Тайны московской принцессы

Антон Иванов, 2009

Представь: за дверью чулана привычной старой квартиры спрятан портал в другую реальность. И однажды ты его обнаружишь... Представь: твоя сверстница, обыкновенная девчонка, на самом деле — принцесса из параллельного мира. И только тебе под силу помочь ей распутать смертельно опасный клубок тайн и загадок... Представь: скоро ты станешь мечтать о скучной жизни без приключений! Но единственным способом вернуться домой будет прыжок в Колодец Забвения... Трудно представить?! Тогда открой эту книгу...

Глава I

Делать было решительно нечего. Егор Орлов сидел в кресле, тупо уставившись в стенку. Мама категорически не слышала его доводов, что современного человека нельзя так надолго отрывать от компьютера. Заперла ноутбук у себя в шкафу, и точка. Замок там, конечно, плевый, открыть — пара пустяков, а мама до вечера на работе…

Рука потянулась к маленькому перочинному ножику на столе и тут же отдернулась. Нечестно и неспортивно! Предположим, до компа он доберется, но мама-то заметит. Пойдут нудные разговоры. Про честное слово, которое он столько раз ей давал. Про страшное время, которое им вдвоем недавно пришлось пережить. Про его глупые капризы, из-за которых могут начаться осложнения.

Самое неприятное, что такие беседы у мамы обязательно заканчиваются слезами, и, всхлипывая, она, как заведенная, повторяет: «Неужели трудно еще чуть-чуть потерпеть!» Егор резким движением отодвинул подальше от себя перочинный ножик. Уж лучше и впрямь запастись терпением.

Он попытался представить себе ситуацию в более привлекательном свете. Вроде как нужно не просто сдержать обещание, а проявить силу воли. Совсем рядом, за дверцей шкафа, лежит целый мир. Загрузишь компьютер — и прощай, скука. Но он ведь сильный человек. Умеет управлять своими желаниями. В конце концов, именно воля — залог любого успеха. Все известные люди проходили через испытания. Терпели, страдали, мучились, ожидая звездного часа. Значит, и он тоже сможет…

Егор тяжело вздохнул. Как же трудно и скучно закалять волю! Ладно, нельзя компьютер, но хоть бы книжку интересную. Тоже нет. Мама их все от соблазна подальше на время вывезла к подруге. Вместе с теликом. Учебниками ему, что ли, теперь развлекаться? Есть, правда, энциклопедический словарь. В нем много интересной информации, но еще больше неинтересной. Коржику позвонить? Егор посмотрел на часы. Тухлый номер. Коржик еще в школе.

Скука. Серая вязкая скука! Вдруг в квартире что-то громыхнуло. Егор вздрогнул от неожиданности. Кроме него самого, греметь сейчас некому. Животных они с мамой не держат. Ни кошки, ни собаки, ни даже хомяка. Громыхание повторилось. И это явно не у соседей, а точно в его квартире. Егор на цыпочках вышел в прихожую. Пусто. Достигнув входной двери, мальчик потянул ее на себя. Заперто. Следовательно, никто чужой проникнуть в квартиру не мог. Но грохот-то он ведь слышал. Может, на кухне что-то свалилось?

Егор заглянул туда. Идеальный порядок. Лишь в раковине сиротливо скучала его немытая чашка, в которую капала вода из крана. На всякий случай Егор обследовал туалет и ванную. Все предметы на своих местах. Не прыгают, не шумят и не отваливаются.

Оставалось проверить кладовку. Егор резко распахнул дверь. Зажег свет. Мальчик ахнул. На старом комодике восседала крупная жирная Белка, размером как минимум с фокстерьера. Ярко-рыжая, с пушистым дымчато-серым хвостом и наглыми черными блестящими глазами.

При виде мальчика Белка злобно ощерилась, продемонстрировав желтоватые острые зубы, и сердито застрекотала. «Откуда она могла здесь взяться?» — в панике пронеслось в голове у Егора. Белок он вообще-то никогда не боялся. Однако те, которых он встречал раньше, во-первых, были маленькими и симпатичными, а во-вторых, сами убегали, когда он как раз хотел с ними познакомиться. Орешки с протянутой ладони хвать — и смывались. Монстр, сидящий в кладовке, смываться явно не собирался. И дружелюбия не проявлял. А главное — полная загадка, откуда он тут и что с ним делать дальше.

От соседей сбежал? Дырку в стене прогрыз? Объяснение показалось Егору разумным. Крысы-то стены прогрызают, а они куда меньше этой Белки. У нее вон какая челюсть! Видимо, это очередной экзотический экземпляр, вывезенный из дебрей Амазонки или, к примеру, из тайги в районе падения Тунгусского метеорита. Ну, точно! Белка-мутант! Жертва радиации с разбившегося космического корабля. Схватить сковородку и треснуть чудище по голове? А если оно умрет?

Белка-монстр пронзительно взвизгнула и ощетинилась, отчего стала еще в полтора раза больше. Егор растерялся. Поймать? Взгляд его заметался по кладовой. Ни единого подходящего для этой цели предмета! Накинуть грязную простыню, чтобы она в ней запуталась.

Белка будто прочла его мысли, и они ей совсем не понравились. Воинственно застрекотав, она порылась передней лапкой в складке у себя на животе, извлекла оттуда грецкий орех и, не успел мальчик хоть что-то сообразить, пульнула им прямиком ему в лоб. У Егора из глаз посыпались искры. Он инстинктивно захлопнул дверь.

— Между прочим, очень больно, — пробормотал он, потирая ладонью ушибленный лоб.

Белка — воровка! Там же целый мешок грецких орехов. Мама запаслась. Считает, Егору очень полезно их есть, и постоянно его ими пичкает. Теперь ему было ясно, что привлекло в их квартиру экзотического мутанта. Сквозь стену любимый запах учуяла и к ним прогрызлась. Ну, ничего! Сейчас пожалеет!

В простыню ее упаковывать, конечно, нет смысла. Прогрызет, раздерет когтями и смоется, да еще и укусит. Зато огромный глубокий таз как раз то, что надо. От бабушки достался. Старинный, медный. Мама летом в нем варит варенье. Накрыть им наглую Белку, поставить сверху что-нибудь тяжелое — и к соседям. Пусть сами своего мутанта забирают. Таких в клетке нужно держать, и желательно в зоопарке, а не в жилом доме.

По дороге на кухню мальчик погляделся в зеркало. Лоб покраснел, припух. Может, даже синяк потом будет. Мама заметит и расстроится. Проклятая Белка! Егор снял с гвоздя начищенный до золотого сияния таз. Теперь главное — изловчиться и быстренько Белку накрыть, чтобы не ускользнула. Если в квартиру прорвется, погром обеспечен. И о чем соседи думают? Еще бы льва или медведя дома завели!

Егор, резко распахнув дверь, ринулся с тазом вперед. Медная древность с грохотом и набатным гулом обрушилась на комодик и накрыла… совершенно пустое место. Мальчик ошеломленно повел головой из стороны в сторону. Мутанта и след простыл. Неужели все-таки просочился в квартиру?

Прислушиваясь к малейшему шороху, мальчик облазил все закоулки, посветил фонариком даже туда, где не могла бы укрыться и мышь, не то что огромная Белка. Хитрая тварь словно в воздухе растворилась. Убедившись, что в квартире ее быть не может, он вернулся в кладовку и еще раз с большой тщательностью ее осмотрел. Все там стояло на своих местах. Банки, склянки, мешок с орехами, посуда… Отсутствовала лишь Белка. А самое странное, что отсутствовал и прогрызенный ею ход. Это особенно озадачивало Егора. Получалось, ей неоткуда было здесь появиться и некуда отсюда скрыться. Ноги у него подкосились. Он осел на пол. Неужели галлюцинации?

Он попытался взять себя в руки и трезво оценить положение. Может, на самом деле он вообще задремал за столом и ему все приснилось? Хотя нет, вон он таз, рядом лежит. Он коснулся рукою лба. Больно. Значит, не приснилось. С другой стороны, люди ведь иногда ходят во сне. Вот и его бессознательно занесло на кухню. Там он схватил медный таз, попилил с ним зачем-то в кладовку и приложился лбом о косяк. Оттого и искры из глаз. Все было бы очень логично, если бы не одно «но» — Егор отчетливо помнил: сперва были искры из глаз, а уж потом он отправился за тазом. Ох, как все сложно!

Выходит, он реально ударился головой, после, не просыпаясь, взял таз… Неслабо же его отрубило, если он, даже врезавшись лбом в косяк, продолжал досматривать сон. Пальцы мальчика наткнулись на маленький круглый твердый предмет. Грецкий орех! Тот самый, который Белка пульнула ему в лоб. И полотняный мешок развязан. А мама очень аккуратная. Каждый раз крепко завязывает горловину, чтобы орехи не рассыпались.

Однажды такое произошло, полдня их собирали. Комодик отодвигали. Мама одна не справилась, позвала на помощь соседку. Егор был только что после операции, врачи запретили ему напрягаться и поднимать тяжести. А в комодике чего только не наложено. И инструменты разные, и сковородки чугунные чуть ли не позапрошлого века. А еще каменная ступка и старинные весы.

Егор давно бы отправил весь этот хлам на помойку. При его жизни им ни разу не пользовались. Мама, однако, упорно не желала от него избавляться. Весы, мол, принадлежали какой-то прапрапрабабушке, которую даже покойная бабушка Егора уже в живых не застала. Так сказать, память о предках. Жаль только, далекие предки не оставили им что-нибудь поценнее. Маме это гораздо больше бы пригодилось… Увы, наследство было хоть и тяжелое, но исключительно мемориального значения.

Так вот, когда двигали комодик с этим наследством, стена за ним была совершенно целой. Даже если бы Белка-мутант прогрызла дыру, ей никак в кладовку не попасть. Комодик придвинут впритык, и отодвинуть его под силу лишь двум взрослым людям. Все прочие углы Егор только что внимательно изучил. Нет, Белке появиться совершенно неоткуда. Он вернулся к исходной точке: Белка — плод его воображения? Неужели сказались последствия операции?

Егор долго пробыл под общим наркозом. Врач специально предупредил маму: теоретически возможны различные непредсказуемые последствия. Она тогда страшно перепугалась. Доктор внес ясность: она не совсем правильно его поняла, он-то как раз практически уверен, что период реабилитации пройдет нормально, однако хоть вероятность последствий и меньше процента, но в жизни-то разное случается. Предупрежден — значит, вооружен. Главное, вовремя заметить проблему и не пугаться.

Егор, естественно, поинтересовался: какие у него могут возникнуть проблемы? Он-то в первую очередь должен знать, что с ним может произойти. Людей, например, начнет насквозь видеть. Он был бы совсем не против. А еще лучше — взглядом, как лучом, прожигать. Вот славно бы он тогда за себя отомстил! А еще…

Увы, ничего конкретного выяснить не удалось. Мама, решительно вытолкав сына из кабинета, остальные проблемы обсудила с хирургом наедине. И для Егора так и осталось тайной, что же может с ним приключиться. Впрочем, и о самом разговоре он вскоре забыл. Только теперь и вспомнилось.

Рассказать маме? Вообще-то, наверное, надо. Врач ведь сказал: «Главное, заметить проблему и не пугаться». Но… Егор живо представил, как мама расстроится. И, конечно, тут же потащит его на осмотр. Врач, возможно, опять уложит его в больницу. И неизвестно, на какой срок. А ведь мама обещала, что он на следующей неделе уже сможет пойти в школу. Новую. В один класс с Коржиковым, где никто не знает, каким он, Егор, был раньше. Они увидят его иным, теперешним. Что же, все отменить? А галлюцинация, может, вообще больше никогда не повторится. Мало ли в жизни у людей происходит случайностей, которые никак не вредят их здоровью!

И он решил маме не признаваться. Для нее это лишнее расстройство, а для него — крушение ближайших жизненных планов, которые либо рухнут, либо отложатся. Сколько еще можно сидеть в четырех стенах! Он от этого заточения скоро озвереет. Вернее, уже озверел. И совершенно не собирается добровольно продлять его. Вот если галлюцинация снова возникнет, тогда, конечно, другое дело.

Егор задумчиво повертел в руке поднятый с пола орех. Он-то точно не галлюцинация. Хоть сейчас расколи и съешь. Да и мешок ведь кто-то развязал, чтобы его достать. Может, он сам? Еще хуже. Тогда, выходит, у него не только галлюцинации, но и провалы в памяти. Самое странное, что ему вообще понадобились орехи. Зачем? Он их терпеть не может. Соглашается есть только ради мамы, которая уверена, что они как-то там укрепляют его ослабленный операцией организм.

Мальчик сжал орех в кулаке. Раздался треск. Точно так же тогда затрещали его очки под ботинком одного из уродов, которые на него напали. Старшеклассники из его бывшей школы. Егор по дороге домой имел несчастье попасться им на пути. Не в первый раз, между прочим. Эти трое никогда не могли просто так пройти мимо. Их забавляли стекла его очков, такие толстые, что за ними и глаз почти не было видно.

— Эй, там, в иллюминаторе, ты меня видишь? — схватил Егора за плечо самый длинный из троих.

— Вижу. — Он попытался пройти мимо них, но ему преградили путь.

— Чего тогда не здороваешься? Старших не уважаешь? — угрожающе спросил длинный.

Последовала длинная забористая ругань. Егор молчал.

— Слушайте, пацаны, а он вроде не только ослеп, но еще и оглох, — расхохотался второй из уродов, несколько уступавший первому в росте, но зато шире его в плечах.

— Язык проглотил со страху, — мерзко прохихикал третий. — Дело, между прочим, опасное, — с шутовской озабоченностью добавил он. — Подавится, задохнется, что нам потом его мамочка скажет! А ну, шмакодявка, разевай пасть! Доктор лечить будет!

Он, как клещами, впился мальчику в подбородок. Пальцы были грязные. От них отвратительно пахло. Похоже, урод номер три никогда не мыл рук. Егор крепко стиснул зубы и зажмурил глаза. Еще немного — и его вырвет от мерзкой вони. А он ни в коем случае не должен показывать им никаких чувств. Ни страха, ни тем более отвращения. Его слабость их только сильней раззадорит. Так-то врежут пару раз по шее и успокоятся. Обычно их встречи именно этим и завершались.

Мимо как раз проходили ребята из его класса. Окажись на месте Егора кто-то другой, возможно, они и кинулись бы на выручку, но ради него связываться с тремя амбалами, конечно, не станут. Хотя нет, вроде остановились, заметили. У Егора затеплилась крохотная надежда. Чуда, однако, не произошло.

— Опять из нашего Орла цыпленка табака делают! — донеслось до мальчика презрительное восклицание Вадима Кочеткова.

— Наш Орел — очкастый козел, — с вялым смешком подхватил Юрка Сидоров. — Вечно на приключения нарывается.

Вся компания коротко гоготнула и продолжила путь. Егор проводил обреченным взглядом их спины, скрывающиеся за углом монолитной многоэтажки.

В классе с ним никто никогда не дружил. Даже за одну парту садились лишь по принуждению, когда классная руководительница приказывала. Им будто брезговали, как прокаженным, от которого боязно подцепить заразу. И все из-за проклятых очков. Будто его вина, что у него с самого раннего детства такое ужасное зрение! В классе еще несколько ребят носили очки, но они у них были нормальные, с тонкими стеклами, а не толстенные уродливые «бинокли». И еще этим ребятам не запрещалось бегать, прыгать, заниматься спортом. И классная не твердила на все лады по их поводу, какие они больные и как для их зрения категорически противопоказаны сильные физические нагрузки. А Егор у нее буквально с уст не сходил. По малейшему поводу принималась говорить: «Если замечу, что кто-нибудь из вас бьет Орлова по голове учебником или портфелем, последуют самые суровые меры».

Угрозы ее привели лишь к тому, что ребята прониклись к Егору окончательным отвращением. И класс разделился на две неравные части: он и они. Впрочем, это никому не мешало дать ему исподтишка щелбана по лбу или «случайно» толкнуть в коридоре. Ведь когда что-то нельзя, то как раз очень хочется, и одноклассники не собирались отказывать себе в удовольствии. У Егора потом долго плавали перед глазами черные точки, но он не жаловался. Во-первых, противно и унизительно. А во-вторых, окончательно презирать начнут…

— Открывай свою пасть, угребыш!

Вонючие пальцы еще сильней с двух сторон надавили на челюсть.

— Бесполезняк, — констатировал длинный. — Ему зубы, видать, переклинило. Как бульдогу. Мертвая хватка.

— Так мы поможем! — Урод, державший Егора за подбородок, достал из кармана складной нож. Егор, уже открывший глаза, с ужасом посмотрел на блеснувшее лезвие, неотвратимо приближавшееся к его лицу. Нож полоснул по губе. Рот наполнился вкусом крови. Пытаясь освободиться от тухлых пальцев урода, мальчик резко дернулся и потерял очки, которые брякнулись прямо под ноги длинного. Тот с радостным ржанием обрушил на них свой тяжелый ботинок. Оправа жалобно хрустнула. У Егора от ярости и обиды потемнело в глазах. Он с отчаянием обреченного пнул ногой урода с ножом, затем что было силы заехал головой в живот длинному. В ответ на мальчика с трех сторон обрушился град ударов. Дальнейшего он не помнил. Его поглотило гулкое мутное небытие…

Потом был голос мамы:

— Егорушка, сынок. Только, пожалуйста, не волнуйся. Все не так плохо. Обещаю, ты снова начнешь видеть.

— А разве я не вижу? — удивился Егор. — Кстати, открой занавески или свет зажги. Темно очень.

В ответ послышались сдавленные мамины рыдания. И он снова провалился в небытие.

Темнота вокруг не рассеивалась. День за днем. Егор уже знал, что ослеп. Совсем, окончательно. Из сочувственных перешептываний медсестер он сделал неутешительный вывод: шансов на улучшение у него практически нет. Ушибы и раны на теле зажили быстро. Сломанная рука в результате тоже срослась. Но какой ему от этого теперь толк. В двенадцать лет надо было учиться жить заново. На ощупь. На слух. Постоянно нуждаясь в посторонней помощи. Но жить так совсем не хотелось.

Навещал Егора только единственный верный друг детства Коржиков. Он старался как мог утешать.

— Зато тебе наверняка дадут собаку-поводыря, — чуть ли не с завистью говорил Никифор. — Овчарку. Ну, в крайнем случае лабрадора. Теперь тебе мама не сможет запретить. Полагается. Иначе как же самому на улице? Ты же давно мечтал о собаке.

Егор отвернулся к стенке. Он давно мечтал о собаке. Только не о поводыре, а о друге. Таком, с которым он сможет вместе бегать, играть. Которого он всему научит, который будет его защищать и выполнять разные трюки. А что это за друг, которого даже не видишь. И как с ним играть, если двух шагов по комнате, не споткнувшись, сделать не в состоянии. И на улицу мама теперь точно его никогда не выпустит. Рыдала ведь здесь, возле его кровати:

— Говорили мне все вокруг: «Переведи сына на домашнее обучение, зачем зря его мучаешь с таким-то зрением». Нет, не послушалась. Считала, ты должен расти, как все нормальные дети. С ребятами общаться, чтобы потом комплексов не возникло. Вот и дообщался. Сама, собственными руками превратила тебя в инвалида.

— Мама, пожалуйста, не надо, — умолял Егор. — Ты совершенно не виновата. И школа ни при чем. Не мог же я за ручку с тобой ходить.

Но она стояла на своем:

— Мог. По крайней мере, остался бы цел. Но мы, сын, не сдадимся. Достала я тут один адрес, — она перешла на заговорщический шепот. — Врач. Говорят, уникальные операции делает. Экспериментальные. Выпишешься из больницы, и мы сразу к нему поедем. Никто больше-то помочь тебе не берется.

— Да, правильно, нужно попробовать, — согласился Егор.

Он боялся чересчур радоваться и слишком верить в успех, но был готов на любые мучения и испытания, лишь бы снова прозреть. Только бы это и впрямь оказалось возможно. И… поскорее!

А Коржиков продолжал приходить и как бы утешать:

— Понимаешь, Граф, — Никифор отчего-то год назад вбил себе в голову, что Егор непременно приходится каким-то потомком «тем самым Орловым, которые были фаворитами Екатерины Второй», и дал ему прозвище «Граф», — тебе на самом деле крупно повезло. Лежишь тут — и никаких проблем. В школу ходить не надо. У доски отвечать, над контрольными париться, уроки каждый день делать — тоже. А у меня, не поверишь, минуты свободной на жизнь нету. Мать с отцом постоянно висят над душой, учителя вообще озверели. С каждым днем все больше и больше домашки задают. Я уж от этой школы не знаю куда деваться.

Никифор шумно и выразительно вздохнул. А Егор подумал, что согласен даже в свою старую школу ходить, лишь бы видеть. Валяться в тесной пропахшей хлоркой больничной палате ему опостылело до невозможности.

— Ник, а хочешь, я тебе сейчас врежу? — предложил он. — Только ты мне, пожалуйста, на правах инвалида башку подставь. — И он махнул в воздухе крепко сжатым кулаком.

— Да нет, Граф, не обижайся, я просто… Как лучше хотел, — отозвался смущенным голосом друг. — Ну, это… старался тебе подсказать, чтобы ты нашел хорошее в плохом. Обычно людям так легче.

— Вранье, — ответил Егор.

Его заколотила бессильная ярость.

— Тогда извини. — Никифор в растерянности громко зашаркал ногами по полу.

— Не хочу я так жить! Не хочу! Ничего хорошего теперь нет! Не старайся и не ищи! Бесполезно!

Он кричал и кричал. Его трясло. Вбежавшая в палату на шум медсестра сделала ему успокаивающий укол. Он заснул.

Больше Коржиков у него не появлялся. То ли не пускали, то ли сам не хотел. Выяснять причину Егору было неинтересно. Какая разница? Он не хотел видеть Никифора. Хотя бы по той причине, что видеть его он не мог. А на слух разве дружба? Они теперь как две параллельные непересекающиеся прямые. Что Никифор ни начинал бы ему рассказывать, от всего становилось бы больно. Он увидел смешную сценку на улице, а Егор больше никогда ничего не увидит. В классе у Коржика случилось какое-то происшествие, а Егор теперь не ходит в школу. И друзей у него новых никогда не будет. Негде ему с ними познакомиться. Да и с Коржиком дружба их кончится. Ему с Егором наверняка станет скучно. Ведь с ним сейчас ровным счетом ничего не происходит. Лежит в постели, как младенец, и только. Выписали его неожиданно, и они с мамой немедленно уехали в другой город. Далеко-далеко от Москвы. На Алтай. Там Егор сначала прошел обследование, потом ему сделали операцию. И он… стал видеть.

— А очки? — спросил он у врача. — Мне нужно их носить?

Высокий доктор с густой седой шевелюрой громко расхохотался:

— Очки? Разве ты плохо видишь?

Видел Егор хорошо. Как еще никогда в жизни.

— Ну а зачем тебе тогда очки? — выслушав его ответ, продолжил Кирилл Георгиевич.

— Да я думал, вдруг это не навсегда, — озвучил терзавшие его опасения мальчик.

— Навсегда, навсегда, — несколько раз энергично кивнул Кирилл Георгиевич. — Первое время, конечно, могут возникать странные эффекты, пока глаз окончательно не восстановится. Но потом и это пройдет.

— Какие эффекты? — полюбопытствовал Егор.

— Точно не знаю, — признался врач. — Операция экспериментальная. У одного из моих пациентов временами двоилось в глазах. У другого цветоощущение постоянно менялось. Третий видел… — Он выдержал паузу, подбирая слова. — Ну, как бы с некоторым опозданием, с задержкой на несколько секунд. Вот представь: стоит у человека на тумбочке стакан, я его убираю, а он еще продолжает его видеть.

— Потом-то у них это прошло? — с тревогой глянула на врача мама Егора.

— Совершенно, — заверил Кирилл Георгиевич. — Теперь у них стопроцентное зрение.

А еще через несколько дней Егор и Нина Владимировна возвратились в Москву. Видеть он продолжал прекрасно. Никаких побочных явлений. До того самого момента, пока не возникла Белка!

Он промучился сомнениями до самого прихода мамы. Едва войдя, она принялась расспрашивать, как он провел день, а главное, как себя чувствует, и не болело ли что-нибудь у него? Егор поторопился заверить ее, что с ним полный порядок. Тут мама заметила у него на лбу покрасневшую припухлость, и началось. Обо что он ударился? Как можно быть таким неосторожным? Или он скрывает и ему стало плохо?

В звенящем голосе матери вибрировал страх. Егор снова принялся заверять ее, что он в полном порядке. А на кухонном столе, до которого они как раз успели дойти, предательски сиял медными боками забытый таз для варенья. Посыпался новый град вопросов, но именно они неожиданно и навели Егора на правдоподобную и вполне невинную версию по поводу шишки.

— Видишь ли, ма. Я эту штуку снимал, но не удержал, вот она и ударила мне по башке.

Нина Владимировна всплеснула руками:

— Зачем тебе вообще понадобился таз?

— Эксперимент проводил, — принялся вдохновенно сочинять на ходу сын. — Понюхать, пахнет ли он еще вареньем.

— Как он может пахнуть вареньем, когда я его сто раз мыла? — с удивлением поглядела на Егора Нина Владимировна.

— Мне было интересно, впитывает медь запахи или нет, — нашел он объяснение и этому.

— Странные у тебя фантазии, — пожала плечами мама. — Обязательно нужно что-нибудь затеять и удариться самым опасным местом.

— Лоб у меня, между прочим, здоровый! — возразил мальчик.

— Да, но рядом глаза, — вздохнула мама. — Повредишь там себе что-нибудь, и все усилия насмарку. А второй раз чуда может не произойти.

Егор потупился:

— Ну, извини. В следующий раз постараюсь быть осторожнее.

— Прямо не знаю, что с тобой делать, — с отчаянием проговорила она.

— Заверни в ватку, засунь в лукошко и носи с собой на работу, — пошутил сын.

— Если бы это было возможно, так бы и сделала.

Она крепко обняла его, потом легонько оттолкнула.

— Давай лоб хоть намажем, чудище. А то синяк будет.

Егор с облегчением перевел дух. Похоже, гроза миновала. Теперь главное, чтобы мама как-нибудь не догадалась о его сегодняшнем видении. Иначе слез точно не миновать. Вон из-за элементарной шишки какой шум подняла.

Он и сам не знал, верит или не верит в явление Белки, и целый вечер слонялся по коридору, напряженно прислушиваясь к происходящему в кладовой. Мама не выдержала:

— Ты прямо как маятник! Взад-вперед, на кухню и обратно. Если есть хочется, так и скажи.

— Совершенно не хочется, — честно ответил сын. И тут же обосновал свои маневры по квартире: — Мне сперва ножницы понадобились, потом ножик.

— Зачем? — поинтересовалась Нина Владимировна.

— Пока секрет, — напустил на себя загадочность Егор. — Констролю кое-что.

— По-моему, ты ничего не делал, а только ходил.

— Ошибаешься. Ты ведь книгу читала, вот ничего и не заметила.

Нина Владимировна и впрямь за чтением до того увлекалась, что окружающий мир на время переставал для нее существовать. «У меня это единственный отдых», — объясняла она такую свою поглощенность. Егор этим часто пользовался. Вот и сейчас, стоило ей уткнуться в толстую книжку, которую она уже третий день таскала с собой на работу и с работы, моментально опять переместился в коридор. Из кладовки слышалось тихое шуршание.

Он осторожно потянул на себя дверь. Навстречу ему выкатился одинокий грецкий орех. Мешок снова оказался развязан. Внутри кладовки, однако, никого. Вероятно, он в прошлый раз недостаточно крепко затянул на горловине мешка узел.

— Ну, так я и знала, — раздался за спиной голос мамы. — Вот упрямец! За орехами, значит, в кладовку повадился! То есть я совершенно не против. Тебе они только на пользу. Но к чему такая секретность? Я тебе разве запрещаю?

Егор покраснел:

— Да я их даже не думал есть! Не веришь — проверь помойку! Ни одной скорлупы не найдешь.

— А почему тогда мешок развязан? — не унималась мама.

— Я услыхал, как они развязались и посыпались…

— Ну да, конечно, орехи сами, — хмыкнула Нина Владимировна. — Ладно. Набирай и пошли колоть.

Егор поморщился. Теперь придется их есть. Впрочем, это казалось ему куда меньшим злом, чем если мама узнает про Белку.

На следующее утро, едва она ушла на работу, он первым делом кинулся в кладовку. Никаких следов постороннего вторжения. И мешок завязан так же, как они с мамой завязали его вчера. Вот только тревога не уходила. Сосредоточиться ни на чем другом Егор не мог. Каждые десять минут ноги несли его к заветной двери.

Наведавшись в кладовую в пятый раз, он приказал себе не сходить с ума и больше туда не заглядывать, однако на месте по-прежнему не сиделось. Вздохнув, он взял с полки учебник истории и уткнулся в него. Хоть с пользой проведет время.

Грохот в кладовке заставил его вскочить на ноги. Учебник полетел на пол, а мальчик бросился в коридор и рывком распахнул дверь, ожидая снова увидеть Белку. Но в этот раз его ждало гораздо большее потрясение.

На комодике, свесив ноги, сидела… девочка, по виду примерно его ровесница. Белка устроилась рядом с ней и сердито цокала зубом. Крик ужаса застыл у Егора в горле. Последние сомнения отпали. Он точно сошел с ума!

— Ой! — звонко воскликнула девочка. — Ты откуда?

Егор таращился на нее, не в силах произнести ни слова. Больше всего пугала реальность видения. Симпатичная девочка с густыми черными волосами, подстриженными под пажа. Глаза, тоже черные, живые, озорно смотрели на мальчика. Щеки чуть розовели румянцем. На пухлых губах застыла растерянная полуулыбка.

Одето видение было тоже вполне обычно, буднично. Никаких там саванов или хитонов. Джинсы и маечка с ярким принтом, кроссовки… и рядом — зверская Белка! Совершенно необычная.

— Ты кто? — задала новый вопрос девочка.

— Егор, — с трудом выдавил из себя он.

— Крайне информативно, — с ехидным видом продолжила она.

Егор разозлился. «Сама явилась и еще требует ответа, кто он и что здесь делает? Беспредельная наглость!»

— А ты-то кто? — попытался он скрыть растерянность за подчеркнуто хамским тоном.

— Фу, как грубо, — поморщилась она.

Белка, косясь на Егора недобрым глазом, зашарила у себя в складке на животе. Он без труда догадался, что она сейчас снова пульнет в него его же собственным орехом. Мешок был опять развязан и заметно потощал. Воровки наглые!

Схватив стоявшую у входа швабру, он погрозил беспардонному животному:

— Посмеешь кинуть, хвост накручу.

— Какой ты, оказывается, злой, — покачала головой девочка. — Это же Белка. Она тебя не понимает.

— Как орехи воровать, понимает, — еще сильней разозлился Егор. — Как драться — тоже. А как ответ держать, так она просто Белка.

— А это разве твои орехи?

Девочка посмотрела на него так, будто они находились сейчас не в его квартире, а в лесу и орехи спокойно валялись себе на земле под густым орешником.

— Представь себе, мои. То есть наши, — сердито сказал Егор.

— Да-а? — ни капельки не смутилась она. — То есть ты, оказывается, еще и жадный.

— Вот уж нет, — обиделся он. — Было бы что жалеть. Пусть жрет. Я их терпеть не могу. Только пуляться-то ими в меня зачем? И вообще, откуда вы здесь взялись?

— Оттуда, — кивнула куда-то в угол девчонка.

Егора разобрал нервный смех.

— Хочешь сказать, сквозь стену прошла? Как привидение?

— Сам ты привидение! Тут ход есть.

— Ну да, конечно. Тайный. Как в старинном замке. Вешай мне лапшу на уши. Это же современный дом.

— Ну и что. — Девочка пожала плечами. — Везде есть такие ходы. Просто о них почти никому не известно. Они только для посвященных.

— И ты, не знаю, как тебя там, одна из них?

— Не «как тебя там». Зовут меня Зоя. И посвященной я, разумеется, быть не могу. Любому дураку ясно. В двенадцать лет не посвящают. Ходы обнаружила Белка. И мне показала. Только… — спохватилась она, — это большой секрет. Поклянись, что никому не расскажешь. Иначе меня ждут большие неприятности.

— Клясться? — Егор громко расхохотался. — Да если я кому такой бред расскажу, меня сразу в больницу отправят. Лечиться. Только теперь уже не от слепоты, а от сумасшествия. Решат, что наркоз и операция так мне на мозги повлияли. Но у меня с мозгами пока все в порядке. Поэтому я тебе элементарно не верю. Просто, видно, твой ключ подходит к нашей входной двери, вот ты в мою квартиру и прокралась.

В Зоиных глазах сверкнули обида и негодование.

— Глупости! Зачем мне врать?

— Ясное дело, из-за орехов, — не сомневался Егор. — Очень уж они твоему мутанту полюбились. — И он небрежно кивнул в сторону Белки, которая в ответ презрительно фыркнула.

Зоя вздохнула.

— Если совсем уж честно, орехи ей и впрямь нравятся. Но… — Она с новым вздохом умолкла и на мгновенье задумалась. — Если я покажу тебе ход, ты поклянешься никому о нем не рассказывать?

Егор отреагировал на ее вопрос высокомерной ухмылкой. Совершенно ясно, что никакого хода тут нет. Она бы еще предложила ему вулкан Этна здесь показать или слона в обнимку с баобабом найти где-нибудь в пыльном углу за комодиком.

— Ну-у, если тебе так уж надо, клянусь, — легко бросил он.

— Чем? — не моргая, пристально смотрела на него Зоя.

— Жизнью, — не задумываясь, брякнул Егор.

Зоино лицо, скованное настороженностью с той самой поры, как она обмолвилась о существовании тайных ходов, оттаяло.

— Смелый ты человек, однако. Или… слово хорошо умеешь держать?

— Ну да, умею, — заверил он, ожидая с большим любопытством, как она теперь станет выкручиваться. Хотя, если она видение, то просто возьмет сейчас и растает. Самый лучший на ее месте выход из положения после такого пафоса.

Девочка протянула ему руку.

— И что? — поинтересовался Егор.

— Держись, поведу тебя, — деловито проговорила Зоя.

Егор осторожно коснулся ее ладони. Она оказалась теплой и мягкой. Абсолютно настоящей. У видения такой руки быть не может. Это он сразу понял. Белка пронзительно заверещала, и ему тут же стала ясна причина. Зоя другой рукой крепко вцепилась в ее пушистый хвост.

— Ну же, залезай сюда! — указала взглядом на крышку комодика девочка.

— А потом? — все еще недоверчиво улыбался он.

— А потом мы прыгнем, — объяснила она. — Только не отпускай мою руку. Иначе потеряешься.

— А твоя подружка меня не укусит? — покосился он на зверька.

— Делать ей больше нечего. Зубы об тебя тупить. Ты не орех, а значит, для нее невкусный.

Белка словно в подтверждение ее слов веско цокнула и заскребла задними лапами по комодику, безжалостно царапая его поверхность. Отступать было поздно. Мальчик, вскарабкавшись на комод, устроился рядом с девочкой. К его удивлению, они прекрасно там поместились втроем.

— Ну, — выжидающе посмотрела на него Зоя. — Готов?

— Готов, — кивнул Егор.

— Тогда внимание. На счет «три» прыгнем назад. Белка укажет нам путь.

«Прыгнем, конечно прыгнем, — едва сдерживал смех Егор. — Может, даже и полетим».

— Раз! Два! — воскликнула девочка. — Три!

Они рухнули в чернильную тьму.