Темные легенды. Антология русского хоррора

Антология, 2022

Антология русского хоррора, изданная к 130-летию Г. Ф. Лавкрафта. Четыре книги из серии «Происхождение мрака»: «Происхождение мрака», «Зов», «Темные легенды», «Каталог проклятий» Серия «Происхождение мрака» включает лучшие современные русскоязычные рассказы всех разновидностей хоррора.

Андрей Туркин

Рыжик

Весна 1992 года выдалась ранней. И жаркой. В середине апреля растаял последний снег, а к началу мая мы с друзьями уже бегали в шортах и футболках. Солнце палило как сумасшедшее; погода намеревалась поставить температурный рекорд. Мама говорила, что так и будет, и у меня не было причин не верить ее словам. Мама знает все, считал я в свои тринадцать лет. Целовал ее на прощание, натягивал любимую кепку с изломанным козырьком и шел в школу. По пути заходил за другом Женькой. Вместе мы брели на другой конец поселка, на учебу, по дороге рассказывали друг другу байки и делились впечатлениями от просмотренных накануне фильмов.

Последний месяц перед каникулами. Казалось, никто на свете не мог его омрачить. Ни суровая директриса, брошенная мужем и теперь срывающаяся на учениках, ни математичка, «ребусы» которой ни я, ни Женька, хоть убей, не понимали.

А после уроков мы собирались на поле погонять мяч. Когда народу было много, делились на команды и играли в футбол, когда мало, просто пинали по воротам, составленным из рюкзаков.

В день, когда мы познакомились с Рыжиком, нам не доставало вратаря. Наш Жора сломал руку, перелезая через соседскую ограду, и третий день валялся в гипсе перед телевизором. Мы лишились штатного голкипера, и, как оказалось, заменить его было некем. А Витька, хозяин мяча, ни с того ни с сего разнылся и засобирался домой, не поддаваясь ни на какие уговоры.

Я стоял и ничего не мог поделать. Молча наблюдал, как он засовывает в пакет мяч, как надевает рюкзак. Слезы наворачивались на глаза от бессилия, и я отвернулся, чтобы не показывать их остальным.

— Макс, смотри, — Женька ткнул меня локтем в бок, затем указал в сторону деревьев.

Мир расплывался от слез, и я не сразу заметил, на что он обращает мое внимание. Точнее, на кого.

На рыжего мальчишку из параллельного класса. Тот сидел под деревом с альбомом на коленях и что-то выводил в нем карандашом. Одноклассники и те немногие, кто был с ним знаком, звали его Рыжиком. Обычный тихоня с передней парты; маленький, щуплый, предоставленный самому себе. На школьных мероприятиях, а если честно, то и за их пределами, такие всегда в гордом одиночестве. Незаметные для окружающих до момента, пока не понадобится «козел отпущения».

Я перевел взгляд на Женьку. Друг улыбался.

— Давай возьмем его в команду?

— Кого? — автоматически спросил я.

— Его, — Женька указал на мальчишку.

— Рыжика?

— Да. А что? Какие-то проблемы?

— Не знаю, — честно ответил я. И хотел добавить, что нужно посоветоваться с остальными, но Женька меня опередил.

— Эй, Рыжик, пойди сюда, — крикнул он и замахал рукой, подзывая мальчишку.

Многие годы задаю себе вопрос: как бы сложилась моя жизнь, не познакомься я в тот день с Рыжиком? Я нисколько не сожалею о нашей встрече, общение с ним изменило меня к лучшему, равно как и Женьку. Но у всего есть цена.

И цена дружбы с Рыжиком оказалась непомерно высокой. Я понял это в тот самый момент, когда мальчишка поднялся с травы и направился в нашу сторону. Понял по его походке, движениям рук… по тускло-голубым глазам, за которыми, как выяснилось позже, скрывалась зловещая тайна.

— Привет, — поздоровался Рыжик, подойдя к нам.

Витька стоял неподалеку, косо поглядывая на нашего нового знакомого.

— Зачем вы его позвали? — спросил он с недовольством.

— Ты же хотел, чтобы нас было поровну! — ответил Женька.

— А он умеет стоять на воротах?

— У него и спроси.

— Умеешь? — Витька обратился к Рыжику.

— Не знаю, — пожал плечами мальчишка.

— Попробуй, тут нет ничего сложного, — Женька сходу наладил панибратские отношения, шутливо обхватил Рыжика за шею и потащил его на «ворота».

— Вы хотите взять меня в игру? — удивился Рыжик.

— Только если не будешь ныть, как баба, если мячом прилетит в глаз, — усмехнулся Женька, выпуская мальчишку из «объятий». Затем обернулся к Витьке. — Ну что, играем или как?

Витька вздохнул и полез за мячом.

После игры я, Женька и Рыжик сидели в тени деревьев, жевали травинки и смотрели на небо. Остальные ребята разошлись по домам, чему мы, собственно, были только рады. Витька в последнее время стал жутко капризным, возмущался по поводу и без. А Илюха с Сапогом вообще от нас отдалились. Все чаще они гуляли отдельно, хотя еще год назад никто не мог представить нашу компанию без этих двух сорванцов.

Я спросил Рыжика, где он живет. Оказалось, на соседней улице.

— Странно, — удивился я. — Не знал, что мы живем совсем рядом.

— Меня никто не замечает, — грустным голосом ответил Рыжик.

— Печально, — согласился Женька. — Слушай, Рыжик, твой дом зеленый с гаражом? Там еще через забор заброшка находится, да?

— Да, — мальчишка непроизвольно вздрогнул, услышав про заброшенный дом по соседству.

— Все, я понял. Я видел тебя там, — Женька призадумался и спросил. — А что ты рисовал, когда мы тебя позвали?

— Блин, альбом, — Рыжик кинулся к дереву, под которым сидел до встречи с нами.

— Цел? — спросил я, когда мальчишка вернулся.

— Да.

— Покажи, что рисовал, — попросил Женька, и я заметил, как по лицу Рыжика пробежала тень страха(?).

— Не могу, это личное, — он вцепился в альбом, сминая его тощими пальцами.

— Да ладно ты, мы никому не расскажем. Да, Макс?

Я кивнул. Еще какое-то время Рыжик сопротивлялся, но в итоге сдался.

— А ты неплохо рисуешь, — присвистнул Женька, разглядывая покосившийся дом, занимающий почти всю поверхность заглавного листа.

Он показался мне смутно знакомым.

На других рисунках Рыжик изображал комнату с нескольких ракурсов, с древней мебелью и паутиной в углах, лестницу то ли в погреб, то ли в подвал, а на последнем — мужчину, выглядывающего из темноты. Длинные руки расставлены в стороны, на лице злобная гримаса, точно у маньяка из фильма, который я тайком от матери посмотрел несколько дней назад.

— Кто это? — поинтересовался Женька. Мне тоже стало любопытно, я не отрываясь смотрел на то странное изображение.

— Никто, — Рыжик вырвал из рук Женьки альбом, убрал за спину, — просто рисунок.

— Ну ладно, — пожал плечами друг, — рисунок так рисунок.

— Сколько времени? — неожиданно спросил Рыжик.

— Полпятого, — я поглядел на потрепанные часы без ремешка, что приходилось носить в кармане, а не на руке. Пора идти домой — то же самое прочел на лице Женьки и хотел сказать ему об этом, но не успел. Рыжик вскочил и принялся прощаться.

— Погоди нас, — Женька протянул ему ладонь, но Рыжик не ответил на рукопожатие.

— Мне нужно идти.

— Мы тоже идем, нам же по пути.

— Извините, у меня дела…

— Какие? — я поднялся с земли, оттряхнул штаны от сухих листьев и травы.

— Мне нужно покормить отца.

— Кого? — переспросил Женька, но Рыжик не ответил. Он развернулся и бросился бежать. Через минуту его и след простыл.

Несколько дней мы его не видели. То ли Рыжик не ходил в школу, то ли по каким-то причинам нас избегал. Но нам и без него проблем хватало: подготовка к контрольной по математике, факультативные занятия по английскому и прочие школьные хлопоты. Мозги кипели; мы заполняли пробелы в знаниях за целый учебный год.

На стенде в вестибюле вывесили списки неуспевающих, и, к глубокому сожалению, наши с Женькой фамилии красовались чуть ли не первыми в списке. Одноклассники прознали про это в тот же день и дразнили нас при каждом удобном случае.

— Что же делать? — сокрушался Женька. — Они меня достали. Хоть вообще в школу не приходи.

Я пытался успокоить друга, мол, все образуется, наверстаем, но он знал меня слишком хорошо, чтобы понять — это ложь. Ничего мы не наверстаем — останемся на второй год, как те ребята из параллельного класса. Без сомнений так бы и произошло, если бы судьба не распорядилась иначе. И после происшествия, весь ужас которого не описать словами, ни директриса, ни завуч не осмелились оставить нас с Женькой на повторное обучение.

А началось все со старшаков из девятого «Е»: Сереги Царенко и Дена Гаврилова. Местная шпана, от которых «стрелялись» и ученики, и учителя. Завсегдатаи педсоветов и детской школы милиции. В общем, те еще «фрукты».

Не знаю, чем им не угодил Женька, но Царенко с Гавриловым постоянно его задирали. Не упускали ни одного удобного случая. Как и в тот злополучный день.

Я шел из буфета, когда услышал в коридоре знакомый ненавистный голос. Хотел повернуть назад, но не мог. Перемена заканчивалась, и необходимо было возвращаться в класс…

Царенко прижал Женьку к двери туалета, сдавив ему горло. Я видел покрасневшее от нехватки воздуха лицо друга, вздутую вену на его виске. Мне было горько на это смотреть, но что я мог сделать? Я испугался. Стоял и сверлил ублюдка взглядом, не в силах вымолвить ни слова.

А еще прикидывал, где прихвостень Царенко, ведь они всегда ходят вместе.

И через пару мгновений огромная лапища опустилась мне на плечо.

— А вот и второй ушлепок, — обрадовался Гаврилов, и только сейчас Царенко обратил на меня внимание. От вида его хищной улыбки мир вокруг меня сжался до размеров спичечного коробка.

— Мы с Тамарой ходим парой? — съязвил Царенко, но Женька — эх, бедный Женька, никогда не умел держать язык за зубами — мгновенно парировал.

— Кто бы говорил.

И сразу же получил кулаком в живот. С тяжелым хрипом выпустил из легких воздух. Стал оседать на пол, но Серега держал его крепко.

— Даже не думай раскисать, я с тобой еще не закончил.

— А с этим что делать? — Гаврилов все еще держал мое полуобморочное тело за плечо.

— Пни ему под сраку, и пусть проваливает, — скомандовал Царенко, и Гаврилов заржал.

Мимо проходили старшеклассники, пробегали малыши, но никто из них не спешил к нам на выручку. Они скользили мимо, опустив глаза, всем видом показывая, что не хотят неприятностей.

Прозвенел звонок. Я надеялся, что как гонг в боксе, он послужит сигналом для окончания потасовки, но Царенко, похоже, плевать на него хотел. А может, в порыве азарта попросту не расслышал.

Начался гул. Десятки ног затопали по коридору; ученики спешили на уроки. В поднявшемся хаосе я не заметил, как Женька получил второй удар. И теперь загибался и кашлял, словно туберкулезник.

Гаврилов подтолкнул меня, чтобы лучше размахнуться, но замер, когда из коридора донесся дрожащий голос.

— Отпустите их, уроды.

Время остановилось. Стихли посторонние шумы: бегущие в классы ученики, их смех и разговоры; ветер, бьющий порывами в окна; скрип досок под ногами. Осталось лишь эхо повисших в воздухе слов: призрачное, невесомое, окутавшее нас четверых, а может, и весь учебный корпус. Как по команде мы оглянулись. В проеме коридора стоял Рыжик. Он сжимал ладони в кулаки так же, как я, несколькими минутами ранее… за одним исключением, мальчишка не ждал, пока нас побьют, а сразу перешел к действиям. «О господи, — подумал я, глядя на Рыжика, — какой же он храбрый». Он трясся от ужаса, но не отступал. Стоял твердо, решительно, не то что я.

Гаврилов поперхнулся от такой наглости. Царенко же был матерым хищником, врасплох такого не застать.

— Быстро подошел! — скомандовал он, не выпуская Женьку.

Рыжик затрясся еще сильнее. Захлопал глазами, но не сдвинулся с места.

— Беги, — прошептал я, в ответ он отрицательно покачал головой.

Поток учеников редел. Опоздавшие обтекали Рыжика, насмерть стоявшего на своем месте. Бедняга побледнел, и его огненные волосы на фоне лица выглядели еще ярче.

— Лучше подойди, выродок, иначе ему хуже будет, — Царенко заскрипел зубами от злости. Схватил Женьку за руку и стал выкручивать ее. От одного вида мучений друга меня бросило в пот. Я представлял, насколько сильную тот испытывает боль, так как проходил через подобное не далее, чем на прошлой неделе.

Женька застонал, из его глаз брызнули слезы. Рыжик, понимая, что ничего другого ему не остается, сделал шаг навстречу Царенко. Тот ухмыльнулся. Я переводил взгляд с Сереги на Рыжика и обратно. Гаврилов меня больше не интересовал, как и я его.

— Не подходи, он тебя побьет, — сквозь зубы процедил Женька.

— Заткнись, — рявкнул Царенко, сильнее сжимая запястье пленника. Снова обратился к Рыжику. — Ты думаешь, я тут с вами шутки шучу? Считаю до трех и, если ты не подойдешь, я сломаю его долбанную граблю, а затем тебе так па́чу вскрою, будешь помнить до выпускного. Раз…

Я с замершим сердцем наблюдал за происходящим. Гаврилов что-то бубнил мне под ухо как старому приятелю, но я не различал ни единого слова. Все мое внимание сконцентрировалось на Женьке и Рыжике. Как им помочь? Я не имел представления. Лезть на рожон — значит, получить по шее. Царенко неважно, избить двоих или троих.

— Два…

Рыжик, кажется, смирился со своей участью. Опустив голову, двинулся к Сереге.

И тут случилось чудо! Открылась дверь кабинета географии, и из класса вышла директриса. Иногда она проводила уроки, замещая основного преподавателя, чей старший сын наркоманил и периодически пропадал из дома, прихватив с собой что-нибудь из ценных вещей.

— Царенко, — властным голосом произнесла директриса, и Серега скривился от досады. Словно лимон в рот положил. Это выглядело бы комично, не будь ситуация столь серьезной. — Быстро отпусти Елисеева, и марш на урок.

— Да, Любовь Константиновна, — повиновался Царенко с напускной улыбкой.

Рыжик облегченно выдохнул и обмяк, едва не свалившись в обморок.

— Гаврилов, — продолжила директриса, — тебя это тоже касается.

— А я-то что? — Гаврилов поднял руки, демонстрируя, что ничего не делал. — Я вообще случайно здесь оказался.

— Бегом в класс, — приказала директриса. — И вы, мальчики, идите на уроки.

Я не мог поверить, что мы спасены. Но надолго ли? После уроков, как пить дать, нас будут караулить за школой. И Царенко не заставил себя долго ждать. Проходя мимо, обратился ко всей нашей троице.

— Пизда вам, — лицо его скривилось от ненависти к каждому из нас, но пристальнее всех он посмотрел на Рыжика, посмевшего обозвать его уродом.

Гаврилов засеменил за своим товарищем, и мы, проводив их глазами, разошлись по кабинетам, предварительно условившись с Рыжиком встретиться после уроков на стадионе.

Как мы вышли из школы и остались живы? На удивление просто. Последним уроком у нас была история. Кабинет располагался на первом этаже, окнами выходил на стадион. Когда прозвенел звонок и одноклассники обступили учителя с вопросами о домашнем задании, мы с Женькой выпрыгнули в окно.

Рыжик уже ждал нас на трибунах.

— Как ты здесь оказался? — удивился я, подсаживаясь рядом.

— Отпросился, — ответил Рыжик. Он попытался улыбнуться, но вышло неважно. — Вы как? Все обошлось?

— Как же, — отмахнулся Женька. — Теперь мы в немилости у Царенко и Гаврилова, а это просто так не обходится. — Он толкнул Рыжика в плечо и засмеялся. — Но ты, конечно, дал: «отпустите их, уроды». Гаврила аж поперхнулся.

На беговой дорожке тренировались физкультурники. Каждый круг они заканчивали, пробегая мимо, и в эти мгновения мы умолкали. Не хотели, чтобы нас подслушали, ведь у Царенко везде были уши.

— Да, Рыжик, ты крут, — добавил я и похлопал мальчишку по плечу. — Ты самый смелый чувак в нашей школе.

— Да бросьте вы, я очень сильно перепугался… просто, когда увидел, что они над вами издеваются, не смог стоять в стороне.

Мои уши покраснели от стыда. Я как раз тем и занимался, что стоял в стороне.

— Тем более есть вещи и пострашнее… — добавил он.

— Ты шутишь? — хмыкнул Женька. — Что может быть страшнее Царенко?

— Например, чудовище в подвале, — прошептал Рыжик.

Мы с Женькой засмеялись. Решили, что наш новый друг хочет разрядить обстановку, но Рыжик почему-то притих. А взглянув на него, в груди моей защемило. Невозможно передать словами ту боль, что я увидел в его раскрасневшихся глазах. Боль ребенка, еженочно сражающегося с монстром в шкафу. Когда гаснет свет и он закрывает глаза, то слышит, как с противным скрипом отворяется постылая дверь — очень медленно, словно притаившаяся среди одежды тварь растягивает удовольствие перед тем, как выскочить из мира кошмаров. В темноте сверкают огоньки демонических глаз, гипнотизируют, а малыш и не пытается кричать: он сотню раз проходил через это и знает, что, как только послышатся шаги мамы или папы, монстр исчезнет. Растворится без следа, оставив после себя лишь приоткрытую дверцу шкафа.

Все это я прочел в глазах Рыжика. И от осознания, что он действительно верит в свои слова, вздрогнул. А Женька продолжал заливаться.

— Нам надо держаться вместе. Так у нас больше шансов остаться в живых, — сказал я.

— А ваши друзья не будут против меня? — поинтересовался Рыжик.

— Отныне ты тоже наш друг, — я приобнял его за плечо. Рыжик расчувствовался, захлопал ресницами, и по щекам его покатились слезы. Он плакал от счастья, не стесняясь своих эмоций.

— Меня никогда не называли другом, — мальчишка всхлипывал и улыбался. А я смотрел на него, такого хрупкого, но безумно смелого, и чувствовал, что сам вот-вот расплачусь.

Физкультурники сделали еще один круг. Один из них помахал нам рукой и широко улыбнулся. Я не знал этого парня, да и на лице Женьки прочел непонимание, отчего внутри меня что-то екнуло и, как оказалось, не зря.

Новость об инциденте с Царенко и его приятелем быстро разлетелась по школе, и нас уже кто-то сдал. Быть может, тот самый парень, что помахал рукой. И пока мы обсуждали, чей это знакомый, на стадионе возникла пара неразлучников — Царенко с Гавриловым.

— Смотрите, — Женька заметил их первым.

Наше счастье, что трибуны располагались с солнечной стороны, и какое-то время старшаки не могли нас видеть. Царенко хищно озирался по сторонам, высматривая добычу, а Гаврилов стучал кулаком об ладонь и время от времени подтягивал сползающие штаны.

— Что нам делать? — Рыжик посмотрел на меня умоляюще. Видимо, каждая его клетка в тот момент агонизировала, испытывая фантомную боль от предстоящей взбучки.

— Они нас увидят, — Женька всполошился не на шутку, заерзал, вцепился в портфель, как в спасательный круг. — Надо бежать.

— Мы не сможем от них убежать, — я покачал головой, — надо спрятаться.

— Куда?

— Не знаю.

— Это моя вина, мне и отвечать, — Рыжик поднялся, но мы с Женькой усадили его на место.

— Даже не думай. Мы все виноваты. Вместе и получим, — я старался говорить уверенно, но голос дрожал. В голову не шло ничего дельного. Страх перед Царенко туманил мозг. Но Женька, мой головастый друг, как всегда, нашел выход.

— «Птичье гнездо», — он подскочил от радости, схватил портфель и волоком потащил его за собой. — Быстро, за мной.

Не раздумывая я бросился следом, пригибаясь, желая слиться с сиденьями трибун. Как я сам не подумал о «птичьем гнезде»! На гостевом секторе трибун, возле прохода, была выломана доска. Взрослому туда не протиснуться, но ребенку вполне по силам. Это место нам показала Витькина двоюродная сестра, она иногда курила там тайком от всех. И сейчас ее тайное логово пригодилось как нельзя кстати.

Мы пробирались к нужному сектору, молясь остаться незамеченными. Рыжик шел последним. Ежесекундно оглядывался то на рыскающих старшаков, то на бегунов, завершающих очередной круг.

Женька слез первым, принял портфели и помог спуститься нам с Рыжиком. Под трибунами стоял полумрак. Солнце едва пробивалось вниз сквозь щели в досках, но мы видели друг друга, и этого было достаточно. Под ногами хрустели пластиковые бутылки и шелестели пакеты: уборщики туда наведывались крайне редко. А еще мы заметили несколько старых птичьих гнезд, именно по их наличию сестра Женьки назвала свое тайное место соответствующим образом.

Я рассказал Рыжику, как мы оказались здесь впервые, затем мы уселись на портфели и некоторое время молчали. Слушали, как снаружи гуляет ветер.

— Я есть хочу, — прошептал Женька, и мы с Рыжиком улыбнулись.

Он посмотрел на нас как на сумасшедших и уже громче сказал:

— Че вы лыбитесь, я не завтракал. Слышите, как живот урчит?

Мы отрицательно покачали головами.

— У тебя, правда, никогда не было друзей? — не унимался Женька.

— Нет, — ответил Рыжик. — Странно, да?

— Немного. А чем ты занимаешься после школы?

— Учу уроки, помогаю по дому.

— А потом?

— Ищу еду для… — Рыжик звонко шлепнул себя по губам. Я понял, что он расслабился и сболтнул лишнее. То, о чем не хотел говорить. Или не мог. Но Женька уже прицепился к словам, и глаза его заблестели.

— Еду? — переспросил он, подавшись вперед. — Для кого ты ищешь еду?

— Ни для кого, — попытался увильнуть от расспросов Рыжик, но Женька наседал.

— Не гони мне. Рассказывай, для кого.

— Для отца. Отца. Мне нужно кормить отца, — язык Рыжика заплетался, а суетливый взгляд нарезал круги по всему подтрибунному помещению.

— Пиздит, — резюмировал Женька, обращаясь ко мне. — Мы его другом называем, а он нам пиздит.

— Нет, я говорю правду! Я кормлю отца. Он болен. Кого же еще? Вы должны мне поверить, — он смотрел на наши с Женькой каменные лица и понимал, что ложь раскрыта. — Для отца. Сколько времени? Скажите! — Рыжик тараторил без умолку.

— Тише, тише, — я попытался его успокоить. Посмотрел на часы. — Два.

— Ужас, как поздно. Мне надо идти. Искать еду. На вечер ничего нет, — Рыжик рванул к лазу, но Женька перехватил его на полпути.

— Что с тобой? — он держал обезумевшего мальчишку, не зная, как его успокоить. — Тебя же заметят.

— Пусть заметят, — вырывался Рыжик. — Отпусти меня, или будет хуже.

— Кому будет хуже? Да что с тобой такое?

— Моим родителям будет хуже. Потом и мне. А может, всем. Я не знаю, докуда он может дотянуться.

— Макс, звони в дурку, у него крыша поехала, — Женька пытался усадить Рыжика на место, но тот сопротивлялся.

— Вы не понимаете. Я забыл, совсем забыл про него. Отпусти, прошу тебя.

Но Женька был неумолим. Ни слезы, ни уговоры — ничто на него не действовало. А я сидел, наблюдая за всем этим, и молился, чтобы старшаки нас не услышали.

Через некоторое время Рыжик выбился из сил и затих. Сел на портфель, скрестил руки на груди и уставился в одну точку. Казалось, он выплеснул из себя всю энергию и теперь казался еще меньше и беспомощнее. Мне стало жаль его; отличник — надежда школы — и с подобными причудами. «Умники все такие, — подумал в тот момент я, — ненормальные для этого мира, как море в Сахаре или верблюд в Антарктиде».

Мы просидели в «птичьем гнезде» около часа. Царенко с дружком к тому времени ретировались. Исчезли и бегуны. Рыжик, едва оказавшись на свободе, рванул домой, не попрощавшись. У него это вошло в привычку. Сначала он плакал, когда мы называли его другом, а после убегал, не пожав руки.

Последующие две недели в школу нас провожала моя мама, она же встречала после уроков. А на переменах мы ходили хвостом за учителями. Витька фыркал и смеялся нам в спину, Илюха с Сапогом вообще перешли на сторону врага. Женька рассказал, что видел их мило беседующими с Царенко. Видимо, Серега убеждал ребят привести нас с Женькой в какое-нибудь укромное место. Поэтому на все приглашения погулять и поиграть в мяч мы отвечали отказом.

Рыжик снова пропал. Я наделся, что с ним все в порядке; что он не повстречался с Царенко по пути домой в тот злополучный день. И чем чаще я размышлял на эту тему, тем больше странностей всплывало в памяти. Я поделился соображениями с Женькой. Тот поначалу пожимал плечами, но как-то утром прибежал ко мне и заявил, что я прав.

— Помнишь, когда мы познакомились с Рыжиком, я спрашивал его про заброшку?

— Нет, — честно ответил я. — Не до этого как-то.

— Ну и ладно. Зато я кое-что вспомнил. Я видел его там как-то раз, возвращаясь из магазина. Рядом с его домом кто-то сбил кошку. Я еще хотел оттащить ее, но не стал прикасаться. У нее кишки по всей дороге размазало, — Женька смолк, должно быть, вспоминания давались ему с трудом.

— Что дальше? — торопил я друга.

— А дальше я видел, как Рыжик отдирает кошку от дороги, закутывает в какую-то тряпку и уносит…

— Фу, гадость.

— Это точно. Я думал, он хочет убрать ее с дороги, но Рыжик перелез с этим свертком через забор и скрылся в дверях заброшки.

— Ты гонишь?

— Отвечаю, Макс.

И я поверил ему. Каждому слову. И мурашки побежали по моей спине от этой странной истории.

— У меня такое чувство, что Рыжик что-то скрывает, — сказал я. Женька согласился. — Что-то необычное, а может, и страшное.

— Давай спросим у него?

— Думаешь, расскажет? Опять скажет, что нужно кормить отца. Что это за бред вообще такой?

Женька пожал плечами:

— Идем или нет?

— Сейчас?

— А когда? Заодно узнаем, почему он не ходит в школу.

— Ладно, пошли.

Я предупредил маму о своем уходе, и мы отправились к Рыжику. По пути обсуждали странности, связанные с ним. Я поделился соображениями, а еще предложил устроить слежку, если наш новый друг не захочет «сотрудничать со следствием».

Женька постучал в ворота. Прислушался. Тишина. Через пару минут повторил попытку. Мы уже решили, что никого нет дома, как до нас донесся скрип несмазанных петель, а за ним шаркающие по гравию шаги. Калитку открыла мама Рыжика, рыжеволосая женщина с печальными глазами.

Она удивилась, увидев нас, и учинила допрос, кто такие и чего пожаловали. Сказала, что сын болеет и не сможет выйти. Предчувствия меня не подвели, с Рыжиком что-то приключилось. Я был практически уверен, что Царенко добрался до него… из-за нас.

— Мы по очень срочному делу, — убеждал маму Рыжика Женька.

— Ну пожалуйста, — не отставал я.

Но она была непоколебима, как гранитная скала. И все наши попытки увидеть друга разбивались вдребезги о ее суровое категоричное «нет». Пришлось отступить, чтобы наметить план дальнейших действий. Мы уже отошли от дома, когда знакомый голос окликнул нас:

— Подождите. Я иду.

Я обернулся, и в тот же миг улыбка спала с моего лица. Запястье Рыжика было перебинтовано, но ужас в моем сердце вызвало не это. На месте, где должны находиться указательный и средний пальцы зияла пустота…

Моя челюсть отвисла, а из горла вырвался непроизвольный стон. Рыжик перехватил мой взгляд и стеснительно убрал руку за спину.

— Это они сделали? — прошептал я.

— Нет, — Рыжик покачал головой. — Несчастный случай.

Мы стояли и смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Ни в какой несчастный случай я не верил, да и по лицу Рыжика понял, что он врет. Ему отрезали пальцы… эти гады, которых язык не повернется назвать людьми. Я хотел узнать, обратились ли его родители к участковому, но Женька, как всегда, меня опередил.

Рыжик снова замотал головой. Тогда Женька задал другой вопрос, от которого Рыжик стал белее мела.

— Что ты прячешь там? — он кивнул в сторону заброшки.

— Да, — тут же подхватил я, обретя дар речи. — Только говори правду, ведь друзьям не врут…

Мальчишка сглотнул, умоляюще посмотрел на нас, но видя, что настроены мы решительно, сдался.

— Хорошо, — прошептал он, — я вам расскажу. Только давайте уйдем отсюда?

— Куда? — не понял Женька.

— Куда-нибудь подальше.

Мы согласились и двинулись по тропе в сторону поля. Когда отошли на почтительное расстояние и Рыжик убедился, что никто нас не подслушивает, произнес:

— Я вам сказал правду тогда, на стадионе. В заброшке живет чудовище… в подвале.

— Ты нас за придурков держишь? — Женька остановился, скрестил руки на груди. — Ты еще скажи, что это чудовище оттяпало тебе пальцы, а не Царенко с Гавриловым.

— Но так все и было, — Рыжик понизил голос, — я клянусь.

— Макс, он опять нам пиздит.

— Погоди, — я поднял руку, успокаивая друга, — пусть расскажет, — не знаю почему, но какой-то частичкой разума я поверил Рыжику. Ведь всякий раз, проходя мимо заброшки, сам испытывал страх. А иногда ощущал чей-то пристальный взгляд или слышал скрип прогнивших досок, как если бы кто-то отрывал их вместе с гвоздями.

— Это началось в прошлом году. Летом. Я посмотрел мультики и лег спать. Стояла жара, и форточки были открыты. В какой-то момент стало настолько тихо, что я проснулся. Ну, знаете, как это бывает?

Мы с Женькой кивнули одновременно. А Рыжик продолжил.

— Я открыл глаза, еще не понимая, что проснулся, но уже испытывая страх. А вокруг тишина. И время словно замерло, даже занавески не покачивались.

Мы добрались до поля. К тому времени каждый из нас опасливо оглядывался по сторонам, до того красочно описывал Рыжик ту страшную ночь. Бледность сошла с его лица, но голос дрожал.

— Я лежал, боясь пошевелиться. Переводил взгляд с темных углов на дверь, прикидывая, смогу ли добежать до нее… — Рыжик замолчал, собираясь с мыслями. Ни я, ни Женька не нарушали тишины. — Сперва появился запах. Сильный запах. Он напоминал болотную грязь, поднятую со дна. А потом… на лунной дорожке, на полу, выросла тень: горбатая, вся какая-то скрюченная. Ночной гость знал о моем присутствии, и за хриплым дыханием послышался голос, обращенный ко мне. Скрипучий, загробный голос, как у мертвеца из ужастика, — мальчик остановился на том самом месте, где мы познакомились тремя неделями ранее.

— Дальше-то что? — прошептал Женька.

— Дальше? — переспросил Рыжик, рассеянно посмотрев ему в лицо. — Ах да, — казалось, он выпал из пространства и не понимал, где находится. — Подождите, я в туалет схожу, потом продолжу, — и зашагал к деревьям.

Мы с Женькой стояли, переваривая услышанное. Как оказалось, в скором времени нас ожидала развязка всей истории. Я снова подивился своей проницательности, не далее, как две недели назад, сидя в «птичьем гнезде» представлял себе нечто подобное, глядя в перепуганные глаза Рыжика. И оказался прав.

Рыжик скрылся за деревьями, а мы настолько погрузились в фантазии, что не заметили, как к нам подкрались со спины. В последний момент я увидел выросшую перед собой тень (как в рассказе Рыжика), а затем чудовищной силы удар сбил меня с ног. Вскрикнув, я кубарем полетел в траву. Мир заплясал, чувства, отвечающие за координацию, сбились, а когда в живот прилетел гигантских размеров ботинок, в глазах вспыхнули искры. Я приготовился к последующим ударам и сжался в комок, но их, на счастье, не последовало.

— Что, уроды, не ждали? — за знакомым голосом Царенко последовал смех Гаврилова.

Я поднял голову и увидел, как Серега склоняется над Женькой. Нос у бедняги разбит, в глазах стоят слезы. Но он не просит пощады, не умоляет его отпустить — понимает, что пришло время платить по счетам. Я оглянулся в поисках Рыжика, но того нигде не было. Вовремя он ушел отлить, возможно, хоть один из нас вернется домой в добром здравии. Однако, вспомнив про изуродованную руку мальчишки, застыдился своих мыслей.

Царенко достал нож, обычную подростковую раскладушку, но и от ее вида внутри у меня похолодело.

— Где третий пидор? — орал Царенко, слюна летела из его рта, но Женька мотал головой и крепко жмурился. — В молчанку играть удумал? — Серега поднес нож к груди Женьки. — Сейчас я даже до трех считать не буду.

— Не трогай его, — прохрипел я, все еще не в силах отдышаться. — Мы не знаем, где он.

— Заткни-ка его, — Царенко ткнул в мою сторону острием ножа, и Гаврилов, улыбаясь, навис над моим обессиленным телом. — А ты, урод, навсегда меня запомнишь, если не начнешь сотрудничать, — нож прочертил незамысловатую траекторию на груди Женьки. Он заскулил от боли и страха, но не проронил ни слова. Из раны выступила кровь.

Два увесистых пинка выбили из меня оставшийся дух. Будь удары немного сильнее, Гаврилов переломал бы мне все ребра.

И тут голос Рыжика, звонкий, как воскресный набат, заставил наших мучителей остановиться.

— Хватит, — закричал мальчишка, выйдя из-за деревьев. — Я здесь, уроды, попробуйте поймать, — и он заставил себя засмеяться, чем вызвал еще больший гнев у старшаков.

Царенко обезумел. Отшвырнул Женьку, как куклу, и бросился на Рыжика, надрывая глотку от ярости. Но расстояние между ними было приличное, что и спасло нашего нового друга. Он кинулся к тропинке, оставив Царенко в дураках. Гаврилов направился наперерез, но его огромная туша не могла передвигаться быстро. Жир колыхался в его теле, мешая движениям.

Я смотрел вслед удаляющейся щуплой фигурке и его преследователю — злобному троллю, размахивающему ножом. Последним бежал Гаврилов, обливаясь по́том.

Женька с трудом поднялся, прижал носовой платок к лицу.

— Можешь идти? — донесся до меня его гнусавый голос.

Я кивнул и перевернулся на живот. Мне казалось, из этого положения будет проще встать. Грудь ломило от боли, в животе полыхал пожар. Женька, видя мои безуспешные попытки подняться, пришел на помощь.

— Они его… убьют, — прохрипел я, — нужно… поторопиться.

Женька кивнул, и, поддерживая друг друга, мы как могли быстро зашагали по тропинке. Рыжик и Царенко к тому времени скрылись из виду, и единственным ориентиром для нас оставалась спина Гаврилова. Но как бы медленно ни бежал толстяк, мы упустили его. Когда вышли в поселок, вконец отчаялись их отыскать.

— Пошли к его дому, — предложил Женька, и я согласно кивнул.

Немногочисленные прохожие оглядывались на нас, некоторые интересовались, что случилось, другие предлагали помощь, но мы, никого не слушая, упорно шагали к дому Рыжика. И когда подошли к воротам, Женька вскрикнул и указал пальцем за заброшку. Взгляд мой оставался рассеянным, но хватило и его, чтобы различить огромную спину Гаврилова, мелькнувшую в дверном проеме бесхозного жилья.

Мы переглянулись. Идти туда жуть как не хотелось, особенно после рассказа Рыжика, но выбора не оставалось: друга необходимо спасать. С горем пополам мы перелезли через забор. Женька выбросил насквозь пропитанный кровью носовой платок, высморкался и зашагал к скулящей на ветру двери. Я старался не отставать. Противный шум в голове нарастал, ноги заплетались. Но я шел. Шел со своим лучшим другом выручать Рыжика. Я не знал, что мы будем делать, оказавшись внутри, но это не имело значения. Мои мысли занимал лишь маленький тихий мальчишка, жизнь которого мы просто обязаны спасти. Даже ценой собственных… Безумие, но я считал именно так. Следовало прихватить с собой штакетник от забора, но эта идея пришла слишком поздно: перед распахнутой дверью подвала, из глубины которого вдруг донесся крик невыносимой боли и отчаяния. Не раздумывая мы бросились вниз. Дважды я чуть не свалился со ступеней. В нос бил запах плесени и еще чего-то отвратительного.

Крик более не повторялся, но из черноты подвала поднимались другие, не менее жуткие звуки. Возня, скрип гнилых половиц, едва различимый стон. Что-то рухнуло, загремело, усилилась вонь.

Я ступил на земляной пол, вытянул руки перед собой. Кое-где через щели в заколоченных окнах-бойницах пробивались полоски света, но их было ничтожно мало, чтобы как следует рассмотреть обстановку. Пришлось ждать, пока глаза привыкнут к темноте. Я слышал оглушительный стук своего сердца, а еще противные шорохи в дальнем углу. Там, куда не проникал ни единый луч солнца.

— Рыжик? — позвал я, не узнав собственный голос.

— Максим? Что вы здесь делаете? Зачем пришли?

— Мы пришли за тобой.

— Где остальные? — опомнился Женька.

— О них можете больше не беспокоиться, — уклончиво ответил Рыжик.

— А кто возится там, в углу? — я боялся этого вопроса, но он сам сорвался с языка.

— Тот, кто однажды ночью явился в мою комнату. Тот, кто грозился сожрать моих родителей, если я откажусь приносить ему пищу. Он не может покидать подвал, но как-то сумел дотянуться до нашего дома, видимо, корнями, которыми опутан с ног до головы. Я испугался за маму и папу и согласился кормить его. Он любит мясо: живое, мертвое — без разницы, но чтоб с шерстью, потрохами и прочим. Он Хозяин этого дома.

Я вглядывался в угол и постепенно стал различать движение. Что бы там ни находилось, оно шевелилось, набухало и оседало, удобнее устраиваясь на своем чудовищном ложе. Прогнившие отростки, которые Рыжик назвал корнями, больше напоминали щупальца, но я понимал, что в земле щупальцам взяться неоткуда. Это корни, опоясывавшие монстра, вступившие с ним в симбиоз.

— Так где все-таки старшаки? — спросил я, и Рыжик сокрушенно потряс головой.

— Я не мог придумать, как спасти вас, и привел их сюда…

— Он их сожрал? — Женька тоже разглядел живую клумбу с человеческим остовом.

— Вам нужно уходить, пока он не закончил со старшаками.

Я уставился на Рыжика как на чокнутого.

— Он прав, — Женька толкнул меня в плечо и побежал вверх по ступенькам.

— Это сделал он? — я имел в виду покалеченную руку Рыжика, пока мы шагали к лестнице.

— Да, — кивнул мальчишка. — Я забыл приготовить ему еду, и он рассердился. Это, — он поднял руку, — наказание.

Женька выскочил из подвала и теперь стоял в проеме, призывая нас с Рыжиком поторопиться. Мы добрались примерно до середины пролета, как дверь вдруг с грохотом захлопнулась. В воздух поднялись клубы пыли, стены задрожали, а дверное полотно загородили извивающиеся отростки.

— Мы не успели, — в ужасе прошептал Рыжик.

Женька колотил дверь с обратной стороны, звал нас, но более ничего не мог предпринять.

— Я же говорил, чтоб вы уходили…

— Что теперь делать?

— Я не знаю. Он не выпустит тебя. Блин…

По ступеням навстречу нам поползли отростки. Они походили на змей и, казалось, выползали из стен. Их было очень много.

Мы отступили.

— Не трогай его, — прокричал Рыжик в темноту, но движение не прекратилось. — Пожалуйста, я сделаю все, что ты скажешь. Он мой друг! Прошу тебя.

Я вцепился в Рыжика, как в спасательный круг, до крови расцарапав ему кожу. Чудовище загудело, и я чуть не свалился в обморок. Рыжик верно подобрал слова, это напоминало загробный гул, ничто живое не в состоянии издавать подобные звуки.

— Помогите, кто-нибудь, — завопил я, хотя кто, кроме Женьки, мог меня услышать. Да и тот был отрезан дверью.

— Ты должен уйти без меня, — Рыжик повернулся, и в сумраке подвала я смог разглядеть его влажные глаза.

— Нет. Только вместе.

— Я его задержу, — стоял на своем Рыжик. — Мы же друзья… ты сам говорил.

Теперь и по моим щекам катились слезы, и я не скрывал их. Рыжик отстранился и шагнул в темноту.

— Я останусь с ним. Он одинок, как и я — до недавнего времени — мы друг друга сто́им.

— Нет, — я попытался ухватить Рыжика за рукав, но он оказался проворнее — шагнул в объятия монстра, что раскрылись ему навстречу, и последнее, что я услышал от моего нового друга, было:

— Вы были хорошими друзьями — лучшими в моей жизни.

— Я не… уйду…

— Ты можешь приходить ко мне, я буду здесь. Обязательно приходи, но только с едой.

А затем голос Рыжика стих, и в то же мгновение распахнулась дверь подвала. В свете прямоугольника я увидел до смерти перепуганного Женьку. Он не знал, как поступить: дверь открылась, однако еще раз спуститься в подвал друг не решался. Я не стал терять время, бросился наверх, превозмогая боль в груди и животе. В спину дохнуло отвратительной смесью гнили и сырой земли.

Прошло много лет, но я до сих пор живу в нашем маленьком поселке. Женька уехал в город лет пятнадцать назад, с тех пор мы не виделись. У меня жена и прекрасные дети, которых я люблю больше всего на свете. А также тайна, о которой не знает ни одна живая душа, кроме Женьки (это и стало нашим яблоком раздора).

Но у меня нет выбора. Рыжик спас мне жизнь, и я не мог поступить иначе. Каждый вечер я прихожу к нему в подвал, кормлю его и, пока он и тот — другой — поедают очередную собаку или кошку, рассказываю Рыжику о своей жизни и о том, что происходит снаружи. Удивительно, но, когда пропали трое ребят, полиция перевернула весь дом, однако в подвал так никто и не спустился. Словно что-то отпугивало людей от гнезда Хозяина и моего друга. Оно и к лучшему, подобное не должно открываться человеческому взору.

Возможно, когда-нибудь мы с семьей уедем из поселка, но не сейчас. Мне необходимо выполнять свой долг, иначе Рыжик зря пожертвовал собой. Он был самым смелым и преданным человеком из всех, кого я знал. Дорожил дружбой как никто иной просто потому, что для него она всегда являлась роскошью.

И я дорожу дружбой с ним. Делаю все, что в моих силах, чтобы он не голодал. Однако все чаще задаюсь вопросом: что буду делать, когда в поселке не останется животных?

Ответ приходит сам собой, и с каждым днем он кажется все более разумеющимся.