Обезумевшая от любви

Антеру де Фигейреду

«Обезумевшая от любви» – один из первых романов португальского писателя Антеру де Фигейреду. Роман уникального формата: это роман в письмах. Но письмах в одну сторону. Ответа на них нет. Это письма женщины, написанные автором-мужчиной, дающие ощущение абсолютной подлинности женского авторства. Сразу после выхода роман получил прекрасные отзывы и популярность, переиздавался десятки раз. Но стал последним светским романом Антеру де Фигейреду. Все следующие он писал в жанре католических романов.

3 письмо

27 января

Рауль! Наконец я добралась до твоего мерзкого, подлого, отвратительного письма. Ты предатель. Все, что ты мне говоришь — фальшиво. Всё — ложь. Эти обвинения — я не заслуживаю их. Я отвергаю их. То, о чем тебе рассказали, и во что ты поверил — возмутительно и для тебя, и для меня. Не принимаю никаких обвинений, никаких. Я, которая любила тебя чистой любовью, любовью, которая была сильнее всего, сильнее всего, что есть в мире, что предпочла бы умереть, чем потерять тебя, наблюдаю, как ты обвиняешь меня в отвратительных качествах, о которых я даже не знала, что они существуют. Какой ужас… Ты не доверяешь мне, и никогда не доверял, и если взять твои и мои страдания — мои будут сильнее твоих, потому что на самом деле ты никогда не любил так, как я тебя люблю. Твои оскорбления унизительны, Рауль. Ты, всегда такой деликатный, столько раз создававший мой портрет поэтическими красками, о чем я не забуду никогда, впервые используешь для меня безобразные слова — грязные названия, которые пачкают и тебя…

Ты оскорбляешь меня! Оскорбляешь твою Габриэлу, которую целовал дрожа, чтобы, по твоим же словам, «не разрушить совершенный рисунок моего рта, похожего на цветок гвоздики», чтобы не исчезла молочная эмаль белой камелии, с которой ты сравнивал мою кожу! Габриэла, твоя «русалка с детским слабым голосом, со светящимися зелеными глазами, окруженными чернотой, одухотворенными и откровенными», как и моя улыбка, которая обещала тебе всё…; твоя «русалка с ароматными каштановыми волосами, блестящими, спутанными, как любовные интриги», которыми ты играл; Габриэла — твоё «наслаждение миниатюрным и гибким телом», которое ты музыкально сравнивал с поворотом в вальсе… Я, для которой, говорил ты, изобретены духи, кружева и бархат, я, за которой ты следовал на улицах, чтобы видеть ритм моей походки, гармонию моих плеч, наклон моей хрупкой талии и моих роскошных бедер, «невыразимое изящество моих жестов», нежность моей шеи, моих белых запястий и моих рук «узких и маленьких, таких хрупких в пене кружев»; ты, который следовал за мною по улицам, чтобы видеть в восхищении «равновесие моей воздушной фигуры, несомой уверенными ногами, и слышать стук каблуков моих легких ботинок «Луи XV», надетых на шелковые чулки, делающих щиколотки гладкими, «как ноги серны», которые ты так любил! Габриэла, твоя сестра по духу, созданная из ласки, из поэзии, из романтизма!

Ты обвиняешь меня! Как я страдаю! Возможно, что обстоятельства против меня, я их не знаю, но правду ты не сможешь изменить. Если я и приняла Арналду тем вечером в своём доме, то лишь для того, чтобы избежать грандиозного скандала, так как я видела, что он возбужден и способен на всё. Предпочла принять его. Это было неправильно. Это был опрометчивый поступок, но я думала, что таким образом мне удастся избежать отвратительной сцены на глазах слуг, и главным образом, на глазах моей дорогой Марии, потому что она, ещё ребенок, не смогла бы понять ничего. И если я и дала денег служанкам Эмили и Розе, прося их, чтобы никому они не говорили, что Арналду был тем вечером здесь в доме, то сделала это для того, чтобы жена Арналду не узнала об этом; а также для того, чтобы спасти домашний очаг я говорила Оливии, что не было этой встречи с Арналду в Паласиу де Криштал, и уверяла её, что её муж ко мне всегда относился только с уважением. Делала это из лучших намерений, не желая скандала, который бы привел к несчастью Оливии, потому что несмотря ни на что, она любит своего мужа.

Ты осуждаешь меня за то, что я тебе не рассказала, что Арналду ухаживает за мной, говоришь, что мне следовало быть более откровенной с тобой. Как я могла быть такой, зная тебя, чрезмерно ранимого и безумно ревнивого? Да, я утаила от тебя это, прилагая тысячи усилий, чтобы ты ничего не заподозрил. Я никогда не забуду, как я страдала из-за Фернанду де Алмедиа — из-за одного незначительного недоразумения, или, если хочешь, моей ребячливости, однако, ты не хочешь этого знать, я слишком импульсивна, опрометчива по природе, легкомысленна, слаба — старые недостатки, берущие начало с давних времен, от моей хрупкой природы, от моего сиротства, моего свободного образования, моего идеализма — одни недостатки природные, другие — приобретённые, от которых я не могу избавиться. И от которых я так страдала!.. в тот день, когда ты перестал сердиться на меня (сколько раз я воображала, что моё счастье умерло навсегда!), в тот день я пообещала себе самой никогда не говорить тебе, что бы ни случилось, что кто-то ухаживает за мной. Я делала это для твоего спокойствия, для твоей полной безмятежности — чтобы ты не мучился, чтобы ты не страдал, только поэтому я скрывала всё от тебя, мой дорогой Рауль. Ты говоришь, что я «должна чувствовать угрызения совести из-за своей лжи». Нет, я их не чувствую: никогда не говорят ни мужу, ни такому ревнивому любовнику, что за нами кто-то ухаживает. Это не обман, это тайна. Всё, что я делала, делалось с лучшими намерениями. Если я сделала тебе больно, прошу тебя простить мне это. Но не обвиняй меня!.. Против этих оскорбительных слов всё во мне бунтует. Я не могу принять их. Они ложные. Никогда я тебе не изменяла. Клянусь здоровьем моей дочери, что люблю тебя безумно. Пусть не проживёт она и минуты, если я тебе изменила даже в мыслях. Клянусь тебе её счастьем. Клянусь тебе, клянусь тебе, клянусь тебе.

Та, которая тебя обожает,

Габриэла.