История русской армии. Том 1. От Северной войны со Швецией до Туркестанских походов. 1700—1881

Антон Антонович Керсновский

В настоящую книгу военного историка А. Керсновского вошли материалы о кардинальной реорганизации армии в ходе реформ Петра I 1698 года, после чего были и суровые войны со Швецией, и с Францией, и Семилетняя и Крымская баталии, Туркестанские походы… Основная идея автора – показать самобытность русского военного искусства, мощь русского военного гения. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2022

© «Центрполиграф», 2022

Введение

Основные законы русской государственности

Сорок князей, царей и императоров в тысячу лет создали Россию. В их череде были правители слабые и неудачные, были искусные и гениальные. Недостатки одних на протяжении веков выравнивались деяниями других. Все вместе создали нашу Родину, ее мощь и красоту, ее культуру и величие — и мы, Русские, навсегда останемся их неоплатными должниками.

В своем исполинском тысячелетнем деле созидатели России опирались на три великих устоя — духовную мощь Православной Церкви, творческий гений Русского Народа и доблесть Русской Армии.

Будучи помазанником Божиим, проникнутый сознанием святости самодержавного строя, русский царь Богу одному отдавал отчет о своих действиях, управлял вверенной ему Богом страной по совести — через посредство лучших ее людей и не вверял судьбы ее бессмысленной толпе, никогда не знающей, чего хочет, и вожакам толпы, слишком хорошо знающим, чего хотят.

В троичности «Вера, царь, Отечество» недаром понятие, выражающее идею Родины, поставлено не на первом, а только на третьем месте. Для Русского Народа оно является лишь результатом первых двух, своего рода производной их. Понятие «Россия», не осмысленное предварительно понятием «Вера», не оплодотворенное понятием «Царь», является для него чуждым, абстрактным, лишенным внутреннего содержания и смысла. И далеко не случайность, что когда при советском владычестве не стало ни Веры, ни царя, — то само собой отпало и понятие Россия, уступив место сочетанию административных инициалов.

До этого последнего лихолетия России пришлось уже однажды пережить смертельную опасность. Природная династия Рюриковичей угасла, до избрания новой законной династии додумались не сразу (в претендентах незаконных и неприродных недостатка не было — что и создало анархию). Царский престол был пуст… но помимо него существовал еще один престол — престол патриарший. И этот престол спас тогда Россию. В сложившейся веками русской государственной машине царская власть являлась как бы ходом поршня, а духовная власть патриарха (до учреждения патриаршества — митрополита Московского) являлась своего рода инерцией махового колеса, обеспечивавшей ход машины, когда она начинала давать перебои и поршень становился «на мертвую точку». Гениальнейший из русских царей, перестраивая заново эту машину на иноземный образец, упразднил патриаршество и этим нарушил гармонию духовной жизни Русского Народа. Сообщенной Петром стране мощной инерции хватило на полтора с лишним столетия, но когда она стала иссякать и государственная машина стала давать перебои — спасительной «инерции» маховика уже не оказалось. И машина остановилась…

Занимая совершенно особое положение среди прочих государств, Россия является страной самобытной, а в духовном отношении и самодовлеющей.

Историческое ее развитие — превращение в великую, а затем в мировую державу — совершалось с севера на юг: от Новгорода к Киеву, от Киева к Царьграду. Это — путь Олега, Святослава и Владимира Святого. Внутренние неурядицы и монгольский разгром с его последствиями заставили Россию в продолжение целых шести веков сойти со своего великодержавного пути. За весь этот тяжкий период русской истории не могло быть и речи о дальнейшем развитии русской великодержавности: шла борьба за самое право существования России, а затем, медленно и с трудом, возвращалось и собиралось утраченное достояние. Это было великим делом нашей первой династии — династии, давшей Александра Невского и Иоанна Калиту.

За все время своего существования России приходилось отбиваться от двух врагов.

Первый враг — враг восточный — приходил к нам из глубины азиатских степей, сперва в облике обров и половцев, затем монголов и татар и, наконец, турок. Эти последние, покорив пол-Европы, превратили Царьград в Стамбул — тем самым став поперек нашего исторического пути.

Второй враг — враг западный. Имя ему было и осталось — немец. Враг упорный и беспощадный, хитрый и бездушный, коварный и бесчестный. На протяжении семисот лет — от Ледового побоища до Брест-Литовска — враг традиционный, но не раз по капризу истории надевавший личину «традиционной дружбы» — всякий раз все к большей своей выгоде и все к большей беде России.

С восточным врагом боролись Дмитрий Донской, Иоанн III, Екатерина Великая, Царь-Освободитель. С западным — Александр Невский, два первых Романова — цари Михаил и Алексей, дочь Петра — Елизавета.

Три царя боролись одновременно с обоими врагами — Иоанн IV, Петр I, Николай II (царь Грозный, царь Великий, царь Мученик).

Царю Иоанну удалось сокрушить восточного врага. Покорение Казани в истории христианства — праздник не меньший, чем битва при Лепанто и освобождение Вены. Однако борьба с западным врагом — вначале успешная — оказалась под конец ему не по силам.

Петр Великий, первый после Александра Невского, заставил западного врага обратиться вспять. В борьбе же с врагом восточным потерпел неудачу.

Удачнее их действовал император Николай Александрович. На третьем году беспримерной в истории борьбы ему удалось поставить восточного врага на оба колена, западного на одно… Но тут явился третий враг — враг внутренний — духовный сын западного врага, поспешивший на помощь своему отцу…

И царя не стало! Ужасной ценой заплатила тогда страна за свою минутную слабость и невольное предательство. Историческая задача России, бывшая накануне своего славного разрешения, снова отодвинулась в кровавую мглу, — и для разрешения ее, для признания за собой права на место под солнцем, нам придется еще долго, много и упорно воевать.

Борьба с восточным врагом обратилась для России сначала в защиту христианской веры, а в последующие века в освобождение угнетенных единоверцев и единоплеменников. И тот же освободительный характер приняла и самая большая из ее войн с врагом западным.

Все это сообщает войнам, веденным Россией, характер совершенно отличный от войн, веденных другими народами, и придает им отпечаток той высшей гуманности, за которую на этом свете не существует человеческой награды. Ведя эти войны, Россия выполняла свою задачу — задачу «Божьей рати лучшего воина» — многовековой непрерывный крестовый поход.

Француз умирал за славу, за белое знамя, за императора — и просто за прекрасную Францию. Англичанин погибал на краю света «за все большую Британию» и лил во славу старой Англии свою кровь во все моря земного шара… Русский офицер и русский солдат полагали свою душу «за други своя». Со смертью каждого из них словно одной звездочкой становилось больше на небе. И если бы удалось собрать в один сосуд всю кровь, пролитую ими на протяжении веков на полях Германии и Франции, Галиции и Польши, в горах Болгарии и Армении, — то единственной надписью на этой чаше могло бы быть: «Не нам, не нам, а Имени Твоему».

Вооруженные силы московской Hоссии

XVII век был веком упадка русской государственности. Медленно оправляясь от последствий Смутного времени, Россия царя Михаила Федоровича не раз переживала тяжелые кризисы, участившиеся и принявшие грозный характер в правление царя Алексея.

Правление этого слабого государя не было счастливым, несмотря на присоединение Хмельницким Малороссии. Царская власть ослабела, самодержавие существовало лишь на бумаге, обратившись в господство дьяков. Ссора царя с патриархом Никоном удалила от престола единственный государственный ум России того времени. Хозяйничанье же дьяков привело к государственному банкротству (медные рубли) и к закрепощению крестьянского сословия (простая полицейская мера Годунова была превращена в половине столетия в крепостное право стараниями «крючкотворцев»). Внутри страны не прекращались восстания и бунты. Внешние войны царя Алексея Михайловича закончились плачевно…

Умирая, он оставлял Россию в состоянии несравненно худшем, чем принял.

В 70-х и 80-х годах страна погрузилась в глубокий и полный маразм, раздираемая религиозными настроениями, внутренними смутами, придворными интригами и военными бунтами.

Военное бессилие России было полным. Московское правительство, не будучи в состоянии совладать с крымскими татарами, опустошавшими Украину и низовые области своими набегами, унизилось до платежа ежегодной дани крымскому хану! Обуздать этих степных хищников, уведших в рабство в Турцию в одном, например, 1688 году свыше 70 000 человек, оно было не в состоянии. Русскими невольниками были переполнены рынки Востока и, увы, Запада — что вечным позором ложится на «просвещенную Европу», уже тогда торговавшую человеческим мясом с «каннибалами». По мнению известного слависта профессора В.И. Ламанского, с XV века в продолжение четырех столетий (по XVIII век включительно) Великая и Малая Русь и часть Польши лишились от 3 до 5 миллионов жителей обоего пола, уведенных в турецкую неволю и проданных в рабство. Вот что он пишет по исследовании архивов Венецианской республики: «Венецианские посланники XVI века говорят, что вся прислуга Константинополя у турок и у христиан состояла из этих русских рабов и рабынь. Не было нянек и кормилиц, если крымцы долго не чинили набегов на Восточную и Западную Русь. Русские рабыни встречаются еще в XV веке в разных городах Италии. Не мало было русских рабов и у мамелюков в Египте. С конца XVI века, в XVII и даже XVIII столетии Венеция и Франция употребляли русских рабов на военных галерах как гребцов-колодников, вечно закованных в цепи. Кольбер особенно не жалел денег на покупку этих рабов на рынках Леванта, а Благочестивый Людовик XIV только иногда прибавлял, чтоб эти „Rusiens“ не были „схизматик“. В таких размерах совершалась в XV–XVIII веках торговля русскими невольниками и невольницами в Европе. Лишь покорением Крыма положен был конец этой позорной для Европы торговли христианскими рабами…» Ослабевшее Московское государство ограничивалось лишь пассивной обороной: от Брянска на Тулу и Каширу — и дальше на Рязань — была проведена укрепленная сторожевая линия, оставлявшая, однако, беззащитными не только новоприсоединенную Малороссию, но и коренные области Московской Руси — нынешние Курскую, Орловскую и большую часть Тульской губернии. Военное дело находилось в полном упадке, как то показывают неудачные походы Голицына на Крым.

Для того чтобы вывести страну из этого маразма, нужна была железная воля и железная рука. Одно и другое сочеталось в младшем сыне Тишайшего.

Мы не собираемся здесь подробно излагать и критиковать реформы Петра I. Это вывело бы нас слишком далеко за рамки нашего скромного труда. Скажем только, что, если бы этого государя не было, анархия окончательно одолела бы страну, низведя «Московию» на положение какого-нибудь Бухарского ханства или Абиссинской деспотии, разделенную на «сферы влияния». Большинство реформ Петра были жизненно необходимы, иные были излишни (насильственная ломка быта, глумление над старинными обычаями и традициями, огульно объявленными «предрассудками», и т. п.). Некоторые реформы, как, например, упразднение патриаршества, оказались прямо вредны. Военные же мероприятия его — реформа армии, зарождение флота — отмечены печатью гения и одни уже дают ему право именоваться Великим.

Военная система России, как Московской, так и Императорской, — резко отличалась во все времена от западноевропейской.

На Западе царил принцип найма, вербовки. Военное дело являлось там прежде всего доходной профессией. Ландскнехты и кондотьеры служили за деньги — сегодня цесарю и папе против христианнейшего короля, завтра королю против цесаря и папы. Западноевропейский солдат до конца XVII века был наемником.

В основу русской военной системы испокон веков положен был принцип ее обязательности — принцип долга для каждого защищать Русскую землю — принцип «повинности».

Московская рать явилась первой национальной армией в мире, подобно тому как петровская армия весь XVIII век была единственной национальной армией в Европе.

Регулярное войско — стрельцы — было у нас заведено при Иоанне Грозном. Большая же часть армии состояла из земского ополчения (дворяне и даточные люди), созывавшегося по принципу обязательной повинности в военное время, что придавало вооруженной силе Московского государства милиционный характер.

«Солдаты, более способные на грабеж, чем на битву», — пренебрежительно выразился о московских ратниках немец Пуффендорф, наблюдавший Московскую Россию в ее упадочную пору, в XVII веке. Это утверждение мы оставляем на его совести (уж в чем ином, а в недоброжелателях и клеветниках у нас никогда недостатка не было). Летописи московской рати не знают позорных событий вроде разграбления Рима католическими же ландскнехтами Фрундсберга. Магдебург был разгромлен озверелыми рейтарами Тилли, не щадившими ни женщин, ни детей и умертвившими весь гарнизон за упорное сопротивление. А грозный царь Иоанн Васильевич, отпуская на все четыре стороны гарнизон Полоцка, одарил его богато за храбрую защиту. О вооруженных силах Московской России в цветущий ее период — XVI век — предшественники Пуффендорфа судили иначе. «Ни один из христианских государей, — пишет один из них о войске Василия III, — не имеет армии более грозной и лучше устроенной, чем великий князь Московский». В Ливонскую войну рати Иоанна IV не раз бивали в открытом поле шведов и немцев-наемников в равных и даже превосходящих силах. Защитники Вендена, не желая сдаваться, удавились на своих орудиях. Наемные солдаты других армий в их положении, наверное, поспешили бы сдаться и поступить на службу к новому хозяину! В укрепленных городах московские ратные люди могли отсиживаться и успешно отбиваться целыми годами. Военная история всех стран и народов не знает подвигов, могущих сравниться с защитой Смоленска, Пскова и Троице-Сергиевой лавры.

Дружинники Святослава, обещавшие «сложить свои головы, где его голова ляжет», храбрые жители Козельска — «злого города» Батыя, венденские пушкари, предпочтившие смерть плену, сергиевские иноки, смольняне и псковичи, целовавшие крест сидеть до конца, — вот от кого произошли по прямой линии полтавские драгуны, цорндорфские фузилеры, рымникские чудо-богатыри! Двух армий — «московской» и «императорской» — не существует, есть одна Русская Армия…

Войска иноземного строя стали у нас заводиться при царе Михаиле Федоровиче. Первые из сохранившихся патентов выданы полковнику драгунского полка Ван Даму в 1632 году и полковнику солдатского полка Шарлю Эберсу в 1639 году. Признавался желательным состав этих войск на одну треть из иноземцев и на две трети из русских (те и другие — профессионалы). На самом деле они состояли почти сплошь из русских.

В 1642 году сформировано два «выборных» (т. е. отборных) полка из московских слобожан и стрелецких детей — Первомосковский и Бутырский. Полкам этим суждено было явиться связующим звеном старой московской и новой петровской армий — символ единства и нераздельности Русской Армии. В начале царствования царя Алексея, в 1648 году, был издан первый в России воинский устав — «Учение и хитрости ратного строя пехотных людей».

Однообразных штатов не существовало. Иноземные полки делились на роты, стрелецкие имели сотенную организацию. Те и другие именовались по полковникам. Число полков колебалось: солдатских (т. е. пехотных иноземного строя) бывало от 25 до 35, рейтарских и драгунских — до 25, стрелецких — 40–45 (в одной Москве 18). По росписи 1689 года считалось: «стройных» войск 110 000, «нестройных» 55 000, «городовых» до 25 000. Всего на бумаге тысяч до 200, но плохо организованных, еще хуже дисциплинированных, в общем, слабой боеспособности.

ЖАЛОВАННЫЕ ЦАРЯМИ ГРАМОТЫ УСТАНАВЛИВАЮТ СТАРШИНСТВО КАЗАЧЬИХ ВОЙСК:

Всевеликого войска Донского — с 1570 г. (первая грамота казакам);

Уральского — с 1591 г.;

Терского — с 1696 г. (самое войско основано позднее — в 1722 г., но уже с половины XVII века донские казаки селились на Тереке, и грамота эта благодарит их за службу в тех краях);

Кубанского — с 1696 г. (по Хоперскому войску, вошедшему в его состав).

ПОЛКИ МОСКОВСКОГО ПЕРИОДА, СУЩЕСТВУЮЩИЕ ПОНЫНЕ:

13-й лейб-гренадерский Эриванский (1642 г. — Выборный Бутырский, с 1827 г. — Эриванский);

4-й уланский Харьковский, 1-й гусарский Сумской, 11-й гусарский Изюмский, 12-й гусарский Ахтырский (1651 г. — слободские казачьи полки того же имени);

2-й лейб-драгунский Псковский, 9-й гусарский Киевский, 17-й гусарский Черниговский (1668 г. — соответственно, Северский, Киевский и Черниговский слободские «компанейские»).