Кочевье

Антология, 2019

В предлагаемом сборнике собрано творчество авторов, вышедших из одного ментального пространства, обозначенного русским языком, – ныне живущих в разных уголках мира. Рядом с произведениями лучших современных поэтов и писателей, представленных здесь, читатель сможет увидеть настоящие шедевры чёрно-белой фотографии признанного мастера фотокамеры В. Сычёва, артистичные работы фотографа Д. Кандидова, искусную графику А. Мертенс и оригинальные карандашные экспромты А. Ланцова. В талантливых, разнообразных по жанру произведениях сорока девяти авторов отражены не только их чувства, мысли и мировоззрение, но и особенности русской культуры с проявившимся в ней феноменом кочевья.

Раиса Шиллимат /Оберхаузен/

Прозаик, переводчик. Родилась на Северном Кавказе. Живет с 1995 года в Германии, в Оберхаузене. Публиковалась как переводчик и самостоятельный автор в русскоязычных периодических изданиях России, Германии, Дании, Бельгии, Австрии и т. д. Автор собственных книг, а также переводов текстов немецкоязычных авторов на русский язык и текстов русскоязычных авторов на немецкий язык. В 2010 году награждена медалью «За выдающийся вклад в укреплении позиций русского языка и популяризацию русской культуры за рубежом», в 2013 году — орденом «Мир и дружба» (Московский Фонда Мира) за активную литературно-общественную деятельность, вклад в дело пропаганды русской культуры и сохранение родного языка за пределами России. Участник Форумов русскоязычных писателей зарубежья в Переделкино 2012 и 2013 гг. Член Союза российских писателей.

Семь футов под килем

Студенческая вечеринка утопала в сигаретном дыму. Душой компании был первокурсник Дмитрий, недавно демобилизованный моряк. Парень сыпал матросскими байками, девчонки хохотали, одна заливистее другой. Студентов музыкального училища, конечно, пением и гитарой не удивить, но парень брал обаянием, темой и экспрессией исполнения. Ах, как он пел! Струны звенели металлом, наполняя помещение романтикой дальних походов:

Моряк, покрепче вяжи узлы —

Беда идет по пятам.

Вода и ветер сегодня злы,

И зол, как черт, капитан.

Пусть волны вслед разевают рты,

Пусть стонет парус тугой —

О них навек позабудешь ты,

Когда придем мы домой.

Разумеется, волн с разинутыми ртами никто из присутствующих (за исключением исполнителя) отродясь не видел, поэтому девчонки, сбежавшиеся со всего общежития, слушали песни бывалого морского волка именно так — открыв рот. Леля в том числе. Очаровал моряк. Через год расписались. Поселились в оставшемся от бабушки домике на окраине города, почти у опушки леса. Портрет мужа в матросской форме красовался на стене, на самом видном месте, молодая жена с удовольствием слушала его воспоминания о лихих похождениях, а после рождения второй дочери пошутила, что теперь у них не семейная лодка, а корабль с женским экипажем на борту. Муж довольно засмеялся: жена повысила его в должности, теперь он капитан, и семь футов под килем своему кораблю обеспечит! Да Леля и не сомневалась, что с любимым, весельчаком и подающим большие надежды музыкантом, никакие бытовые шторма не страшны. За штормами дело не стало. Жили предельно скромно. В их небольшом городе на сонатах, сарабандах и тому подобных тонких музыкальных материях не разжиреешь. Свое профессиональное мастерство Дмитрий дополнительно «оттачивал» в сплоченных рядах похоронного оркестра. Кроме этого подрабатывал в ресторане. Пел про бублички, про вишни, что созрели в саду у дяди Вани, и жалостное, без малого в яблочко бьющее «подойдите, пожалейте, сироту меня согрейте, посмотрите, ноги мои босы…». Но мысли о большой сцене не оставляли. Чтобы иметь успех, утверждал Дмитрий, ему нужен настоящий инструмент, он ведь серьезный музыкант и нарабатывает классический гитарный репертуар Анидо, Сеговии и прочих великих. И вот свершилось! Дешевую «деревяшку» с металлическими струнами сменила большая, пышнобедрая красавица, сделанная известным мастером на заказ. На эту, как выразился Дмитрий, инвестицию в будущее, ушли деньги, собранные за все годы шабашек. И еще пришлось занять столько, что теперь, чтобы расплатиться с долгами, лабать ему до конца дней своих.

Постепенно Леля начинала понимать: капитан медленно, но прочно сажает корабль на мель. Сердце сжималось, когда думала о детях. В их души не хотелось вносить сумятицу, поэтому убеждала: нужно еще немного потерпеть, всем вместе. Шли годы, а «большой» талант Дмитрия продолжал пробуксовывать где-то на уровне средних способностей для внутреннего пользования: по настроению впадая в творческий экстаз, капитан играл ночами напролет. Засыпал утром, когда команда, очумелая от ночной «музыкальной табакерки», просыпалось.

Однажды поздним зимним вечером Дмитрий пришел домой не один, а с одноклассником, которого встретил в ресторане. Тот, в модном полушубке и роскошной ондатровой шапке, эдаким козырным тузом ввалился в прихожую их жилища, по-хозяйски оглядел «хоромы» и бесцеремонно заявил:

— Хреновенько, брат, живешь!

— Не в дубленках счастье! — парировал Дмитрий.

Представил гостя:

— Лелька, у нас сегодня очень дорогой гость! Петька, собственной персоной! Друг старых игрищ и забав, бузотер и разгильдяй!

— Что-то не очень он похож на разгильдяя, — улыбнулась Леля.

— Накрывай на стол, мать, мы лет сто не виделись, сейчас по коньячку шарахнем.

Леля для приличия немного посидела с друзьями, потом сказала, что ей завтра рано вставать и ушла в спальню. На спокойный сон женщина не рассчитывала, по опыту знала — посиделки будут долгими. Мужчины, разгоряченные спиртным, не замечали, что говорят громко, и Леля, хочешь — не хочешь, слышала весь разговор.

После воспоминаний о школьных годах, Петр снова вернулся ко дню сегодняшнему:

— Слушай, Димон, можешь на меня обижаться, но я скажу. Вот ты меня назвал бузотером и разгильдяем. Не отрицаю, бывало всякое, но я давно вырос из этих штанишек. А ты? О твоих достижениях могу судить по твоей хибаре. Честно говоря, когда шел к тебе, ожидал другое увидеть.

— Много ты понимаешь! Стены не самое главное, ты мне в душу загляни!

— И что же там?

— Там большая музыка живет! А музыка — великая сила! Что ты понимаешь в музыке? Ты — самый, что ни не есть, филистер.

— Ну, если тебе от этого легче, называй меня так. А ты, надо думать, самый настоящий интеллигент, цвет нации?

— Да, и не боюсь в этом признаться! Для меня самое главное богатство — духовное!

— Да, ну ты! Объясни мне, олуху, что это такое.

— Самопознание и самосовершенствование!

— Вот этого не надо! Словоблудием ты можешь заниматься с кем-нибудь другим. Духовно богатый человек, по-моему, прежде всего окружает заботой и любовью близких, а на твою избушку на курьих ножках и на жену смотреть больно.

— Ишь ты, сердобольный какой! А ты не знаешь, что настоящему таланту всегда трудно пробиваться?

— Ты уверен, что у тебя настоящий талант?

— Хочешь, сыграю?

— Не хочу, твое семейство спит. Я в прошлом месяце был на концерте Пако де Лусии. Лучше расскажи мне нормальным человеческим языком, почему ты живешь вот так, как последний м…к.

— Ты ничего не знаешь, я выхожу на старт. Приезжай через пару лет, посмотрим, что тогда скажешь! У меня еще все впереди!

— Зачем ждать пару лет? Я тебе, дураку, сейчас скажу: впереди если что-то и светит, то не тебе, а твоим детям. И то, при условии, если батя перестанет дурью маяться.

Леля лежала, едва сдерживая слезы. Петр словно услышал и озвучил ее мысли. Под утро он ушел, а Дмитрий все сидел на кухне, курил и рассуждал вслух о том, что Петька, как был дубиной стоеросовой, так и остался, а туда же — жить учит.

С того момента что-то в поведении Дмитрия изменилось. Он и без того был неуравновешенным человеком, а тут появились новые странности: то останавливал взгляд на жене так, что ей становилось неловко, словно она в чем-то виновата, то вдруг напористо спрашивал, о чем она сейчас думает. Застигнутая врасплох неожиданным вопросом, Леля на какое-то мгновение замолкала, чтобы восстановить ход мыслей. В момент, когда к человеку кто-то внезапно обращается, внимание его переключается с внутреннего монолога на собеседника и мысль теряется. Тут же следовал новый вопрос: почему ответила с промедлением, есть что скрывать? Леля ничего не могла понять, неизвестность вещь неприятная. Не выдержала, осторожно поинтересовалась:

— Объясни, в конце концов, что происходит?

— Видел я, как ты на него смотрела, — тихо сказал Дмитрий и недобро посмотрел на жену.

— На кого? — не поняла Леля.

— Не прикидывайся! На Петьку, на кого же еще!

— Господи, что ты несешь? Я даже забыла, что он у нас был!

— Так ведь и он на тебя запал!

— Дима, ты совсем идиот?

Разговор замяли, но осадок остался. Вечером, взяв гитару в руки, Дмитрий вдруг вспомнил свой флотский репертуар. С чего бы это? Пел, не сводя глаз с Лели:

Не верь подруге, а верь в вино,

Не жди от женщин добра:

Сегодня помнить им не дано

О том, что было вчера.

За длинный стол посади друзей

И песню громко запой, —

Еще от зависти лопнуть ей,

Когда придем мы домой.

Женщина чувствовала себя так, словно ее вываляли в грязи. С грустью подумалось: похоже, «друзья за длинным столом» незаметно стали привычной средой обитания Дмитрия и как ему казалось, настоящими ценителями его таланта. Единственными.

Наступала весна, светило солнце, таял снег, из-под него проплешинами выглядывала прошлогодняя трава. Леля вышла на крыльцо и восхищенно воскликнула:

— Боже, благодать-то какая!

Вслед за ней, слегка щурясь от солнца, вышел Дмитрий:

— Хорошо! Пахнет свежестью.

Из-под крыльца вдруг выбежала пушистая рыжая крыса. И откуда она взялась? Животное направлялось к протекавшему в нескольких метрах от дома ручью.

— Смотри, смотри, это же ондатра, первый раз вижу! Ой, как интересно! — всплеснула руками Леля.

— Еще как интересно! Сейчас я ее… — глаза Дмитрия недобро сверкнули.

— Ты что, с ума сошел? Зачем она тебе?

— Шапку сошью.

Жена подумала, что муж шутит, ну какая может быть шапка из шкурки животного величиной меньше кошки? Что это с ним?

Дмитрий заскочил в сарай и быстро вернулся с лопатой в руках. Леля оторопела. Он не шутил. Пытаясь отобрать лопату, женщина потянула черенок на себя, но муж толкнул ее с такой силой, что она едва удержалась на ногах. Дмитрий погнался за ондатрой. На крыльцо выбежали дочери, наперебой закричали:

— Папа! Что ты делаешь?

— Папа! Перестань!

— Уйдите отсюда! Не мешайте! — зло огрызался отец.

Лелю трясло. На побледневшем лице мужа хищный азарт, зрачки расширены

Расправа была не долгой: удар настиг несчастное животное, оно заверещало и заметалось, пытаясь уйти от преследования. Еще удар — из носа хлынула кровь, ондатра, теряя ориентацию в пространстве, успела сделать пару неверных шагов. Следующее попадание довершило дело.

Старшая дочь выкрикнула:

— Папа, ты же убийца!

Потом закрыла лицо руками, прислонилась к перилам и тихо заплакала. Младшая ревела во все горло.

— Замолчите! Развылись тут…, а то и вам сейчас достанется…

Леля обняла детей, чтобы они не видели, как довольный отец с демонически-победной ухмылкой проносит мимо них бездыханную тушку в сарай. Капитану и в голову не пришло, что крыса, несколько минут назад выбежавшая из-под крыльца, покидала их корабль.

Переводы Р.-М. Рильке

Прикосновение ангела

Ангел прикоснулся — замерцал,

Отразился лунный свет на море,

Сердца окольцованный коралл

Оживает на морском просторе.

Злая, беспредельная хандра

Уготована мне кем? Не знаю…

Бéрега и волн идет игра:

То окатят, то лизнут по краю.

Медленно спускаясь под луной,

Чьи-то души из нездешней дали

Вечно и безмолвно надо мной

Развевают бытие печали.

Из жизни одного святого

Он ведал страсти, что на смерть похожи,

Когда, казалось, выстоять нет сил

Он биться сердце медленней просил,

И, как дитя свое, держал построже.

Он был привычен выносить лишенья.

Тьму без рассвета в келье вороша,

Смиренной жертвой корчилась душа,

У судии прося за все прощенья.

Душе казалось, что она на ложе

У господина, чудо-молодца,

В пустынном месте — дева без венца.

И потому ее сомненье гложет.

Собою жертвуя, себя терзая,

Познал он счастье, нежность и любовь,

Держа судьбы в руках живой покров…

И отворились вдруг ворота рая.

Вечер

Меняет вечер одеянье над землею,

на кромку леса темную вдали бросая…

Ты у развилки двух дорог: перед тобою

одна уходит вниз, но в небеса другая.

Один стоишь, оставлен в темном поле,

тебя мрачнее лишь безмолвный дом,

ты, вопрошая, не взываешь к Вышней Воле,

как звезды, что мерцают серебром.

И разгадаешь ты неясное предвестье,

осмыслишь и поймешь, что ты почти у края.

Приоткрывается завеса вдруг, пугая:

в себе соединишь и камень, и созвездье.

Средь духовных вершин затерян

Средь духовных вершин затерян,

вниз посмотришь — там крошечно все…

Видишь, слов островок последний?

Выше маленький, тоже последний

чувств хуторок. Ты его узнаешь?

Средь духовных вершин затерян. Под рукой

каменистая почва. Расцветают, однако, и здесь

те, что знать ни о чем не желают. Из обрыва немого,

напевая мотив про себя, пробивается цветом трава.

Ну а что же пытливый? Тот, кто думал, что мир постигает,

вдруг умолк, средь духовных вершин затерян.

К исцелению духа, петляя, тропа поведет,

словно горного зверя, движеньем живущего.

Но о том, что не стоит идти, упредит с высоты

птица крупная, что над пиком вольготно кружит.

Неуютно здесь все средь духовных вершин.