Не бойся тишины. Грани любви

Арина Малых, 2022

Семейная история, которая разворачивается на фоне исторических событий в период от 1918 до 1997 года. Роман о том, что сильная любовь способна не только наполнить душу безграничным счастьем и радостью, но также может ввергнуть в пучину горя и страданий, лишить жизнь смысла и полностью уничтожить.

Карта вторая — дама бубей

— Что-то, Яков Михалыч, ты приуныл? — Агнешка, улыбаясь, подошла к хозяину, вытирая руки о цветастый фартук-передник.

— Есть немного, — отозвался барин. Он сидел на скамеечке около конюшни, в руках держал книжку, но взгляд его грустно застыл на белеющей вдалеке березовой рощице.

— Яков Михалыч! — всплеснула руками Агнешка, — да ты никак влюбился!

Барин задумчиво посмотрел на нее и со вздохом сказал:

— Ах, Агнетта, похоже на то…

— Ой, Яков Михалыч! Так это же замечательно! Наконец-то! — воскликнула Агнешка, поправила белую косынку на голове и присела на край скамейки.

— Как сказать…

— Да за вас любая пойдет! Да что там! Побежит! — Агнешка называла барина то на «ты», то на «вы», в зависимости от обстоятельств беседы. Вообще, она считала, что имеет право называть Якова на «ты», потому что нянчила его с младенчества. А на уважительное «вы» служанка переходила для усиления впечатления своих слов или случайно.

— Вот не любая…

— Загадки изволите загадывать? — хитро прищурилась Агнешка.

— Какие уж загадки, — возразил Яков. — Цыганка она.

Агнешка вылупила глаза и замахала руками.

— Ой! Чур меня!

— Вот, видишь, — горько хмыкнул барин.

— Как же вас так угораздило? — Агнешка с сочувствием ухватила мужчину за руку повыше локтя.

— Вот так! Увидел и все, нейдет из головы, стоят предо мной ее черные, как ночь, глаза, ни о чем думать не могу.

— Приворожила… — прошептала служанка и захлопала бледно-голубыми глазами с белесыми ресничками.

— Не верю я в ворожбу всякую.

— А вот и зря, — Агнешка отпустила руку Якова и пригладила цветастый передник. — Цыгане могут всякое.

— Я думаю, что это предрассудки.

— Вам виднее, Яков Михалыч, вы человек умный, начитанный, — служанка снова поправила на голове платок, засунула под него выбившиеся белокурые с небольшой проседью пряди и вздохнула.

Они замолчали. В конюшне заржали лошади.

— Может, им предложить выкуп? — встрепенулась Агнешка.

— Не знаю… — промямлил барин.

— Да-ааа, — протянула Агнешка и понурилась. Она сцепила свои пальцы, покачала головой и сказала, — цыгане они такие, к ним на козе не подъедешь. Они только за своих замуж выдают, чужих не любят.

Яков отложил книгу, оторвал длинную травинку и прикусил.

— Что делать-то? — спросил он, пожевывая зеленый кончик.

— Ох, Яков Михалыч, лучше бы ты с ними не связывался. Гордый это народ, опасный, как бы чего худого не вышло! — озабоченно проговорила Агнешка.

— Выкуп, — задумчиво повторил Яков.

— Надо предложить, — оживилась Агнешка. — Они деньги любят.

Яков усмехнулся.

— Пожалуй.

— Попробуй, но только так, с уважением, — деловито продолжала служанка.

— Подумаю, как это сделать, — промолвил Яков, — эх, увидеть бы ее еще разок…

Агнешка что-то озабоченно пробормотала себе под нос, извинилась: «Прости барин, надо скотинку кормить», — и пошла в сарай.

С этого дня Яков стал постоянно прогуливаться то пешим, то на лошади рядом с местом, где стоял табор. Пару раз он чуть не столкнулся с Тобаром. Сын Михея часто ходил с двумя молодыми цыганами в сторону деревни и обратно. Яков всегда был начеку и быстро прятался, чтобы его не заметили. Через несколько дней терпение Якова было вознаграждено. Он встретил Раду, когда она собирала грибы на лесной полянке.

— Здравствуй! — обрадовался барин, спешился, взял лошадь под уздцы и застыл на месте, боясь сделать неверное движение, чтобы девушка не убежала.

— Здравствуй, барин, — Рада поставила плетеную корзинку с грибами на траву, поднялась, улыбнулась, и приветливо посмотрела на него бархатными глазами.

— Я так рад тебя видеть! — не удержался Яков и сделал шаг навстречу девушке.

— Отчего же? — цыганка весело прищурилась.

— Снишься ты мне, — смутился Яков, — вижу твои черные глаза перед собою. Моя служанка говорит, что ты меня приворожила…

Рада тихо засмеялась.

— Я такими вещами не занимаюсь…

— Это хорошо, — расплылся в улыбке Яков, — то есть, я хотел сказать, — спохватился он, — что я не верю во всякую ворожбу, колдовство, предсказания и всякое такое.

— А во что веришь?

— В Бога верую.

— А я в любовь верю.

— Конечно, любовь — это и есть Бог!

— Странно ты говоришь, барин.

— Пожалуйста, называй меня Яковом.

Рада улыбнулась и присела рядом со своей корзинкой.

— Можно мне тоже здесь расположиться? — вежливо спросил Яков.

Рада кивнула и сделала жест рукой.

— Полянка для всех, садись.

Яков привязал лошадь к березке и присел рядом с девушкой. Он расспрашивал ее о кочевой жизни, о цыганских нравах и обычаях. Рада рассказывала с удовольствием, казалось, что раньше никто и никогда ее не спрашивал и не слушал так внимательно.

— Тебя не хватятся? — встревоженно спросил Яков через некоторое время.

— Кому я нужна? — грустно хмыкнула Рада.

— Мне показалось, что Михей о тебе заботится…

— Только на словах, — махнула рукой Рада. — Обуза я ему. Все хочет меня замуж выдать.

— А ты что?

— Я за цыгана не пойду, — она тряхнула своей хорошенькой головкой. На ее косынке брякнули монетки.

Вдалеке послышались мужские голоса.

— Это наши возвращаются, — заволновалась цыганка. — Пойду я.

Якову очень не хотелось ее отпускать, но Рада решительно подхватила свою корзинку и встала. Они условились встретиться на следующий день в это же время на полянке, и цыганка убежала. Яков еще долго сидел, блаженно закрыв глаза, и благодарил Бога за эту встречу.

Они встречались каждый день. Рада придумывала себе дела, которые они выполняли с Яковом вместе. Собирали хворост, ловили ежиков, ставили силки на зайцев, делали ловушки для птиц. Рада никогда не возвращалась в табор с пустыми руками, и ее частое отсутствие воспринималось в таборе спокойно.

Заворачивая в плотный кусок ткани очередного ежика, Яков спросил:

— А зачем тебе ежики?

— Мы их едим, — просто ответила Рада.

Яков удивленно посмотрел на цыганку.

— Ежика надо обмазать толстым слоем глины. Сначала ее надо хорошенечко размять. Потом кладем в огонь, поворачиваем время от времени. Когда глина станет сухой и твердой, вынимаем из огня и кладем на травку, чтоб остыл. Затем нужно отбить глину, она отлипает вместе с иголками и все готово.

— Надо же, не знал, что ежиков можно есть…

Рада хихикнула.

Яков помолчал и тихо проговорил:

— Ты как-то сказала, что за цыгана замуж не пойдешь…

— Не пойду. У нас женщины, особенно молодые, в небольшом почете. Мужчины главные. Девушек никто не слушает, как будто нас нет. Словно мы не люди, а лошади или собаки! Лошадей и то в таборе больше почитают! Это несправедливо! Я же не нарочно родилась женщиной! Юбкой мужчину заденешь — уже виновата! На улице перед мужчиной не должна проходить, надо обойти его со спины. Едят женщины отдельно от мужчин, даже одежду мужскую надо стирать отдельно от женской. А если вдовой останешься, второй раз замуж нельзя, и за чужака выйти — это страшный позор и унижение для всего табора, да много чего еще…

— А ты бы хотела жить не в таборе, а, скажем, в доме?

— Не кочевать?

— Ну, да… — Яков внимательно посмотрел на девушку.

Рада подняла на мужчину свои черные глаза, и он утонул в распахнутом темном бархате.

Пронесся ветерок. Кое-где уже пожелтевшие листья зашептались с еще зелеными соседями.

— Не знаю, — озадаченно произнесла Рада.

Яков улыбнулся, взял девушку за руку и поцеловал ладошку.

— Сегодня вечером приду к вам в табор, за тобой…

— Нет! — испугалась Рада. — Нельзя!

— Почему? — искренне удивился Яков.

— У нас так не принято! Я должна жить в таборе. Иначе проклянут и тебя, и меня!

— Проклятий я не боюсь! — с вызовом выпалил Яков, вскинув голову.

Рада грустно покачала головой.

— Не надо приходить… — она взяла ежика, сунула в корзинку, быстро встала и пошла в сторону озера.

С трудом дождавшись сумерек, Яков взял из отцовского погребка несколько бутылок вина, связал их, приладил к седлу. Уложил в охотничью сумку деньги, вскочил на гнедого коня и поскакал к озеру. Подъехав к месту, где расположился табор, Яков остановился в тени деревьев и осмотрелся. У костра сидел Михей, его сын и Рада. Остальных цыган не было видно. Михей что-то недовольно говорил девушке по-цыгански. Она молчала, опустив глаза. Тобар переворачивал ветки в костре длинной палкой.

— Здравствуй, Михей, здравствуй, Тобар, здравствуй, Рада, — Яков выехал из тени, спешился и, слегка наклонив голову, прижал руку к груди.

— Не звали тебя, гаджо. Зачем пришел? — Михей тяжело поднялся и враждебно уставился на Якова. Рада стремительно убежала к кибитке, залезла внутрь и задернула пеструю занавесь. Михей проводил ее недовольным взглядом и исподлобья посмотрел на Якова.

— Неласково встречаешь гостей, — грустно заметил Яков, отвязал бутылки, поправил на плече сумку с деньгами и подошел к костру.

Навстречу встал Тобар и преградил ему путь.

Яков остановился.

— Я пришел с добрыми намерениями, — как можно дружелюбнее попытался произнести он. — Вот вино из погреба моего отца. Давайте выпьем мировую?

Михей и Тобар переглянулись.

Яков обрадовался, что это хороший знак и продолжил:

— Это очень хорошее вино, я прошу вас его отведать и позволить мне высказать просьбу.

Тобар вернулся к отцу и присел к огню. Михей тоже опустился, подложив под себя одну ногу и опершись на вторую локтем.

Яков осмелел, подошел к костру, присел поодаль, положил бутылки и стал обстоятельно рассказывать, когда и как было сделано вино.

— Что за просьба? — прервал повествование Михей и метнул хмурый взгляд на гостя.

Яков замолчал. Где-то за озером ухнула птица. Пронесся порыв ветра, срывая ослабшие листочки, кружа ими, будто играя. По озеру пробежала рябь. Недалеко от берега плеснула рыба.

— Я пришел из-за Рады, — признался Яков.

Михей скривил недовольную гримасу.

— Да, — продолжал Яков, — я хочу ее забрать из табора.

— Хочу! — передразнил его Михей и зло прищурился. — Она что — вещь? Ты вообще кто такой?

— Я что… я и жениться могу… даже готов хорошо заплатить, — смущенно ответил гость и вытащил из сумки пачку банкнот.

— Ах ты бенг рогэнса⁴! — внезапно рассвирепел Михей. — А ну убирайся! Что удумал! Мы своими женщинами не торгуем! — в ярости закричал седовласый цыган, схватил палку, поднялся и замахнулся на гостя. Тобар быстро встал и угрожающе схватился за рукоять чури⁵, торчащую из-за широкого пояса. Яков вскочил на ноги, кое-как засунул деньги обратно в сумку и устремился к своей лошади, которая мирно пощипывала травку неподалеку.

— Злые вы люди, — кинул он цыганам на ходу, вскочил на коня и умчался прочь. Вслед ему неслись проклятья на цыганском языке.

«Жаль, только хорошее вино отвез», — с досадой подумал Яков, подъезжая к своему поместью.

Он отвел лошадь в конюшню, там была Агнешка. Она подкладывала свежескошенную траву в кормушки.

— Яков Михалыч! — удивилась она. — На тебе лица нет! Что случилось?

Яков бросил поводья, плюхнулся на стог сена в углу конюшни и закрыл лицо руками.

Агнешка оставила свое занятие и присела рядом с хозяином на почтительном расстоянии.

— Что? — участливо спросила она.

Яков опустил руки, грустно посмотрел на служанку и тяжело вздохнул:

— Был в таборе…

Агнешка удивленно уставилась на хозяина.

Яков снял с плеча сумку и положил на сено.

— Предложил денег…

Он потер лоб.

— Обиделись… — скривился Яков.

Агнешка всплеснула руками и покачала головой.

— Видать не судьба, — тихо произнесла она и встала.

— Не верю я ни в какую судьбу! — недовольно воскликнул барин. — Все это бред! Сказки!

— Иди спать, Яков Михалыч, — примирительно сказала Агнешка, помогая барину подняться, — утро вечера мудренее.

Яков встал, отряхнувшись от соломы. Агнешка повесила ему на плечо сумку с деньгами и проводила в дом.

Всю ночь Яков не спал, он ходил по дому, пытался читать, выходил на веранду, звал и прогонял спаниеля. На рассвете он уснул в кресле на веранде. Рядом свернулся калачиком пес, положив морду на носок сапога хозяина.

Утром пошел дождь. Сначала он был мелкий, моросящий, переходящий в мокрую взвесь, висящую в воздухе. Потом усилился, утяжелился. Потоки воды стали увереннее и гуще лить с неба, которое заволокли темно-серые тучи. Собака подняла голову и тявкнула.

Яков проснулся и чуть не свалился с кресла. Он протер глаза и пошел умыться. На столе в доме его ждал горшочек с кашей, укутанный толстыми полотенцами и горячий самовар. На блюдце лежали несколько лепешек, накрытых расшитой хлопковой салфеткой. Яков грустно улыбнулся: «Спасибо, Агнешка, что не разбудила». Он умылся, тщательно расчесал усики и бородку. Посмотрел на себя в зеркало, вздохнул и отправился в гостиную завтракать.

Дождь поливал, барабаня по крыше. Сильные порывы ветра гнули деревья. Оторванные пожелтевшие листья носились в воздухе наперегонки, цеплялись за кустарники, прилипали к еще зеленым собратьям, стремительно падали в лужи и образовавшиеся ручейки.

Яков поел, промокнул салфеткой рот, встал из-за стола и вышел на веранду. Тучи постепенно рассеивались, дождь становился мелким и редким. Ветер затих. Яков сел в кресло. Рядом крутился спаниель. Барин потрепал пса по голове. На втором кресле лежала свежая газета. Яков потянулся, взял издание, развернул и попытался вникнуть в суть напечатанного. Но черные буквы прыгали, мельтешили и сливались в непонятную массу.

Глаза застлали слезы. Яков закрыл лицо руками. Ему вновь явился образ Рады. «Господи! Прошу! Сотвори чудо, пусть она будет моей женой! Или избавь меня от этого наваждения, а может, забери к себе, если недостоин я, только не мучай! Сил моих нет больше!». Он заплакал, тихо, горько. Спаниель завертелся рядом, негромко заскулил, поставил передние лапы на колени хозяина и положил сверху мордочку. Яков вытер лицо, успокоился, погладил пса: «Вот так Санду, вот так…». Тяжело вздохнув, барин снял собачьи лапы с колен и приказал «место». Собака убежала. Яков смахнул слезинку, поднял глаза к небу, медленно и вдумчиво проговорил «Отче наш». Еще немного посидев, чтобы прийти в себя, он взял газету и пошел в дом.

Вечерело. После сытного ужина барин пошел прогуляться. Он позвал спаниеля и отправился в сторону рощицы. Около колючих зарослей пес громко залаял и подался назад. Яков остановился: «Санду, что такое?»

Из-за высокого куста вышла старая цыганка с курительной трубкой в зубах. Яков ее узнал: это была та самая старуха, которая сидела возле кибитки во время его первого посещения табора. Тогда она раскладывала пасьянс и, вроде, не обращала внимания на гостя и разговор у костра. «А может, она все знает?», подумал Яков. Старуха выпустила густой клубок дыма, пристально взглянула на мужчину и полушепотом произнесла: «Вижу тебя, все о тебе знаю». По рукам Якова пробежали мурашки.

— Я к тебе шла, — сказала старуха хриплым скрипучим голосом.

— Да? — растерялся барин и невольно сделал шаг назад. Спаниель испуганно прижался к хозяйской ноге.

— Да ты не бойся. У меня к тебе дело, — негромко проговорила старая цыганка. — Я от Рады.

— От Рады?! — радостно воскликнул Яков.

— Да не кричи, а то услышат, — по-заговорщически прошипела старуха, оглянулась по сторонам, поднесла ко рту трубку и внимательно посмотрела на барина.

Яков приложил палец к губам и терпеливо ждал, что будет дальше.

— Она сама прийти не может, потому что за ней следят, — говорила она. — Сегодня наш табор уходит, время пришло идти дальше. Это единственный шанс, — пожилая женщина сделала затяжку, выпустила дым и продолжила, — приглянулся ты нашей Раде, странно это, конечно, ну да ладно. Михей про тебя слышать ничего не хочет. Вообще, после твоего прихода, он заторопился, сказал нам, что этой ночью тронемся в путь. Рада меня попросила, чтобы я пришла к тебе и спросила, готов ли ты на все ради нее?

— Конечно! Все, что угодно! — воскликнул Яков.

— Тише! — шикнула старуха.

— Да, да, прости, — прошептал барин.

— Когда табор начнет собираться, я вызовусь за Радой приглядеть. Михей согласится, потому что от меня толку в сборах нет. Ночью я ее выведу. Помогу вам. Она к тебе прибежит, ты ее спрячь хорошенько. Пока в дороге будем, точно никто не хватится. Идти долго…

— А это не опасно для тебя?

— Когда спохватятся, далеко будем, — буркнула цыганка и добавила, — я старая, могу и задремать, что с меня взять… А после, кто разберет, когда девчонка сбежала…

— Думаешь, не догадаются, что ко мне?

— Ты барин не обижайся, — ухмыльнулась старуха, — только тебя всерьез особо никто не принял. Рада уже несколько раз говорила, что сбежит. Для Михея это не будет большим удивлением, — она помолчала, и, пожевав губами, добавила, — да и я прикрою, скажу, что девка в город могла податься, или еще что-нибудь придумаю…

Яков упал на колени перед цыганкой, схватил ее за руку и поцеловал.

— Благодарю, благодарю, — лепетал он.

— Ладно, — старуха недовольно отняла у него руку. — Я увидела, когда ты пришел, что люба она тебе по-настоящему, потому согласилась на это. Но ты должен Раду мою беречь, старайся не оставлять ее одну, иначе беда случится!

— Конечно, конечно, буду беречь, как зеницу ока, — затараторил громким шепотом Яков и поднялся с колен.

Старуха, прищурившись, посмотрела на него и объявила:

— Дочка у вас будет.

Яков не сдержался и смахнул слезу.

— Благодарю, благодарю…

Старуха покачала головой и неторопливо ушла в рощу, посасывая трубку и выпуская небольшие облачка сизого дыма.

Яков долго не мог прийти в себя. Он читал все известные ему молитвы, воздавал хвалу Господу, подхватывал спаниеля и сжимал так, что собака попискивала и вырывалась, пританцовывал и хлопал по коленям. Не помня себя, он прибежал к дому, перепрыгнул крыльцо, заглянул во все комнаты, прибрал, где было недостаточно на его взгляд чисто, окинул взглядом шкафы с книгами, некоторые произведения поменял местами, заглянул в спальню, пригладил постель, «нет, нет, не сегодня», осадил он сам себя и вернулся в большую гостиную. Яков сел, потом встал, не находя себе места, стал ходить взад-вперед по комнате. Он ощущал биение своего сердца. Чтобы успокоиться, Яков пошел в библиотеку и стал переставлять книги. Ему попался томик Шекспира. Барин присел на кушетку и стал декламировать стихи вслух, чтобы не отвлекаться:

«Две равно уважаемых семьи

В Вероне, где встречают нас событья,

Ведут междоусобные бои

И не хотят унять кровопролитья.

Друг друга любят дети главарей,

Но им судьба подстраивает козни,

И гибель их у гробовых дверей

Кладет конец непримиримой розни…»⁶

Время тянулось невыносимо медленно. Яков прочитал несколько страниц, отложил книгу и подошел к окну. На улице было темно. Барин вышел на веранду и вдохнул ароматный ночной воздух. Подбежал спаниель и стал крутиться возле его ног. На темном небе ярко мерцали белые звезды. Яков засмотрелся на черноту и опять увидел глаза цыганской девушки. «Рада, — прошептал он, — радость моя».

Спаниель насторожился и залаял. В кустах что-то зашуршало.

— Рада! — воскликнул Яков и выбежал на крыльцо.

— Ну, здравствуй, барин, — цыганка вышла из-за кустов тамарикса и остановилась.

Яков бросился к ней навстречу.

— Радость моя! — мужчина схватил девушку на руки и стал кружить. — Какой я тебе барин! Я же говорил, зови меня Яша!

Она засмеялась. Яков осторожно, как драгоценность, поставил цыганку на землю, взбежал на крыльцо и распахнул дверь в дом.

— Это твой дом, прошу, заходи и будь хозяйкой, — торжественно объявил Яков.

Рада улыбнулась и поднялась на крыльцо. Яков провел девушку по всем комнатам. Она выбрала для себя одну из спален на втором этаже, украшенную гобеленами, с небольшой кроватью, столиком и огромным окном, выходящим на виноградник.

— Что-то еще тебе нужно? — заботливо спросил Яков. — Только скажи.

— Хорошо бы поменять платье, — негромко произнесла цыганка и присела на кровать.

— Завтра попрошу Тамаша и Агнешку съездить в деревню, купить тебе самое лучшее.

— Лучшее не надо, — устало улыбнулась Рада, — мне бы просто не цыганское, чтобы не узнали меня…

— Не беспокойся ни о чем, — спокойно с расстановкой сказал Яков.

Мужчина встал на колени и стал покрывать ее руки поцелуями.

— Не надо… — тихо попросила она.

— Прости, прости, конечно. Отдыхай.

Он быстро встал и вышел из комнаты. Всю ночь Яков не мог уснуть. Взял в библиотеке книгу Вольтера и пытался читать. Только под утро его веки отяжелели, и он забылся тревожным сном. Ему привиделось, что в дом нагрянули цыгане. Михей тряс своей палкой и что-то кричал. Почему-то громко ржали лошади в конюшне, лаял Санду и кидался на цыган. Яков схватил ружье и хотел сказать, чтобы они убирались подобру-поздорову, но слова прилипали к горлу, и ничего сказать не получалось. На ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, стояла Рада, смотрела на него грустно и обреченно. В холодном поту Яков очнулся от тяжелого видения, его трясло в ознобе, горло и губы пересохли.

Было ранее утро. В саду пели птички. Ветерок шелестел листьями деревьев. Яков вытер пот со лба, шумно выдохнул, перекрестился, сделал несколько глотков воды из кувшина и потихоньку пошел в комнату цыганки. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Рада крепко спала, раскинувшись на кровати. Ее черные косы разметались на подушке. Она не разделась, как пришла, так и улеглась, в своем пестром платье, только ярко-красная косынка лежала рядом на столике.

Яков прикрыл дверь, стараясь не шуметь, спустился вниз и вышел во двор.

В курятнике он увидел Агнешку, она кормила птиц пшеном и тихо приговаривала «кууууть-куть-куть». Служанка увидела барина, удивленно вскинула брови и воскликнула:

— Яков Михалыч! Что так рано?

— Тише, — барин приложил палец к губам и оглянулся в сторону дома.

— Да, что стряслось-то? — озабоченно прошептала Агнешка, захлопала белесыми ресницами и подошла поближе.

— Господь услышал мои молитвы! — с ликованием тихо сказал Яков.

Агнешка всплеснула руками.

— Украл?

— Нет, — обиделся Яков, помолчал и довольно добавил, — сама пришла.

Служанка закрыла рот рукой и ошеломленно посмотрела на барина.

— Вчера ночью, — пояснил Яков. — Сбежала из табора. Надо только, чтобы никто не знал, что она здесь.

— Это ясно! — прошептала Агнешка, почему-то оглядываясь.

— Да не бойся ты, — засмеялся барин, — никто не узнает. Время пройдет, забудется, и все будет хорошо! Ты съезди, пожалуйста, в деревню, на базар. Узнай, что люди говорят, ушел ли табор. Ну, вообще разузнай, что можно.

— Хорошо, Яков Михалыч, все сделаю, — тихо ответила Агнешка.

— Да вот, еще, — замялся барин, — купи, пожалуйста, пару платьев, косынок и чего там еще надо для женщин. Смотри, только, примеряй, будто на себя, чтобы никто ничего не заподозрил!

— Поняла, — кивнула служанка и пошла собираться.

Яков отправился к лошадям. В конюшне Тамаш перекидывал сено и что-то напевал себе под нос. Он был очень худой, на руках сильно выступали вены, на его обветренном загорелом лице выделялись добрые голубые глаза, выступающие скулы и впалые щеки. Увидев барина, Тамаш прекратил работу и слегка поклонился в приветствии.

— Здравствуй, — весело сказал Яков. — Тамаш, собери, пожалуйста, в дорогу маленькую повозку, которую ты давеча отремонтировал, и съездите с Агнешкой в деревню.

— Будет сделано, Яков Михалыч.

Яков потрепал любимого гнедого коня по загривку и вышел из конюшни.

Через час с небольшим Тамаш снарядил двуколку в дорогу. Яков дал Агнешке денег на покупки, и она с мужем отправилась в деревню.

Уже совсем рассвело. Весело щебетали птицы. Начинался новый теплый сентябрьский денек.

Яков сидел в большой гостиной и читал. Сверху бесшумно, как бы крадучись, спустилась Рада.

— Доброе утро, — тихо сказала она.

Яков радостно вскочил, отложил книгу и подошел к девушке.

— Доброе утро, Рада! Так приятно видеть тебя! Позволь спросить, как тебе спалось?

— Непривычно, — улыбнулась цыганка, — слишком мягкая кровать…

Яков рассмеялся.

— Где можно умыться? — спросила Рада.

— Разреши я помогу тебе? Вот здесь у нас кувшин, я полью, если ты не против… — Яков пригласил жестом Раду в небольшую комнату, оборудованную для умывания. Также здесь стояла огромная бочка для мытья, рядом с ней лежали камни для нагрева, на стенах висели пучки разнообразных пахучих трав, на небольшой скамеечке были аккуратно сложены чистые полотенца и простыни.

— Как здесь хорошо пахнет, — оглядевшись, сказала Рада и подставила ладошки под струю воды. Яков медленно наклонял кувшин, чтобы вода равномерно текла на руки девушки. Он наслаждался каждым мгновением ее присутствия, вдыхал ее запах — запах костра, с наслаждением смотрел на черные вьющиеся волосы и смуглые плечи.

Яков нашел в печке приготовленную Агнешкой на завтрак кашу, поставил на стол котелок, принес из погреба хлеб, масло, молоко.

— Хорошо у тебя, барин, — выгребая остатки каши куском хлеба, сказала Рада.

— Пожалуйста, — барин укоризненно посмотрел на девушку, — называй меня Яша.

— Тебя мама так звала?

— Звала…

— Жаль, что родители твои умерли, — цыганка закончила есть, отхлебнула из крынки с молоком отстоявшиеся сливки и причмокнула от удовольствия. — В деревне говорили, что хорошие были люди, добрые…

— Да, хорошие, — грустно согласился Яков.

— Бабушка Мария была несколько раз в деревне, на базаре. Она говорила, что и так про тебя все знает, но хотела убедиться. Гадала тем, кто хотел, а заодно слушала, что люди говорят, — улыбнулась Рада. — Ты ее видел. Она приходила к тебе и помогла мне сбежать.

Яков налил молоко в кружку и дал девушке.

— В деревне о твоих родителях говорили хорошо и о тебе отзывались, что, мол, порядочный человек, добрый, богатый и одинокий, — улыбнулась Рада.

Яков рассмеялся.

— Я сделаю все, чтобы ты полюбила меня, — вдруг серьезно сказал он, взял девушку за руку и слегка сжал.

Рада подняла на него свои бархатные глаза и тихо произнесла:

— Ты и так уж люб мне.

Яков поднес руку цыганки к своим губам и поцеловал каждый ее пальчик.

Ближе к вечеру вернулись Агнешка и Тамаш. Служанка привезла несколько платьев и другие вещи для девушки, а также чай, пирожные и шоколад.

Пока Рада примеряла обновки, Яков расспрашивал свою верную помощницу.

— Табор действительно ушел, вчера вечером, — докладывала Агнешка. — Ни про какую сбежавшую девушку никто ничего не знает. Деревенские просто говорят, что стояли цыгане, две или три недели, потом ушли. Куда, почему, никого не интересует. Они сами по себе.

— А ты, что, так прямо про девушку и спрашивала? — озабоченно произнес барин.

— Обижаешь, Яков Михалыч, — Агнешка поджала губы. — Нет, конечно. Это я сама такой вывод сделала.

— А, — облегченно вздохнул барин.

— Все тихо, спокойно, — заключила она.

Они помолчали.

— Теперь понимаю, Яков Михалыч, почему ты голову потерял, — тихо промолвила Агнешка. — От нее глаз не отвесть… Piekna dziewczyna⁷.

Барин улыбнулся краешком губ и сказал:

— Когда моя мама была уже больна, она мне как-то сказала: «Яша, все женщины одинаковы, все хотят замуж, все хотят детей, все хотят, чтобы о них заботились, поэтому выбери себе самую красивую».

— У тебя получилось, — улыбнулась служанка.

— С тех пор как я встретил Раду, — воодушевленно продолжал Яков, — я чувствую себя таким молодым, Агнетта, как мальчишка семнадцатилетний! Так много радости она принесла в мою жизнь! Я буду просыпаться каждый день и видеть ее. Смотреть, как вода струится по ее рукам, когда она умывается. Как она будет кушать с улыбкой и похваливать твою стряпню, как будет говорить со мной…

Служанка слушала барина, благодушно улыбалась и кротко хлопала белесыми ресницами.

Прошла неделя. Яков попросил Раду не выходить из дома, чтобы кто-нибудь чужой случайно не увидел ее. Агнешка снова ездила на базар, но все было «тихо и спокойно». Постепенно Яков успокоился и сообщил, что «можно больше не прятаться, но быть осторожными». Рада больше не надевала свое цыганское платье, ходила в одежде, которую купил Яков, накрывала голову белой косынкой, как Агнешка, и издалека была похожа на обычную молдаванку.

Яков был счастлив. Рада оказалась хорошей хозяйкой. Она стала сама готовить и прибираться. Ей очень нравилось ухаживать за лошадьми. Спаниель теперь весело крутился у ног цыганки и откликался на ее зов. Тамаш отнесся к девушке спокойно, по-отечески. Учил ее заниматься хозяйством, рассказывал, как сделать заготовки на зиму, ухаживать за садом, огородом, цветами и «ходить за скотинкой».

А уж по части лошадей Рада знала побольше конюха. Как с ними обращаться, кормить, чистить, купать. Цыганка была лихой наездницей и ловко управлялась с повозкой. Агнешка долго, с подозрением, присматривалась к девушке, но постепенно привыкла к ее присутствию и даже как-то призналась мужу, что Рада «хорошая, хоть и цыганка». Агнешка рассказала Раде, как у них все устроено. В какое время «они изволят откушать» и когда «почивать». Внутренне Агнешка надеялась, что барин «наиграется и отпустит цыганочку на все четыре стороны, или оставит в служанках, не век же я буду с ним, — говорила она мужу, — нам, Тамаш, скоро на покой…». Тамаш молча пожимал плечами и старался уйти от таких разговоров.

— Рада такая искренняя, все делает с удовольствием, даже убирается и чистит хлев. Ты заметила, что она занялась не только конюшней, но и другим нашим хозяйством? — довольно говорил Яков Агнешке.

Служанка кивнула, вытерла мокрые руки о передник и протянула барину яблоко. Яков поблагодарил и смачно укусил красный бочок.

— Рада говорила, что в таборе к молоденьким девочкам относятся плохо, это самые бесправные там существа. Вообще цыганских женщин никто не слушает, мужчины сами принимают все решения, — говорил он причавкивая, — я так не привык. Помню, папа всегда с мамой советовался, и ему это нравилось…

— Я вижу, что она так и спит в отдельной спальне, — иронично заметила служанка.

— Я не тороплюсь, — спокойно ответил Яков, — ждал ее столько лет, могу еще подождать. И потом у них до свадьбы считается бесчестьем лечь с мужчиной.

— Неужели женишься на цыганке? — всплеснула руками служанка и захлопала бледно-голубыми глазами.

— Да, — твердо сказал Яков.

Агнешка покачала головой.

— Я знаю, что сбежать из табора — это большой позор! — поджав губы, произнесла она.

— Это смелость, — возразил Яков.

— Это безрассудство! — хмуро бросила служанка.

— Ты хочешь меня расстроить? — грустно спросил Яков.

— Нет, просто переживаю.

— Все будет хорошо. Табор ушел. Никто не знает, что она здесь.

Они помолчали.

— Я наконец-то счастлив, просто порадуйся за меня, — мягко промолвил Яков и кротко посмотрел на служанку.

Агнешка снова покачала головой и спросила:

— Она согласна?

— Сегодня спрошу. Уже кольцо приготовил. Мамино обручальное.

— Ну, дело твое, — вздохнув, проговорила Агнешка, — в добрый путь…

Спустя неделю Яков договорился со священником в местной церкви и привез Раду венчаться. Их сопровождали только Агнешка и Тамаш. Чтобы не привлекать внимание, решили не покупать свадебный наряд, и Рада вышла замуж в обычном платье, которое было ей к лицу. Агнешка убрала ее волосы в высокую прическу и покрыла голову светлой косынкой.

— Жаль, что я не в белом… — сокрушалась Рада.

— Не переживай, все знают, что ты чистая, — улыбнулась Агнешка и, помолчав, продолжила, — если бы мы купили белое платье, в деревне сразу бы догадались, что кто-то выходит замуж. Пошли бы разговоры. Люди очень любопытные.

— И злые! — хмуро буркнула Рада.

— Ну, не все злые, есть и хорошие, добродушно возразила служанка. — Вот муж твой, Яков Михалыч, замечательный человек, тебе очень повезло…

Рада посмотрела на Агнешку долгим задумчивым взглядом.

— Ох, ну и глазищи у тебя, точно как проваливаешься, — засмеялась служанка.

Примечания

4

по-цыгански — черт с рогами

5

цыганский нож

6

Шекспир, «Ромео и Джульетта»

7

по-польски «красивая девушка»