Шолох. Витражи лесной столицы

Антонина Крейн (2024)

Четырнадцать абсолютно новых историй из искрометного магического мира Шолох Антонины Крейн, которые позволят окунуться в повседневную жизнь ваших любимых героев. Ведите себя тихо, чтобы вас не заметили, и тогда вы наверняка сможете: подглядеть за тем, как Тинави и Полынь меняются телами; выяснить, зачем Анте Давьер ночью вламывается в чужой дом; узнать, кого целует под звездами принц Лиссай; пережить приступ ревности вместе с Джеремией; побывать на настоящем матче по тринапу; обновить гардероб вместе с Берти и Морганом; проследить за Полынью на операции под прикрытием… ЭТО ЕЩЕ НЕ ВСЁ. Бонус для всех, кто любит роман «Улыбнись мне, Артур Эдинброг»: дополнительная глава к истории джентльмена-колдуна! Издание дополнено красочными иллюстрациями от художников DARRI, Какая разница, mimmirii и финей on fire. На обложке иллюстрация от художницы Роксаны Бойлиевой (ER_KEYD).

© А. Крейн, текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

⁂

Посвящается моему любимому Дахху из Дома Смеющихся, который был так занят написанием «Доронаха», что почти не участвовал в приключениях из этого сборника. Дахху, очень жду тебя в следующий раз!

Вереск зовет на помощь

Тинави из Дома Страждущих

Было еще темно.

Я сидела на вершине холма, скрестив ноги, и влажная от ночной росы трава обступала расстеленный плед, как изумрудное море — затерянный остров.

— Уже скоро, — тихо сказала я, глядя на горизонт. — Совсем скоро.

Полынь не шелохнулся, и только легкий цветочный ветер, танцующий над холмами, коснулся одного из колокольчиков в его волосах: «Хорошо. Я знаю».

Глубокие, подводные цвета предрассветного часа — сапфировый и чернильно-зеленый — были напоены ароматами лесной земляники и пионов. В ореховой роще, оставшейся у нас за спинами, шебуршились какие-то птицы. А впереди были только холмы.

Холмы, холмы, холмы… Травяные волны до самого горизонта, нашептывающие что-то на языке княжества Вухх. Мир большой и выпуклый, как небо. Звонкая, натянутая темнота, которую вот-вот надорвет рассвет.

— Сейчас, — шепнула я и сжала ладонь Полыни.

Малиново-золотое свечение лентой легло на границу земли и неба. Напоминая волшебный цветок, оно мерцало и ширилось, раскрывая объятия. Воздух стал гуще: уже не такой прозрачный, он словно получил вес. Природа затаила дыхание. Мои ноги, руки — тяжелели, обретали вещественность, ветер впервые показался холодным, и я знобко повела плечами, на которые Полынь тотчас молча накинул свой лежащий прежде на пледе плащ.

Кромка солнечного диска — роскошного, сияющего темно-алым, — показалась над горизонтом. Воздух был пронизан золотой пыльцой, вдохнув которую, я почувствовала вкус меда на языке.

Янтарное сияние лилось в нашу сторону, словно божество в струящихся одеждах ступало по холмам. Его длинные пальцы касались верхушек холмов — так мама рукой ласково треплет волосы детям, — и те оживали: просыпались маленькие зверьки, птицы вспархивали из высокой травы и пели.

Один за другим по холмам прокатились теплые бронзовые лучи и коснулись нас. Мои глаза были полны слез — я не хотела моргать, чтобы не упустить ни мгновения этой чарующей зари, этого таинства природы. Наконец, свет обхватил меня и включил в свой золотой поток. Миллиарды частичек вселенной, сама энергия бытия пронизывала меня насквозь, вымывая старый день, даря свободу нового. Все менялось и преображалось каждое мгновение: первородный танец унни был диким, непредсказуемым, захватывающим дух в своей непостижимости.

Но людям нужен порядок, — и, все-таки смежив веки, я мысленно создала пути для течения энергии.

Движение вверх — из центра земли, через корни деревьев, через почву, мхи и к небу — зеленый колодец унни, устремленной ввысь. И одновременно с ним — движение вниз: от звездного шатра к макушке, вдоль позвоночника, сквозь распластавшиеся по земле лютики и дальше — к подводным источникам, скалам, недрам планеты. Два разноцветных потока, и ты внутри них, укутанный мягким свечением солнца.

Мира нет, есть только энергия. Времени нет, есть только вечность.

Меня нет — есть только искра. Но она хочет созидать и потому создает и меня, и мир, и время… И Полынь.

Когда я пригласила Внемлющего поехать со мной к холмам и встретить там рассвет, совместив это с ритуалом «фонтана» из чьяги — так называлось открытие двух потоков и единение с сущим благодаря ему, — я боялась, что Полынь откажется. А когда он согласился, я подумала, что наверняка сама проведу эти золотые минуты, подглядывая за Внемлющим — как он выглядит, когда медитирует? Как выглядит на заре?

Но в итоге сейчас, увлекшись игрой света внутри и вокруг себя, я почти забыла о том, что Полынь сидит рядом. Если бы, исследуя себя внутренним взором, я вдруг не осознала, что моя правая рука сжимает чью-то руку, а не просто лежит на колене, я бы так и просидела весь рассвет, нежась в своем одиночестве. А так — я приоткрыла один глаз, потом второй и осторожно, чтобы не спугнуть, покосилась на Полынь.

Он сидел, подставив лицо лучам этого безмолвного, приятно тяжелого бронзового солнца, и перышки, вплетенные в его волосы, слабо колыхались. Полынь казался безмятежным и вечным, куда более старым и одновременно юным, чем он есть на самом деле, — видимо, и для него сейчас не существовало времени.

Интересно, что он представляет?

Вчера я рассказала ему о ритуале фонтана — об этих потоках, нисходящем и восходящем, — которые можно почувствовать, усилить и разогнать, чтобы весь день после этого видеть, слышать и чувствовать чуть тоньше, чем обычно. Но стал ли Полынь пробовать эту технику или нашел для себя другую точку баланса в нашей огромной, полной тишины, танцующих теней и льющегося света вселенной?

Какое-то время я, затаив дыхание, любовалась Внемлющим: он редко бывает так неподвижен и расслаблен, а потом обвела взглядом все вокруг и с жалостью отметила, что драгоценные минуты рассвета уже уходят.

Винно-янтарная глубина сменялась легкостью лимонных и лазурных красок, солнце уже полностью показалось над горизонтом, живущие в холмах зверьки выбирались из нор и мчались по своим делам: только серебристые спинки мелькали в траве. Гудели шмели в цветочном воздухе.

Когда я вновь обернулась к Полыни, он уже тоже открыл глаза и внимательно смотрел на меня.

— Жаль, что все так быстро закончилось, — сказала я.

Внемлющий покачал головой.

— Солнце поднимается над холмами каждое утро, малек. Ничего не закончилось.

— Но такого утра уже не будет.

— Зато это — было. Ты его не упустила. Я его не упустил. — Он пожал плечами.

— Тебе понравилось?

— Да, — кивнул Внемлющий, поднимаясь и утягивая меня за собой.

То, как тихо он это сказал, могло означать лишь одно: ему понравилось даже больше, чем он рассчитывал. Смею даже предположить, что сейчас Полынь подумал что-то наподобие: «Надо же. Все неприятные вещи, сопутствующие встрече рассвета в холмах, — вроде подъема не пойми во сколько и долгой дороги — окупились сторицей».

— Но, Тинави, если ты сейчас предложишь делать так каждые выходные или что-то вроде того, я откажусь, — предупредил Внемлющий, быстро идя к ореховой роще.

Кажется, он торопился вернуться в город: как минимум, за кофе. Как максимум, за продолжением недосмотренных снов. При каждом шаге полы шелковой хламиды обвивались вокруг его голеней, а высокая трава ненадолго расступалась, прежде чем сомкнуться вновь, и я успевала шагать по этой недолговечной зеленой тропке, оставляемой Полынью.

— Не предложу, — я помотала головой. — Это бессмысленно. Я же сказала: такого не будет. Зачем тогда пытаться повторить? Я буду предлагать тебе другие вещи. Возможно, еще более жуткие — готовься.

Я не видела его лица, так как он шел передо мной, но догадалась, что он улыбается.

Думаю, кто-нибудь, кто наблюдал бы за нами со стороны, не понял бы, отчего вообще придавать такое значение какой-то четверти часа, проведенной в холмах поутру, в молчаливом сидении на пледе.

Но мы — шолоховцы, понимаете? Лесные жители со своим странным взглядом на мир. Среди нас есть те, кто более склонен к романтике, философии, и те, кто кажется более циничным и скептичным, но в общем и целом нас объединяет то, что мы преклоняемся перед чудом вселенной и всегда ищем ответы на вопросы, которые и сформулировать толком нельзя, только почувствовать — неуловимые, таящиеся где-то в подсознании, промелькивающие, как крылья колибри, но волнующие душу вопросы…

С этой точки зрения пятнадцать невыразимых минут на холме могут показаться до праха важным событием, золотой пылинкой истинного волшебства. А уж когда ты был там не один…

Об этом как-то толком не поговоришь и не напишешь, но, как мне кажется, настоящая магия жизни и складывается из таких вещей — невыразимых, неуловимых, недолговечных.

— У тебя есть планы на сегодня, малек? — спросил Полынь, когда мы добрались до наших лошадок, ждавших нас на опушке ореховой рощи.

У Внемлющего это была, как всегда, его любимая, в яблоках, Димпл, а у меня — кобылка из ведомственной конюшни по имени Сапфир, названная так за удивительные голубые глаза. Она была ужасно молода и ужасно строптива, но мудрая Димпл за время нашей поездки умудрилась передать ей часть своего спокойного достоинства и весомости, как, наверное, в свое время магистр Орлин передавал нам с Дахху и Кадией свои. Теперь Сапфир шла куда более мягким шагом, чем ночью, когда скакала так энергично, что сонная я то и дело норовила с нее грохнуться.

— Планов нет, — сказала я, поднимая руку и рассеянно касаясь листвы вязов, склонившихся низко над лесной дорогой. Люблю мимоходом трогать листву и кору, как бы странно это ни звучало. — А что?

— Мой старший брат Вереск ни с того ни с сего попросил меня заехать в Академию, где он будет сегодня на завтраке. Учитывая, какие у нас натянутые отношения, это само по себе звучит подозрительно, а в ташени он еще и указал, что «дело довольно важное».

— Ого! — я так и подпрыгнула в седле. — Думаешь, преступление в стенах академии? Что-то, о чем нельзя говорить Смотрящим, чтобы не уничтожить репутацию учебного заведения?..

— Ну у тебя и фантазия, — фыркнул Полынь. — Надеюсь, там все же что-то попроще. Но предлагаю проехать со мной, если ты, конечно, не против.

— Конечно, я за! Я ни разу не видела Вереска. Все мои знания о нем ограничиваются тем, что «в детстве он был садистом, отрывающим ноги комарам», — я процитировала слова, когда-то произнесенные самим Внемлющим, — а сейчас занимает какую-то высокую должность. Какую, кстати?

— Он главный юрист Академии. И заодно преподает на Правовом факультете.

— О-о-о, тогда точно произошло преступление!..

— А тебе так и хочется полюбоваться трупом в этот свежий воскресный денек, да?

— Ну нет, — я дернула плечами. — Просто делаю ставки. В общем, я с тобой. Вопрос только, обрадуется ли Вереск тому, что ты приедешь не один.

— Радовать Вереска никогда не было моей целью, — хмыкнул Полынь и подстегнул лошадь.

Я люблю Академический городок Шолоха: этот чудесный квартал, пропитанный духом студенчества. Если вокруг Башни магов, где учат колдунов всех мастей, концентрируется чистое волшебство, то здесь ты чувствуешь запахи книг и кожи, пряного кофе, которым студенты поддерживают свою жизнь перед сессией, цитрусовых масел, которые девушки любят наносить на мочки ушей, роз, растущих на многочисленных клумбах. Здесь просторно и немного суматошно, а здания факультетов, библиотек, резиденций и других построек, разбросанные по всему кварталу, перемежаются с частными домами, магазинчиками и лавками амулетов — кто не захочет купить талисман на удачу перед важным экзаменом!..

Утром в воскресенье здесь было довольно тихо, хотя нам навстречу нет-нет да выгребали из тени бледные студенты, учившие что-то всю ночь и теперь явно не соображающие, какой на улице час и день. Бедолаги! Один такой чуть не шагнул под копыта моей лошади, и, когда я воскликнула: «Осторожнее!», отшатнулся обратно с вскриком:

— Ох, простите! Я сегодня ужасно рассеянная!.. Недосып.

Я удивленно вскинула брови. Да уж. У студента на лице присутствовала щетина, и в целом он выглядел однозначно как парень, так что оговорка в окончании глагола и впрямь была симптоматична.

Вереск ждал нас (ну, или, точнее, Полынь) на веранде ресторана «Ложечка знаний», расположенного под боком у Правового факультета. Увидев его издали, я, кажется, догадалась, почему у них с моим напарником не ладятся отношения.

Старший из молодого поколения Внемлющих был воплощением высокомерия и чопорности. Весь одетый в черное (черные замшевые брюки, черная блуза, черный кушак, черные ботинки), с такими же черными коротко стриженными волосами, с черными глазами и с черным… тьфу ты, в смысле, с мрачным (но бледным) лицом.

При виде нас он отнюдь не обрадовался, но вежливо встал, пожал Полыни руку и познакомился со мной. По сравнению со своим братом мой напарник выглядел, как детская погремушка в своей бодренькой хламиде (сегодня — оранжевой), с миллионом украшений и перышками в волосах. Вереск был того же роста, что и Полынь, но казался выше и по поведению производил такое впечатление, будто был отцом, а то и дедом Ловчего. Только не тем дедом, который дряхлый и ворчит, а тем, чей накопленный за долгую жизнь опыт переродился в чванливость в той же мере, что мудрость и жесткость, и которому слова поперек не скажешь. Либо принимаешь его авторитет, либо валишь к праховой бабушке.

— Ну и что же такого случилось в твоих владениях, что ты позвал меня на беседу, дорогой брат? — Полынь говорил настолько вежливо и неестественно, что это бесило даже меня: насмешка легко читалась между строк.

Вереск тоже предпочел перейти прямо к делу.

— У студентов новое увлечение, которое надо пресечь. Два дня назад на первом курсе Правового факультета появилось и мгновенно распространилось зелье, с помощью которого они развлекаются. Проблема в том, что это зелье до сих пор не прошло ни одной проверки на безопасность и вообще не планируется к свободной продаже. Его разработали в Башне магов, и кто-то, судя по всему, украл оттуда целую экспериментальную дозу и с какой-то радости принес к нам в Академию. Как мы понимаем, наши первокурсники, вместо того чтобы доложить преподавателям…

Тут Полынь тихонько фыркнул. Доложить преподавателям? Бред!..

–…разлили его по колбам и теперь передают друг другу. Эта зараза распространилась по факультету, как поветрие. Нам нужно выяснить, кто принес зелье в академический городок, кто додумался разлить его по колбам и, наконец, кто успел его попробовать. Первых и вторых нужно доставить ко мне, а у третьих — взять расписку о том, что они нормально себя чувствуют, не имеют претензий к Академии и не будут разглашать подробности своего… опыта.

— Я так понимаю, по твоей задумке этим делом должен заняться именно я от твоего имени, а не Смотрящие, чтобы в газетах — если там появятся материалы на этот счет — заголовки звучали скорее как «Академия быстро потушила эпидемию», нежели «Правовой факультет не уследил за здоровьем студентов»?

— Именно, — Вереск скупо кивнул. — Я удивлен тем, что ты догадался. Надо же, ты достаточно умен, Полынь.

— Ты, судя по всему, тоже не такой идиот, каким стараешься выглядеть, — Ловчий вернул ему улыбку. — Нам всем есть чему подивиться этим утром, не правда ли?

Как будто бы грозовая тучка появилась над нашим столиком. С каждым мгновением улыбки братьев становились все более застывшими.

— А что это за зелье? — я вклинилась в беседу. — Что-то связанное с повышением трудоспособности или улучшением памяти?.. — начала предполагать я, думая о том, какой эффект может так массово потребоваться студентам накануне сессии, что они начнут пить что попало из непонятных колбочек.

Хотя… Боги, это же первокурсники, разве им нужны причины?

Вереск поморщился.

— Нет, — сказал и тяжело вздохнул. — Это зелье позволяет… временно поменяться двум людям телами.

— Ого! — опешила я. — Серьезно?!

— И они, идиоты, применяют его для развлечения, — трагически продолжил Вереск. Полынь цокнул языком:

— Вместо того чтобы дождаться экзаменов и меняться телами с отличниками, предварительно подкупив их чем-нибудь, да? И впрямь глупо!

— Ужасно глупо.

Братья Внемлющие были в чем-то согласны, ну надо же!

— Так, — Полынь залпом выпил свою крохотную порцию черного кофе и поднялся из-за стола. — Ну, в принципе, картина ясна. Уточни, Вереск, когда ты сказал, что это «настоящее поветрие», «зараза быстро распространилась» и все такое, — ты говорил как шолоховец или как юрист?

— Что ты мелешь? — свел брови Вереск. — С каких пор это противоречащие друг другу понятия?!

— Шолоховцы любят преувеличивать, а вот юристы крайне аккуратно обращаются с формулировками, — подмигнул Полынь. — Пытаюсь оценить, о скольких реальных случаях обмена телами вы знаете.

— О двадцати.

— О двадцати парах, выпивших зелье, или о двадцати людях — то есть десяти парах?

— Второе, — проворчал Вереск крайне неохотно.

— И ты уже психуешь.

— Я не психую, а пытаюсь оградить свой факультет от неприятностей! — взвился тот. — На, держи, — Вереск вытащил из сумки узкую колбочку, перевитую декоративной веточкой плюща. Внутри была желтовато-розовая слоистая жидкость. — Я забрал эту дозу у одного мальчишки, он купил две штуки.

— Ты грабишь подростков, какой кошмар, — Полынь уже с интересом откупорил колбочку, капнул из нее на палец и принюхался. Потом сунул палец мне.

Я тоже повела носом: пахло чем-то вроде подслащенной смоляной жвачки — сахарно и… розово, как бы странно ни звучало такое определение в отношении ароматов.

— А как это использовать, кстати? Как зелье понимает, с кем именно надо менять человека телом? — полюбопытствовал Полынь.

— Те, кто хочет провернуть этот трюк, капают в колбу по капле своей крови. И встряхивают, вот и все.

— Ага… Значит, если что-то пойдет не так, декана факультета еще могут попробовать обвинить в том, что его студенты наносили себе ранения. Понятно, что с таким юристом, как ты, никакого дела и вовсе не будет, но все равно неприятно. Про принцип действия зелья тебе тот первокурсник рассказал?

— Верно.

— А о том, кто продал ему зелье, умолчал?

— Да, — Вереск поморщился. — Не выдавать своих — дело чести.

— Поня-я-я-ятно. — Полынь потряс колбу и приблизил к глазам. — А что будет, если добавить туда кровь трех людей?

— Понятия не имею, — раздраженно пожал плечами Вереск. — Зачем тебе это?

— Просто интересно. Давайте попробуем? — Полынь обвел нас хитрым взглядом.

— Что?! — хором воскликнули мы со старшим Внемлющим. — Еще чего!

— А жаль, — цокнул языком Ловчий и подытожил: — Ладно, Вереск, думаю, сегодня к вечеру я найду для тебя всю необходимую информацию. А то завтра понедельник, не до того будет. Ах нет, подожди.

Уже отойдя от столика, он обернулся.

— А сколько ты мне заплатишь?

— Я должен тебе платить? — возмутился Вереск. — Мы же братья!

— Точно, — Полынь хлопнул себя по лбу. — Я совсем забыл. Тогда ты должен заплатить мне в два раза больше, чем заплатил бы чужому человеку за такую услугу. Семейные узы, большая любовь, все такое.

— Нет, — Вереск надулся. — Я вообще не собирался тебе платить.

— Гениально. Так не пойдет.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Полынь чего-то ждал, причем как будто не решения о деньгах. Сложно сказать почему, но выражение его глаз выглядело так, будто он искушает Вереска. Чем — я понятия не имела.

Наконец, поджав губы, старший Внемлющий снова залез в сумку и на сей раз вытащил оттуда чековую книжку.

— Ты согласен на такой гонорар? — спросил он, написав там какую-то сумму и показав ее Полыни.

— Вполне, — улыбнулся тот. И беззаботно махнул рукой. — Я пошлю тебе ташени, когда все будет готово.

Мы ушли.

У Полыни было удивительно хорошее настроение по сравнению с тем, каким оно казалось еще пятнадцать минут назад.

— Тебя так веселит это зелье? — попробовала угадать я. — Или ты радуешься тому, что проведешь целый воскресный день в суматохе расследования?

— И это тоже. Но в первую очередь меня радует то, что Вереск решил заплатить мне.

Я скептически посмотрела на напарника.

Вообще-то, у Ловчих хорошие зарплаты. Не говоря уже о том, что представители главных ветвей знатных Домов королевства могут не думать о финансах. Короче, Полынь — не тот человек, для которого деньги когда-либо служили мотивацией к действию.

Увидев выражение моего лица, Внемлющий усмехнулся. И поспешил объяснить:

— Дело в самом факте, который свидетельствует о том, что брат относится ко мне немного лучше, чем мог бы. Понимаешь, когда я вернулся домой после бунта Ходящих, Вереск был в ярости. Точнее, сначала вообще все родственники были в ужасе — думаю, ты легко можешь себе это представить, — потом у всех этот ужас превратился в холодное игнорирование и только затем постепенно сменился относительным дружелюбием. Но с Вереском было не так. У него ужас превратился в гнев. Как-то раз он загнал меня в темный угол в неиспользуемом флигеле поместья и популярно и отнюдь не дружелюбно объяснил, что со мной будет, если я нарушу хоть одно из вводимых им правил поведения. В выданном списке их было, кажется, около полусотни. Вереск называл меня всякими нехорошими словами за то, что я посмел явиться в поместье, а напоследок сказал: «Как представитель Правового ведомства, я должен был немедленно сдать тебя, мятежного Ходящего, властям. Но я этого не делаю. Поэтому ты будешь должен мне, братец, до конца своей жизни, ясно? Чего бы я ни попросил, что бы я ни сказал — ты будешь должен помочь. Безотлагательно».

Полынь вздохнул и поправил бубенчик, звякнувший у него в волосах. Я слушала его с замиранием сердца: Внемлющий ужасно редко говорит о своем прошлом и семье, и каждый раз мне кажется, будто я, слушая его, на самом деле подслушиваю — воровато и скрытно. Главное — чтобы никто не заметил! Особенно сам Полынь.

— Собственно, сегодня первый раз за прошедшие годы, когда Вереск попросил меня о помощи, — напарник потянулся, как после сна. — Вот мне и было интересно: что он скажет в ответ на мой вопрос об оплате? «Ты не забыл, что ты мне должен?» Или, может: «Знай свое место, брат»? Но он сказал, что заплатит. — Полынь подмигнул. — А значит, тот диалог, старый, уже не считается. И меня это до странности радует, малек! А что касается гонорара — он неплохой. Прокутим его?

Я рассмеялась оттого, как забавно слово «прокутим» прозвучало из уст Полыни: прежде за ним не наблюдалось тяги к таким вещам. Он же не Мелисандр Кес, в конце концов!

— Просто с легкими деньгами стоит так же легко расставаться, — объяснил Внемлющий. — Иначе ты определенным образом застопоришь поток унни — а это никому не делает добра.

— Тогда прокутим! — согласилась я.

Мы решили начать расследование с того студента, который чуть не попал под копыта моей лошади.

Или, как теперь казалось вероятным, — с той студентки. То, что я приняла за оговорку из-за недосыпа, вполне возможно, было следствием присутствия в чужом теле: не так-то легко с ходу начать говорить о себе в другом роде! В моменты стресса точно может прорваться истина.

Я вспомнила, что, перейдя дорогу, искомый нами «студент» зашел в кофейню на углу аллеи, и постольку, поскольку времени с тех пор прошло не так много, мы заглянули туда же. Нам повезло: сонный молодой шолоховец сидел за угловым столиком. Перед ним стоял огромный стакан холодного какао со взбитыми сливками, тарелка, полная пончиков, деревянный поднос с жирнющим сэндвичем с беконом и горстка сливочных конфет.

Ничего себе, сколько еды!..

— Доброе утро! Можно вас спросить кое о чем? — подошла я, улыбаясь. Полынь же решил подождать у стойки — наседать вдвоем на несчастного завтракающего человека было бы жестоко.

Студент, в обеих руках держащий по пончику, поднял на меня взгляд и с сомнением нахмурился. Потом кивнул.

— От этого зелья действительно нет никаких побочных эффектов? — я вытащила из кармана взятую у напарника колбочку.

Студент вздрогнул, его глаза лихорадочно заметались по кофейне.

— Да не беспокойтесь! — замахала руками я и, отодвинув тяжелый деревянный стул, села напротив. — Вас никто не накажет за его применение. Но нам нужно убедиться, что ваше здоровье в порядке, и договориться, что вы берете ответственность за использование на себя.

Я чуть подробнее рассказала о том, что происходит и почему господин Вереск беспокоится.

— Там, внутри, вы девушка, верно? — решила на всякий случай уточнить я.

— Ага, — кивнул студент. — Я Мирана, очень приятно.

Из уст парня это звучало немного странно.

— А если не секрет. — я еще раз посмотрела на устрашающее количество еды на столе. — Вы решили, что в мужское тело больше влезет?

— Вроде того, — улыбнулась Мирана. — Я сижу на строгой диете, потому что серьезно занимаюсь танцами, и Найрик разрешил мне вволю поесть, пока я — он. Именно поэтому я захотела с ним поменяться. А он со мной — потому что ему интересно, каково это — сидеть на шпагате!

Моя бровь непроизвольно взметнулась. Оу. Внезапная причина.

— Ну, не считая того, что использовать это зелье в принципе ужасно весело! — продолжала мужским голосом щебетать Мирана.

— Прямо весело? — неожиданно вклинился подсевший к нам Полынь: третий стул он притащил с собой.

— Очень! — кивнула студентка. — Попробуйте, раз у вас есть такая возможность. Фэнси говорит, действие длится часов двенадцать-пятнадцать, успеете к завтрашнему рабочему дню поменяться телами обратно.

Я прищурилась.

— А Фэнси — это у нас тот, кто продает пузырьки?

Мирана ойкнула и зажала себе рот.

— А вы сделаете с ним что-то плохое?

Мы пообещали, что не сделаем. И не накажем. И даже не оштрафуем.

— Но его ждет разговор с господином Вереском из Дома Внемлющих, — предупредила я.

Мирана приуныла.

— Язык мой — враг мой, — вздохнула она. — Бедный Фэнс.

— Да не беспокойтесь, — легко отмахнулся Полынь. — Не вы, так кто-нибудь другой бы в любом случае назвал сегодня нам это имя. И к тому же не съест же его Вереск. И не отчислит. Просто отчитает как следует, а это, в некотором роде, даже полезно для выработки иммунитета к конфликтам.

Я ободряюще улыбнулась:

— Можете нам вообще больше ничего не говорить, мы и так теперь этого Фэнси найдем.

— Утешили, да уж. — вздохнула Мирана.

Она подписала бумагу о том, что обязуется не рассказывать никому о своем опыте и сходит завтра к лекарю (на всякий случай), а также, помявшись, дала нам адреса Найрика и Фэнси.

Когда мы уходили, я оглянулась и не удержалась от смешка: танцовщица Мирана в мужском теле с упоением, закатывая глаза от восторга, откусывала то от одного, то от другого огромного пончика в розовой обсыпке.

Найрика не оказалось в резиденции, но по совету одного из пробегавших мимо студентов мы заглянули в спортивный зал — и да, там, одетый в легкий тренировочный костюм, в окружении панорамных окон и зеркал, кружился, прыгал и танцевал студент в крохотном женском теле, которое явно принадлежало Миране.

— Ух ты! — восклицал он, как-нибудь особенно изящно подлетая и взмахивая ногой. — Вот это да! Как так легко получается?! У нее что, воздух внутри, а не органы?!

— Кхе-кхем, — сказала я, привлекая к себе внимание, и Найрик, закрутившийся в прыжке, собирался было грохнуться от неожиданности. Но тренированность тела танцовщицы привела к тому, что он лишь по-сценически элегантно приземлился на одно колено.

Мы с Полынью объяснили ситуацию. Найрик нахохлился, но письменно подтвердил, что со здоровьем все хорошо, никаких претензий к факультету он, небо упаси, не имеет и болтать о случившемся не будет. Он выразил надежду на то, что наказание для всех окажется не слишком строгим — в конце концов, их тут в Академии только и делают, что целыми днями хвалят за любознательность или ругают за недостаток оной! А что, как не любознательность, сподвигла студентов попробовать такое зелье?

Через пару часов у нас с Полынью на руках были подписанные признания и обещания молчать от целой толпы. Факультет знал о десяти случаях обмена телами, но в реальности таких пар оказалось больше. Уже несколько раз прозвучало имя Фэнси Ливарри — судя по всему, именно он, действительно, снабжал всех зельем. Возможно, он и украл его из Башни магов.

Последний из пойманных нами студентов, в отличие от предыдущих, не назвал нам никаких новых имен.

— Что ж, значит, сейчас нам стоит сходить к этому Фэнси, — кивнул Полынь. — Не зная, сколько роздано пузырьков, мы не поймем, скольких еще экспериментаторов нужно отловить.

— Логично, — согласилась я и, открыв карту Академического городка, поискала там Лазоревую аллею.

Фэнси жил не в студенческой резиденции, а в отдельном узеньком домике, спрятавшемся между цветочной лавкой и ателье плащей-летяг. Мы постучались.

Очень долго никто не открывал, хотя за дверью слышались какие-то шаги.

Тогда мы постучались еще разок, понастойчивее, а я начала обшаривать стену в поисках, возможно, не замеченного маг-звонка.

— Отстань от меня уже, злобная тварюга! — неожиданно рявкнули из дома. — Я все равно тебя изгоню! Не надейся! Арр-р-р-р, ненавижу!..

— Э-э? — протянула я, оборачиваясь к Полыни. Он ответил мне таким же удивленным взглядом, а затем, пожав плечами, прижался к двери почти вплотную и крикнул:

— Господин Фэнс Ливарри, вас беспокоит господин Полынь из Дома Внемлющих, брат господина Вереска.

Сегодня мы не представлялись Ловчими, так как действовали неофициально.

За дверью охнули, а затем на узком окошечке отодвинулась занавеска и мы увидели пораженный взгляд зеленых глаз.

— Что вам надо? — подозрительно спросил их обладатель.

Мы с Полынью переглянулись. Огромные синяки под уставшими глазами Фэнси Ливарри были совсем не такими, как синяки под глазами некоторых других встреченных нами студентов: там они были признаками веселой ночки, тогда как здесь — следствием мучительной усталости, паники и нервной бессонницы.

Полынь быстро и прямо рассказал Фэнси о причине нашего прихода. Тот пару мгновений колебался, а затем послышался звон снимаемой с двери цепочки.

— Заходите, — студент поманил нас внутрь и повел на кухню, где мы чинно сели вокруг небольшого стола. — М-да, представляю, какое наказание придумает мне профессор Вереск, он у нас… лютый. Но ничего. Главное, избавиться от этой твари, по сравнению с ней ничего не страшно.

— О какой твари вы говорите? — нахмурилась я, и в тот же момент Фэнси неожиданно заорал:

— Пригнись!

Я безропотно послушалась — над головой у меня что-то просвистело, и, выпрямившись, я обнаружила, что это был чайник, влетевший в стену у меня за спиной. Его осколки теперь валялись на полу.

— Вот об этой твари, — траурно сообщил Фэнси. — Мерзкая штука.

— Думаю, нам нужно немного больше информации, — намекнул Полынь.

Фэнси уныло подпер щеку кулаком.

— Ну, дело в том, что мы с моим другом Совлером, который учится в Башне магов, стащили оттуда бутыль этого зелья.

— Зачем?

— Это весело, — Фэнси виновато втянул голову в плечи. — Совлер подслушал разговор профессоров о том, что это зелье отлично работает и полностью безопасно, но его решили не выводить в продажу и, возможно, даже запретить к использованию из-за того, что оно потенциально может принести слишком много проблем и неразберихи, тогда как его преимущества не являются однозначными и конкурентоспособными. Профессора высказали сожаление о том, что столько месяцев работы ушло под хвост ундине. Вот мы с Совлером и решили — чего добру пропадать? У них в хранилище штук десять бутылей с этим зельем стояло — мы всего одну прихватили, подумаешь! Никто даже не хватился. Мы специально пару недель выждали, чтобы убедиться, что шумиха не поднялась. И только после этого сами попробовали. И опять же, вернувшись обратно по своим телам, решили немножко зелья оставить себе, а остальное разлить по пузырькам и раздать моим любопытным приятелям здесь, в Академии.

— Прямо-таки раздать? — Полынь изогнул бровь. — Какая благотворительность, надо же.

— Ну, — Фэнси смущенно почесал в затылке. — Ладно-ладно, продать. Какая, в сущности, разница?

В это время из раковины вдруг вылетела вилка и на полном ходу попробовала воткнуться в руку Ливарри, которой он активно жестикулировал.

— Ай-й-й, тварюга! — заругался студент и, вскочив, стал неопределенно угрожать кому-то кулаком. — Ну, доберусь я до тебя!..

— Да-да, вот о «тварюге» поподробнее, пожалуйста, — авторитетно закивал Полынь.

— Да это дух-охранник из Башни. — Фэнси тяжело вздохнул, садясь обратно. — Он сторожил бутылки с зельем. Еще когда мы их крали, он начал чудить: предметами в нас кидать, порывами воздуха сшибать. Совлер тогда нас магическим щитом прикрыл, и мы свинтили из Башни по-быстрому, а на улице Совлер еще и как-то хитро следы запутал. Казалось, дух отстал и больше нас не побеспокоит. Но, как выяснилось позже, отстал он только в скорости — а через пару дней выследил нас. Явился сюда, мы как раз сидели и зелье по колбам разливали. И что бы вы могли подумать? Стоило нам самим попробовать зелье и поменяться телами, как мы его увидели!

— Этого духа? — уточнила я.

— Да! — Фэнси закивал. — Он немного похож на элементаля, но ухмылка — как у бандюгана из самой грязной подворотни.

Полынь заклинанием остановил очередной предмет кухонной утвари, с грохотом сорвавшийся с места и направившийся в голову Фэнси.

В тот день, поменявшись местами и поняв, что в таком состоянии они видят духа, Фэнси и Совлер решили его полноценно изгнать: иначе было неясно, как долго еще он собирается за ними таскаться и мстить за кражу. Студенты отправились в уединенную кленовую рощицу на холме Форрен-Мур, и там Совлер (находясь при этом в теле Фэнси) провел обряд изгнания. Однако то ли Совлер был не таким хорошим колдуном, то ли свою роль сыграло нахождение в теле юриста — так или иначе, духа не удалось выдворить как следует. Уже через неделю он приперся снова — прямо сюда, домой к Фэнси, на которого, видимо, теперь персонально точил зуб.

— И вот он постоянно творит какой-то беспредел, — жаловался Фэнс. — У меня в комнате уже ни одного неразбитого сувенира не осталось. И спать не могу: он хватает подушку и порывается меня придушить.

Я вскинула брови:

— А почему вы с Совлером не изгоните его еще раз?

— Совлер уехал из Шолоха на какие-то курсы на две дюжины дней, — закатил глаза Ливарри. — Я попытался нанять для этой задачи профессионального заклинателя, но мне сказали, что невидимый дух — это повышенный уровень сложности, тех, кто умеет с ними обращаться, не так много, и придется встать в очередь ожидающих клиентов. Пока они все это мне объясняли, я вдруг сообразил, что кто-нибудь может и понять, что это не просто тварь, а дух-охранник из Башни. Еще посадят меня в тюрьму за воровство, мало ли. Вот я и жду, когда Совлер вернется. Что делать-то.

Полынь задумчиво покивал в ответ на слова студента и побарабанил по подбородку пальцами.

— Господин Фэнси, у меня есть к вам предложение, — наконец сказал он. — По удачному стечению обстоятельств, я умею изгонять духов. Причем качественно. Навсегда.

— О, правда?! — так и подскочил студент.

— Да. Как вам такая сделка: уже сегодня к вечеру этот дух не будет вас беспокоить, но в ответ вы отдадите мне нераспроданные порции зелья, а также перечислите всех, кто его брал. После чего всю вашу компанию ждет уютное чаепитие с моим братом — ну, да большой толпой будет не так страшно, как поодиночке, не правда ли? Хотя конкретно у вас, конечно, будет вечеринка с продолжением.

Фэнси поморщился, очевидно, представив, сколь много чудных мгновений принесет ему эта «вечеринка».

— А вы точно изгоните духа? — вздохнул Ливарри. — Я уже мечтаю нормально выспаться!

— Точно, — пообещал Полынь.

Они пожали друг другу руки, после чего мой напарник сказал студенту выметаться.

— Что?! — в равной степени поразились мы с Фэнси.

— Это мой дом вообще-то!

— Это же его дом, Полынь!

— Да не из дома, а из кухни, — вздохнул Внемлющий, кажется, слегка оглохший от нашего кудахтанья. — Я так понимаю, Фэнси, если вы уйдете, дух покорно уплывет за вами. Ну или непокорно — как у него принято. Но нам с Тинави нужно подготовиться к изгнанию. Не мешайте, пожалуйста.

— Ла-а-а-а-адно, — с подозрением протянул студент.

Когда за ним закрылась дверь, Полынь вытащил из складок хламиды колбу с зельем и откупорил ее.

— Ну что, душа моя, — подмигнул он. — Кто из нас первый капнет туда своей крови?

— Эй-эй-эй! — я так и подскочила. — Мы что, будем меняться телами?!

— А как еще ты предлагаешь изгонять духа, если его можно увидеть только под действием зелья?

Я с укором посмотрела на своего невинно хлопающего глазами напарника. Каким бы прекрасным актером ни был Полынь, удивление он играет паршиво.

Вообще, мне следовало с самого утра понять, что этим все закончится: еще в тот момент, когда Внемлющий якобы в шутку предложил поменяться телами втроем — со мной и Вереском разом. Да, он тогда изобразил, что это всего лишь хиханьки-хаханьки, но. Знаете, если Полыни в голову придет какая-то идея — даже мельком, — он, скорее всего, однажды воплотит ее в жизнь. Рано или поздно, в том или другом виде. Просто потому, что он ужасно упертый и любопытный парень и жизни проще показать ему то, что он возжаждал увидеть, чем потом долгие годы отбрыкиваться от его фантазий.

И опять же, не могу не признаться: мне самой было до ужаса интересно.

Рациональная и осторожная часть меня рекомендовала не заниматься такими сомнительными вещами, тем более с Полынью, но пытливая и «движушная» часть (а она всегда была больше по размеру) жаждала приключений.

— Ну хорошо, давай! — наконец перестав изображать возмущение, всплеснула руками я и с горящими от предвкушения чего-то необычного глазами бросилась к подставке с ножами.

Ссссщьх — привет, тоненький порез на указательном пальце. Капелька моей крови упала в зелье, а вскоре ее догнала кровь Внемлющего.

Полынь старательно закрыл крышку и потряс колбу.

— Интересно, как именно все случится? — протянула я, глядя на то, как желтовато-розовый цвет жидкости превращается в черно-бирюзовый. — Мы упадем в обморок или.

Я не договорила, так как меня на мгновение повело, как при головокружении. Схватившись рукой за край стола, я часто-часто заморгала, а когда зрение прояснилось, посмотрела на эту руку и.

От неожиданности вскрикнула.

Мужским голосом. Очень знакомым, принадлежащим не кому иному, как моему бессменному напарнику.

— Ты чего орешь?!

Стоявшая напротив девушка казалось совсем не такой, какой я привыкла видеть ее в зеркале. Надо же. Это я всегда так выгляжу со стороны? Или дело в том, что Полынь, переселившись в мое тело, мгновенно передал лицу свою мимику?

— От внезапности. Пепел! — я как зачарованная смотрела на свои, теперь мужские, пальцы в перстнях и кольцах. Потом перевела взгляд на многочисленные тяжелые браслеты. — Полынь, ты как вообще ходишь с таким весом на конечностях? Тяжело же!

— Возвращаю вопрос. Тебя по жизни ветром не сносит, малек? Мне кажется, если я сейчас подпрыгну, то впишусь макушкой в потолок, — хмыкнул Внемлющий, подбоченившись и как-то подозрительно кокетливо глядя на меня снизу вверх. Только не говорите, что у меня обычно такой взгляд!.. Что за игривость, хей?!

Перестав болтать, мы с Полынью очень долго и изучающе смотрели друг на друга. Не помню, чтобы когда-нибудь прежде у нас случалась настолько вдохновенная игра в гляделки. Будь здесь Марах и Плюмик, чемпионы по неморганию, думаю, даже они позавидовали бы нашему упорству.

— Знаешь, Полынь, — наконец озадаченно протянула я, — мне всегда казалось, что сила твоего безумного взгляда в самих глазах. Они же у тебя такие темные, глубокие, однако. Оказывается, ты и с моей анатомией можешь прожечь в собеседнике пару удручающих дырок.

Полынь фыркнул, вскинул бровь и эдак небрежно смахнул со щеки прядку красновато-каштановых волос.

— У тебя тоже вполне подходящие глаза для убийств, Тинави, — сказал он, находясь в теле, которое я привыкла считать своим и в котором он сейчас вдруг начал активно хрустеть всеми пальцами по очереди. Я поперхнулась: он мне там ничего не вывихнет, гений?..

— Хей, Внемлющий, убавь энтузиазм, будь добр!

— Я проверяю доставшееся мне тело, — хмыкнул он. — Заклинания изгнания ведь придется плести мне. Как у тебя с ловкостью пальцев, м?

Он на пробу сложил руки в несколько популярных плетений и, убедившись, что мои пальцы вполне справляются с необходимой скоростью «заклинательного танца», удовлетворенно кивнул.

Меня же прошибло неожиданной идеей.

Я стала снимать браслеты со «своей» правой руки, стремясь как можно скорее добраться до багровой татуировки Теневого департамента.

— Что ты собираешься делать?! — подскочил на месте Полынь, и от того, как забавно и симпатично-безобидно вытянулось его — мое — лицо, я коротко хмыкнула.

— Запредельные умения Ходящих дарует кровь Рэндома, что течет в твоих жилах. Не значит ли это, что сейчас я, а не ты смогу применять их? — объяснила я и уже потянулась к одному из пяти лезвий, изображенных на татуировке летящими в красный глаз, когда Внемлющий подскочил ко мне.

— Нет, не значит! — воскликнул он и цепко, как белочка, ухватился за мои руки, останавливая меня. — Не вздумай! Я учился их применению кучу лет, и шансов сделать что-то не так у тебя гораздо больше, чем преуспеть!

Вблизи я внезапно почувствовала, как от Полыни пахнет эфирным маслом розы, которым я утром натерла запястья, и шампунем с розмарином. О-о-о. Запахи, точно. Значит ли это, что.

Не додумав мысль, я спешно распустила огромный клубковатый узел, в который были собраны волосы Внемлющего, и, поднеся одну прядь к носу, с шумом втянула воздух.

— Ты чего? — опешил Ловчий, делая шаг назад.

Жесть, какая же у моего лица подвижная мимика, оказывается!.. Во всяком случае, в исполнении Полыни.

— Нюхаю, — коротко ответила я.

— Зачем, малек?..

— Если ты продолжишь звать меня мальком, находясь в моем теле, люди решат, что ты тю-тю. Сравни наш рост и убедишься, что это прозвище лучше отложить до конца действия зелья.

— Какие люди? Мы тут одни! — патетически воскликнул Внемлющий. Все-таки перепутанные тела немного меняли наш характер, хммм. Полынь сейчас точно был более — как бы сказать? — легким и ведомым, чем обычно. А я, напротив, чувствовала себя так, будто все судьбы мира сосредоточены в моих умелых руках. — И вообще, не уходи от вопроса: почему ты нюхаешь мои волосы, Тинави?

— Потому что мне нравится их запах, — коротко и четко бросила я, после чего, развернувшись, но не переставая вдыхать смесь ароматов древесины, мяты и перца, вышла из кухни.

— Маньячка!..

Охранный дух Башни магов, привязавшийся к Фэнси Ливарри, оказался похож на упитанного крылатого гоблина зеленого цвета. Он парил в воздухе, поджав ноги, и похожие на бабочкины крылья лениво махали.

Когда я, постучавшись, зашла в спальню студента, Фэнси валялся на диване, пытаясь читать, а дух висел неподалеку от него и крутил головой, явно высматривая, чем бы от души приложить Ливарри по затылку.

— Так-так, — я прищурилась, отставляя ногу вбок и пафосно переплетая руки на груди. — Вот как ты выглядишь, тварюга. Что ж, боюсь, тебе пора отправляться восвояси, ты достаточно порезвился среди людей.

Дух обернулся ко мне, часто-часто заморгав. А поняв, что я его вижу, с удивительной для его плотного телосложения прытью ломанулся к открытому окну и вылетел сквозь него.

— Тинави, блин! Ты что творишь?! — завопил Полынь, выскакивая у меня из-за спины.

— Играю в супергероя, — вынуждена была признаться я. — Тело располагает.

Внемлющий, уже вылезая в окно вслед за духом, метнул в меня убийственный взгляд. Мгновение спустя он спрыгнул на брусчатку уютного переулка. Ругнувшись, я бросилась вслед за ним и тотчас чуть не растянулась на ковре — гребаная хламида! Как он в ней вообще передвигается: все слои ткани путаются!..

— Вы, я так понимаю, зелье выпили? — спросил Фэнси, глядя на то, как я с ревом сдираю с себя верхние слои одеяния. И, расхохотавшись, в студенческой манере добавил: — Огонь, че.

Оставив на себе только штаны и одну съезжающую с плеч свободную майку длиной до середины бедра, я кинулась к окну. Перемахнула его с небывалой для себя легкостью и на дикой скорости — с ума сойти, вот это длина ног у Полыни, вот бы мне навсегда такие!.. — присоединилась к преследованию.

Так мы и мчались по витиеватым улочкам Академического городка: толстенький охранный дух, бешеная и опасная в исполнении моего напарника Тинави из Дома Страждущих и я, не перестающая восхищаться опытом обмена телами. Да-а-а, мысли мои были сосредоточены на чем угодно, но не на процессе гонки. Хорошо, что Полынь взял задачу на себя!

Успешно выбежав к набережной реки Плюмы, мы завернули во внезапно начинающийся здесь лес. Возможно, дух надеялся спрятаться там и оторваться от нас, но в итоге, наоборот, приблизил момент своего изгнания: если на улице Внемлющий не спешил швыряться заклинаниями, то в уединенной роще Ловчего ничто не останавливало.

— А ну стоять! — приказал Полынь, бодро перепрыгивая перегородивший тропинку замшелый ствол ольхи и вскакивая после него в боевую стойку. Одна нога согнута, другая выпрямлена, руки застыли в мудре голубя, волосы развеваются. Дух, как ни странно, повиновался, слегка притормозив перед тем, как в полете обогнуть очередное дерево. Он оглянулся — кажется, удивленный тем, что эта подозрительная девица смеет что-то приказывать ему, — и в ту же секунду Полынь прокричал формулу Крябохиса, которая служит для связывания потусторонних сущностей.

То, как он стремительно переплетал пальцы, выписывая нужную последовательность мудр, и изящно перетекал из одной позиции ног в другую, конечно, выглядело впечатляюще. Но заклинание… не сработало.

Ведь Полынь находился в моем теле, а я вообще не могу использовать классическую магию.

Прах побери! Воистину: наши тела имеют куда большее влияние на человека, чем можно было бы подумать при том культе мозга и искры, что возобладает в современном обществе!.. Можешь сколько угодно развивать магию и дух, но твоя физическая оболочка — это огромная часть тебя, и не получится игнорировать ее влияние на твою жизнь.

— О-о-о, пепел! — взвыл Полынь, поняв, что произошло.

Тогда как дух, будто придя в себя, стремительно полетел дальше. Напарник обернулся ко мне.

— Тинави! — воскликнул он. — Тебе знакомо заклинание Крябохиса?

— Да, но я применяла его только на учебе — и последний раз года четыре назад!

— Ничего страшного! Именно тебе придется связать этого духа, малек! Погнали!

И пока я лихорадочно повторяла в мыслях формулу и воспроизводила плетение, мы продолжили гонку. Кажется, мы навернули по роще никак не меньше двадцати кругов, прежде чем смогли загнать духа во что-то вроде ловушки, зажав его в углу между огромным мощным вязом и скалой.

— Kebreso, malaha va hobfer, leva'a! — уверенно вещала я хрипловатым голосом Полыни, а он, растопырив руки, мешал духу улететь вбок.

Вщух!

Призрачные нити сорвались с кончиков моих пальцев, и меня чуть не отбросило назад от могущества, напитывавшего каждую клеточку тела Полыни. Ух ты!.. Сколько же энергии унни может обуздать за раз Внемлющий!.. Даже в самые активные учебные годы я, кажется, не обладала и четвертью его силы!

— А ну не вздумай падать, я тебя не удержу, дылду такую! — предупредил Полынь в моем теле.

— Сам ты дылда, — буркнула я, и никогда еще эта «ответочка» не была столь истинной.

Серовато-перламутровые нити плотно связали духа, и он, вереща, упал на мягкий мох подлеска. Мы приблизились.

— Изгнание тоже придется проводить тебе, — заявил, скрестив руки на груди, Полынь.

— А вот этого я никогда не делала.

— Ничего, раз он связан, торопиться некуда. Научу.

— Полынь, а ему. — я замялась, глядя на духа. Быть неуверенной в чем-то и робеть, имея внешность Внемлющего, казалось почти святотатством, но тут мой характер одержал верх над рефлексами тела. — Ему не будет больно?

Летающий гоблин уставился на меня с благодарностью. Полынь фыркнул и покачал головой, поглядывая на меня снизу вверх.

— Нет. Духи, подобные этому, изначально обитают в Узких Щелях, и наши колдуны вызывают их оттуда. Соответственно, изгнание просто отправит его домой. Все с ним будет нормально. А ты, как обычно, чересчур сердобольна.

Я показала ему язык, и Полынь, сокрушенно покачав головой, стал учить меня нужному заклинанию.

С учетом гонки мы провозились почти до вечера.

Когда дух исчез, на прощанье рассыпавшись облаком зеленых блесток, я выдохнула и опустилась на траву, утирая пот со лба.

— Да ладно! — воскликнул Полынь, садясь рядом со мной. — Я не верю, что ты — я — мог устать от такого.

— Я истощена не физически, а интеллектуально, — зевнула я. — Хотя плюс одно заклинание в копилочку (которое, правда, я больше не смогу использовать) — это приятно. Ну что, пойдем обратно к нашему Фэнси?

— Пойдем. Надеюсь, он уже подготовил всю необходимую информацию.

Фэнси честно сдержал условия сделки: к моменту нашего возвращения у него был полный список студентов, купивших зелье, а также чистосердечное письменное признание в том, что это он украл разработку из Башни магов вместе с другом. Признание предназначалось Вереску, и Фэнси Ливарри так живописно посыпал голову пеплом, что представал настоящим героем, ступившим на путь истинного мученика во имя благоденствия Академического квартала. У парня явно был талант! Не знаю, конечно, что сделает с ним Вереск, выглядящий ну очень серьезным типом, но я бы, наверное, на его месте утирала скупые слезы и по прочтении присудила Фэнси повышенную стипендию.

— Напомните, сколько часов длится действие зелья? — попросила я Ливарри перед уходом.

— Двенадцать-пятнадцать часов, — подсказал он. И, прежде чем закрыть за нами дверь (бедняга хотел наконец-то выспаться!), подмигнул: — Еще успеете насладиться возможностями вашего обмена!

На небе уже вступил во власть закат. Стало прохладнее, дневные птицы отправились спать, а вот соловьи — едва начали разминать голосовые связки. Мы с Полынью тихонько шли по воскресным аллеям, и я, подставив лицо ветру, наслаждалась тем, как он шевелит перышки и бубенчики в моих волосах.

Полынь же ворчал.

— Ты криво надела хламиду, — критиковал он. — Поправь второй слой.

— А ты идешь ужасно не женственно, — парировала я. — Считай, прямо сейчас рушишь мою репутацию! Вдруг на нас смотрит кто-нибудь, кто меня знает? Эй-эй, стоп, перестань немедленно!.. — тотчас передумала я, когда он пугающе завилял бедрами.

Полынь расхохотался, согнувшись едва ли не пополам.

— Кажется, смешинка тоже идет в комплекте с телом, — улыбнулся он, отсмеявшись.

Мы пришли на назначенную встречу с Вереском (все там же, и он снова явился первым), и всего одной фразой довели старшего брата Полыни до легкого ужаса, который можно было заметить по его изменившемуся строгому прищуру.

— Вы сделали что? — переспросил он, переводя взгляд с меня на Внемлющего и обратно.

— Поменялись телами, — с удовольствием повторил Ловчий моим ртом. — Грешно было упускать такую возможность. Так, ну что, где моя оплата? Не задерживай попусту любимого брата!

— Ты мне не брат, не говори чушь, госпожа Тинави из Дома Страждущих, — быстро сказал Вереск, потому что в этот момент к нам подошла официантка.

Пока она зажигала свечу на столе — уже совсем стемнело, — Вереск протянул чековую книжку мне.

— Держи, Полынь.

— Благодарю, дорогой брат, — попыталась вжиться в роль я. — Я рад, что ты все-таки не опозорил Дом Внемлющих недостойным поведением.

Вереск поперхнулся не вовремя отпитой водой от такой наглости, а Полынь в моем теле звонко рассмеялся.

— Мы пойдем, — сказал он, поднимаясь.

— Спасибо за проделанную работу, — скупо кивнул Вереск. — И сохраните ее в тайне, будьте добры.

— А то ты подашь на меня в суд? — Полынь шаловливо наклонил голову.

— Именно так, — подтвердил Вереск на полном серьезе.

Мы уже сделали пару шагов от столика, когда он вновь окликнул моего напарника.

— Да? — обернулся тот.

Вереск нахмурился, будто сомневаясь, стоит ли говорить то, что собирался.

— Я бы хотел обращаться к тебе с подобными просьбами и дальше, если будет необходимость, — наконец объявил он.

— Без проблем. А я бы хотел иметь возможность вызвать тебя как адвоката, если вновь попаду в тюрьму.

— Не вздумай снова позорить честь семьи Внемлющих! — взвился Вереск, а Полынь зажал уши и, громко крича «бла-бла-бла!», просто-напросто… убежал.

— Хорошего вечера, — пожелала я Вереску.

— Взаимно, — кивнул тот. — Было приятно познакомиться с той, о которой я столько слышал.

— Слышали? — опешила я.

Кажется, я никогда не смогу спокойно уйти от этого грешного столика.

— Я думала, вы с Полынью обычно не разговариваете.

— Мы — нет. Зато с Душицей они весьма словоохотливы, когда пересекаются в поместье. Говорят громко и преимущественно цапаются. Но крохи информации о жизни Полыни в их перепалках встречаются, пусть и искаженные язвительностью Душицы, так что я более или менее представляю себе его работу в ведомстве. Признаюсь, я не очень люблю Полынь, госпожа Тинави. Но он все же мой младший брат, и поэтому я рад узнать, что в Шолохе появился по-настоящему близкий ему человек.

Я ужасно смутилась и, в очередной раз попрощавшись, сбежала вслед за напарником. Какие же эти все Внемлющие… интересные.

Мы не могли разойтись на ночь по разным сторонам: это было бы нелогично, потому что в любом случае каждый из нас проснулся бы не там, где должен был. Либо телом, либо душой.

Поэтому я предложила Полыни пойти ко мне, а заодно хорошенько повеселиться, постаравшись сделать так, чтобы Мелисандр Кес, живущий на втором этаже моего коттеджа, не понял, что тут что-то не так.

Это было эпично и прекрасно! Мы еще и специально притащили его играть в покер в гостиную: сам-то Мелисандр планировал в кои-то веки провести спокойный вечер у себя. Мне кажется, он все-таки что-то подозревал (особенно когда «Полынь» в моем лице проиграл три раза подряд, чего обычно за ним не водилось), но без предисловий догадаться о том, что люди поменялись телами, — почти невозможно, если не знаешь о существовании такого зелья.

Так что мы веселились напропалую. А потом Мелисандр ушел к себе. Оставалось еще несколько часов до обратной смены тел и, конечно же, в обычное время мы с Полынью спокойно дождались бы, но.

Вчера мы встали прах пойми во сколько, чтобы поехать на рассвет в холмах. И поэтому ждать было уже невыносимо.

— Я пойду спать в библиотеку: ведь именно так ты обычно делаешь, когда ночуешь у меня, — сказала я, зевая. — Проснешься в привычном месте.

— А, кхм, мне что, серьезно надо спать в этом? — Полынь с ужасом смотрел на мою пижамку, которую я вытащила и положила для него на кресло. Она действительно была не очень внушительной по количеству прикрытого тканью тела, скажем так.

— Можешь поспать прямо в домашней одежде, — смилостивилась я. И замахала руками, когда Полынь попробовал лечь на диван. — Э-э-э, не-не-не! На этом диване спать неудобно, а я хочу с утра быть бодрой и свежей. Залезай в постель.

— Боги, — только и сказал он, покосившись на вышеуказанную.

— Ты сильный, ты справишься, — пообещала я, уже выходя из комнаты.

Но он снова меня окликнул.

Глаза Полыни были темными и глубокими, как омут. Ох. Когда мой напарник смотрит так — и неважно, в чьем теле он находится, да хоть в олененке, — я начинаю резко переживать за наше знаменитое рабочее партнерство, эпичную дружбу, которую настолько любим и я, и сам Полынь, и все вокруг.

— Тинави, — Внемлющий помедлил. Его голос стал более тихим и хриплым, чем прежде. — Просто на будущее, чтобы ты знала: на самом деле, меня сейчас очень волнует тот факт, что я нахожусь в твоем теле.

Краска залила мое лицо.

— Еще бы. Как и меня, — закивав так энергично, что чуть голова не оторвалась, я выскользнула в коридор, поскорее захлопнула за собой дверь и прижалась к ней всем телом.

Чистейший побег, госпожа Страждущая.

А потом я еще долго-долго не могла уснуть в библиотеке, держа руку на груди и внимательно слушая, как в ней мерно бьется сердце Полыни. Это все было ужасно похоже на счастье: очередную его разновидность, ведь я — та самая удачливая девица, что и так живет самой счастливой жизнью — да еще и в лучшем городе всех миров.

И все-таки хорошо, что этого зелья не будет в продаже. А то с ним просто с ума сойдешь!..