Белый Дневник Тору Мацуи

Антон Ефанов, 2021

Странное исчезновение Киотского философа Тору Мацуи окутано тайной, но вот внезапно был обнаружен его мистический дневник. Быть может он прольет свет на самого философа и его жизнь? Или же он расскажет нечто большее? Что таит в себе последнее слово известного японского мыслителя? Его «белый дневник» ответит сам за себя… Публикация на русском языке осуществляется впервые.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Белый Дневник Тору Мацуи предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Белый Дневник Тору Мацуи

Здесь ад души своей пройдя, решение верно всем найдя, пускаю в плаванье тебя:

на твой вопрос — своя звезда.

Беспечность дней

В ту далекую пору пору для меня не существовало обременения миром. Существовало мое я в беспечности. Как это было? Очень просто. Я был рыбкой в своем большом аквариуме. Мог плавать я и как бы стихийно смотреть по сторонам. Влево-вправо/вправо-влево. Иногда, даже, проплывая стремительно, словно вперед других таких же счастливых или грустных рыбок, считал я себя легким и уже не таким. Ибо что-то уже получилось, что-то еще должно было свершиться и все было просто понятно. Солнце ласкало меня своею очевидностью, взлеты и падения воспринимались разумно. Порой создавалось ощущение абсолютной надменной свободы. Так было и этого отнять я не могу. Гордыня лилась через края чаши всезнайства и лик успеха ослеплял взор мне. Удовольствие в вещах интеллектуальных приносила радость, обладание вещами дарило, как я считал, счастье.

Конец беспечности пришел внезапно. Та быстротечная «встреча» оборвала жизнь прежнюю, что бы родилась жизнь новая — жизнь обремененная Миром.

Дать возможность мыслить

В тот день любимая моя тропа была усыплена осенней листвой. Шел я прогулочным шагом оставляя позади себя след молчаливо-саркастического равнодушия. Я тихо улыбался деревьям и просто наслаждался шуму реки у моих ног рядом. Странно, но в такой благоприятный день я не нашел никого рядом подле себя. Сев на каменную скамью я долго и методично дышал ветром тропы своих мыслей.

Закрыл глаза. Никто не мешает, никто не говорит эти банальные и уставшие в своей нужности слова под мою руку.

«Можно присесть рядом»? — голос тихий проник в меня. Открыл глаза. Человек стоял возле, практически впритык. Он был выше меня, стройный, но в тоже время какой-то сутулый. Облик внешний странный мягко говоря: черная длинная ткань в рост покрывала странного человека, это был своего рода плащ. С внутренней стороны плаща ткань была усыплена сбором мерцающих точек, некоторые из них были соединены линиями и походили на причудливые созвездия звезд. На голове человека присутствовала корона с камнями всех цветов радуги, она посылала блики в закате солнца. Лицо же было каким-то серым, простым и совершенно не запоминающимся. Такое лицо присутствует в каждом втором. То-ли старый он, то-ли молодой — непонятно. Седые волосы спадали снегом на узкие, словно уставшие плечи его. А вот и глаза: зрачки темны, белок глаз желтый — медно ядовитый — что-то опустошительное в них, что-то знакомое.

О прочих вещах вспомнить не смогу, ведь он спросил снова, на этот раз более тревожно: «Присесть рядом можно с вами»? «Да, конечно-конечно» — отрепетировал я не своим голосом. Сел плавно рядом он, словно принц какой-то. Откуда он?

«Что хочешь ты? Загадывай свою мечту. Ее исполню я тот час же» — прохрипел человек в короне смотря куда-то обреченно вдаль. Загадать мечту? Мне бы понять кто-ты. Миллион мыслей-вопросов пронеслось возле меня. «Ты долго думаешь мечтатель. Загадывай и говори. Я место это покинуть должен очень скоро» — проскрипел на этот раз тяжело таинственный темный принц. Пришлось собраться мне и отсечь все лишнее, я почему-то произнес ему в ответ: «Дай всем вокруг возможность ясно мыслить»!

Его голова по совиному повернулась ко мне, улыбка страшная разыгралась на непонятном лице его, глаза вспыхнули желтыми огоньками: «Не знаешь ты желанья своего, оно опаснее всего быть может. Хорошо, тогда позволь мне быть проводником твоим и через тьму Ничто весь Мир при свете тебе же показать. Теперь прощай, но помни, рядом будет тень моя. Она вовремя подскажет где и как ты будешь видеть».

И он исчез. Проморгал я своими глазами, вытер наспех свои очки оглядываясь по сторонам. Никого вокруг. Лишь доселе неведомая тревога вклинилась в сердце, я чувствовал что-то новое и невиданное внутри себя. Что только что произошло? Успокоившись и дойдя пошатывающимся шагом до дома я бросился в кровать свою и крепко уснул.

И видел я сон…

Падение в обреченный мир

Мог ли я собственно захотеть упасть в этот Мир? В момент моего падения у меня отсутствовало сознание или его как факт не наблюдалось? Падение было против моей Воли?

Была ли Воля приложима ко мне? Было ли мое Я вполне моим?

Обретение Я здесь — в обреченном мире всех. Для всех возможных всех здесь и всех потом. Отказ от Я неминуем в случае выбора той, или этой стороны.

Так оно и вышло.

Ступени тусклые

Касаясь тусклых ступенек, из Сущего мира в мир Дрожащий путь мой лежал. Нет, не путь Данте конечно, иной. Да и другими словами, с другим преодолением.

Забросить якорь в Дрожащем мире, чтобы учится просвечивать для мира Сущего. Вот задача стало быть? Но постой, ведь кто-то тихо шепчет про некий Просвета мир. А есть ли там еще такой дальше? И точно нету вроде, ведь путь восхождения неминуемо выводит к истинному и Темному основанию. Так говорили многие, об этом есть свои легенды, есть главная Быль об этом. Там есть возможности для Мира первого.

И устремился взор мой по ступеням.

Странно выходит

Как эхо приглушенно задуло мне свечу в руке.

Вот странно выходит. Мыслей миллион, тысячи идей и просто куча слов внутри меня, а как факт — полная неработоспособность, безвольность и апатичность.

А есть тысячи деятелей, работоспособных и счастливых в своей деятельности. Деятельность апатичного счастья стреляет на убой, нет возможности увернуться?

Странно выходит.

Необходимый росчерк пера

Перо само вычеркивало себе под нос необходимые слова.

Словом вдруг, предстала и сама необходимость.

Что было первым: росчерк пера до необходимости, или же необходимость до первой капли чернил? Пожалуй, тут именно и есть место той самой синархии между первым и вторым.

Отправляя в ход само действие кисти руки с пером, ты, совершая некую работу письменно-тектологического характера можешь выйти на строгую необходимость сказанного тобой же. С другой стороны, еще проще, ты уже имеешь ту свободу отношений, в которых неминуемо просвечивает необходимость, и взяв ее в свою «руку» можешь заняться ее же волеизъявлением.

Элементом синархической цепи здесь будет то главное, что волей сцепляет и первое и второе. Мгновенно и даже порой незаметно. Естественно, это сама Воля как таковая.

Мне очень хочется говорить с тобой посредством своей воли собственной, не зажимая волю твою. Ведь знаю же, есть в тебе наличие воли собственной, ровно как и особой необходимости в тебе.

Ты все увидишь своими собственными глазами. Главное, что вовремя.

Несостоятельность

Невозможность переломить собственное восприятие окружающей действительности. В связи с чем, каждый день похож на предыдущий. Собственная несостоятельность в феноменальном смысле и злость на каждого себя.

Оглянись. Состоятельность везде, она повсюду вокруг нас, прекрасная и такая положительная. Такая чудовищная. Сейчас меня вывернет и перевернет наружу.

Отвратительно. Завистливо. Несостоятельно.

Долина Горнего

Горные реки напутственно выводили порой, свежее ширилось в их песнях.

Выйдя так к водопадам, особенно заметен взгляд бесконечной радуги там. Такая долина горнего это, долина серебряных сказок, легенд. В покоях этого неизреченного места все так же сказываются истории с судьбами некоторых возможных еще людей.

Инреальное окутывает, обхватывает. Это место для наших с тобою встреч, место сказки сказок. Единожды увидев долину горнего ты не хочешь уходить отсюда, но нету возможности здесь быть всегда.

Если ты будешь здесь после меня, выпей воды из любой реки там. Дальнейшее ты поймешь все без особых разъяснений.

Знаю, ты сможешь плыть свободно.

Чудесные болванчики

Люди пытаются черпать силы из некого настроенного Бытия. Фиксированного, как точечка. Так полагают сам фокус этой сборки. Пожалуй, это даже слишком сложно для обывателя.

Обывательство между тем и чудесно. Чудесно лживо по отношению к обывателю. Фокус сборки расплылся, распался на болванчитую чудесность.

Тут должно запахнуть окончательной мертвечиной. Принюхайся.

Вирус для сердца

Ненависть вникает ласково, обхватывает обманывая. Ложь говорит праведно, творит свою милость узелками.

Мне когда-то предлагали поверить в наличие врагов. Я не поверил, так как поверить в это невозможно, ведь это ложь. У нас нет и не может быть врагов среди людей. Ведь ты же сам есть человек.

Уйди же, скройся от таких мыслей. Борись с таким в любое время.

Нам нужно запретить лишь одно — отворачиваться от себе подобных.

Так сердце еще может отвергнуть вирус ненависти.

Заблуждение

Непонимание.

Бытие человека сокрыто от человека. Уже этот один факт показывает всю несостоятельность нашего мышления и конструирования наших собственных представлений.

Бытие не может быть позитивно или даже негативно по отношению к нам. Оно банально сокрыто и в этой самой сокрытости от нас, оно нейтрально по отношению к нам. Вся наша эмоциональная окраска и тональности суждений просто ошибочны по отношению к Нему.

Бытие человека не есть Мир человека. Мир человека — мир обреченный. Это слова потерянные, грустные.

Заблуждение открывает свою клетку, оно впускает меня и запирает в себе.

Негация

Состояние негации собственного Я, чтобы увидеть это самое Я. Себя, но без углов и рамочек. Есть вещи больше Я. Негативность, как путь, очень сложная история.

Такой путь высасывает все силы, но, если ты останешься жив и не сойдешь с ума, то победишь. Взращивание внутренней негации под запертым замком на дверях Замка. Это твоя личная гордость, уверяю. Она понятна только тебе. Это твое сокровенное. Твое съедобное. До поры, до времени.

Ведь и это будет той важной ошибкой, лишенной иронии в конечном счете — то есть, твоей трагедией.

Усталость

Усталость и обрывистость. Интеллектуальная импотенция преследует. Побеждает каждый день. Она вонзает тысячу мечей в горло, сбрасывает в океан крови и смеясь, возносит молитвы на смерть.

Тут есть еще силы с этим бороться? Тут всякая активность атрофированна и всякий покой душит. Со слезами на глазах. Слезы капали и обрывисто пели про усталость. Сирены прозвучали неистово, устало.

Место для усталости схватывает нас. Ласково прижимает к могиле.

О некой истории

Как часто мы даем возможность быть истории для нас самих? Ведь могут возразить, что нету ни истории да и нас самих в некотором роде тоже нет. Такое возражение имеет место быть у самых отважных деятелей разума, у логистов всех мастей и красок. Быть может они и правы, но все таки, а что если просто допустить?

Удерживая на вязанке ключей бесчисленное количество допустимых открытий, почему же тогда бояться открыть хотя бы один замочек того или иного сундука? Почему же так усердно бегут даже не от самих себя, но от самой малой возможности еще не произошедшей истории?

Перемешивая подобные вопросы в несколько хаотичной форме, форме не самой удобной, допускаем ли мы уже тот просвет действительной истории, что скромно постукивает у самого порога нашей двери?

Хорошо, пускай это все сказанное и продуманное неуместно в силу тех или иных причин, пускай. Но вот и ты теперь, сию же минуту, в этот одночастный миг попадешь в сферу странную для тебя, в сферу отсутствия комфортности. Полагаю, что само сознание это лишь более менее понятный и очерченный предел собственных стен нашего дозволения. За стенами может происходить все что угодно и совершенно неважно что именно и как именно. Это и есть соль подобного разумения. Другое дело, если мы хотим приготовить не просто подсоленную воду на огне, то непосредственно надо бы заглянуть за стены своего прекрасного города. Даже если город этот носит имя Рай.

В следующий раз, полагаю, ты улыбнешься кому-то в ответе на тот или иной вопрос, и скромно ответишь: “Я просто дал возможность истории случится со мной. Вот и все».

Где мое место?

Мне место в Башне Гёльдерлина

В темнице светлой умирать

Стать ветхим и унылым

Никого не вспоминать

Там с сумасшедшими плясать

Светлячков огни считать

И с птицами пропеть забвенно

Мне место в Башне Гёльдерлина

Живи как бабочка

Живи как бабочка.

Изящно-плавно ты летай. Не думай.

И все прекрасно.

Все бабочки по весне умрут.

Чудесно.

Темное основание

И есть решение, и дан ответ неочевидности туманной: то будет трон Темного основания.

Из Темного основания следует говорить и рассуждать. Оно потаенное, сокрытое/скрытое и призрачно-прозрачное. Мелькает в явлениях. Оно феномен стремления к сущности нас. Оно есть вместе с тем и просвет. Оно действительно и оно же действительное в мире.

Бесконечная кажимость сомнения в процессах мысли и мнимое (лживо-чудовищное) существование препятствует постижению Темного основания."Бесконечное возвращение", как нащупывание Темного основания — это был наиважнейший шаг в сторону нас. В сторону тебя.

Смелость необходима для продвижения к Темному основанию. Для изменения самого сущностного и самого Времени. Времени нас. Твоего времени. Там ты загадаешь свое желание.

Давно опали листья

Листья конечно давно опали. Ты вот недавно их в первый короб положил. И правдиво, точно и понятно. Остальным же — покорно бойтесь смерти, умножайте любовь на ноль и безразличию безоговорочно подчиняйтесь.

Вот смысл опавших в чашу листьев.

Чем болен?

Хтонические состояния бессознательного.

Деградация осознанных желаний.

Ненужность/бесполезность.

Болезнь косточек, мышц и связок.

Глупость.

Маленькая черепашка Тортли

Маленькая черепашка Тортли уже умела мечтать с самого рождения. Сам процесс созидания ее мечт был прописан в ее пластическую душу. Она не знала об этом. Ведь она не могла логично мыслить. Только разве что мечтать. Высокая тень тысячелетней Липы Забвения издали ухаживала за юной черепашкой. Откладывая свои параноидальные дела на следующий вечер. И так вот непрерывно и постоянно.

В воздухе витал запах тимьяна.

Вестник

Светлый вестник бури

Штиля хозяин темный

Глубокий

и мертвый

Вечный

и тонкий

Бесов всех мастер

Идиот немногих людей

Соображение по поводу одного логико-философского

Возвращение к очень раннему опыту, до сознания, до интерпретации, к опыту того возраста, который можно назвать гарантом того, что цевилизация не превратится в систему жестоких игр без игры в игры.

Зачем я все это вывожу и выжимаю по капле?

Очевидно же.

Меня настораживают и пугают некоторые вещи:

1. Сначала умрет сознание.

2. Совесть перестанет говорить.

3. Воля станет рабом повсеместной лжи.

4. Инфантильность будут восхвалять.

5. В мире не станет больше мира.

Осталось взглянуть в зеркало.

В час Шень

Вкус варится

Стихи думаются

В груди захватывает дух

Эти слова сохранены в душе

Естество не так поверхностно

Останавливаюсь в час Шень

Замирает

Поле с голосами цикад

Это поле с цикадами, стрекочащями о былом, о прошедшем. В таком поле говорливых цикад пребывать порой необходимо всем, ведь кто-то же должен рассказать тебе о временах непостижимых, легендарных.

Словно и не было того, о чем разуметь невозможно. Цикады с этого поля передают друг дружке эти истории, они тихонько шепчут их, но каждый голос такого прошлого, соединяясь с миллионами таких же голосов-шепотов создают ту подлинную историю.

Если ты окажешься там ненадолго, то очень тебя прошу записать их голоса. Ведь кто-то сможет их перевести на наши языки, и мы узнаем чуть больше прежнего.

Когда плохо

Можно отвлечь тебя на французский экзистенциализм

Он необычайно хорош, в нем прекрасно отдыхаешь

Когда плохо

Можно представить тебя дающего волшебных пинков

Средние люди везде одинаковы

Это тяжелое слово"когда"

Мучительно

Скудность философии всех

Невозможно быть философом для всех и каждого.

Знают конечно таких философов, знают и такую философию. Философ каждого и всех выхватывает намагниченную крайнюю точку. Беря эту точку серого пламени в свои руки, он начинает эту точку развертывать. Раскручивать. Смешивать с самыми серыми представлениями, охотно подставляя свои обрубленные крылья под тиски и ножницы. Точка крайности раскрутилась, она осела в сознании, обыденном представлении. Здесь все дружно перепрыгивают через салочки — раз прыжок, да два — вот неосмысленный переход к невежеству. Невежество умов вытесняет последнее то, что именуется скажем духом. Образовываются страны не знающие духа. Философия всех и каждого делает свое серое дело: образовывая в нас чернодырие разума и подавляя возможности души, она делает скудным весь наш мир.

Обозначать здесь проблематику, значит войти в русло скудности. Любая отвлеченная мысль может быть раздавлена толпой невежества. Тленность проистекает холодно звеня.

Невозможно быть философом для всех и каждого. Я так и не смог.

Столб нет (того, чего правда нет)

Треском

Падай

Молча

Жди

Встань

Открой

Глаза

Чужие

Стой

Смотри

Завтра

Повтори

Прохлада

Сон

Зима

Вздох

Тоска

И

Смертью

Плачь

Сгори

Август

Речь

Письмо

Поэт

Сказка?

Нет

Зеленая пропасть

И все это — зеленая пропасть. И стоишь ты на краю и смотришь вниз.

Чайник кипит. Выключаешь газ. Наливаешь себе кипятка в кружку. Вот тебе и чай.

А сам смотришь ты вниз. Видно как все исчезает там. Даже то, чего мы не можем увидеть.

Зеленая пропасть. На краю, с чашкой чая в руке, смотришь в низ. Занятие не столь бесполезное. Ведь что бы смотреть, надо уметь видеть. Практика глупостей.

Пахнет солнцем. Неприятно, что аж странно.

Заварка чая листьями падает вниз. Зеленая пропасть проглатывает все. Мало кто заметил.

Слезы? Ах нет, просто пошел дождь. Здесь так часто бывает. Обычно, после дождя, зеленая пропасть начинает цвести. Цветы и зеленая трава. Приходит заря. Становится как то тепло.

Тени пришли.

Вполне нормально когда сзади тебя стоит кто то, и держит тебя в сетях. Ты же смотришь в зеленую пропасть. Ты легок в такие моменты. Ты перебрасываешь его. Путаешь его в его же сетях. Он падает. Позже ты играешь в карты с видом делитанта. А зеленая пропасть просто схватывает его. Никто ничего не заметил.

Тяжко порой очень. Чай давно выпит конечно. Пора пройтись по задворкам снов. Найти грань зеленого. И посмотреть на эту реальность. Сквозь твои глаза. Вместе с зеленой пропастью в кармане.

Бетти — божья коровка

Итак, эту историю рассказала тебе божественная Бетти — божья коровка.

Гусеница Джек был не по годам умен. Весь окружающий его мир был небольшой. Подсолнух на котором он жил, раскрывал перед его взором небольшое поле, деревенскую дорогу и лучезарное небо с солнцем. Никуда с подсолнуха Джек не выбирался, ибо мир представлялся ему опасным (хоть и весьма интересным с точки зрения гусеничого полета). Джека всерьез волновали вопросы мироздания, вопросы следственно причинных связей и логики. Целыми днями он думал и рассуждал. Иногда, он даже забывал про низшие свои потребности. Так он сильно думал, пока не осознал то, что вся его жизнь, есть следствие божьего вмешательства. Тогда, гусеница Джек начал мыслить бога, которого впрочем он ни разу не видел.

В один из таких дней, мимо подсолнуха пролетала стрекоза Эми. Она плавно села на подсолнух, что бы передохнуть и набраться сил. Джек даже не обратил внимания на прекрасную гостью, ведь его разум был поглощен мыслями. Эми решилась спросить зелёного мудреца — "Простите, что отвлекаю Вас, но, не хотите ли вы зацепится за меня, и полететь вместе со мной в сторону вон той деревенской дороги? Мне кажется это будет интересное приключение"!

Джеку это все сразу не понравилось. Он моментально высказал следующее:"Вы что?! Идиотка? Летать туда сюда опасно и не имеет никакого смысла. Кстати, что Вы думаете по поводу положения всех вещей в мире? Я вот уже третьи дневные сутки думаю про то, откуда мы все здесь взялись и что есть логического и иррационального в нашем существовании. Вы не знаете случаем Бога?"

Эми поняла, что ровным счётом ничего не поняла из слов Джека, поклонилась (она была воспитанной стрекозой) и улетела вдаль.

"Ну и дура!" — подумал Джек. Это была его последняя мысль в момент забвения. Ведь в тот самый момент, в квартире великого художника Люциуса случился пожар. Много полотен сгорело, и увы, среди них был прекрасный эскиз будущей картины"Подсолнухи деревенской дороги".

Чувсствуешь как сон одолевает? И все же ты спросил — "Бетти, кто рассказал тебе эту историю?"

Смыкал свои глаза…

Бетти тихонько молвила — "Мне ее рассказал сам художник Люциус. Ведь он и был Богом. А теперь спи".

Слова божественной божьей коровки расплывались в сознании и ты спокойно уснул.

Ворона Пластилинового Королевства

Итак, эту историю поведала тебе Ворона Пластилинового Королевства.

Король Пряничного Домика был не в себе в тот день. Его верноподданные печеньки все никак не могли найти его мармеладную корону. Без короны, король естественно не мог выйти к своим людям и продекларировать свою новую и убойную речь про пастилу и сахорок с кухни. От таких нервов, король (как в сказке про Северных Гигантов) мгновенно впадал в ярость, ярость перетекала в апатию, а апатия приносила расстройство и бобоки его вкусненькому пузику. Жизнь изменчива, течет, словно кисель в берегах Айовы, и Король был уже готов взорваться молочно сладким поносом…как вдруг…как вдруг маленький Джонни Робинс проснулся с утра в своей кроватке (в городе Спрингфилд), потянулся, одел тапочки и бегом побежал на кухню. Там уже ждала его мама, а вместе с ее тёплыми утренними объятьями, Джона ждало вкусное парное молоко, каша и большой вкусный пряник. Так и закончилась эта трагичная история Пряничного Короля, что не смог найти свою корону.

— Ворона, а был ли у этой истории смысл и будет ли у нее продолжение?

Спросил ты у Вороны Пластилинового Королевства.

Ворона улыбнулась своей улыбкой в тысячу зубов мудрости и ответила:

— Мой милый, твои вопросы такие же смешные как и жизни земляных червячков. А теперь засыпай и меньше думай.

Две истории

Выше было две истории. Они обладают всем смыслом, но как же они бессмысленны без обретения почвы реальности. Я мог бы умножить их для тебя, но ты ведь уже понял, что я плохой рассказчик.

Продолжаю идти к Темному основанию. Совсем теперь без историй.

Без последней фантазии.

Без названия

Не бывать двум птицам в клетке.

Мертвый дождь на седине.

Не бывать воде в колодце.

Сон и смерть в моей руке.

Нация мечтателей

Они бегут от суровой реальности. Суровая реальность сурова.

То, что остаётся у тебя в памяти и будет твоей истиной.

Этот мир создаётся твоим разумом. Это и есть реальность. Разумная реальность разума?

О тебе никто не беспокоится. Ничего не изменится, если меня не станет?

Раз так, пускай все умрут.

Тогда зачем ты здесь?

Ты можешь быть счастлив где угодно…

Без названия

Тернер учения о"вечном возвращении"того же самого и учение о"воле к власти"образуют единство. В плане истории единое этого учения осмысляет самое себя как"переоценка всех прежних ценностей".

Единство скотов внутри некого Антихриста.

Здесь Темное основание подарило безумие такому человеку. Он сошел с ума.

Творцы ничем не лучше.

Творцы ничем не лучше. Отнюдь, и ведь с этим надо как то быть.

Вот есть попытки чему-то научить, дать надежду, направление дать в конце концов. Но не устал ли ты от ожиданий этих?

Творцы не лучше. Ведь надо как-то с чем-то самим. С оглядкой на своих же. А мы все для всех и самих себя.

Творцы лучше? Пожалуй лучше, и что дальше? Ведь думать и шагать ты начинаешь сам.

Я оставлю слово «лучше». Лучше лучшее в тебе, я уверяю. Пусть хотя бы это.

Лучше.

Путь сомнений

Я часто (чрезвычайно) прячусь в своем доме.

В своей лачуге/шалаше.

Одиночество воспитывает стержень, развивает волю и мысль.

Смотрю через собственные окна на действительность.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Белый Дневник Тору Мацуи предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я