Зимние сны

Антология, 2022

В антологии собраны образцы различных стилей, жанров и направлений в русской современной литературе, отражающие процессы развития современного мира и общества. Это голоса наших современников, их творческое осмысление истории, их чувства и размышления, их оценка происходящих в мире событий и перемен… Мастерски выполненные черно-белые снимки трех фотографов визуально воспроизводят атмосферу наших дней, являясь, наравне с избранными текстами тридцати девяти талантливых авторов этой книги, документами эпохи…

Лера Мурашова / Москва /

Родилась и живет в Москве. Автор трех поэтических книг и участник нескольких коллективных стихотворных сборников. Стихи и статьи публиковались в журналах «Мегалог» (Пятигорск), «Сияние» (Ставрополь), «День и ночь» (Красноярск), «Зинзивер» (Санкт-Петербург), «Ковчег» (Ростов-на-Дону), «Edita» (Гельзенкирхен, Германия), «Дети Ра» (Москва), «Литературная Кабардино-Балкария» (Нальчик), а также в «Литературной газете».

Невозобновляемый ресурс

Митридат VI Евпатор

Где в аду сухих прибрежий

средь камней античность брезжит,

ароматами лагуны

и наивностью легенды

ты мечты мои опутал,

Митридат Шестой Евпатор.

В сны заглядывая робко,

плещут маленькие рыбки —

золотые кизикины —

как же я тебя покину?

Девяносто их и девять —

как же мне в тебя не верить?

Хоть веков минуло двадцать,

как же мне с тобой расстаться?

То же море, тот же ветер,

что же ты меня не встретил?

Не дождался что ж меня ты?

Хитрость древнего менялы

подарила эту встречу.

Загораюсь, не перечу

воле древнего светила,

что огнём нас охватило.

Лето. Солнечный экватор.

Митридат Шестой Евпатор.

Иерусалим

На губах остатки шоколада…

Солнце раскалило добела

розовые камни колоннады,

рвущиеся в небо купола.

С головою никакого слада,

кажется, что век я здесь жила.

Старый город, большего не надо

счастья, чем сгореть с тобой дотла.

Словно детское воспоминанье,

оживает древнее преданье

и тотчас становится — своим.

Как бы далеко я ни умчалась,

навсегда душа с тобой осталась,

сердце мира — Иерусалим!

«Никогда среди вечных холмов…»

Холмы forever…

Г. Я.

Никогда среди вечных холмов

не дождётся Иуда прощенья,

и продлится броженье умов:

воскрешение — не возвращенье.

Снова точно в назначенный срок

разгорается точка востока.

Так ли ты в небесах одинок,

как я здесь — на земле одинока?

Невозобновляемый ресурс

Чем же пахнет осенью так сладко?

Не понять, да и не в этом суть,

просто за кладбищенской оградкой

хочется на лавочке заснуть.

Сколько ни заглядывай украдкой,

сколько ни загадывай тайком,

жизнь течёт своим простым порядком —

сладким, словно в детстве, молоком.

Время и пространство это просто —

их от колыбели до погоста

преодолевать, известен курс.

Жаль, что бесконечна лишь дорога,

времени отпущено немного —

невозобновляемый ресурс.

Окна в сад

За этот чад,

За этот бред

Пошли мне сад

На старость лет.

М. Ц.

Живут во мне, тревожат, голосят,

как счастие, что так и не случилось,

сирень, закат и домик — окна в сад —

мне так и не подаренная милость.

Не дальних стран пески или моря,

мне нынче, как и годы раньше, снилось —

заросший сад и три окошка в ряд —

мне так и не подаренная милость.

Мелькают годы, страны, города,

и знаю — уж не будет никогда

О! — даже и не света, а покоя,

когда над головою — небеса,

и радуются птичьи голоса,

и окна в сад, и я опять с тобою.

Не от мира сего

Г. Я.

Он никогда в стихах не торопился,

он знал, что у него в запасе вечность.

Он знал, что звук и слово так же важны,

как мысль и чувство.

К жизни относился

с неистощимым жадным интересом,

какой бывает только у ребёнка,

и чуда ждал всегда и ото всех.

Жаль, что чудес на свете не бывает…

Наверно, и на смерть он посмотрел

своими близорукими глазами

с таким открытым детским любопытством,

что та смутилась и на миг один

застыла с занесённою косой.

В тихом омуте…

Не допускай погрешности,

не совершай оплошности,

не пожелай моей нежности —

не попадёшь в мои сложности.

Я не волна морская

и не молва людская —

острая с самого края

корочка ледяная,

в чаще глухой и косной

омута чёрный космос.

В нём все мечты утонут —

не пожалеет омут.

Анапа

Как медвежья тяжелая лапа,

облака нависли над морем.

Ты — медвежий угол, Анапа,

и об этом даже не спорим.

Убегая от эскулапа,

мы в твою забиваемся щель.

Ах, курортный город Анапа,

похлебай санаторских щей!

Говорят — турецкая крепость,

говорят, мол, — греческий полис,

что нам нынче древняя грекость,

я об этом не беспокоюсь.

Здесь почует душа другое:

нет ни эллина, ни иудея.

Я по рваной кромке прибоя,

от предчувствия холодея,

разбегусь и над стылым простором

чайкой раненой полечу,

краснодарским горьким настоем

плоть озябшую залечу.

Долго будет сниться, наверно,

что под зимним солнцем и ветром

от волны ещё не просох

золотой анапский песок.

«На задворках железной дороги…»

На задворках железной дороги

коротать мне свой век суждено,

и грохочут железные дроги

в растворённое на ночь окно,

и гогочет железная лошадь…

Правду Венечка как-то сказал:

хочешь в Кремль и на Красную площадь —

попадаешь на Курский вокзал.

«…а ты менялся, словно Божий свет…»

…а ты менялся, словно Божий свет,

ты утекал сквозь пальцы, ускользая.

Мы любим то, чего на свете нет,

мы ловим отзвук памяти о рае.

Нам не сгубить любовью мотылька

трудней, чем обнаружить ключ Кастальский.

И снова непослушная рука

хватает крыльев спаренные пяльцы.

И снова где-то падает звезда,

оплакивая бедного скитальца,

и остаются с нами навсегда

пыльцой блестящей тронутые пальцы.