В поле колосок, или Как поймать за хвост птицу счастья

Антонина Мифтахова

Родители постоянно лезут в вашу жизнь?Дети в школе хватают двойки, не помогают по дому?Муж не проявляет внимания и любви?Вы в пучине депрессии и уныния?Не знаете, где ваше место под Солнцем?Не отчаивайтесь, вы не одиноки!Автор книги искренне и с юмором делится, как она решала эти непростые задачи.Правдивые истории из жизни обычной женщины читаются на одном дыхании, вдохновляют на перемены, придают силы, чтобы ВЗЯТЬ жизнь в свои руки И СДЕЛАТЬ её счастливой!

Глава 3.

Настоящий малыш

Светофор замигал зеленым, коротко моргнул желтым и задержался на красном. Машина резко затормозила, и я качнулась вперед, удерживаемая ремнем безопасности.

— Рома! Черт! Осторожно! — вскрикнула я, выразительно посмотрев на мужа. Он сжимал руль, так что костяшки пальцев побелели. Выдохнув, он повернул ко мне напряженное лицо и, выдохнув, спросил:

— Ну как ты?

— Как-как! Ничего нового, рожаю! — я поморщилась от очередной схватки. — Будем так ехать, рожу прямо в машине!

Рома виновато повел плечами и кивнул. Машина взвизгнула и стартанула за секунду до того, как загорелся зеленый.

Через десять минут мы стояли у дверей приемного покоя.

— Можно? — я заглянула внутрь кабинета.

— Женщина, подождите за дверью! Не видите, у нас занято! — скомандовала медсестра металлическим голосом.

— Но я рожаю!

— Женщина, тут все рожают! Пригласим!

Я прикрыла дверь, повернулась к Роме и пожаловалась:

— Мы в роддоме все женщины. Или мамочки, — я постаралась произнести эти слова с той же раздражающей интонацией, как это делали все медсестры в отделении гинекологии, где я лежала пару месяцев назад на сохранении. — Как же бесит! Вдруг я прям сейчас рожу. Их что, это не волнует?

Рома молча пожал плечами и еще сильнее сдвинул брови, чтобы сдержать стремительно возрастающее волнение. Я, стараясь успокоиться, мерила коридор шаркающими шагами.

Дверь распахнулась, выглянула девушка в медицинской маске и глазами позвала войти внутрь.

— А вы, мужчина, оставьте телефон и идите домой, утром вам позвоним.

На секунду я прильнула к испуганному мужу, чмокнула его в губы и прошла в кабинет. Он даже не успел обнять меня на прощание, но мне сейчас было не до нежностей. Впереди меня ждала важная работа.

— Садитесь. Что случилось? Фамилия? — крупная дама в белом халате сидела за столом, заваленным бумагами. Бросила на меня взгляд искоса и застыла в ожидании, приготовив ручку для записи.

— М-м-мифтахова, — сбивчиво начала я, — дома воды отошли…

— Срок какой? — замученным голосом перебила меня врач. Я подумала, что прошедший день весьма ее утомил и она мечтала побыстрее от меня отделаться.

— Тридцать восемь недель.

— Раздевайтесь за ширмой.

Я покорно направилась за переносную ширму. Сняла брюки с резинкой на животе, которые носила уже три месяца каждый день — других просто-напросто не было, — и присела на кушетку.

Я прислушалась к ощущениям. Живот стоял камнем. Я боялась, вдруг что-то не так? По сроку появление малыша я ждала только через две недели. Но все случилось сегодня вечером, когда я принимала душ. Закрыла кран, из душевой лейки стряхнула последние капли, как вдруг из меня хлынуло и потекло по ногам. Растерявшись, я громко крикнула: «Рома! Капец! НАЧАЛОСЬ!»

Прибежавший на зов муж помог выбраться из ванной, стремительно оделся и помчался в гараж за машиной. Вызвать скорую мы не догадались. Впрочем, ехать в роддом было недалеко.

Но что, если со мной все-таки что-то не так? Скорее бы уже все прояснилось!

— Женщина, ложитесь на спину, — неприветливый голос вернул меня в реальность.

«Ну почему женщина? Звучит как оскорбление. Тем более мне всего двадцать два. Какая на фиг я женщина!» — мысленно простонала я, но вслух ничего не сказала.

Акушерка обмерила лентой живот, послушала сердцебиение плода и отправила на осмотр к дежурному врачу. Я покорно поплелась дальше, ожидая какого-то уже вердикта. Да скажите, наконец, у меня все хорошо? А у малыша?

Врач — мужчина средних лет, судя по вискам, уже тронутым серебристым светом, в белом халате, шапочке и медицинской маске, закрывающей его лицо — велел забраться на гинекологическое кресло.

Я с неприязнью посмотрела на неказистую конструкцию, которая внушал мне страх и трепет. Каждый ее винтик напоминал о боли, который доставил мне мой первый в жизни осмотр. Холодные металлические элементы, грубый протершийся местами дерматин неудобного сиденья. Стыд, неловкость, смущение. И злобная тетка, что небрежно расковыряла нежное лоно до крови, взяв мазок для анализа. Я тогда вскрикнула, она с каким-то мало скрываемым удовольствием отреагировала упреком: «С мужиками спишь — вот и терпи!» Позже я, как и все, научилась сжимать кулаки, закусывать губу и терпеть дискомфорт. Но визиты к врачу женской специальности с тех пор всегда сопровождались легкой паникой.

После осмотра врач сообщил, что со мной и малышом все в порядке, но шейка к родам не готова. Воды отошли, а родовая деятельность не началась. Мне нужно выбирать: или подождать и попытаться родить самой, или сразу решаться на кесарево. Но тут же равнодушно добавил: «Имей в виду! Шансы родить самой — минимальны».

— Сама измучаешься, ребенка измучаешь. А в итоге все равно прокесарим. Решай, что будем делать!

Можно подумать, у меня есть выбор!

Врач отошел к столу, снял повязку, и тут я его узнала. Это же бывший мамин ученик! Я помнила его с детства.

— Ой, здравствуйте, а я Тоня, дочка Надежды Сергеевны!

Он внимательно посмотрел на меня, улыбнулся:

— Ого! Как ты выросла!

Стало неловко общаться со знакомым из положения, которое обязывало занимать гинекологическое кресло. Я оперлась руками об кожаную обивку и кое-как спустилась на пол. Беременный живот мешал сделать это грациозно.

— Тоня, не переживай! Сделаю тебе незаметный шов. Ну что, кесарево?

— Думаете, так будет лучше? — мне нужно было авторитетное мнение врача.

— Да, абсолютно! — врач сложил пальцы рук домиком и постучал друг об друга. — Экстренная операционная наготове. Решайся!

— Ох… хорошо. Давайте, — я надеялась, что выбрала из двух зол меньшее. Ничего, кроме надежды, у меня не осталось.

Через полчаса, после всех необходимых процедур, я лежала на операционном столе. Анестезиолог сделал укол в спину, объяснил, что это эпидуральная анестезия. Подождал, когда она начнет свое действие. Тыкал иголками в живот — проверял, не пропала ли чувствительность. Все ждали.

Меня трясло мелкой дрожью. Зубы стучали так громко, что заглушали голоса переговаривающихся рядом врачей. Но не от холода, а от страха. Я не могла унять сокращение мышц, не могла расслабиться, не могла доверить свое тело, своего ребенка этим людям. Пытаясь успокоить, медсестра положила руку мне на лоб и что-то тихонько шептала убаюкивающим тоном. Мой взгляд упирался в стену, на которой висели часы — ровно двенадцать. Начало нового дня. Значит, мой сын родится 2 марта. Надо только перестать трястись, и тогда мне сразу разрежут живот. Раздвинут плоть, вытащат ребенка!.. Нет, так только хуже! Надо подумать о чем-то приятном, отвлечься, успокоиться. Все пройдет! Скорее бы!..

Видимо, врачи потеряли терпение, а может, мое состояние вынудило их ускориться. «Сейчас ты заснешь. Но ненадолго. Не пугайся!» — ласково обратился ко мне анестезиолог и что-то вколол в катетер, который стоял в сгибе моей левой руки.

Я отключилась. Ни света в конце тоннеля, ни калейдоскопа наркотических галлюцинаций. Только пустая темная тишина. Вынырнув из забвения, я с облегчением услышала плач ребенка. МОЕГО ребенка! Незнакомый громкий голос кричал на весь мир, что он родился.

«Мальчик!» — буднично обозначила пол неонатолог.

«Мальчик! — вслед за ней торжественно повторила я внутри себя. — Ребенок родился. Сын!»

По щекам текли слезы — слезы облегчения и радости.

«Я стала мамой!»

Ребенка помыли, завернули в пеленку и положили мне на грудь. Повернув голову вбок, я увидела только серьезное сморщенное личико. Глазки закрыты. Я еще не успела разглядеть его как следует, а медсестра уже взяла моего сына на руки и унесла.

Меня зашили и перевезли в палату интенсивной терапии. В темное полуподвальное помещение. Куда доносились лишь тревожные крики рожениц и требовательный плач новорожденных.

Там я пробыла три дня.

Три дня боли, страха и тотального одиночества. Без связи с мужем. Без посещений родственниками. Даже без права посмотреть на ребенка — он был в детском отделении под присмотром медсестер. Таковы были требования того времени. Три бесконечных дня я испытывала незнакомые ранее физические муки. У меня болел свежий шов, сжималась матка, ломило тело. Я была раздавлена морально. Но бездушную систему это не волновало.

Однажды меня зазнобило. Санитарка принесла одеяло. Укрыла и задержала руку на моем плече. Тепло ее ладони я запомнила навсегда. Единственное проявление человеческого участия в ужасе ПИТа.

Когда меня перевели в послеродовое отделение, в одиночную платную комфортную палату с правом посещения родными, я вновь почувствовала себя живой! Правда, переживаний у меня не убавилось. Несколько раз в день медсестра заносила в палату плотный спящий кулек и через двадцать минут забирала обратно в детское отделение. Как кормить, как будить, что с ним делать — я не знала. Спросить стеснялась. И когда на пятый день после родов пришло молоко, кормить ребенка я не умела. Но это и не требовалось: приносили его уже сытым и довольным.

Через неделю сняли швы, и в день моего двадцатитрехлетия я вернулась домой со спящим сынком в одеялке.

Дома я развернула кулек и впервые по-настоящему увидела того, кого произвела на свет. Малыш сладко посапывал, прижимая к себе ручки и ножки. Настоящие ноготки на миниатюрных пальчиках, мягкие волосики на голове, белесые реснички — не знаю, что поразило меня больше всего. Никогда раньше я не видела новорожденных.

«Господи, это ж не какая-то реалистичная кукла, — проскочила испуганная мысль. — Нет, это живой человек, и сейчас он проснется и обязательно заплачет! И что тогда нам делать? Жизнь не готовила меня к этому!»

Рома аккуратно потрогал ладонью малыша, она почти накрыла его полностью. Мы переглянулись, улыбнулись, осторожно перенесли ребенка в кроватку и на цыпочках вышли из комнаты. Не дай бог, проснется!

После первого дня, проведенного с младенцем день наедине, я весь вечер рыдала у мужа на коленках. Плакалась, что дети — это так сложно! Что ребенок кричит, я ничего не понимаю. И что же будет, если вдруг я совсем не справлюсь? Не смогу накормить, воспитать, поднять на ноги? Вдруг я буду плохая мать? И что тогда?

Рома молча меня слушал, ласково гладил по волосам теплыми пальцами. А потом ловко поменял ребенку подгузник.