Распутье

Антон Маркович

Выбор пути. Что влияет на принятие решения? Что заставляет сделать шаг в ту или иную сторону?…Август 1991 года, молодые специалисты столичного КБ Сергей и Женька отправляются в отпуск на Черноморское побережье Кавказа. Серые будни остались позади – в прибрежном студенческом лагере пляж, солнце, музыка, южное вино и дискотеки. … Но страна уже вошла в «эпоху перемен».

Маша

Как-то в конце мая, в субботу, Сергей зашел к Петру. Тот жил с женой у ее родителей, на Шаболовке. Жену звали Людмила, но родители, по старой столичной традиции, с детства называли ее Милой, следом за ними так же стали звать ее друзья и знакомые. Петр с Милой поженились совсем недавно, пару месяцев назад, хотя знали друг друга довольно давно — учились в одной группе. То, что Петр, одноклассник Сергея, все еще грыз гранит науки, в то время как Сергей уже примерял на себя профессию инженера, объяснялось просто. По окончании десятого класса они вместе поступали в технический вуз, Сергей прошел, Петька — нет. По осеннему призыву Петр отправился отдавать долг Родине в одной из псевдо-братских Союзу стран. Вернувшись два года спустя, он решил приподнять для себя планку — МГУ будет «покруче» технического вуза, — и, воспользовавшись льготой участника боевых действий, поступил на филфак.

Под пиво с воблой обсуждение законов мирозданья в комнате молодоженов текло непринужденно. Мелкие споры и разногласия решались легко — «стороны приходили к консенсусу». «Жигулевское» Останкинского пивоваренного, с выбитой на крышке вчерашней датой, отстояв длинную очередь, организовали Сергей с Петром. Воблой из своих запасов наделил отец Милы, замдекана одного из факультетов МГУ. За привезенного ему кем-то из коллег крупного леща, он был отдарен двумя бутылками, каковые были предусмотрительно убраны в холодильник (предлагали больше — не взял). Подмигнул: «Что молодые люди, ударим меновой торговлей по капитализму — перейдем через бартер к натуральному хозяйству?». Свое пиво ребята в холодильник ставить не стали, не было смысла, остыть все равно не успеет.

Родители Милы приветливо принимали друзей молодоженов в своей просторной профессорской квартире. Атмосфера была демократичной, культурное распитие алкогольных напитков в разумном количестве здесь не возбранялось.

— Петь, у меня идея, — Мила вторглась в обсуждение приятелями разницы в концепциях Флоренского и Бердяева, — давай Сережка пойдет к Машке на день рождения? С нами, — она смотрела на Сергея веселыми глазами, очевидно радуясь своей находке.

— Кто у нас Машка? — Сергей взглянул на Милу, вопросительно изогнув бровь.

Предложение было неожиданным, спросить про виновницу торжества был первым, что пришло ему в голову.

— Почему бы и нет? — театрально-бодро, с восходящей интонацией сказал Петр, в подтверждение своих слов хлопнул ладонью по столу, посмотрел на супругу, потом на Сергея, ответил ему, объясняя скороговоркой: — Машка — наша однокурсница, в следующую субботу у нее День рождения. Мы с Милой в числе приглашенных. Подожди, подожди, подожди…, — выставив ладонь, прервал он Сергея, пытавшегося было возразить, заговорил медленнее, — тут есть одна закавыка. У нас на филфаке мальчишек раз-два и все, среди приглашенных я один. То есть я один — особа мужского пола, остальные пять, включая Милу и именинницу — женского.

— Ну, да, — вновь подключилась Мила, — а ты у нас парень видный, симпатичный,…

— Ага, я по собачьи дьявольски красив, — негромко попытался вставить Сергей, но Мила продолжала, не слушая его:

–… девчонкам будет веселее, да и Петьке в нашем курятнике не так скучно. — с иронично-подозрительным прищуром посмотрела на Сергея. — Или уже встречаешься с кем-нибудь и скрываешь?

— Вроде пока нет, — несколько смущенно, ответил Сергей, решил отшутится, усмехнулся: — Кажется.

По поводу этой самой «видности и симпатичности» его мнение с мнением Милы сильно расходилось. Да, он был парень высокий — под метр девяноста, спортивного телосложения, с более-менее правильными чертами лица. Но, как это водится у большинства молодых людей, к своей внешности он относился с большой долей скепсиса — скулы и лоб слишком высокие, виски впалые, нос длиннее чем хотелось бы. И вообще лицо какое-то острое, вытянутое вперед. Ни дать, ни взять — морда доброй дворняги, даже густые брови чуть домиком. Так что, та самая, слегка подправленная им есенинская строка, родилась не вдруг, а периодически всплывала у него в голове, когда он утром брился перед зеркалом. В общем, на звезду киноэкрана он явно «не тянул», поэтому слова Милы он воспринял, скорее, как шутку. Но не только в этом было дело. Отношения с противоположным полом складывались у Сергея непросто. С девушками он по жизни шел как бы параллельными дорогами, которые вопреки законам геометрии иногда сближались и даже на короткое время пересекались, но затем вновь разбегались, восстанавливая параллельность. В общении, а особенно если девушка была привлекательной, он часто терялся, не находил темы для разговора, нужных слов, отчего ещё больше зажимался. Молодые представительницы слабого пола были для Сергея существами не слишком понятными, почти инопланетянами.

— Не знаю, как-то это неправильно, — Сергей потер ладонью лоб, — меня не приглашали, меня там, кроме вас никто не знает. Это как в том анекдоте: «…а мы привели „золотого человека“, заходи Вася». Так что ли?

— Брось кукожиться, все будет нормально, — Мила, похоже, всерьез загорелась своей идеей, она ободряюще коснулась плеча Сергея. — Девчонки в универе уже устали друг от друга, а тут ты — свежая кровь.

— Опять-таки подарок какой-никакой нужен, — неуверенно сказал Сергей.

— На счет подарка не заморачивайся — цветочки, там и конфеты, — не отступала Мила. — Пойдем!

— «Пшли»! — голосом Петрухи из «Белого солнца пустыни» поддержал супругу Петька.

— Что значит «пшли»? — возмутился Сергей. — Именинницу вообще-то спросить было бы неплохо, — встал, сделал несколько шагов по комнате, замер на месте, не поворачиваясь, спросил: — девчонки-то хоть симпатичные?

Петр со Милой переглянулись.

— Девчонки, как девчонки, «филологички обыкновенные», — улыбнулась Мила, почувствовав, что Сергей готов сдаться, — Машку я в понедельник спрошу, а там созвонимся. Пойдет?

Во вторник Петька позвонил Сергею на работу (домашнего телефона у того не было) и сказал, что Маша «очень даже не против», как и ожидалось, «иначе Милка не предлагала бы». Условились встретиться в субботу на платформе метро «Измайловская», рядом с которым жила именинница.

Поезд вынырнул из-под земли, въехав в тень Измайловского парка. В этом году погода в начале июня задалась. Тепло пришло еще на майские праздники. Потом довольно быстро пролетели цветение сирени, распускание дуба и, пришитые к ним народными приметами, похолодания. Теперь же листья на деревьях налились темной зеленью, приобрели зрелый глянец. Солнечные зайчики пробившихся сквозь кроны деревьев лучей игриво скользили по скамейкам вагона и по немногочисленным субботним пассажирам.

Затормозив, поезд остановился у платформы, двери с шипением открылись. Петька с Милой уже ждали у выхода из первого вагона.

— Привет, не опоздал?

— Здравствуй, Сереж, — Мила взглянула на часы. — Вроде успеваем.

— Здоро́во, — Петька пожал протянутую Сергеем руку.

— Пошли?

— Не пошли, а пойдем, — поправила Сергея Мила.

— Без разницы, хоть потопали, хоть попербре…, — Сергей запнулся, произнося по слогам непослушное слово, поправился: — по-пе-ре-би-рали ногами. Кстати, перебирать далеко?

— Нет, здесь рядом, на какой-то из Парковых, точно не помню. Как идти знаю, а это главное.

Лето в тихих зеленых районах столицы, таких как Измайлово, ощущалось по-особенному. Наступал период отпусков и каникул, счастливые владельцы приусадебных участков отправлялись копаться в огородах на лоно природы, кто-то, имеющий такую возможность, отправлялся к морю и на прочие курорты, дети разъезжались по пионерским лагерям, студенты готовились к сессии или уже сдавали ее, улицы пустели. Город преображался. На вечно забитых спешащими прохожими узких, покрытых лужами тротуарах теперь встречались лишь редкие пешеходы, и луж не было, и тротуары оказывались не такими уж узкими. Мрачные, сырые и темные в другое время года серые стены сталинских пятиэтажек как будто высыхали и приобретали светлый торжественный оттенок. По асфальту тротуаров и стенам домов теплый ветерок туда-сюда возил пятнистую черно-желтую мозаику теней от листвы растущих вдоль улиц деревьев.

Идти, в самом деле, оказалось недалеко. Маша жила в типичной пятиэтажке послевоенной постройки, стандартной для этого района. Поднялись на последний этаж, позвонили, вошли.

Гостей встречала именинница. Для четверых прихожая оказалась тесноватой.

— С Днем рождения! Вот, — это тебе, — Мила отдала пакет с подарком.

— Присоединяюсь! — сказал Петька, и торжественно вручил Маше букет из трех роз.

— Знакомьтесь, Сергей, — Мила кивнула в сторону Сергея, ладонью указала на встречающую. — Маша, — махнула рукой в сторону Петра: — С супружником знакомить не буду, видишь его каждый день в универе.

— Очень приятно, — застенчиво улыбаясь, сказала Маша Сергею.

— Мне тоже очень приятно. С Днем рождения, — Сергей протянул девушке пакет с коробкой конфет «Ассорти» фабрики «Красный Октябрь» и букетик хризантем.

— Ой, спасибо, — потупившись, улыбнулась Маша. — Проходите же, все уже здесь.

— Можно не разуваться, — сказала она, увидев, что вошедшие стали снимать обувь. — Ну, уж если разулись — одевайте тапочки, правда на Сергея, наверное, размера нет, — девушка покопалась в обувнице, — такие подойдут? Самые большие.

Сергей померил. Ноги с трудом залезли в «шлепки», пятки остались на полу.

— Вполне, — стараясь быть убедительным, соврал он.

Не сказать, что Сергей уже жалел, что пришел, но первое впечатление не внушало оптимизма — именинница показалась ему девушкой заурядной, каких много, в голове само-собой всплыло: «Серая мышка» — невысокая, ничем не примечательное лицо, простенькое светлое платье. Правда, когда улыбнулась, в глазах мелькнули живые искорки, но она, позвав гостей, быстро отвернулась в сторону комнаты — искорки исчезли.

Прошли. Вслед за хозяйкой Петр со Милой, поприветствовали однокурсниц, следом Сергей. К его разочарованию за столом сидели еще три такие же, как и хозяйка «серые мышки», «филологички обыкновенные» вспомнилось Сергею. Они о чем-то оживленно щебетали между собой, ненадолго прервались, чтобы поздороваться с вошедшими, затараторили снова. Разместились «мышки» по одну из длинных сторон придвинутого торцом к стене прямоугольного стола. Три стула напротив, спиной к окну, были свободны и, очевидно, предназначались для вновь прибывших.

— Это Сергей, друг наших молодоженов, и, насколько я понимаю, бывший одноклассник Петра, — Маша вопросительно взглянула на Сергея. — Правильно?

— Точно! — опередил его Петька, — можно сказать однокашник.

— А это Лена, Катя и Маша, — поочередно указывая на девушек, представила их Сергею именинница. Сергей кивнул, девушки кивнули в ответ и продолжили свою беседу. — Садитесь, что вы, как не свои?

— Вот меня всегда удивляло: не то родителям лень было проявлять фантазию, когда они выбирали имена, и они давали первые, какие приходили в голову. А приходили, как правило, те, которые чаще слышали. Не то делали это в угоду моде своего времени, что ли, — пробираясь между столом и подоконником в дальний угол, выдал сентенцию Петр.

— Раскрой тему! — продвигаясь в фарватере мужа, потребовала Мила, по видимости, следуя правилам какой-то их общей семейной игры.

— Все просто, смотрите, живой, так сказать, пример, — усевшись на стул возле стены и обведя взглядом присутствующих, принялся пояснять Петька, — вот у нас здесь Лена, Катя и две Маши, на курсе еще две Елены, Екатерина и Мария….

— И две Иры еще, не забудь, — добавила Мила.

— Да, вот-вот, — живо согласился с ней Петр. — В школе, в нашем классе было три Сергея, два Андрея, три Сашки. Петр, правда, один,… — он, поджав губы, слегка склонил голову, — не трудно догадаться кто. Позже, среди малышни, видать Сергеи надоели, — Петька с улыбкой взглянул на приятеля, — пошли Денисы, Вадимы и всякие Влады. Не замечали?

— А может имена как-то витают в воздухе, в каждом поколении свои? — с интересом поддержала тему, сидевшая напротив Петра круглолицая, похожая на хомячка Лена. — И родители, сами не замечая того, выхватывают их из этого коллективного бессознательного? Я читала, что такое существует.

— Коллективное бессознательное — это несколько про другое, — хмыкнул Петька.

— Ну,… может быть, — легко согласилась Лена.

— А девочек, я заметила, сейчас стали называть Анжелами, Валериями, и Снежанами, — авторитетно сказала сидевшая рядом с Леной худенькая Катя. — Я думаю, это дань моде. У меня, к примеру, дядю Владленом звали, это сокращенно от Владимир Ленин.

— Именно! — решил вступить в разговор Сергей. — Денисами всех стали называть после выхода «Денискиных рассказов», а всякими там Петьками после выхода фильма «Чапаев», — не поворачивая голову, он скосил глаза на приятеля.

— Это нет, не похоже, — заступилась за мужа Мила. — Когда фильм вышел? И когда Петя родился?

— Не важно, — отмахнулся Сергей. — Это классика, его в нашем детстве постоянно по телеку крутили.

— То, что мода и что навеяно книгами и фильмами — скорее всего, — Мила задумалась. — Вот только Чуков и Геков³ мне что-то по жизни встречать не приходилось, — хихикнула она. — А вообще, лично мне нравятся старинные русские имена, например, Дарья, Данила, Егор, Иван, в конце концов.

— Точно-точно, я уже от многих слышала такое, — подхватила Лена.

— Уверена, лет через десять наши школы заполняться Дашами, Данилами и Иванами, — серьезно сказала Катя.

— А также Агриппинами, Феклами и Путятами, — с улыбкой добавила Маша-именинница, она заняла место во главе стола, справа от Сергея.

Сергей потихоньку огляделся и был увиденным несколько озадачен. Квартира, в которой они собрались, была, похоже, малогабаритной однушкой. Блеклые обои, на полу линолеум, недорогая мебель — диван, кушетка, платяной шкаф, на стенах полки с книгами. Здесь явно жили люди не слишком высокого достатка. Ему же казалось, что выбор такого направления, как филология, могут позволить себе только дети обеспеченных родителей, из, можно сказать, «высшего общества» (Петька был исключением). Например, Мила, папа-профессор, мама-кандидат. Впереди все ясно: университет, аспирантура, научная работа. Материально, когда надо, родители поддержат. Ему вообще было не очень понятно, что за профессия такая — филолог. Даже Петька толком не мог ответить на этот вопрос. После окончания университета кроме как в науку, пути не видел. Но не могут же все выпускники филфака идти по научной линии. Звучит, да, здорово: «МГУ, филологический факультет». «Философский факультет» звучит еще круче, но кем после него будешь работать? Преподавателем диамата в вузе? Стать Кантом или там Фроммом не каждому дано. При мысли о профессии философа Сергею, почему-то непременно вспоминался Диоген и непременно в бочке. Выбора Петра он не понимал, но, каждый сам хозяин свей судьбы, ему и решать. Наверное, из-за этой непонятности филологи, в том числе и будущие, казались Сергею несколько «не от мира сего», что вызывало к ним определенный интерес.

— А мама с бабушкой где? — услышал он, как Мила спросила Марию.

— Бабушка ушла к подруге, придет только вечером, мама на кухне, не хочет нам мешать — ответила та.

«Да, однушка, если мама на кухне, и живут, к тому же втроем, с мамой и бабушкой. Это насколько ж нужно быть фанаткой, чтобы выбрать филологию? Причем в школе, скорее всего, была отличницей, конкурс-то на филфак мало не покажется, могла бы выбрать что-нибудь более реальное, экономику хотя-бы», — думал Сергей, поклевывая салат. От мыслей, вопреки прогнозам Милы, его никто отрывать не собирался. Девчонки по-прежнему щебетали между собой, постепенно к ним присоединились Маша с Милой и даже Петька.

Вначале, как положено, открыли бутылку сухого вина (как потом оказалось единственную), разлили по фужерам, поздравили именинницу, чокнулись. На праздничном столе стояли салаты (из свежих овощей и «оливье»), нарезанные ломтиками копченая колбаса, ветчина и сыр, кое-какие соленья, графин с компотом. Вроде ничего особенного, стандартный набор, но, похоже, по очередям Маше и ее маме потолкаться пришлось. Полки продуктовых магазинов изобилием, мягко говоря, не баловали.

Разговор за столом тек мимо Сергея. Он честно пытался влиться в него, чтобы не выглядеть человеком, пришедшим поесть, но получалось не ахти. Темы не задевали, впрочем, никто особенно и не пытался увлечь его беседой.

«А доцент Иванов (Смирнов, Сидоров), я слышала, хочет перевестись с кафедры и на следующем курсе его у нас уже не будет. А профессор Петров….» — вслушивался Сергей в щебет девушек, пытаясь зацепиться за что-нибудь, чтобы вступить в разговор. Но ни доцента Иванова, ни профессора Петрова он не знал, ситуация на кафедре была от него далека, и, в принципе, не интересовала.

Дальше шло обсуждение университетских слухов и преподавательского состава, кто как выглядит, как читает лекции. Затем разговор перетек на наличие конспектов этих лекций, потом на предстоящую сессию, расписание консультаций и так далее, и так далее. Свои экзамены Сергей уже все сдал, институт, слава богу, окончил, а в филологии не понимал практически ничего. Разговор опять проходил мимо. «О чем же они говорят в университете-то?», — подумал Сергей, вспомнив слова Милы, что в универе они уже устали друг от друга.

Он смотрел на оживленно говоривших напротив Лену и Катю, Машу-не именинницу — маленькую, остроносую смуглую девушку с карими бусинами глаз, она больше молчала, поддерживая разговор согласным киванием. Иногда ловил на себе ответные мимолетные, невзначай брошенные взгляды. Беседа при этом не прерывалась. Скосил глаза на вступившую в разговор Милу. В очередной раз отметил, что ей невероятно подходит это имя. Она в самом деле была очень милой девушкой. Недавно сделанная стрижка «каре» темно-русых волос очень шла ее, может быть и не очень красивому, но обаятельному лицу с круглыми щечками и слегка вздернутым носиком. Она относилась к той категории людей, к которым не пристает ничто темное, грязное. Людей, которые живут в своем мире, в котором нет ни сплетен, ни зависти, ни подлости. То есть все это есть где-то, и они об этом знают, и даже читали в книгах, но все это настолько далеко от них, что встретиться с ним в реальной жизни не представляется возможным. Перевел взгляд на Петьку, когда тот разразился длинной тирадой о методике изучения языков германской группы. Он сильно изменился после возвращения из армии. Отпустил длинные, почти по плечи волосы, отрастил бородку, внешне мог бы походить на молодого Христа, если бы не те обстоятельства, что Петька был пшенично-рыжий и носил очки-велосипеды а-ля Джон Леннон. Характером он как-то успокоился, раньше чуть не по его — в спор до победного, теперь стал больше прислушиваться к собеседникам.

Так прошло около получаса. Сергей почувствовал, что перед глазами понемногу все начинает плыть, как будто застилаясь дымкой, звуки разговора сливаются в монотонный шум, из которого с трудом выхватываются отдельные слова. Понял, что его клонит в сон и решил, что пора что-то делать.

— Маш, извини, — сказал он вполголоса, наклонившись к имениннице, — где можно покурить? На лестнице?

— Нет-нет, зачем же на лестнице, можно на балконе, там и пепельница есть, — живо ответила девушка, моментально оторвавшись от общей беседы, как будто только и ждала этого вопроса.

«Кто же здесь курит? — подумал Сергей, но спрашивать Машу, понятно, не стал, — скорее всего, мама, не бабушка же, хотя…». Он посмотрел на Петьку, понял, что тот слышал его разговор с Машей, и, поднеся к губам два пальца, показал глазами в сторону балкона.

— Девушки, просим извинить, — сказал Петька, поднимаясь, — у нас с Серегой перекур, оставим вас на пять минут. Мил, дай пройти, пожалуйста.

Петр сидел в углу, не потревожив жену, выйти из-за стола он не мог. Мила снизу-вверх посмотрела на мужа. Во взгляде читался вопрос. Она-то знала, что тот уже с год, как бросил курить. Все поняла, ничего не спросила, привстала, подвинула стул.

— Петь, у меня дилемма, — вполголоса начал Сергей, закрыв за собой балконную дверь, — или мне пора уходить, что как-то неприлично, или надо раздобыть какой-нибудь «огненной воды»,… может, так проще будет общаться, — он закурил, выдохнув дым, не повышая голоса принялся объяснять, красноречиво жестикулируя рукой с сигаретой: — Сижу-засыпаю, «я чужой на этом празднике жизни». Не думал, что День рождения может быть так похож на «комсомольскую свадьбу»⁴.

— Ты их стесняешься, а они тебя. Не заметил? — Петька внимательно посмотрел на товарища, после короткого молчания сказал: — ну ладно, как я понимаю, «единственно, что может спасти смертельно раненного кота…»? — с вопросительной интонацией начал он цитату.

— Ага, «… это глоток бензина», — закончил Сергей.

— Думаешь, сейчас получится достать чего-нибудь? Два-то хоть есть⁵?

— Пол второго мы в метро встречались, сейчас уже, — Сергей поднес к глазам руку с часами, — почти без двадцати три. А получится или нет, не попробуем — не узнаем.

— Тогда докуривай и вперед.

— Чего ее докуривать? — Сергей смял в пепельнице почти целую сигарету, — Ты же знаешь — я практически не курю, так, балуюсь.

Они друг за другом вышли с балкона.

— Девушки, извините, нам придется еще ненадолго вас оставить. У Сергея кончились сигареты, сбегаем-купим, — соврал Петька первое, что пришло в голову, — Маш, где тут у вас «табачка»?

Табачный ларек, как оказалось располагался неподалеку, именинница подробно объяснила, как его найти, для наглядности изображая руками маршрут движения.

— Та-а-ак, теперь надо провести рекогносцировку местности, — сказал Сергей, когда они вышли из подъезда. — Желательно найти аборигена, спросить, где тут винный.

— Ишь-ты, слова-то какие знаешь: ре-ко-гна-сци…, как там дальше-то? — Петр посмотрел на Сергея, всем видом изобразив удивление.

— Дык, я же-ж, как-никак, лейтенант запаса.

— Лейтенант? — хмыкнул Петька. — Какой ты лейтенант? Пороха не нюхал, — Петр, прошедший в армии через зону боевых действий и демобилизовавшийся в звании сержанта, не упускал случая поддеть Сергея, получившего офицерское звание на военной кафедре института.

— Не очень-то и хотелось мне его нюхать, — рассеяно ответил Сергей, оглядываясь вокруг, — вон, смотри, бабулька идет, по походке вижу местная, — уверенно определил он.

Магазин оказался рядом, за соседним домом. Вообще поход приятелей закончился неожиданно быстро.

— Cui ridet Fortuna, eum gnorant Femida, — сказал по этому поводу Петька, когда они возвращались.

— Не умничай, переведи, я в латыни не очень, или, точнее, очень не. Меня в моей альма-матер этому не обучали, а если ты на своем филфаке наблатыкался, то веди себя прилично.

— Кому улыбается Фортуна, того не замечает Фемида, — продекламировал будущий филолог.

— А при чем тут Фемида?

— Это не важно, главное Фортуна улыбнулась.

Фортуна им, в этот раз, в самом деле, благоволила. Когда вошли в магазин и глаза после яркого уличного солнца привыкли к полутьме (освещение днем не включали, «экономика должна быть экономной», а через небольшое зарешеченное окно свет едва пробивался), разглядели — за прилавком на, как правило пустых, полках винного стоят бутылки, а между приятелями и прилавком очередь — две старушки и пожилой мужчина лет шестидесяти с сеткой-авоськой, оттянутой батоном хлеба и бело-синей пирамидкой пакета с молоком.

— Вы последний? — спросил Сергей у мужчины, тот кивнул, — Что дают?

— Водку, — индифферентно, как будто ничего странного не происходило, ответил мужчина, — только привезли, — добавил он.

— Странно…. Обычно очередь длиной в квартал уже, пока разгружают, — удивленно сказал Сергей. — Лучше бы, конечно вино, портвейн какой-нибудь или что-то типа того.

— Нечего бога гневить, — отрезал Петр.

Очередь подошла довольно быстро, если не считать того, что сначала одна, а потом и вторая старушка, наверное, в знак солидарности с первой, долго копалась в своем кошельке пытаясь расплатиться без сдачи. Купили бутылку, быстро пошли назад.

— Какая-то странная, — сказал Сергей, рассматривая покупку, бутылка была не обычная водочная — прозрачная с длинным горлышком, а, скорее, пивная. Зеленая, горлышко короткое, пробка с язычком, не винтовая. — По-моему, такие продавали лет двадцать назад.

— Ага, из сталинских запасников, специально для нас, — усмехнулся Петька, взглянув на бутылку.

— А может из брежневских, их вроде еще «чебурашками» называли, — вспомнил Сергей.

— Кого называли? — спросил Петр, не глядя на Сергея, — там Милка, наверное, уже волнуется. Обещали «мухой, туда-обратно», а в очереди все-таки застряли немного, старушки, эти, копуши. Теперь не дай бог, еще обижаться начнет.

Сергей взглянул на приятеля, «в самом деле, не понял?». Тот шел, занятый своими мыслями. — Кого-кого! Не Сталина же с Брежневым! Вот такие водочные бутылки называли «чебурашками». Советского фольклора не знаешь, филолог.

— Я-то знаю, а ты учись строить фразы так, чтобы не переспрашивали, — спокойно, по-прежнему не глядя на Сергея ответил Петька.

— Угу-гу, можно подумать, — не нашел ничего лучшего ответить Сергей.

Он посмотрел на бутылку. Лето, одет в рубашку и брюки, убрать ее некуда, а нести открыто, держа за горлышко, как-то совсем неприлично, как «алкаш» какой-то. Обхватил донышко ладонью, спрятал бутылку за руку, — она стала не так заметна встречным прохожим.

На звонок, дверь открыла Маша.

— Что-то долго вы, ларек же рядом, — сказала она, — Удачно хоть сходили? Открыт?

— О-о-о, еще как удачно! — разуваясь ответил Петька.

Они с Сергеем всунули ноги в тапки и следом за Машей прошлепали в комнату.

— Вот, — несколько смущаясь, сказал Сергей, ставя на стол бутылку. — Купили по дороге, не смогли удержаться, очереди — три человека. В другой раз специально будешь искать — не найдешь.

Мария подозрительно посмотрела на ребят, винный магазин находился совсем не по дороге к табачному ларьку, но промолчала.

— А обойтись без этого нельзя было? — спокойно, может быть даже слишком спокойно, спросила Людмила, глядя на мужа.

— «Руси есть веселие пити, не можем без того быти», — отведя глаза от жены, торжественно продекламировал Петька, пробираясь на свое место.

— Точно! — поддержал друга Сергей, — начинаю уважать филологию.

— Это не филология, а скорее история, — так же серьезно поправила его Мила.

— Ну, Мил, ну прекращай, — Петька сел на стул, — мы же студенты. Gaudeamus igitur!

— Не умничай, — глядя на приятеля, потребовал Сергей. — Переведи.

— А вам, молодой человек, — профессорским тоном ответил Петька, — как бывшему студенту, стыдно не знать слова студенческого гимна! До революции его все студиозусы наизусть знали.

— Это значит, «Так давайте веселиться!», — вполголоса пояснила Людмила.

— К сожалению, я учился несколько позже революции, — Сергей благодарно кивнул Миле, посмотрел на стоящую на столе бутылку, вопросительно перевел взгляд на Петра.

— Девушки, с вашего позволения! — Петька оглядел сидевших за столом девушек. — Может быть, кто-то хочет к нам присоединиться? — те дружно замотали головами. — Тогда давай Серег, по-нашему, — он подвинул Сергею свой стакан из-под компота.

— Ты что уже стаканами начал? — Мила посмотрела на мужа широко открытыми глазами.

— Ребят, может быть вам стопки под водку дать? — озадаченно спросила Маша.

— Нет, спасибо, не надо, — сказал Сергей, подцепил пальцем язычок, снял с бутылки пробку, положил ее на стол рядом со своей тарелкой, разлил в стаканы Петру и себе «на два пальца» водки. — Так лучше.

— Водка, что? — Петька взял кувшин с компотом, долил в стаканы, — водка, это средство быстро напиться «в дребодан» и упасть лицом в салат, что в наши с Серегой планы не входит. Мы бы вина взяли, но было только это, — он показал глазами на бутылку, — поэтому будем пить «коктейль». А вы что думали? Что мы сейчас стаканами раз-два и «в дрова»? Нет, у нас все по интеллигентному — «коктейль»!

— Итак, — Петька, поднял стакан на уровень глаз, Сергей последовал за ним. — За присутствующих здесь дам! — отпил из стакана. — Как говориться, «In vino veritas»! — поставил стакан на стол, посмотрел на Сергея. — Перевести?

— Нет, не надо, — Сергей тоже отпил, но стакан на стол ставить не стал, в задумчивости крутил его в руке. — Это я знаю, — взглянул на Петра, — это про кроликов.

Тот удивленно уставился на приятеля.

— Про каких еще кроликов?

Повисла пауза.

— Ну как же, все же знают, — продолжил серьезным голосом Сергей, по-прежнему задумчиво глядя на стакан с «коктейлем», — «И пьяницы с глазами кроликов „ин вино веритас“ кричат⁶», — поднял глаза на Петьку, — или я что-нибудь путаю?

Послышались смешки девчонок, видно, постоянное цитирование Петром высказываний на латыни, им тоже уже порядком надоело.

— Да нет, про кроликов, так про кроликов, — усмехнулся Петька, — тебе бы переводчиком работать, а не инженером.

— Кстати Мил, — он повернулся к жене, — а коктейли, можно сказать, нас научил твой папа делать, — он оглядел сидящих за столом девушек, взглядом призывая послушать.

— Как-то Сереге «бог послал» бутылку джинна, причем джинна родного, импортного. Где взял не важно, — выставив вперед ладонь, остановил он Сергея, собравшегося было что-то сказать, — «Бифитер», вроде, да, точно, Серега вон кивает. Так вот, принес, решил угостить нас с Милой. Открыли, попробовали — как-то не очень. Ее папа как увидел, так и встал в коридоре. Мы уж думали, будем изгнаны «за распитие в неположенном месте». А он: «Вы что, так пить собрались? Зачем же продукт портить!». Поставил на стол широкие, специальные такие стаканы, спросил нас, не против ли мы, если он с нами, мы конечно «всей душой». Посетовал, что нет льда, разлил по стаканам по чуть-чуть джинна, достал из холодильника тоник, долил. Попробовали, понравилось. Сегодня у нас, правда, не джинн с тоником, но все лучше, чем просто водка. Мы же культурно, без фанатизма. Кстати, Маш, компот очень вкусный.

— Спасибо, мама делала.

— И не пытайтесь, «культурнопитейщики», — с деланной серьезностью сказала Мила, — нет вам оправдания! И вообще, вы не «культурнопитейщики», а апологеты пьянства и алкоголизма!

— Ну, вот, здр-а-а-сте-приехали, — в притворной обиде развел руками Сергей, общаться стало проще, стеснение улетучилось, — припечатала, так припечатала. Апологеты! Слово-то, какое нашла, — он сделал глоток из стакана, сменил тон с обиженного на рассудительный. — Мы, между прочим, никакие не апологеты, а жертвы воспитания и образования. Судите сами. Начать можно с Владимира Красно Солнышко, которого коллега, — он наклонил голову в сторону Петра, тот ответил также степенным наклоном головы, — цитировал совсем недавно. Дальше все эти гаудеамусы и ин вино веретусы, которыми он здесь разбрасывается, показывают, что студиозы испокон веков употребляли горячительные напитки «веселья для». Стало быть, это не пьянство и алкоголизм, в чем нас обвиняют, а как минимум дань традиции. Дальше, что можно ждать от людей, воспитанных на книге о похождениях четырех, как бы это помягче сказать,… — он посмотрел в потолок, ища подходящее слово, — … шалопаев, которые на протяжении всего романа только и делают, что пьют, дерутся и ищут приключений на одно место. При этом считаются положительными персонажами и их ставят в пример.

Мила глядя на Сергея вопросительно наклонила голову, остальные девушки тоже смотрели на него, ожидая пояснений. Тот молчал, держал интригующую паузу.

— Это он про мушкетеров, — Петр с улыбкой снял, повисший в воздухе вопрос.

— Или взять Хемингуэя. Вспомните хотя бы «Фиесту» или «Праздник, который всегда с тобой». На каждой странице,… ну буквально на каждой: зашли в такое-то кафе выпили то-то. Цитировать не буду, дословно не помню. Или вы имеете что-нибудь против Хэма? — он вопрошающе обвел взглядом девушек, начиная с сидевшей слева по диагонали от него Лены, заканчивая сидевшей справа именинницей. — Да, и в конце концов, вы же все советские девушки, не сомневаюсь, что были правильными пионерками, а теперь, конечно примерные комсомолки. А с кого примерные комсомолки должны, извиняюсь за тавтологию, брать пример? Правильно, с Владимира Ильича. Что читаем у Горького? На обед Ленин ест яичницу с ветчиной и выпивает кружку густого тёмного пива. Вот так, пиво на обед и, как я понимаю, ежедневно. А мы в честь Дня рождения Маши, кой-то раз в веки, и сразу пьянство, алкоголизм! — последнюю фразу Сергей вновь произнес обиженным тоном.

— Полностью согласен с коллегой! — торжественно заявил Петька.

— Надо же, какую теорию подвел! — засмеялась Мила, — я же говорю — апологеты!

— Вам нравиться Хемингуэй? — Сергей поймал на себе серьезный взгляд серых глаз, сидящей напротив Кати.

— Не встречал человека, которому бы не нравился Хемингуэй, точнее, который признался, что ему не нравится, — усмехнулся Сергей, — Мне, если честно, да, нравится. На его книгах, как говорится, выросло не одно поколение. Вы знаете, что хиппи даже называли его «папа Хэм»?

— Нет. Я не застала время хиппи, это же, кажется, шестидесятые? — утвердительно спросила Катя.

— А вы, что были хиппи? — с нескрываемым любопытством, чуть не с восхищением, вступила в разговор Лена.

— Да нет, что ты Лен, мы что, так похожи на динозавров? — опередил приятеля Петька, — мы тогда еще совсем мелкие были. Нас эти «дети цветов» так, только на излете зацепили, клешами, музыкой да длинными волосами.

— Я не хотела вам,… вас…, — смущенно потупившись начала оправдываться Лена.

— Ничего, Лен, вон, — Сергей с улыбкой кивнул на Петра, — кто-то до сих пор хиппует.

— Но-но, я попросил-бы — театрально вскинулся Петька, — длинные волосы, между прочим, на Руси были привилегией дворян, — он провел рукой по своей рыжей шевелюре, с прищуром посмотрел на приятеля, — а коротко там стригли всяких плебеев.

— А за плебея ответишь, — не глядя на товарища, перефразируя расхожую фразу⁷, сказал Сергей, помолчав, добавил: — Попозже, — указал глазами на опустевшие стаканы. — Как насчет повторить?

— Запросто, — Петька потянулся к бутылке.

— Девушки, вы как, не надумали? — спросил Сергей, взглядом приглашая присоединиться к ним с Петром.

— Нет, нет, спасибо, — спешно замотали головами Катя, Лена и молчаливая Маша.

Мила задумчиво посмотрела на Сергея.

— После такой Сережкиной лекции я, пожалуй, попробую ваш, как там? Коктейль? — она допила компот в стакане и перевела взгляд на мужа, — мне чуть-чуть.

— И это правильно, — Петька уже потянувшийся налить Сергею, по плавной дуге перевел руку к стакану Милы.

— Стой-стой, хватит — Мила приподняла руку мужа, которой тот держал бутылку, едва тонкая струйка коснулась дна ее стакана, — ты мне лучше компота побольше налей.

Петька наполнил стакан жены. Посмотрел на хозяйку дома, приглашающе спросил:

— Маш?

— Ну ладно, давайте и я, за компанию с Милой, не бросать же ее одну с вами. Только тоже чуть-чуть, — улыбнувшись, сдалась именинница.

— Вот это — другое дело! — Петька плеснул немного водки в стакан Маши, долил компотом, наполнил стаканы свой и Сергея. — Вы тоже присоединяйтесь, пожалуйста, хоть компотом, — обратился он к троим отказавшимся от «коктейля» девушкам.

— У всех, как говорится, но́лито? — последнее слово Петр, пародируя руководителя страны, произнес с ударением, обвел глазами сидящих за столом. — Итак, — он встал с поднятым в руке стаканом.

— Еще раз, предлагаю, за хозяйку торжества! — поднял стакан выше, перевел взгляд на именинницу. — Машенька, я не люблю говорить длинные тосты. Скромно о себе замечу — краткость сестра таланта. Так что, скажу, так сказать, лапидарно: пускай жизнь твоя будет солнечной и безоблачной, как сегодняшний день!

Все встали следом за Петром.

— Сказал, лапидарный ты мой, — хмыкнула Людмила, — долго думал?

Встретившись, звякнули стаканы.

— Кстати, — пригубив «коктейль» и садясь на место, обратился к Кате Сергей, — по поводу Хемингуэя. Как вам, читали-не читали, нравится-не нравится?

— Конечно читала, — словно удивившись такому вопросу, пожала плечом Катя. — А нравится или нет…

— Кто же сознается, если не нравится? — с улыбкой глядя на подругу, опередила ее Лена.

— Перебивать, неприлично, — тоном строгой учительницы, заметила ей Катя, затем спокойно уже Сергею: — На самом деле, нравится, конечно. Не все может быть ровно, что-то лично мне ближе, что-то совсем не цепляет, но в общем да, вполне.

В голосе девушки зазвучали нотки откровения, или это показалось Сергею? Он вдруг понял, что разговор за столом стал ему интересен, что тонкая грань отчуждения пройдена, почувствовал себя внутри компании.

— А что больше всего? — спросил он. — Что отложилось в памяти?

— Если говорить в общем, нравится то, что он не навязывает своего мнения, — сказала Катя, взгляд ее потерял остроту, она словно направила его внутрь, ища ответ в себе, — он как художник рисует картину, а зритель, то есть читатель, уже сам решает кто прав, а кто нет…

— Э-это точно, это вам не наш родной, так сказать. соцреализм, — деловито орудуя вилкой в тарелке поддержал Катю Петр. — Там все строится на теории классовой борьбы. Воспитание, так сказать, — он выразительно поднял вверх вилку с насаженным на нее кольцом огурца, — в духе коммунизма.

— Даже не в этом дело, — вступила в разговор Маша-именинница, все посмотрели на нее, — я думаю, Катя не это имела в виду. Просто там нет этой надоевшей занудной нравоучительности: это правильно — так можно или даже нужно, это неправильно — ни-ни, ни в коем случае. Читатель сам имеет право оценивать поступки персонажей. Так ведь Кать?

— А то же самое и у других американских писателей, — не дав подруге ответить, живо, с блеском в глазах, вмешалась Лена, — у Сэлинджера, там, Апдайка…

— А вы, матушка, однако, космополит, — вставил Петька.

Лена, несколько сбитая Петькиным замечанием, уже было набрала в легкие воздух, чтобы продолжить, но в разговор неожиданно вступила молчавшая до этого Маша-два:

— Вы читали «Жизнь и судьба», Г-г-гроссмана? — негромко, словно стесняясь, спросила она.

Неожиданно низкий голос субтильной кареглазой Маши звучал довольно приятно, мягко. При этом звук «г» она произносила непривычно размыто, словно боясь поцарапать им нёбо. Она явно стыдилась своего южнорусского диалекта. Филолог с говором? Как-то не вяжется.

В ответ на Машин вопрос послышалось нестройное некание вкупе с отрицательным мотанием головами. Лишь Мила как прилежная ученица, поставив локоть на стол, подняла руку, жестом показывая, что она книгу читала.

— Надо признаться, Маш, здесь у нас общая лакуна в образовании, — с апломбом сказал Петр. — А что у нас товарищ Гроссман?

Девушка с секунду смотрела на Петра, переваривая его вопрос, кивнула, уже увереннее сказала:

— Не удивительно, я сама читала в «самиздате», хотя сейчас, при нынешней «гласности», кажется, уже выпустили в нормальном виде. Так вот, о чем я хотела,… — Маша задумчиво сдвинула брови, отчего ее лоб прорезала вертикальная морщинка, — там, в общем, при обороне Сталинграда, в разрушенном доме, один из бойцов вспоминает какого-то американского писателя, фамилию которого он забыл. Говорит, что ему нравится в нем, в этом писателе, то, что он его не учит. Напился солдат — и все, — она раскрыла ладонь, показывая: «и все», — Или произошло там что-то у мужика с бабой — и все, — опять тот же жест рукой, Маша заметно увлеклась, от прежней зажатости не осталось следа. — Мне кажется это он как раз про Хемингуэя. Ты ведь это имела ввиду, Кать?

— Да, все правильно, — согласно кивнула Катя. — Но это если в общем, а в частности,…, — она на мгновенье задумалась, подняла глаза на Сергея продолжила: — взять, допустим, «Прощай оружие» или «И восходит солнце!», о котором, вы Сергей, говорили, у меня от них слезы наворачиваются, а вот, например, «Старик и море»…

Катя поделилась своим впечатлением от «Старика и море», затем разговор плавно перетек на мастерски описанную Хемингуэем ловлю форели в горных реках. «Да это особенно! — воскликнула Лена, захлебываясь от переполнявших ее эмоций, затараторила: — Как будто сама там, с ним. И эта река. Как ее?… Точно, Биг-Ривер. Вот, когда мы с родителями по Дубне…». Но в оживленном разговоре ее кто-то перебил, Лена сбилась, замолчала и переключилась на общую тему. А тема заняла всех. Вспомнили еще рассказ, и еще, и пошло-поехало. Петька авторитетно вещал, Лена скороговоркой вставляла замечания, не оставались в стороне и Мила с Машей-именинницей. Вторая Маша тоже не выпадала из разговора и, хотя больше молчала, изредка кидая реплики, в ее глазах читался живой интерес. Сергей, слушая других, говорил, в основном, когда обращались непосредственно к нему, но теперь он уже не был лишним за этим столом. У него появилось чувство единения со всеми присутствующими. Словно комната наполнилась проводящим мысли, чувства и эмоции веществом, связавшим всех общим интересом. Сергею было знакомо это ощущение, оно было близко ему. Оно было сродни возникавшему во время споров на семинарах по философии, их с Петькой «мировоззренческих дебатах» или конструкторских «мозговых штурмов». Когда рассуждения и мысли нескольких людей, сплетаясь вместе в общем увлечении, создают особую атмосферу взаимного притяжения. Как ни странно, но трое девушек-мышек, не прикасавшиеся к «расслабляющему» напитку, тоже стали вести себя свободнее. Словно легкий снимающий напряжение хмель каким-то образом передался им тоже.

Прошлись по творчеству Хемингуэя и «по нему лично». Заметили, что действие большинства его книг происходит не в «штатах», а в Испании, Франции и в Африке. Перескочили на то, как хотелось бы там побывать, на то, что жалко, что из Союза почти невозможно выбраться куда-нибудь за рубеж, особенно в страны «каплагеря». Мила сказала, что слышала, будто бы совсем недавно, где-то в конце мая вышел закон, вроде бы облегчающий выезд из страны, что «может быть перестройка, все-таки приведет к падению „железного занавеса“ не только для Восточной и Западной Германии, но, в конце концов, и для нас». В этом вопросе ее авторитет не подвергался сомнению — родители Милы периодически выезжали за границу на различные научные симпозиумы и конференции и она, как никто другой здесь, могла быть в курсе дела. Все согласились, что это было бы здорово, что может быть, когда-нибудь все-таки удастся увидеть «снега Килиманджаро». Тема странствий постепенно перевела разговор на тему отдыха вообще и грядущих каникул в частности.

— Вот вы сейчас студенты, завидую. Сдадите сессию, начнутся каникулы.… Я вот, только недавно понял,… — Сергей замолчал, обвел взглядом присутствующих, с чувством сказал: — Как же летом не хочется работать! Когда был студентом, я этого не замечал, — он остановился, что-то вспоминая, продолжил: — В начале лета, как-то особенно остро начинаешь понимать, что оно создано для отдыха. Солнце светит, все зеленное и, на уровне организма, рефлексов что ли, срабатывает: «не хочу работать!». Может быть это привычка, резвившаяся с детства? Вот смотрите. Невинный возраст брать не будем, а дальше, десять лет в школе, лето — каникулы, — он начал загибать пальцы. — Пять лет в институте, каждый год то же самое. Пришли на КБ, нас, молодых специалистов пинками в пионерский лагерь вожатыми.

— Прямо так и пинками? — искренне удивилась Катя. — За что же вас так?

— Не за что, просто…. Для КБ лагерь — обязаловка, а «старики» ехать не хотят, — махнул рукой Сергей. — С другой стороны, тоже неплохо, местами даже весело, — он улыбнулся, каким-то своим мыслям, — пару смен в лагере пионеров строишь, потом отпуск полтора месяца. То есть, по большому счету, тоже все лето гуляешь. И так два года подряд. В этом году вожатым не поехал, лето начинается и чего-то не то, нет ощущения праздника что ли, — Сергей разжал ладонь, изобразив взглядом грусть, уставился на нее, словно пытаясь отыскать что-то упущенное. — С утра на работу, вечером с работы, пока до дома доедешь, пора спать.…

— Может быть это просто дело времени? — с сочувствием спросила Лена. — Мои родители, всю жизнь так работают.

— Мои тоже, — Сергей вздохнул. — Все понимаю, а на уровне ощущений все-равно что-то не так. Наверное, пройдет лет пять-десять, привыкну. Или скорее сотрется та привычка из детства, не знаю. Одно облегчение — отпуск в августе.

— Ты говоришь, сессию сдали и все, каникулы? Ага, если бы! — возразил Петька. — Нам в июле еще на две недели фольклорная экспедиция светит.

Девушки дружно зашумели, соглашаясь с ним.

— Кстати, — вдруг оживилась Мила, — девчонки, никто не смотрел на кафедре объявления по поводу летних лагерей?

— По-моему, что-то уже вывесили, — за всех ответила именинница, — я видела мельком. А что?

— Сережка сказал про отпуск в августе, и мы вспомнили, — ответила Мила, сказав «мы» она имела в виду себя и Петра. Женщинам свойственно после выхода замуж отождествлять себя со всей семьей. Сначала только с мужем, потом еще и с детьми: «мы сегодня кушали и все измазались», «мы сегодня на животике ползали», «нас сегодня комарик покусал». — Мы решили наконец организовать себе медовый месяц, правда, Петь?

Петр подтвердил слова жены, сказав, что «раньше было недосуг, а теперь самое оно», после чего спросил Сергея о его планах на отпуск.

— Мы с Женькой не решили еще, может быть опять махнем в «Буревестник», — он заметил вопросительные взгляды девушек напротив, пояснил: — это университетский лагерь под Туапсе, — с улыбкой посмотрел на Петра. — Помнишь?

— А, то!

— Как-же, как-же, на-а-аслышана о ваших похождениях, — тоном сварливой жены, растягивая слова, сказала Мила, — муженек мне мно-о-ого чего понарассказывал.

— Я ни в чем не участвовал, ни в чем предосудительном замечен не был, — оправдываясь, скороговоркой выпалил Петька.

— А ничего такого и не было, — сказал Сергей, сосредоточено изучая потолок. — Он все придумал, чтобы заинтриговать будущую жену. Так ведь? — взглянул на приятеля.

— Точно, так оно и было, — быстро ответил тот, — то есть, ничего не было, все придумал!

— «Ох, уж эти сказочки. Ох, уж эти сказочники!⁸», — засмеялась Мила, переводя взгляд с одного на другого, те сидели с отрешенными лицами, на которых было написано: «мы здесь ни при чем, ничего не знаем, это не про нас».

Мила на секунду задумалась, словно поймав какую-то мысль, посмотрела на Сергея смеющимися глазами и предложила ему с другом Женей присоединиться к ним — «вместе все веселее». Как это часто случалось с ней, да и не только с ней, собственная идея показалась Миле очень интересной, она моментально все обдумала и за всех решила. Она даже не стала убеждать или уговаривать Сергея, просто говорила тоном, в котором не звучало даже тени сомнения в том, что Сергей и Женя отправятся к морю с ними. О самом лагере Мила слышала много хороших отзывов. Правда, на путевки от университета Сергею с другом рассчитывать не приходилось — они оформлялись только на студентов и аспирантов. Последовавшее от Петра предложение оформить путевки на кого-нибудь с курса, Мила свела на нет, заметив, что путевки именные и могут быть неприятности. «Но, — заметила она, — частный сектор никто не отменял, а вам, „дикарям“ со стажем, не привыкать». Лагерь, куда собирались молодожены, находился недалеко от Пицунды и назывался «не то „Солнце“, не то „Солнышко“, не то что-то вроде».

— Кстати, про дикарей — улыбнувшись своим мыслям, начал рассказывать Сергей, — можно сказать, про диких дикарей. Дикарей в квадрате. Мы тогда еще в институте учились. Ребята из группы решили поехать в палаточный лагерь на берегу моря. Мы с Женькой в Судак, а они туда. Короче, приезжаем к ним в гости, сидят они на песке, возле своей палатки, загоревшие как негры, — Сергей хмыкнул, — Сидят и все. И так целый день. Ну может макнутся в море раз-другой чтобы совсем не спечься….

— Прямо-так и целый день, — с сомнением спросила Мила.

— Ага, — подтвердил Сергей, — даже в карты не играют, надоело говорят. Оказалось, приезжают туда только барды-фанаты бородатые, или семьи, или и то и другое «в одном флаконе». Дискотек нет, магазинов нет, туалет, извиняюсь, где-то на краю лагеря. За продуктами ходили километра за два-три в город, а есть готовили прямо здесь, рядом с палаткой на примусе. Мы купнулись, посидели с ними полчаса, чтобы обсохнуть, и обратно в Судак, в лоно цивилизации. Мы так и не поняли их романтики. Тоска смертная. Уж мы-то всегда «дикарями» ездим, а это «дикари» в квадрате… нет, в кубе.

— Ну, зачем же так, — вступилась за «дикарей» в степени, Катя. — Каждый отдыхает по-своему.

— Они, наверное, с соседями дружили, вечерами песни под гитару у костра, — поддержала ее Лена, — в этом, правильно, есть своя романтика, — в голосе девушки будто бы даже проскочили нотки обиды за тех ребят. — Я, например, люблю в походы ходить. Прошлым летом с родителями сплавлялись на байдарках по Дубне, мне очень понравилось.…, — А что эти дискотеки? Музыка гремит, все дергаются. Не танцы, а не пойми что…

— Если песни у костра, тогда, наверное,… — Сергей пожал плечом, — может быть.… Но ребята нам сами сказали, с соседями у них было только на уровне: «у вас соль, спички есть?». Ни костров, ни гитар, вечером поели, что сварили и спать.

— Ну и что, все равно, — не собиралась сдаваться Лена, — просто быть на природе,… с природой,… это надо понять, почувствовать…, — она глотнула воздух и остановилась, подбирая аргументы.

— Значит им так нравится, — резонно заметила Катя.

— Им же, наверное, понравилось? — поддержала подруг молчаливая Маша. — Они, сами-то, что сказали?

— Все, все, не хочу спорить, — Сергей поднял перед собой руки ладонями вперед. — Нравится им так и ладно,… но это не мое, это точно, — он опустил руки, повернулся к Миле. — А за предложение спасибо. Понял, подумаем. Новое место, оно всегда…, — уже вставая сказал: — Это дело надо перекурить! — посмотрел на именинницу. — Можно?

— Я пас, — вставил Петька.

— Конечно можно, — ответила Маша, тоже поднимаясь из-за стола. — Я с вами, если вы не против. Не курить, — ответила она на вопросительные взгляды сидевших за столом, — хочу подышать, — пояснила, словно чего-то смутившись: — Что-то от «коктейля» мне жарко стало.

— Как я могу быть против? — улыбнувшись, удивился Сергей. — Вы же здесь хозяйка, да и вообще.

Сергей чиркнул зажигалкой, закурил. Стараясь не выглядеть слишком любопытным, незаметно осмотрелся. В прошлый раз, когда он выходил сюда с Петькой, было не до того. Балкон был небольшой, один шаг от стены до перил и четыре-пять шагов в длину. Домашнего скарба, как правило, захламляющего подобные дополнения к жилплощади, на нем не наблюдалось. Сбоку стояла табуретка, на подоконнике выходящего на балкон окна пустая вымытая стеклянная пепельница-башмачок. Окурка, который оставил Сергей, в ней уже не было, не было даже следов пепла. Решетчатые перила снаружи обшиты бежевым волнистым пластиком. Сверху, над головой, висели веревки для сушки белья. Некоторое время стояли молча, он — облокотившись на перила, глядя вниз во двор сквозь мерно раскачивающуюся листву растущих возле дома тополей. Она, скрестив руки сзади, прислонившись к стене дома. Во дворе бегали неугомонные дети, сбивая палками пух с одуванчиков.

— Чем им одуваны-то не угодили? — усмехнулся Сергей.

— А ведь вы не за сигаретами ходили? — словно не услышав его, спросила Маша.

Не поднимая головы, лишь повернув ее, Сергей посмотрел на девушку. Глаза ее смеялись, в них вновь, как тогда в коридоре играли озорные искорки. Сейчас она показалась ему вовсе не «серой мышкой», а вполне симпатичной девушкой: рост немного выше среднего, вьющиеся каштановые волосы чуть выше плеч, тонкий нос, полные губы, а главное — смеющиеся ярко-зеленые глаза. Не портила впечатления даже складочка на верхней губе, появляющаяся у нее при улыбке.

— Если честно, нет, а как вы догадались.

— В табачных киосках водка не продается, магазин совсем в другой стороне.

— Логично.

— Маш, вы не против, если мы перейдем на «ты»? Как-то неправильно «выкать» молодой, симпатичной девушке, — Сергей выпрямился, повернулся к собеседнице оперся о перила.

— Ну, вы же старше меня, вы уже работаете, я студентка, мне как-то непривычно, как будто с преподавателем на «ты».

— Ради бога, не делайте из меня мастодонта! — воскликнул Сергей. — У нас разница в возрасте года два-три, представьте, что вы первокурсница, а я, скажем, третьекурсник. Так проще?

— Наверное, да, — опустив глаза, словно заглядывая в себя, ответила Маша, встряхнула головой. — На «ты» так на «ты»!

Она вдруг стала серьезной и посмотрела куда-то вдаль поверх деревьев и крыш.

— Сергей, хочу вас…, — Маша осеклась, покосилась на Сергея, смущенно улыбнулась, поправилась: — то есть тебя спросить, вот ты окончил институт, сейчас работаешь, и, как тебе,… какие ощущения? — она задумчиво уставилась вниз, на выложенные шахматкой желтые и коричневые квадратики балконной плитки. — Чтобы было понятней, почему спрашиваю. Через год я тоже окончу, пойду работать,… все поменяется. До сих пор все шло своим чередом — школа институт, хорошо учишься, значит, молодец, все правильно делаешь. А дальше? Пойду работать, новые люди, как они оценят меня, мою работу? Да и какие они, критерии оценки? — Маша перевела рассеянный взгляд на начинающееся над крышами домов небо, словно пытаясь увидеть в бескрайней голубизне будущее, недолго помолчав, продолжила: — Когда окончила школу, казалось, вот она, началась взрослая жизнь, но на самом деле сейчас понимаю, что ничего особенно не изменилось. В принципе та же учеба, а шаг во взрослую жизнь только впереди.

— Я тебя прекрасно понимаю, Маш, — Сергей погасил окурок в пепельнице, шагнул к перилам, проследив за взглядом девушки, остановился на росчерке прозрачных перьевых облаков, застывших над домом напротив, — у меня было примерно то же самое. Но ты знаешь, ничего особенного не произошло. После окончания института распределили в КБ, в котором писал диплом, впрочем, как и ожидалось, при этом в тот же отдел. Людей, как и они меня, уже более-менее знал, так что здесь проблем не было. Тем более я со своим дипломным проектом занял почетное второе место в нашем выпуске, хотя по уму должно было быть первое, но не важно. Моему куратору было чем гордиться, его поздравляли. Это, кстати и по поводу критериев оценки. Я так думаю: делай свое дело грамотно и все будет нормально, тебя будут уважать, — он обернулся, поймал внимательный взгляд Маши, убежденно продолжил: — Я вот стараюсь работать так, чтобы было не стыдно за то, что сделал, ну и плюс все же видят, что ты делаешь. А, к примеру, есть женщины в нашем отделе, им кроме как перерисовать чертеж детальки какой-нибудь, ничего не доверяют. Почему? Да просто их все устраивает: время идет, оклад капает. Меня это удивляет, вроде тоже окончили институт по инженерной специальности, а работу выполняют на уровне простого чертежника, и ничего, блин, как так и надо. Народ над ними посмеивается, а им все равно, служебный рост их не интересует, а уволить вроде как не за что, да и тетки вроде неплохие, дружат со всеми, печеньками угощают. А по поводу отношений, я просто стараюсь не лезть ни в какие дрязги, сплетни и все такое. Пока вроде получается, — он пожал плечом, — не знаю, потом может, затянет, конечно.

— Кстати, Маш, — после короткой паузы спросил Сергей, — а что за профессия такая — филолог? Я сколько Петьку не пытал, ничего вразумительного не услышал.

— Филолог, это человек изучающий культуру народа через его язык, литературу, фольклор, — не задумываясь, выдала определение Маша, — вообще филология в дословном переводе «это любовь к слову».

— Хорошо, вот ты тоже говоришь «человек изучающий», но ведь что-то изучать это задача науки, а я спрашиваю о профессии. Кем филолог может работать? — Сергей решил не останавливаться и наконец разрешить эту загадку. — Не могут же все выпускники факультета пойти в науку.

— Нет, конечно, хотя аспирантура, наверное, оптимальный вариант, — согласилась Маша, — Можно работать в школе учителем русского или иностранного, в зависимости от своей специальности. Редактором или корректором в издательствах, прессе, вообще в СМИ. В общем, можно работать везде, где необходимо хорошо знать язык.

Она ненадолго замолчала.

— Но в том-то и проблема, — продолжила девушка. — Вот ты говоришь, тебя распределили в КБ, в этом отношении тебе было проще. С этого года обязательное распределение отменяют. И что? Я оканчиваю университет, а дальше? Кому я нужна? — Маша выразительно развела руками. — Специалист без опыта работы никому не нужен. На кафедре остаться и без меня желающих много. В этом отношении Милке хорошо — впереди путь светлый и ясный.

— Но она и учится хорошо, — встал на защиту жены друга Сергей, — училась бы плохо, никакие родители не помогли бы.

— Я тоже не последняя на курсе. Да не в Миле дело, у нее своя дорога, у меня своя. Маша в своем Курске с университетским образованием тоже работу найдет, хоть в школе, хоть в редакции какой-нибудь местной…, — в голосе девушки слышалась озабоченность, она вдруг замолчала, махнула рукой. — Когда я поступала, все было ясно, почти, как у тебя, хорошо учись — получишь хорошее распределение, потом хорошо работай ну и так далее. А теперь?

— Теперь все наоборот кричат: «Даешь свободу выбора! Новое мышление! Мы хотим сами выбирать свою дорогу!».… — невесело усмехнулся Сергей. — Хотя я с тобой согласен. Сам не представляю, что бы было, если бы меня не направили в КБ. В поселке, где я живу, градообразующее предприятие — кирпичный завод, себя я там не вижу, да и конструкторы там не нужны, — он взглянул на Машу, та стояла, прислонившись к стене дома, задумчиво глядя под ноги и согласно кивая его словам. — Выбор, наверное, да, хорош для тех, у кого есть «папы-мамы» и «дяди-тети», которые могут хорошо устроить, хотя они и так их всегда устраивали. Не знаю. Последнее время все чаще слышу китайскую пословицу: «Не дай бог жить в эпоху перемен».

Сергей, поймав глазами далекое перьевое облако, замолчал. Секунду стоял, глядя на него. Вдруг встряхнул головой, словно сбрасывая дурные мысли, повернулся к девушке и, посмотрев ей в глаза, живо сказал:

— А вообще, Маш, хватит о грустном! Сегодня твой день рождения! Так что: «Гаудеамус игитур», как говорит Петька, — Сергей слегка прихлопнул ладонями, — «Давайте веселиться»!

— Вообще-то, песенка не слишком веселая, — улыбнулась Маша, — там, если в вольном переводе, то что-то вроде: «Давайте веселиться, пока нас в землю не закапали!».

— Я знаю, это я так, Петьку подначиваю, а то он своей латынью уже достал, — признался Сергей, по-прежнему глядя Маше в глаза. — Давай лучше о чем-нибудь приятном. Вот, скажем о поездке на море, о которой сейчас говорили. Мне кажется заманчиво. А тебе? Почему ты не хочешь поехать?

Он взял Машу за руку, она сделала движение ему навстречу.

— Я как-то не думала. А ты, — тихо спросила она, — поедешь?

Почувствовав движение девушки, Сергей неожиданно для себя тоже придвинулся к ней, наклонился, встретил губами ее губы, она ответила на поцелуй. Тело девушки слегка обмякло, свободной рукой он обнял ее за спину, прижал к себе.…

Сергей почувствовал, как Маша слегка оттолкнула его в грудь, губы их разошлись.

— Скорее всего, поеду, — ответил он.

— Я тогда тоже, — шепотом ответила она. — Пойдем, нас, наверное, заждались.

Взгляды всех присутствующих в комнате были направленны на вошедших с балкона.

— Что-то вы подозрительно долго? — слегка склонив голову набок, утвердительно спросила Мила.

Повисло молчание.

— А мы тут без вас все кости перемыли Пушкину нашему — всё, — решил разрядить обстановку Петька. — Вот, к примеру, вы знаете сколько раз он или его вызывали на дуэль? Или сколько у него…

— Пойду мясо поставлю, — скороговоркой сказала Маша и выскочила в коридор.

— Пушкину нашему всё? — эхом вторя приятелю, сделав ударение на «всё», задумчиво сказал Сергей, посмотрел, что-то вспоминая в потолок. — Точно, — в подтверждение своих слов ткнул указательным пальцем в сторону Петра, — знаю…, вот это: «выпьем с горя, где же кружка? Сердцу станет веселей!».

Послышалось хихиканье девушек.

— Опять! Сережка, может хватит уже? — едва сдерживая улыбку, взмолилась Мила.

— А что я? — потупив глаза и виновато пожав плечом, сказал Сергей. — Это все он, Пушкин.

Маша вернулась с кухни, села на свое место. Взгляд ее был задумчив и рассеян. Она подняла глаза на Петра и Милу, скользнув взглядом по Сергею сказала:

— Я подумала, может быть, тоже поеду с вами в «Солнечный», я вспомнила как он называется…

— Точно, «Солнечный», — подтвердил Петька.

Именинница посмотрела на подруг.

— А вы девчонки, как, не хотите поехать?

Катя и вторая Маша, сказали, что надо подумать, Лене в августе предстоял очередной поход с родителями. Когда Сергей обратил внимание Петьки на то, что стаканы у всех опустели, а тот в свою очередь, вновь предложил девушкам присоединиться, компанию им составили уже все сидевшие за столом.

Потом было горячее: очень вкусное тушеное мясо с картошкой. По просьбе Сергея Лена рассказала о прошлогоднем сплаве с родителями по Дубне, при этом увлеклась, на щеках выступил румянец. Она рассказала о ночевках возле костра, когда их «чуть не съели комары», о тумане, стелящемся над рекой утром, перед восходом солнца, о деревьях вдоль берега, опустивших ветки в воду.

Через некоторое время пришла Машина бабушка. Несмотря на заверения мамы и бабушки именинницы, что «ничего-ничего, не торопитесь, мы на кухне посидим», все почувствовали неудобство. Точнее оно, это неудобство, было и раньше, когда на кухне была одна мама, просто теперь с приходом бабушки оно проступило намного явственнее. Как-то неправильно, когда двое взрослых людей ютятся на кухне. Поэтому попили чаю с тортом и стали расходиться.

Вот так решение о месте проведения отпуска Сергеем и было принято. Как же — обещал девушке. В том, что он уговорит Женьку, зная его склонность к авантюрам, Сергей не сомневался.

Примечания

3

Чук и Гек — персонажи одноименного экранизированного рассказа А. Гайдара.

4

Во время антиалкогольной компании 1985—1990 годов название «комсомольская» закрепилось за свадьбами, которые отмечались без употребления спиртных напитков. Такие торжества демонстрировали по телевидению, но в подавляющем большинстве они были лишь пропагандистским ходом. В действительности алкоголь для свадеб «доставали» всеми правдами и неправдами.

5

В СССР того времени алкоголь продавали, начиная с 14:00.

6

Строки из стихотворения А. Блока «Незнакомка».

7

Выражение: «А за козла ответишь» — как шуточная угроза было в то время на слуху, гуляло по анекдотам и фильмам.

8

Из растащенного на цитаты мультфильма «Шел прошлогодний снег».