Мы никогда не умрем

Антон Сергеевич Задорожный

В сборник петербургского писателя Антона Задорожного вошли реалистичные повести и рассказы, написанные в 2008—2019 гг. Жесткая, местами горькая, но романтическая проза. Автор пишет о проблемах маленького человека, конфликте поколений, осмыслении российского прошлого и современности, природе творчества, вопросах жизни и смерти.Произведения в этой книге связаны одно с другим, увлекают и завораживают, побуждая читателя задуматься, есть ли выход из замкнутого круга жизненных обстоятельств? Книга содержит нецензурную брань.

Столкновения

Посвящается Марте Казанцевой

…всё это просто условные вещи. Красный стоп-кран в руках соседа. Он прав. Потому что с точки зрения вечности

никто никуда не уехал.

Леха Никонов. В поезде

Дурочка перебегала дорогу на красный свет — это прокатывало и раньше. Она спешила домой после школы, раздосадованная, что опаздывает. «Что за дурацкая привычка — париться о дисциплине в преддверии Нового года?» — дулась она на классного руководителя, по прихоти которого ребятам пришлось задержаться после шестого урока.

«Каждый год одно и то же. В следующий раз закошу», — решила она, поправив лямку рюкзака. Стужа подталкивала ее домой, забираясь под пуховик, заставляя поторопиться. Хотелось закинуть ученые книжки, переодеться и ускакать к своему мальчику греться.

Хрустальные снежинки кружились над головой, словно десант — немой и белый. Зима была скользкой, городок небольшой, а улица пустынной.

Школьница почти уже оказалась на противоположной стороне дороги, как вдруг прямо на нее вырулил старенький Audi. Водитель засигналил и затормозил, но так и не ушел от столкновения.

«Приехали», — подумал он, проскользив вдоль «зебры».

Машина остановилась, загорелся нужный пешеходу сигнал светофора, но было слишком поздно.

«Она трупак», — решил он обреченно, глядя за тем, что происходило снаружи.

Школьница успела подпрыгнуть и пролетела пять метров, как Тони Хоук·, при падении. Влепившись с разгона в сугроб, девочка принялась отряхивать белые хлопья с лица.

Она была в шоке, но еще больше был удивлен автомобилист, поцеловавший капотом машины юную красавицу. Свернув на обочину, он выскочил на свежий воздух и, даже не закрыв дверь своего авто, побежал к потерпевшей.

Она отряхнулась от снега и очень вовремя заметила погоню. Со словами: «Вот, бля… ничего себе…», отбивающими пульсом марши в голове, она почувствовала легкую дрожь в руках, которую не могла унять. В следующую секунду ей захотелось бежать прочь от мужика, который вклинился в ее планы на сегодня. Хам! Так быстро она никогда не бегала. Видел бы такое Олег Дмитриевич, сразу бы пятерку в аттестат по физре вмазал, не иначе.

— Девушка, потерпите! Куда же вы? — крикнул водитель в надежде, что слова образумят беглянку.

— От тебя подальше! — взвизгнула девушка, выдыхая пар, окрашивающийся белым. Не в силах подумать иначе, она продолжала бежать, считая, что если этот человек ее сбил, то от него ждать хорошего не приходится. Стопка школьных учебников больно стукала по лопаткам. Попытавшись скрыться за поворотом, девушка поскользнулась на луже, замерзшей, будто холодец. Второго шанса догнать ее могло и не быть, так что мужчина, едва не повторив пируэт своей новой знакомой, успел затормозить и галантно протянул ей руку.

При других обстоятельствах оба вдоволь посмеялись бы над собой.

— Давай ручку, не бойся. Давай, давай. Я не укушу.

— На уже, только не плачь, — подала она ему ладошку просто, словно маленький доверчивый ребенок, которому в следующем году предстоит выпускаться из школы.

Льдинка, ошпаренная смертью, она начала приходить в себя. Хороший сюжет для сценки на выступление по случаю выпускного. Которого она могла не застать. «Оказывается, каждый день, что я живу, — это здорово. И как это старики добираются до своих лет?» — спросила она себя, смотря в глаза человеку, который всего лишь ехал по своим делам. Кареглазый и черноволосый, он шмыгал носом, часто дышал, и лицо его выражало теплоту и участие.

С небольшим усилием мужчина помог ей подняться на ноги.

— Девочка, я сожалею, — сказал он, и это было правдой. В тот миг он любил ее. — Давай, у меня есть деньги, я тебе дам все, что есть, — высказал речитативом водитель с видом мученика, спешащего скинуть ненавистный ему крест. Ублюдком он не был, и потому недоумевал, за что ему прилетел такой подарок? Ехал себе спокойно, никого не трогал: поворотник включен, завершал маневр (на свой, сука, свет!), и тут на тебе!

«Тоже мне, бизнесмен», — укорял он себя, любуясь котеночьими глазками девушки с поразительно верными чертами лица и остренькой улыбкой победительницы.

— Грех отказываться. Больше тебе ничего не дать?! — пошла она в наступление, взяв из раскрытого кошелька с деньгами пять тысяч рублей.

Он чуть не убил пешехода. Девчонку, которая забила на правила. Переживал, а ей хоть бы хны. Сейчас бы ругнуться, но что-то его сдержало.

— Давайте я вас домой доведу, — заглушил он всплеск истерики, удостоверившись, что девочка взяла оранжевую бумажку. Сколько она напокупает на эти бабки! Здесь, в этом городке, в котором подростки в хороший день имеют максимум три сотки. И что эта «пятера» родителям этой красавицы, если бы она сейчас была мертва? Так, повод посмеяться.

— Нет уж, мне хватило, увольте, — убрав в карман куртки купюру, козырнула школьница словечком, почерпнутым из сегодняшнего урока литературы. Того, который мог стать последним для нее. Сразу вспомнилось, как однажды она прослышала о законах Мерфи и спросила у исторички, которой доверяла, к чему эта хрень? «Это ученые шутят», — ответила женщина с улыбкой. Ученица не знала, улыбалась ли историчка после уроков в тот день, но знала, что на следующий день женщина не вышла на работу. По уважительной причине — умерла. Вполне возможно, что та ее насмешка над законами Мерфи была последней в ее жизни. С тех пор девушка усвоила, что самая плохая ситуация может быть еще хуже, и никакие это вам не шуточки. В сущности, жизнь в такие моменты представлялась ей прекрасным принцем, который шикарен ровно до тех пор, пока не разглядишь в нем бомжа. Но, поскольку плохих ситуаций в ее жизни толком-то и не было, законы Мерфи канули в небытие вместе с той теткой. Как ее там звали?

Пока несостоявшаяся жертва вспоминала имя своей училки, он изумлялся наглости девчонки, чувствуя, как на него находит приступ гнева. Поразительно, как живучи и забывчивы люди! По собственной прихоти и неосмотрительности играют с огнем, моля затем Бога о пощаде, а когда Он услышит их молитвы (или если тупо повезет), начинают выеживаться вновь.

«Какого хрена я такой вежливый?!» — подумал он, раскручивая туго затянутые гайки. Надо было высказаться:

— Слышишь ты, пуговка! Ты в каком классе, а?

— Что?! — опешила она.

— Дорогу переходить надо на какой свет, Фося? — отчитывал он ее в запале, давал эмоциям выход. Выводила из себя безответственность школьницы.

— Я вам не Фося!

–…Или вы там совсем… того? Школьнички, блин.

И тут из ее глаз хлынули слезы, которые потом сменил океан гомерического хохота.

— На зеленый, — выдавила девчонка из себя, вытирая мокрые щеки.

— Молодец. Так почему ты перебежала?

— Спешка. Знаете, у вас теплая рука.

— Спасибо. — Только сейчас он вспомнил, что оставил перчатки в машине. — Так и как же тебя зовут?

— Люся. А вас?

— Николай, — ответил он, смекнув, что не так уж и ошибся с Фосей.

— Странно говорить, но я рада знакомству, — сказала она слегка смущенно. Мол, ну извини, дура я была — вспылила.

«Было бы иначе, очнись ты в реанимации. Хотя вряд ли бы тебя довезли», — подумал он, съеживаясь изнутри.

Слишком легко было себе представить, что она могла бы умереть. Да и камер на дороге нет — посадили бы, и все тут. Он был бы не виноват, но все равно испытывал бы вину.

«Слава богу, ты живая», — стучало сердце в его груди.

— Спасибо, я тоже, — сказал он чистую правду, наконец расслабившись. Гнев сменился на милость. — Вас проводить? — Глупо было навязываться, ведь провожают, когда знают, куда идти, но, когда девушка спокойно повела его за собой, неуверенные мысли отступили.

— Да, пожалуйста, — согласилась Люся.

— Как прошел день в школе?

— Знаете, вполне себе ничего. Бежала к подружке, — мигом соврала девушка, задвинув своего парня подальше, — а тут какой-то черт выскочил из табакерки и научил меня летать.

В памяти осталось ощущение полета над дорогой. Никакая жизнь не пронеслась перед ее глазами так, как об этом говорят в кино. Она и испугаться-то не успела. Пока летела, не думала ни о чем: ни о школе, ни о спешке, ни о вечно нервном молодом человеке. Сознание перед лицом смерти расчистилось так, словно все началось с чистого листа.

— Хм, кто бы это мог быть? — Николай притворился задумчивым, заботливо стряхнув снег, набившийся в капюшон Люсиной куртки. «Теперь порядок», — довольно решил он.

— Ума не приложу. Хотя знаю я одного Шумахера. Говорит, что школьниц сбивать — это его хобби…

Они шли к ее дому, и снег хрустел под ногами. Пока они говорили, метель прекратилась, но он все равно обмотал свой пахнущий туалетной водой шарф вокруг ее шеи, чуть тронутой загаром из солярия. Он заботился о ней, как молодой человек, и она приняла его заботу, как подобает девушке. В тот день оба были настоящей парой, объединенные одним секретом на двоих. Увидев впереди ее пятиэтажку, он загрустил, подумав, что все скоро закончится. Сядет в машину (если ее еще не угнали), сиденья которой давно замело снежной пылью, приедет домой, где его будет ждать верный пес, чашка молотого кофе и горячая ванна. Вот и вечер наступит. Поспит, а там и на работу пора. Не жизнь, а малина!

Возле парадной зазвонил «дебильник»:

— Ох, погодите. Я должна ответить.

«Родители? Парень? Почему для меня это важно?» — подумал Николай, закурив сигарету, что на самом деле лишь повод, чтобы не смотреть ей в глаза.

— Привет, милый. Я уже почти дома, скоро…

— Почему так поздно? Ты с кем, и когда придешь?

— Через полчаса, не раньше.

— Мы так не договаривались!

— Ладно, все, счастливо, — ответила она и с удовлетворением закончила этот короткий разговор. Ей стало душно.

— Быстро вы, — обронил Николай, чигнув недокуренную «сижку» в молочную пустоту.

— Ну… — Смущенная улыбка новой подруги осветила всю его оставшуюся жизнь. — Бывают в жизни огорченья — вместо хлеба едят печенья.

— Понятненько. Какие дела?

— Проводишь меня, просто до площадки? — спросила она, как спрашивают тех, кому хотят начать доверять.

— Это можно. Только зачем?

— Поймешь позже.

— До чего же ты загадочная. Пошли.

Оказавшись в подъезде, стены которого были окрашены розовой эмульсионкой, они поднялись на третий этаж.

— Слава богу, у тебя тут кошаками не воняет, — заметил он, сам не зная зачем.

— Март еще не наступил, рановато. Ну… а мне, пожалуй, пора, — сказала она, засмеявшись и смущенно выстукивая сапожками снег из-под подошв.

— Пожалуй.

— Вот тебе твой шарф. — С этими словами Люся обмотала его голову шарфом, как носят платочки бабушки.

— Эй, это за что?

— За Фосю, — ответила девушка игриво, чувствуя, что ей будет не хватать этого запаха.

— Ладно, Люся, не урчи, — усмехнулся он в ответ, впервые назвав красавицу по имени.

— Ну, было приятно.

— Ага, — согласился он.

Пока она чеканила каждый свой шаг по ступенькам вверх, он думал, и внутри него натягивались жгуты. Канаты и веревки. Перед тем как достать из своего рюкзака ключи, она обернулась. И дело вовсе не в том, что за дверью ее ждали вечно пьяный папа и мама, постоянно требующая от дочки психологической поддержки, а в том, что здесь, в холодном подъезде, ей было интересно открывать в себе мир новый, узнавая чужой.

— А чего не уходишь?

— Кто понял жизнь, тот не торопится.

— Забавно. У нас… что-нибудь еще намечается?

— Скажем, сегодня ближе нас двоих больше никого и нет.

— А номер чего не спрашиваешь? — спросила она оценивающе и с надеждой.

— Зачем? — ответил он, заметив, как она расстроилась. — Теперь я знаю, где ты живешь. Так что…

— Буду ждать, — просветлела она, послушная и счастливая.

— Спасибо, — поблагодарил он и зашагал вниз, заметив собственную улыбку. Ништяк. Подобный кайф он испытывал, когда ему было двадцать.

Тогда он учился на инженера и гулял с Варварой, девушкой с рыжими волосами и веснушками. Она носила джинсы и слушала Дэвида Боуи, тогда как он предпочитал «Зоопарк» и «Кино», но им было хорошо вместе. Позже Варя уехала на несколько лет со своим дядей в Анапу, где тот имел политический вес и пригрел ей местечко. Подобный стратегический ход задевал Колю в морально-этическом смысле — казалось, что она выбрала бабки и удобную жизнь вместо любви и обыденности, предала. Он назвал ее решение уехать с дядей лицемерием. Как бы то ни было, влюбленные, не договорившись между собой, разминулись, и затем Варя исчезла из его жизни. То ли дядя не одобрил музыкальные вкусы Вареньки, то ли еще что, но, когда Николай смирился с потерей любимой и собирался сколотить карьеру, она вернулась.

Он повстречал ее на автобусной остановке, с иной прической, но все тем же колким взглядом и пофигистической улыбкой. В сопровождении скользящих мимо трамваев и хохота ребятишек, которым в недалеком будущем выпала карта стать героиновыми наркоманами 90-х, эти двое взяли шампанского и пошли гулять по крышам Лиговского проспекта, встречая ГКЧП вместо рассвета. Романтика!

Новость о том, что девушка, которую он некогда любил, избрала путь профессиональной шлюхи, стала последней каплей их былой любви, выпитой, как та бутылка шампанского, оказавшейся аперитивом к закату Советского Союза. Тем вечером молодого человека не интересовало ничего: ни он сам, ни будущее его изнасилованной страны, ни тем более какую музыку теперь слушает Варвара, ставшая совсем другой. С той поры на полотне ночных небес поблекли все звезды. Хулиганы выцарапали на нем слово из трех букв, порвав фиолетовую красоту на тряпки.

Нельзя было сказать, что он ожесточился, нет. Скорее, стал безразличен ко всему. Поэтому, когда на заводах перестали платить деньги и еще до того, как народ стал платить по счетам спиртом на крови, а Ельцин положил голову на рельсы (ой, этого так и не произошло), Николай ушел в криминальный бизнес. Семьей он так и не обзавелся, значит, рисковать нечем. Он участвовал во многих встречах, сделках и разборках, и если чем-то мог похвалиться, то лишь тем, что никого не убивал за все эти шальные годы. Девяностые, на его взгляд, оказались парадоксальным временем, где никому нельзя было верить, и в то же время честное слово ценилось настолько, что за вранье убивали…

Ковыряя снег на пути к брошенной четырехколесной старушке и отдаляясь от новой подруги, Николай думал, что люди могут чувствовать друг друга на расстоянии. Реально. Быть вместе в мурашках по спине, вызывающих улыбку, даже когда на улице прохладный осенний дождик. Такая связь может быть непонятна другим людям именно потому, что она касается двоих, переживающих со-бытие здесь и сейчас. По дороге домой в замерзшей машине он вспоминал момент из давнишнего сентября, в котором они с Варей были вместе, строя планы на светлое будущее. В том отрезке памяти его девушка находилась дома у своей бабушки, а он закосил от лекции только лишь для того, чтобы позвонить любимой из телефонной будки. Он шел по городской площади, мимо всех этих мальчиков на велосипедах, разъезжающих с радостным свистом; женщин с сетками, полными продуктов; работяг, спешащих скрыться во двор, дабы поиграть с собутыльниками в сику. Вдруг поднялся ветер, хотя ранее светило солнце, а после начался дождь с запахом осени.

Открыв дверь будки с телефоном-автоматом, который во времена, когда никакого Интернета не было и в помине, мог стать прекрасным проводником для влюбленной пары, он улыбнулся, предвкушая беседу. В те дни люди еще не были пресыщены средствами связи, которые бессмысленны, когда между людьми она давно уже потеряна. Раздались хрустящие щелчки диска, сопровождавшие набор номера, — звук, по которому он скучал сейчас, когда повсюду мобильники, и вскоре Варечка взяла трубку. И сразу его спину обдало приятным теплом, словно они пребывали в объятиях. Каждое слово и вздох на той стороне были для него знакомыми, не требующими расшифровки. Они общались пять минут, договорившись, что на выходных он к ней приедет, и те выходные стали лучшими в их совместной жизни. Они были особенными, оба знали это.

Бережно хранил он внутри себя впечатление, в котором витали запахи апельсиновых корок, что сушила бабушка Вари. Тот сентябрь был холодным, и Николай натопил печь. В кухне тикали здоровые часы с кукушкой, и на вылетающее мимо них в трубу время студентам было наплевать. Они были счастливы и не сомневались, что так будет всегда. На долгие годы вперед (счастья не бывает много — в тот момент получил свою долю авансом) Коле запомнилось ее слегка смуглое тело, цвет кожи которого в отсветах белесого пасмурного неба напоминал кофе с молоком. Он восхищался ее аккуратной грудью, прикасался губами к ее сосочкам, а она нежно и игриво смеялась, в шутку его отталкивая. Он любил ее и думал, что, сколько бы времени ни прошло, она останется прекрасна. В этой комнате, в этом времени, в его голове и сердце. Когда они занимались любовью, это было… вроде землетрясения, в эпицентре которого каждой своей клеточкой чувствовал Коля девушку на себе: ее дыхание, прикосновения. Тот момент, помноженный на вечность, составлял всю его жизнь, позволяя чувствовать собственное бессмертие.

Выходя из телефонной будки, он почувствовал внутреннее обновление. И радуга, освещающая его дорогу в общежитие, являлась признаком того, что жизнь прекрасна, а происходящее насыщенно смыслом. Чего он не смог понять, — это как человек, которого он так хорошо когда-то знал, сделал выбор в пользу проституции? Что ее к тому побудило: легкие деньги или желание проучить дядю? Стремление пойти против системы или осознание, что или бабки всерьез, или любовь всерьез? Но почему тогда она не вернулась к нему, о чем думала? Ответов на эти вопросы он так и не нашел. Зато нашел, что, если люди перестают быть верными друг другу, они перестают существовать. Поэтому все оставшееся время он осознанно проводил один, оставаясь верным самому себе. До тех пор, пока не сбил Фосю, которая Люся. Люсиль? Почему вслед за Варей, потерянной еще пятнадцать назад, мужчина подумал об этой девушке?

За эти годы, прожитые день за днем, ему стало ясно видно, что найти своего человека можно где угодно: в соседней квартире или во дворе на другом конце города. В коридоре института или закоулках коммунальной квартиры. Всегда — когда вы к этому внутренне готовы, и никогда — там, где вы этого ждете. Собственно, как и с пулей, которая может прилететь весьма неожиданно для тех, кого она застигла врасплох: в чужих квартирах, клубах, магазинах. А когда таковых несчастливцев слишком много, и все они являются твоими товарищами, — тогда приходишь к мысли, что главное — вовремя съехать, иначе ты следующий. Он верил, что все относительно, и если тебе постоянно везет, то маятник обязательно качнется в обратную сторону. Поэтому, заработав денег на машину и квартиру, Николай был таков — не собирался доходить до черты, за которой вляпается так, что будет не отмыться. Возможности хапнуть были, но он не хотел потерять то, что имел, — свою свободу. А на жизнь хватало.

Он вел автомобиль, размышляя о юной красавице: пошла ли она к тому парню? потратила ли пять тысяч? вспоминает ли о нем? Он чувствовал, что да, вспоминает. Расстояние не мера, иначе почему случается, что люди, буквально очень близкие друг к другу ощущают, что совершенно чужды?

Люся… В конце концов, пока выбор не сделан, все возможно. Лежа в ванной, дарующей расслабление, он вспоминал сегодняшние догонялки. Авария — не самый лучший повод для знакомства, но ведь и Фося не пыталась ему понравиться, так?

— Надо было оставить тебе шарфик на память, а то мало ли, — произнес он, внутренне обращенный к своей сегодняшней спутнице.

Тело отдыхало после насыщенного дня, пока душа очищалась от слоя льда, грязи и песка, являвшихся метафорой для всего, что впитала за последние несколько лет. Николай чувствовал себя свободным, словно не было ни затонувшей подлодки «Курск», ни ужасающего теракта 11-го сентября 2001, ни прошлогоднего захвата школы в Беслане (как же они проглядели?), столь же вероломного в череде событий, выпачкавших душу в мазуте.

Вся эта гадость из его прошлого — личного и коллективного — оказалась растворена в горячей воде, будто пыль, протертая влажной тряпкой. Глаза закрыты, ведь это не мешает видеть все, что на самом деле нужно разглядеть. Светлый образ Люси, согревающий его мир внутренним огнем. Коля был у себя дома — здесь, ощущая, что он сейчас там — с ней.

Значит, маятнику личного одиночества пора бы совершить колебание в противоположную сторону. Относительность — странная штука.

26.09.2016 06:00,Санкт-Петербург

· Известный профессиональный скейтбордист из США. Родился 12 мая 1968 года.