«Жизнь Петра Великого», выходящая в новом русском переводе, – одна из самых первых в европейской культуре и самых популярных биографий монарха-реформатора. Автор книги, опубликованной в Венеции на итальянском языке в 1736 году, – итало-греческий просветитель Антонио Катифоро (1685–1763), православный священник и гражданин Венецианской республики. В 1715 году он был приглашен в Россию А. Д. Меншиковым, но корабль, на котором он плыл, потерпел крушение у берегов Голландии, и Катифоро в итоге вернулся в Венецию. Ученый литератор, сохранивший доброжелательный интерес к России, в середине 1730 х годов, в начале очередной русско-турецкой войны, принялся за фундаментальное жизнеописание Петра I. Для этого он творчески переработал вышедшие на Западе тексты, включая периодику, облекая их в изящную литературную форму. В результате перед читателем предстала не только биография императора, но и монументальная фреска истории России в момент ее формирования как сверхдержавы. Для Катифоро был важен также образ страны как потенциальной освободительницы греков и других балканских народов от турецких завоевателей. Книга была сразу переведена на ряд языков, в том числе на русский – уже в 1743 году. Опубликованная по-русски только в 1772 году, она тем не менее ходила в рукописных списках, получив широкую известность еще до печати и серьезно повлияв на отечественную историографию, – ею пользовался и Пушкин, когда собирал материал для своей истории Петра. Новый перевод, произведенный с расширенного издания «Жизни Петра Великого» (1748), возвращает современному читателю редкий и ценный текст, при этом комментаторы тщательно выверили всю информацию, излагаемую венецианским биографом. Для своего времени Катифоро оказался удивительно точен, а легендарные сведения в любом случае представляют ценность для понимания мифопоэтики петровского образа.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Жизнь Петра Великого предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
КНИГА ПЕРВАЯ
Описание местоположения и климата Московии. Обращение московитов в христианскую веру. Краткое известие о князьях, правивших там до пресечения фамилии Рюрика. Известная трагедия Лже-Димитриев. Восшествие на престол фамилии Романовых, третьим представителем которой был Петр Великий. Бунт стрельцов в период его малолетства. Козни, которые строили против него стрелецкий глава и царевна Софья, его сестра.
Московия в собственном смысле слова — это одна из многих провинций, образующих Российскую империю67, а именно та из них, которую омывает Москва-река, давшая имя городу — столице этой губернии и всей монархии. Впрочем, обыкновенно под именем Московии разумеют всю ту часть страны, которая находится под властью царя: область эта именуется также Белой Россией — из‐за того, что большую часть года ее покрывает снег, и Великой Россией68 — по причине величины ее территории, ибо она — самая большая в Европе. Достаточно сказать, что она, как утверждают географы69, простирается с севера70 на юг от пятидесятого71 градуса до семидесятого72, а с запада на восток до девяносто второго, т. е. до крайних пределов Европы73, не считая тех областей, которыми московиты владеют в Азиатской Тартарии и которые простираются до сто десятого градуса74. Таким образом, одна Российская империя по величине своей территории больше, чем Франция, Испания, Италия и Германия вкупе собранные.
Климат в Московии такой холодный, что на крайнем севере лед никогда не тает, вследствие чего земля там бесплодна. Иначе обстоит дело в тех областях, что расположены к югу: хотя снег и лежит там две трети года, во время трех или четырех летних месяцев поля полностью покрываются зеленой травой, которой хватает, чтобы прокормить скот на протяжении всего года. Земля там дает такой урожай зерна, что его хватает не только для удовлетворения нужд жителей, но остается еще и на продажу за границу, прежде всего голландцам, которые каждый год нагружают этим зерном до восьмисот кораблей: они признают, что для Голландии Московия является тем же, чем в иные времена была для великого града Рима Сицилия. Это необыкновенное плодородие исследователи природы приписывают тому же самому снегу, благодаря которому почва делается более плодоносной: или потому, что снег задерживает в земле тепло, или потому, что содержащаяся в нем селитра обильно удобряет почву, или же потому, что сильные морозы уничтожают червей, которые, уцелей бы они, попортили бы посев.
Неудобство, происходящее от сильных морозов, природа восполняет московитам другими преимуществами. Обильный снег, выпадающий по зиме, замерзая, так утрамбовывает дороги, что по ним можно беспрепятственно путешествовать и перевозить товары из одного места в другое. Для этой цели московиты используют сани, или телеги без колес75, которые с необыкновенной легкостью и быстротой тащат за собою лошади: они в этом краю малорослые76, но крепкие и выносливые. Люди, привычные тут к постоянному холоду, легко переносят трудности и лишения. Их темперамент становится столь крепким, что они частенько выбегают из горячей бани на лютый холод и не боятся такими разгоряченными нырять в ледяную воду какой-нибудь речки или лить себе на голову холодную воду, не заболевая после ни плевритом, ни катаром и не испытывая никакого из тех неудобств, которые в нашем климате непременно повлекло бы за собой такое поведение. Более того: многие, страдая от головной боли, особенно вызванной похмельем, ложатся на голую землю и, покрыв всё тело снегом, по прошествии нескольких часов встают совершенно здоровыми.
Московия особенно богата пенькой и льном. Кроме того, там в таком изобилии встречается мед, что им не только хватает его для собственных нужд, чтобы делать медовуху, но и для того, чтобы продавать в огромном количестве чужеземцам. Воск, который они собирают, представляет собой одну из самых доходных статей в их торговле. А торгуют они, помимо прочего, разного рода кожами, в том числе дублеными, шкурами морских коров77, ворванью и льняным маслом, скипидаром, смолой, дегтем, парафином, тальком, вервием, корабельным лесом и деревом, пригодным для плотницкого дела. В лесах там водится множество медведей, волков, оленей, тигров78, лис, куниц, соболей, горностаев и других редчайших зверей, шкуры которых приносят самый большой доход московитам: каждый год в царскую казну от продажи их поступает больше миллиона золотых.
Многие толкователи Писания придерживаются мнения, что имя мосхов, или московитов, происходит от Мосоха, сына Иафета и внука Ноя79 80, а имя россов, или руссов, — от Росса, которого пророк Иезекииль упоминает рядом с Мосохом и Тубалом81 82, как мы можем прочесть у ученейшего Александра Маврокордата83 84. Московиты у географа Птолемея называются роксолянами, у Страбона — сакками, у Геродота, Диодора и других обыкновенно скифами. Поэтому всё то, что древние писатели сообщают о войнах, ведшихся народами Скифии, а равно и амазонками85, может относиться к московитам. Оставив в стороне всё то, что касается происхождения их государства, сведения о котором, как и у всех прочих народов, перемешаны с баснями, скажу только: все русские летописи согласны друг с другом в том, что в год от сотворения мира 6370, т. е., по константинопольскому летоисчислению, которому последуют и московиты, от Рождества Христова 862, князь Рюрик [Rurich], унаследовав владения братьев своих, сделался единоличным правителем всего народа. Ему наследовал сын по имени Игорь, который, женившись на Ольге [Olla], знатной женщине из Пскова [Dama di Plescovv], не раз воевал с соседними народами. Победив их и подчинив своей власти, он прошел войной до Фракии, но на обратном пути был убит в засаде древлян [Dreuliani], народа, известного ныне под именем казаков [Cosacchi]86.
Единственным сыном Игоря был Святослав [Svatoslao]. После смерти отца он был еще слишком юн, чтобы взойти на престол, поэтому вместо него стала править мать, Ольга, и правила она как великая государыня. Она сумела отомстить за смерть мужа, сделав древлян своими данниками. Посетив в 941 году от Рождества Христова Константинополь, она приняла христианскую веру, взяв в крещении имя Елена. Святослав же умер язычником и оставил власть двум своим законным сыновьям87, незаконному же, Владимиру [Vlodimiro], оставил одну лишь Новгородскую землю [provincia di Novogorod]: этот Владимир по смерти братьев сделался единоличным правителем всей страны. В начале своего правления Владимир вел беспутную жизнь: помимо шести жен, он держал гарем из шестисот наложниц. Затем, однако, под влиянием матери, которая была в услужении у Ольги, он обратился в христианство, принял имя Василия и, женившись на сестре Василия, императора Востока, прожил с ней беспорочно двадцать три года. Именно он ввел на Руси христианство, пригласив из Константинополя монахов и священников. Те, искоренив язычество, распространили в этой стране Евангельскую весть и принесли в нее обряды Восточной Церкви. Владимир умер в 1005 году88, и рутены89 почитают его апостолом своего народа и празднуют его память 15 июля, а 11‐го числа того же месяца они празднуют память княгини Ольги, иначе Елены.
В летописях московитов мы читаем, будто христианскую веру насадил в России св. апостол Андрей, но затем однако из‐за постоянных набегов тартар народ постепенно оставил ее, и Владимир вновь восстановил ее в конце X века от Рождества Христова. Господин Нестесураной, пусть он и составил записки о царе Петре, напечатанные в Голландии, пренебрежительно отзывается об обращении Владимира, которое описывает так: «Владимир был могуществен: этого было достаточно, чтобы к нему стеклась толпа священников, которые, доказывая ему необходимость ввести в стране свою религию, превозносили каждый догматы собственной секты и т. д.». Как будто бы обращение государя, которое должно повлечь за собой переход в христианство всего весьма многочисленного народа, следует приписывать не озарению с небес, а политическим интригам своекорыстных и честолюбивых священников. Клуверий90, хотя он и протестант, преподносит это обращение как чудо. Он заимствует из «Истории» Кедрина91 следующий рассказ. Когда миссионеры прибыли в Россию проповедовать Евангелие, они среди прочего упомянули о том, что Христос неоднократно спасал Своих служителей из пламени. Русские, желая проверить их слова, решили подвергнуть такому испытанию Евангелие: епископ, бывший во главе оных ревностных миссионеров, с пылом испросил Небо о милости, и молитва его была услышана. Евангелие положили в пышущий жаром костер и держали его там, пока не сгорели все дрова, собранные для этой цели: книга же осталась невредимой, и русские, отбросив колебания, покорились благой вести Христовой. Память об этом чуде московиты хранили так бережно, что, когда патер Поссевино92, прославленный теолог из Общества Иисуса (он был отправлен Папой Григорием XIII93 послом к царю Ивану Васильевичу [Giovanni Basiloviz]94), предложил этому Двору присоединиться к Католической Церкви, московиты не пожелали дать ему никакого другого ответа, кроме следующего: «Предки наши были идолопоклонниками: они не поверили Евангелию, пока не увидели, как оно осталось невредимым в пламени пышущего жаром костра. Испытайте и вы так же ваш катехизис, и если это вам удастся, мы все покоримся вашей проповеди». Разумный Поссевино почел за лучшее отказаться, сославшись на заповедь Писания: «Non tentabis Dominum Deum tuum»95.
Ярослав [Jeroslao], сын Владимира, оставил пятерых сыновей96, которые разделили между собой страну, однако Владимир II97, рожденный от третьего из этих пяти, вновь объединил ее под своей властью. Он покрыл себя славой, сражаясь с венграми и булгарами, и ходил войной даже на Константинополь98 99, но Константин Мономах, правивший в то время, сумел убедить его отступить от города богатыми дарами, которые преподнесли ему трое епископов: те, желая повысить ценность этих даров и польстить Владимиру, наделили его титулом царя, т. е. императора100.
Сын Ярослава Всеволод [Vesevolode]101 оставил восьмерых наследников102, которые вновь разделили между собой власть и, погрязнув в гражданских усобицах, дали удобный случай тартарам завоевать Россию и обложить ее данью. Это продолжалось до тех пор, пока Василию Димитриевичу [Basilio Demetrovitz]103 не удалось сокрушить их иго, изгнав их из Москвы, которую они прежде того захватили. Этот правитель жил в конце XIV века и, умирая, пожелал оставить власть над государством своему брату Григорию104, лишив прав наследства своего сына, Василия Васильевича [Basilio Basilovitz], потому что подозревал его в том, что тот покусился на честь его супруги. Это решение вызвало разногласия. Бояре, знатнейшие люди царства, встали на сторону Василия против Григория, который защищал свою власть силой оружия. Однако, умирая, он объявил своим преемником племянника, несмотря на то что имел двух родных сыновей. Они не одобрили решения отца и выступили против своего двоюродного брата Василия: желая сделать его неспособным к правлению, они выкололи ему глаза. Бояре пришли в ужас от такой жестокости и вернули Василия в Москву, которой он правил до самой своей смерти под именем Слепого.
Иоанн [Giovanni]105, сын его, стяжал себе прозвание Победоносца благодаря победам, одержанным им над тартарами, великим князем Литовским и шведским королем106. Он женился вторым браком на Софье, дочери Фомы Палеолога, князя Мореи107. Она родила ему сына, который и унаследовал власть в 1505 году от Рождества Христова под именем Василия Ивановича [Basilio Juanovitz]108. Этот монарх добился больших успехов в борьбе с литовцами и поляками и стяжал такую славу, что в 1514 году Максимилиан I, император римлян, отправил к нему торжественное посольство, желая заключить с ним союз109. В московском архиве по сей день хранится оригинал привезенного послом письма, в котором Максимилиан неоднократно110 именует государя России императором111.
Иван Васильевич112 в возрасте двенадцати лет113 унаследовал от отца власть и некоторое время правил под опекой матери. После ее смерти114 он, стремясь обратить к цивилизации подвластные ему народы и приобщить их к полезным для общества искусствам, отправил в 1548 году посольство к императору Карлу V, прося его прислать ему как можно больше знатоков различных искусств, однако приехали лишь немногие. Он начал войну с тартарами и за два военных похода полностью отвоевал у них Казанское царство [Regno di Casan]. Сразу же вслед за тем он пошел войной на город Астрахань [Astracan] (важнейший коммерческий пункт для множества народов — тартар, монголов, китайцев, персов, армян, грузин, торговавших на Каспийском море), застал защитников врасплох115 и позволил солдатам116 разграбить город и взять богатую добычу117. Что же до магометан, бежавших от ярости победоносных врагов, то царь повелел тех из них, кто отказался принять крещение, утопить в реке118. Это было поистине жестокое деяние, совершенно не согласное с мягкосердечием, которое предписывает Евангелие Христово, однако оно было оправдано политической целесообразностью со ссылкой на следующий изощренный аргумент. Оставить магометан в качестве подданных на завоеванной территории означает превратить их в своих тайных недругов внутри страны; позволить им перебраться в другие магометанские земли означает увеличить число явных врагов за границей119. Эти доводы не имеют силы применительно к иудеям, так как у них нет собственного царства, однако, несмотря на это, подобные меры против них применил царь Иоанн, когда несколько лет спустя, захватив Полоцк [Polocz], приказал утопить в реке всех евреев, отказавшихся креститься120. Чернь обыкновенно восхищается такими чрезмерными проявлениями ревности и одобряет их, хотя св. Павел и говорит, что они совершаются по неразумию, не secundum scientiam121 122. Селим, Великий султан, отправил войско числом в триста тысяч турок, которое перекопские тартары усилили сорока тысячами лучников, дабы отобрать Астрахань у московитов. Однако неверные потерпели унизительное поражение. Сигизмунд, король Польский123, разгневавшись на царя Иоанна из‐за взятия Полоцка, причинил ему множество бедствий, побудив тартар вновь обрушиться на Россию с таким неистовством, что они дошли до самой Москвы и сожгли ее на две трети. Стефан Баторий124, преемник Сигизмунда, продолжил эту вражду: он отобрал у московитов Полоцк и другие территории. Иоанн не смог противостоять столь яростному натиску и попросил покровительства у Римского Первосвященника — мера, к которой прибегали, хоть и без всякой пользы, многие греческие императоры накануне падения их империи. Григорий XIII, занимавший в то время Святой Престол, лелеял, подобно всем Папам, надежду подчинить Ватикану Восточную Церковь. Он отправил к Иоанну вышеупомянутого Поссевино, дабы принудить польского короля, подчиненного Святому Престолу, примириться с московитами. Баторий некоторое время помедлил, но в конце концов заключил мир на условии, что царь уступит Польше то, чем он владел в Ливонии, а поляки возвратят России те земли, которые завоевали незадолго до того. Помимо войн с внешними врагами, царь Иоанн боролся с внутренними возмущениями, которые он усмирил все, кроме одного, в ходе которого он против воли убил собственного первородного сына. Разгневавшись на молодого князя, которого подозревал в соучастии в заговоре, царь ударил его по голове посохом с такой силой, что несчастный через четыре дня умер125. Это происшествие повергло отца в безутешную скорбь на всю оставшуюся жизнь: эту скорбь он пытался смягчить, посылая частую и щедрую милостыню Патриархам Константинополя и Александрии, а также монахам Святой Горы и Гроба Господня, чтобы они непрестанно молились об отпущении его греха и спасении души его сына. Наконец в 1584 г. он умер в возрасте пятидесяти шести лет126, оставив двух сыновей: Федора127, которого назначил своим преемником, и Димитрия128, которого ввиду его малолетства отдал под опеку князя Богдана Бельского [Bogdan Bielchi]129.
Федор в возрасте двадцати двух лет принял в свои руки бразды правления и, взяв в супруги сестру князя Бориса Годунова [Boris Gudnow]130, сделал шурина своим местоблюстителем. Бельский, опекун Димитрия, желая сам править государством, попытался силой возвести на престол своего подопечного под тем предлогом, что Федор был якобы не способен к правлению131. Однако этому воспротивились знатнейшие бояре («Гранды» — Grandi) и принудили его вместе с подопечным удалиться в Углич [Uglitz], маленькую крепость на землях Казанского царства132. Борис, видя, что у царицы, его сестры, нет детей, замыслил захватить верховную власть над Россией. Дабы устранить единственное препятствие, мешавшее его замыслу, с большим трудом и щедрыми посулами заставил приближенного к нему служилого человека принести в жертву невинного Димитрия. Убийца немедля исполнил этот преступный приказ, однако князь Борис, желая как можно надежнее скрыть свое преступное деяние, отплатил изменнику той же монетой, повелев убить его на обратном пути с места преступления. Некоторые говорят, что мать Димитрия, заблаговременно извещенная о намерении Бориса, спрятала своего настоящего сына и заменила его другим ребенком сходного телосложения. Отсюда и берет начало та — уж не знаю: комедия или трагедия — Лже-Димитриев, сыгранная на подмостках великого театра Российской империи, зрителями которой мы вскоре станем. При дворе действительно ходили слухи, что именно Борис был виновником оного убийства, однако этот хитрец сумел так искусно заставить всех молчать, что продержался у власти до смерти царя, своего шурина, последовавшей в 1597 году133. Не обошлось без подозрений, что преждевременной этой смерти поспособствовала отрава.
С кончиной Федора прервалась древняя царская династия, восходящая к Рюрику, и знатнейшие люди царства собрались, чтобы выбрать нового монарха. Борис удалился в монастырь, сделав вид, будто желает оставить мир, хотя на самом деле более всего желал славы сего мира. Эта уловка ему удалась. К воротам монастыря стекались бояре и народ и усердными мольбами стали убеждать Бориса принять царский венец, которого он так желал тем более, чем решительнее от него отказывался. Ему не пришлось, однако, долго наслаждаться им в мире. В Литве нашелся юноша приятной наружности около двадцати четырех лет от роду, который утверждал, что он и есть тот самый Димитрий, сын царя Иоанна, которого Борис пытался убить и которому удалось избежать этой опасности благодаря предусмотрительности его матери и милосердия одного священника. В подтверждение своих слов он показывал золотой крестик, инкрустированный алмазами, который, по его словам, ему повесили на шею при крещении по обычаю, принятому у московитов. Польская республика сочла целесообразным встать на защиту интересов этого Димитрия и предоставить в его распоряжение достаточное по численности войско, чтобы возвратить ему престол его предков. Во главе этого войска, которое сопровождал казачий отряд, Димитрий вступил в пределы России, где многие города открыли ему врата, и на его сторону перешло множество служилого люда и бояр. Царь Борис, придя в замешательство от этих известий, послал против Димитрия армию, достаточную, чтобы остановить его продвижение. Зная, какой властью над душой его народа обладает религия, Борис заставил Патриарха Московского134 отлучить от Церкви всех, кто встал на сторону Димитрия, и назвать его «вором, обманщиком и колдуном». Войска, направленные против польского войска, обратили его в бегство, так что Димитрий остался с одними казаками. Однако, так как стремящемуся к высшей власти не место посредине между горними высями престола и бездной смерти (Imperium cupientibus nihil medium inter summa aut praecipitia135 136), Димитрий, воодушевленный самим отчаянием, с одними казаками атаковал русских с такой яростью, что смял пехоту и заставил конницу с позором обратиться в бегство. Счастливый для Димитрия исход этой битвы привлек на его сторону многие города, согласившиеся признать его своим государем. Когда Борис получил это печальное известие, с ним случилось сильнейшее кровотечение, от которого он спустя несколько дней и умер в апреле 1604 года после семи лет правления. Бояре незамедлительно избрали на царский престол его сына Федора, пятнадцати лет от роду, назначив регентшей при нем его мать. Однако Димитрий продолжал свой поход, и, когда он подошел к Москве, народ, всегда охочий до новизны, заполонил Кремль и заключил царя Федора и его мать в темницу. Вскоре после этого их нашли мертвыми: неизвестно, убили ли их изменники, надеявшиеся тем заслужить благоволение Димитрия, или они сами выпили яд, чтобы избежать унижений, которым мог подвергнуть их победитель137. Димитрий прибыл в Москву шестнадцатого июня: россияне сразу же провозгласили его своим императором138, и он с большой пышностью совершил торжественный вход в город и отправил в Польшу помпезное посольство, желая выразить этой стране свою признательность и попросить себе в жены дочь сандомирского воеводы139, главного вдохновителя всего этого грандиозного предприятия.
Между тем, московиты почувствовали себя оскорбленными из‐за того, что Димитрий предпочел раздавать должности иностранцам, в особенности полякам. Главой недовольных стал некий Федор Шуйский [Teodoro Zuschi]140: он надеялся возвыситься благодаря падению Димитрия. Тот узнал о заговоре, Шуйский был арестован и специально созданным для этой цели судом приговорен к смерти на эшафоте как виновный в оскорблении Его Величества. Четвертого июля, в момент приведения приговора в исполнение, Димитрий, желая произвести впечатление зрелищем царского милосердия, помиловал его и, думая, что этим даром совершенно его обезоружил, сделал его ближайшим своим доверенным лицом. Однако уже в самом скором времени стало ясно, сколь опасно для государя сохранять жизнь тому, кто однажды осмелился плести против него заговор. Думая, что ему больше нечего опасаться, Димитрий продолжил, как и прежде, оказывать благоволение полякам и привечать при дворе отцов-иезуитов. Он отдал им большой монастырь рядом с государевым дворцом и не скрывал того, что полагается во всех своих делах на их советы. Это поведение возбудило новый прилив ненависти к нему в сердцах всех московитов, заклятых врагов любой религии, кроме греческой. Бояре, и прежде всего Шуйский, воспользовались женитьбой Димитрия на сандомирской княжне, чтобы претворить в жизнь свои замыслы. Обряд венчания по греческому обряду провел тот же самый Патриарх, который за несколько лет до того подверг отлучению всех вставших на сторону того, кого он теперь торжественно благословлял141. Во время свадебных торжеств, продолжавшихся много дней, группа заговорщиков в полночь заняла дворец: исполненные ярости, они перебили всех попавшихся им на пути поляков или тех, кого они принимали за поляков. Царь Димитрий от шума проснулся и, осознав опасность, выпрыгнул из окна, ища спасения, однако люди Шуйского схватили его и привели в приемную залу. Шуйский, желая сохранить видимость закона посреди беспорядков и возмущений, повелел привести вдову царя Иоанна142, которая подтвердила, что ее сын был действительно убит по приказу Бориса, а человек, который находится в зале, вовсе не ее Димитрий. После этого он был изрублен на мелкие куски143.
Не подлежит сомнению, что ни одному тирану не удалось убить своего преемника. Бояре тотчас избрали своим государем того же Шуйского, который на своем примере явил истинность оного речения Тацита: Summa scelera incipi cum periculo, peragi cum praemio144 145. Он прежде всего повелел опубликовать манифест, чернивший память предшественника, в котором объявлялось, будто «в законном порядке установлено, что оный самозванец был монах по имени Гришка Отрепьев [Grisca Utropoia], исполнявший обязанности певчего в монастыре рядом с Императорским дворцом в Москве, а потом, пристрастившись к занятиям магией, воровством похитил российский престол. Желая обогатить поляков отнятым у московитов добром и доставить удовольствие иезуитам, своим советчикам, он попрал все обычаи Восточной Церкви и пообещал Папе искоренить в Российской империи древнюю греческую религию, как это следует из писем, направленных ему Папой. Однако Небо, разгневавшись на него, поразило его той карой, которой он заслужил». Когда этот манифест был опубликован, Шуйский приказал сжечь труп Димитрия, а пепел выбросить в реку: он полагал, что тем самым оправдал свой поступок и придал законный вид своему избранию на царство.
Однако другой самозванец146, опираясь на поддержку поляков, испортил победителю его торжество. Он выдавал себя за царя Димитрия, который будто бы сбежал от московских смут, а Шуйский по ошибке приказал убить другого человека. На сторону самозванца встали многие города, и удача сопровождала его в трех битвах с Шуйским, во время которых было перебито множество московитов. Те, с одной стороны, не были уверены в исходе битвы, полагая, что Шуйский неугоден Небесам; а с другой — убеждены, что победитель действительно самозванец, поэтому решили предложить царский венец Владиславу [Ladislao], сыну Сигизмунда, короля Польши147, который с готовностью его принял, но не слишком торопился отправлять сына в Москву. Тем временем Шуйский был низложен с престола и укрылся в монастыре, откуда его вместе с домашними насильно извлекли и выдали полякам. Произошло это одновременно с тем, как Димитрий был убит тартарами в Калуге [Coluga].
Но и третий Димитрий148 не замедлил явиться. Этот человек, служивший в Москве дьячком в некоей канцелярии, имел наглость утверждать, будто он — тот самый Димитрий, который спасся в Угличе от убийц, посланных Борисом, в Москве — от нападения Шуйского, в Калуге — от засады тартар. К нему присоединилось некоторое количество солдат и людей низкого звания, и в скором времени ему стало казаться, что ему улыбнулась удача. Тогда он разослал по всей России манифест, в котором «повелевал своим верным подданным вспомнить о долге и покориться их законному государю». Великий город Псков [Plescovia] открыл ему ворота, однако, погрязнув в разного рода бесчинствах, он сделался столь ненавистен народу, что люди не просто его покинули, но выдали настоящему царю, желая стяжать его милость: тот вскоре велел повесить его за пределами Москвы149.
Этим царем стал Михаил Федорович Романов [Michele Federovitz Romanof]150, которого незадолго до того московиты избрали на место Владислава: на протяжении двух лет тот не объявлялся, чтобы принять предложенную ему корону, к тому же возникло подозрение, что поляки собираются превратить Московию в польскую провинцию. Тогда князья и бояре торжественно провозгласили московский престол вакантным и выбрали себе монархом вышеназванного Михаила, сына Федора Романова [Teodoro Romanof], в то время Патриарха Московского151. Этот иерарх был двоюродным братом со стороны матери царя Федора Ивановича: он сначала покрыл себя славой на посту верховного командующего, а затем вступил на стезю духовной жизни и достиг патриаршего сана. В действительности все единогласно желали избрать царем самого патриарха, однако почтенный старец решительно отказался, заявив, что «церковный сан, который он на себя принял, не позволяет ему заниматься мирскими делами», и предложил вместо себя сына, Михаила, который вскоре с общего согласия бояр [Senatori] и был провозглашен царем. В то время этому государю было семнадцать лет от роду, однако он был одарен всеми способностями, делающими юношу достойным владычествовать. Он сохранил почтительную любовь к своему отцу, иерарху, который заслуживает того, чтобы навсегда остаться в памяти русских, ибо от него в третьем поколении происходит наш герой: ведь до своего удаления от мира он произвел на свет царя Михаила, от Михаила родился царь Алексей [Alessio], а от Алексея родились три царя — Федор [Teodoro], умерший бездетным152, Иван [Giovanni], оставивший после себя двух дочерей153, и Петр Великий, славную жизнь которого мы намереваемся описать. Из двух дочерей царя Ивана старшая, Екатерина [Catterina], к настоящему времени уже умершая, была герцогиней Мекленбургской, а младшая, Анна, вдова герцога Курляндского, счастливо правит обширной Российской империей.
Михаил, взойдя на престол, прежде всего направил свои усилия на то, чтобы подавить смуты, вызванные самозванцами. Чтобы навсегда искоренить самую их возможность, он силой золота склонил казаков отдать ему Калугу, в которой держал свой двор мнимый сын Димитрия II, и сделал так, дабы и сын этот, и его мать, несчастная княгиня Сандомирская, были утоплены в проруби154. Он вел войну с Швецией, завершившуюся мирным договором. С поляками он также заключил перемирие на четырнадцать лет. Он взял в жены Евдокию Лукьяновну [Eudossia Lucanowna]155, которая родила ему сына, будущего царя Алексея. Он столь мудро отправлял правосудие, что добился любви не только своих подданных, но и чужеземных: при дворе его можно было встретить послов большинства соседних держав, стремившихся поддерживать с ними добрые отношения. Даже Генеральные штаты Соединенных провинций156 отправили к нему торжественное посольство, желая восстановить торговлю с Архангельском. Спокойствие его правления попытался возмутить четвертый самозванец, выдававший себя за сына царя Шуйского: он также надеялся сыграть роль царя на подмостках великого театра России, однако, узнав, что его же домашние собираются выдать его царю Михаилу, решил отправиться странствовать по свету, в каждой стране меняя платье под стать местным обычаям, а вместе с ним и религию. Он отправился сперва в Константинополь и там сделался турком; оттуда он переехал в Рим и объявил себя католиком; затем он появился в Германии и там представлялся то лютеранином, то кальвинистом. Наконец он угодил в руки герцога Голштинского, который и выдал его московитам. Те отправили его в Москву, где он был повешен и четвертован157. Так завершилась в России печально известная трагикомедия самозванцев. Нельзя отказать этим людям в незаурядном мужестве и отваге. Они пытались ловить рыбку в мутной воде, стремясь хоть на краткое время вкусить сладость власти. Тот, кто обратится к историческим сочинениям древних, найдет в них сходные примеры. Так, в «Истории» Тацита мы читаем о Лже-Нероне, который, будучи обыкновенным музыкантом, имел дерзость выдать себя за настоящего Нерона, утверждая, будто тот, вопреки молве, вовсе не умер. Многие ему поверили или сделали вид, что поверили, и к нему присоединились почти все дезертиры и целые отряды солдат, из‐за чего его стали в самом деле опасаться. Множество народу примкнуло к восстанию под знаменами самозванца в силу общераспространенной склонности людей к новизне: Rerum novarum cupidine, & odio praesentium158 159. Однако негодяю этому недолго суждено было смущать народ. Кальпурний Аспренат160, военачальник императора Гальбы161, позаботился о том, чтобы несчастный, кем бы он ни был, был убит162: interfectus, quisquis ille erat: corpusque in Asiam, atque inde Romam pervectum est163. Но вернемся к царю Михаилу. После благополучного и долгого правления он скончался 12 июля164 1645 года.
На другой день князья и бояре возложили царский венец165 на главу Алексея, которому было тогда шестнадцать лет. Господин Морозов166, которому Михаил вверил воспитание будущего государя, сделавшись первым министром, управлял империей с излишним высокомерием. Он добился того, что царь взял себе в жены одну из дочерей Ильи Милославского [Elia Miloslauschi]167. Сам он женился на второй из них и так стал свояком своего подопечного и монарха. Морозов и Милославский объединились с Плещеевым [Plesoff]168, главным судьей Московского суда: они образовали своего рода триумвират, который решал все государственные вопросы по своему произволению. Народ, не в силах терпеть злоупотребления и притеснения, которые учинялись ими самими или происходили с их попущения, открыто восстал против них и не желал успокаиваться, требуя смерть двух главных министров, и царь с большим трудом сумел умолить народ сохранить жизнь своему воспитателю Морозову, который в дальнейшем вел себя с большей осмотрительностью. Усмирив мятеж, Алексей начал войну с поляками и в 1654 году после долгой осады взял город Смоленск [Smolensco], а потом и Вильно [Vilna]. В то же самое время он во главе другого сильного войска отвоевал Черниговскую область [Czernicovia] и важный город Киев [Chiovia], который позже, после заключения мира, поляки ему уступили. И те же поляки оказали ему помощь против Швеции в осаде Риги, однако эта цитадель оказала такое ожесточенное сопротивление, что московитам пришлось заключить перемирие, в конце концов превратившееся в прочный мир.
Спокойствие правления царя Алексея было возмущено восстанием Стеньки Разина [Stenco Rasino]169, предводителя казаков, российских подданных, возмущенного тем, что генерал Долгоруков [Dolgoruchi]170 приказал повесить его брата171 — решение это и в самом деле было слишком поспешным. Под этим предлогом Стенька стал подначивать казаков открыто выступить против гнета московитов. Они так и сделали и заняли многие города. Теснимые царским войском, они попросили взять их на казенный кошт. Когда это им было позволено, они пообещали впредь вести себя смирно. В скором времени, однако, Стенька снова сбросил с себя личину смирения и попытался провести среди казаков религиозную реформу, проповедуя им особый вид социнианства172. Ему удалось взять штурмом несколько городов, после чего он обратил свою ярость против Астрахани: там солдаты, стоявшие на часах, открыли ему ворота, пока назначенный из Москвы губернатор молился в церкви173. Войдя в город, казаки безжалостно убили губернатора вместе с его детьми174. Они пронеслись по городу, всё круша на своем пути, подобно неистовому потоку, и повсюду оставляя следы своей жестокости. Однако подоспевший со своими войсками генерал Долгоруков175 загнал мятежников в ловушку, громя их отряды. Они рассеялись по городу, и предводитель их, не чувствуя себя в Астрахани в безопасности, попытался найти убежище в лесах. Однако, будучи арестован одним из своих же присных, он был отослан в Москву, где его подвергли суду как мятежника и приговорили к смерти в 1671 году176.
На следующий год турки вознамерились вторгнуться в Польшу, и царь Алексей отправил посла в Константинополь, чтобы сообщить султану о союзе, который он заключил с поляками и по условиям которого был обязан вооруженной силой поддерживать своего союзника, если тому грозило нападение. И в самом деле, он не только оказал полякам требуемую помощь, но и, ревностно соблюдая союзнические обязательства, одновременно с этим отправил послов ко всем дворам христианского мира, и среди прочих к Верховному Понтифику Клименту X177, стремясь, в меру возможности, составить лигу против свирепого недруга христианского рода. Все дворы любезно приняли этих послов. В Риме посланники испытали определенные трудности при исполнении церемониала: московский посол отказался целовать туфлю понтифика, указав на то, что подобное унизительное действие недостойно величия его государя. Причина ничтожная, ибо в то время даже и цари не считали для себя зазорным держать стремя Патриарха Российского и помогать ему садиться на коня и слезать с него. Вместе с тем папа не хотел в своем ответе Алексею титуловать его царем, опасаясь, что титул этот на иллирийском наречии178 означает то же, что на итальянском языке — император. Посол совещался с разными кардиналами, но все эти переговоры закончились ничем — равно как ничем оказались и красивые слова и громкие обещания других дворов. Однако Алексей, совершенно не смущенный этими неудачами, а скорее, наоборот, преисполнившись рвения, решил лично остановить натиск турок: он уже приступил к исполнению своего замысла, когда Господь призвал его к себе в 1675 году179 в возрасте 46 лет. Алексей был женат дважды. Первая жена его, которая была, как мы уже сказали выше, дочерью Ильи Милославского, родила ему двух сыновей — Федора и Ивана180, и шесть дочерей181, среди которых особенно выделялась принцесса Софья182. Вторая жена Алексея, бывшая дочерью Кирилла Нарышкина [Cirillo Narischino], родила на свет Петра Великого и принцессу Наталью183.
Федор унаследовал власть от своего отца в возрасте восемнадцати лет. Он продолжил войну с турками, подавил мятежи и вернул Украину; в конце концов он добился мира с Портой и решил заключить брак, взяв в жены даму из рода Заборовских [Sabarofschi]184. Свадьбу сыграли в начале 1681 года. Через несколько месяцев супруга умерла, и царь женился во второй раз на другой даме из наизнатнейшего рода по имени Мария Апраксина [Maria Apraxin]185. Но если первый брак оказался роковым для супруги, то второй — для супруга, которого за несколько дней убила горячка186. Этот государь был, бесспорно, одарен великими талантами, о чем свидетельствует, не считая прочего, героический поступок, совершенный им за несколько лет до смерти. Он повелел всем знатным людям государства принести ему подлинные грамоты с указанием их титулов и привилегий — будто бы для того, чтобы подтвердить их. Те послушно явились в назначенный день и принесли эти грамоты царю. Он же, собрав их в огромную кучу, бросил в огонь, горевший в приемной зале, провозгласив при этом, что «привилегии и преимущества отныне опираться будут не на рождение, а на заслуги»187. Благородная максима, которую впоследствии в полной мере претворил в жизнь в Российской империи наш Петр.
Однако самым важным доказательством того, что Федор поистине обладал великим талантом к управлению государством, следует считать принятое им решение относительно наследника престола. Он не оставил после себя сыновей; у него было только двое братьев — Иван и Петр. Вполне естественно было бы сделаться его преемником Ивану — первому по старшинству, и казалось, что и сам Федор должен бы отдать ему предпочтение, ведь он был рожден от его матери, в то время как Петр — от мачехи. Однако царь выше всего ставил благо своих народов. Он видел, что Иван, столь же слабый умом, сколь болезненный и немощный телом, не сможет полноценно управлять столь обширным царством. Напротив, глядя на лицо Петра, он заключал по блеску в глазах, по ловкости манер и живости речи, что в теле его заключена душа, рожденная править. Поэтому, вопреки праву первородства и обычаю всех монархий, против ожиданий всего двора, он объявил своим наследником младшего из братьев188.
Петру было тогда всего десять лет189: он родился от брака царя Алексея с Натальей Нарышкиной [Natalia Narischina] 30 мая 1672 года по старому стилю, которого благоговейно придерживаются московиты: в соответствии с более точным, григорианским, стилем это было девятое июня. Все сословия государства, неизменно послушные последней воле царей, беспрекословно признали Петра своим государем, однако властолюбие Софьи, старшей единоутробной сестры Ивана190, привело к тому, что мудрое решение Федора не было исполнено. Эта женщина, наделенная живым и проницательным умом, желая не только участвовать в управлении государством, но и самой быть государыней, тотчас же замыслила заставить Петра разделить власть с братом: «Если на стороне Петра была последняя воля покойного царя, то на стороне Ивана были законы и обычай всего мира. Если бы на престол удалось посадить обоих братьев, то Петр был бы вынужден уступить первенство Ивану как старшему». Таким образом она надеялась незаметно удалить Петра от государственных дел и взять в свои руки управление страной.
Одновременно с тем, как Софья задумывала этот план, другой властолюбец стремился к той же цели независимо от нее. Это был Хованский [Covanschi], глава Стрелецкого приказа [Camera degli Strelizzi]191 — в России тот, кто занимает эту должность, имеет примерно такие же полномочия и обязанности, как в Турции ага янычар. Намереваясь воспользоваться малолетством Петра и слабоумием Ивана, он распустил слух, чтобы самому завладеть престолом192, будто царь Федор был отравлен. Подчиненные ему стрельцы собрались, чтобы отомстить за кровь государя, обвиняя придворных, влияния которых Хованский особенно боялся. Ничто больше не могло остановить алчности и жестокости этой солдатни, и меньше чем за сутки улицы Москвы покрылись трупами, дворцы знати были разграблены, лавки купцов опустошены, невиновные перебиты вместе с виноватыми. Царевна Софья, у которой нашли прибежище многие бояре вместе с Патриархом, видя, что дело плохо, оставила дворец и отправилась туда, где мятеж бушевал с особой силой. Ее появления оказалось достаточно, чтобы усмирить недовольство. Однако ей не удалось извлечь из этого никакой для себя выгоды: после того как возмущение улеглось, все дружно поспешили возложить венец [corona] на голову Петра193, который был призван и объявлен Царем и Государем всея Руси [Czar e Signore di tutte le Russie].
Царевна Софья вынуждена была смириться с тем, чему не могла воспрепятствовать: несмотря на то что ей пришлось узнать на деле, какова польза от действий Хованского, она всё же стала подбивать его и его стрельцов на новый мятеж. Те, подстрекаемые своим начальником, стали угрожать вновь повергнуть весь город в хаос, если им не покажут царевича Ивана. Пришлось уступить и показать его им: тогда они, возложив на его голову другой царский венец, провозгласили его царем вместе с братом. Одновременно с этим бояре были вынуждены сделать царевну Софью регентшей, приставив к ней совет с великим канцлером Долгоруковым [Dolgoruchi] во главе194.
Казалось, спокойствие было восстановлено. Царевна получила то, что хотела, и не могла рассчитывать ни на что большее, однако властолюбие Хованского не было утолено. Ему казалось, что он может достичь своей цели только посредством новых возмущений, поэтому он продолжил разжигать у своих солдат, которых насчитывалось примерно двадцать тысяч, тот мятежный дух, который он же в них и зародил. Он пустил слух, будто готовится заговор против общественного спокойствия и покушение на жизнь царей. Верные слуги царского дома умолили своих господ укрыть от опасности их священные особы. Они скрылись в Троицком монастыре, прекрасно укрепленном месте, расположенном на расстоянии пятидесяти миль от столицы. Граф Головин [Golovino] собственнолично увез туда царя Петра195. Прошло всего несколько дней, и стрельцы вновь восстали, и, принеся множество невинных людей в жертву своей ярости, особенно жестоко расправились они с великим канцлером и его сыном196. Подобную наглость со стороны стрельцов царевна Софья должна была публично осадить. Но то ли она не верила, что ей под силу будет их наказать, то ли рассудила, что стоит приберечь их для претворения в жизнь черных замыслов, которые тогда уже вынашивала, — как бы то ни было, она удовольствовалась тем, что обратилась к Хованскому с просьбой, «дабы он сохранил свои войска верными долгу, и заодно поблагодарила его за ревностное служение ее дому»: ведь всю эту резню он-де учинил для того, чтобы отомстить за смерть царя Федора. Между тем сделалось известно, что царя Петра в Троицком монастыре коварно пытались отравить, однако яд благодаря вовремя подоспевшей помощи верных слуг не оказал того вредоносного действия, на которое рассчитывал замышлявший это святотатственное убийство, кем бы он ни был. Тем не менее в членах тела Петра осталась от этого отравления некая склонность к болезни, на протяжении всей жизни его впоследствии проявлявшаяся в некоторых весьма необычных симптомах197.
Поддержка царевны весьма воодушевила Хованского, который счел, что теперь всё готово для того, чтобы царский венец попал ему в руки — или, по крайней мере, в руки его сына. В царской семье существовал обычай — не выдавать принцесс замуж, а отправлять их для обитания в какой-нибудь монастырь, в котором, правда, они продолжали вести весьма приятную жизнь. Царевна Софья, не желая следовать этому правилу, добилась того, что ей было позволено оставить монастырь под предлогом помощи брату, царю Федору, в его болезни. Свободный дух, царивший при дворе, нравился ей больше, чем суровость монастыря, и она решила не возвращаться в обитель198. Для того чтобы жизнь ее при дворе никому не показалась странной, она подговорила других принцесс, своих сестер и теток, оставить монастырское обитание и жить при дворе, как она сама. Хованский счел, что его замысел возвести собственную семью на царский престол может увенчаться успехом, если ему будет придана некоторая видимость законности, и решил женить своего сына на царевне Екатерине [Catterina], младшей сестре Софьи. Он надеялся, что при новом возмущении стрельцов цари будут убиты и тогда народ с готовностью передаст царский венец его сыну ради его супруги. Он опирался в этом своем намерении на пример царя Михаила: ему представлялось, что тот взошел на российский престол лишь благодаря тому, что происходил от княгини из рода древних царей199. Поэтому он стал подначивать своих стрельцов совершить чудовищное убийство, постоянно отзываясь об обоих царях в самых пренебрежительных выражениях. Ивана он называл «немощным и слабоумным», а Петра — «ребенком, которому по летам впору питаться молоком кормилицы, а не царствовать». В этих своих речах ко всему этому он добавлял также, что, по всей вероятности, «Петр страдает тем же недугом, что и его братья». Увидев, что царевна Софья благосклонно восприняла прежние его дерзкие поступки, он более не боялся явно обнаруживать свои намерения и без обиняков посватал царевну Екатерину за своего сына. Тогда открылись глаза у Софьи: ей стали ясны цели властолюбивого полководца, однако в свойственном ее природе искусстве притворства она столь преуспела, что ей удалось без труда обмануть Хованского. Она сделала вид, что одобряет его замысел, а в действительности стремилась лишь выиграть время, чтобы успеть принять против него меры. В числе ее советников и сторонников был князь Василий Голицын [Basilio Galizino]200, особа весьма умная и ловкая, лучшая в этом роде из всех, кого только можно было найти в России. Этому министру она открыла свою тайну. Ловкий вельможа посоветовал царевне, не теряя времени, устранить Хованского, повинного уже во многих преступлениях, караемых смертью. Теперь эти двое вместе стали искать средство, чтобы исполнить задуманное201.
Цари продолжали оставаться в Троицком монастыре. Тут случился праздник св. Екатерины, имя которой носила царевна. В то время и в России распространен был обычай торжественно отмечать праздники святых, имена которых носили цари, царицы и члены царской семьи. И вот начались широкие приготовления к этой церемонии: приглашены были многие бояре и сенаторы, и среди них — Хованский с сыном. Так как царевна Софья готовила задуманное ею в строгой тайне, Хованский ни о чем не подозревал: поэтому он вместе с сыном, без сопровождающих, направился к монастырю. Внезапно путь ему преградил отряд драгун202 числом около двухсот, и он совершенно неожиданно для себя был схвачен и вместе с сыном препровожден в дом по соседству. Там им зачитали смертный приговор и без промедления обезглавили. Таков был конец первого изменника, злоумышлявшего против жизни Петра, о сохранении которой, как представляется, само Провидение заботилось с особым тщанием203.
Как только стрельцы узнали о том, что случилось с их вождем, они решили объединиться, чтобы отомстить за его смерть тем, кого они найдут в ней виноватыми, кем бы те ни были. Они отрядами рассредоточились по городу и прежде всего заняли арсеналы и склады, угрожая всё истребить огнем и мечом. Двор сразу же получил известия о случившемся. Задолго до этих событий царь Алексей привлек себе на службу большое число иностранных офицеров и солдат, прежде всего немецких, и образовал из них особый корпус204, на который многочисленные стрелецкие полки смотрели с пренебрежением и досадой. Князь Голицын посоветовал царевне выставить против мятежников эти иноземные войска, квартировавшие в слободе [Borgo] под Москвой205. В Троицкий монастырь вызвали офицеров для дачи им приказаний, которые они должны были исполнить: те поспешили в монастырь, не подумав о том, что они оставляют свои семьи на милость стрельцов. Те, узнав о приказах, которые получили немцы, решили предотвратить уготованное им наказание, напав на их слободу и захватив их жен и детей. Были среди них и такие, кто хотел уничтожить всю слободу огнем и мечом, однако менее жестокие их собратья воспротивились столь варварскому решению и уговорили своих товарищей примириться с двором. Для этой цели в Троицкий монастырь послали нескольких офицеров. Так как вина на них лежала меньшая, чем на других, их выслушали благосклонно, и они добились прощения — на том, однако, условии, что сложат оружие и выдадут властям зачинщиков мятежа. Те сделали даже больше, чем от них требовали: привычные к кровопролитию, они направили свою ярость против тех, кто сам так часто подавал ее пример. Перебив своих полковников и многих других офицеров, они разошлись по домам206.
Царям больше нечего было бояться, и они отправились обратно в столицу, сопровождаемые знатью и иностранными войсками. Разоруженные стрельцы выстроились вдоль дороги и кланялись в землю, моля о милосердии. Тогда стала ясна великая разница между величием Петра и убогостью Ивана: последний смотрел на происходящее в оцепенении, в то время как Петр, напротив, с подлинно царским величием и видом одновременно суровым и благосклонным давал стрельцам понять, что милость им дарована207. Так, сопровождаемые благословениями облагодетельствованных стрельцов и приветственными криками собравшегося народа, цари со всем двором возвратились в Кремль (так у московитов называется царский дворец). Царевна Софья, распоряжавшаяся всем, как полновластная государыня, немедленно произвела князя Голицына в чин великого канцлера208, который в России, как для других монархиях, соответствует должности первого министра. Голицын взялся за мятежных стрельцов и назначил следователей, которым поручено было собрать точные сведения об их поведении. Тех, чья вина была наиболее тяжелой, приговорили к смерти, остальных отправили в ссылку. Из этих ссыльных образовали четыре полка, которые были расквартированы на четырех концах Российской империи209. Великий канцлер распределил все должности, освободившиеся после стольких смертей, между теми, кого он считал наиболее достойным их занять, не обращая никакого внимания на их родовитость. Должность главы Стрелецкого приказа, которую занимал Хованский, была отдана одному искателю удачи по имени Шакловитый [Techelavito]210. Молодой Голицын211, двоюродный брат канцлера, был назначен главой Казанского приказа; должности глав остальных приказов были розданы тем, кого скорее можно было считать ставленниками канцлера, чем его коллегами. Всё это навлекло на него ненависть родовитых бояр — ведь отныне они лишены были привилегий, которыми предки их обладали исстари212.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Жизнь Петра Великого предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
67
Катифоро близок к истине. Топоним «Московия» без каких-либо натяжек применим к территории единого государства великокняжеского периода. Его территория изменялась с 18 200 кв. миль (135 908 кв. км) в 1462 г. до 37 200 кв. миль (277 790 кв. км) в 1535–1547 гг., когда страна стала Руским (так!) царством (другое официальное название — Государство Московское, способствовавшее тому, что в западных источниках топоним «Московия» продержался до начала XVIII в.). Территория Российской империи на 1725 г. — 280 тыс. кв. миль (2 090 890 кв. км), что в 15,4 раза больше территории единой Московской Руси на момент ее становления [Арсеньев, 1818, с. 6].
68
Рассуждения автора о Белой и Великой России (Руси) — любопытный пример т. н. «народной этимологии». Первые грамоты с царским титулом, в который вошли слова «Бѣлыя Росіи», датируются октябрем 1656 г. (после присоединения части земель Великого княжества Литовского) [Собрание государственных грамот…, 1826, № 3, с. 12].
69
Чтобы понять, о каких географах может идти речь, посмотрим, чем мог пользоваться Катифоро. Комментарий сделан по нашей просьбе А. М. Булатовым. Гравированные географические карты, в современном понимании этого слова, начали издавать в городах Италии. Впервые — для новонайденного трактата II в. н. э. «Руководство по географии» Клавдия Птолемея (26 карт в Болонье в 1477 г.). Первое географическое изображение нашей страны — чертеж Московии составил по рассказам Димитрия Герасимова и выпустил в свет Паоло Джовио (Павел Йовий) в Риме в 1525 г. Сейчас известны два экземпляра этой ксилографии (ок. 45,5 × 32,5 см), хранящиеся в Москве (в РГАДА) [Старков, 1994] и в Венеции (в Библиотеке св. Марка) [Хотимский, 2020]. Первую географическую карту нашей страны «Moschovia nova tabvla» (13 × 17 см) выгравировал и выпустил Джакомо Гастальди в Венеции в 1548 г. [Кордт, 2013, № IV, с. 9/1]. К концу XVI в. число карт в «Руководстве по географии» Птолемея достигло 69 (издание Джироламо Рушелли, Венеция, 1598–1599). Географические атласы мира, подобные «Зрелищу круга земного» Абрахама Ортелиуса (Антверпен, 1570), в Италии стали издавать с 1690 г. (Джованни-Джакомо де Росси, Рим), перегравировывая карты, составленные географами французского короля.
70
Явная ошибка Катифоро. Счет параллелям, начиная с первых карт Клавдия Птолемея (II в. н. э.), ведется от экватора (нулевой градус) к полюсу (девяностый градус). Если «от пятидесятой параллели до семидесятой», то простирание должно быть с юга на север. — Прим. А. М. Булатова.
71
Незадолго до создания этого произведения была издана первая карта, составленная в России. Западные и южные земли России были измерены и изображены на бумаге Георгом фон Менгденом и Яковом Вилимовичем Брюсом во время Второго Азовского похода 1696 г. Рукописный оригинал карты был вывезен царем Петром Алексеевичем в Амстердам, там выгравирован и отпечатан Яном Тессингом в 1699 г. В ее картуше вместо титульного текста помещено посвящение царю Петру Алексеевичу: «Invicitissimo atque Augustissimo Imperatori. Serenissimo ac Potentissimo Principi Petro Alexiewicio… dedicate et consecrate humilissimus Johannes Thesing, Amstelodamensis. Cum privilegio S. Tz. M.» (55,5 × 48,5 см). Вверху слева — «Ao. Christi. Nati. 1699» [Кордт, 2013, № XLI, с. 26/3–29/3]. На этой карте положение устья р. Дон (р. Танаис у Птолемея) впервые было показано не по мнениям древних — от 54°20' (по Птолемею) до 49°30' (Фредерик де Вит, ок. 1670), а по измерениям, произведенным во время нескольких военных походов [Лаврентьев, 1988]. Когда и кем именно производилось измерение географической широты устья р. Дон, автору данного примечания узнать не удалось. В результате измерения устье Дона оказалось на 54°20' с. ш., что отличается от современного на 10'. В России факт изменения широты не был отмечен историками ни в XVIII, ни в XX в. [Лебедев, 1950, с. 182–191], но в результате этого изменения все европейские карты России вскоре расширили изображение полосы земель между р. Окой и устьем р. Дон, где на карте де Вита располагались OGRAINA, DIKOIA POLE и TARTARIA PRZECOPENSIS, на примерно 250 км [Булатов, 2005]. Катифоро пишет, что географическая широта юга Московии находится на 50°, но не указывает источник, которым он пользовался. Поэтому нельзя понять, о каком положении южной границы Московии пишет автор, поскольку почти непрерывные войны с Османской империей в конце XVII — начале XVIII в. меняли эту границу несколько раз [Кудряшов, 1948, с. 147–156]. — Прим. А. М. Булатова.
72
На «Генеральной карте Российской империи» Ивана Кирилова 1734 г. самой северной точкой является северная оконечность Новой Земли (мыс Желания на современных картах), находящаяся на 77° с. ш. Этот мыс обогнул корабль шкипера Я. Хеймскера и штурмана В. Баренца во время третьего плавания голландцев в поисках Северо-Восточного прохода в августе 1596 г., а годом позже две лодки, построенные перезимовавшими голландцами, на пути их возвращения в Голландию [Вейр, 2011, с. 66–68]. Голландские моряки назвали мыс De hoeck van Begheerte. Он изображен и назван на карте «Tabula terrae Nouae Zemblae, in qua fretum sinusq Waigats… Authore Gerhardo de Weer» (17,5 × 24,3 см), которая была выпущена в свет в книге де Вейра на латинском языке в 1599 г. [Вейр, 2011, с. 164–165]. В наше время на 70° с. ш. находится поселок Амдерма Югорского полуострова — последнее жилье перед Новой Землей. Длина части меридиана в 7° составляет 777 км. — Прим. А. М. Булатова.
73
Восточная граница Европы по картам Птолемея (их издавали в Европе вместе с «новыми» картами до начала XVIII в.) начиналась в устье р. Танаис (р. Дон), доходила до истока реки в Рифейских горах и поворачивала прямо на север, заканчиваясь где-то в неведомой земле. Со временем ее смещали на восток. Ф. И. Страленберг (1676–1747), после возвращения из тринадцатилетнего плена в Швецию [Новлянская, 1966, с. 77, 86], и В. Н. Татищев (1686–1750) [Татищев, 1950, с. 114–115] предложили провести ее по хребту Уральских гор. В начале XIX в. ее проводили по р. Дон до Переволоки, после Царицына — по Волге до Камы, по Каме до Елабуги, откуда до Уральского хребта, далее по линии водораздела на север до берега Байдарацкой губы (Карский залив). — Прим. А. М. Булатова.
74
В переводе C. Писарева здесь стоит следующее примечание: «В наказе Его Императорского Величества о составлении проекта нового уложения главы 2, в 8 статье показано, что Российского государства владения простираются на 32 степени широты и на 165 степеней долготы по земному кругу» [Катифор, 1788, с. 2]. Прим. А. М. Булатова: Собирать материалы об открываемой Сибири первым начал Николаас Витсен (1641–1717) в Амстердаме после возвращения из путешествия в Московию в 1664–1665 гг. К 1690 г. он составил и выпустил в свет свою первую карту «Nieuwe Lantkaarte van het Noorder en Ooster deel van Asia en Europa Strekkende van Nova Zemla tot China… door Nicolaas Witsen. Anno 1687» (115 × 125 см на шести листах) [Булатов, 2013, с. 73], экземпляры которой разослал избранным, в том числе русским царям Иоанну Алексеевичу и Петру Алексеевичу [Андреев, 1960, с. 87–95]. В 1692 г. Витсен выпустил в свет книгу «Noorden Oost Tartaryen…»; русский перевод в трех томах был выпущен в Амстердаме в 2010 г. [Витсен, 2010]. Следующие карты, показывающие всю Россию от Петербурга до Камчатки, были выпущены в свет в 1726 г. в Амстердаме (анонимная, так называемая «карта пленных шведских офицеров») и в 1730 г. в Стокгольме Ф. И. Страленбергом. Все эти карты показывали восток Сибири по словесным описаниям, они были вычерчены без использования астрономических определений, и ими заканчивался фольклорный период в истории карт России. Поэтому принимать всерьез слова Катифоро о 110‐м меридиане не стоит. Первая карта, вычерченная на основании астрономических определений в Сибири и на Камчатке, была доставлена в Петербург в 1730 г. участниками Первой Камчатской экспедиции капитана Беринга. Впервые она была выгравирована и выпущена в свет в Париже в 1735 г.
75
Начиная с гравюр первого издания «Записок о Московии» С. Герберштейна (Вена, 1549), на одной из которых изображено катание в санях, этот мотив часто использовался в оформлении старинных карт Московии. Вплоть до «Carte de Moscovie. Dressee par Guillaume De-l’ Isle de l’ Academie Royale des Sciences. A Son Excellence Monseigneur Andre Artemonides de Matueof, Ministre d’ Etat de sa Majeste Csarienne L’ Empereur des Russes… A Amsterdam, chez Iean Covens et Corneille Mortier. [1720‐е]» (96,5 × 62,4 см на двух листах), самой популярной карты России в Европе первой половины XVIII в. — Прим. А. М. Булатова.
76
Русское коневодство в XVII в. находилось в большом упадке. Возрождать его для нужд армии, создавая конные заводы («кобыльи конюшни»), начал Петр I. Однако крупных лошадей почти не было. Их производство было налажено лишь при Анне Иоанновне с появлением в составе русской армии тяжелой кавалерии — с формированием на рубеже 1730 и 1731 гг. Конно-гвардейского (кирасирского) полка. Большую роль в развитии коннозаводского дела в России сыграл Э. И. Бирон.
83
Maurocord. histor. sacra. lib. I. — Прим. автора. «Маврокордат, Церковная история. Кн. 1» (лат.).
84
Александр Маврокордато, иначе Маврокордат и Маврокордатос (1641–1709) — греческий литератор-эрудит, философ, врач, автор исторических, грамматических, медицинских трактатов; обучался в Падуанском и Болонском университетах (кон. 1650‐х — 1664); великий драгоман, жил в Константинополе.
85
На некоторых гравированных картах начала XVIII в. земля амазонок показана: на карте Исбранта Идеса 1704 г. («Nova Tabula Imperii Russici ex omnium accuratissimis… multum emendavit Everardus Ysbrants Ides» (68 × 50,5 см)) на Северном Кавказе в верховьях Терека [Кордт, 2013, н° XXVI, с. 27/3–28/3], на карте Сарматии Филиппа Клювера («Sarmatia et Scythia. Russia et Tartaria Europaea» (23 × 24,8 см)) севернее Танаиса. Несколько севернее того места, где Абрахам Ортелиус (1527–1598) поместил топоним Amazonum на своей исторической карте походов Александра Македонского 1595 г. «Alexandri Magni Macedonis expedition» (36,3 × 46 см) [Van den Broecke, 2011, № 222, p. 276]. — Прим. А. М. Булатова.
86
Смешаны биографии вел. князей Игоря Рюриковича (ок. 878–945), совершившего два похода на Царьград в 841–844 гг. и убитого древлянами в 845 г. при попытке взять слишком большую дань, и его сына Святослава Игоревича (между 920 и 942 — весна 972), убитого печенегами (не древлянами) на днепровских порогах при возвращении из похода в Болгарию (Фракию). Заметим, что древляне не являлись предками казаков (С. Писарев в своем переводе оставляет это утверждение Катифоро про древлян, добавив от себя уточнение про их потомков казаков: «запорожские» [Катифор, 1788, с. 6]).
89
Здесь, как и в других местах с церковным дискурсом, автор называет рутенами паству Древнерусской (позднее Российской) Православной Церкви. С. Писарев везде переводит рутенов как «россияне».
90
Филиппа Клювера, иначе Клуверия (Philipp Clüver; 1580–1622), в Европе XVIII в. считали основателем исторической географии. Современник Клювера Гуго Гроций писал, что Клювер хоть и одержим зудом критики, но читатель должен переносить это терпеливо, так как Клювер обвиняет в грубом невежестве и Цезаря, и Страбона, и других великих [Яцунский, 1955, с. 182–185]. — Прим. А. М. Булатова.
91
Георгий Кедрин (Γεώργιος Κεδρηνός) — византийский монах, историк конца XI в. или начала XII в., автор «Σύνοψις ίστοριών» («Обозрение историй»).
92
Антонио Поссевино (1534–1611) — папский легат в Восточной Европе, первый иезуит, побывавший в Москве весной 1582 г. и оставивший сочинения о России [Поссевино, 1983]. Об иезуитах в Китае см.: [Избрант Идес, Бранд, 1967, с. 311–313]. О работе в Китае иезуитов Маттео Риччи, Фердинанда Вербиста, Мартино Мартини см.: [Tooley, 1987, p. 105–107; Redaelli, 2007]. — Прим. А. М. Булатова.
93
Папа Григорий XIII (в миру Уго Бонкомпаньи; 1502–1585), на престоле с 1572 г. до своей смерти; внедрил календарь, названный его именем.
96
Сыновей у Ярослава Владимировича Мудрого (ок. 978–1054) было не пять, а шесть: Владимир (1020–1052), Изяслав (1024–1078), Святослав (1027–1076), Всеволод (1030–1093), Игорь (сер. 1030‐х — 1060), Вячеслав (1036–1057).
99
В действительности поход Владимира произошел в 1043 г., мир с византийцами был подписан в 1046 г.; в переводе С. Писарева примечание с неточной датой опущено.
100
Легендарное сведение. Восходит к мифологеме Мономаховых регалий, впервые сформулированной в Летописной редакции Чина поставления (посажения) на великокняжеский престол (на великое княжение) Дмитрия-внука (ок. 1518) и в цикле «Сказание о князьях владимирских» (ок. 1520). В самом деле, С. Писарев, следуя этим легендам, поставил тут следующее примечание: «Дары сии состояли в кресте Животворящего древа, цепи золотой, ожерелье и короне, которую нашивал Греческий император Константин Мономах; почему Владимир Всеволодович оное именование Мономаха на себя принял» [Катифор, 1788, с. 10]. Однако Катифоро, похоже, путает Владимира Ярославича и его племянника Владимира Всеволодовича Мономаха (1053–1125), который действительно был внуком Ярослава Мудрого и, предположительно, сыном дочери византийского императора Константина IX Мономаха.
102
Катифоро путает Всеволода Ярославича, имевшего двух сыновей — Владимира Мономаха и Ростислава (1078–1093), и его внучатого племянника Всеволода Юрьевича Большое Гнездо (1154–1212), великого князя Владимирского, у которого действительно было восемь сыновей: Константин, Борис, Юрий, Ярослав, Владимир, Святослав, Глеб, Иван.
104
Ошибка: автор спутал имя Григория с Георгием — Юрием (это имя — Юрья — и ставит в своем переводе С. Писарев [Катифор, 1788, с. 10]): после кончины Василия Димитриевича именно его брат Юрий Димитриевич (1374–1434) стал претендовать на великокняжеский престол в пику племяннику, Василию Васильевичу (1415–1462), получившему позднее прозвище Темный (у автора ниже назван Слепым).
106
Речь идет не о шведском короле, а о регенте Швеции, Стене Стуре-старшем (1440–1503), который подготовил освобождение Швеции от унии с Данией и восстановление шведской государственности.
107
Софья, она же Зоя, Палеолог (ок. 1455–1503) — великая княгиня Московская, вторая жена Ивана III Васильевича. Ее отец, Фома Палеолог, был братом последнего императора Византии Константина XI и деспотом Мореи (полуостров Пелопоннес).
111
Грамота Максимилиана I, титулующая Василия III императором (точнее, кайзером, ибо грамота — на немецком языке), была опубликована Петром I в 1718 г. в качестве обоснования его личных прав на императорский титул.
114
Мать, великая княгиня Елена Глинская (ок. 1508–1538), умерла (видимо, была отравлена), когда сыну было семь лет.
117
Казанское ханство было покорено в 1552 г., а Астраханское (со столицей в Хаджи-Тархане, или Аждархан, в 12 км от современной Астрахани), — в 1556 г.
118
Явная контаминация с экзекуцией полоцких евреев, описанная дальше (и опущенная в переводе С. Писарева). Ни о каких массовых казнях при взятии Астрахани источники не говорят.
119
Ошибочное рассуждение: Иван IV охотно заключал союзы с мусульманскими князьями и принимал их в подданство, сохраняя за ними их веру, хотя переход в православие всячески поощрялся.
124
Стефан Баторий (1533–1586), король Польский с 1576 г., трансильванский князь, венгерское имя Иштван Батори (Báthory István).
127
Федор Иоаннович Блаженный (1557–1598), на царском престоле с 1584 г., т. е. в возрасте 26 лет, а не 22, как ниже у Катифоро.
128
Царевич Димитрий (1582–1591) — младший сын Ивана IV и его седьмой жены Марии Нагой. В 1584 г. отправлен с матерью в Угличский удел, где погиб при неясных обстоятельствах.
129
Богдан Яковлевич Бельский (не позднее 1550‐х — 1611) — боярин (1605), опричник, приближенный Ивана IV.
130
Ирина Федоровна Годунова (в иночестве Александра; 1557–1603), сестра Бориса Федоровича Годунова (1552–1605), который в 1587–1598 гг. был фактическим правителем государства, а в 1598 г. был венчан на царство. Ниже у Катифоро ошибочная дата кончины Годунова — 1604 г.
132
Ошибочное утверждение; С. Писарев в своем переводе написал так: «город Углич, который находится в Московской губернии» [Катифор, 1788, с. 17].
135
Tacit. histor. lib. 2. — Прим. автора. «Перед тем, кто идет на борьбу за императорскую власть, один лишь выбор — подняться на вершину или сорваться в бездну» (лат.) (Тацит. История. Кн. 2, параграф 74).
137
Федор Борисович Годунов (1589–1605) и его мать, Мария Григорьевна Скуратова-Бельская (ок. 1552–1605), дочь Малюты Скуратова, 10 июня 1605 г. были задушены.
138
Он не был провозглашен императором сразу, но 31 июля 1605 г. короновался цесарем в Успенском соборе и венчался царем в Архангельском с миропомазанием и причастием.
141
Ошибка. Совершенно ослепший патриарх Иов был отставлен, а на его место избран патриарх Игнатий (не позже 1560–1640), который короновал Димитрия и Марину Мнишек и совершал обряд их бракосочетания.
144
Tacit. Annal. 12. — Прим. автора. «Затевать злодейства невозможно, не подвергаясь опасности, но преуспевший в них щедро вознаграждается» (лат.) (Тацит. Анналы. Кн. 12, параграф 67).
147
Владислав IV Ваза (1595–1648), старший сын польского короля Сигизмунда III (1566–1632), в 1610–1612 гг. номинальный русский царь; после смерти отца и по свою кончину — польский король.
151
Официально Федор Никитич Романов (1553(54?)–1633) стал патриархом под именем Филарета лишь 24 июня 1619 г., после возвращения из польского плена, хотя впервые оказался «нареченным патриархом» в Тушинском лагере Лжедмитрия II, где оказался в 1608 г. И, в самом деле, С. Писарев в своем переводе про отца Михаила вместо «патриарха» ставит «митрополит Ростовский» [Катифор, 1788, с. 29].
152
У Федора Алексеевича (1661–1682) от первого брака с Агафьей Семеновной Грушецкой (1663–1681) был сын Илья (11–21 июля 1681), умерший во младенчестве.
153
У Ивана V Алексеевича (1666–1696) было не две, а пять дочерей, из которых две умерли в раннем детстве: Мария (1689–1693) и Феодосия (1690–1691), а три дожили до взрослого возраста: Екатерина (1691–1733), в замужестве мекленбург-шверинская герцогиня; Анна (1693–1740), российская императрица, и Прасковья (1694–1731). Про последнюю дочь, не упомянутую у Катифоро, С. Писарев добавил: «…меньшая Параскева Иоанновна в девицах скончалася» [Катифор, 1788, с. 31], хотя она после смерти матери тайно вышла замуж за генерала и сенатора И. И. Дмитриева-Мамонова.
154
Ошибочные сведения. Лжедмитрий II был убит под Калугой во время охоты 21 декабря 1610 г., за два с лишним года до воцарения Михаила. Его жена, Марина Мнишек, вскоре после его смерти (в конце декабря 1610 или в начале января 1611 г.) родила сына Ивана. Бежала с И. М. Заруцким, который, возможно, стал ее третьим мужем, и до июня 1612 г. находилась под Москвой в Коломне, где ее сын был объявлен наследником престола. Опять бежала с Заруцким на юг, в 1614 г. была схвачена и в июле привезена в Москву, где в декабре 1614 (в январе 1615?) г. «от болезни и с тоски по своей воле умерла», как записал ее бывший подданный, Федор Григорьевич Желябужский (цит. по: [Козляков, 2005, с. 315]), а ее четырехлетний сын повешен.
157
Речь идет о Тимофее Дементьевиче Анкудинове (не ранее 1617–1654), выдававшем себя за Ивана, сына Василия Шуйского. Один из первых русских поэтов. Бежал за границу в 1643 г., захватив значительную сумму казенных денег. Ездил по Европе в 1644–1653 гг. Именно его выдал московским властям шлезвиг-голштинский герцог (были еще два лжесына Шуйского — Лже-Симеоны, но они действовали в Польше и Молдавии в 1639–1640 гг.).
158
Tacit. Histor. Lib. 2. — Прим. автора. «Из-за жажды новизны и ненависти к существующему» (лат.) (Тацит. История. Кн. 2, параграф 8).
162
Ср. «…триерархи <…> пообещали соответствующим образом настроить солдат, перетянуть их на его сторону и тогда вернуться; сами же пошли и всё честно рассказали Аспренату. По его призыву солдаты штурмом взяли корабль самозванца, где этого человека — кто бы он на самом деле ни был — и убили. Голову его, поражавшую дикостью взгляда, косматой гривой и свирепым выражением лица, отправили в Азию [корабль Лже-Нерона стоял у одного из Эгейских островов], а оттуда в Рим» (Тацит. История. Кн. 69; см.: Корнелий Тацит. Соч.: В 2 т. Т. II. М.: Ладомир, 1993).
163
«Убит — кто бы он на самом деле ни был, — и тело его отправлено было в Азию, а оттуда в Рим» (лат.).
166
Борис Иванович Морозов (1590–1661), боярин, воспитатель («дядька») царя Алексея Михайловича; в 1645–1648 гг. возглавлял русское правительство.
169
Степан Тимофеевич Разин, известный более как Стенька Разин (1630–1671), предводитель восстания 1667–1671 гг., крупнейшего в истории допетровской России.
171
Атаман донских казаков Иван Тимофеевич Разин (162?–1665), старший брат Степана Тимофеевича Разина.
172
Религиозное антитринитарное учение, названное по имени Фаусто Паоло Социни; возникло и распространилось в Речи Посполитой. Однако данных о том, что оно распространялось среди разинцев, нет. Более того, ходили слухи, что среди восставших был патриарх Никон, в это время находившийся в ссылке.
173
Взятие Астрахани описано ошибочно. Воевода (а не губернатор — таковых в Московии еще не было; С. Писарев, тоже ошибочно, называет его «градоначальником» [Катифор, 1788, с. 37]) — кн. Иван Семенович Прозоровский (1618–1670) во время штурма не молился в церкви, а командовал обороной города. Захвачен в плен и казнен Разиным. Его брат Михаил (ок. 1632–1670) погиб в бою.
174
Сыновья 16-летний Борис Большой (1654–1670) и 9-летний Борис Меньшой (1661–1718) были повешены за ноги. Младший выжил, оставшись на всю жизнь хромым.
176
В действительности Разин дошел с восставшими до Симбирска, был ранен в бою, увезен на Дон, там весной 1671 г. после боя захвачен «домовитыми» казаками и в апреле 1671 г. действительно привезен в Москву. Казнен 6 июня 1671 г. Астрахань же была захвачена лишь 27 ноября 1671 г.
177
Климент X (в миру Эмилио Бонавентура Альтьери; 1590–1676), папа римский с 1670 г. по свою кончину.
178
В итальянском обиходе иллирийцами тогда именовали балканских славян, входивших в римскую паству; С. Писарев переводит «иллирийский» как «славянский» [Катифор, 1788, с. 38].
180
В действительности сыновей было пятеро. Кроме Федора и Ивана, еще Димитрий (1648–1649), Алексей (1654–1670) и Симеон (1665–1669).
181
Дочерей было восемь, но две умерли во младенчестве или в раннем детстве: Евдокия (1650–1712), Марфа (1652–1707), Анна (1655–1659), Софья (1657–1704), Екатерина (1658–1718), Мария (1660–1723), Феодосия 1662–1713), Евдокия (26–28 февраля 1669).
182
О Софье существует обширная литература. См., например: [Богданов, 2001, с. 210–278; Бушкович, 2008, с. 129–172; Васецкий, 1994, с. 28–44; Васильева, 1999, с. 11–36; Лавров, 1999; Манько, 2007; Соловьёв, 1991, с. 252–453; Сукина, 2007, с. 166–220; Хьюз, 2001; Aust, 2000; Bushkovitch, 2001, p. 125–169; Hughes, 1985; Hughes, 1986; Hughes, 1990; и др.].
184
Агафья Семеновна Грушецкая (1663–1681), из рода Заборовских была ее мать, Мария Ивановна. Агафья умерла после родов.
186
Считается, что он умер от цинги, которая у него носила хронический характер; почти не мог ходить из‐за опухания ног.
188
Передача трона Федором Петру — недостоверная версия, прямых свидетельств ее нет. — Коммент. Е. В. Анисимова.
189
На момент избрания на царство Петру еще не было 10 лет: он был провозглашен царем 27 апреля 1682 г., а родился 30 мая 1672 г.
191
Воевода кн. Иван Андреевич Хованский, по прозванию Тараруй (не позднее 1620-х — 1682) не был тогда главой Стрелецкого приказа, но стал им после того, как 16 мая 1682 г. во время этого бунта был убит глава приказа, кн. Ю. А. Долгоруков.
192
Эта версия, скорее всего, родилась во враждебной ему среде, чтобы оправдать его казнь 17 сентября 1682 г. Однако в течение лета 1682 г. реальная власть действительно принадлежала этому потомку дома Гедимина [Богословский, 2007, с. 43].
193
27 апреля Петр был только провозглашен царем, а его венчание на царство вместе с братом Иваном происходило 25 июня 1682 г.
194
«Великого канцлера» Долгорукова не существовало, и на этом этапе Софье никто не предлагал регентство («правление»). Это произошло лишь 29 мая, после того как Иван 23 мая был также провозглашен царем, а 26 мая стал считаться первым царем [Богословский, 2007, с. 43].
195
Фраза содержит многослойные ошибки и не соответствует действительности в целом. Графских титулов Россия тогда не знала; первым графом действительно стал Федор Алексеевич Головин (1650–1706), но лишь в 1702 г.; ни Головин, ни кто другой не увозили в тот момент Петра в Троицкий монастырь; вместе с братом Иваном и сестрой Софьей он лишь 19 августа отправился по маршруту: Коломенское — Саввин-Сторожевский монастырь — Троицкий монастырь [Богословский, 2007, с. 44]. С. Писарев в своем переводе имя Головина опустил, указав в этом эпизоде на неких «верных царских служителей».
196
Имеются в виду боярин кн. Юрий Алексеевич Долгоруков и его сын, Михаил (ок. 1631–1682). Но никто из них не был «великим канцлером»: отец управлял Стрелецким приказом, а сын был его «товарищем» (заместителем). Сына убили 15 мая 1682 г., а отца — на следующий день.
197
Известная во времена Катифоро легенда. Никакого отравления не было, но нервный тик после событий 1682 г. остался. Такое ощущение, что во всем, что касается Троицкого монастыря, Катифоро отчасти путает события лета — начала осени 1682 и 1689 гг.
199
Видимо, имеется в виду, что Михаил Федорович был внучатым племянником первой жены Ивана Грозного, Анастасии Романовны (1530(32?) — 1560). И это действительно сыграло свою роль при выборе его на царство.
200
Василий Васильевич Голицын (1643–1714) — боярин, фаворит царевны Софьи Алексеевны, фактический глава правительства во время ее регентства.
201
Всё вышесказанное касательно расчетов Хованского и советов Голицына Софье не имеет подтверждения источниками. — Коммент. Е. В. Анисимова.
202
У Софьи были не драгуны, а съехавшиеся к Троицкому монастырю конные дворяне; возможно, что среди них были и конные стрельцы; в переводе С. Писарева: «двести человек конных» [Катифор, 1788, с. 50].
203
Вызов Хованского и задержание его никак не связаны с празднованием св. Екатерины, который и не праздновался в Троицком монастыре. Хованский был захвачен не в доме по соседству, а во Всесвятском. — Коммент. Е. В. Анисимова.
204
Они не составляли особого корпуса в эту эпоху, но были офицерами в полках. С. Писарев вместо «корпуса» пишет «слобода» [Катифор, 1788, с. 51].
205
Солдатские полки, которыми командовали иностранцы, не квартировались в Немецкой слободе. — Коммент. Е. В. Анисимова.
206
О каких-либо массовых убийствах в этот период источники не сообщают. Стрельцы были напуганы, и им было не до новых бесчинств даже в пользу Софьи.
208
Такого чина в России той эпохи не существовало. В. В. Голицын был «Царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегателем, ближним боярином и наместником новгородским», а также фаворитом царевны Софьи, что еще важнее.
210
Федор Леонтьевич Шакловитый (Большой) (сер. 1640‐х — 1689), думный дьяк, затем глава Стрелецкого приказа (1682–1689), сторонник и фаворит царевны Софьи.