Ёжкины сказки

Антон Пономаренко (2025)

Ночь в тёмном лесу становится свидетелем необычного диалога между двумя тенями у избушки. Один из них, угрюмый Иван, следует старым традициям, строго выполняя волю отца: «куда стрела упадёт, там и невеста моя». На это ему отвечает современная девушка, указывая на неуместность похищения невест в эпоху брачных договоров. Рассуждая о своих братьях и их хитростях, Иван оказывается в ловушке своих неудач. Однако, с приходом нового дня они решают обратиться к городничему, и Иван, оказавшись в стогу, сталкивается с волшебными обстоятельствами, связанными с лягушачьей шкуркой. История переплетается с элементами фольклора и магии, когда девушка предлагает вызвать Бабу-Ягу для помощи, превращая традиционную сюжетную линию в комичный и необычный поворот.

Глава 1. Самодур и виноватые.

Утро городничего Эпистафа Ивановича всегда начиналось одинаково. Сначала слуга подавал ему чашку ароматного иван-чая. Затем городничий неспешно прогуливался до места службы, а по пути мог заглянуть на торжище, чтобы самолично убедиться в подобающем качестве мёда, калачей и прочих сомнительных товаров. В управе необходимо было немедля, молниеносно и очень тщательно разобрать дела, коих, как правило, бывала четверть дюжины, а иногда и треть. Если же дел было больше, то по разумению Эпистафа Ивановича тиуны(тиуны занимались разбором судебных дел) поторопились и из рук вон плохо сделали свою работу. И отправлялись дела эти на доследование. Ещё в конце дня нужно было провести инспекцию в корчмах — не травят ли народ, не разбавляют ли зелено вино (крепкое вино или водка на травах), не пускают ли слухи какие непотребные про солнышко наше Самодура Первого и единственного. И раз в седмицу (неделю) у городничего был день работы с населением. В эти дни утро также начиналось с аромата иван-чая, а рабочий день заканчивался дёргающимся глазом.

И сегодня был именно такой день. Приняв пару купцов с кляузами друг на друга, извозчика с жалобой на Бабу-Ягу (мол, клиентов всех увела) и ещё нескольких горожан с такими же малозначительными просьбами, городничий уже готов был закрывать контору, как в кабинет ворвалась она. Василиса.

— Началось… — Эпистафий упреждающе опрокинул рюмку креплёного вина и закусил полной ложкой икры.

— Любезный Эпистафий Иванович, я к вам! Хочу заявить о вопиющем архаизме и произволе местного рода… — выпалила Василиса одним духом и дернула за рукав Ивана:Как тебя там звать-то?

— Иван рода Иванов, — буркнул парнишка из-за спины девушки.

— Не родственники! — на всякий случай упредил Эпистафий. Вторая рюмка с ложкой икры отправились в его рот.

— О произволе местного рода Иванов! А именно о похищении невесты и порчи экспериментального образца! — продолжила девушка.

— Невеста у нас кто? — требовательно вопросил городничий.

— Она, — ткнул пальцем Иван.

— Имя? — продолжил допрос городничий.

— Иван сын Ивана…

— Невесты имя! — нетерпеливо перебил Эпистафий.

— А он не знает! Стрелу в избу воткнул и всё! Мол, жена теперь, и даже имя не спросил! Но вы-то моё имя должны знать, Эпистафий Иванович, — упёрла руки в боки Василиса и нависла над городничим.

— Уважаемая Василиса Премудрая, разумеется, я ваше имя прекрасно помню. Это положено по протоколу. Вот только по закону вы уже женаты — традиция с поисками невесты выстрелом из лука не была отменена. А вот за испорченную вещицу штраф взыщем и в темницу на седмицу отправим в лучшем виде, — решительно закончил городничий и опрокинул третью рюмку.

— Я требую развода! — возмутилась девушка.

— Развести вас могут только смерть и солнышко наше Самодур Первый, — Эпистафий Иванович уже подталкивал посетителей к выходу из кабинета. Закрыв за ними дверь, кликнул стрельцов и приказал:

— Ивана сына Ивана в темницу на седмицу, а Василису Премудрую пусть извозчик отвезёт, куда она укажет, — городничий был собой очень доволен: так быстро избавиться от Василисы с её жалобами получилось впервые.

Два стрельца подхватили Ивана под локти и потащили в известном направлении. Василиса же обратилась к скучающему от безделья извозчику:

— В царские хоромы, к Царю!

— Мож не надо? Царь наш батюшка Самодур Первый может и развести, а может и того! — выразительным жестом показал отсечение извозчик. — Али же рубль стрельцам дайте, они и потеряют в пути Ивана. А вам потом как вдове, может, выплаты какие положены будут…

— Вези, сказала! — злобно покосилась на советчика Василиса. — У нас царство правовое, по правде и решим.

***

Царь Самодур Первый и Единственный скучал. До второго завтрака оставался ещё час, казней сегодня не было, до охоты не было охоты, читать Самодур считал занятием неподобающим для столь светлого ума — нечего чужими глупостями голову забивать. А вот увековечить свои гениальные мысли — идея светлая. И начать, пожалуй, стоило с книги о Самодуре. Царь кликнул писаря и начал повествовать:

— Родились мы, царь Самодур Первый и Единственный в нулевой год от сотворения мира. Записал?

— Да, царь-батюшка, а батюшкой кого записывать? — спросил писарь, с тщанием выводя буквы на пергаменте.

— Самодура Первого, конечно, бестолочь! — разгневался царь.

— А его б… батюшку? — заикаясь, спросил писарь.

— Стрельцы, писаря на плаху, такая пустая голова ему без надобности! — крикнул за дверь Самодур.

— На чём мы закончили? — вспоминал вслух Самодур.

— На годе рождения Самодура Первого, царь-батюшка, — ответила Василиса. Её ввели стрельцы и сразу же поволокли писаря прочь из залы.

Конец ознакомительного фрагмента.