Сын Президента

Антон Самсонов, 2015

Большая страна согласна с любым решением Президента Волкова. Благодарные избиратели готовы простить ему любые грехи. Но даже сам Президент не подозревает, что 17 лет воспитывал чужого ребенка, а его настоящий сын воспитан либеральными ценностями… Но разве это проблема, если вы – Президент? Или все-таки проблема…

1. Я думаю о тебе и мир меняется

Мы живем в этом жестоком мире,

Словно изголодавшиеся по плоти волки

И с тобой ощущение, что в этой тьме всё давно потеряли…

Я загнан в угол и ищу тебя в нем, но глаза уже не видят.

Я думаю о тебе, и мир меняется…

Current Music — Adriano Celentano — Ti penso e cambia il mondo

Огромный паук-город захлебнулся своим глупым и бессмысленным протестом. Толпа простых и не очень людей вышла на улицы чтобы показать, что ей не всё равно. Просто для того чтобы продемонстрировать именно это, ничего более. При этом они не обладали знанием о том, что именно, и, что самое немаловажное, как, хотят все менять. Им просто хотелось перемен. У них не было ни четкого направления, ни грамотно составленного расписания. Словно сумасшедший работник на железной дороге хаотично собрал в кучу все вагоны, заполненные недовольством, и выпустил их, подцепив в один состав, намеренно запутав нумерацию. И они поползли длинной змеей за локомотивом. На промежуточных станциях пассажиры в панике бегали от вагона к вагону в поисках своего, и не найдя кидались в первый попавшийся. Причудливый поезд вобрал в себя активистов совершенно разного толка — от офисных хомячков, которые никогда ранее не причисляли себя к политической силе как таковой, до разнообразных маргинальных движений. Один умный человек сказал, что узость интересов, это когда ищешь в интернете информацию, а находишь исключительно собственные статьи¹. Вот именно к такого рода узкоспециализированным движениям относились эти разные люди. Их сайты посещались только ими самими, а наспех организованные движения не насчитывали и более двадцати человек. Но тут — они собрались вместе, и их, неожиданно оказалось очень много. Зеленые, радужные, розовые, лица в белых балахонах и прочие странные люди. С высоты птичьего полета этот бесконечный человеческий поток напоминал ирландское рагу, приготовленное поваром с серьезными отклонениями психики.

Огромная разнородная толпа, требующая сама не зная чего. Лица, которых не устраивает видимая стабильность. Люди, много людей. И все считают, что от их выступления что-то должно измениться, выстроиться в новую стройную линию. Причем само по себе. Сделать их жизнь лучше, чем было раньше. Хотя, для некоторых это как раз был протест против стабильности. Ведь если ты привыкаешь к спокойному течению скучной жизни, то быстро остываешь, расслабляешься, начинаешь заплывать жиром. Отсутствие подвижности приводит тебя к еще большему увеличению веса. Тело тяжелеет. В такие моменты нужна хорошая встряска. А что может быть лучше протеста в теплый июньский день. Особенно если сегодня суббота, и ты избежал участи быть засланным на Дятлову гору.

Дело в том, что все сторонники власти, те, кому заплывать жиром очень нравилось, в этот момент собирались на Дятловой горе, чтобы четко выразить свою солидарность. И никого не смущало, что само название этой горы давало всем присутствующим полное право считать себя Дятлами. Причем не в значении трудолюбивой птахи, что дробит носом прочное вековое дерево.

Митинг оппозиции проводился на огромной площади центра Гостиного Двора Озерска — большого района многоэтажных офисных башен, коммерческого сердца города. Все, кто пришли выступить против власти и ее махинаций с последними выборами, хотели бороться. В отличие от Дятлов, которых согнали на одноименной горе под угрозой выговора или немедленных увольнений.

Дятлова гора располагалась на западной окраине Озерска, в этом месте был построен огромный мемориал, посвященный героям, погибшим в последней большой войне, которая, по правде говоря, закончилась почти сто лет назад. Толпа в этом священном месте была не столь разношёрстной, как в Гостином дворе. Сюда прибежали истинные фанатики, потомки пережитков коммунистического прошлого, которые недостаточно нахапали в старые темные времена; а также простые граждане, которым не повезло работать на государство. Вторых было значительно больше. И многие из них слышали фразы вроде — «Если ты не поедешь туда, то в следующем месяце можешь не ожидать повышенной премии, а ты ведь прекрасно знаешь как легко ее лишиться, и насколько сложно заработать снова», или, — «Ты можешь исповедовать любые политические истины, только есть одно но — именно эти люди платят тебе деньги. И будет глупо отказаться от их требования в посещении этого мероприятия (да, руководство намеренно избегало определения „митинг“). Имей в виду, за стабильной зарплатой в государственном учреждении стоит огромная очередь. Незаменимых людей не бывает. Не пойдешь на Дятлову гору — пиши в понедельник заявление об увольнении».

И люди шли. У каждого была своя маленькая история попадания в огромную массу Дятлов, которые поднимали над головой плакаты с улыбающейся рожей президента Волкова и поддерживали все крики со сцены. Но, всё равно, хор получался очень вялый, зато на телевизионной картинке Большая Страна от западной до восточной границы видела, сколько людей пришло поддержать действующую власть. Просто-напросто наложить на телеизображение запись гудящей толпы придумали еще в прошлом веке. А еще ведь существует масса дополнительных средств и примочек, начиная с простейших концертов бездарных фанерных певичек в поддержку кандидатов, заканчивая халявным сахаром и банальным подкупом избирателей круглыми суммами. Хотя округлость этих сумм в любом случае определяется бедностью кошелька реципиента.

Здесь было почти сто тысяч (в то время, как на площадку Гостиного двора собралось всего каких-то сорок, просто в силу того, что туда больше и не втиснуть, мэрия очень рационально раздает одобрения на проведение митингов).

Простые учителя, клерки многочисленных департаментов городского правительства, врачи государственных поликлиник, налоговые инспекторы, участковые полиции, студенты-бюджетники — вот какая публика стояла в толпе и размахивала флагами и патриотическими транспарантами. При том, что бóльшая часть этой толпы была готова плюнуть в портрет президента Волкова за напрочь испорченную субботу. Потому что значительная часть собравшихся даже не помышляла о посещении сборища на Гостином Дворе. Но власть подстраховалась, и тем самым рисковала потерять часть столичного электората. Однако это было логично — потерять десятимиллионную столицу и получить голоса остальных ста миллионов жителей Большой Страны выглядело рациональным решением. А демократия тихо рыдала, забившись в угол. Никому не было дела до глупой девчонки, урожденной в Древней Греции. В этом мире она не была нужна. Потому и ревела Демократия, и катились крупные, как спелые яблоки, слёзы, падали на асфальт и лопались с оглушительным треском. А мир продолжал вращаться. Всем было глубоко наплевать. Потому что, если обращать внимание на каждую плачущую самку, то не хватит ни наличности, ни нервов, ни страниц бухгалтерской отчетности предприятия за минувший квартал, только что пролетевших мимо вашего окна, и загрязнивших и без того хрупкий биоценоз дворовой территории.

А вокруг природа искренне радовалась долгожданному окончанию весны. Массивные темно-зеленые лиственницы, окружавшие площадь на Дятловой горе, создавали неповторимый по красоте сочный пейзаж, которому не мог не радоваться взгляд. Все это пиршество тяжелой зелени изящно дополняли массивные каменные бронзовые изваяния и фонарные столбы в классическом стиле. Некоторые статуи были окружены изящными фонтанчиками и серебристыми стальными ограждениями, в том же классическом стиле.

Как уже говорилось, большая война закончилась больше ста лет назад, но о ней постоянно напоминали, почитали ее героев и вкладывали миллионы и миллиарды наличных денег в постройку все новых и новых роскошных мемориалов. Часть этих миллионов оседала в анонимных карманах власть имущих, но разве может идти речь о деньгах, когда задета честь семьи? Ларчик открывался просто — та самая Большая война была единственной крупной баталией действительно выигранной Большой страной. Комплексом неполноценности грешит любая Империя.

Окружающая красота Гостиного двора была скромнее и строже. Стеклянные стаканы небоскребов окружали иссиня-черные асфальтовые дорожки, небольшие кристально чистые пруды и массивные липы, готовившиеся набрать цвет. Вся эта природная радость оставалась в одиночестве — никто не обращал на нее внимание. Люди забыли о красоте и бросились в политику.

Сашка пробивался через людей в поисках конкретных лиц. Их следовало вытащить из толпы и доставить домой, так как родители приготовили большой обед по случаю окончания школы их единственным сыном. Но люди, как назло, не попадались ему на пути. Все сплошь незнакомые лица, неродные, серые, словно сошедшие со старой черно-белой фотографии.

Сашке было семнадцать лет. Он вырос в Озерске и очень любил свой город. Несмотря на шутки друзей, которые часто поддевали на сей счет родителей Сашки, он боготворил их, но не был похож ни на отца, ни на мать. Он отличался высоким ростом, худощавым телосложением. Зеленые глаза, темно-каштановые волосы и большой упрямый нос. В то время, как родители были низкого роста. Отец отличался склонностью к полноте, а мама и вовсе была пышечкой. При этом оба выделялись огненно-рыжими волосами и россыпями веснушек на лице. У Сашки их никогда не было. Мама любила вспоминать, что ее прадед был стройным темноволосым брюнетом. В него Сашка и пошел внешне. Но друзья все равно подтрунивали, что ребенка в роддоме подкинули. А теперь Сашка был вынужден бегать по площади Гостиного двора и ловить некоторых шутников, чтобы вернуть их на путь истинный — а именно — путь к квартире Сашкиных родителей где их заждался обеденный стол и множество яств.

Не сидится им дома, — ругался про себя Сашка, — что они забыли на этом сборище бездельников? Неужели рассчитывают подвинуть власть в сторону и заставить к себе прислушаться? Это невозможно.

Сашкины родители никогда не отличались радикальными политическими взглядами, но, в силу того, что они застали свержение коммунистического режима в школьном возрасте, выросли с либеральными воззрениями на жизнь. Те же самые настроения они успешно привили своему сыну, который часто пугал ими своих старорежимных учительниц. Одна из них, словно почуяла неладное — классный руководитель позвонила Сашке на мобильный телефон:

— Я слушаю, — ответил он на звонок.

— Саша, — спросил беспокойный голос, — ты сейчас в Озерске?

— Да, я в Озерске.

— Слушай, нам очень поздно прислали разнарядку, правительство города устраивает для выпускников праздничный концерт, не хочешь подъехать?

— А куда, — удивленно спросил Сашка, не сразу поняв весь подвох.

— На Дятлову гору, — раздалось в трубке.

Вот шельма, — подумал Сашка, — будто я не знаю, что там не концерт для выпускников, а такой же политический митинг, только вместо революционеров и офисного планктона туда согнали бюджетников и активистов молодежных пропрезидентских организаций Волков-югента.

— Нет спасибо, — ответил Сашка, — я уже на другом концерте нахожусь. Сейчас будет прима балерина выступать кажется.

— На каком концерте? Что за прима балерина?

— Я на митинге в Гостином Дворе. Сейчас Завальный будет выступать…

— Я поняла, — сказала она упавшим голосом. В трубке пошли гудки.

Концерт, — подумал Сашка, — она меня совсем за кретина держит. Да еще думает, что я, получив аттестат, продолжу бегать по ее первому зову. Как же порой глупы бывают эти учительницы.

Сашке не особо везло на учителей. Например, одна из них преподавала математику и была его классным руководителем два с половиной года. А по совместительству исповедовала коммунизм еще с момента бурной молодости. А было это без малого почти пятьдесят лет назад. Так что идеи мировой коммунистической революции были упакованы в ее затуманенное сознание без возможности удаления. Не останавливало ее даже то, что в старые времена учительница едва сводила концы с концами и пару раз чуть не протянула копыта от голода. Но в тот исторический период все остальные тоже находились в подобном положении, а после смены власти ситуация модифицировалась. Появились люди, которым жилось значительно лучше. А этот факт в мозгах пенсионерки, разжиженных пятью десятками лет коммунистической пропаганды, естественно не укладывался и даже не помещался. А наличие в классе ученика, который цитировал Гринспена² и Гейтса³, на любой идиотский вопрос отвечал одноклассникам «Кто такой Джон Голт?»⁴, подстегивало старческий маразм. Война престарелой коммунистки разворачивалось на поле математики с удвоенным усилием. Сашку вызывали к доске чаще остальных, а он выдавал вполне неплохие ответы, за которые любой другой ученик давно бы получил свое «отлично» и счастливый слился с серой толпой класса. Но не в этом случае. Сашка был для старухи как красная тряпка для быка. От столкновений летели в разные стороны искры и крики. Старая стерва могла бы сломать жизнь парню и заложить в нем глубокую ненависть к математике. Но вмешался случай. Нельзя наверняка сказать кому повезло больше — ненавистному предмету или же самому Сашке. Где-то в середине седьмого класса пожилая коммунистка ломанулась на митинг по случаю очередного отмененного новой властью коммунистического праздника, на котором пришлось пережить романтическую встречу ее черепушки с тяжелым железным ломом. Рандеву привело к раскроению головы и разливанием небольшого количества серого вещества на без того грязный асфальт. Все дальнейшее происходило уже без нее, так как старая математичка, пролежав в реанимации сутки, скончалась в страшных корчах. В школе про нее забыли, как о кошмарном сне длиной в эпоху. Но им повезло. Так как исторические эпохи имеют обыкновение заканчиваться. Причем, порой, крайне неожиданно. Новая учительница была моложе в три раза, и значительно адекватнее. Так математика не стала для Сашки проклятьем и причиной разгромленной, подобно наполеоновской армии, нервной системы.

Окончание школы для Сашки не стало каким-то крупным событием. Большинство одноклассников было ему глубоко неинтересно. Так как класс населяли, в основном, середняки и аутсайдеры, на фоне которых Сашка выглядел достаточно неплохо. Благо, в силу неконфликтной натуры, сам он никогда не встревал в разные неприятности и держался в стороне от любых разборок, которых было не особо много.

Сашка поднял голову — на большом экране появилось изображение со сцены. Мужчина высокого роста, крепкого, но стройного телосложения. Сашка не сразу узнал его, так как выражение пролетарского лица борца с коррупцией Завального было очень странным. Даже удивительным. Безумные глаза смотрели в толпу и, казалось, вообще не понимали ничего. Руки безвольно болтались по швам, словно герой-революционер вышел на расстрел, а не на бенефис во время собственноручно организованного митинга. Глаза Завального не выражали ровным счетом никаких эмоций и замыслов. Они были пусты, словно голова скинхеда. В них отсутствовали яркий порыв и искра. Тут он начал свою речь, и для многих присутствовавших его голос вызвал тотальный шок. В нем тоже не было искры. Завальный говорил с такой интонацией, словно перед выходом на сцену он выписался из психиатрического санатория, в котором его месяц пичкали психотропными препаратами, а на обед подавали суп с псилоцибиновыми грибами и димедролом. И в довершении этого коктейля, сам Завальный, перед выходом на сцену залил в себя минимум литр крепкого горячительного. Желательно поддельного из соседнего гаража.

— Мы не позволим себя обманывать больше. Нам не нужна такая власть, мы их не выбирали, — выкрикивал Завальный на всю площадь.

— Мы их не выбирали, — совершенно синхронно подхватывали люди в толпе.

Ну и упырь, — подумал Сашка, — и этот человек хочет скинуть нашу власть? Он же явно под веществами на сцену вышел. И чего он добивается… Над ним же целой армии стилистов работать надо. Он выглядит так, словно вчера из под сохи вылез.

— Жулики и воры думают, что они власть, — орал Завальный, — но это не та-а-а-к, — момент произнесения окончания этой фразы был награжден самым настоящим гроулом, которому бы позавидовала любая скандинавская группа играющая металл.

— Скажите, — с еще более рокерским напором визжал Завальный, — кто здесь власть? Мы здесь власть! — в тот момент казалось, что еще немного и глазные яблоки сумасшедшего интернет-деятеля выскочат из орбит и будут порваны на сувенирчики. Происходившее определенно напугало многих. Те, кто шли за этим человеком по призыву из всемирной сети были всерьез удивлены. Ведь их предводителем, писавшим столь яркие статьи на своем сайте, казавшимся в общении по сети человеком умным, внешне оказался странным и даже страшным. Все эти люди панически боялись возвращения назад, в Старые времена. А этот психопат на сцене словно возвращал их туда. Как и сто лет назад, когда слово дали лысому и юродивому коротышке с амбициями всемирного господства. Все помнили чем это закончилось. По этой причине часть митинговавших медленно и решительно разворачивалась и уходила прочь с этой безумной вакханалии. Общественные деятели, выступавшие до Завального, на разогреве, так сказать, оказались на поверку гораздо адекватнее. Сашка видел, как уходившая с митинга дама говорила своему спутнику:

— Даже Анька Собакина, которую все освистывали, как последние кретины, говорила более дельные вещи. Противно тут находиться после такого безумия. Как мы вообще могли пойти на это сумасшествие. Я жалею, что потратила свое время. Лучше бы за город поехали.

Сашка глядел Даме вслед и был полностью с ней согласен. Анна Собакина считалась светской львицей. Ее отец много лет назад был мэром одного крупного города на север от Озерска. Но потом потерял власть, а вскоре и вовсе умер. Анатолий Собакин был человеком, который в свое время продвинул во власть нынешнего президента Волкова. А теперь его дочь выступала на митинге против него. На сей счет ходило много шуток, а сама Анна отмечала:

— Моему отцу всегда не хватало подозрительности. Он слишком верил людям. Так было с его первым заместителем, который потом пошел в мэры и скинул его. Так и с нашим нынешним президентом. Не знаю почему, но к моему отцу всегда липло всякое дерьмо.

А на сцене продолжал надрываться Завальный. Число верных слушателей продолжало неумолимо сокращаться.

— Нас здесь очень много. И мы можем прямо сейчас пойти и взять штурмом дом правительства на Площади Мира!

По спине у Сашки пробежал холодок. Шествие толпы, под предводительством упыря, нажравшегося в психушке грибочков, не входило в его планы. Кроме того — как только бы эти люди вышли на Пригаринский проспект в сторону центра — их бы сразу перестреляли. Сашка задумался о пути отхода — шут с ними с гостями родителей, надо самому ноги уносить.

— Да! — вторила толпа на призыв Завального. Тут Сашка подумал, что сегодня утром грибочков поел не только сумасшедший оппозиционер.

— Но у нас мирный митинг, — продолжил оратор своим дрожащим и нервным голосом, — мы не будем прибегать к насилию. Но мы не станем этого делать пока, а начнем действовать в рамках закона, который эти воры и взяточники установили. Но они сами их не соблюдают! Вы думаете, по своей воле сегодня согнали на митинг всех бюджетников на Дятловой горе? Они делают из своей паники самое настоящее посмешище!

Толпа взорвалась аплодисментами и возгласами поддержки Завального. Сашка же выдохнул — необходимость срочно линять с политического сборища пропала. Но найти друзей родителей он так и не смог. В этот момент его спас мобильный телефон — звонила мать:

— Алло, — сказал Сашка в трубку. Мама порадовала его тем, что она сама установила их место пребывания и сейчас друзья по своей воле покинут сей фееричный праздник и вместо взятия Дома Правительства поедут в Орешниково на штурм большого цыпленка табака.

Сашкина мама всегда славилась отличной кухней. В связи с этим любой семейный праздник превращался в огромное пиршество, но которое собирались многочисленные друзья и родственники. В числе последних Сашка постоянно отмечал отсутствие высоких и темноволосых. Все семейство по линии матери было невысоким и пухленьким. А все родственники отца были огненно-рыжими и низкорослыми. Мама отмечала, что Сашке повезло, что он не пошел в их породу. А рыжие родственники по линии отца смотрели на него с плохо скрываемой завистью. Все они тоже не отличались высоким ростом, а от рыжеконопатости сильно расстраивались.

Сашка сложил телефон и убрал его в карман. Он задумался над тем, какой следует выбрать маршрут следования домой. Метро на Гостином наверняка закрыли из-за наплыва людской массы. Оставался вариант дойти пешком до «Спортивной» или «Валдайской». Это минут пятнадцать-двадцать, зато в том месте без проблем можно пересесть на любую из трех линий.

Пройдя метров двести через толпу Сашка заметил, что за ним след в след идут двое людей в темных костюмах. Они немного напоминали охранников своим нарядом. Но потом Сашка подумал, что у них есть что-то общее с агентом Смитом из «Матрицы». Совсем безрадостно.

Сашка на ходу призадумался, — кому он сдался? В конце концов, спецслужбам что ли некого больше ловить по грязным подворотням? Их волнует какой-то вчерашний школьник, еще не поступивший в университет и слоняющийся по подобным политическим недомитингам? Нет. Потому что это бред. А если это так, то они не из спецслужб. А откуда тогда, черт возьми? Просто бандиты? Решили похитить его и продать на органы? Да кому они нужны — куча хронических диагнозов и недолеченный гастрит. Все это придавало слежке долю изящества и нездорового черного юмора.

Сашка прибавил шаг, чтобы проверить и начал петлять по толпе, чтобы проследить за действиями двух странных лиц, его преследовавших. К его ужасу они повторили маршрут.

Святые угодники, — думал Сашка, — я же не крал секретные документы, не убил президентскую левретку (но у него нет и никогда не было собаки) и не спал с дочкой мэра города (хотя она очень даже ничего конфетка, благо ровесница). За что?

Сашка сорвался на бег. Двое последовали его примеру. В голове у парня проносились сумбурные мысли — он выскочил из толпы в переулок, быстро спустился в подземный переход и бросился наутек — насколько позволяли ноги. Агенты Смиты тоже втопили за ним так, словно на кону была золотая олимпийская медаль или расстрел в качестве альтернативы. А впереди была длинная лестница из перехода, которая в два пролета поднималась на улицу Яблочкова. И от перехода до спасительного входа в метро нужно было бежать больше километра. А физической подготовке Сашке часто не хватало — он мог на короткой дистанции пробежать быстрее всех. А на большом расстоянии быстро выдыхался, не умел рационально распределять свои силы.

Лестница из перехода далась с очень большим трудом — это сказалось на расстоянии от преследователей. Агенты Смиты нагоняли Сашку, а он, словно загнанный на охоте заяц, терял силы.

Вокруг перехода не было ни души — в субботу коммерческий центр города словно вымирал — все прятались по загородным резиденциям. Так что звать на помощь было попросту бессмысленно и глупо. Сашка решил прибегнуть к хитрости. Вместо следования прямым путем по Яблочкова он резко обогнул балюстраду перехода пробежал сто метров до угла улицы и спустился в тот же переход, но с другой стороны, и побежал по перпендикулярному пути в обратную от метро сторону. Можно добежать до «Карельской», — думал Сашка, — там дворы такие, что черт ногу сломит, ровесники городу. А он отлично знал все эти места.

Но Агенты Смиты оказались не глупее. Вскоре Сашка заметил, что его преследует синий «форд». Решив повернуть в переулок, он сделал резкое движение и тут же оказался в чьих-то худощавых руках.

Сашка поднял голову и обомлел. Он налетел на Марата Сулянина, собственной персоной. Мэр города Озерска был человеком незаметным. Стройный и сухопарый, словно палка финского сервелата, выходец из какой-то северной народности, о существовании которой вспоминали только, когда видели градоначальника. Сулянин пришел к власти около двух лет назад. Было очевидно, что его появление в городе связано с особой программой правящей партии и президента. Будучи грамотным исполнителем и руководителем Сулянин навел в городе порядок, разобрался с метростроем, квартплатами и прочими неприятностями, оставшимися от прошлого городского хозяина жизни. Но были и перегибы. Под нож полетело множество льгот, которыми вскармливалась огромная толпа обездоленных и слабоумных. Их удаляли постепенно. Очень скоро все льготники осознали, как круто их надули. Все льготы растворились в предвыборных обещаниях. Но на демонстрации почему-то не вышли. Скорее всего, из-за срыва поставок новых инвалидных колясок. Или снятия пандусов в домах престарелых инвалидов.

Помимо этого команда мэра представляла собой выставку достижения национальной толерантности. При том, что все они были опытными трудягами в своих сферах, подбирали их исходя из национальной принадлежности. Причем чем экзотичнее национальность, тем ближе к мэру. Так строительством заправлял татарин, образованием — еврей (ходила даже шутка что в школах прекратят учиться по субботам, дабы отмечать шабат), социальная сфера — уйгурка, здравоохранение — вепс, силовые структуры — чеченец. Увидеть в этой очаровательной компании хотя бы одно лицо славянской национальности было очень сложно. Но возможно. Одним из вице-мэров стала красавица-гуцулка с говорящей фамилией Студень.

Только ленивый не прохаживался шуткой насчет того, что команда мэра стала следствием сумасшедшей толерантности. Особые остряки отмечали, что если прошлый мэр на большие праздники приказывал разгонять тучи самолетами, то новый будет это делать по заветам предков — при помощи ритуалов и шаманского бубна. Кстати, этот самый бубен у Сулянина имелся и висел в кабинете на самом видном месте. Причем он был куплен как раз в ответ на эту злую шутку в одной из городских газет.

Марат Сулянин смотрел на Сашку своими мутными, но добрыми глазами:

— Александр, куда вы так торопитесь?

— А откуда вы знаете мое имя? — испугался Сашка. Кто он, в конце концов, такой, чтобы мэр десятимиллионного города обращался к нему по имени.

— Нам с тобой предстоит очень серьезный разговор, — ответил ему мэр, — и не здесь.

— А где.

— Поехали, — кивнул Сулянин на черный автомобиль, стоявший неподалеку, — с тобой хотя побеседовать.

— Нас посадят?

Сулянин рассмеялся:

— Разве что за стол переговоров.

— Мама мне не разрешала садиться в машину к незнакомцам.

— А про мэра города она тебе что-нибудь говорила?

— Нет. Она говорила, что только буйно помешанный мог назначить на этот пост человека, который не знает чего хочет.

Сулянин промолчал, а потом сказал осторожно:

— Молодой человек, вам что-нибудь о субординации известно? Перед вами высокопоста…

— Ой, — отмахнулся Сашка, — если вам от меня что-то нужно придется терпеть. Я вот уже третий год вам думал подарок послать.

— Какой, — строго спросил Сулянин.

— Трудовой кодекс. И к нему — руководство по пользованию персональным компьютером. Потому что заставлять сотрудников готовить очередное утреннее заседание в пять десять вечера в высшей степени глупо. При условии, что по бумагам рабочий день заканчивается в семнадцать ноль-ноль.

— Но без этого мы бы не восстановили бы…

— Друг Марат, — фамильярно отозвался Сашка. Сзади появились агенты Смиты, они тяжело дышали, — вы же не просто так послали за мной этих двух горилл. Поэтому давайте по делу. Куда едем?

— Ты себе и представить не можешь, — расслабился Сулянин, — а про трудовой кодекс мы с тобой потом поговорим. Тебе нравится Адриано Челентано?

— Ты думаешь обо мне и мир изменяется? — улыбнулся Сашка, — это точно не про вас. Вы слишком мало думаете, — закончил он и закрыл за собой дверь.

Черный автомобиль выехал из переулка и отправился по заранее намеченному маршруту. А где-то продолжала плакать маленькая девочка…

Примечания

1

Автор заранее приносит извинения создателю этой цитаты. Точнее всем, кто посчитает себя таковым. А для тех кто посчитает — информация — ее автор — Линор Горалик. На копирайты не претендую.

2

Алан Гринспен — американский экономист. Председатель Совета управляющих Федеральной Резервной системы США. Активный сторонник свободного капитализма.

3

Билл Гейтс — если вы не знаете, кто это такой, то зачем вы вообще читаете эту книгу?

4

Джон Голт — персонаж романа Айн Рэнд «Атлант расправил плечи». Человек организовавший забастовку людей, двигавших прогресс человечества, против засилья серости и бюрократии. «Кто такой Джон Голт?» — вопрос, который рефреном звучит в романе и задается в качестве ответа на любой вопрос, на который толкового ответа нет.