Клятва московской принцессы

Антон Иванов, 2009

Представь: каждую секунду с тобой может случиться все, что угодно. Это увлекательно и интересно, но... ты не всегда будешь рад таким чудесам. Егор Орлов не ждал ничего особенного от поездки на дачу. Он был уверен, все приключения остались по ту сторону волшебного портала в альтернативной Москве, где ему удалось побывать уже дважды... Но опасные сюрпризы из другой реальности нашли Егора и здесь. Тем временем принцесса Зоя спаслась от заговорщиков и благополучно вернулась в столицу Русии и Киндии. Только характер дофины изменился: словно повзрослев за один миг, она отвернулась от всех старых друзей... Раньше никто и представить не мог, что такое возможно. В самый неожиданный момент два параллельных мира соприкоснутся еще раз, Егор вновь окажется в Башне. И должен будет как можно скорее понять, что происходит, иначе он никогда больше не увидит принцессу Зою!

Глава III

Силуэт четко выделялся на фоне уже чуть светлевшего неба. Длинные волосы колыхались под ветерком. «Мара!» — узнал мальчик. Откуда она могла появиться и как умудрилась залезть на второй этаж? Он пытался понять, куда она смотрит, но лицо ее скрывала завеса тьмы. Мара сидела, болтая ногами, а он лежал неподвижно, и ему почему-то совсем не хотелось объявлять ей о своем пробуждении.

Полуприкрыв веки, Егор наблюдал, как она поведет себя дальше. Девушка совершенно бесшумно спрыгнула с подоконника, столь же бесшумно, будто ноги ее не касались пола, прошлась по комнате и замерла возле кровати Никифора. Вот она наклонилась. У Егора по всему телу побежали мурашки. Однако девушка лишь поправила одеяло, которое Никифор сбросил во сне. Затем она повернулась к Егору. Он крепко зажмурил глаза. «Зачем ей понадобилось приходить сюда?» — настойчиво бился вопрос в его голове, и ответа не было. Ему по-прежнему оставалось лишь чутко прислушиваться в надежде определить по звукам, что теперь делает Мара. Уши улавливали лишь гулкую тишину, мерное посапыванье Никифора да капель за окном.

Чуть погодя Егор решился осторожно приоткрыть глаза и увидел прямо над собой черную разверзшуюся звериную пасть. Точь-в-точь как в недавнем сне. Волна зловония захлестнула его. Он взвыл от ужаса. Пасть клацнула у него перед носом.

— Хватит. Хватит. Все в порядке, — раздался голос Федора Николаевича. — Да что ж это с вами сегодня такое творится?

Егор открыл глаза. Над ним склонилось бородатое лицо дяди Коржика. Он помог мальчику выпутаться из пододеяльника.

— Опять, что ли, кошмар приснился? Ба, да ты весь горишь!

— Федя, что там такое? — вновь раздались на лестнице торопливые шаги Марины Николаевны.

— Пацан, кажется, заболел, — угрюмо откликнулся Федор Николаевич. — Видать, от тебя все-таки заразился.

— Я совершенно не болен!

Егор попытался вскочить на ноги, однако почувствовал такую слабость, что тут же откинулся обратно на подушку. Лоб его покрыла густая испарина. Марина Николаевна уже суетилась рядом.

— Сейчас градусник принесу, температуру тебе померяем. И что же наш отдых так не задался? Прямо как сглазил кто!

— Мама, это предрассудки, — сонно проворчал из своей кровати Никифор.

— Марин, надо бы твоего предрассудка ко мне в комнату изолировать, чтобы тоже не заразился, — посоветовал дядя Федя.

— Абсолютно с тобой согласна, — уже стряхивала градусник Марина Николаевна. — Ну-ка, Никуша, перетаскивай постель.

— Куда-а? — заныл тот. — Мне спать хочется. А если Граф болен, то я от него давно уже заразился.

— Прекрати спорить с матерью, она права, — пресек дальнейшие пререкания его дядя и взялся за металлическую спинку кровати. — Я ее к себе перекачу, а ты белье тащи.

— А зачем его снимать. Лучше давай все разом и перекатим, — решил по-своему Коржик.

— О-о-о, да у него тридцать девять, — тяжело вздохнула Марина Николаевна. — Точно грипп. Завтра останешься на весь день в постели.

Егору уже было так плохо, что он даже не спорил. Хотелось одного: закрыть глаза и провалиться в небытие. Главное, больше не видеть сны. Он их, к счастью, и не увидел. А пробудившись наутро, почувствовал себя совершенно здоровым. Ни температуры, ни слабости, будто болезнь ему тоже приснилась. Правда, ни Коржика, ни его кровати в комнате не было. Выходит, не сон.

Дом был объят тишиной. Егор босиком выбрался из своей комнаты и с осторожностью заглянул в комнату Федора Николаевича. Две аккуратно заправленные кровати, и никого. Он уже собирался выйти, когда уловил свое отражение в зеркале на дверце шкафа и потрясенный замер. По всей его шее шли темные синяки, словно кто-то пытался его задушить. Подойдя вплотную к зеркалу, он ощупал кожу на шее. Больно. Но ведь ведьма душила его во сне. Или Коржик так постарался? Не может быть! Но что делать? Марина Николаевна ни в коем случае не должна заметить этот ужас на его шее, иначе наверняка решит, будто он болен чем-то неизвестным и опасным.

Стремительно возвратившись к себе в комнату, Егор натянул свитер с высоким горлом и, сбегав к дяди-Фединому зеркалу, проверил. Действительно, ничего не заметно. Пусть Марина Николаевна лучше считает, что у него действительно грипп и его знобит. Тогда свитер не вызовет у нее подозрений.

Вскоре внизу раздались голоса. Егор спешно юркнул обратно в постель, и вовремя. В дверь заглянули Федор Николаевич и Марина Николаевна.

— Он проснулся, — радостно объявил дядя Федя.

— Как ты себя чувствуешь? — склонилась над Егором мама Никифора.

— Да температуры вроде нет, — нарочито слабым голосом отозвался тот. — Вот только знобит.

— Раз знобит, значит, температура, — уверенно констатировала Марина Николаевна. — Давай-ка померяем. А Федя пока тебе принесет завтрак. Молодец, что оделся, это совершенно правильно, — одобрила она, заметив на мальчике свитер.

К ее удивлению, градусник показал нормальную температуру. Она пожала плечами:

— Странно. Но ты все равно сегодня полежи. Может, еще поднимется. Не зря же озноб. А пока поешь. Вот тебе яичница, чай с медом…

— Да я и вниз могу спуститься, — медлил Егор принимать поднос из рук дяди Феди.

— Вот если к обеду температура не поднимется, сможешь спуститься, а пока лежи, — напутствовала его Марина Николаевна.

Они с дядей Федей ушли. Егор кое-как расправился с завтраком. Есть в постели оказалось не слишком удобно. Поставив поднос на пол, он снова растянулся на кровати. Лежать уже наскучило. Тем более, на улице первый день без дождя, и временами даже проглядывает солнышко. Хотелось гулять. Но едва скажешься здоровым, придется снять свитер. Не расхаживать же в нем по такой теплыни. А без него черные кровоподтеки на шее обязательно привлекут всеобщее внимание. Надо их срочно убрать.

Егор знал кое-какие рецепты из того мира. Кудесник Христофор Павлович, у которого они с Зоей провели некоторое время, научил их составлению некоторых простых снадобий: от ушибов, от мелких ранок, от синяков. Правда, тот мир от этого значительно отличается, но, вероятно, здесь тоже можно найти составляющие.

Для примочки против синяков требовались в основном растения. Вопрос, подействует ли она так же эффективно в этом мире, как в том? Кроме того, чтобы собрать необходимое, надо исхитриться незаметно выйти на улицу.

В дверь просунулась голоса Никифора.

— Привет, — заговорщицки прошептал он. — Меня к тебе сегодня все равно не пускают. Вот я, Граф, и подумал… — Он замялся и покраснел. — Пожалуй, я к Маре скатаюсь. Она ведь не знает, что ты заболел. Обидится, если мы не приедем, мы ж обещали. А ты по-любому лежишь. Так что я уж тогда один. Лады? Я у дядьки ключ от лодки свистнул. Надеюсь, он не заметит.

— Ты-то один с лодкой справишься? — заволновался Егор.

— Не боись. Осилю. Мне не впервой, — заверил друг. — Только, чур, никому. Ты ничего не знаешь, а я ничего тебе не говорил.

«Может, оно и к лучшему, — пронеслось в голосе у Егора. — Пока Коржик к Маре и обратно мотается, успею себе примочку сварганить».

— Ну, Граф, я пошел? — уже не терпелось Никифору.

— Иди, — махнул рукой он и, повернувшись на бок, прикинулся, будто засыпает.

Несколько минут спустя за окном послышался рев мотора. Егор выглянул на улицу. Федор Николаевич унесся куда-то на своей «Ниве». Никифор, крадучись и оглядываясь, шествовал к озеру.

Егор, взяв поднос, спустился вниз. В общей комнате никого не было.

— Марина Николаевна, я принес поднос и пустую посуду, — крикнул мальчик.

— Ой, зря ты. Я бы потом забрала. Только не мой, нечего тебе больному в воде валандаться. Сама сделаю, только еще чуть-чуть полежу. Что-то нехорошо, слабость ужасная.

— Вот и поспите, — посоветовал Егор. — И я тоже пойду вздремну.

— Правильно, — ответила мама Никифора. — Сон — лучшее лекарство.

Естественно, подниматься к себе он не собирался, а тихонько выскользнув на улицу и прокравшись под окном Марины Николаевны, побежал к озеру. Там росло много разных трав, и среди них — нужные ему.

Никифор и впрямь вполне управлялся с лодкой. Когда Егор вышел на берег, друг его уже яростно греб на середине озера. Впрочем, Егора больше заботило то, что росло у него под ногами. Вот подорожник, вот чистотел, вот неприметная травка с белыми цветочками. Христофор Павлович ее как-то называл, но Егору запомнился лишь внешний вид. Плакучая ива тоже в наличии. Мальчик сорвал с дерева несколько листков. А вот серая галька. Лучше всего — серая в белых разводах. То, что требуется. Не берег озера, а настоящая аптека! Теперь остается пучок молодой крапивы, и можно бежать обратно.

Вооруженный набором ингредиентов, он осторожно пробрался в кухонный уголок. Требовалось все мелко нарезать и залить крутым кипятком. С первой частью задачи он справился, не потревожив спящую Марину Николаевну, но грохот чайника на плите привлек ее внимание:

— Егор, это ты?

— Я, тетя Марина! Чайку горячего захотелось! Вам тоже сделать?

— Нет, спасибо. Ничего не хочу. А тебе горячее сейчас очень полезно.

Она затихла. Егор ссыпал нарубленные травы в глубокую миску, добавил туда же гальку, залил кипятком и тщательно перемешал. Залез в шкафчик с аптечкой, где отыскал вату и бинт, и, аккуратно подхватив парящую миску, поспешил к себе наверх.

Пристроив варево остывать на подоконнике распахнутого окна, он вернулся на кухню и в поисках чего-нибудь медного изучил содержимое ящиков. Медное обнаружилось среди инструментов — моток проволоки. Егор откусил пассатижами небольшой кусочек. Для его цели вполне достаточно.

Вернувшись наверх, мальчик кинул медь в миску. Настойка зашипела. Егор удовлетворенно хмыкнул. Процесс пошел. Когда она окончательно остынет, можно делать компресс.

Наконец жидкость достигла нужной температуры. Егор пропитал ею вату, намотал ее на горло, обернул сверху целлофановым пакетом и забинтовал. Вышло не очень ловко, но, пожалуй, сойдет. Он выплеснул остатки снадобья в окно, миску спрятал в шкаф, а сам, натянув повыше горловину свитера, улегся обратно в кровать. Теперь главное, чтобы подействовало.

Несколько часов спустя приехал Федор Николаевич. Никифора по-прежнему не было. Егор встревожился. Если Коржика засекут, их долго потом никуда не отпустят. Совсем обидно будет. Он, Егор, выздоровеет, а все равно под домашним арестом сиди.

На кухне загрохотала посуда. Федор Николаевич совместно с проснувшейся Мариной Николаевной готовили обед, обсуждая, жарить молодую картошку или варить, или лучше не возиться и просто сварить макароны. «Вот-вот доготовят и позовут обедать, — думал Егор. — Хоть бы Коржик успел!»

Но его все не было и не было.

— Мальчики! За стол! — раздался призыв Марины Николаевны.

«Они считают, он дома!» — Егора уже охватывала паника. Он постарался как можно медленнее спуститься с лестницы.

— А где Никуша? — удивленно поглядела на него Марина Николаевна.

— Не знаю, — вынужден был ответить Егор.

— Разве в Фединой комнате его нет?

— Я здесь! — раздалось радостно из сеней. — Нагулялся! Так жрать хочу!

У Егора отлегло от сердца. Угроза домашнего ареста миновала, Коржик вошел сияющий. Глаза у него лихорадочно блестели. Он казался сейчас стройнее обычного и выше ростом.

— Ты где был? — пытливо уставился на него дядя.

— Обследовал окрестности. Маршруты надо было наметить нам с Егором на будущее, — нагло соврал Никифор. — Кстати, Федя, мой дорогой дядя, ты запасную камеру и второй велик добыл?

— Никуша, не смей разговаривать таким тоном со старшими! — осадила его Марина Николаевна.

— Нормально я разговариваю, по-семейному, — ничуть не смутился сын. — Он же сам обещал.

— Обещано — сделано, — потрепал его по затылку Федор Николаевич. — Одолжил у одного в Большой Гореловке. Но только на десять дней. Потом на отдых его родня пожалует, и велосипед придется вернуть.

— Поаккуратнее обращайтесь, мальчики, — вмешалась Марина Николаевна. — Так неудобно будет, если чужую вещь сломаете.

— Ур-ра! — ликовал Никифор. — Мы, Граф, теперь с тобой на колесах! Отряд повышенной мобильности! — И, улучив момент, прошептал ему на ухо: «К Маре теперь хоть два раза на дню можем ездить!»

«Тоже мне счастье, — подумал Егор. — Два раза на дню к Маре! Мечта поэта!»

Никифор не умолкал:

— Короче, ты, Граф, быстрей давай выздоравливай. Нас с тобой, так сказать, ждут большие дела!

— Никифор, угомонись! — нахмурилась Марина Николаевна. — И чтобы мне, пожалуйста, без эксцессов. Я ведь не только за тебя отвечаю, но и за Егора перед его мамой.

— Есть, мамочка! Слушаюсь, мамочка! — Коржик вскочил, вытянулся во фрунт и отдал ей честь.

— Хватит паясничать! — устало отмахнулась она.

Выглядела она неважно. Егор, наоборот, чувствовал себя совершенно в норме, однако, чтобы не привлекать внимания, после обеда снова улегся в постель. Впрочем, еще раз убедившись, что температура у него нормальная и он не кашляет и не сморкается, Марина Николаевна разрешила Никифору переехать обратно.

Егор сначала обрадовался, вдвоем как-никак веселее, чем одному, но радость вскоре сменилась досадой, ибо ему пришлось три раза подряд выслушать в мельчайших подробностях, как Коржик провел время с Марой. Главное, было бы хоть что-нибудь интересное. Сидели у нее дома, пили все тот же чай да трепались неизвестно о чем. Трепался, как сильно подозревал Егор, только Коржик. Во всяком случае, никаких новых сведений о Маре не поступило. А то, что она классная, замечательная и все понимает, Егор уже много раз слышал. Словесный поток, тем не менее, так и пер из Никифора. Если друг на мгновенье и затыкался, то через несколько минут заводил свое:

— А вот Мара…

Спасенья не было от нее Егору. Да и ночной кошмар как-никак с ней связан. И эти следы на шее, от которых надо теперь поскорее избавиться. Он под любым предлогом подходил к зеркалу. Синяки на шее определенно меняли цвет. Примочка действовала. Из иссиня-черных они уже сделались желтыми. Глядишь, к утру совершенно пройдут, и тогда он, Егор, вольной птицей вылетит наконец на свободу. И велосипеды у них теперь появились.

Вечером Никифор и дядя Федя привели в порядок колеса. Новая камера отлично держала воздух. Велик, взятый взаймы, вообще не нуждался в ремонте. Никифор предвкушал грядущий день. Он опять увидится с Марой!

Эта прекрасная дама уже у Егора в печенках сидела, хотя и он был не прочь к ней наведаться. Верней, в ее дом, а еще точней — к бабушке. Похожа ли реальная Потылиха на ведьму из его сна? Или привидевшийся ему ночью кошмар — это грозное предупреждение о чем-то совсем другом? Кабы не синяки — плюнуть бы и забыть. Мало ли он дурных снов в своей жизни видел! Но вот синяки ведь в наличии, хотя к вечеру и почти перестали бросаться в глаза, превратившись в слабые желтые разводы.

Егор, перестраховавшись, так и улегся спать в свитере. Было ему неспокойно. Вдруг кошмары продолжатся? Но нет. Ни единого за ночь. Ни Мары, ни Потылихи, ни Зои, ни Белки, ни того мира, ни этого. Может, примочка кудесника помогла?

Утром он первым делом кинулся к зеркалу. Синяки совершенно прошли! Наконец можно снять опостылевший свитер! Зажарился в нем Егор ужасно. За окном хоть небо и затягивали высокие облака, стояла теплынь.

— Дождя сегодня не будет, — уверенно объявил за завтраком дядя Федя.

— Факт, не будет. — Никифор ерзал от нетерпения, утрамбовывая в рот огромный ломоть хлеба, намазанный маслом и медом.

— Ешь медленнее, иначе подавишься, — одернула его мама.

Она по-прежнему чувствовала себя плохо и поражалась, как это Егор смог столь быстро оклематься. «Наверное, у нас с тобой были разные заболевания», — в результате заключила она.

— Ну, Граф, готов сегодня к подвигам? — продолжал вещать с набитым ртом Коржик. — Ща оседлаем наших коней и…

Марина Николаевна немедленно возразила:

— Никаких «коней»! Такая нагрузка сразу после высокой температуры Егору не рекомендуется. Надо пощадить сердце.

— Ма! — взвился сын. — Мы ж не в соревнованиях собираемся участвовать. Будем кататься в свое удовольствие. Устанет — остановимся. А дома мы уже насиделись. Или, считаешь, нам все каникулы нужно провести у печки?

— Марина, он прав, — принял сторону племянника Федор Николаевич. — Денек нынче погожий, а дальше кто знает, какая будет погода. Пускай ребята педали покрутят, а то совсем в стойле застоялись. Смотри, как племянничек мой копытом бьет. И Егору полезно кровь разогнать. Наш воздух только лечит.

— Будь по-вашему, — с неохотой сдалась Марина Николаевна. — Только, Егор, пожалуйста, не перенапрягайся. Помни про свои глаза. Я за тебя отвечаю перед твоей мамой.

— Буду помнить, тетя Марина, — покорно согласился он. Лучше было не спорить. Главное, выпускают из дома.

— И к обеду чтоб не опаздывали, — приказал дядя.

— Конечно! Не опоздаем, — вскочил на ноги Никифор.

Оседлав «железных коней», они отъехали всего двести метров от дома, когда он принялся командовать:

— Что ты, Граф, тащишься как черепаха! Давай, работай! Жми на педали. Чем быстрее доедем, тем больше времени на общение.

— Да и так изо всех сил жму, — пропыхтел Егор. Велосипед ему достался с таким тугим ходом, что колеса еле вертелись.

— Действительно после болезни ослаб? — стал подначивать друг.

Егор разозлился:

— Если у тебя сил чересчур много, предлагаю великами махнуться.

— Да какая мне разница? Без проблем. Бери мой, — легко уступил Никифор. — Только если быстро ездить не умеешь, это тебе не поможет.

Ход у дяди-Фединого велосипеда оказался не в пример легче. Егор птицей рванул вперед, оставив далеко позади себя немедленно запыхавшегося друга.

— Стой, Граф, погоди! — заныл он. — Ты все равно дороги не знаешь! Не туда сворачиваешь.

Егор, сжалившись над ним, затормозил. Круглая физиономия Коржика блестела от пота.

— Идиотский велик! Перебирать его надо, тут неправильная пропорция шестерен.

— Не знаю уж, что там неправильно, но быстро на нем не поедешь, — подтвердил Егор.

— Разберемся, — заверил Коржиков. — Пусть дядя Федя потом помозгует. А пока будем ездить на нем по очереди.

Путь они продолжали медленно.

— Лучше бы поплыли сегодня опять на лодке, — то и дело неслись в спину Егора причитания друга. — Скорее бы добрались.

— А по-моему, примерно то же самое, — возразил он. — Вон уже, кажется, дом Косачевых. Но, если хочешь, в следующий раз поплывем. Я лично не возражаю. По-любому трудиться придется. Тут ногами, там руками…

— На лодке легче, — отдувался Никифор. — У меня уже скоро на ногах бицепсы вырастут. Хотя это действительно дом Косачевых. Считай, почти приехали.

От радости он даже прибавил скорость, и они на всех парах пронеслись мимо заброшенного хутора.

Вскоре оба затормозили перед Мариной калиткой.

— Заходи, — с хозяйским видом распахнул ее Никифор.

Мальчики закатили велосипеды на пустой двор. Никаких признаков жизни. Ни кошки, ни собаки, ни птиц почему-то не слышно. Даже воздух словно застывший. Егор поглубже вдохнул. Видимо, он таки переоценил свои силы, руки и ноги подрагивали от слабости.

А Коржику хоть бы хны. Бросив велосипед на землю, он прыжком одолел ступени крыльца и, дергая на себя дверь, исторг радостный вопль:

— Мара! Мы приехали!

«Вот сейчас ее бабка выйдет и вломит ему, — напрягся Егор. — Какой хозяйке по кайфу, когда в ее доме чужие командуют».

Но из дома послышался голос Мары:

— Заходите, мальчишки! Молодцы, что приехали!

Влюбленный Коржик рванул вперед. Егор следом за ним шагнул в комнату. Мара сидела одна, и то, чем она занималась, изрядно мальчиков удивило. Сидя возле древней деревянной прялки, девушка скручивала шерсть в тонкую нить.

— Офигеть! — восхитился Коржик. — Ты и это умеешь?

— Осваиваю древние ремесла, — усмехнулась она. — Между прочим, очень модно. Прошлым летом я увлекалась гончарным делом. Такие горшки классные у меня выходили…

— Прямо здесь? — поинтересовался Егор.

— Нет, в другом месте, — ответила девушка, однако где, уточнять не стала, а продолжила: — Теперь вот обучилась прясть. Жутко увлекательно. Похоже на медитацию. Наберется достаточно шерсти, носки себе свяжу на зиму.

— Значит, вязать тоже умеешь! — пришел в еще больший восторг Коржик.

— Давно, — покивала она. — Еще четыре года назад научилась.

— Это бабушка тебя учит? — задал новый вопрос Егор.

— Конечно, — широко распахнула глаза девушка.

— А она здесь? — медленно подбирался к цели Егор.

Мара нахмурилась:

— Уехала сегодня к родственникам.

«Занятно, — отметил он про себя, — не успела приехать, и снова уехала. Или она с тех пор вообще не появлялась?» Ему почему-то стало тревожно.

Мара тем временем, смотав пряжу, задвинула древнюю, потемневшую от времени прялку в угол.

— Какие у нас сегодня планы?

Никифор замялся. Видимо, он полагал, что планы предложит им Мара.

— Ну-у. Пошли погуляем.

Девушка с сомнением поглядела в окно, пожевала нижнюю губу и без особого воодушевления отозвалась:

— В общем, наверное, можно.

Никифор, по-своему расценив ее колебания, выпалил:

— Да ты не волнуйся, дождя сегодня не намечается. Это дядя сказал, а он у меня лучше барометра, погоду как-то там по животным и растениям определяет.

— Меня скорее не дождик, а солнце волнует. Не люблю его. Легко обгораю, и глаза начинают болеть.

Это объясняло, почему Мара была такой белокожей. И еще Егор обратил внимание: губы у нее по-прежнему очень бледные, хотя в комнате тепло.

— Ладно, мальчики, вы посидите, а я сейчас быстро переоденусь.

Мара скрылась во второй комнате, а когда несколько минут спустя вышла, то была уже не в легоньком сарафанчике, а в джинсах, майке и рубашке с длинными рукавами. Лицо наполовину скрывали объемные темные очки, а на голову она надела широкополую панаму. Губы у нее теперь алели, но, приглядевшись, Егор понял, что это помада.

— Мара, а не зажаришься? — проявил заботу Никифор. — На улице-то теплынь.

— В самый раз, — отрезала она.

— Мара любит холод, — напомнил другу Егор. — Вот когда зуб на зуб не попадает, можно и в маечке походить.

Никифор смерил его осуждающим взглядом. О Мариной же реакции оставалось только гадать, ибо глаза ее были полностью скрыты стеклами темных очков.

— Ты прав, Егор, в дождь мне комфортнее, — только и сказала она, и голос ее прозвучал спокойно и ровно.

Они бродили почти до обеда. Коржик не умолкал. Мара, засунув руки в карманы и ссутулившись так, что поля панамы почти скрывали ее лицо, молча шла рядом. За все время она и десятка слов не сказала. Егор уныло плелся за ними, подыхая от скуки. Все истории Коржика он уже слышал множество раз, разве что теперь тот приукрашивал их множеством неожиданных деталей, которые выставляли его в весьма выгодном и порой героическом свете.

Егор едва сдерживался. Никифор уже навешал лапши на каждый квадратный сантиметр Мариных ушей, места живого там не осталось, а он все нес и нес совершеннейшую пургу. И бизнес вовсю проворачивает: на каждую тысячу у него нарастает десять (истине здесь соответствовало лишь то, что Сашка Пивоваров из десятого «Б» выманил у него тысячу рублей, которую Коржик потом больше никогда не видел). И в школьной сборной по баскетболу он, Коржиков, первый (на самом деле его туда не приняли). И машину он классно водит (свистнув однажды у отца ключи, он и впрямь попытался изобразить из себя Шумахера, однако, не успев тронуться с места, врезался в припаркованный рядом джип). И так далее, и тому подобное в приблизительно том же духе. Будь они вдвоем, Егор бы давно уже заткнул его, но не опускать же лучшего друга в глазах девчонки. И он был вынужден слушать его бахвальство. Тоска зеленая!

От скуки он постоянно поглядывал на часы и, когда начало приближаться время обеда, поторопился объявить:

— Ник, нам уже пора.

В едва заметной полуулыбке Мары угадывалась благодарность. Похоже, и ей наскучила болтовня Коржика. По пути домой настроение у Егора значительно поднялось, хотя он и ехал на трудном велосипеде. Зато сумрачная тоска, томившая его на протяжении всей прогулки, ушла из души.

После обеда Никифор намылился вновь ехать к Маре. Егору и утренней их поездки на ту сторону озера было достаточно. К тому же небо затягивали свинцовые тучи. Вот-вот хлынет. С какой радости мокнуть? Из-за девчонки, до которой ему нет решительно никакого дела? С ней даже неинтересно.

— Ник, может, ты лучше один? — кинул он пробный шар. — А то я как-то еще не совсем в форме.

Друг неприкрыто обрадовался:

— Естественно, Граф, отдыхай, набирайся сил. А я легкий велосипед возьму.

— Бери, конечно, — легко уступил Егор. — Я сегодня все равно больше кататься не хочу.

— Ну и правильно.

Никифор вскочил в седло и унесся. «Ромео Коржиков», — хихикнул ему вслед Егор. Некоторое время он наслаждался одиночеством, а главное, отсутствием пылких дифирамбов Маре, потом Марина Николаевна попросила помочь ей с приготовлением ужина. Не очень увлекательное занятие, но что поделаешь.

Кроша зелень в салат, Егор невольно вспомнил об их с Зоей житье в доме кудесника Христофора Павловича. Тот загрузил их хозяйством по полной программе. Но тогда Егор совсем не скучал, рядом ведь была Зоя — принцесса из иной Москвы. Девчонка, с которой скучать невозможно. С ней все и всегда интересно, не говоря уж о том, что, едва они оказывались вместе, как попадали в эпицентр головокружительных событий.

Да если даже в том мире наступят полные тишь да гладь, им с Зоей вдвоем не станет менее интересно. А когда рядом еще и Белка — умная, ехидная, хитрая… Суждено ли им еще свидеться? Как бы ему хотелось! У него вырвался тяжелый вздох.

— Устал? — мигом встревожилась Марина Николаевна. — Ну-ка лучше пойди, полежи. Я сама остальное доделаю.

— Что вы! — Вот уж лежать совсем не хотелось. — Я просто так.

— Ловко у тебя получается! — пригляделась, как он режет овощи для салата, Марина Николаевна. — Маме привык помогать?

— Отчасти, — промямлил он.

Коржика теперь замучают его «положительным примером»! Но не признаешься же его маме, что обучился готовить в доме кудесника из другого мира, а мама на кухню его только поесть зовет.

Никифор вернулся неожиданно быстро и выглядел мрачнее затянутого тучами неба.

— Умница, что вовремя! — похвалила Марина Николаевна. — Хорошо покатался?

— Плохо, — трагически тоном констатировал сын и, свирепо топоча по ступенькам, поднялся наверх.

— Какая муха его укусила? — озадачилась Марина Николаевна. — Вроде бы и погода хорошая, без дождя. Ладно, Егор, иди к нему, разберись там. Ты же уже почти все доделал.

Коржик умирал от страданий на собственной кровати, попирая в тоске заляпанными глиной кроссовками ни в чем не повинное чистое покрывало.

— По какому поводу печаль? — едва не хихикнул Егор. — Проблемы на личном фронте? Девушка отшила?

— Сними шифер с башки, чтобы крыша не ехала! — вызверился на него Никифор. — Самого тебя отшили! Мары дома не оказалось, — последнюю фразу он произнес столь трагическим тоном, будто с предметом его воздыханий действительно произошло что-то страшное.

— Вот уж фигня вопрос, — пожал плечами Егор. — Считаешь, она должна постоянно дома сидеть и тебя дожидаться? Тем более ты ее даже не предупредил, что после обеда опять собираешься.

— Нет, я ей говорил, — заспорил Никифор.

— А я утверждаю, что нет, — был совершенно уверен Егор. — Вот она и ушла куда-нибудь по делам.

— Какие еще дела! — врезал ногой по кровати Коржик. — Она здесь, кроме нас, никого не знает.

— В магазин, например, пойти…

— Она в него не ходит, ей не нужно, — перебил Никифор. — У них дома запасов на год вперед.

«Он и это уже проверил», — Егора подивила такая осведомленность, и он поинтересовался:

— Ник, а ты у них во второй комнате, случайно, не был?

— Чего я там забыл? — огрызнулся тот.

— Да просто любопытно…

— А мне нет.

Олицетворив конвульсивным дрыганьем ноги свое полное разочарование в этом жестком мире, где, как оказалось, нет места большой и чистой любви, он демонстративно отвернулся к стенке.

— Да брось ты. Завтра опять к ней поедем. Наверняка она будет дома, — пытался ободрить его Егор.

— Может, да, а может, и нет, — драматически изрек Никифор. — Мне вообще теперь наплевать.

— Что-то не замечаю, — вырвалось у Егора.

— А ты вообще, Граф, такой… Тебе все до лампочки! Даром, что прозрел, а ничего, кроме себя, не замечаешь!

Егор поперхнулся. Круто ж Мара забрала его друга! Умом он отчетливо понимал: Никифор злится совершенно не на него, но слышать злобные выпады в свой адрес все равно было обидно.

— Пойду-ка лучше пройдусь.

Никифор даже не удосужился повернуть голову. Егор, пожав плечами, спустился вниз. В кухне-гостиной было пусто. По-видимому, Марина Николаевна, справившись с приготовлением ужина, пошла к себе отдохнуть. Егор вышел на улицу. В какую сторону лучше направить стопы? Прогуляться по деревне? Неохота. Каждый встречный станет таращиться, как на диковинного зверя в зоопарке. Бабки зашепчутся за спиной: видели, дескать, москвич прошел? У Федора живет. Лучше уж двинуть к озеру, там, по крайней мере, пусто.

Лодка Федора Николаевича лежала на песке, запертая на цепь. Уровень воды со вчерашнего дня заметно понизился. Земля успела просохнуть. Егор пожалел, что не догадался захватить удочку, посидел бы сейчас и порыбачил, хоть какое-то занятие. А возможно, и рыба сегодня клюет.

Он кинул взгляд на противоположный берег. Там из-за крон деревьев поднималась вверх струя дыма. «Или Мара, или ее бабушка вернулись, — сделал вывод мальчик. — Коржику, что ли, пойти сказать? Пусть снова съездит и успокоится. Хотя если там только Потылиха, наоборот, еще больше расстроится. Может, лучше самому съездить?» Ему хотелось взглянуть на Потылиху, пока она снова не отбыла к каким-нибудь родственникам. Тем более делать было все равно нечего. Коржик еще не скоро придет в себя, до утра прозлится, пока опять Мару свою не увидит.

Возвратясь к дому, Егор осторожно вывел легкий велосипед из сарая и устремился в сторону дома Потылихи, рассчитывая, что до ужина запросто обернется туда и обратно. Путь лежал сквозь густой перелесок. Мальчик внимательно следил за дорогой, боясь пропустить нужный поворот. Тропинка огибала озеро с большим охватом, к тому же все время раздваивалась. Ему удалось ни разу не ошибиться. Вот уже впереди мелькнула крыша Косачевых. Затем показался и дом Потылихи.

Здесь Егора ожидало разочарование. Ни намека на дым над трубой. И полная тишина. Дом казался безлюдным, да и выглядел он сейчас совсем не столь чистеньким и ухоженным, как вчера и сегодня утром. Будто с момента последнего их приезда сюда прошло не полдня, а года три, а то и пять. Фундамент просел, забор покосился, крыльцо почернело, с резных оконных наличников облупилась краска. Егор потряс головой. Наверное, он просто раньше этого не замечал. В первый-то раз дом блестел под дождем, а сегодня утром тоже еще до конца не высох, вот и казалось, что краска свежая и блестит. Гораздо больше настораживала тишина. Птиц, правда, и прежде на участке Потылихи не было слышно, но теперь не жужжали и насекомые, и даже ветер не шелестел в ветвях. Егор нерешительно потоптался на месте. Зайти в калитку или не стоит? С другой стороны, если просто вернуться, зачем он вообще сюда ехал?

Калитка от его толчка противно скрипнула. Звук, вопреки законам акустики, в тишине не разнесся, а, словно ударившись о нее, затух. От этой странности у Егора мурашки пошли по телу. Да и калитка вроде бы утром открылась совершенно бесшумно. Хотя Коржик ведь тарахтел, как перфоратор, заглушая остальные звуки.

Во дворе Егор опустил велосипед на траву и направился к дому. Заглянуть сперва в окошко или сразу постучаться в дверь? Приличней, конечно, последнее. Мара ведь может заметить, как он в окно смотрит. А если там не она, а ее бабушка, получится еще хуже. Примет его за жулика, потом оправдывайся и доказывай…

Егор громко постучал. Никакого ответа. Он повторил попытку. Результат тот же. Подергал за ручку. Заперто. Выходит, и впрямь никого. Егор повернулся и ахнул. Дым, замеченный им с того берега, ему не почудился, только вот поднимался он не от Мары, а из трубы дома Косачевых.

Вывод напрашивался один: туда кто-то проник. Бродяги, наверное, заселились. Или у Косачевых купили хутор, и новые хозяева теперь туда переезжают? Надо пойти посмотреть. Если бродяги, потребуется вмешательство Федора Николаевича. Хотя, если Потылиха и впрямь ведьма, им и без дяди Феди не поздоровится. Пожалеют, что вообще сюда сунулись.

Егор подрулил к косачевским воротам. Людей не видать, машин — тоже. Заросли крапивы не тронуты. А не примяв их, не доберешься до дома. Дым тем не менее продолжал идти из трубы, свидетельствуя, что внутри кто-то есть.

Егор с трудом перелез через запертую калитку и, подобрав с земли палку, стал пробираться сквозь заросли. Как ни старательно он сокрушал хищные крапивные стебли, все равно обстрекался. И к моменту, когда достиг стены дома, руки зудели. Заглянуть в окна оказалось нереально, они были плотно забиты досками. Сквозь узкие щели вряд ли увидишь, что делается внутри. Вновь объявив войну зарослям, Егор стал пробиваться к крыльцу.

Увиденное заставило его замереть. На крыльце, спиною к нему, стоял человек. Скорее всего, пожилая женщина. Невысокая, коренастая, в бесформенном ватнике, голова плотно обмотана платком. «Потылиха! — вроде бы догадался Егор. — Окликнуть ее? Но что я скажу?»

Женщина, будто почувствовав его взгляд, обернулась. У Егора пропал дар речи. Из-под низко повязанного серого платка на него глядело лицо Мары.

— Ой, это ты? Напугал-то как! — глухо проговорила она.

— Ты меня тоже, — признался он. — Понимаешь, я дым увидел и решил, что сюда залезли. Подхожу — человек наружу выходит. Я же сперва не понял, что это ты.

— А я вообще здесь никого не ожидала увидеть, — девушка рассмеялась и провела рукой по щеке, на которой остались черные полосы.

— Ты испачкалась.

— Да? — Мара снова потерла щеку, отчего на ней появилась еще одна черная полоса.

— А что ты вообще здесь делала? — полюбопытствовал мальчик.

— Да мусор решила сжечь. Накопилось. А у Косачевых печь больше нашей, удобнее. За один раз все запихнула. И в нашем доме не пахнет. Здесь-то без разницы, нюхать некому. Да я уже, в общем, справилась. Скоро прогорит. Можно даже не следить. Пошли ко мне.

— Лучше мы завтра к тебе придем вместе с Никифором, — покачал головой Егор. — А то у нас скоро ужин, неудобно опаздывать, я же здесь как-никак в гостях.

— Понятно, — хмыкнула Мара.

— Я просто катался и мимо проезжал, — зачем-то начал оправдываться он. — А теперь уже пора обратно.

— Как хочешь. Тогда пока, — не стала настаивать на приглашении она.

— А ты до сих пор одна, или бабушка вернулась? — напоследок поинтересовался Егор.

Мара расхохоталась:

— Тебя это очень волнует?

— Ну-у, — замялся он. — Неужели одной не страшно? Тем более в заброшенном доме.

— Нисколечки, — весело откликнулась она.

— Ну, тогда я поехал.

— Большой привет от меня Никифору.

— Обязательно передам, — пообещал Егор. — До завтра.

Вроде бы все разъяснилось. Никаких бродяг. И за Мару можно не беспокоиться. Но ему почему-то стало еще тревожнее.