Последнее наказание

Арабель Моро, 2022

Туманный массив страшных загадок во все времена окружал волнующую эпоху Средневековья. Обрамленная истинным мраком, искаженная и во многом необъяснимо диковинная, она навсегда поглотила ответы на леденящие душу вопросы – ключи к поржавевшим замкам кровавых секретов: страшно подумать, но история иногда рождает события похуже самых жестоких сказок… Тяга к запретному колдовству всегда томила молчаливую Марию: неведомая сила вновь и вновь звала ее к потустороннему и мистическому. Однако девушка не могла и представить, что в один день призрачные видения обернутся пугающей явью, а зловещий демон преисподней покинет пределы старинной легенды…

Глава 9

После службы мы вернулись домой и сразу же принялись готовиться к балу, который должны были давать этим вечером в доме семьи Менсинг. Лотта весь день твердила нам про этот бал. Она говорила, что род Менсингов — один из самых состоятельных и уважаемых в Амстердаме, что он ведет свое начало от известных мореплавателей и кораблестроителей, и что по этой причине семье их принадлежит добрая половина тех кораблей, что мы видели на пристани.

— Сегодня, — говорила она, расправляя складки моего нового платья, — они дают бал в честь дня рождения их единственного сына Роэля. Ему исполняется двадцать четыре года.

Я не очень внимательно прислушивалась к тому, как Лотта восхваляла храбрость и ум Роэля, его честность и благоразумность, но с каждой минутой мне все больше и больше хотелось его увидеть. Мой еще юный восторженный разум представлял этого таинственного Роэля неким идеальным принцем, о котором, наверное, мечтает в моем возрасте каждая порядочная девушка. Он то виделся мне героем древних легенд о полубогах, то, наоборот, весьма современным революционером рационализатором, эдаким героем эпохи. Терзая свое воображение, я дошла до того, что просто не могла найти себе места и с нетерпением ожидала вечера, а Лотта, словно не замечая моего волнения или, напротив, замечая и воодушевляясь им, все продолжала и продолжала рассказывать про достоинства Роэля, про заслуги его рода и про то, что он — единственный наследник как этих заслуг, так и несметного состояния своих предков.

Мама слушала эти рассказы, тихо улыбаясь и едва заметно одобрительно кивая, из чего я сделала вывод, что таинственный Роэль нравится ей уже так же сильно, как и мне. Не могу не отметить здесь, что в описываемый момент моей жизни я и не думала о том, чтобы так или иначе связывать с ним свою судьбу. Для меня он был чем-то вроде идеального героя потрясающей легенды. Мне нравилось слушать истории о нем, я хотела посмотреть, как он выглядит, но никаких других притязаний на его сущность я не испытывала. Все: прогулки по Амстердаму, рассказы о Роэле, предстоящий бал — все это я воспринимала лишь как мимолетное приключение, которое могло бы завершиться в любой момент, если бы я того захотела. Я не относилась ни к чему серьезно и не задумывалась о том, что у мамы и тети Лотты могут иметься какие-либо другие планы на мой счет.

Когда настало время, мы отправились в дом семьи Менсинг, что располагался через две улицы от жилища Лотты и Ханнеса. Я заметно волновалась, но не из-за предстоящей встречи с Роэлем, а скорее из-за того, что это был мой первый официальный выход в свет. Никогда в жизни я еще не была в подобном обществе и теперь очень боялась показать себя не с лучшей стороны. Лотта всю дорогу успокаивала меня и уверяла в том, что бал пройдет изумительно, и что все, кто окажется там, будут только и делать, что восхищаться мной. Правда, от мысли о том, что все это общество станет смотреть на меня (и неважно — с восхищением или без него), мне становилось только еще страшнее входить в сей дом. Я чувствовала, как дрожит от волнения все тело, и Лотта, заметив это, взяла в свои теплые руки мои трясущиеся ладони, а затем сказала:

— Не бойся, я не отойду от тебя сегодня ни на шаг.

Дом семьи Менсинг показался мне более красивым, чем дом Ханнеса и Лотты, но менее прекрасным, чем собор. В честь дня рождения Роэля все вокруг сияло огнями так, что, несмотря на поздний час и внутри дома, и снаружи него было светло, словно днем. К дому вела довольно высокая мраморная лестница, и, взойдя по ней, мы оказались перед парадным входом, где нас встретил дворецкий. Он любезно поинтересовался нашими именами и, узнав их, с поклоном пропустил внутрь.

Оказавшись в праздничной зале, я замерла и несколько мгновений не могла прийти в себя от изумления. Меня переполняло смешанное чувство восторга и ослепления. Словно наивный ребенок, я зачарованно озиралась, любуясь великолепием обстановки этой залы. Никогда еще мне не приходилось видеть столько утонченного богатства. Боже мой, как сияли огни, отраженные от множеств стеклянных витрин, изумительных хрустальных бокалов и прекраснейших камней, украшавших шеи и платья дам! Я не знала, что делать, как делать, да и вообще, делать ли, и, если бы Лотта не заметила моего смущения, я так и осталась бы стоять посреди залы с открытым от восхищения ртом. Лотта же осторожно взяла меня под руку и тихо, так чтобы слышали только она и я, спросила:

— Все хорошо?

— Да, — сказала я, приходя потихоньку в себя, но все еще озираясь по сторонам.

— Если хочешь разглядывать обстановку, то постарайся придать лицу выражение скептического недовольства, — она лукаво усмехнулась и добавила: — Эти люди очень любят капризы.

Я благодарно улыбнулась Лотте, хоть и понимала, что разглядывать все эти совершенства с выражением недовольства на лице я никогда не смогу. В зале звучала тонкая, чувственная музыка. Я поискала глазами музыкантов, но не нашла их и решила, что, возможно, они скрыты от глаз гостей какой-нибудь ширмой. И все же музыка мне нравилась, и я даже почувствовала, как едва заметные мурашки пробежали по спине — до того нежна была эта мелодия. Через нее я словно почувствовала прикосновение Бога. Да и все здесь, все эти совершенства, были пропитаны Его бесконечной благодатью. Мне здесь очень нравилось.

— Лотта! — услышала я чей-то громкий, но низкий и грудной голос.

Лотта обернулась и помахала рукой какой-то полной даме, что сидела на изысканной софе, размещавшейся у стены поодаль от входа в праздничную залу. Женщина помахала рукой в ответ и, поднявшись с софы, неожиданно резво для своего телосложения, поспешила к нам. Я заметила, что, несмотря на присущую ей тяжеловесность, она была еще довольно молода и полна сил.

— Графиня Хафкеншид! — воскликнула Лотта, протягивая руки навстречу даме, и, когда та оказалась совсем рядом с нами, поспешила представить ей меня: — Познакомьтесь, дорогая графиня, это моя племянница Мария.

— Мария! — так же громко, как и прежде, воскликнула женщина.

Ее громкозвучная манера говорить вызвала у меня улыбку, хоть и слегка неуместную, но добродушная графиня приняла ее за радость знакомству и, фамильярно похлопав меня по спине, заявила:

— А правду говорят, что у вас в роду самые красивые девицы. Какая красотка! С такими данными ты сможешь затмить даже саму Одиллию Ван Бателаан!

Сказав это, она громко расхохоталась, а я сделала вывод о том, что графиня не очень-то жалует эту неизвестную мне госпожу Ван Бателаан. Я отметила для себя этот факт и, боясь показаться невоспитанной, торопливо поблагодарила графиню за комплимент. Я вспомнила, как вчера Лотта весь вечер рассказывала нам про эту даму. Она была ее очень давней близкой подругой. Дамы подружились еще в те времена, когда Лотта только-только вышла замуж и переехала в Амстердам. Тогда она, брошенная своей семьей, была здесь совершенно одна, графиня же к тому времени потеряла мужа. У нее не было детей, которые смогли бы заполнить образовавшуюся после смерти графа пустоту, и поэтому она направила свое внимание на одинокую молодую женщину, которая осторожно, словно испуганный котенок, входила в ряды высшего общества Амстердама. Так они и сблизились. Благодаря своему удивительно стойкому характеру графиня могла найти выход из любой, даже самой сложной ситуации. Этому она научила и Лотту. Графиня, кроме всех прочих своих заслуг, была еще и невероятно честным человеком. Не раз она заступалась за ущемляемого и помогала ему отстоять свои идеи и права. Никто и ничто не способно было переубедить графиню в том случае, если она принимала какое-либо решение. Этим она понравилась мне сразу.

Графиня Хафкеншид выразила сильное желание познакомиться с моей мамой, и Лотта указала ей на нее. В этот момент мама вместе с Ханнесом разговаривала с каким-то неизвестным мне, но весьма солидным на вид мужчиной. Тем временем Лотта повела меня знакомиться с остальными гостями праздника. Их было столько, что я, сколько ни старалась, не могла запомнить имен всех. Впрочем, от меня и не требовали быстрого запоминания. Лотта подводила меня к одним гостям, потом сразу же вела к другим; некоторые, завидев нас, подходили сами, и я уже начинала ощущать головокружение в этом круговороте сияющих одежд и улыбающихся лиц.

Когда, как мне показалось, мы перезнакомились со всеми гостями на балу и на несколько минут остались вдвоем с Лоттой, я огляделась, ища среди прочих людей в зале маму, но вместо нее мой взгляд упал на человека, познакомить с которым меня до сих пор не успели. Несмотря на разделяющее нас расстояние, я сразу же узнала его, так как эти яркие рыжие кудри сложно было спутать с чем-то еще. Теперь, в отличие от той встречи на постоялом дворе, на нем был не дорожный костюм, а модный дорогой камзол, ничем не уступающий в своей изысканности нарядам пришедших сюда гостей. Незнакомец увлеченно беседовал с молодым брюнетом, который тоже был мне до сих пор не представлен.

— Кто это? — спросила я у Лотты, кивнув головой в сторону разговаривающих молодых людей.

Я надеялась, что мой интерес не вызовет никаких подозрений со стороны тети, но она, казалось, только обрадовалась вопросу.

— Да это же Роэль Менсинг! — воскликнула Лотта. — Пойдем же скорей, я вас познакомлю.

Она взяла меня за руку и почти силой потащила к двум молодым людям, которые все это время мирно беседовали, совершенно не замечая нас. Они обратили на нас внимание только тогда, когда мы уже оказались почти рядом с ними. Причем первым нас заметил рыжеволосый молодой человек, который широко улыбнулся, давая понять, что узнал меня.

— Роэль! — воскликнула Лотта, но, к моему удивлению, обращалась она не к рыжеволосому мужчине, а к его другу, брюнету. — Я так рада вас поздравить! Такой чудесный праздник! А какой чудесный возраст!

— Благодарю, — брюнет широко улыбнулся и слегка поклонился Лотте.

— Если я не ошибаюсь, — заговорил его рыжеволосый друг, обращаясь ко мне, — вы та самая Марьюшка, о которой сегодня говорит весь Амстердам. Позвольте представиться, Уолтер Адденс.

Он лукаво улыбнулся и, не спуская с меня своих карих глаз, слегка поклонился.

— Позвольте и мне представиться, — сказал брюнет, поворачиваясь ко мне. — Роэль Менсинг. За сегодняшний день я столько о вас слышал и теперь просто невероятно рад, наконец, с вами познакомиться.

Я растерялась даже не столько от того, что они оба знают обо мне, но больше оттого, что Уолтер откуда-то знал ласкательное имя, которым меня называли только дома. Сначала это напугало меня, но потом я подумала, что, скорее всего, он слышал, как мама или Петрус обращались ко мне так в день нашей встречи на постоялом дворе.

— Да, это наша Мария, — вмешалась Лотта, давая мне немного времени на то, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. — Не правда ли, она прекрасна?

— Не то слово, — подтвердил Роэль, но я не была уверена в том, сказал ли он это искренне или просто для того, чтобы высказать любезность Лотте и мне. — Не могу не признать, что все, что я слышал о вашей красоте, абсолютная правда.

Вместо того чтобы оправиться, от его слов я только сильнее смутилась и покраснела. Бросив быстрый смущенный взгляд на Уолтера, я заметила, что он все это время внимательно изучал меня. На его лице играла загадочная улыбка, значение которой я не могла разгадать, сколько ни пыталась. Я подумала, что тогда на постоялом дворе он показался мне более открытым и свободным, нежели сейчас. Конечно, вполне может быть, что только из-за дорожной одежды он казался тогда более простым и похожим на тех, кого я оставила дома. Здесь же передо мной стоял знатный молодой мужчина, чувствующий себя в обществе легко и непринужденно. Умный и проницательный, он не был красив, но притягивал взгляды всех, кто находился рядом с ним.

Пока я украдкой разглядывала Уолтера, а Лотта и Роэль обменивались последними новостями Амстердама, к нам подошла молодая особа, с которой я уже имела честь познакомиться этим вечером. Ее звали Одиллия Ван Бателаан. При первом знакомстве она показалась мне слишком высокомерной и холодной. Впрочем, по какой-то неизвестной причине я ей тоже сразу же не понравилась. Госпожа Одиллия Ван Бателаан считалась первой красавицей Амстердама, и это звание внесло определенные черты в ее характер и поведение. Многим она казалась холодной, словно статуя, а ее медленные заученные движения, ее идеально прямая спина, ее плавный поворот головы сразу же вызвали стойкую неприязнь во мне, привыкшей к простой деревенской непосредственности. Одиллия была идеальна, но совершенно неестественна. Как мне успела рассказать Лотта, общество считало Роэля Менсинга ее женихом, и, хотя официальной помолвки не было, ни Одиллия, ни Роэль никогда не пытались опровергнуть эти слухи.

Теперь же Одиллия, ступая плавно, словно грация из древних легенд, подошла к нам, чтобы поприветствовать Роэля. Она бросила на меня холодный, высокомерный взгляд, а затем обратилась к Роэлю, и я не смогла не подивиться тому изменению, которое за секунду произошло в ее внешности. Из холодной, презирающей всех статуи она вдруг превратилась в очаровательнейшее создание. Она мило улыбнулась, кокетливо опустила глазки и, глядя из-под ресниц, поинтересовалась у Роэля его сегодняшним настроением. Он же, казалось, совершенно не заметил этих изменений и с энтузиазмом принялся отвечать на все ее вопросы, которых, впрочем, было так много, что я бы сбилась со счета, если бы попыталась их сосчитать. Казалось, этими вопросами Одиллия стремится вытеснить из головы Роэля все мысли, кроме тех, которые бы касались ее самой. Мне показалось эта ее манера поведения неприличной, но довольно забавной. Наблюдая за ними, я поймала на себе взгляд Уолтера. Глаза его смеялись, но уголки губ только слегка дрогнули, желая, но не имея возможности сложиться в улыбку. Я поняла, что его тоже очень забавляют эти изменения в манерах поведения госпожи Ван Бателаан.