Первые леди Рима

Аннелиз Фрейзенбрук, 2011

Супруги древнеримских императоров, дочери, матери, сестры – их имена, многие из которых стали нарицательными, овеяны для нас легендами, иногда красивыми, порой – скандальными, а порой и просто пугающими. Образами римских царственных красавиц пестрят исторические романы, фильмы и сериалы – и каждый автор привносит в них что-то свое. Но какими они были на самом деле? Так ли уж развратна была Мессалина, так ли уж ненасытно жаждала власти Агриппина, так ли уж добродетельна была Галла Плацидия? В своем исследовании Аннелиз Фрейзенбрук ищет и находит истину под множеством слоев мифов, домыслов и умолчаний, и женщины из императорских семей – умные интриганки и решительные честолюбицы, робкие жертвы династических игр, счастливые жены и матери, блестящие интеллектуалки и легкомысленные прожигательницы жизни – встают перед нами, словно живые.

Глава третья

Семейные междоусобицы

Народная принцесса и женщины режима Тиберия

Все называли Агриппину совестью своей страны, кровью Августа, единственным и последним примером древнеримской добродетели: все молили богов, чтобы они сохранили ее род и дали ей жить после полного падения всех этих испорченных мужчин.

Мадлен де Скудери, «Знаменитые женщины, или Двадцать героических характеров самых знаменитых женщин в истории», 1642 г.^{250}

Зимним днем 19 года н. э. плотная толпа зрителей стояла плечо к плечу в порту Брундизий (Бриндизи) на юго-восточной оконечности Италии, ожидая возвращения из-за моря одной из любимых дочерей Рима. Брундизий был воротами в Италию для путешественников из Греции и Малой Азии. Шумный порт обычно был забит торговыми кораблями, разгружающими свои товары; именно здесь в 40 году до н. э. Октавиан и Антоний проводили свою мирную встречу и закрепили ее женитьбой последнего на Октавии. Но теперь, почти через шестьдесят лет после тех плохо начавшихся переговоров, сцена Брундизия была предоставлена для поминок, а не для свадебного торжества.

Все глаза были устремлены в свирепое, серое ветреное море; некоторые из присутствующих даже вступали в холодные воды на отмели, чтобы лучше разглядеть корабль, уже приобретающий очертания на горизонте со стороны Корциры (Корфу). Другие расселись на крышах и стенах, напоминая ворон на фоне неба. По словам Тацита, настроение было подавленное, люди рассуждали, «встречать ли ее молча или какими-нибудь словами. Пока они сомневались в правильной линии поведения, флотилия постепенно подходила все ближе. Не было обычной энергичной гребли, все явно говорило о горе». Когда корабль наконец вошел в порт и женщина ступила с трапа на твердую землю, едва осмеливаясь встретиться глазами с встречающими, толпа увидела, что ее сопровождают двое ее детей и что она несет в руках «урну с прахом. Ее спутники выглядели измученными долгим горем, поэтому печаль новых плакальщиков, которые теперь встречали ее, стала скорее демонстративной. И чувства всех были неразделимы, плач мужчин и женщин, родственников и незнакомцев, смешались в едином всеобщем стоне»^{251}.

Пассажиром корабля была не Юлия. Увы, дочь Августа давно уже умерла в ссылке от скудного питания — всего через несколько месяцев после смерти ее отца пять лет назад. Ее смерть стала прямым результатом действий ее бывшего мужа Тиберия, который, мстя, лишил ее финансовой поддержки. Ее пожилая мать, Скрибония, сразу же вернулась в Рим, и неизвестно, была она еще жива или нет в данный момент^{252}. Прибывшей в горе женщиной была Агриппина Старшая — младшая дочь Юлии от брака с Агриппой, а урна, которую она несла, содержала прах не ее несчастной матери, а ее необыкновенно популярного 34-летнего мужа Германика, старшего отпрыска от брака дочери Октавии Антонии и сына Ливии Друза, когда-то величайшей надежды династии Юлиев-Клавдиев^{253}. Германик умер несколькими неделями раньше в Сирии. Обстоятельства смерти были темны: по слухам, его тело было так разрушено действием яда, что кожу покрывали темные пятна, а рот забила пена.

Путь из Брундизия в Рим длиной в 370 миль по самому старому римскому тракту, Аппиевой дороге, обычно занимал у путешественников от недели до двух. Пока Агриппина с похоронным кортежем мужа медленно двигалась к столице, где пепел Германика должен был упокоиться в фамильном мавзолее, плакальщики в черных и пурпурных траурных одеждах сопровождали их печальное продвижение, и воздух, обычно наполненный запахом болот и москитами, что обычно досаждали путникам на всем пути, теперь был густым от запаха духов и горящих жертвоприношений, приносимых каждым поселением на этом пути.

В прибрежном городе Таррацина, совсем рядом с Римом, процессию встретил младший брат Германика Клавдий и несколько детей покойного. Достигнув столицы, они нашли город в трауре, погрузившимся в горе настолько, что люди даже не устроили общественного праздника, который должен был весельем и пирами отметить ежегодные декабрьские сатурналии^{254}.

Но среди горестного плача, сквозь скорбящие толпы тек еще один поток — гнева и подозрения. Не прошло незамеченным, что по крайней мере два человека блистали своим отсутствием. Где, спрашивали люди, император Тиберий? Где его мать Ливия? Почему они не пришли оплакивать любимого народом принца?

Двадцатитрехлетнее правление Римом непопулярного второго императора Тиберия было противоречивым временем. Тиберий, вполне компетентный полководец, плохо подходил на роль политика — он и не должен был стать наследником. Запасная фигура, не имевшая ни шарма, ни политических талантов своего отчима Августа, неохотно делившего поводья управления империей с тем, кто «медленно ворочает челюстями», Тиберий носил пурпур неловко. Его правление было межеумочной эпохой, наполненной полумерами и в итоге скатившейся до полного деспотизма^{255}.

Вражда между императором и Сенатом дополнялась конфликтом внутри самой императорской семьи. Частично они были вызваны плохими отношениями Тиберия со стареющей матерью Ливией, выдающееся положение которой в государственной структуре стало источником сильнейших трений между матерью и сыном. Корни этой вражды, по мнению древних историков, крылись в убеждениях Тиберия, который воспринимал присутствие женщины в общественной жизни как симптом политического хаоса, характеризовавшего эру Юлиев-Клавдиев после Августа. Однако смерть Германика стала самым серьезным кризисом за все правление Тиберия. Помимо того, что вспыхнули обвинения против императора и его матери, она вызвала громкий скандал между самим Тиберием и вдовствующей Агриппиной, подняв новые вопросы о роли женщин в общественной жизни, — вопросы, которые теперь двигались по пятам каждого следующего поколения женщин императорской семьи.

Теперь Ливия вступала в последнюю главу своей жизни. Более пятидесяти лет с того времени, как она вышла замуж за Октавиана, отделили ее от относительной безвестности и поставили на тропу постепенного превращения в императрицу. Так как она оказалась первой женщиной, выполнявшей эту роль, наследование власти ее сыном Тиберием, последовавшее за смертью Августа в 14 году н. э., означало, что теперь она стала первой римской вдовствующей императрицей и снова вошла в неисследованные воды.

Попытки прояснить новый статус Ливии в качестве «королевы-матери» начались еще до того, как состоялись пышные государственные похороны ее мужа и до публичного зачитывания в Сенате его завещания, которое Август тщательно скопировал в двух блокнотах более чем за год до своей смерти^{256}

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

250

Les femmes illustres, or Twenty heroick harangues of the most illustrious women from history. London: Dormand Newman (1693), trans. James Innes.

251

Это описание обратного пути Агриппины основано на выдержках из: Tacitus, Annals 3.1.

252

О возрасте и долголетии Скрибонии см. Fantham (2006), 17–18 and 158, n. 30. Мы знаем, что она была еще жива в 16 году, через два года после смерти Юлии, а Сенека (Epistulae Morales 70, 12) ссылается на ее советы относительно заговора против Тиберия.

253

Германик родился 24 мая в 15 или 16 году до н. э. Я остановила здесь свой выбор на более поздней дате.

254

О пути между Брундизием и Римом по Аппиевой дороге см. Casson (1974), 194f.

255

Описание Тиберия см. Suetonius, Tiberius 21.

256

Suetonius, Augustus 101.