью, но также может ввергнуть в пучину горя и страданий, лишить жизнь смысла и полностью уничтожить.

Карта четвертая — десятка пик

Громко залаял спаниель. Яков приманил пса и потрепал по голове.

— Тише, Санду, что ты разлаялся? — негромко сказал он и внимательно посмотрел в сторону кустов, на которые лаяла собака.

Санду коротко тявкнул и замолчал. Вечерело, моросил холодный ноябрьский дождик. Яков не увидел ничего подозрительного и пошел в дом.

В детской комнате на кроватке лежала Тамара. У нее был сильный жар. Рада сидела рядом и гладила дочку по голове.

— Она вся в огне! — расстроенно сказала Рада, — я уже перепробовала все способы, которые знала, и которые ты мне читал из медицинской книжки. Ничего не помогает! Жар усиливается. Ее уже несколько раз вырвало. Со вчерашнего утра она ничего не ела и почти ничего не пила. Это плохо.

— Да, не очень хорошо, — согласился Яков и присел на кроватку, — очень похоже на лихорадку.

— Я видела такое, когда была в таборе. У одной женщины мальчик также заболел, мучился несколько дней и потом умер!

— Так! — воскликнул Яков, — хватит! С ней ничего не случится!

От резкого крика девочка открыла глаза.

— Мамочка, — простонала она.

— Ты ее пугаешь, — прошипела Рада, — говори тише…

Яков приложил ладонь ко лбу дочери и нахмурился.

— Она такая горячая! — мать смахнула слезинку, поцеловала Тамару и взяла за руку.

— Ее надо показать врачу, — задумчиво произнес Яков, — как это сделать?..

— Отвезти в деревню к лекарю? — пролепетала мать.

— Везти в такую погоду… — сморщился Яков, — можно хуже сделать. Надо съездить за врачом и привезти сюда, чтобы он посмотрел Тамару, может, оставить его на ночь, понаблюдать…

— Как же съездить?.. — эхом повторила Рада.

— Ох, как все неудачно! Агнешки опять нет! Нет, когда она так нужна!

— Но ты же сам отправил их в Кишинев неделю назад, — пробормотала Рада.

— Отправил! — повысил голос Яков, — потому что Тамашу уже не помогали лекарства, которые ему дал врач, и мне было не по себе от его душераздирающих криков. И вообще, я не мог допустить, чтобы он умер тут… у нас на руках…

— Думаешь, в больнице ему будет лучше?

— Уверен! Ему там колют морфий, он не чувствует болей, и Агнешка с ним рядом…

Во дворе опять залаял спаниель.

— Да что с ним такое сегодня? — Яков поднялся, подошел к окну, отдернул занавеску и выглянул во двор.

— Санду! — он гневно окрикнул пса, и тот замолчал.

— Мамочка, меня сейчас вытошнит, — слабым голосом сказала Тамара. Рада приподняла дочку за спину, схватила с пола миску и поднесла ей.

Яков поморщился и вышел из комнаты.

— Я поеду за врачом! — крикнул он, спускаясь вниз.

На улице совсем стемнело, дождь усилился, кругом были лужи и грязь. Яков испачкался, выругался и пошел в конюшню.

Через час он стучал в дверь лекаря. Ему открыла пожилая женщина, жена врача.

— Яков Михалыч! — удивилась она, — проходите, вы совсем промокли. Что случилось?

— Иван Ефимыч дома? — с порога спросил Яков.

— Нет, уехал к больному, но скоро должен вернуться. Да вы заходите скорее…

Барин вошел в небольшой одноэтажный дом, отряхнулся, снял длинный дорожный плащ и вошел в горницу.

— Сюда, поближе к печке, обсохните, Яков Михалыч, — женщина суетилась вокруг Якова, принесла ему шерстяное одеяло, придвинула к печке деревянный стул с высокой спинкой.

— Сейчас принесу горячего чаю с медом, у меня как раз самовар поспел, — сказала она и вышла в соседнюю комнату.

Яков устроился около огня, вытянул промокшие ноги и укрылся одеялом. Вернулась жена врача. Она поставила на табурет рядом с гостем чашку с ароматно дымящимся напитком и вазочку с медом, села на лавку и спросила:

— Что за беда вас привела, Яков Михалыч? Никак Тамаш совсем плох?

— Тамаш действительно плох, неделю назад я отправил его в больницу вместе с Агнешкой. Один он уже был не в состоянии… Я приехал из-за дочки.

— Что с малышкой? — обеспокоенно спросила женщина.

— Жар сильный, уже два дня. Сегодня ее начало тошнить. Боимся, что это лихорадка.

— Да, это надо, чтобы мой Ефимыч посмотрел. Вы не волнуйтесь, он уехал давно, думаю, вот-вот вернется.

— Я подожду с вашего позволения.

— Конечно, — женщина встала, взяла вязание и села обратно на лавку. — Давно не были у нас в деревне?

— Последний раз приезжал, кажись, в июне-месяце. Это когда Тамаш у вас был на лечении.

— Да, да… — женщина быстро крутила петли спицами. Помолчав, она сказала, — я-то часто на базар хожу, опять цыгане объявились. Сколько лет не было…

Яков вздрогнул и посмотрел на женщину.

— Да, — продолжала она, — видела их за последнюю неделю раза три. То два цыгана молодых ходят по рынку, чего им надо, небось, кошельки воруют и высматривают, что плохо лежит. Я знаю их отродье, всегда денежки прячу подальше да поглубже. А вчерась возле скобяной лавки две женщины-цыганки были, одна беременная, живот огромный, и пацанчик с ней годиков трех, милостыню просила. А с ней была еще постарше, та предложила мне погадать, позолоти, говорит, ручку, всю правду тебе скажу. А что мне гадать, я и так все знаю, — женщина вздохнула, быстро пересчитала петли и продолжила, — детей Бог не дал, а я так хотела ребеночка. Теперь уж, гадай не гадай, ничего не изменится…

— Цыгане, говорите? — с тревогой в голосе переспросил Яков.

— Они, окаянные. Давно их не было в наших краях, да вот опять пришли…

— Где же табор их стоит?

— Откель мне знать? Никто не знает. Они сегодня тут, завтра уже в другом месте, кочевой народ…

— Я часто охочусь. Знаю всю округу. Три дня назад ходил на косулю, никого не видел.

— Ну, касатик, если ты не видел, это еще не значит, что их нету…

Дверь распахнулась, и вошел лекарь. Он скинул мокрую накидку и удивленно воскликнул:

— Яков Михалыч! Вы ли это?

— Он самый, добрый вечер, Иван Ефимыч, — Яков встал и пожал протянутую врачом руку.

— Добрый, добрый, — врач подсел к огню. — Что стряслось?

— Дочка у меня заболела, сильно, надобно ехать срочно.

— Только приехал ведь! — всплеснула руками жена доктора, — пусть хоть обсохнет да поест!

— Надо так надо, — отмахнулся от нее Иван Ефимыч и встал, — лошадь я еще не распрягал, так что, поехали.

— Я очень вам признателен, спасибо! — Яков поднялся и с благодарностью посмотрел на доктора.

Мужчины вышли во двор. Доктор сел в свои дрожки с закрытым верхом и тронул вожжи. Яков лихо вскочил на свою лошадь и помчался к поместью, его сердце бешено колотилось в груди и щемило от недобрых предчувствий. Коляска доктора ехала следом, приседая на ухабах и подпрыгивая на кочках, сильно разбрызгивая грязь.

***

Рада вынесла миску, помыла и засунула под мышку. Намочила холодной водой хлопковую салфеточку, отжала, неловко придерживая сползающую миску, и пошла наверх. Тамара лежала в кроватке, свернувшись калачиком.

— Мамочка, мне жарко, — пробормотала девочка.

Рада присела рядом с дочкой, перевернула ее на спину и положила на лобик холодную салфетку.

— Так лучше? — спросила она, взяла маленькую ручку и поцеловала.

— Да.

— Попробуй заснуть, закрывай глазки, — прошептала мама.

Тамара послушно закрыла глаза. Рада тихо запела цыганскую колыбельную. Она сидела рядом с девочкой, ласково гладя дочь по голове, проводя пальцами по длинным черным локонам. Во дворе громко залаял спаниель. Потом вдруг осекся, жалобно взвизгнув. Тамара открыла глаза и испуганно посмотрела на маму.

— Оставайся здесь, — строго приказала Рада и быстро спустилась по лестнице на первый этаж. Входная дверь была распахнута настежь. В проеме стоял Михей.

— Ну, здравствуй, чаюри¹¹, — презрительно процедил он сквозь зубы и бросился на цыганку. Рада отпрянула назад. Михей крепко схватил ее за руку выше локтя и ударил наотмашь по лицу.

— Забыла наши законы? — он злобно смотрел на Раду. Она вывернулась и резко оттолкнула цыгана. Михей не удержался, упал и сильно ударился спиной о стол. Рада устремилась к двери. Но цыган ухватил ее за волосы, резко дернул и притянул к себе. Рада со всей силы пнула его в живот.

— Ах, ты, минжа¹²! — прохрипел Михей и отпустил цыганку. — Не жить тебе, — с ненавистью прошипел он, тяжело поднялся, держась за место удара. Рада бросилась к выходу. Цыган резко взмахнул рукой и метнул нож ей в спину. Она медленно осела на пол. Михей, покачиваясь, подошел к Раде, вытащил чури и заметил блеск на ее вытянутой руке. Он присел, приподнял руку девушки и стянул обручальное кольцо с пальца. Тяжело дыша, цыган поднялся, переступил через мертвую Раду, вышел из дома и медленно, прихрамывая, отправился в сторону леса.

Тамара, скинула салфетку со лба, спустила ножки с кровати и маленькими шажками, крадучись, вышла из своей комнаты. В доме было тихо. Она спустилась по лестнице и увидела маму, лежащую на полу без движения. Малышка подошла к Раде, присела рядышком и поладила ее по спине. С левой стороны зияла рана, платье было красным, вокруг медленно растекалось кровавое пятно. Вдруг стало необычно тихо. Ни одного звука не доносилось со двора. Не стучал дождь, не лаял пес, не шумели деревья — ничего.

Яков примчался к дому, на ходу соскочил с лошади и побежал к распахнутой входной двери. Около крыльца лежал мертвый спаниель Санду с разбитой головой. Рядом с ним валялась окровавленная палка. Якова охватил нервный озноб. Он взбежал по ступенькам и вошел в дом. В гостиной, на полу, в крови лежала бездыханная Рада, рядом сидела Тамара и испуганно смотрела на отца. Яков ватными ногами подошел к жене, упал на колени, издал дикий вопль и зарыдал.

«Рада! Не уберег! Я несчастный человек!», — он обнимал мертвую цыганку, прижимал к себе ее голову с растрепавшимися волосами и стонал. Слезы лились из его глаз. Он перенес жену на руках на кушетку, сел на пол у ее ног и горько заплакал. Маленькая Тамара, распахнула черные глаза, устремила взгляд на отца и тоже разревелась. К крыльцу подъехал доктор. Он бросил поводья и бегом, перепрыгивая лужи, забежал в дом. Иван Ефимыч подошел к рыдающему Якову, присел на кушетку рядом с Радой и пощупал ей пульс.

— Умерла, — коротко сказал лекарь.

Яков закрыл лицо руками и глухо застонал. Доктор встал, подошел к Тамаре, взял ее на руки и отнес наверх в детскую. Он уложил девочку в кроватку, успокоил, как мог и вернулся вниз. Яков перестал плакать, сидел тихо, обхватив голову. Врач пошел к своим дрожкам, достал чемоданчик и отправился к больной девочке. Он ее долго тщательно осматривал, щупал животик, смотрел горло, заглядывал в маленькие ушки, прикладывал руку ко лбу. Потом достал из чемоданчика белые пилюли, взял стакан воды, стоявший рядом с кроваткой, и помог малышке выпить лекарство. Доктор около получаса посидел с Тамарой, дождался, пока она вспотела, вытер полотенцем, лежавшим рядом, снял мокрую одежду, переодел в сухое, что нашел в ее комнате. Жар спал, и девочка заснула. Иван Ефимыч собрал свои принадлежности в чемоданчик и спустился вниз. Он подошел к Якову и предложил сделать укол морфия.

— Нет, у жены есть каннабис, — тихо сказал Яков, вытер лицо и посмотрел на доктора, — что делать?

— Я осмотрел вашу дочку, у нее лихорадка, но не опасная. Я дал ей аспирин. Жар уменьшился, ей лучше, девочка заснула. Теперь можно заняться вашей женой.

Врач помог Якову подняться с пола, усадил его в кресло и присел обратно на кушетку около Рады. Он осмотрел рану, слегка стянув платье, и тяжело вздохнул. «Сильный и точный удар ножом», — сказал он, ни к кому не обращаясь. Вдруг Яков резко поднялся, кинулся в кабинет, схватил ружье, зарядил, выскочил из дома и побежал в сторону леса. Доктор проводил его долгим взглядом и покачал головой.

Яков исходил всю округу и вернулся в поместье утром. Дождь не прекращался. Яков мокрый, грязный, в рваных штанах и рубашке, подошел к дому, отбросил ружье, сел на деревянный настил веранды, опустил голову, обхватив руками. «Ищи ветра в поле…», — прошептал он.

Доктор лежал на диване в гостиной с открытыми глазами, уставившись в потолок. Услышав, что вернулся хозяин, он вышел на веранду и присел рядом с Яковом.

— Здесь повсюду отпечатки, видно, что была борьба, стол перевернут и сломан, на полу разбитая посуда… Рада отчаянно сопротивлялась. Похоже, что убийца приходил к дому несколько раз, поджидал, когда тебя не будет. Вероятно, это было спланировано, и целью была именно твоя жена. Надо же так совпало, что она была одна с ребенком, — подавленно проговорил лекарь и сокрушенно покачал головой. — Когда рассвело, я обошел поместье, в кустах кто-то долго сидел, прятался, уходил и приходил. Думаю, что пес лаял и защищал дом до последнего вздоха. Я его закопал там, под яблоней. — Иван Ефимыч тяжело вздохнул и предложил, — нужно обратиться в полицию или пригласить сыщика.

— Это цыгане, — тихо сказал Яков, — они уже далеко. Я видел около озера следы. Их было двое, один пришел сюда, второй ждал там, с лошадьми. Они перешли озеро вброд, больше следов нигде не видно. Как они это делают?..

— Я слышал, что эти хитрецы, когда лошадей уводят от хозяев, как-то копыта им обматывают, чтобы не оставлять следов…

— Цыгане… — пробормотал Яков.

— Я дам свидетельские показания, — решительно сказал доктор, — поедем в полицию? Я вам помогу.

— А как же дочка? С кем ее оставить?

— И то верно, не с кем, — Иван Ефимыч потер гладко выбритый подбородок. — Я поеду в полицию, расскажу все, как было и приглашу, чтоб сюда приехали. А вы, Яков Михалыч, оставайтесь с дочкой, вы сейчас ей очень нужны.

Яков опустил голову и тихо проговорил:

— Да, спасибо…

Доктор встал и стал собираться.

— Я вернусь, с полицией или без.

Яков, понурившись, молчал.

— Яков Михалыч, — с тревогой в голосе позвал его врач.

— Да, — Яков очнулся и поднял голову, — хорошо…

Иван Ефимыч залез в дрожки, взял вожжи и направил лошадь со двора. Дождь кончился. Дорогу размыло. Коляска, переваливаясь по кочкам и проваливаясь в лужи, медленно поехала в сторону деревни.

Вышла маленькая Тамара. Она кротко посмотрела на отца и сказала:

— Я хочу есть.

— Сейчас приду, иди в дом, — охрипшим голосом пробормотал Яков.

***

На похороны приехала Агнешка. Яков отправил ей печальную весть через телеграф. Тамаш лежал в больнице. Агнешка проводила все время рядом с мужем. Получив страшное известие, она поговорила с врачами, ее уверили, что состояние больного стабильно, и она может спокойно отлучиться на несколько дней. Агнешка собралась и примчалась через два дня, с первым попутным экипажем. Когда она приехала, Яков бросился ей на шею и зарыдал.

— Я виноват, — всхлипывал Яков, — оставил ее одну! Я несчастный человек! Погубил свою Радость! Не сберег!

Служанка гладила его по спине, говорила что-то утешительное и горькие слезы лились из ее глаз.

— Яков Михалыч, — вытирая лицо передником, проговорила Агнешка, — а я ведь подарок тебе приготовила. Помнишь, что ты мне в телеграмме написал? Ты сообщил, что Раду убили, что была полиция, никого не нашли, кольцо мамино обручальное украли, дочка заболела, просил, чтобы я срочно приехала. Помнишь?

Яков кивнул и тяжело опустился на скамеечку.

— А еще, когда мы уезжали, ты денег мне дал на лечение и обустройство в городе, — Агнешка присела рядом с барином, — спасибо тебе, — она перекрестилась и склонила голову.

Яков посмотрел на нее невидящим взглядом.

— Денег было больше, чем надо, и я часть схоронила, чтобы тебе обратно привезти и вернуть…

Яков смахнул слезы и посмотрел на Агнешку более внимательным взглядом, пытаясь осознать, что она говорит.

— Так вот, — Агнешка обрадовалась, что Яков, наконец, начал ее понимать. — После твоей телеграммы я побежала на рынок, чтобы запас еды купить Тамашу и молока свежего, ты знаешь, он очень любит молоко, и как будто потянуло меня что-то к странной лавке, ломбардом называется. Чудная такая. Вроде, как ценную вещь можно там оставить за деньги, а потом выкупить обратно.

— Я знаю, что такое ломбард, — тихо сказал Яков.

— Ага, — улыбнулась Агнешка, — подошла я к витринке, а там! Кольцо твое лежит! Материно обручальное, которое ты на свадьбу нашей Раде дарил!

Яков выпрямился и удивлено уставился на служанку.

— Да! — воскликнула она. — Выкупила я его, но уж не взыщи, отдала все твои деньги, ничего не осталось…

— Боже мой, — с волнением проговорил Яков, — не может быть! Да где же оно?

— Схоронено, — серьезно произнесла Агнешка, отвернулась и вытащила из лифчика белый хлопковый платочек. Она медленно аккуратно развернула тряпочку и вытащила кольцо.

Барин поднес дрожащую руку, служанка положила в ладошку Якову драгоценность и загнула его пальцы в кулак.

— Спасибо, Агнетта, — прошептал Яков, и слезы снова потекли из его глаз.

— Я поговорила с мужичком, который сидел в этой скупке. Он сказал, что кольцо принес молодой цыган, отдал за бесценок.

Агнешка внимательно посмотрела на хозяина.

— Можно найти их, — она прищурилась, — поймать, отомстить!

Яков вытер лицо и нахмурился.

— Значит, они уже побывали в городе, — задумчиво промолвил он, — быстрые…

— Заявление написать, — продолжала служанка.

Яков ухмыльнулся.

— Заявление я уже написал, — грустно сказал он, — это только в книжках сыщики ищут преступников, следы, отпечатки, приметы…, а в жизни все по-другому. Пришел молодой бестолковый парнишка, сказал, что из сыскной полиции. Я ему все показал, и про кольцо намекнул, и в лес отвел, к озеру. Изложил свои подозрения. Иван Ефимыч приехал, рассказывал тоже и чуть не носом тыкал этого… полицейского…

— И что? — Агнешка уставилась на Якова, моргая белесыми ресницами.

— Ничего! — разозлился барин. — Походил, посмотрел, взял мое заявление. Как про цыган услышал, сразу у него все желание отпало моим делом заниматься. Это было заметно…. Да и правда, — обреченно проговорил Яков, — где искать?

— Мужичок этот дал мне адрес, — промолвила Агнешка, засовывая под платок выбившуюся прядь волос, — ему показалось подозрительным, что такое кольцо принес цыган и так дешево отдал. Сразу заподозрил, что оно краденное.

— Адрес? — переспросил Яков.

— Да, они берут адрес, если подозрительно, — служанка тяжело вздохнула, — я взяла, сходила туда, по адресу нашла дом заброшенный, давно в нем никого не было. Спросила местных, никто ничего не видел и не слышал…

— Вот видишь, — скривился Яков, — никто ничего не видел, не слышал, не знает…

— Но какая-то управа на них должна быть! — воскликнула Агнешка, — Надо бороться! Самим искать! Убили девушку и что! Надо написать заявление в главное управление полиции! Нанять сыщика, заплатить ему, чтоб нашел!

— Да, да… — промямлил Яков, потер лоб и тихо добавил, — ищи ветра в поле…

— Вот ты немного в себя придешь, и наймем хорошего сыщика, — с вызовом сказала Агнешка, — нельзя это дело так оставлять!

Служанка встала, потрепала Якова по плечу и пошла в дом к Тамаре. Девочка сидела на кушетке около окна. Агнешка подошла к ребенку и крепко обняла. Тамара была голодная и грязная. Служанка покачала головой, тихо выругала Якова и пошла готовить еду. Пока в горшочке тушилось мясо с картошкой, Агнешка вымыла девочку, одела в чистое, расчесала длинные черные локоны, заплела в две косички.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Агнешка.

— Уже не жарко, — ответила малышка, — доктор приезжает ко мне каждый день, дает какую-то водичку, смотрит мне в рот, слушает спину и тут, — малышка показала на грудь.

Служанка улыбнулась.

— У тебя ничего не болит?

— Нет.

Они помолчали.

— Моя мама умерла? — спросила Тамара, распахнув свои большие черные глаза.

— Да, мое сердечко, — тихо ответила Агнешка, достала горшочек из печки и поставила на стол. — Она теперь на небесах. У нее все хорошо, ты не беспокойся.

Тамара выглянула в окно и посмотрела на небо.

— Мамочка, я тебя очень люблю, вернись ко мне, пожалуйста, — вежливо попросила малышка.

Агнешка подошла к ребенку, присела на кушетку, посадила Тамару к себе на колени, обняла и поцеловала в лобик.

— Ах ты, несчастная… — невольная слеза скатилась по щеке служанки.

После похорон Яков начал пить. Он пил день и ночь, пока полностью не отключался. Агнешка смотрела на это и только руками разводила. Она забрала Тамару к себе в пристройку. Девочка полностью выздоровела. Доктор больше не приезжал.

Агнешка сшила матрас и соорудила небольшую детскую кроватку. Она перенесла вещи и игрушки Тамары, чтобы девочка не видела, в каком плачевном состоянии находится ее отец. Агнешка надеялась, что со временем барин прекратит пить и все наладится. По несколько раз в день служанка заходила в дом, чтобы прибраться, но Яков ее прогонял, кидался бутылками и матерился. Она сильно расстраивалась, качала головой и уходила.

Спустя неделю пришло известие о смерти Тамаша. Раковая опухоль сожрала мужа Агнешки, оставив ее вдовой рядом с потерявшим человеческий облик барином и его маленькой дочкой.

Шли дни, перетекая в недели. Яков «не просыхал», провалившись в устойчивый запой. Он никого не хотел видеть. Иногда начинал кричать, плакать и звать Раду. Агнешка приносила ему еду, но Яков почти ничего не ел. Несколько раз к нему приходила Тамара, он ее называл Радой и пытался схватить за руку, чем сильно пугал дочку. Все такие посещения заканчивались ее слезами. Вскоре Тамара стала отказываться ходить к отцу.

— Он плохой! — надув губки, говорила она Агнешке.

— Нет, нет, он не плохой, — возражала служанка, обнимала девочку и гладила по черным вьющимся волосам. — Просто он потерялся в этой жизни…

— А он найдется?

Агнешка грустно улыбнулась вопросу Тамары.

— Не знаю, мое сердечко, — служанка смахнула слезу и тихо добавила, — он слишком сильно любил твою маму. Смысл жизни потерял…

Агнешка несколько раз ездила в полицейское отделение, но ей говорили: «Ищем, как найдем — сообщим». Она побывала у Ивана Ефимыча, выслушала его рассказ, попросила помочь. Лекарь съездил с ней в полицию, они услышали то же самое «ищем», написали новое заявление. Когда они вышли из отделения, к ним подошел грузный полицейский, который присутствовал при беседе с «молодым парнишкой из сыска» и сказал:

— Никого они не найдут, будьте покойны, скорее всего даже искать не будут. Поймите, если это действительно сделали цыгане, а, послушав ваше дело, я думаю, что это именно они, то это особое племя, у них свои законы. К тому же мало того, что их сложно отыскать, так еще и доказать надо. А они друг за друга горой. Скажут, что вообще не знают никакую Раду.

— А как же свидетели? Следы?

— Никто же не видел?

— Ну, прям так — не видел, но есть предположения.

— Предположения, — хмыкнул полицейский, — это домыслы, к делу не пришьешь. Нужны свидетели, явные доказательства…

— А если мы сыщика наймем? — воинственно спросила Агнешка.

— Поверьте мне, толку не будет, только деньги потратите, — с сочувствием вздохнул полицейский, — с цыганами никто связываться не хочет. Сыщик или кто другой будет говорить вам, что ищет, нужно еще время, нужны еще деньги. Оберет вас до нитки, а потом скажет — не нашел. Лучше займитесь девочкой, я слышал, там маленькая дочка осталась, а от папаши, как я понял, толку мало.

Агнешка с Иваном Ефимычем, растерянные и грустные, вернулись в деревню. В полном отчаянии Агнешка сказала жене лекаря: «Нет справедливости на этом свете!» — и поторопилась уехать в поместье к маленькой Тамаре.

Яков совершенно опустился. Он не мылся, гадил в той же комнате, в которой пил, спал на полу в своих испражнениях, сильно оброс и исхудал. Агнешка приходила убираться каждый день. Она пыталась поговорить с барином, снова и снова уговаривала его одуматься и прекратить пьянство. Но все было напрасно, Яков кидался в служанку всем, что попадалось под руку, сопровождая это матерной бранью. Агнешка пыталась образумить барина, говорила, что у него маленькая дочка, которая нуждается в отце, надо о ней заботиться, но Яков ее не слушал, только кричал, что это он виноват в смерти Рады. Что он не должен был уезжать, что старая цыганка его предупреждала, а он все испортил. Что он был так счастлив все эти пять лет, что все потерял, «утратил радость» и ему «жизнь не мила». Агнешка снова заводила разговор о дочурке, но Яков только плакал, проклинал себя, хватался за бутылку и прогонял служанку.

Прошло несколько недель. Все обширные запасы спиртного в доме были уничтожены. Два дня Яков не пил. Шатаясь, он вышел из дома, щурясь от яркого дневного солнца. Агнешка была во дворе, подбежала к барину и помогла присесть на веранде. Он не помнил, какой год, не знал, какой месяц и день. Служанка посадила его в кресло на веранде и пошла убираться в доме. Вонь стояла страшная. Она все вымыла, сложила пустые бутылки в большие платяные мешки и отнесла в винодельню, открыла настежь окна и двери. Яков заснул, развалившись в кресле, и проспал до самого вечера. Очнувшись от тяжелого забытья, он еще долго сидел, тупо уставившись в одну точку, потом поел немного щей, которые принесла служанка, и стал умолять Агнешку съездить в деревню, купить вина. Яков приводил ей доводы, что если резко прекратить пить, то он может умереть, ссылался на авторитетных врачей, пытался цитировать Крепелина и Корсакова¹³. Агнешка согласилась в обмен на обещание барина, что он вымоется, побреется, нормально поест и «будет по чуть-чуть, только для поддержания здорового состояния».

К большому ее сожалению и разочарованию Яков снова и снова проваливался в запои. Иногда барин выходил из печального состояния, тогда он брал повозку, ехал в ближайший городок покупал водки и проводил время с женщинами легкого поведения. Начались проблемы с деньгами, Агнешке пришлось продавать мебель и вещи. Дошло дело и до библиотеки. Когда служанка гневно объявила Якову, что придется продать все книги, он не проявил никакого интереса и отмахнулся от женщины как от назойливой мухи. Денег, вырученных за библиотеку, обстановку дома, золотые украшения и несколько старинных икон хватило на два года. Осталось только обручальное кольцо Рады, золотая цепочка Тамары, которую ей подарил Яков в прошлом году и пара безделушек. Встал вопрос о продаже поместья. Покупатель нашелся очень быстро. Это был тот самый «делец», с которым раньше вел переговоры Яков.

Агнешка подобрала небольшую хату на краю деревни с маленьким огородиком, перевезла туда Тамару, своего опустившегося барина в бесчувственном состоянии и то, что осталось от былого хозяйства. В результате этой сделки осталась приличная сумма денег, которую Агнешка надежно спрятала в бочке вместе с драгоценным кольцом, «от греха подальше», в подполе нового жилища. В хате было две комнаты на первом этаже и одна маленькая спаленка на втором — мансардном. По сути это был чердак, который Агнешка обустроила под жилую комнату и поселила туда Тамару. Сама она расположилась внизу, в помещении с печкой и столом, чтобы заниматься домом и огородом. Отдельная комната была отдана Якову.

Прошло еще два года. Тамара росла замкнутой и очень красивой девочкой. Агнешка научила ее готовить, шить, стирать, ухаживать за огородом и другим делам по хозяйству. Она очень жалела Тамару, старалась ее обнять, приласкать. Но Тамара с возрастом начала избегать проявлений нежности, становясь молчаливой и отчужденной. Она не общалась со сверстниками из деревни, предпочитая одиночество, но при всем этом Тамара постоянно стремилась помочь Агнешке во всех домашних делах.

— Ох, тяжелая доля выпала тебе моя biedna dziewczynka, — приговаривала Агнешка, глядя как семилетняя Тамара пытается достать ухватом тяжелый котелок из печи. — Сколько жива буду, помогу тебе, а уж коли Господь призовет, теперь ты знаешь, что и как делать, с голоду не помрешь.

Как-то раз Агнешка пришла с базара, нашла Тамару в огороде за прополкой грядок и предложила:

— Надо бы тебе грамоте поднабраться. Чтобы не быть как я. Может, сможешь получше в жизни устроиться. Я зашла сегодня в школу, мне сказали, чтобы ты приходила прямо завтра с утречка.

Девочка посмотрела на Агнешку и улыбнулась.

— Как давно я не видела, чтобы ты улыбалась! — весело всплеснула руками служанка, — я очень рада, что тебе понравилась моя затея!

Тамара пошла в школу, которую когда-то построил ее отец. Теперь в Якове с трудом можно было узнать того холеного барина, который занимался здесь благотворительностью. Он продолжал пить запоями. Яков вымаливал у Агнешки деньги или просто крал, когда мог, сразу бежал в ближайшую лавку, покупал спиртное и выпивал. Иногда падал тут же, за лавкой, валялся в грязи, пока его не находила преданная служанка и перетаскивала домой. Односельчане, которые помнили его в лучшие времена, только руками разводили и жалели. Время от времени он приходил к знакомым и просил самогоночки. Ему давали. Он пил, плакал, потом говорил, что дома его ждет красавица-жена, и, покачиваясь, уходил.

Агнешку стало подводить здоровье. У нее часто болела спина, иногда прихватывало так, что она не могла разогнуться. Подросшая Тамара ходила с ней, а со временем все чаще, одна, искала Якова, если его долго не было дома. Вытаскивала из канав, где он валялся пьяный, уводила в невменяемом состоянии от знакомых, которые продолжали ему наливать, приводила домой, снимала обоссанные штаны, стирала, мыла, штопала одежду, готовила еду, кормила.

Сжав губы, Тамара с семилетнего возраста делала такую тяжелую работу, которая не всякому взрослому под силу, морально и физически. При этом она старалась не пропускать занятия в школе, выучилась читать и писать, усердно занималась математикой и успешно закончила три класса сельского образования. О дальнейшей учебе не могло быть и речи. Агнешка разболелась и почти не вставала с постели. Теперь у Тамары прибавилось тяжелых обязанностей и проблем. Это очень расстраивало Агнешку, и как только она чувствовала себя немного лучше, сразу начинала что-нибудь делать по дому или в огороде.

Примечания

11

по-цыгански — девочка, девушка

12

по-цыгански — грубое матерное слово, женский половой орган

13

врачи психиатры, которые изучали вопросы алкоголизма