Этвас

Антон Шумилин, 2015

Попытка осмыслить происходящее во внешнем и внутреннем мире, составить из всего этого нечто. Такое нечто, которое, с одной стороны, тяготеет к упорядочиванию и обобщениям, с другой – выражает субъективное мироощущение автора. С третьей – заставляет быстрее двигаться сквозь мрачную фантасмагорию, чтобы на скорости разглядеть протянутые нити добра.

Код

Амнистия

За мысли, белые рёбра,

Ключицы, лапы

Никто не в ответе.

Стол неба светится

Под скатертью гречневой.

Мимо летят мудрые, добрые,

Пополняя этапы

В места сырые и вечные.

Как, зачем и с кем ты

Попал под амнистию?..

Не скучно, не тесно,

Но провалился в слоистое тесто,

Во внутренний тессеракт.

Шуршат аплодисменты.

Ладони кленовых листьев

Краснеют. Скоро антракт.

Спанда

Всё пройдёт зимой холодной,

всё пройдёт войной народной,

всё пройдёт. Гектары рая

на Геоне догорают.

Вырван куш из самой гущи:

грех сгорел, а цирк отпущен.

Всё течёт, и всё есть спанда

в жёлтом горле листопадном.

Из потока и в потоки,

и почкуются потомки,

и рябит в пустом экране

новый круг бесценно ранний.

***

Внутри себя заточённому узнику

Немного Вселенной дай,

Ушами глотая музыку,

Глазами щупая даль,

Внедряясь в код новорожденный

Свидетелем и творцом,

И падая в тело родины

Опухшим от слёз лицом…

Придётся жить центробежнее,

Вменяя себе в вину

И будущее, и прежнее,

И русскую тишину.

***

Рыхлую плоть кварталов

Взрезаешь самим собой,

Куски отпадают: камни,

Колодцы, смерть, сторожа.

И вихри тянутся алые

Припудренных горожан,

От чёрной воды и пламени

Отрубленных медной трубой.

Всё больше в тебе человека

Пугает домов тоска.

И тянет табачным дымом,

Гуашью, соснами, сном.

Идёшь по сырому снегу,

И тоже тянет слегка

Скакать между сыром и Крымом,

Своё выбирая зло.

И дальше идёшь, капризный,

Качаясь глазами психа.

Вокруг — городской уют,

Застывший, как манекен

Солёного привкуса жизни,

Когда по морде дают.

А в космосе снова тихо.

Никто не понят никем.

***

Если хочешь уснуть — не тяни, засыпай,

Головой упади на перину сугробов

И коричневый сумрак еловой коры

Наполняй незаметным волнением снов.

И прямые секутся, выводит кривая

За надбровные дуги вселенной суровой,

Где в кедровые шишки свернулись миры

И трясёт новогодний озноб.

И во сне раздвигая руками метель,

Головой упади в складки внутренней тени.

Так находят ответ и уходят под лёд,

Проводив чудеса и собой закусив.

Упади и, как мёртвый, лежи в темноте,

Притворяясь обломком кембрийских растений,

Дожидаясь, когда семь печатей сорвёт

Подноготным сгущением сил.

Если хочешь проснуться — мети, засыпай

Полувымерший город слоями сугробов,

Выплюнь снег и чужой бутерброд тишины,

Упади головой в недостроенный дом.

И потом поутру, узнавая себя,

Как дурак, прокричи, надевая обувь:

«Кто-нибудь да узнает, что будет После,

И никто не узнает, что было До».

Ворс

1.

Разнообразие музык бьётся однообразием нот,

Камнем познаний ушибленный локоть каждый по-разному трёт.

Мрак выражений, в которые гнутся только глаза и рот,

Непознаваем, как точность точки в тесном ряду из трёх.

И как в окопе, не видно цели и не нужно лица.

Круг расстояний, причин и следствий выпестован и заклят,

А из травы навстречу лесу вспыхивает лиса,

Вспоротым горлом в поле уходит плавающий закат.

И над дорогой спиной качает пыли прозрачный ворс,

Врозь две руки — вековые корни в грозной густой темноте:

Только победа даёт ответ на каждый щемящий вопрос.

Только ответы ведут к победе сетью цепных путей.

2.

Разнообразие текстов льётся однообразием букв,

Собственной совести поодиночке каждый по-разному врёт.

И в мясорубку робко приводит интеллигентный трюк

Думать по-волчьи, белкой крутиться, правый ловить поворот.

Разнообразие бодрости пухнет разнообразием сна.

Каждый своих получает чудовищ. Но самое главное, что

Правды своей не бывает, и наша правда на всех одна.

Это подарок всему, что творится по обе стороны штор.