Имперский крест

Антон Грановский, 2011

Эксперименты профессора Терехова с Машиной Времени продолжаются! На этот раз русский гений решает забросить своего преданного вервольфа Егора Волкова в ставку Гитлера. Оказавшись в теле очередного «носителя» – агента Абвера Георга Грофта, Егор не только соблазняет Еву Браун, но и решает покончить с самим фюрером. В параллельной реальности, возникшей в результате этого, мир превратился в мрачную Преисподнюю. Сменивший бесноватого фюрера Герман Геринг к 1943 году создал ядерную бомбу и уничтожил столицы союзников, а заодно с ними и большую часть человечества. Уцелевшие превращены в рабов «высшей расы». Сумеет ли Егор, вернувшись в прошлое, исправить роковую ошибку и спасти фюрера от… себя самого?

Глава 2

Ставка

1

Украина, близ Винницы, мартовский день 1942 года

Денек выдался солнечный. Птицы щебетали в шевелюре сосен и лиственного подлеска так, словно не было никакой войны. Впрочем, здесь ее и не было.

Отъехав от маленького аэродрома, трехосный военный «Крупп» резво покатил по широкой лесной дороге. Егор сидел в машине рядом с солдатом-шофером и рассеянно поглядывал по сторонам. Он еще не совсем освоился в шкуре бывшего шпиона-диверсанта, а теперь гауптштурмфюрера СС Георга Грофта. Агент-убийца обладал большой волей, и время от времени Егор явственно ощущал его присутствие внутри своего сознания.

Завладев не только телом, но и памятью свого «носителя», Волчок чувствовал дискомфорт от того, что воспоминания, ставшие на время как бы его собственными, вступали в конфликт с моральной оценкой, которую давало этим воспоминаниям его настоящее «я».

Быть Георгом Грофтом и Егором Волковым одновременно — тяжелое испытание, но Волчок был уверен, что справится.

Как только Егор выбрался из машины, к нему тотчас подошел высокий парень в форме «лейбштандарта СС».

— Унтерштурмфюрер Рохус Миш, — представился он, предварительно вскинув руку в нацистском приветствии.

— Гауптштурмфюрер Георг Грофт, — ответил Егор, так же отсалютовав парню, а затем пожав его протянутую руку.

Унтерштурмфюрер улыбнулся и приветливо проговорил:

— Добро пожаловать в ставку, господин гауптштурмфюрер.

— Благодарю вас.

Егор огляделся.

Помимо трехосных автомобилей «Krupp», здесь стояло несколько джипов «Horch» и великолепный кайзермобиль «Mercedes 770 K» темно-синего цвета, который, вне всякого сомнения, принадлежал фюреру.

— Помочь вам донести вещи?

— У меня всего два саквояжа.

— Давайте я возьму один, а заодно провожу вас в корпус «бегляйткоммандо», где вы теперь будете жить.

Егор не стал возражать.

Держа саквояжи, они неторопливо зашагали к корпусу личной охраны.

— Я слышал, вы служили в разведке? — вежливо поинтересовался унтерштурмфюрер.

— Было дело, — ответил Егор, оглядывая территорию ставки цепким, спокойным взглядом.

— Переводом послужило ранение?

— Скорее, его последствия. Полгода назад я попал в одну неприятную заварушку. Была перестрелка. Я отправил на тот свет пару англичан, но сам получил пулю в ногу и в плечо.

— Здорово! — отреагировал унтерштурмфюрер.

Егор покосился на него насмешливо:

— Здорово?

— Я не в том смысле, что вы были ранены, — смутился парень. — А в том, что вы участвовали в реальных военных действиях против врага и уложили двоих.

— Я бы не назвал это военными действиями, унтерштурмфюрер. Да и в том, что я попал в засаду, нет ничего почетного.

— Как скажете, господин гауптштурмфюрер.

— Зовите меня просто Георг. Насколько я понимаю, на территории ставки правила немного смягчены.

— Вы правы, Георг, — кивнул Миш. — У нас тут даже вскидывать руку в приветствии не обязательно. Фюрер это не любит.

— Спасибо, что предупредили, унтерштурмфюрер.

— Рохус, — улыбнулся парень. — Просто Рохус.

— Хорошо, Рохус.

— Есть еще один нюанс, Георг. Особо приближенные к фюреру люди иногда называют его «шеф». Как правило, это наши «старики», которые знают фюрера уже лет по пятнадцать-двадцать. Порою, обращаясь к нему, они называют его «господин Гитлер». Нам такие вольности не положены по статусу.

— Понял, — кивнул Егор.

* * *

— Ну, вот и ваши апартаменты, — сказал унтерштурмфюрер, введя Егора в небольшую, но довольно уютно обставленную комнату. — Располагайтесь, а я разыщу командира.

— Хорошо, Рохус. Спасибо за помощь.

Егор поставил саквояж на пол, а сам уселся в кресло и вытянул ноги. Он был бы не прочь посидеть в одиночестве минут десять и хорошенько обдумать ситуацию, но уже через две минуты в дверь постучали.

— Войдите, — отозвался Егор.

Дверь открылась, и в комнату вошел высокий, сухопарый мужчина с отличительными знаками штурмбаннфюрера СС на петлицах. Егор поднялся с кровати и вскинул руку в приветственном знаке. Мужчина повторил жест, но лениво и вяло, затем представился:

— Меня зовут Бруно Геше. Я ваш командир.

Егор щелкнул каблуками.

— Разрешите доложить, господин штурмбаннфюрер: гауптштурмфюрер Георг Грофт прибыл в ваше распоряжение.

— Вольно, гауптштурмфюрер.

На груди у Геше поблескивал позолоченный значок нацистской партии, означающий, что его партийный номер не превышает число 100 000. Видимо, Геше принадлежал к тем избранным служакам, которые называли Гитлера «шефом» и, возможно, даже обращались к нему на «ты».

— Присядем, — предложил Геше.

Егор сел на кровать, а Геше расположился на стуле. Достал из кармана коробку сигарет «Юно».

— Курите?

Егор кивнул:

— Да.

Командир достал одну сигарету и протянул ее Егору.

— У нас разрешено курить только в своих личных апартаментах и в специальных «курилках», — сообщил он. — Фюрер постоянно напоминает нам, что сигареты являются врагом здоровья номер один.

Егор взял сигарету, поблагодарил и сказал:

— Я слышал, он и сам раньше курил.

— Не то слово. Выкуривал по сорок сигарет в день.

Офицеры обменялись улыбками и закурили — сперва Геше, затем — от его зажигалки — Егор. Командир выпустил облако дыма и поинтересовался:

— Как ваша нога, гауптштурмфюрер?

— Уже не беспокоит.

— Ранение было серьезным?

— Пуля задела кость. Пришлось поваляться по госпиталям.

— Бывает. — Геше прищурился от сигаретного дыма. — Я кое-что слышал о ваших подвигах, дружище. И я рад, что такой доблестный офицер, как вы, будет служить в «бегляйткоммандо». У нас тут мало кому пришлось понюхать пороху по-настоящему. Да и те, что «понюхали», слышали свист пуль в основном только в Польше.

— Я тоже не служил на передовой, — заметил Егор.

Геше ничего ни это не сказал. Несколько секунд оба курили молча. Первым молчание нарушил Геше:

— Давайте я вас вкратце проинструктирую, дружище. Во-первых…

Голос командира звучал спокойно и размеренно и подействовал на Егора, который все еще немного нервничал, успокаивающе.

Закончив инструктаж, командир сказал:

— Вот, собственно, и все, дружище. Если есть вопросы — задавайте.

— Обыскивать ли мне посетителей? — спросил Егор.

Геше покачал головой:

— Ни в коем случае. Обыск посетителей, если уж он необходим, производится в смежной комнате двумя сотрудниками РСД, люди из «бегляйткоммандо» никогда в этом не участвовали. Фюрер не потерпит, чтобы кто-либо из личной охраны вел себя таким образом с его гостями.

— Каким оружием пользуются бойцы «бегляйткоммандо»?

— Наше оружие — «вальтер-ПП» калибра 7,65. Получите его в оружейной и никогда с ним не расставайтесь.

— Даже в апартаментах фюрера? — улыбнулся Егор.

Геше кивнул и ответил вполне серьезно:

— Даже там. Если шеф увидит, что охраняющий его офицер безоружен, он может сильно рассердиться.

— «Вальтер-ПП» не ахти какой пистолет, — заметил Егор.

— Фюрер сам определил класс оружия для личной охраны. В случае возникновения каких-либо инцидентов на помощь тут же придут ребята из РСД^[1]. — Геше усмехнулся. — У них оружие посерьезнее, не то что наши малютки-«вальтеры». В основном, «маузеры» и «браунинги», хотя у некоторых есть и «кольты».

Затушив вторую по счету сигарету в алюминиевом блюдце, стоявшем на столике, командир поднялся со стула:

— Ладно, дружище. Даю вам полчаса на отдых, а потом я зайду за вами и проведу вас по территории ставки.

2

На то чтобы ознакомиться с расположением объектов «Вервольфа», хватило сорока минут. Наконец, Геше привел Егора в святая святых — личный блокгауз Адольфа Гитлера.

— Как видите, блокгауз совсем небольшой, — сказал командир, когда они оказались внутри. — Рабочий кабинет, гостиная с камином, кухня, ванная, помещение для охраны и спальня. Вот, собственно, и все. А теперь, гауптштурмфюрер, давайте пройдем к рабочему кабинету фюрера. Коридор, который туда ведет, расположен за этой дверью.

С этими словами Геше шагнул к дубовой двери, взялся за ручку и потянул дверь на себя. Он хотел еще что-то добавить, но осекся. Прямо за дверью стоял фюрер.

Командир тут же щелкнул каблуками и проговорил:

— Шеф, прошу прощения, мы собирались…

Гитлер остановил его жестом и взглянул на Егора.

— У вас новый боец, — произнес фюрер спокойным и простым голосом, совершенно непохожим на тот, которым он произносил торжественные речи перед толпами народа.

— Так точно, шеф. Это гауптштурмфюрер Георг Грофт. Ранее он служил в Абвере, но после ранения и реабилитации был направлен к нам.

Взгляд фюрера стал цепким и острым.

— Говорят, адмирал Канарис^[2] умеет подбирать себе людей, — задумчиво произнес он. А затем обратился к Егору: — Откуда вы родом, гауптштурмфюрер?

Егор, изо всех сил стараясь сохранить видимость уверенности и спокойствия, ответил четким голосом:

— Я родился в Верхней Силезии. Недалеко от Оппельна.

Фюрер устало кивнул. Он не выглядел ни монстром, ни сверхчеловеком. Обычный пожилой бюргер. Первое, что бросалось в глаза, это его знаменитые усики. Егор, а вернее, его «носитель», помнил, что друзья по партии бесчисленное количество раз советовали фюреру их сбрить, но он всегда отказывался, объясняя это тем, что народ уже привык к такому образу.

Глаза у фюрера были темно-синие, а лицо — бледное, астеничное. Черный чуб, по-детски свесившийся над морщинистым лбом, выглядел немного нелепо. Фигура Гитлера также оставляла желать лучшего. Он был среднего роста, широковат в бедрах, но узковат в плечах.

— Сколько вам лет, Георг? — поинтересовался фюрер.

— Двадцать девять, мой фюрер.

Взгляд Гитлера остановился на рыцарском железном кресте, пристегнутом к кителю Егора.

— За что награда? — спросил он.

— За храбрость, проявленную при выполнении особо важного задания, — ответил Егор.

— Уверен, что вы достойны этой награды, Георг. Осваивайтесь.

Егор успел заметить, что левая рука фюрера слегка подрагивала.

Гитлер прошел мимо охранников и двинулся к лестнице, ведущей, как Егор уже знал, к спальне.

Когда фюрер скрылся из вида, Геше усмехнулся и негромко проговорил:

— Кажется, вы понравились шефу.

— Не думал, что мне когда-нибудь доведется поговорить с самим фюрером, — ответил на это Егор.

— Теперь вы будете видеться часто, — заверил его командир. — И не удивляйтесь, если он обратится к вам по имени или начнет вас расспрашивать о жизни в Верхней Силезии. Фюрер помнит имена всех своих охранников, равно как и детали их биографий. У него поразительная память. Ну, а теперь, гауптштурмфюрер, пойдем дальше, наша «экскурсия» еще не закончена.

3

Циркониевый браслет… Егор думал о нем днем и ночью. Служба в личной охране была не слишком обременительна, и в сравнении с опасной, постоянно держащей в напряжении работой, которую вел Георг Грофт, будучи специальным агентом Абвера, жизнь в ставке казалась курортом.

С коллегами по «бегляйткоммандо» он так и не сумел сойтись близко. Они относились к нему немного настороженно и, конечно же, не забывали, кто он и откуда перевелся. Бойцы личной охраны выделялись на фоне остальных солдат и офицеров экстерьером. Светловолосые, голубоглазые, высокие и широкоплечие — они выглядели на фоне прочих, как породистые доги среди сброда дворняжек.

С молодым унтерштурмфюрером Рохусом Мишем после пары совместных посиделок за бутылкой вина и шнапса Егору почти удалось подружиться. Этот рослый, жизнерадостный парень смотрел на него восторженно, как смотрит младший неопытный брат на старшего, прошедшего огонь и воду.

Особенно не клеились у Егора отношения со «стариками» — сорокалетними офицерами, которые были рядом с Гитлером еще до его прихода к власти. Обращаясь к Егору вне службы, они часто называли его «дружище», однако глаза их при этом были словно бы покрыты корочками льда. Егор считал, что все это из-за его бывшей «специализации». Будучи агентом Абвера, он убивал людей и делал это спокойно и профессионально, и, видимо, «старикам», которые знали, почем фунт лиха, в его присутствии было немного не по себе.

Более-менее нормальные отношения наладились с еще одним коллегой — штурмбаннфюрером Карлом Вайхелем, стоявшим на полпути между «стариками» и «молодежью». Вайхель был один из немногих профессиональных военных в «бегляйткоммандо». В его поведении и манере разговаривать сквозили утонченная элегантность и проницательность. У него всегда находилось время, чтобы помочь Егору, дать совет относительно работы, подсказать, как держать себя на людях или в тесном кругу в присутствии фюрера. Он и в дальнейшем очень много помогал новичку.

Первую Мировую он прошел унтер-офицером. Он сражался на поле боя рядом с Гитлером. За бутылкой шнапса, приняв на грудь три стаканчика, Вайхель со смехом рассказал Егору, как однажды, лет десять тому назад, командир Геше мочился вместе с фюрером на какого-то араба.

Егор вынужден был поддержать смех, хотя лично ему эта омерзительная сцена не казалась смешной ни со своих собственных позиций, ни с позиций Георга Грофта, который хладнокровно убивал людей, но никогда не позволял себе унижать их.

Вообще же, чем ближе Егор узнавал белокурых бойцов личной охраны Гитлера, тем симпатичнее ему делался агент Абвера Георг Грофт, способный задушить голыми руками беспомощного старика и не испытать при этом никаких мук совести. Это пугало и удивляло Волчка, и порою он был близок к тому, чтобы заподозрить у себя признаки «стокгольмского синдрома», только вывернутые наизнанку, поскольку «заложником» в данной ситуации был Грофт, а он, Егор Волков, безусловным и бесспорным «захватчиком».

Между тем прошло уже четыре дня, а Егор до сих пор не сделал ничего, что приблизило бы его к решению главной задачи. Он так и не напал на след циркониевого браслета.

Волчок осмотрел запястья всех солдат и офицеров, которые служили в ставке, он задал десятки осторожных наводящих вопросов, но ни на шаг не приблизился к своей цели.

Однажды, когда после очередного дежурства Егор сидел в шезлонге, подставив лицо весеннему солнцу, он стал свидетелем неприятной сцены. Гитлер просматривал почту, стоя под деревом, неподалеку от своего бункера. В нескольких метрах от него застыл по стойке смирно ординарец фюрера Фриц Даргес. Вытянувшись в струнку, он терпеливо ждал, что скажет ему шеф. Тут вокруг фюрера стала виться большая муха, мешавшая ему читать. Гитлер нахмурился и попытался отогнать муху, размахивая пачкой писем. Но муха не желала улетать. Наблюдая за манипуляциями фюрера, ординарец не смог удержаться от улыбки, и Гитлер это заметил.

— Если вы не можете держать эту тварь на расстоянии от меня, то мне не нужен такой ординарец! — сухо проговорил он.

Фюрер не сказал прямо, что Даргес уволен, но тот все понял, и по лицу его разлилась бледность. Через несколько часов он был отправлен на фронт.

Прошло еще несколько дней. По долгу службы Егор теперь часто пересекался с фюрером. Тот кивал ему, проходя мимо, а изредка покровительственно похлопывал по плечу.

Волчок успел узнать фюрера с неожиданных сторон. Гитлер, например, любил кино и предпочитал американские ленты. Однажды Егор застал фюрера за просмотром фильма «Унесенные ветром». Волчок как раз стоял возле гостиной на дежурстве в день, когда картину показывали. После финальных титров Гитлер встал со своего места с удовлетворенным видом и сказал, обращаясь к кому-то из окружения:

— Надеюсь, и мы когда-нибудь научимся снимать такие же прекрасные фильмы.

В другой раз один из сотрудников СД, молодой оберштурмфюрер с лицом херувима и плечами борца, обратился к фюреру с просьбой отправить его на фронт.

— Мой фюрер, я хочу отправиться на передовую, — произнес он звенящим от волнения голосом.

— На передовую? — мрачновато переспросил Гитлер.

— Да. На передовую. Хочу сражаться, показать, что тоже на что-то способен, что могу противостоять врагу, вместо того чтобы сидеть сложа руки в ставке.

Гитлер досадливо поморщился:

— По-твоему, охранять своего фюрера — это значит, сидеть сложа руки?

— Я не то хотел сказать, шеф, — смутился оберштурмфюрер. — Я хочу драться с нашими врагами. Хочу убить как можно больше русских и тем самым приблизить нашу окончательную победу.

Гитлер вздохнул:

— Драться… Что ж… Скажу тебе как на духу, я бы не хотел лишиться такого хорошего солдата. Но запретить тебе я не вправе. Немцы — свободные люди, и каждый из них волен сам брать ответственность за свою жизнь и судьбу. Завтра утром ты отправишься в боевую часть.

Оберштурмфюрер щелкнул каблуками и с воодушевлением проговорил:

— Вы не пожалеете о своем решении, шеф.

Гитлер вздохнул, повернулся и неторопливо зашагал в свой кабинет. Проходя мимо Егора, он покосился на него и с некоторым раздражением вопросил:

— И что прикажете делать? Не могу же я сказать солдату «нет», когда он жаждет пролить кровь за родину.

Когда Гитлер скрылся за углом, лейтенант расслабился, взглянул на Егора и с восторгом воскликнул:

— Господин гауптштурмфюрер, я буду драться с красными на передовой!

— Вам повезло, старина. Я бы тоже последовал вашему примеру, но ранение в ногу еще дает о себе знать.

— Ничего страшного, — покровительственно заявил офицер СД. — В «бегляйткоммандо» нужны люди, подобные вам. Сильные, храбрые, знающие, почем фунт лиха. — Оберштурмфюрер насмешливо посмотрел Егору в глаза и добавил: — Быть верным псом фюрера — почетное право.

«Скорее уж волком, рвущим фюреру глотку», — подумал Егор, приветливо улыбнувшись «вояке».

4

На седьмой день пребывания Егора на территории ставки в блокгауз к Гитлеру приехал рейхсмаршал Герман Геринг. Егор как раз дежурил у кабинета фюрера.

Геринг, которого все называли преемником фюрера, оказался грузным мужчиной с военной выправкой, решительным лицом и светлыми глазами, в которых читались ум, отвага и хитрость. Егор был наслышан о былых подвигах рейхсмаршала.

Во время Первой мировой войны Геринг был летчиком-истребителем и сбил двадцать два самолета противника, за что был награжден Железным крестом и высшей военной наградой Пруссии — орденом «Pour le Mьrite». И даже дальнейшие неприглядные факты биографии Геринга, включавшие в себя скандальные любовные связи, погромы, кутежи и патологическую любовь к роскоши, не затмили былой славы рейхсмаршала и не помешали ему стать народным любимцем.

Стремительно шагая к кабинету Гитлера, рейхсмаршал на ходу сбросил шинель, дорожную сумку и фуражку, всучил их подоспевшему Егору и тут же направился дальше.

Как только Геринг скрылся в кабинете фюрера, Егор отнес его вещи в гардероб. В кармане шинели рейхсмаршала лежало что-то тяжелое. Положив вещи на столик перед вешалкой, Егор заметил слегка торчащую из кармана рукоятку пистолета. Он вытянул пистолет — это был огромный револьвер марки «кольт» с шестизарядным барабаном. Егор тихонько присвистнул. Внушительное оружие. Не то что его нынешний «вальтер-ПП», выглядевший на фоне огромного револьвера детской игрушкой.

Повесив шинель, сумку и фуражку на крючки, Егор бесшумно прошел к кабинету и навострил слух. Он услышал раздраженный голос Гитлера и негромкий, спокойный — Геринга. Речь шла о недавних бомбежках немецких городов. Фюрер нападал, а рейхсмаршал защищался, пытаясь прикрыть действия своих подчиненных и найти всему объективные объяснения. Гитлер нервничал и давал выход своему гневу. Он говорил громко, раздраженно:

— Почему не дошла информация? Как такое вообще возможно? Информация есть, но она не доходит! Зачем отдавать приказы, если никто о них не знает! То, что произошло, — провал, и в ответе за это я! А потери? Вдовы и сироты — им будет за что меня ненавидеть!

— Мой фюрер…

Дальше Геринг понизил голос, словно сообщал шефу секретную информацию, но Гитлер прервал его:

— Ты разочаровываешь меня, Герман! И пророк из тебя никудышный. Не ты ли говорил, что ни одна вражеская бомба не упадет на города Германии? Кто объявил об этом нации? Кто уверял в этом нашу партию? Я читал в книгах об азартных карточных играх — мне знакомо понятие блефа. Германия — не зеленое сукно ломберного стола, на котором можно играть в азартные игры.

— Мой фюрер, ваши обвинения не совсем справедливы. Я никогда…

— Вы погрязли в довольстве и роскоши, Геринг! — снова оборвал Гитлер. — Вы живете в дни войны, словно император или еврейский плутократ! Вы стреляете из лука оленей, а мою нацию расстреливают из пушек самолеты врага! Призвание вождя — это величие нации! Удел вождя — скромность! Профессия вождя — точное соотнесение обещаний с их выполнением!

— Шеф, я не…

— Не надо больше слов. Отправляйся в свою ставку, Герман, я должен все тщательно обдумать.

Геринг зашагал к двери. Егор быстро отпрянул и отошел на пару шагов.

Рейхсмаршал вышел из кабинета и неплотно притворил за собой дверь.

— Дьявол… — тихо выругался он. Потом взглянул на Егора и грубо спросил: — Куда вы уволокли мои вещи, гауптштурмфюрер?

— Они в гардеробе, господин рейхсмаршал. Прикажете принести?

— Сам пройду.

И Геринг — тяжелый, мощный, как медведь, двинулся к гардеробу. Егор последовал за ним.

Набросив шинель и надев на голову фуражку, Геринг нахмурился и вдруг разразился тихой, но весьма отборной бранью, помянув в своей «отповеди» русских, англичан и американцев и пообещав отправить их всех туда, куда ни один человек в здравом уме не отправился бы.

Егор спокойно выслушал нецензурный монолог Геринга, затем достал из кармана брюк алюминиевую фляжку и протянул ее рейхсмаршалу. Геринг на мгновение замолчал, потом взял фляжку и спросил без всякого удивления:

— Что там? Шнапс?

— Бренди, — ответил Егор.

Рейхсмаршал кивнул, свинтил крышку и хорошенько приложился к фляжке.

— Хорошее пойло, — похвалил он. Затем вернул фляжку Егору, оглядел его с головы до ног и сухо осведомился: — Фамилия?

— Гауптштурмфюрер Георг Грофт.

Геринг еще несколько секунд сверлил Волчка своими холодными, светлыми глазами, потом вдруг хмыкнул и одобрительно проговорил:

— Ты хороший парень, Грофт. И я это запомню. Поверь, я умею быть благодарным.

Геринг запахнул пальто, поправил на плече дорожную сумку и двинулся к выходу. Однако на полпути вдруг обернулся и спросил:

— В карты играешь?

— Так точно, господин рейхсмаршал.

— Приезжай ко мне в ставку. Завтра, часов в семь вечера. Я выпишу на тебя пропуск.

Геринг повернулся и вышел из блокгауза.

Егор снова подошел к кабинету. Брови его удивленно приподнялись. Из рабочего кабинета Гитлера доносилась тихая прекрасная музыка. Заглянув в щель, Егор увидел, что фюрер сидит в кресле с закрытыми глазами, полностью поглощенный мелодией и словами песни, льющейся из патефона.

Вид у Гитлера был измученный, почти несчастный. Контраст с только что закончившимся шумным спором — поразительный.

— Войдите в кабинет, гауптштурмфюрер, — сказал вдруг фюрер, не открывая глаз. — Хватит там топтаться.

Егор послушно вошел в кабинет, напустив на себя самый смиренный вид, на какой только был способен. Гитлер открыл глаза, посмотрел на него и спросил:

— Вы знаете, кто это поет?

— Нет, мой фюрер, — ответил Егор.

— Это Йозеф Шмидт. Великий оперный тенор.

— «Маленький человек с большим голосом». Да, мой фюрер, я слышал о нем.

Фюрер сидел в расслабленной позе, расстегнув китель. Егор не к месту заметил, что у Гитлера наметилось брюшко и что на плечах его кителя серебрится перхоть.

— Шмидт бежал из Германии, когда мы пришли к власти, — снова заговорил Гитлер. — И умер в пересыльном лагере. Насыщенная биография, не правда ли? Биография поэта, а не певца.

Гитлер, ощутив на себе взгляд Волчка, повернул голову и пристально посмотрел ему в глаза. Егор почувствовал, как взмокла его спина под рубашкой. Нет, все же этот человек был не таким, как все. Глаза его, внезапно посветлевшие, холодные, властные, проникали Егору в душу, и не просто в душу, а в самые тайные и непроницаемые ее глубины.

— У вас есть невеста? — спросил он вдруг, без всякого перехода.

— Да, мой фюрер, — ответил Егор, припомнив, что Георга Грота действительно ждет в Берлине девушка, которой он месяц назад сделал предложение.

— Замечательно. — Гитлер усмехнулся. — И что вы собираетесь ей подарить?

— Подарить?

— Ну да. Девушкам ведь делают подарки.

— Да, мой фюрер. Я… я хочу подарить ей браслет.

— Браслет? — Фюрер прищурился. — Золотой, я полагаю? Может быть, даже с бриллиантами?

— Так точно.

Уголки губ Гитлера приподнялись:

— Это хороший подарок, Георг. Но не все то золото, что блестит. Вы что-нибудь знаете про алхимиков?

Егор был сбит с толку. Он снова не к месту отметил, что у Гитлера на указательном пальце черный ноготь.

— Бог щедро одарил нас дарами, но мы не всегда знаем, как их использовать. — Фюрер сдержанно усмехнулся. — Мы даже не всегда их видим, хотя они лежат у нас под самым носом. Свойства металлов до сих пор не раскрыты. Бывает, что простой медный браслет способен принести своему владельцу больше благ, чем все золото мира.

Гитлер поднялся со стула, повернулся к Егору спиной и неторопливо прошел к камину. Рука Егора сама потянулась к «вальтеру», и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рвануть пистолет из кобуры и не разрядить обойму в затылок величайшему злодею человечества.

Гитлер между тем взял бронзовую кочергу и поворошил ею в камине, поправляя тлеющие поленья. Некоторое время от стоял перед камином молча, а когда обернулся, посмотрел на Волчка так, будто забыл о его присутствии или не сразу вспомнил, кто перед ним стоит. Потом кивнул и пробормотал:

— Ах да, браслет… Хороший подарок. Женщины, как сороки, любят все блестящее. В том числе и браслеты. Когда вам понадобится отпуск, чтобы повидаться с невестой, скажите прямо мне. А уж я как-нибудь договорюсь со стариной Геше. А теперь ступайте.

5

Егор отлично помнил слова профессора Терехова: «Браслет сам тебя найдет». Квантовый навигатор, изобретенный профессором, начинал работать на полную мощность только в момент перемещения Егора во времени, используя его сознание, как надежную антенну. Навигатор вычислял точку наибольшего пространственного и временного сближения Егора с искомым предметом и, словно умелый стрелок, отправлял его сознание в точку, немного предшествующую встрече, чтобы исключить «перелет» и дать Егору время подготовиться. Так было в предыдущие два раза, когда Машина времени забросила Волчка сперва в Средневековье, а затем в недалекое будущее.

Исходя из этих соображений, Егор предположил, что фюрер неспроста завел речь о невесте и подарке. Последние три дня в блокгаузе Гитлера гостила его подруга — довольно хорошенькая блондинка по имени Ева Браун.

Она была в бункере не в первый раз, и охранники фюрера были ей хорошо знакомы. Все, кроме новичка Георга Грофта. С ним она виделась всего пару раз, и они вежливо кивали друг другу в знак приветствия.

Егору показалось, что Ева, являясь подругой великого вождя, прекрасно осознает всю двусмысленность и неопределенность своего статуса. Это было заметно по поведению девушки. По ее обыкновению скромно и как-то по-звериному покорно опускать глаза в присутствии высокопоставленных гостей Гитлера. В легком румянце, появляющемся на ее щеках, когда офицеры при ее внезапном появлении замолкали, из чего она, будучи девушкой мнительной, конечно же, делала вывод, что офицеры обсуждали ее отношения с фюрером.

Проницательность и наблюдательность, присущие бывшему агенту разведки Георгу Грофту, сослужили Егору добрую службу. Он с первого же взгляда понял, что Еве очень одиноко в ставке. Жизнерадостная натура девушки сочеталась с природной застенчивостью, граничащей с закомплексованностью. Она считала себя недалекой и даже глуповатой и сильно робела в присутствии «великих мужчин», окружавших фюрера.

И вместе с тем девушка жаждала общения и готова была открыть душу любому, кто сгодится на роль ее друга. На роль того, кто не будет рассматривать ее оценивающим взглядом, а примет и будет уважать ее такой, какая она есть.

Между тем офицеры из «бегляйткоммандо», интуитивно чувствуя комплексы девушки, вели себя с ней запросто и даже бесцеремонно. Случалось, что стопки писем, телеграмм и деловых бумаг заносили прямо в комнату Евы Браун: так Гитлеру было проще добраться до почты, поскольку спальня его напрямую сообщалась с ее комнатой.

На следующее утро после разговора с Гитлером, зная, что сам фюрер отправился на прогулку в сопровождении трех белокурых охранников, Егор прихватил из пункта связи парочку не очень срочных телеграмм, поднялся по ступенькам, ведущим в апартаменты фюрера и его подруги, на секунду остановился перед дверью в спальню Евы Браун, пригладил ладонью волосы, а затем взялся за ручку и открыл дверь.

Ева Браун была еще в постели, практически нагая, в одной коротенькой ночной рубашке. Егор замер у порога, изобразив смущение.

— Прошу прощения, фройляйн Гитлер, — пробормотал он растерянным голосом, намеренно называя ее именем великого фюрера и прикрыв глаза ладонью. — Должно быть, я слишком тихо постучал. Я буду благодарен, если вы не расскажете об этом фюреру.

Волчок повернулся и сделал вид, что хочет уйти, но Ева вдруг окликнула его:

— Постойте, гауптштурмфюрер!

Егор замер, не оборачиваясь.

— Вам совершенно не о чем волноваться, — мягко проговорила она. — Ничего страшного не случилось. Скажите, гауптштурмфюрер, у вас есть сигарета?

— Конечно, фройляйн Гитлер.

Он достал из кармана пачку трофейного «Кэмэла» и положил ее на столик возле двери.

— Можете подать мне их? — спросила у Волчка за спиной Ева. — И не бойтесь обернуться.

Егор обернулся и взглянул на нее. Она сидела на кровати, выпрямившись и чуть прикрыв грудь легким покрывалом. Егор взял сигареты и приблизился к ней.

Вынув сигарету из пачки и вставив ее в пухлые словно у ребенка губы, девушка потянулась было за зажигалкой, но Егор ее опередил. Чиркнув спичкой, он поднес ее к сигарете, глядя на свежее, несмотря на недавнее пробуждение, лицо с живыми, обаятельными чертами.

Ева выпустила облачко дыма, посмотрела сквозь него на Волчка и вдруг улыбнулась:

— Вы новичок, правда?

— Правда, — ответил Егор и тоже улыбнулся.

— Вы уже успели с кем-нибудь подружиться?

Он покачал головой:

— Нет. Я все еще чувствую себя здесь немного чужим.

— Мне это знакомо, — сказала Ева.

Она повернулась к тумбочке, чтобы стряхнуть с сигареты пепел в фарфоровую пепельницу, и как бы невзначай выпростала из-под покрывала стройную правую ногу, обнаженную до самого бедра. Нога была великолепная, не хуже, чем у супермоделей с обложек «Harper’s Bazaar» и «Vogue».

Ева снова выпрямилась, посмотрела Егору в глаза и весело спросила:

— У вас все еще испуганный вид. Неужели я такая страшная?

Он улыбнулся в ответ — самой очаровательной, мягкой и обезоруживающей из своих улыбок (а их в загашнике у опытного разведчика Георга Грофта было великое множество).

— Вы прекрасны, фройляйн! — выдохнул он. И тут же покраснел, словно устыдился развязности своих слов.

Ева засмеялась, щечки ее тоже слегка порозовели:

— А вы ловелас, капитан! Но вы кажетесь мне простым и симпатичным парнем. Слушайте, вы сможете достать мне выпивку?

— Выпивку?

Она кивнула:

— Да. Я знаю, что вы, офицеры, в свободное время прикладываетесь к рюмочке. Как, впрочем, и все другие мужчины. А мне Адольф запрещает пить.

— Это очень мудро с его стороны, — мягко заметил Егор.

— Безусловно. Но иногда… иногда без выпивки совершенно невозможно расслабиться. А я так часто чувствую себя напряженной.

Последняя фраза Евы прозвучала неожиданно искренне и не без некоторой горечи. Егор кивнул в знак понимания и уточнил:

— Какие напитки предпочитает фройляйн?

Глаза девушки загорелись.

— Сможете принести шампанское? — негромко, словно боясь чужих ушей, спросила она.

Глядя на ее лицо, Егор окончательно удостоверился в своем подозрении, которое возникло у него, едва он переступил комнату: Ева Браун была пьяна.

Опьянение ее было едва заметным. Скорее всего, девушка выпила не больше пары бокалов вина (видимо, допила остатки из бутылки, которую тщательно прятала от фюрера).

Егор улыбнулся и сказал:

— Я готов попробовать.

Он собрался было выйти, но девушка быстро проговорила:

— Постойте… Лучше коньяк или бренди. Вы сумеете достать?

Егор снова повернулся к Еве и сказал:

— За бренди никуда идти не понадобится. У меня есть при себе фляжка.

Бровки девушки удивленно приподнялись:

— А разве Адольф не запрещает?

— Запрещает. И поэтому я буду вам очень благодарен, если вы меня не выдадите.

Она снова улыбнулась, на этот раз широко и лучисто — как лучшему другу:

— Вы для меня просто находка, капитан!

— Рад вам услужить.

Егор достал из кармана фляжку, открыл ее и протянул девушке. Она приняла фляжку, и при этом ее теплые пальцы легонько коснулись его руки.

— За вашу доброту! — сказала девушка, приветливо глядя на Егора, отсалютовала ему фляжкой и сделала небольшой глоток. Поморщилась и сообщила: — Крепкое. Даже горло дерет.

А потом приложилась снова и сделала два довольно больших глотка. На глазах Евы выступили слезы, но она не закашлялась, а опустила фляжку и спокойно вытерла влажные губы тыльной стороной ладони.

— Как вас зовут? — сипло спросила она Егора.

— Георг, — ответил он.

— Георг, вам, наверно, часто говорили, что вы красавец?

Егор чуть склонил голову набок и не без игривого лукавства промолвил:

— Вы и правда так думаете?

— Что вы красавец? — Ева засмеялась. — Да, я правда так думаю. Будь я свободна, я могла бы в вас влюбиться. Но моя связь с Адольфом не помешает нам с вами стать друзьями, верно?

— Верно, — кивнул Егор.

Улыбка вдруг сползла с губ девушки. Она вздохнула и проговорила с невыразимой горечью:

— Мне здесь так одиноко… Адольф не любит, когда я пью спиртное или курю. Иногда, втайне от него, я выкуриваю сигарету, но после этого мне приходится чистить зубы и тщательно полоскать рот, чтобы запах меня не выдал. Волчок в этом очень строг.

— Волчок? — приподнял брови Егор.

Ева кивнула:

— Да. Изредка я его так называю. Это напоминает мне о нашей первой встрече. Хотите расскажу, как это было? — предложила вдруг она.

— Только если вы сочтете это возможным, — сказал Егор, глядя девушке прямо в глаза.

Она улыбнулась, подтянула ноги и шлепнула ладошкой по краю кровати:

— Присядьте.

Егор сел. Теперь они оказались совсем рядом. Настолько, что могли уловить дыхание друг друга, а Егору, с его по-звериному обостренными чувствами, даже казалось, что он явственно ощущает тепло ее тела.

— В двадцать девятом году, — снова заговорила Ева, — гадалка сказала мне: «Скоро весь мир будет говорить о тебе и твоей великой любви!»

— И она не ошиблась, — заметил Егор дружеским голосом.

— Да, — неуверенно проговорила Ева. — Наверное.

Она сделала еще один глоток из фляжки, смахнула с глаз выступившие от крепкого напитка слезы, посмотрела на Егора и сказала:

— Мы познакомились с Адольфом в начале октября двадцать девятого года. После праздничной вечеринки в фотоателье Хоффмана я задержалась — мне нужно было привести в порядок деловые бумаги. Когда я стояла на высокой стремянке, приставленной к большому шкафу для документов, к нам вошел сам Хоффман с каким-то незнакомым господином со смешными усиками. Усатый господин был одет в светлое английское пальто, а в руке держал большую фетровую шляпу. Они сели на стулья в противоположном конце комнаты и заговорили о своих делах. Но я-то заметила, что незнакомец исподволь разглядывает мои ноги. Мне стало смешно и неудобно, ведь я была в коротенькой юбочке, которую сшила себе сама. Когда я спустилась с лесенки, Хоффман тут же представил меня солидному господину. Помню, он сказал: «Это наша бравая маленькая фройляйн Ева! А это — господин Вольф!»

— Вольф^[3]?

Ева кивнула:

— Да. Это был его партийный псевдоним. Адольф всегда любил волков, поэтому и взял себе такую фамилию. В тот вечер мне пришлось возвращаться домой затемно, и Адольф предложил подвезти меня в своем «Мерседесе». Но я отказалась.

— Почему? — спросил Егор.

— Мой отец был человеком очень строгих правил, и он бы пришел в ярость, если бы увидел меня в автомобиле с незнакомым мужчиной, тем более что мужчина этот был намного старше меня. После этого Адольф стал часто заезжать в наше фотоателье. И я влюбилась в него. От его взгляда меня бросало в дрожь, а его галантные манеры кружили мне голову. Он постоянно дарил мне цветы и конфеты, и при этом всегда целовал мне руку и говорил что-нибудь приятное. Особенно мне запомнился первый букет, который Ади мне подарил. Это были желтые орхидеи. Знаете, Георг, это было… великолепно. Я купалась в своей любви. Но теперь… теперь мне так одиноко, а Адольф со мной так строг, что я почти позабыла, каково это — быть нежно и страстно любимой.

Егор посмотрел девушке в глаза и тихо произнес:

— Уверен, что вокруг найдется немало желающих напомнить вам об этом.

— А как насчет вас? — словно в шутку спросила Ева, но во взгляде ее, устремленном на Егора, не было ничего шутливого или веселого. Глаза ее мерцали маслянистым светом, дыхание стало прерывистым, а губы слегка приоткрылись.

И Егор больше не сдерживался. Он резко подался вперед, обнял девушку за талию и поцеловал в губы…

Все произошло стремительно — так стремительно, что оба не успели осознать, что делают. Ева вздрагивала и стонала в его объятиях, а потом выгнулась дугой, хрипло вздохнула и так сильно прикусила губу, что на ней выступила капелька крови. И лишь когда все закончилось, она слегка оттолкнула его от себя и громко проговорила:

— Мы не должны были… Не должны…

Егор пришел, наконец, в себя. На лице его отобразилось изумление. Он совсем не собирался делать то, что сделал. Это было что-то вроде сексуального помутнения, и кто был виноват в этом «помутнении» — вервольф, дремавший у него в душе, или же Георг Грофт, чья страстная и необузданная любовь к женскому полу несколько раз едва не стоила ему жизни, — этого Егор не знал.

Однако что случилось, то случилось. Ева Браун лежала перед ним на кровати — обнаженная, раскрасневшаяся от страсти, потрясенная не меньше его. Овладев собой, она протянула руку к отброшенному покрывалу и прикрыла грудь.

Егор потянулся за пачкой «Кэмэла». Вытряхнул две сигареты, одну вставил в губы, вторую протянул Еве.

Несколько секунд оба молча пускали дым, бросая друг на друга быстрые взгляды. Первым молчание нарушил Егор.

— Прости, — сказал он. — Я не знаю, что на меня накатило.

— Это я виновата, — отозвалась Ева. — Ты чем-то напомнил мне Адольфа. Такого, каким он был много лет назад.

— Мы с ним похожи? — спросил Егор, усмехнувшись.

— У вас одинаковый взгляд, — сказала Ева. Потом внимательно посмотрела на него и вдруг спросила: — Ты придешь ко мне еще?

Егор повернул голову, и взгляды их встретились.

— Ты этого хочешь? — спросил он.

Она кивнула:

— Да.

— Но это опасно. Если он узнает, тебе не — сдобровать.

Ева улыбнулась:

— Ты беспокоишься обо мне?

— Да. Я о тебе беспокоюсь.

Ева положила недокуренную сигарету в пепельницу, а потом придвинулась к Егору и поцеловала его в щеку.

— Приходи еще, Георг, — тихо сказала она. — Мне с тобой легко. Если хочешь, мы будем просто разговаривать. Мне тут совсем не с кем поговорить.

— Хорошо, — сказал Егор. — Я приду.

Он взял фляжку и отхлебнул бренди, затем передал фляжку Еве. Она тоже сделала пару глотков. Глаза ее заблестели еще ярче, а на щеках проступил румянец. Ева улыбнулась и хотела поцеловать Егора в губы, но он слегка отстранился, посмотрел на нее спокойным взглядом, а затем сказал:

— Расскажи мне про браслет.

Брови Евы чуть приподнялись:

— Про браслет?

— Да. Про необычный браслет, который он тебе подарил.

Ева несколько секунд молчала, а потом удивленно и словно бы с некоторой досадой спросила:

— Он с тобой так откровенен?

— У нас был один разговор, — уклончиво ответил Егор.

— И что он рассказал тебе про браслет?

Волчок играл ва-банк, и останавливаться было уже поздно.

— Ничего, кроме того, что у браслета есть какая-то тайна, — ответил он девушке. Потом накрыл ладонью ее руку, лежащую на кровати, и добавил мягким, чувственным голосом: — Я хочу быть твоим другом, Ева. И хочу знать о тебе как можно больше.

Она растерянно улыбнулась:

— Что ж… Однажды ночью браслет появился у Адольфа на письменном столе. Я толком не поняла, как это произошло. Да он мне и не объяснял. Просто сказал, что браслет появился сам собой. Адольф расценил это как знак, посланный ему Божеством. Символ избранности.

— Фюрер подарил его тебе?

— Браслет? — Девушка тряхнула белокурыми кудряшками. — Нет. Он хотел мне его подарить, но потом передумал. Сказал, что я слишком легкомысленная для таких подарков.

— Значит, браслет все еще у фюрера?

Ева наморщила лоб, потом медленно покачала головой:

— Нет… Кажется, нет. Адольф не хотел держать браслет при себе. Он сказал, что от браслета исходит нехорошая энергия. Когда он в первый раз это почувствовал, он даже хотел избавиться от браслета, но не решился. Ади сказал, что отдаст его на хранение своему преемнику.

— Преемнику? Он говорил о Геринге?

— Да. Наверное. — Ева прищурила светлые глаза. — А к чему все эти вопросы, Георг?

Он улыбнулся:

— Я всегда интересовался мистикой, Ева.

— Ясно. — Она тоже улыбнулась: — Вот и еще одно сходство между тобой и Адольфом. Я же говорю: вы с ним похожи.

«Вряд ли можно воспринимать это как комплимент», — подумал Егор. Он поднялся на ноги и привел в порядок одежду.

— Мне пора, Ева.

Она вздохнула:

— Жаль. Можешь оставить мне свою фляжку?

— Да. Конечно. Только спрячь ее подальше.

— Я спрячу, — пообещала Ева.

Егор нагнулся, поцеловал девушку в губы, потом развернулся и зашагал к двери.

6

Получалось, что приглашение от рейхсмаршала Геринга поступило как раз кстати. Слова профессора о том, что «предмет, переместившийся в другую эпоху, сам «жаждет» быть найденным», несмотря на весь свой метафоризм, оказались верны.

«Время — упругая штука, — говаривал профессор. — Как его ни гни и ни меняй, оно все равно попытается вернуть первоначальный порядок вещей. И использует для этого любой шанс».

Егор понял, что приглашение Геринга — один из таких шансов, предоставляемых ему какой-то высшей силой, контролирующей незыблемость цепочки событий. Он был готов навестить Геринга, но тот внезапно приехал сам.

«Мерседес» рейхсмаршала остановился рядом с бронированным кайзермобилем фюрера. Шофер, конопатый ефрейтор в серо-голубой форме, выскочил из салона и открыл Герингу дверцу. Несмотря на грузную комплекцию, бывший летчик-ас выбрался наружу легко, словно жирок его был всего лишь камуфляжем, скрывающим ловкое, стройное, мускулистое тело.

Проходя мимо Егора и унтерштурмфюрера Рохуса Миша, с которым тот стоял у блокгауза фюрера, Геринг кивнул в ответ на их вскинутые в приветствии руки и быстрой походкой прошел мимо.

— У фюрера сегодня хорошее настроение, — сказал Миш, когда Геринг вошел в блокгауз. — Он пригласил на обед своих старых боевых друзей.

— Кто еще будет на обеде? — поинтересовался Егор.

— Комиссар по идеологии Гиммлер и министр вооружений Шпеер.

— Надеюсь, парни хорошо развлекутся.

Егор произнес эти слова с легкой усмешкой, и унтерштурмфюрер Миш посмотрел на него удивленно. Егор поспешно напустил на себя серьезный вид и добавил:

— Великим гениям тоже иногда нужно отдыхать. Ты согласен?

— Конечно, — кивнул унтерштурмфюрер. Потом взглянул на часы и со вздохом проговорил: — Моя смена закончилась, завалиться бы сейчас спать, да не получится.

— Почему?

— Через полчаса я должен быть в пункте связи. Ожидается донесение от генерала Паулюса, которое фюрер очень ждет.

— Ступай спать, а за сообщением схожу я, — предложил Егор.

— Вы серьезно?

— Конечно, дружище.

Миш просиял:

— Я ваш должник, гауптштурмфюрер!

— Я это запомню, — шуточно кивнул Егор.

Унтерштурмфюрер пожал Егору руку, повернулся и заспешил в корпус «бегляйткоммандо».

Когда полчаса спустя Волчок вошел в «каминную гостиную», неся в руке запломбированный конверт с донесением, Гитлер и его гости уже обедали. Фюрер сидел во главе стола, по правую руку от него расположился Геринг, по левую — рейхсфюрер СС Гиммлер, чьи круглые очки поблескивали мертвенным светом. За Герингом сидел недавно назначенный рейхсминистр вооружений и военной промышленности Альберт Шпеер, человек худощавый, сосредоточенный, с красивым породистым лицом.

Егор щелкнул каблуками и вскинул руку в приветственном жесте, но Гитлер махнул рукой и сказал:

— Давайте без церемоний.

Выглядел фюрер и впрямь довольным, чего нельзя было сказать о его гостях. Геринг и Шпеер напряженно молчали, а Гиммлер, кроме того, еще и обиженно шмыгал носом. Очевидно, между «старыми боевыми друзьями» произошел спор, и, судя по тому, что фюрер светился довольством, он вышел из словесной перепалки победителем. (Впрочем, могло ли быть иначе?)

Взяв у Егора пакет, Гитлер сделал ему знак подождать, открыл пакет, вынул донесение и пробежал по нему взглядом. Потом снова вложил листок в конверт и положил его на стол, рядом с собой. Лицо Гитлера осталось довольным, из чего Егор сделал вывод, что принес фюреру хорошие вести.

— Гауптштурмфюрер Грофт, не хотите к нам присоединиться? — предложил вдруг фюрер, искоса поглядывая на Гиммлера. Тот заерзал на стуле, холодно поблескивая очками, и слегка побагровел.

— Мой фюрер, я не голоден, — вежливо сказал Волчок.

— Вздор. Садитесь за стол. Как видите, у нас тут все по-простому.

Егор поблагодарил и, ничем не выражая своего удивления, сел на свободный стул.

— Дайте ему жареного картофеля, — приказал Гитлер прислуге.

Не прошло и минуты, как перед Егором появилось большое блюдо с жареной картошкой, салатом и зеленью.

— Если хотите, возьмите рыбы или мяса, — предложил Гитлер.

Егор вежливо отказался, зная, что фюрер вегетарианец.

— Генрих, ты, кажется, обожаешь мясо, — обратился тогда фюрер к Гиммлеру.

— Не думаю, что слово «обожание» подходит, Адольф, — ответил тот деревянным голосом. — Но я ем мясо, это верно.

— Ты, кажется, гордишься этим?

— Вовсе нет.

— А я уловил в твоем голосе нотки превосходства, — настаивал Гитлер. — Как будто есть трупы и прихлебывать из тарелки трупный чай — это огромное достоинство!

Гиммлер натянуто улыбнулся и сказал:

— Адольф, напрасно ты называешь мясной бульон «трупным чаем». Врачи говорят, что он очень полезен для здоровья. Особенно это относится к тем, у кого больной желудок. А у меня, как ты знаешь, часто случается несварение.

— Не знал, что вываренная кровь мертвецов может быть лекарством. Но если ты настаиваешь…

Тут фюрер увидел, что Геринг накладывает себе в тарелку угрей, и переключился на него:

— Не стесняйся, мой славный Герман. Накладывай побольше. В конце концов, рыба — это не мясо.

— Рад, что ты так думаешь, — улыбнулся дородный, неунывающий рейхсмаршал.

Гитлер чуть прищурил глаза и язвительно добавил:

— Побольше, друг мой, побольше. Кстати, мой славный Герман, ты знаешь, что когда ловят угрей, то в качестве приманки используют дохлых кошек?

По лицу Геринга пробежала тень, и он, досадливо дернув щекой, отложил вилку.

— Что случилось? — вскинул брови фюрер. — Угри уже не кажутся тебе хорошей пищей?

— Просто расхотелось, — сказал Геринг.

— Ну, тогда угощайся раками. Сегодня у нас отличные раки.

— Благодарю, Адольф.

— Не стоит благодарности, ты ведь мой гость, а мы, немцы, славимся радушием. Ты знаешь, Герман, когда я был ребенком, по соседству от нас жил лавочник Бруно Бергер, и у него были сыновья-близнецы. Мальчишкам было лет по одиннадцать. Однажды, придя домой из школы, они обнаружили, что их старая няня умерла. Мальчишки сильно расстроились, но, будучи предприимчивыми малыми, они решили, что няня, которая при жизни обожала близнецов, была бы рада принести им пользу и после своей смерти. Они загрузили тело старухи на тележку и отвезли его к реке.

Гитлер, внимательно глядя на рейхсмаршала Геринга, добродушно улыбнулся и договорил:

— Не буду утомлять тебя подробностями, Герман, но в тот день близнецы Бергеры наловили три ведра великолепных, упитанных раков.

— Забавная история, — сказал Гиммлер, насмешливо поглядывая на сконфуженного толстяка рейхсмаршала сквозь стеклышки очков.

Гитлер явно был в ударе и продолжал разглагольствовать, вскоре от «гастрономии» разговор непостижимым образом перешел на тему веры в Бога. Впрочем, Егор уже знал, что такие неожиданные повороты мысли — вполне в духе фюрера.

— Каждый человек имеет духовные потребности, — вещал он, пережевывая картофель. — Я презираю лицемерных и материалистичных клерикалов. Но стандарты и теологические догматы необходимы. Без них великое учреждение христианской церкви давно бы разрушилось.

— Значит, ты можешь назвать себя верующим человеком, Адольф? — вежливо произнес Гиммлер.

Гитлер поднял вилку и глубокомысленно изрек:

— Моя вера превыше любых формулировок и случайных обстоятельств, Генрих. Бог для меня — основа всего, пастырь всех вещей, моей собственной судьбы и судеб всех остальных людей.

— Но разве бог поощряет войны? — подал голос министр Шпеер. — Ведь война несет смерть миллионам людей.

Все трое нацистов повернули головы и уставились на него.

— В смерти нет ничего страшного, Альберт, — снисходительно произнес фюрер. — По крайней мере, для искренне верующего христианина, ведущего праведный образ жизни.

— А для неправедных? — уточнил благородный Шпеер.

— Их тем более жалеть не стоит. В конечном итоге каждый получает свое. А значит, война — величайшее благо. Она — как живая кровь. Вы ведь не станете оспаривать освежающее действие войны для целых народов и каждого конкретного человека?

Пока Егор думал, что можно было бы на это ответить, заговорил Геринг:

— Я не имею ничего против стремительных войн, — сказал толстяк. — Но некоторые войны так растягиваются, что становятся утомительны. И не только для конкретных людей, но и для целых наций.

— Ты про нынешнюю войну с Советской Россией? — уточнил Гитлер.

Геринг кивнул. Тогда фюрер прищурил посветлевшие глаза и сказал:

— Война скоро закончится. Мы разобьем русских на всех фронтах. Но самое сложное — организовать жизнь после войны. Правильней всего было бы после победы над Россией доверить, разумеется под германским верховенством, управление страной Сталину. Он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с этими русскими.

— Сталин сумел организовать всю эту огромную, необразованную, туповатую массу и заставит ее двигаться в нужном направлении, — подтвердил, уминая мясо, Гиммлер.

— Сталин заслуживает похвалы, — согласился Гитлер. — Ни бездарному, спившемуся демагогу Черчиллю, ни сифилитическому паралитику Рузвельту я бы роль своего наместника в побежденной стране не доверил.

— Но Сталин не уважает свой народ, — неуверенно проговорил министр Шпеер. — Возьмите хотя бы «чистку», которую он провел в генеральном штабе Красной Армии.

— В расстреле Тухачевского и других генералов я вижу проявление сталинского ума и проницательности, — холодно отчеканил Гитлер. — Я уже не говорю о его неприязни к евреям. Сталин знает, что делает, в отличие от этих идиотов Черчилля и Рузвельта.

— Значит, Сталин — великий правитель? — весело спросил толстяк Геринг.

— Безусловно, — ответил фюрер, глотнув воды. — У него есть для этого все качества. И главное из этих качеств — отсутствие «категорического императива» и всяких нравственных тормозов, придуманных философами и клерика — лами. Неприятие всего этого — главное качество гениальной натуры.

— Русские никогда не полюбят немцев, — заметил, нанизывая на вилку очередной кусок мяса, рейхсфюрер СС Гиммлер. — И потом, Адольф, как ты собираешься прививать им чувство долга, когда мы их завоюем?

Фюрер сдвинул брови и назидательно проговорил:

— Немец повсюду в мире возбуждал к себе ненависть, так как, где бы он ни появлялся, везде начинал всех поучать. Но народам это не приносило ни малейшей пользы, ибо ценности, которые он пытался им привить, не являлись таковыми в их глазах. В России отсутствует категория долга в нашем понимании. Зачем же нам воспитывать это чувство в русских?

— Однако нам в любом случае придется выработать программу управления русским стадом, — снова возразил Гиммлер.

— Эта программа уже есть, — заявил Гитлер. — Нужно лишь оформить ее на бумаге, но эта задача не из самых сложных.

— Адольф, может быть, ты изложишь нам эту программу вкратце? — попросил, ловко разделывая омаров, Геринг.

— Пожалуйста. Большую часть населения России составляют крестьяне. А к тому времени, когда мы завоюем эту дикую страну, городов там не останется вовсе, поскольку мы сотрем их с лица земли. Теперь о крестьянах. При заселении русского пространства мы должны обеспечить «имперских крестьян» необычайно роскошным жильем. Германские учреждения должны размещаться в великолепных зданиях — губернаторских дворцах. Вокруг новых городов, в радиусе тридцати-сорока километров, раскинутся поражающие своей красотой немецкие деревни, соединенные самыми лучшими дорогами.

Геринг, Гиммлер и Шпеер слушали фюрера внимательно, то и дело одобрительно кивая головами и даже отставив на время тарелки с мясом, картошкой и раками.

— Возникнет другой мир, — продолжал вдохновенно вещать Гитлер, — в котором русским будет позволено жить, как им угодно. Но при одном условии: господами будем мы. В случае мятежа нам достаточно будет сбросить пару бомб на их деревни и поселки, и дело сделано. А раз в год мы будем проводить группу русских по столице рейха, чтобы они прониклись сознанием мощи и величия ее архитектурных памятников.

— Англичане знают толк в колонизации, — сказал вдруг Гиммлер, и, как выяснилось, невпопад, поскольку фюрер сверкнул на него глазами и недовольно проговорил:

— Колонии — весьма сомнительное приобретение. Впрочем, восточные пространства станут для нас тем, чем была для Англии Индия, — неожиданно согласился фюрер. И добавил с горечью: — Если бы я мог втолковать немецкому народу, как важны они для будущего!

Несколько секунд все молчали, словно пораженные великолепной картиной грядущего, описанной Гитлером. Первым молчание прервал сам фюрер. Повернувшись к Егору, он сухо произнес:

— Кстати, вы можете идти, гауптштурмфюрер. Если, конечно, вы насытились.

Егор послушно встал из-за стола и, попрощавшись по всем правилам нацистского этикета, покинул гостиную.

7

За время пребывания на территории ставки «Вервольф» Егор успел осмотреть практически все помещения. Одно из них, именуемое «Третий блок Икс», заинтересовало его больше других — главным образом из-за того, что дальше небольшого вестибюля, стены которого были выложены белой плиткой, как в общественной бане, Егора не пустили парни из СД.

Егор попытался расспросить про «Третий блок» своих коллег-охранников, однако те на все вопросы отвечали уклончиво, в один голос утверждая, что это «обычная медицинская лаборатория». Командир Геше назвал ее еще пренебрежительней — «подсобка доктора Мореля».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Сотрудники службы безопасности.

2

Адмирал Вильгельм Франц Канарис — глава службы разведки и контрразведки Третьего рейха, именуемой Абвером.

3

Волк (нем.).