Последний бог

Антон Леонтьев, 2008

Вера Вайнгартен, наследница состояния отца-банкира, в десять лет осталась одна, потеряв все, даже собственное имя. Став взрослой, она решила выяснить правду о том, что случилось с ее родителями. И поняла – Трюффо, управляющий отца, обманом завладел состоянием Вайнгартенов и сейчас живет в свое удовольствие. Девушка попыталась отомстить за погибшую семью, она все продумала и почти добралась до тех, кто был причастен к мошенничеству. Но на ее пути встала некая организация, и Вера оказалась перед выбором: стать шпионкой или погибнуть... Она выполнила много опасных поручений и даже встретила свою любовь – Алекса. Вера сознавала, насколько опасна их работа, и все равно смерть любимого стала для нее настоящим шоком. Поэтому девушка сама вызвалась выполнить следующее задание – выйти на след киллера по прозвищу Тор, от руки которого погиб Алекс. Однако как это сделать, если никто и никогда не видел Тора в лицо?

Вера

— Добро пожаловать в столицу Социалистической Республики Герцословакия, товарищ Яшке! — Хмурый молодой пограничник, шлепнув в паспорт Веры отметку о въезде, протянул документ женщине. — Желаю вам хорошего времяпрепровождения!

Вера, поблагодарив пограничника по-герцословацки, забрала паспорт и прошла в зал выдачи багажа. Ей приходилось, и не единожды, бывать в странах так называемого социалистического лагеря, и каждый раз сразу же по прибытии ей бросалось в глаза одно и то же — недружелюбные, злые лица пограничников. Однако ей грех жаловаться — ее пропустили! Знай пограничник, зачем она прибыла в столицу Герцословакии Экарест, то наверняка позвал бы на подмогу своих товарищей, которые тотчас заломили бы ей руки и препроводили в одну из знаменитых местных тюрем, в которые, говорят, можно только войти, но никак не выйти оттуда. Во всяком случае, живым.

Багажа (Вера отлично знала это) придется ждать долго. Женщина украдкой раскрыла свой паспорт и посмотрела на последнюю страницу, где красовалась черная печать с гербом Герцословакии и сегодняшней датой — 22 ноября 1963 года.

Затем она посмотрела на первую страницу и увидела собственную фотографию — гримеры постарались вовсю, состарив ее лет на пятнадцать, нацепив лохматый седой парик и очень правдоподобно сымитировав увядающую кожу. Еще бы, ведь по паспорту ей сорок шесть лет, она — уроженка города Дрездена и гражданка Германской Демократической Республики Эмма Яшке, профессор Дрезденского университета. Будь у нее другая легенда, со въездом в Герцословакию возникли бы большие проблемы — друзья из социалистического лагеря были здесь желанными гостями, а вот туристы с Запада сразу становились объектом пристального внимания спецслужб. Поэтому и было решено, что Вера, чьим родным языком является немецкий, должна изображать гражданку ГДР, прибывшую с научными целями в столицу балканского «младшего брата».

Наконец заскрипел транспортер, показались первые чемоданы. Вера подхватила свой и направилась к выходу. Ее никто не встречал, но она и так знала, куда следует ехать. Аэропорт Экареста был колоссальным зданием, выстроенным по приказу руководства страны для демонстрации могущества Герцословакии и ее превосходства над странами загнивающего Запада. Стекло, бетон, просторные помещения — и все те же неулыбчивые лица пограничников и служащих. Собственно, зачем столь закрытой стране, как Герцословакия, такой огромный международный аэропорт? Все равно туристов из-за рубежа сюда прибывает не так уж много, в основном из Советского Союза, Польши, ГДР, и только небольшая часть — из Западной Европы или Северной Америки.

Вера вышла из здания аэропорта и отыскала стоянку автобуса, который курсировал между аэропортом и Экарестом. Он оказался забитым под завязку, а следующий должен был прийти только через два часа (и то никто не мог гарантировать, что он не опоздает). Поэтому Вера отправилась к стоянке такси. У нее был забронирован номер в гостинице «Ленинград», самой роскошной и престижной в Экаресте.

Шофер попался неразговорчивый, что Веру вполне устраивало. Она уже два раза бывала в Герцословакии, причем, как и сейчас, оба раза для выполнения задания. Но под видом восточной немки она прилетала сюда впервые — прежде изображала швейцарку и венгерку.

За прошедшие после ее последнего визита два с половиной года (Вера прекрасно помнила, как едва не оказалась в одной из местных тюрем, откуда наверняка не вышла бы живой) в столице Герцословакии многое переменилось. А все потому, что мудрый вождь и бессменный Генеральный секретарь Компартии Герцословакии, маршал Хомучек пытался догнать и перегнать образец для подражания — Советский Союз.

Там, где недавно стояли сельские домишки и паслись коровы, возвышались бетонные монстры, как один похожие друг на друга, — жилища для экарестцев. На память Вере пришли идиллические пейзажи с фотографии дореволюционной Герцословакии, которые ей как-то довелось увидеть в старом издании, и она грустно вздохнула: от страны-курорта мало что осталось, виллы эпохи югендстиля уступили место блочным многоэтажкам, уютные отели у моря исчезли под натиском громадин санаториев и профилакториев для народных масс, на некогда поросших девственным лесом склонах гор возникли дымящие трубы фабрик и заводов. Прежняя Герцословакия практически исчезла, уступив место Герцословакии новой, на всех парах устремившейся в светлое коммунистическое будущее.

Прежняя, буржуазная Герцословакия, во главе которой стоял не всемогущий тиран маршал Хомучек, а король из династии Любомировичей, и простой люд которой не преклонялся перед руководящей ролью коммунистической партии, а почитал многочисленных святых и чудотворцев, была излюбленным местом отдыха родителей Веры. Но как же давно это было…

Женщина оторвалась от грустных воспоминаний и уставилась в окно — такси въехало в Экарест.

Чтобы заманивать иностранных туристов (и вытрясать из них конвертируемую валюту, столь необходимую для плановой экономики Герцословакии), руководство государства приняло решение не сносить исторический центр столицы, что, однако, не уберегло его от многочисленных перепланировок и возникновения на берегу Экарест-реки полдюжины высоченных домов-башен, напоминающих высотки в столице Советской России.

Главный город республики сейчас украшали кумачовые стяги, социалистические гербы и помпезные лозунги — всего через шесть дней маршал Хомучек праздновал свой пятьдесят пятый день рождения, и к этому торжественному событию готовилась вся страна. Поэтому, собственно, Веру послали в Экарест именно накануне юбилея — органы госбезопасности были заняты подготовкой чествования «гениального вождя и великого кормчего», и поимка шпионов, как мнимых, так и настоящих, временно пошла на спад.

Шофер остановил свою желтую «Волгу» (как и многое другое, автомобили в Герцословакию ввозили из СССР) около входа в гостиницу «Ленинград». Это было величественное, устремленное ввысь здание из серого кирпича, увенчанное огромным золоченым шпилем, под которым виднелись профили Маркса, Энгельса, Ленина и маршала Хомучека. Вообще-то профилей было пять, но лик Иосифа Сталина стесали в течение одной ночи вскоре после XX съезда Компартии в советской столице.

Щедро расплатившись с шофером — благо герцословацких форинтов у Веры было предостаточно, ведь руководство не жалело для своих сотрудников этих цветных бумажек, — женщина подхватила чемодан и направилась по красной ковровой дорожке к дверям гостиницы. Холл оказался огромным, больше похожим по размерам на железнодорожный вокзал — всюду мрамор, позолота, хрусталь и бронза. Несмотря на помпезность, гостиница больше походила на бордель экстра-класса: слишком аляповато и перегружено деталями. Подавив улыбку, Вера подошла к стойке администратора. И снова пришлось достаточно долго ждать — в Герцословакии явно придерживались принципа: работа не волк, в лес не убежит. Наконец Вера предстала перед дамой лет сорока с небольшим, с рыжими завитыми волосами, двойным подбородком и несколькими золотыми зубами.

— Да, товарищ Яшке, на ваше имя забронирована комната, — сказала администратор, внимательно изучая паспорт Веры, которая не сомневалась, что женщина, как и практически все работники гостиницы, является сотрудницей герцословацкой спецслужбы. Затем дама протянула ключ с латунной биркой, на которой значился номер 2411.

— Прошу! Кстати, предупреждаю: на вашем этаже сегодня горячей воды в связи с технической профилактикой не будет, дадут только послезавтра.

Вера села в лифт, который вознес ее на двадцать четвертый этаж. В номере имелись кровать, небольшой письменный стол, радиоприемник и неизменный портрет товарища Хомучека на стене. Вера, мечтавшая принять горячий душ, открутив кран и услышав сипение, похожее на хрипы астматика, поняла, что администраторша не шутила — теплой воды не было. Пришлось довольствоваться бодрящим холодным обливанием. Хуже всего, что грим холодной водой практически не смывался, пришлось тереть кожу чуть не докрасна.

Закончив водные процедуры, Вера принялась распаковывать вещи. У нее всего два дня, чтобы осуществить операцию, которая ей поручена. Вспомнился разговор с шефом, который имел место несколько дней назад.

Они встретились в Париже, в небольшом ресторанчике на Елисейских Полях. Их рандеву не привлекало внимания — статный седой господин с военной выправкой и молодая красивая темноволосая дама: что тут удивительного?

Шеф, дождавшись, когда принесут заказ, его любимую форель, вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и положил его на стол. Вера открыла конверт и вынула несколько фотографий: на них был изображен сутулый мужчина неопределенного возраста, с клочковатой бородой и в старомодных очках, делавших его похожим на филина.

— Итак, твое новое задание, Вера, — произнес шеф, закуривая терпкую сигарету. — На снимках профессор Людослав Цапек, гений в области органической химии, в прошлом году его кандидатура выдвигалась на Нобелевскую премию. Не так давно, по сведениям из надежных источников, ему удалось открыть способ производства необычайно жаростойкого полимера, что, по всей видимости, произведет настоящую революцию в некоторых областях, в том числе в военной промышленности. Кроме того, профессор Цапек занимается разработкой нового вида оружия — по заказу Москвы.

Вера уже догадалась, что от нее потребуется. И не удивилась, когда услышала слова шефа.

— Вся проблема заключается в том, что профессор работает не на нас и наших союзников, а на коммунистов. От тебя требуется узнать способ производства нового полимера. Узнать, раздобыть документацию и доставить мне.

Поймав на себе вопросительный взгляд Веры, шеф продолжил:

— Профессор живет и работает в Экаресте, столице Герцословакии, которая, как ты отлично знаешь, находится под пятой Советов. Опять же из достоверных источников известно, что ученый сейчас трудится над усовершенствованием технологического процесса производства полимера. Этот Цапек отличается некоторыми странностями. По всей видимости, он социопат и страдает массой комплексов, поэтому чрезвычайно редко появляется в лаборатории, руководителем которой номинально считается. Основную работу он ведет у себя на вилле, расположенной под Экарестом, в тщательно охраняемом поселке для представителей тамошней элиты. Проникнуть в лабораторию не сможешь даже ты, она отлично охраняется, а вот загородный дом профессора… Твоя задача заключается в том, чтобы побывать там и переснять на пленку все документы, в первую очередь — имеющие отношение к производству нового полимера. Сразу предупрежу: задание опасное, практически невыполнимое, но именно для таких у нас и имеешься ты, Вера.

Тогда она только сухо улыбнулась, воспринимая слова шефа как комплимент. В их организации для невыполнимых заданий существовало два человека — она и Алекс. Словно читая мысли Веры, шеф добавил:

— Я знаю, что ты в паре с Алексом творишь чудеса, но на сей раз тебе придется действовать одной. Во-первых, женщина вызывает меньше подозрений, а во-вторых, Алекс сейчас на очень важном задании.

Алекс был не только напарником Веры, но и ее любимым. Они познакомились именно здесь, в организации, и практически сразу поняли, что не могут жить друг без друга. Вообще-то организация не одобряла интимных контактов между своими работниками, однако Вера и Алекс доказали на практике, что имеют право быть вместе — об их совместных операциях ходили легенды.

— Ты отправишься в Экарест, столицу Герцословакии, и приложишь все усилия для того, чтобы завладеть нужной для организации информацией, — продолжил шеф. — Уверен, ты справишься, Вера!

И вот она уже на месте. Впереди два напряженных дня…

Женщина извлекла из чемодана красное вечернее платье, усыпанное блестками, с откровенным декольте. Оно никак не походило на облачение унылой работницы университета, прибывшей на торжественную конференцию по филологии, приуроченную к юбилею товарища Теодора Хомучека. Вера взглянула на часы — половина пятого, а прием назначен на восемь. Ничего страшного, если она опоздает, это только привлечет к ней всеобщее внимание. Что ей и требуется.

Без двадцати восемь в холл гостиницы «Ленинград» спустилась молодая прелестная женщина в облегающем переливающемся красном вечернем платье с глубоким декольте. Темные волосы каскадом ниспадали на тонкую спину, а красивое лицо притягивало к себе взгляды. Таинственная незнакомка была в норковом полушубке, в руках держала небольшую сумочку в тон платью. Женщина выглядела явно не по-социалистически и даже, вообще-то, откровенно буржуазно, однако никто в гостинице не удивился ее внешнему виду: тамошний бомонд любил повыделываться, следуя моде растленного Запада.

Вера (а женщиной была именно она) подозвала такси, которое как по мановению волшебной палочки тотчас остановилось перед входом в гостиницу. Усевшись на заднее сиденье, она назвала адрес — дама желала, чтобы ее доставили на проспект маршала Хомучека, центральную и престижную улицу Экареста.

В половине девятого такси остановилось перед одним из социалистических небоскребов из розового камня. Вера направилась к тяжелым стеклянным дверям, которые швейцар распахнул перед ней, — обиталище советских бонз, академиков и деятелей искусства мало чем отличалось от шикарного жилого небоскреба где-нибудь в Америке. Швейцар проводил Веру восхищенным взглядом — он сразу оценил и ее вечернее платье от Баленсиага, и тонкий аромат дорогих духов, и непередаваемую грацию и шарм таинственной гостьи.

На лифте Вера поднялась на последний этаж, где находились апартаменты наиболее выдающихся и влиятельных людей Герцословакии. Едва узорчатые двери бесшумно распахнулись и она шагнула на зеленую дорожку, устилавшую мраморный пол общего коридора, как до женщины долетели ритмы разнузданной запретной музыки — надрывался не то Элвис Пресли, не то Фрэнк Синатра. Простые смертные подобные вещи не слушали, ведь только за обладание пластинкой иностранных исполнителей они могли бы схлопотать «строгача» и получить несколько месяцев исправительных работ за «низкопоклонство перед Западом». Но то, что не дозволено быку, как известно, разрешено Юпитеру — запрет не касался тех, кто его, собственно, и налагал. Вера давно убедилась в том, что во всех социалистических странах, в которых ей довелось побывать (и в СССР, и в ГДР, и в Польше, и в Румынии, и в Венгрии), руководители государства и партии и в первую очередь их отпрыски плевать хотели на коммунистический образ жизни. Они открыто издевались над строгими законами и обитали в особом, недоступном обычным гражданам мире, полном небывалых и по большей части запретных удовольствий, импортированных с Запада. Герцословакия не являлась исключением — в то время как народу внушалось, что лучшие музыканты — местные коллективы, исполняющие народные мелодии или бравурно-патриотические композиции, элита слушала американские и европейские шлягеры.

Вера неспешно прошествовала по коридору с высоким сводчатым потолком, украшенным фресками (только вместо ангелов и херувимов на нее взирали рабочие и колхозницы), и оказалась перед дверью одной из двух квартир, что располагались на последнем этаже социалистического небоскреба: слуги народа не любили кучности, предпочитая иметь по соседству максимум одну семью. Разумеется, тоже из «высшего столичного общества».

Вера нажала на золоченую кнопку (она располагалась под бронзовой табличкой, на которой значилось «Министр внешней торговли товарищ Д. Сенкевич»), и дверь тотчас распахнулась. На пороге стояла пожилая дама, облаченная в униформу горничной — белый кружевной фартучек, накрахмаленная наколка в волосах, подобострастный взгляд.

— Добрый вечер, госпожа, — произнесла горничная и поклонилась, пропуская Веру в холл квартиры. Кстати, поясним: у представителей экарестского бомонда в последнее время стало входить в моду титуловать друг друга не «товарищем», а «господином» и «госпожой», как во времена короля, а от прислуги требовали, чтобы та отвешивала поклоны и приседала в реверансах.

Квартира не отличалась ни своими размерами, ни богатой обстановкой от пентхауза в Нью-Йорке с видом на Центральный парк: экарестские сливки общества желали, чтобы их жилища ничем не уступали апартаментам капиталистов. В квартире стоял дым коромыслом — ревела заграничная музыка, перекрываемая женским хохотом и мужскими голосами, а также звоном бокалов и тарелок. Несколько мужчин как по команде повернули голову в сторону Веры и одарили ее плотоядными взорами, а вот женщины, заметив неожиданную грациозную соперницу, недовольно сузили глаза. Господа были облачены кто во что — некоторые в смокинги с галстуками-бабочками, другие — в джинсы и ковбойки, кто-то (видимо, из представителей андеграунда) в странные балахоны. Дамы же все до единой красовались в вечерних туалетах. В воздухе витал аромат парфюма, смешанный с запахом пота. Еще экарестские леди отличались неуемным аппетитом в отношении драгоценностей — их груди, шеи и запястья украшали сверкающие камни, более уместные в Алмазном фонде, а не на вечеринке, устроенной сыном министра-коммуниста.

— О, мадам, как же я рад, что вы почтили нас своим присутствием! — раздался сдобный голос, и к Вере устремился шарообразный молодой (впрочем, уже и не очень) человек на коротких ножках в пестром кожаном пиджаке и с цветастым шейным платком, прикрывавшим его тройной подбородок. Субъект сразу же внушил Вере отвращение, однако она с жеманной улыбкой протянула ему правую руку — тип склонился над ней, целуя. Прикосновение его пухлых красных губ было неприятно, однако она не подала виду.

— Меня зовут Илларион Сенкевич. Для вас, мадам, просто Лорик, — заметил он весьма развязно.

Вера окинула Лорика с ног до головы оценивающим взглядом — на вид лет тридцать пять, представитель так называемой «золотой молодежи» Экареста, его отец — министр внешней торговли, собутыльник товарища Хомучека. В то время как родители находятся у Адриатического моря, где предаются отдыху, единственный отпрыск устраивает в их столичной квартире шумные сборища. Об этом Вера узнала еще до прибытия в Экарест, благо что ее организация обладала разветвленной сетью поставщиков информации по всему миру.

Лорик продолжал болтать, осыпая Веру комплиментами. Он представил ее многочисленным гостям, и по мере того, как они переходили из гостиной в зимний сад, а оттуда — в малую столовую, чтобы потом оказаться на одном из трех огромных балконов, рука сына министра внешней торговли, сначала словно случайно оказавшаяся на талии Веры, сползала все ниже и ниже. Прикосновения Лорика были Вере чрезвычайно неприятны, тем более что короткопалая, покрытая черными волосами и увенчанная несколькими золотыми печатками рука была потной, однако женщина с улыбкой выносила неизбежную пытку. В том и заключалась ее работа — выполнять задания организации любым способом. Если потребуется, ей придется даже отправиться в постель с малоприятным наглым типом, однако Вера надеялась, что до этого дело не дойдет.

Молодой Сенкевич же так не думал — хватая один коктейль за другим и опрокидывая их в себя, он становился все более развязным и неуемным. Вера изображала на вечеринке французскую жену одного из столичных дипломатов, которого, к счастью, не могли знать лично ни Лорик и никто из присутствующих, потому что он был выдумкой. Однако, выяснив, что к нему в гости пожаловала настоящая западная иностранка, тем более парижанка, к тому же жена влиятельного чиновника МИДа, Лорик не мог отказаться от попытки затащить дамочку в постель.

Вера, вынужденная сносить приставания Лорика, упорно и незаметно выливала один коктейль за другим то под кресло, то в кадку с пальмой, то под диван. Не могла же она, как все остальные гости, вдрызг напиться! А попутно женщина прокручивала в уме информацию, имевшуюся у нее, относительно сына министра внешней торговли.

Помимо того, что он был начальником одного из департаментов в ведомстве своего всемогущего папочки (должность являлась синекурой — Лорик показывался на работе от силы два раза в неделю и всего на несколько часов, получая тем не менее царскую зарплату), отпрыск Сенкевича увлекался горячительными напитками и женским полом. Но самое главное — у семейства министра имелась загородная дача, которая располагалась забор к забору с домом профессора Людослава Цапека. Вера знала, что проникнуть на тщательно охраняемую территорию дачного поселка для элиты очень сложно. «Слуги народа», опасаясь чего-то, скорее всего, именно того самого народа, верой и правдой служить которому было их конституционной обязанностью, отгородились от обычных герцословаков высоченными заборами с колючей проволокой, военными с собаками и пропускными пунктами, охранявшимися солдатами с автоматами. Вера не могла позволить себе рисковать — если бы она попыталась тайно попасть в дачный комплекс, то ее могли бы арестовать, и тогда вся операция оказалась бы под угрозой срыва. Да и герцословаки не стали бы церемониться с иностранной шпионкой. А ведь она была именно таковой!

Поэтому, поразмыслив, Вера решила проникнуть на дачный массив не тайно, а открыто, для чего ей и требовался Лорик. Из досье, которое было собрано на него в организации, следовало, что Сенкевич-младший частенько в отсутствие родителей навещает со своими пассиями, каждый раз новыми, загородный дом, где предается сексуальным утехам. Вере требовалось одно — сделать так, чтобы после вечеринки Лорик отправился с ней на дачу. А уж там она найдет способ проникнуть в дом профессора Цапека.

Пока же ей приходилось развлекать Лорика, следя за тем, чтобы его внимание не заняли другие дамы. Пришлось приложить некоторые усилия — наговорить сыну министра массу комплиментов и даже несколько раз поцеловать его в ушко. Лорик буквально сгорал от нетерпения, и Вере едва удалось отбиться от него, когда он попытался затащить ее в одну из спален, чтобы прямо там «заняться чики-мики».

Первые гости начали отправляться восвояси в начале первого — большая часть нетвердо держалась на ногах и шаталась. Лорик возобновил попытки овладеть Верой прямо на софе под портретом своих родителей в компании с четой Хомучек, и женщине пришлось остудить пыл Лорика, вылив ему за шиворот бокал холодной минеральной воды.

После этого Лорик захрапел на той же софе. Его пиджак распахнулся, шелковая рубашка выбилась из штанов, обнажая большой воронкообразный пуп, притаившийся в черной кустистости. Вера, взяв на себя обязанности хозяйки, выпроваживала гостей одного за другим, и когда старинные часы эпохи барокко, позаимствованные, не иначе, из какого-нибудь музея, пробили половину второго, шикарную квартиру, ставшую больше похожей на хлев, покинул последний гость.

Лорик продолжал громогласно храпеть, распространяя удушливый запах перегара. Вера растолкала его и, пощекотав под тройным подбородком, пропела по-французски:

— Мой доблестный принц, пора вставать! Все гости давно ушли, мы наконец-то остались наедине!

Лорик протер глаза, зевнул, икнул и попытался взгромоздиться на женщину. Та оттолкнула его, шаловливо грозя пальчиком, и указала на одну из комнат, откуда слышался вой пылесоса (прислуга принялась за уборку):

— Не здесь и не сейчас, милый!

— Я отошлю дуру-горничную домой! — заплетающимся языком произнес Лорик. — Детка, я так хочу тебя, что весь аж дымлюсь. Ну давай, прямо здесь!

Вера, толкая Лорика обратно на софу, гнула свою линию:

— Дорогой, я столько слышала о твоем любовном гнездышке за городом…

— Не хочу туда тащиться, — капризно проскулил Лорик, расстегивая ширинку. — Ну детка, покажи, на что способны истинные парижанки! Давай, наклоняйся!

Вера резко застегнула ширинку Лорика (тот аж взвизгнул) и обиженным тоном воскликнула:

— Нет, я ожидала от тебя совсем другого, Илларион! Ты разочаровал меня! Мне столько рассказывали о твоей сексуальной изобретательности, так красочно описывали уютный загородный дом, в котором у тебя имеется настоящий будуар, а ты принимаешь меня за шлюху, желая сделать все по-быстрому. Прощай!

Она поднялась с дивана и горделиво направилась в холл. Лорик сполз с дивана, хлопнулся об пол и на карачках пополз за Верой.

— Едем, сейчас же едем на дачу! — заявил он. — Господи, что за женщина, у меня никогда такой богини не было… Сейчас же отдам распоряжение!

Вера уселась в золоченое кресло стиля ампир и закурила тонкую ментоловую сигарету в нефритовом мундштуке, презрительно наблюдая за тем, как Лорик суетится, отдает приказания прислуге, матерится и, наконец, хватает трубку стилизованного под старинный телефона, набирает номер и тоном, не терпящим возражений, лает:

— Это Сенкевич. Мне требуется машина через десять минут. Еду на дачу. И не смей опаздывать, иначе будешь возить мешки с куриным навозом!

Шофер появился ровно через десять минут. С красными воспаленными глазами, в съехавшем набекрень галстуке, он появился на пороге квартиры и почтительно доложил, что «машина подана». К тому времени Лорик снова храпел, теперь на унитазе в одном из туалетов. Вера разбудила сына министра и сообщила:

— Птенчик мой, наше авто прибыло. Я вся в нетерпении!

Через двадцать минут они покинули пентхауз и спустились на лифте вниз. Около социалистического небоскреба их ждал черный лимузин отечественной сборки — некая помесь «Ягуара» и «Волги». Шофер распахнул заднюю дверцу, Вера заняла место на кожаном сиденье. Рядом с ней плюхнулась грузная туша Лорика. Его правая рука потянулась к бару, а левая обхватила талию Веры. Автомобиль тронулся в путь по ночному Экаресту.

По пути Лорик снова возжелал заняться сексом, и Вере стоило больших усилий отсрочить момент соития. Наконец в окна автомобиля ударил свет — они подъехали к пропускному пункту. Шофер доложил, что везет «товарища Сенкевича с сопровождением», и офицер, заглянувший в салон, только ухмыльнулся и отдал честь. Видимо, и правда далеко не в первый раз Лорик посещал дачу родителей с дамой.

Вера по пути не теряла времени, подливая в бокал Лорику виски, смешивая его с текилой и ромом. Сын министра набрался под завязку еще на квартире, однако женщина не переставала удивляться тому, насколько он резистентен по отношению к большому количеству алкоголя. Скорее всего, сказывалась большая практика и гены — папа Лорика гордился тем, что никогда не пьянеет и перепьет любого, в том числе и товарища Хомучека.

Лимузин, проехав еще минут шесть или семь, остановился. Вера услышала, как шофер вышел, чтобы раскрыть ворота. Схватив Лорика за шиворот, женщина скомандовала:

— А теперь, милый мой, на свежий воздух. Тебе надо немного прийти в себя!

— Я в полном порядке, птичка, — заплетающимся языком ответил Лорик, послушно следуя за Верой.

В лицо женщине ударил свежий морозный воздух. Они находились около витых чугунных ворот, вокруг них в черное небо упирались высоченные сосны. Вера приобняла Лорика, и вместе с сыном министра они направились по дорожке к импозантному четырехэтажному каменному коттеджу, что стоял в глубине огромного участка. Вера бросила взгляд направо и увидела большой деревянный дом, а затем налево — там стояло некое подобие швейцарского шале.

— У вас здесь много известных соседей? — спросила она у Лорика.

— А, все придурки! — заявил тот — Только и знают, что задирать нос. Но все равно мой папаня — самый могущественный, он с самим Хомучеком хлещет сливовую водку!

— А профессор, тот самый, что едва Нобелевскую премию не получил, живет здесь? — Вера указала на шале слева.

Лорик икнул и ответил:

— Этот нелюдимый сыч? Нет, справа.

На пороге дачного дома Лорик долго не мог попасть ключом в замочную скважину, ругался и пыхтел. Подоспел шофер, который и открыл дверь. Лорик повернулся к нему:

— Эй, ты! Можешь катиться обратно в Экарест. К двенадцати приедешь и нас заберешь. Нам ведь хватит этого времени, крошка, чтобы славно перепихнуться?

Вера промолчала, оглядываясь по сторонам.

Загородный дом по обстановке не уступал столичной квартире. Лорик первым делом отправился к одному из больших холодильников, из которого извлек запотевшую бутылку водки, которую опустошил на треть прямо из горлышка.

— А теперь я покажу тебе свой уголок пионера! — заявил он громогласно. — И там мы займемся делом! Ух, не терпится наконец попробовать это с парижанкой! А то когда был у вас там и снял себе проститутку, то она оказалась откуда-то из Бретани.

Лорик громогласно расхохотался и потопал по огромной лестнице наверх. Вера, сказав, что хочет приготовить для него сюрприз, задержалась внизу, на кухне.

— О, я люблю сюрпризы, крошка, — игриво захихикал Лорик. — Ну давай, не задерживайся!

Убедившись, что сын министра скрылся, женщина отыскала бутылку мартини, наполнила два бокала, в один из которых бросила две крошечные таблетки из сумочки — те, зашипев, мгновенно растворились. Затем, держа в каждой руке по бокалу, Вера поднялась на последний этаж. Он был оборудован, как заправский публичный дом — обитые малиновым плюшем стены, порнографические картины и фотографии повсюду, тяжелые хрустальные люстры и бра. Женщина ногой отворила дверь — и обнаружила абсолютно голого Лорика, возлежавшего на огромной круглой кровати, застеленной оранжевым шелковым бельем. Сын министра походил на обезьяну, и Вера едва сдержала гримасу отвращения.

— А, притащила выпивку! Отлично! Ну, давай, французская шлюха, приступай к делу. Я ведь вас, баб, знаю, вам всем одно нужно! — пьяно захохотал Лорик.

Вера подошла к кровати и подала отпрыску министра бокал с растворенными таблетками. Произнесла жеманно:

— Мой идальго, сначала подкрепи свои силы, а затем я сделаю все, что ты хочешь!

Уговаривать Лорика не пришлось — он залпом выпил мартини, вырвал из рук Веры второй, отшвырнул на ковер и прорычал:

— О, теперь я чувствую себя настоящим тигром, причем саблезубым. Ты ведь видела мою острозаточенную саблю? Ну, приступим, французочка…

Лорик подмял под себя Веру, заелозил волосатым пузом по ее платью, пытаясь содрать его. В лицо женщине ударили винные пары, вырывавшиеся изо рта сына министра. Вера считала секунды — пятнадцать, шестнадцать, семнадцать… Средство, которое выпил Лорик, должно было подействовать в течение минуты…

Вера попыталась оттолкнуть Лорика, но тот был намного массивнее, хотя и на голову ниже ее.

— Ого, ты что, любишь садомазо и все эти выкрутасы с избиениями и мнимой борьбой? Ну раз так, то щас получишь сполна, распутная тварь!

Лорик со всего размаху ударил Веру по лицу. Но вдруг, уже снова занеся вверх руку, пробормотал:

— Черт, что-то в голове ужасно гудит. Я не… — и мешком повалился на Веру.

Женщина с трудом спихнула с себя Лорика и перевернула его на спину. Тот мирно спал. Это состояние продлится по крайней мере четыре часа, причем разбудить человека, принявшего таблетки, невозможно. Вера ударила подушкой Лорика по его скукожившейся «сабле» и сказала:

— Мой милый джентльмен, ты оказался настоящей сволочью. Так что проспись, а я пока и правда займусь делом.

* * *

Женщина в два счета сняла вечернее платье (Лорик наверняка бы отдал все на свете, дабы лицезреть обнаженную Веру), вытащила из сумочки крошечный пакет, из которого извлекла свернутый тонкий черный костюм и маску с прорезями для глаз. Сын министра тем временем зычно захрапел.

Захватив крошечную фотокамеру и отмычки, Вера спустилась вниз и вышла из дома. Небо было беззвездным, с севера дул холодный ветер. Она пересекла дачный участок и подошла к забору, за которым находился деревянный дом, принадлежавший профессору Цапеку. Перелезть через забор было плевым делом, и через две секунды Вера приземлилась около зарослей облепихи.

Ни одно окно дома профессора не светилось — Цапек, Вера точно знала это, находился сейчас в Экаресте. В первой половине дня он делал сообщение на торжественном заседании Академии наук и сейчас, скорее всего, еще спал. А если уже и поднялся, то наверняка начал в очередной раз просматривать свой доклад.

Вера подошла к дому, убедилась, что на табличке значится «член-корреспондент АН Герцословакии, доктор химических наук, профессор Людослав Цапек», и вставила в замочную скважину отмычку. В элитном дачном поселке никто не опасался грабителей или воров, поэтому запоры были простыми, вскрыть их можно было за несколько секунд.

Приоткрыв деревянную дверь, Вера проскользнула в дом и оказалась в холле. Где-то вдалеке тикали часы, и ей отчего-то сделалось не по себе — обитель профессора производила на женщину гнетущее впечатление.

Кабинет Цапека располагался на втором этаже. В ящиках письменного стола она не обнаружила ничего интересного и, продолжив осмотр комнаты, вскоре наткнулась на стенной сейф за портретом товарища Хомучека. Он был старинной конструкции, и с ним пришлось повозиться. Через сорок минут замок наконец легонько щелкнул, и дверца приоткрылась.

Вера в очередной раз прислушалась — ей показалось, что откуда-то донесся не то стон, не то всхлип. Но тут же успокоила себя: наверняка разыгравшееся воображение играет с ней свои шутки. Или здесь живет привидение? Ерунда, ничто не помешает ей завладеть секретами профессора Цапека!

В сейфе среди массы бумаг нашлась большая бордовая папка с надписью «Зимарин» — так назывался новый полимер, открытый профессором. Возликовав, Вера положила папку на стол, открыла ее и, вынимая листок за листком, принялась фотографировать описание технологических процессов и чертежи.

В папке было около двухсот листов. Пока фотографировала их, Вера не могла отделаться от ощущения, что в доме она не одна. Какой-то странный, еле слышный звук… Дощелкав последние пять страниц, женщина прислушалась. Так и есть, стон! Нет, это не завывание ветра снаружи, и призраки не издают подобных звуков. Да и какие привидения могут быть в доме, выстроенном двадцать с небольшим лет назад? Хотя если учесть, что во время «чисток» сороковых и пятидесятых годов здесь сменилось несколько владельцев, которые один за другим были расстреляны… Но что же такое? Откуда-то снизу долетел глухой удар.

Положив папку в сейф, Вера закрыла дверцу и вышла из кабинета. Задание выполнено, теперь можно возвращаться обратно к Лорику, дожидаться его пробуждения, ехать вместе с ним в Экарест, а оттуда — в Восточный Берлин, из которого она переберется в Берлин Западный.

Но странный шум не давал женщине покоя. Она спустилась на первый этаж и прислушалась. Может быть, его издают животные? Например, крысы. Или, скажем, кошка профессора. Вот, снова!

Ориентируясь по звуку, Вера подошла к большой латунной вешалке, стоявшей около стены, с висевшей на ней картиной, на которой был изображен парусник. Такое впечатление, будто стук идет откуда-то изнутри. Ну конечно же, фальшивая стена!

Вера стала искать кнопку, приводящую в движение панель. Она дотронулась до картинной рамы, провела по ней рукой, нащупала сверху выпуклость и нажала ее. Часть стены плавно отошла в сторону, обнажив металлическую решетку. Вход в подвал. Послышался стук, а затем и стон — никаких сомнений, звуки шли оттуда.

Вера знала: по инструкции организации, она должна покинуть дом и отправиться восвояси. Она сделала нужные фотографии, и то, что происходит в доме профессора, ее не касается. Но, может быть, кому-то внизу требуется помощь?

На решетке, составленной из толстенных металлических штырей, красовался огромный навесной замок. Вскрыв его, Вера толкнула решетку — та противно взвизгнула, и стон, шедший снизу, мгновенно прервался.

Женщина попыталась нащупать на стене выключатель, но ничего не обнаружила и пошла по каменным ступеньками вниз, освещая себе путь крошечным фонариком. Кто знает, что здесь располагается? Быть может, тайная лаборатория, о которой не имеют понятия даже работодатели профессора Цапека. Не исключено, что он трудится еще над каким-то изобретением, и если она прихватит с собой фотографии его чертежей, то шеф, безусловно, будет очень доволен.

Лестница закончилась — Вера оказалась перед большой металлической дверью. Тут нашелся и выключатель. Женщина щелкнула им, и на потолке зажглась большая желтая лампа. Дверь была странная, очень похожая на тюремную — с небольшим зарешеченным окошком посередине. Вера раскрыла его и заглянула внутрь. В помещении было темно, хоть глаз выколи. Тогда женщина, заметив еще один выключатель, нажала на него — свет зажегся и за дверью.

Глазам Веры предстала удивительная картина — квадратная камера с огромной чугунной трубой у самого потолка. Под ней — кровать, застеленная куцым одеялом с бесформенной подушкой. Слева — платяной шкаф и стол с несколькими книгами, стаканчиком, набитым цветными карандашами, и альбомом для рисования посередине. Справа — прикрытый крышкой ночной горшок. Вера заметила движение — под кроватью кто-то был! И этот кто-то прятался от нее!

Дверь была закрыта на три мощных засова и два замка. Справившись с ними, Вера вошла в камеру. Она приблизилась к кровати, присела и тихонько промолвила:

— Не бойтесь меня, я не причиню вам вреда. Вам требуется помощь?

Ответа не последовало. Тогда Вера приподняла простыню, свисавшую с кровати почти до самого пола, и увидела сжавшегося в комок ребенка. Пораженная невиданным зрелищем, женщина воскликнула:

— Что ты здесь делаешь?

Ребенок оторвал от личика ладони.

— С вами его нет? — раздался жалобный голосок.

— Нет, здесь никого, кроме нас, нет! Я тебя не трону, я только хочу тебе помочь! — заверила Вера, протягивая к ребенку руки.

Тот, осмелев, вылез из-под кровати. Это был мальчик лет семи — очень худой, с длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами. Он был в грязных белых трусиках, рваной розовой майке и стоптанных шерстяных носочках. Вера схватила с кровати одеяло и завернула ребенка в него, воскликнув:

— Тут же так холодно!

Мальчик, указав на большую трубу над кроватью, сказал:

— Когда он включает отопление, то становится невмоготу. Уж лучше пускай будет холодно, чем нестерпимо жарко!

— Кто — он? — задала вопрос Вера, растирая мальчику спину. — И что ты здесь делаешь? Профессор Цапек — твой отец или дедушка?

Ребенок вздрогнул, но ничего не ответил. Ужасная мысль пришла в голову Вере. Она прижала к себе мальчика и, гладя его по волосам, произнесла:

— Как ты оказался в подвале? И как долго ты здесь находишься?

Вместо ответа ребенок начал плакать — именно этот жалобный вой и привлек внимание Веры. Женщина заметила под кроватью алюминиевую ложку и сообразила: мальчик забрался на кровать и стучал ею по трубе.

— Все будет хорошо, — твердила она, прижимая к себе дрожащего ребенка. Наконец мальчик немного успокоился и тихо спросил:

— Вы точно не от него?

— Нет! — воскликнула Вера. Подхватила ребенка на руки и сказала: — А сейчас мы поедем к твоим родителям.

— У меня нет родителей, я воспитывался в детском доме, — сообщил малыш. — А потом появился он. Он сказал, что мне будет у него хорошо, предложил сладости и…

Вера поцеловала ребенка. Неужели «он» — это профессор Цапек? Но что же получается? Один из самых гениальных химиков в мире — ужасный преступник, растлитель малолетних, держащий в подвале загородного дома ребенка? Злость охватила Веру.

— Мы немедленно покидаем это логово! — заявила она.

— Он тогда очень рассердится! — возразил мальчик. — Один из пленников, который был здесь до меня, пытался бежать. И он его убил и закопал в саду. Он показывал мне яму…

— У него были и другие пленники? — ужаснулась Вера.

Еще до того, как ребенок успел что-то ответить, за ее спиной раздался неприятный мужской голос:

— Ну а как же, моя дорогая! Или ты думаешь, что этот сопляк — первый? Нет, он не первый и уж точно не последний!

Вера резко обернулась и увидела в дверях высокого сутулого мужчину с клочковатой бородой — профессора Людослава Цапека. В руках у него был револьвер, нацеленный на Веру и ребенка. Мальчик издал жалобный звук, и женщина заметила, как под ним образовалась лужица.

— Вы… вы — монстр! — вырвалось у женщины.

— Не тебе читать мне нотации! — криво усмехнулся профессор. — Отвечай: как ты оказалась в моем доме? Надо же, какой сюрприз — я приехал навестить маленького дурачка и обнаружил, что входная дверь открыта и кто-то проник в подвал. Кто ты?

Вера ничего не ответила. Из оружия у нее имелся при себе лишь небольшой нож, который был спрятан за резинкой носка.

— Лучше скажите, что делает здесь ребенок! — возмущенно произнесла она, пытаясь отвлечь внимание профессора. — Вы насильно удерживаете его здесь…

— Никто его насильно не удерживает. Как и тех, кто был здесь до него, — заявил Цапек. — Ну скажи, малыш, тебе ведь у меня нравится? Тебе ведь здесь хорошо?

Ребенок судорожно глотнул и через силу кивнул.

— Ну вот видишь! — заметил удовлетворенно профессор. — Я забочусь о нем, как о собственном сыне. И ему здесь несоизмеримо лучше, чем в детском доме.

Профессор чувствовал себя всемогущим, и Вера знала: она должна действовать быстро, но пока ей не представлялось возможности что-либо сделать.

— Отойди от ребенка и встань к стенке! — приказал Цапек. — Судя по твоему акценту, ты — иностранка. А что могут делать иностранцы на даче такого гениального человека, как я? Только одно — пытаться что-то разнюхать, к примеру секрет зимарина. Меня, кстати, предупреждали, что зарубежные спецслужбы проявляют огромный интерес к моему открытию и к моей персоне. Какая, однако, честь!

Вера, повинуясь приказанию профессора, подошла к стене. Цапек продолжал разглагольствовать:

— Ну и что, твое задание выполнено? Смогла отыскать то, что требуется? Жаль только, что наткнулась на мальчишку в подвале. Так бы отправилась восвояси… Но теперь, западная шпионка, когда ты знаешь мой главный секрет, мне придется убить тебя. В органы я не могу обратиться, сдать тебя им — тогда узнают о ребенке! У меня имеются отличные связи в детском доме, директриса за импортные шмотки и «бабки» поставляет мне симпатичных сироток, а по документам оформляет их как умерших от болезни. Так что буду действовать по привычке и твой труп ночью закопаю в саду…

Ребенок с криком метнулся к Вере, бросаясь ей на шею.

— Не делай ей больно! Она хорошая!

— А ну отойди от нее, маленький мерзавец! — рявкнул Цапек — Живо, не мешай мне целиться!

Воспользовавшись замешательством, Вера извлекла нож и зажала его в руке. Она шепнула ребенку:

— Обещаю, сейчас все закончится. Подойди к кровати и спрячься там.

Малыш подбежал к кровати. Цапек удовлетворенно хмыкнул:

— Так-то лучше, щенок. С тобой я разберусь позже, после того, как расправлюсь с этой…

Он не успел договорить, так как Вера метнула нож — лезвие попало профессору в правое плечо. Цапек взвыл и выронил револьвер. Вера в два счета оказалась около крутящегося юлой профессора и схватила оружие. Химик осел на пол. Заметив в руках Веры огнестрельное оружие, он прошипел:

— Ты не посмеешь причинить мне вред! Иначе тебя схватят, ведь я — народное достояние…

— Вы, профессор, гад и мерзавец, — перебила Вера.

В ушах у нее звенело, до такой степени она ненавидела жалкого бородатого человечка, лежавшего перед ней на полу подвала. За время работы в организации ей приходилось убивать, но исключительно в рамках самообороны. Она никогда бы не выстрелила в безоружного раненого, который умоляет о пощаде, но… Профессор Цапек — исчадие ада! Он заслуживает смерти!

Видимо, эти мысли отразились на ее лице, потому что Цапек, жалобно скуливший на полу, заверещал, став вдруг вежливым:

— Нет, умоляю, не убивайте меня! Я — старый больной человек! Пожалейте!

— Профессор, вы ведь только что спокойно рассуждали о том, как застрелите меня, а потом избавитесь от малыша, — жестко произнесла Вера. — И теперь хотите, чтобы я вас пощадила?

— Я гениален, и вам это известно! — выкрикнул Цапек. — Вам требуется технология изготовления зимарина? И вы ее от меня получите!

— Она у меня есть, — ответила Вера. Чем дольше она оттягивает момент убийства, тем хуже. Всего один выстрел — и монстра не станет.

— В документах указано не все, что требуется! — возразил профессор. — Кроме того, я могу сообщить гораздо больше — о новом химическом и биологическом оружии, я сейчас работаю над ним. И еще веду исследования в области генетики. У меня феноменальная память. Я пригожусь вашим работодателям! Но если вы убьете меня, то потеряете все одним махом!

Заметив, что Вера колеблется, профессор усилил психологическое давление:

— Я готов все рассказать! Переправьте меня на Запад! Я уже давно мечтаю о том, чтобы покинуть Герцословакию, здесь мой талант не ценят!

Вера опустила револьвер, чувствуя, что не сможет застрелить безоружного. А кроме того, профессор Цапек был в самом деле слишком ценным объектом, чтобы избавляться от него.

— Да, я хочу удрать отсюда! Мне надоела уравниловка и торжественные заседания с трескучими речами! — продолжал выкрикивать профессор. — И я знаю, вы мне поможете! Давайте, информируйте свое начальство, оно наверняка даст добро, когда узнает, что такой гениальный человек, как я, решил удрать на Запад. Черт, и помогите же мне встать! Как же болит плечо, и все вы виноваты…

Вера, пропуская его вопли мимо ушей, подошла к малышу и взяла его за руку.

— Ты пойдешь со мной. Дядя больше не сделает тебе больно.

Цапек, с трудом поднявшийся на ноги, обрел прежний апломб:

— Никуда мальчишка с вами не пойдет! Вы что, сдадите его в милицию и скажете, где нашли его? Тогда меня запихнут в тюрьму, и ваше начальство будет очень недовольно. Очень! Мне известны десятки, нет — сотни стратегических секретов! Я много раз был в Советском Союзе, знаю, над чем там работают ученые, и это наверняка чрезвычайно интересно для Запада.

Профессор, понимая, что одержал победу, криво ухмылялся.

— Ну что, уважаемая шпионка, мне вам объяснить, что делать? Давайте топайте, откуда пришли, договаривайтесь с кем надо. Жду ответа в течение сегодняшнего дня. А мальчишка пока останется у меня. Даю торжественное обещание: сопляк обретет свободу, как только я окажусь за границей.

Вера чувствовала себя мерзко — она видела наглую усмешку профессора, заплаканные глаза мальчика и думала о том, как будет ликовать шеф, когда узнает, что Цапек сам просится на Запад. Это будет несомненным успехом организации, ведь профессору действительно известно множество секретов. А что, если поступить так, как ей подсказывает сейчас не разум, а сердце? Ведь Цапек, оказавшись за границей, и там будет удовлетворять свои низменные желания. Застрелить бешеного пса — и дело с концом…

— Но-но, без глупостей! — предупредил профессор, следя за ее лицом. — Если я не появлюсь сегодня на заседании Академии наук, это вызовет переполох. И вам не удастся скрыться из страны, моя дорогая. Так что делайте так, как говорю я. Запишите телефон и позвоните мне в шесть вечера. Собственно, я заранее знаю ответ вашего начальства. Он будет звучать так: «Да, профессор, мы с радостью поможем вам». Иного и быть не может. А теперь катитесь прочь! Черт, как плечо-то болит… Придется выдумывать историю о несчастном случае на даче.

Профессор, морщась, вытащил из плеча нож.

— Ну и тяжелая у вас рука, моя милая! Что стоите столбом? Идите, выполняйте возложенное на вас поручение. С мальчишкой ничего не случится — мне сейчас уж точно не до него. Я же дал слово чести! Итак, диктую номер…

Покидая подвал, Вера обернулась на мгновение — и увидела крошечную сгорбленную фигурку, завернутую в одеяло, — мальчик вперил взгляд в пол и, казалось, застыл, как статуя. Она ведь предала его! Обещала помочь — и предала! И все потому, что в организации на первом месте всегда идет целесообразность. На втором и третьем, впрочем, тоже. Шеф учил ее, что в их работе нет места чувствам, сотрудник должен выполнить задание, а затем забыть обо всем, как о страшном сне.

Мальчик поднял на Веру взгляд, и женщина поспешно отвернулась. Сможет ли она когда-нибудь забыть его немой укор, мольбу о помощи, страх, что отчетливо читались во взгляде голубых глаз?

— Ну, идите! — прикрикнул на нее профессор Цапек. — И не забудьте — сегодня ровно в шесть!

Вера вернулась в особняк родителей Лорика — сын министра продолжал храпеть на кровати. Когда он продрал глаза, то увидел Веру, сидевшую в кресле. Она о чем-то думала.

— О, дорогая, уже утро? — спросил ее Лорик. — А как прошла ночь?

— Ты был неподражаем! — с деланым восторгом воскликнула Вера. — А теперь я хочу обратно в Экарест.

Прибыв в столицу, Вера использовала для экстренной связи с организацией одного из агентов, находившихся в Герцословакии. Она проинформировала его о том, что профессор Людослав Цапек изъявил желание перебраться на Запад. Ответ, как она и думала, не заставил себя ждать — шеф велел дать профессору гарантии того, что он в течение ближайших дней покинет Герцословакию.

— Что с мальчиком? — спросила Вера профессора, позвонив ему вечером.

Цапек, кашлянув, ответил:

— Боюсь, малыш подцепил какую-то инфекцию. Чувствует себя не очень хорошо.

— Что вы сделали с ним? Вы же обещали! — возмутилась Вера.

— Не все в жизни происходит так, как тебе хочется, — глумливо процедил профессор.

Вера поняла, что Цапек обманул ее. Он наверняка поступит с ребенком так же, как и с предыдущими своими жертвами, — убьет его… Или уже убил. Собственно, почему она чувствует за собой какую-либо вину? Ведь не она, а психопат-профессор виноват в смерти детей. Но самоуговоры не помогали. У нее был шанс устранить Цапека и избавить ребенка от заточения. Но она этим шансом пренебрегла — еще бы, ведь важнее всего выполнить задание и не подставить под удар организацию. Убей она Цапека, наверняка оказалась бы в руках местных спецслужб. А так шеф останется очень доволен — она привезет из Экареста не только нужную информацию, но и поспособствует переправке на Запад гениального ученого, готового к сотрудничеству.

И все же каждый раз, когда Вера закрывала глаза, она видела перед собой сгорбленную фигурку ребенка, завернутого в одеяло. Мальчик поверил ей, а она его предала. Именно это и не давало ей покоя. Но что она могла поделать — убийство Цапека стало бы для нее смертным приговором.

* * *

Через день Вера покинула Экарест и прибыла в Восточный Берлин. Берлин был для нее родным городом, на Унтер-ден-Линден находился особняк, принадлежавший когда-то ее отцу. Затем она перебралась в Западный Берлин, а оттуда на самолете в Швейцарию. Именно там Вера узнала об убийстве в Далласе президента Кеннеди. Новость оставила женщину равнодушной: ее гораздо больше занимала судьба безымянного мальчика, встреченного на даче профессора Цапека.

В Люцерне у организации имелся филиал — он располагался в небольшом красивом особняке, на воротах которого красовалась вывеска: «Экспортно-импортная компания «Salvex». В особняке в самом деле кипела работа — секретарши стучали по клавишам пишущих машинок, приходили и уходили телефаксы, заключались сделки, подписывались контракты, принимались клиенты. Но это был только фасад, за которым скрывалась совсем иная работа. Чтобы сбить с толку любопытных и не возбуждать подозрений, организация и правда занималась экспортно-импортной деятельностью, причем весьма и весьма успешно. Но в подземном бункере, расположенном под зданием, находились секретные архивы и конференц-помещения, куда попасть мог далеко не каждый из тех, кто трудился наверху.

Затормозив перед воротами, Вера набрала шестизначный код — три последние шифры служили сигналом для большого компьютера, новейшего американского изобретения, что прибыл один из «своих». Вера прошла в особняк, где находилась экспортно-импортная компания. Никто — ни секретарши, ни клерки, ни клиенты — не обратили внимания на молодую женщину.

Вера спустилась по лестнице вниз, туда, где располагались подсобные помещения. И там опять остановилась перед дверью с кодовым замком и умело замаскированной в углу камерой. Она ввела код и приложила безымянный палец правой руки к сенсору, после чего дверь бесшумно распахнулась. Ей был открыт доступ на подземный уровень. В кабине лифта Вера снова ввела код и нажала кнопку «–5». Лифт на огромной скорости устремился вниз, и через три секунды она была на месте. Перед тем как выйти из лифта, ей пришлось позволить хитроумному прибору произвести сканирование радужной оболочки левого глаза — только после этого многоступенчатая идентификация была окончательно завершена. Бронированные двери раздвинулись, и женщина шагнула в узкий коридор.

Организация… Вера любит ее и одновременно ненавидит. Последние шесть лет именно организация является ее пристанищем и ее семьей. Насколько она знала, почти все сотрудники, как и сама Вера, не имели близких родственников, а многие (опять же как и она) официально числились мертвыми. Только у шефа была семья, на столе у него всегда стояла фотография блондинки с двумя детьми, мальчиком и девочкой, и с добродушным ньюфаундлендом у ног. Но шеф никогда не говорил о своих родных: наверняка они не знали, чем в действительности занимается муж и отец, считали его работником какого-нибудь министерства или преуспевающим бизнесменом.

Пока Вера шла по коридору, ей встретились несколько сотрудников, с которыми, как это было принято в организации, она обменялась кивками: произносить приветствие считалось дурным тоном. Подойдя к двери кабинета, Вера толкнула ее — она знала, что ее ждут. Она оказалась в большом помещении, где царили полумрак и прохлада. Едва слышно работали кондиционеры, нагнетавшие с поверхности свежий воздух.

Шеф сидел за большим письменным столом, просматривая бумаги. Не отрывая от них взгляда, он произнес:

— С приездом, Вера. Ты отлично справилась с заданием. Впрочем, от тебя я другого и не ожидал.

На столе горела яркая лампа. Шеф отложил в сторону бумаги и поднял голову — блеснули стекла очков, Вера уловила на себе внимательный взгляд. Похоже, шеф был чем-то встревожен. Неужели она допустила в Герцословакии какую-то ошибку?

Шеф указал на глубокое кожаное кресло, стоявшее перед столом, и Вера последовала его приглашению. Шеф сцепил руки на животе и сообщил:

— Час назад профессор Цапек прибыл в Грецию. Оттуда он будет переправлен в Америку. Руководство чрезвычайно довольно твоей работой. Цапек — бесценное приобретение. Ведь он гений.

— И убийца детей, — не удержалась от замечания Вера.

Шеф скупо улыбнулся и указал на папку, которую только что просматривал:

— Ты имеешь в виду его нездоровую страсть к мальчикам? Да, ты права, Цапек, вне всяких сомнений, нуждается в лечении. Однако кого это интересует? Он не только согласился выдать все секреты, обладателем которых является, но и готов работать на нас. Вероятнее всего, его гениальность каким-то странным образом связана с его низменными страстями. Так сказать, одно без другого невозможно.

— Значит, Цапеку в Америке обеспечат удовлетворение его извращенных желаний? — спросила с омерзением Вера.

— Если от последнего зависят его душевное спокойствие и способность продуктивно работать против Советов, то, безусловно, да, — пояснил шеф.

— Но это же… аморально! И преступно! — воскликнула Вера.

— Такие категории, как мораль и совесть, в нашей профессии неприменимы, — укоризненно глядя на женщину, покачал головой шеф. — Ты же знаешь, Вера, для нас важен только положительный результат. Цель оправдывает средства. Все-таки ты не первый год работаешь в организации и должна была давно уяснить ее основополагающие принципы.

— Но что произошло с мальчиком? — упрямо продолжила тему Вера.

У нее не было ни малейшего желания дискутировать с шефом по поводу основополагающих принципов организации. Ведь она обязана ему жизнью и своим спасением. Шесть с лишним лет назад дав обещание работать на организацию и в случае необходимости рисковать жизнью, она не намеревалась отступать. И все же…

— Какой мальчик, Вера?

— Тот, что находился на даче у Цапека. Я хочу знать, что с ним.

Шеф взял папку, раскрыл ее, пролистал документы и пожал плечами:

— Гм, о мальчике здесь ничего не сказано. Но это совершенно неважно.

Да, то, что человеческая жизнь для организации неважна, Вера поняла с самого начала своей работы на нее. Однако сейчас она закрыла глаза, увидела перед мысленным взором фигурку ребенка, завернутого в одеяло, и мысленно же произнесла: «Я предала его, предала…»

Голос шефа вывел женщину из оцепенения.

— О Цапеке можешь забыть. Гонорар за твою работу плюс солидный бонус за извлечение профессора из-за «железного занавеса» переведен в швейцарский банк, Вера. А теперь о другом…

Шеф, похоже, не понимал или не хотел понимать, что финансовый вопрос ее не волнует. Сколько стоит человеческая жизнь?

Поднявшись из кресла, шеф прошелся по кабинету. Он остановился около абстрактной картины, висевшей на стене, и неожиданно проникновенным тоном спросил:

— Хочешь что-нибудь выпить? Чай, кофе, сок? Или, быть может, что-то покрепче?

Обычно шеф не отличался подобной заботливостью. Вера вежливо отказалась, но шеф заметил:

— Думаю, и тебе, и мне не повредит порция коньяка.

Он нажал кнопку селекторной связи и отдал соответствующее распоряжение. Через минуту в дверь постучали, и, когда шеф подал голос, появился невзрачный молодой человек в черном костюме — он принес на подносе бутылку коньяка и два пузатых бокала. Дождавшись, когда субъект исчезнет, шеф налил в один из бокалов янтарной жидкости и поставил его перед Верой.

— Чтобы отметить успешное окончание операции, больше подошло бы шампанское, — заметила женщина.

Хотя можно ли вести речь об успехе? Она не спасла мальчика, который доверился ей, и обрекла его на, скорее всего, мученическую смерть. Зато помогла попасть в Америку опасному преступнику, который и там продолжит убивать детей. Неужели цель действительно оправдывает средства? Похоже, организация — этакий клуб бездушных людей, для которых самое важное — максимальная прибыль? И она является членом данного клуба…

Шеф положил перед Верой выпуск местной газеты со словами:

— Тебе уже наверняка известно, что 22 ноября в Далласе был убит президент Кеннеди.

— Да, я читала об этом, — ответила Вера.

Она бросила быстрый взгляд на первую полосу — огромные черные буквы, портрет улыбающегося — и еще живого — президента.

— А вчера там же, в Далласе, застрелен некий Ли Харви Освальд, которого считают убийцей Кеннеди. — Шеф положил перед Верой еще одну газету.

— Американцы плохо охраняли главу своего государства, — откликнулась Вера. — И его убийцу тоже.

— Возможно, — усмехнулся шеф. — Однако такова правда жизни: убить можно любого, кем бы он ни был и как бы хорошо ни охранялся. Всегда найдется способ для ликвидации врага. Разрешу себе поведать о том, что произойдет в ближайшие дни и месяцы: новый президент США Линдон Джонсон подпишет указ о создании особой комиссии по расследованию смерти своего предшественника Кеннеди. И комиссия, членами которой станут уважаемые сенаторы и конгрессмены, после детального изучения фактов придет к единодушному выводу, что убийцей является именно Освальд, задумавший и осуществивший свое злодеяние в одиночку.

Налив себе немного коньяка, шеф отхлебнул из бокала и продолжил:

— Однако это не соответствует действительности. Кеннеди убит в результате заговора, в котором замешаны спецслужбы США, мафия, большой бизнес и представители радикальных организаций. В наших кругах не секрет, что некоторое время назад был создан особый комитет по ликвидации президента Кеннеди — некое подобие супермощной преступной организации из романов столь почитаемого мной Йена Флеминга. Самоуверенный католик Кеннеди наверняка снова победил бы на следующих президентских выборах и таким образом определял бы политику США до начала 1969 года, мешал бы многим, в том числе и некоторым людям в своем ближайшем окружении. Не буду утомлять тебя подробностями, но на Кеннеди имелся, как говорится, большой зуб и из-за его борьбы с организованной преступностью, и из-за его желания вывести как можно быстрее американские войска из Вьетнама, что, разумеется, невыгодно военным концернам. Да и его политические шашни с коммунистами в Москве и Гаване внушали трепет американским патриотам, которые уже начали опасаться, что главный враг находится вовсе не в Кремле или на Острове свободы, а сидит в Белом доме. А кое-кто в демократической партии считает, что клан Кеннеди и так получил слишком большую власть, ведь может статься, что младший брат президента, нынешний министр юстиции Роберт, захотел бы пойти по стопам Джона и занять кресло президента через пять лет. Это стало бы крушением надежд многих честолюбцев.

Шеф выдержал паузу, а затем добавил:

— Но со смертью президента все изменится. И если сейчас перемен пока еще не видно, то они станут заметны в ближайшее время. Правду об убийстве Кеннеди, конечно же, никогда официально не объявят. Зачем попусту тревожить народ?

— Так кто же его убил на самом деле? — спросила Вера, заинтригованная рассказом шефа. — Неужели наша организация?

— Нет, наша организация не имеет к смерти президента ни малейшего отношения, — хмыкнул шеф. — Его застрелил наемный убийца по кличке Тор.

— Тор! — выдохнула Вера. — Но ведь ходили слухи, что он пропал без вести или даже умер…

— Ну да, слухи ходили. А распустил их он сам, что позволило ему на время затаиться и скрыться от врагов, которых у него немало, — пояснил шеф. — Тор, как ты знаешь, считается самым изворотливым и опасным убийцей на свете: он занимается кровавым промыслом, по крайней мере, лет двадцать пять и за это время не потерпел ни одной неудачи. Его репутация поистине легендарна, поэтому немудрено, что люди, которые желали убрать с мировой политической сцены президента Кеннеди, обратились именно к Тору. Однако одновременно они прибегли и к услугам организации…

Вера вопросительно посмотрела на шефа. Тот поставил пустой бокал на стол и сказал:

— Те, кто ангажировал Тора, хотели действовать наверняка. Поэтому в президента стрелял не он один, но и еще какой-то снайпер — именно он ранил губернатора Конелли, ехавшего в одной машине с Кеннеди. А Ли Харви Освальд стал козлом отпущения — он ни в кого не стрелял и вообще в момент покушения находился хоть и в здании библиотечного склада, но не на шестом этаже у окна с винтовкой, а внизу. Освальда презентовали всему миру как убийцу-одиночку, а затем ликвидировали, чтобы он не мог разболтать лишнего и доказать свою невиновность. Тот, кто убил Освальда, тоже в ближайшее время уйдет в мир теней — скорее всего, от какой-нибудь внезапной болезни. Но вернемся к Тору… Он был в бешенстве, когда понял, что действовал не один. Он же любит делать все без помощников, а тут его плану чуть было не помешали. Киллер потребовал непомерную сумму в качестве компенсации! Тор получил до начала операции задаток в пятьсот тысяч, другие пятьсот тысяч он должен был получить после убийства. Но заказчики приняли решение убрать Тора.

— Рискну предположить, что ничего у них не вышло, — подала голос Вера — Тор слишком хитер и изворотлив. С ним никому не справиться.

— Ты права, — кивнул шеф. — Но дело в том, что убрать Тора было поручено нашей организации, а именно ее самому блестящему агенту. Таковых в организации два — ты и Алекс. В тот момент ты находилась в Герцословакии, поэтому…

Вера почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Значит, вот на каком спецзадании был Алекс!

— Поэтому я принял решение отправить Алекса в Новый Орлеан, где в его обязанности входило уничтожить Тора.

Шеф снял очки и отвернулся. Воцарилась тягостная пауза. Вера боялась нарушить ее, потому что догадывалась… потому что не хотела и думать… потому что все еще надеялась…

— Алекс знал, на что идет и кто будет его противником, — изрек наконец шеф. — Он сам рвался в бой.

«Господи, Алекс! Он ведь упрям, как мальчишка, — подумала Вера. — И так же самоуверен».

— Тор в очередной раз подтвердил свою репутацию лучшего наемного убийцы в мире, — продолжал шеф, водружая очки на нос. — Сначала все, и я в том числе, думали, что план сработал и с Тором покончено. Но потом… В туалете самолета, следовавшего рейсом из Нового Орлеана в Нью-Йорк, был найден труп мужчины. И им, увы, оказался вовсе не Тор, а…

Шеф снова сделал паузу. Вера, окаменев, смотрела прямо перед собой. Руки впились в подлокотники кресла. Алекс… Не может быть! Нет, только не Алекс! Он не мог умереть! Никак не мог!

— Им оказался Алекс, — произнес тихо шеф. — Нет никаких сомнений в том, что его убил Тор. Он не погиб в Новом Орлеане, а каким-то непостижимым образом вышел на след Алекса, выследил его и настиг в самолете.

Шеф говорил внешне спокойно, и Вере на какое-то мгновение показалось, что все происходящее — ночной кошмар. Сейчас она проснется, вся в поту, дрожа, и выяснится: никакого разговора не было, и Алекс, конечно же, жив.

— Мне очень тяжело говорить об этом, — добавил шеф. — Алекс наряду с тобой, Вера, был лучшим агентом организации. Мы понесли невосполнимую утрату. Но, помимо прочего, я знаю, что Алекс значил для тебя очень много. Мои соболезнования…

Фразы звучали сухо, однако шеф никогда не был склонен к эмоциональным всплескам. И все же, заметив, как шеф прячет глаза, уловив дрожь в его голосе, Вера поняла — смерть Алекса на него чрезвычайно подействовала.

Но как быть ей? Ведь она любила… нет, все еще, несмотря на недавнюю размолвку, любит Алекса. Три дня назад тот был жив и невредим, она виделась с ним… Всего на пару дней улетела за границу на задание, а вернулась, чтобы узнать: Алекс убит!

— Понимаю, что столь печальная весть стала для тебя подлинным шоком, — сказал после долгой паузы шеф. — Я и сам никак не могу прийти в себя. И виню в произошедшем исключительно себя — если бы организация не приняла заказ на устранение Тора…

Когда Вера заговорила, собственный голос показался ей чужим:

— Организация берется за выполнение любого задания, шеф, это наш девиз. Вы не могли отказаться, и вашей вины в произошедшем, конечно же, нет. На месте Алекса мог бы оказаться каждый. К примеру, я сама…

— Да, это так. — Шеф усталым жестом снял очки, и Вере на мгновение показалось, что в его глазах блеснули слезы. Шеф выказывает эмоции? Быть того не может!

А шеф быстро поднялся с кресла и повернулся к Вере спиной. Он наверняка не хочет, чтобы она видела его секундную слабость. Женщина сжала кулаки — она тоже не расплачется! Но привыкнет ли она когда-нибудь к мысли о том, что Алекса больше нет?

Высморкавшись в большой клетчатый платок, шеф надел очки и повернулся к Вере.

— Ты знаешь, что каждый, кто убьет агента организации, подлежит уничтожению. Таков наш неписаный закон. Время от времени мы теряем одного из наших людей, но убийца всегда получает по заслугам. Не вижу, почему на сей раз должно быть по-другому, Вера.

— Что известно о наемном убийце, о Торе? — перебила его она. — Как его найти? Где его логово?

Шеф вздохнул:

— В том-то и заключается самое сложное. Тор неуловим. Никто не знает его подлинного имени, у него имеется масса паспортов различных государств. Он мастерски меняет внешность, и как Тор выглядит на самом деле, неизвестно. Судя по всему, он обитает где-то в Западной Европе, однако задания он выполняет по всему миру. Тор — самый высокооплачиваемый киллер, самый безжалостный и самый хитрый. О нем известно только то, что он, без сомнения, мужчина. Возраст — между сорока пятью и пятьюдесятью. Убийствами он занимается больше двадцати лет, с сороковых годов. Ходят слухи, что он был связан с нацистами, но толком ничего не известно. Все заказы он выполнил, не допустив ни единой осечки. А ты наверняка знаешь, как это сложно! Даже в нашей организации квота осуществленных заданий составляет семьдесят восемь процентов. У Тора же — ровно сто! Он одинаково хорошо владеет огнестрельным и холодным оружием, а также восточными боевыми искусствами. Отлично разбирается во взрывчатке и в ядах, является знатоком изобразительного искусства. Говорят, что он владеет многими шедеврами, которые находятся где-то в его логове. Не исключено, впрочем, что у Тора несколько резиденций по всему миру. Вот, собственно, и все. Ни у кого нет ни фотографии, ни отпечатков пальцев Тора.

— Человек-фантом… — пробормотала Вера, стараясь не думать о смерти Алекса. Она даст волю чувствам, когда окажется в одиночестве, но только не сейчас, не в кабинете шефа!

— Отыскать Тора будет невероятно сложно, — продолжал шеф. — Тем более сейчас, когда он знает: на него открыт сезон охоты. Это значит — Тор начеку. И скорее всего, попытается нанести новый удар. Так что с учетом сложившейся ситуации я даже не знаю, имею ли я право говорить, Вера, но…

Он смолк. Женщина взглянула на шефа.

— Вы хотите, чтобы я отыскала его, ведь так? И не просто отыскала, но и убила?

— Ты — единственная, кто в состоянии справиться с таким заданием, — кивнул шеф. — Тем более я знаю, как дорог был для тебя Алекс. Но если ты откажешься, я не стану настаивать. Ты заслужила длительный отпуск. Я поручу одному из наших агентов…

— Искать Тора буду я, — перебив, медленно, с расстановкой произнесла Вера. — И даю вам слово, шеф, что обязательно отыщу его. Живого или мертвого. И он поплатится за смерть Алекса. Обязательно поплатится.

Слова давались Вере нелегко. Шеф подошел к ней и впервые за все годы, которые она знала его, положил ей на плечо руку. Его ладонь была мягкой и теплой.

— Я знал: ты не захочешь, чтобы задание отдали кому-то другому, Вера. Однако боюсь… Видишь ли, организация не может себе позволить после Алекса лишиться и тебя, Вера. Я говорю совершенно серьезно…

— Вам не стоит беспокоиться, шеф, — снова перебила Вера. — Я вступаю в игру, чтобы победить. Кто будет знать о том, что я разыскиваю Тора?

— Только два человека — ты и я, — ответил шеф.

— Он, как вы верно сказали, начеку, потому что понимает — за убийство агента организации его попытаются вычислить и убить. Но Тор не в курсе, что по его следу идет женщина. Он будет исходить из того, что на него охотится мужчина, ведь агентов-женщин практически нет. Сработает фактор неожиданности, шеф.

— Ты совершенно права. Но у нас в организации имеются еще две женщины-агента. Как ты отнесешься к тому, чтобы одна из них занялась поисками Тора?

— Нет! — возвысила голос Вера. — Я хочу все сделать сама, шеф! Я знаю, организация не одобряет, если к делу примешиваются личные мотивы и в особенности чувства, но Алекс…

— Ты не должна мне ничего объяснять, — остановил ее шеф. — Алекс был для меня как сын. А ты, Вера, для меня как дочь. Имею ли я право подвергать тебя смертельной опасности, посылая по следу Тора?

— Шеф, любое задание, которое я выполняю, точно так же может закончиться смертью, — заявила Вера. — Чувства и эмоции в данном случае не будут помехой, они только помогут мне удачно справиться с делом. Насколько я понимаю, этот Тор — очень опасный противник, но я сделаю все возможное и невозможное, чтобы победить. Можете мне поверить, шеф, я разыщу Тора. И он поплатится за смерть Алекса!

— Узнаю прежнюю Веру. — Рука шефа исчезла с ее плеча. — В твоем распоряжении весь бюджет организации и все ее возможности. Понимаю, что тебе потребуется первая зацепка. Но в отношении Тора мы особой информацией не обладаем. Два-три человека, которые видели его настоящее лицо или знали, где располагается одна из его берлог, мертвы. И все же имеется кое-кто, поддерживающий с Тором контакт. Киллер ведь никогда не общается с заказчиком напрямую, только через посредников. Так было и в случае с убийством президента Кеннеди.

— А кто нанял Тора для уничтожения президента? — спросила Вера.

— Думаю, над этой загадкой историки и приверженцы теории заговора будут биться и через пятьдесят, и через сто лет, — усмехнулся шеф. — Увы, я тоже не располагаю информацией. Решение, насколько мне известно, было принято не одной-единственной персоной, а, так сказать, коллегиально упомянутым мною комитетом по устранению президента Кеннеди. Так что этот след для нас не представляет интереса — ни один из организаторов убийства президента с Тором лично не общался. Вот, смотри…

Шеф нажал на скрытую кнопку под крышкой стола, и одна из стен отодвинулась, обнажая нишу с кинопроектором. На противоположной стене с тихим шелестом развернулся рулон с экраном. Шеф потушил свет, и кинопроектор застрекотал. Вера увидела невысокого полного мужчину лет под шестьдесят, с большими черными усами и неестественно темными волосами — он сидел в кафе, выходил из автомобиля, с кем-то разговаривал.

— Гастон Беранже, аферист и фальшивомонетчик, — комментировал шеф. — Обитает здесь, в Швейцарии, в Лугано. По надежным сведениям, именно он являлся связующим звеном между Тором и заказчиками убийства президента. Беранже пока жив, значит, может дать информацию, которая, не исключено, выведет тебя на след Тора. Но действовать надо чрезвычайно осторожно.

Вера всмотрелась в лицо афериста Беранже — бегающие глазки, хитрая улыбка. Тип производил отталкивающее впечатление.

— На данный момент он единственная ниточка, ведущая к Тору, — добавил шеф. — Я постараюсь узнать о Торе больше, однако боюсь, это просто невозможно. Он прилагает все усилия, чтобы остаться в тени.

— Но ведь он находится где-то там, на поверхности, под солнцем, — усмехнулась Вера, указывая на потолок кабинета. — Как бы Тор ни старался скрыться, у него не получится уйти от меня. Он ведь живет среди людей и вынужден общаться с ними, хотя бы для того, чтобы получать новые документы, новое оружие или информацию об очередной жертве. Устранить всех, с кем связан, Тор не может, иначе выдал бы себя с головой. А значит, все же имеется шанс отыскать его. И я намерена воспользоваться этим шансом, шеф.

— Ни одно из заданий не вызывало у меня таких противоречивых чувств, — вздохнул шеф. — С одной стороны, я прекрасно понимаю, что организация должна найти и обезвредить Тора, но с другой стороны…

— Не волнуйтесь, шеф, — улыбнулась Вера. И сразу лицо ее посуровело. — На его совести Алекс. Вот что придаст мне сил. Я не остановлюсь, пока не найду Тора.

— Я знал, что ты согласишься, — снова вздохнул шеф. — Остается только надеяться, что мне не придется упрекать себя в том, что вовлек тебя в эту историю.

— Если бы вы и не попросили меня заняться поисками Тора, я начала бы их сама, узнав о гибели Алекса, — ответила Вера. И вдруг спросила: — Как он умер? Алекс не мучился?

— Ты не должна… — начал было шеф и замолчал. Затем, включив свет, все же ответил на вопрос: — Тор славится тем, что убивает быстро. Он, надо отдать ему должное, профессионал экстра-класса в науке смерти. Могу тебя уверить — Алекс умер мгновенно. У него не было ни малейшего шанса спастись.

Вера закрыла глаза, представляя себе улыбку Алекса, его серые глаза, его мускулистое тело. Все осталось в прошлом — навсегда! И виноват только один человек — Тор.

— Пообещай мне, что не станешь попусту рисковать своей жизнью, — вновь заговорил шеф. — Я оставлю в стороне собственные чувства и скажу исключительно прагматично: ты нужна организации. Смерть Алекса — и так уже чрезвычайно серьезная потеря. Но если что-то случится с тобой, Вера… — Голос шефа на мгновение (всего на мгновение!) дрогнул.

«Он переживает за меня», — подумала Вера и не дала шефу закончить фразу.

— Вы же знаете, что любое задание, в том числе и то, которое я выполнила на днях, могло закончиться моей смертью, — повторила женщина уже произносившийся ею довод. — Я буду очень осторожна. На моей стороне фактор неожиданности. Ведь я знаю о Торе, а он обо мне — нет.

— Когда ты намерена приступить к выполнению этого экстраординарного задания? — спросил шеф. — Предлагаю тебе несколько дней отпуска, чтобы прийти в себя, расслабиться, тем более что след Тора все равно остыл…

Отдыхать и расслабляться, зная, что Алекс мертв, а его убийца наслаждается жизнью? Нет, такому не бывать!

— Шеф, я уже начала выполнять задание, — сказала Вера. — Прошу подготовить мне всю информацию на Тора и Гастона Беранже. И еще… Я хочу видеть его. Алекса…

— Невозможно, — произнес сурово шеф. — Нам пришлось действовать быстро…

— Я знаю, что он здесь! — настаивала Вера. — Я хочу его видеть!

— Ну что ж… — сдался шеф. — Но ты уверена, что хочешь этого?

Ответа не последовало. Шеф вздохнул и сказал:

— Тело из Америки было переправлено в Швейцарию без волокиты. Оно находится в морге… Похороны должны состояться сегодня вечером.

Шеф поднял трубку одного из телефонов, стоявших на столе, и произнес несколько слов. Затем вызвался проводить Веру, но та отказалась.

Морг располагался на уровень ниже. Спустившись туда на лифте, Вера встретилась с мужчиной средних лет в белом халате. Один из врачей организации, не говоря ни слова, проводил Веру по коридору в небольшое помещение — морг. Организация время от времени несла потери: агенты умирали, погибали во время выполнения заданий, и их тела переправлялись в Европу, по большей части в Швейцарию, где и находили последний покой на одном из кладбищ под скромной могильной плитой. По большей части с вымышленным именем.

Врач тактично удалился, оставив Веру наедине с Алексом. Женщина увидела тело, лежавшее на металлическом столе и накрытое простыней. Несколько невероятно долгих минут она стояла неподвижно, не решаясь отдернуть простыню. Наконец приспустила ее — и увидела бледное лицо Алекса. Надо же, смерть ничуть не изменила его. Он был в черном костюме и белой рубашке с темно-синим галстуком. Глаза были закрыты, и могло показаться, что Алекс спит.

Но он был мертв. И находился в морге организации, под землей на глубине почти тридцати метров. Женщина положила руку на лоб мертвеца — тот был ледяным. Отдернув ладонь, Вера поднесла ее к своему лицу и увидела — она испачкалась. Слой косметики, которая придавала мертвецу вид спящего человека, смазался, на лбу проступила сизовато-синяя кожа.

Вера накрыла покойника простыней и отвернулась. Нет, тот, кто лежал на столе, не был ее Алексом… это был кто-то чужой.. Затем, уже не в состоянии сдерживать рыдания, она снова оказалась около стола и полностью сдернула простыню. Плача, Вера провела рукой по волосам Алекса. И поцеловала его в плотно сжатые ледяные губы.

— Я найду его. И убью, — проронила женщина. Затем, уже более не оглядываясь, вышла из морга.

Похороны, как и обещал шеф, состоялись вечером. Всех погибших агентов в обязательном порядке кремировали. Таково правило — от них не должно остаться ничего, кроме горстки пепла. Когда вся процедура была завершена, урна с прахом Алекса нашла упокоение на кладбище. В последний путь его провожали два человека — Вера и шеф.

Было уже темно, когда два представителя похоронного бюро уложили плиту из красноватого гранита с надписью «Алекс Форш. 1930—1963». Холодный ветер хлестнул в лицо Вере, сорвав с ресниц одну-единственную слезу. Шеф что-то говорил, но женщина не слушала его.

Она поклялась найти Тора и покарать его за убийство Алекса. И сделает это, даже если придется пожертвовать собственной жизнью. Но вообще-то ей не стоит думать о смерти, ведь она выполняет приказ шефа. А его слово — закон!

Вера приложила руку в черной кожаной перчатке к холодной плите. «Алекс, как же мне будет тебя не хватать! Да, мы расстались в ссоре, но ведь у нас был шанс снова сойтись, ведь так? Шанс, который навсегда остался в прошлом. Но это я пойму наверняка не сейчас, а чуть позже, когда с ужасом вдруг осознаю, что нахожусь на краю бездонной пропасти под названием отчаяние. Да, я любила тебя… любила… И возможно, все еще люблю!»

Вера медленно поднялась.

— Мне требуется вся информация о Гастоне Беранже, — повторила она стоявшему в сторонке шефу. — Вы обещали мне достать ее к вечеру!

Вера посмотрела на шефа, и тот вдруг понял, что она не остановится ни перед чем, пока не выполнит миссию своей жизни: пока не найдет Тора. И не убьет его.