Воскресшие на Третьей мировой. Антология военной поэзии 2014–2022 гг.

Антология, 2023

«Воскресшие на Третьей мировой» – антология русской военной поэзии 2014–2022 гг., составленная из произведений лучших поэтов современной России. Стихотворения, которые вошли в антологию, – это своеобразное зеркало, которое показывает конфликт на Украине и специальную военную операцию с самых разных сторон и с применением разнообразной оптики, поэтики и стилистики. В них есть место подвигу, пороху, крови, слезам, предательству… Неизменны только человеческие ценности: поэты призывают к добру, милосердию, своим творчеством они стараются удержать нас над бездной. Антология – это настоящее Русское Слово, которое и защитит, и объяснит, и воодушевит на новые подвиги. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Владимир Алейников

«Скифские хроники: степь да туман…»

Скифские хроники: степь да туман,

Пыль да полынь, чернозём да саман,

Шорох травы да соломы.

Западный ветер — похоже, с дождём,

Дверца, забитая ржавым гвоздём,

Тополь, — ну, значит, мы дома.

Ключ полустёртый рассеянно вынь,

Разом покинь беспросветную стынь,

Молча войди — не надейся,

Что хоть однажды, но встретят тебя,

Лишь привечая, пускай не любя, —

Печь растопи, обогрейся.

Всё, что извне, за окошком оставь,

Чувства и помыслы в сердце расплавь —

Долго ль пришлось добираться

В эти края, где души твоей часть

С детства осталась? — на всё твоя власть,

Господи! — как разобраться

В том, что не рвётся блаженная связь,

Как бы тропа твоя в даль ни вилась,

Как бы тебя ни томили

Земли чужие, где сам ты не свой? —

Всё, чем дышал ты, доселе живой,

Ливни ночные не смыли.

Что же иглою цыганской сшивать?

Как мне, пришедшему, жить-поживать

Здесь, где покоя и воли

Столько, что хватит с избытком на всех,

Где стариною тряхнуть бы не грех,

Вышедши в чистое поле?

«Для смутного времени — темень и хмарь…»

Для смутного времени — темень и хмарь,

Да с Фо́роса — ветер безносый —

Опять самозванство на троне, как встарь,

Держава — у края откоса.

Поистине ржавой спирали виток

Бесовские силы замкнули —

Мне речь уберечь бы да воли глоток,

Чтоб выжить в развале и гуле.

У бреда лица и названия нет —

Глядит осьмиглавым драконом

Из мыслимых всех и немыслимых бед,

Как язвой, пугает законом.

Никто мне не вправе указывать путь —

Дыханью не хватит ли боли?

И слово найду я, чтоб выразить суть

Эпохи своей и юдоли.

Чумацкого шляха сивашскую соль

Не сыплет судьба надо мною —

И с тем, что живу я, считаться изволь,

Пусть всех обхожу стороною.

У нас обойтись невозможно без бурь —

Ну, кто там? Данайцы, нубийцы?

А горлица кличет сквозь южную хмурь:

— Убийцы! Убийцы! Убийцы!

Ну, где вы, свидетели прежних обид,

Скитальцы, дельцы, остроумцы?

А горлица плачет — и эхо летит:

— Безумцы! Безумцы! Безумцы!

Полынь собирайте гурьбой на холмах,

Зажжённые свечи несите,

А горлица стонет — и слышно впотьмах:

— Спасите! Спасите! Спасите!

«От разбоя и бреда вдали…»

От разбоя и бреда вдали,

Не участвуя в общем броженье,

На окраине певчей земли,

Чей покой, как могли, берегли,

Чую крови подспудное жженье.

Уж не с ней ли последнюю связь

Сохранили мы в годы распада,

Жарким гулом её распалясь,

Как от дыма, рукой заслонясь

От грядущего мора и глада?

Расплескаться готова она

По пространству, что познано ею —

Всею молвью сквозь все времена —

Чтобы вновь пропитать семена

Закипающей мощью своею.

Удержать бы зазубренный край

Переполненной чаши терпенья!

Не собачий ли катится лай?

Не вороний ли пенится грай?

Но защитою — ангелов пенье.

«Страны разрушенной смятенные сыны…»

Страны разрушенной смятенные сыны,

Зачем вы стонете ночами,

Томимы призраками смутными войны,

С недогоревшими свечами

Уже входящие в немыслимый провал,

В такую бездну роковую,

Где чудом выживший, по счастью, не бывал,

А ныне, в пору грозовую,

Она заманивает вас к себе, зовёт

Нутром распахнутым, предвестием обманным

Приюта странного, где спящий проплывёт

В челне отринутом по заводям туманным —

И нет ни встреч ему, ни редких огоньков,

Ни плеска лёгкого под вёслами тугими

Волны́, направившейся к берегу, — таков

Сей путь, где вряд ли спросят имя,

Окликнут нехотя, устало приведут

К давно желанному ночлегу,

К теплу неловкому — кого, скажите, ждут

Там, где раздолье только снегу,

Где только холоду бродить не привыкать

Да пустоту ловить рыбацкой рваной сетью,

Где на руинах лиху потакать

Негоже уходящему столетью?

«Где в хмельном отрешении пристальны…»

Где в хмельном отрешении пристальны

Дальнозоркие сны,

Что служить возвышению призваны

Близорукой весны,

В обнищанье дождя бесприютного,

В искушенье пустом

Обещаньями времени смутного,

В темноте за мостом,

В предвкушении мига заветного,

В коем — радость и весть,

И петушьего крика победного —

Только странность и есть.

С фистулою пичужьею, с присвистом,

С хрипотцой у иных,

С остроклювым взъерошенным диспутом

Из гнездовий сплошных,

С перекличкою чуткою, цепкою,

Где никто не молчит,

С круговою порукою крепкою,

Что растёт и звучит,

С отворённою кем-нибудь рамою,

С невозвратностью лет

Начинается главное самое —

Пробуждается свет.

Утешенья мне нынче дождаться бы

От кого-нибудь вдруг,

С кем-то сызнова мне повидаться бы,

Оглядеться вокруг,

Приподняться бы, что ли, да ринуться

В невозвратность и высь,

Встрепенуться и с места бы вскинуться

Сквозь авось да кабысь,

Настоять на своём, насобачиться

Обходиться без слёз,

Но душа моя что-то артачится —

Не к земле ль я прирос?

Поросло моё прошлое, братие,

Забытьём да быльём,

И на битву не выведу рати я

Со зверьём да жульём,

Но укроюсь и всё-таки выстою

В глухомани степной,

Словно предки с их верою чистою,

Вместе с речью родной,

Сберегу я родство своё кровное

С тем, что здесь и везде,

С правотою любви безусловною —

При свече и звезде.