Тайна коварной русалки

Антон Иванов, 2002

Кто залез среди ночи в библиотеку поселка Красные Горы? Зачем неизвестному понадобилась старая картина без подписи, которая уже пятьдесят лет висела у всех на виду? Почему в ночь ограбления на Борском пруду едва не утопили человека? И как, наконец, попали на берег обломки рамы, которой была окантована украденная картина? Только ответив на эти и многие другие вопросы, члены Тайного братства кленового листа смогут довести до конца свое новое расследование…

Глава III

Уравнение со всеми неизвестными

— Как амнезия? Кто напугал? — накинулись на почтенного академика с расспросами Ниночка и ребята.

— Вы мне сперва скажите, что такое амнезия? — потребовал Димка.

— В школе, Димочка, нужно лучше учиться, — фыркнула Маша.

— Мы в школе этого не проходили, — огрызнулся брат.

— Амнезия, моводой чевовек, это потегя памяти, — прокартавил Павел Потапович. — И вообще, мне стганно, что внук таких интеввигентных вюдей, как покойный Дмитгий Авександгович Сегебгяков и ныне здгавствующая Анна Константиновна, не знает самых эвементагных свов!

— Мне тоже многое странно, — набычился Димка.

— Лучше заткнись и слушай, — наградила его тумаком в бок сестра.

— Павел Потапович, что там с нашим пострадавшим? — торопливо осведомился Петька.

— Постгадавший совсем ничего не помнит! — всплеснул пухлыми ручками почтенный академик. — Кгоме своего имени и фамивии, — внес ясность он. — А на фига нам его фамивия, — кокетливо подмигнул Павел Потапович хорошенькой Ниночке, — когда у него в шогтах нашви водитевьские пгава, а там, естественно, есть его фамивия, имя и отчество!

— Какие права? В каких шортах? — вбежал вдруг в библиотеку запыхавшийся Степаныч. — Пострадавший же был раздет.

— Не газдет, а одет, — заспорил действительный член множества академий мира. — В шогты и майку!

— Ошибаетесь, Павел Потапович, — стоял на своем бывший заслуженный работник органов правопорядка.

— Нет, это вы, вюбезнейший, ошибаетесь! — капризно топнул ногой Павел Потапович. — Между пгочим, именно мы с Тяпочкой нашви постгадавшего, и мне виднее, газдет он быв иви одет! А память у меня, между пгочим, зашибись!

— Папа, а почему у тебя голова мокрая? — спросила Ниночка у Степаныча. — Ты что, купался?

— Можно и так сказать, — сурово проговорил бывший заслуженный работник органов правопорядка. — Но это сейчас неважно. Вы все-таки, Павел Потапович, ошибаетесь, — продолжал он спор с академиком. — Пострадавший был в одних мокрых трусах. А одежда его была мной лично на берегу обнаружена. И брюки, и рубашка, и ботинки, и майка, и даже носки.

— Непгавда! — охватило еще большее возмущение почтенного академика. — На постгадавшем быви майка и шогты!

— Ошибаетесь, Павел Потапович, — не уступал бывший заслуженный работник органов правопорядка. — В лучшем случае на пострадавшем в момент утопления могли находиться только трусы.

— Не вгите, Иван Степанович! — раскраснелся от обиды, как помидор, академик.

— Я никогда не вру! — обозлился, в свою очередь, и Степаныч.

— Значит, у вас начинается стагческий сквегоз! — воскликнул Павел Потапович.

— Это у вас, может быть, старческий, — захлебывался от негодования доблестный сторож поселка Красные Горы, — а у меня тренированная профессиональная память. Пострадавший был в одних мокрых трусах!

— Нет! — Уже срывался от крика голос у почтенного академика. — Он быв в шогтах и в майке! А есви не вегите, пойдемте ко мне на дачу и спгосим у Тяпочки.

Конец ознакомительного фрагмента.