Предмет вожделения № 1
Таня Садовникова ликовала… Еще бы, о таком она даже и не мечтала: сам полковник Ходасевич, ее любимый отчим, обратился к ней за помощью. И ничего, что он попал в беду, она ему обязательно поможет, хотя противник у них, похоже, очень сильный… Несколько дней назад друг и бывший коллега Ходасевича, до сих пор работавший в ФСБ, попросил его просмотреть несколько старых дел об убийствах женщин. Но как только полковник начал нащупывать тоненькие ниточки, соединяющие эти дела, его друга убили, а за самим Ходасевичем началась настоящая охота. Похоже, они задели интересы кого-то на самом верху, и этот «кто-то» явно из силовиков. Поэтому к своим бывшим коллегам Ходасевич обратиться не мог. Пришлось просить о помощи Татьяну, любимую падчерицу и большую авантюристку. Татьяна решила действовать самостоятельно, на свой страх и риск. С этого момента ее жизнь висит на волоске…
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Предмет вожделения № 1 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Посвящается А. А. Каморину, подсказавшему нам идею этой книги
Глава 1
ШЕСТОЕ ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ.
УТРО
Если не найдет ее — он погиб.
Только где ее искать — погожим летним утром в многомиллионной Москве?
Часы показывают начало двенадцатого. Солнце шпарит все ярче, асфальт дышит жаром.
На термометре у Центрального телеграфа плюс тридцать. А на небе — ни облачка. И вокруг — ни одного человека в костюме. Все ходят в легких брюках, гавайках, футболках. Молодежь — поголовно облачилась в шорты. Девушки и вовсе разделись: мелькают голые коленки, в обнаженных пупках искрят блестящие камушки. А ему так жарко в плотных брюках и крахмальной рубашке…
Забыться бы — хоть на минуту. Прижаться щекой к запотевшей бутылке с ледяной водой. Или просто — присесть в тенек и отдыхать: долго, беззаботно, лениво.
Но расслабляться нельзя. Никого не волнует, что ты уже немолод, шалит сердце и врач строго сказал: «Нервничать вам запрещаю. Категорически». Если сейчас расслабиться — неизбежно проиграешь во времени. Кто знает, какие у НИХ возможности… Сейчас его не ведут, это точно. Он видел, он чувствовал: не ведут. Он от них оторвался.
Но что может случиться через полчаса? Он не знал. В голове до сих пор звучал голос Тамары.
Она кричала: «Они убили его, убили!»
…А в городе — все спокойно, будто и нет совсем рядом горя, предательства, смерти. По тротуарам текут разгоряченные толпы, посетители открытых кафе смакуют ледяное пиво и подтаявшее мороженое. Москвичи и те, кого называют «гостями столицы», стремятся в тень, в прохладу скверов.
Он подавил искушение присесть на скамейку. Одышка? Черт с ней, с одышкой… Нужно срочно звонить. Ей.
Только она сможет помочь ему. Только она.
Поэтому надо найти ее — где бы она ни была.
Он подошел к телефону, с трудом втиснул в кабинку грузное тело. Набрал знакомый номер.
«Привет всем, кто позвонил! Хотите поболтать? К сожалению, меня нет дома…» — сообщил веселым голосом автоответчик.
Он почему-то не сомневался, что в квартире ее не окажется: красивые девушки обычно не сидят дома в прекрасное летнее воскресенье.
Только бы она услышала, как звонит мобильник! А то вечно: врубит в машине музыку на полную громкость и подпевает во все горло. Или забудет счет оплатить, или не поставит телефон на подзарядку…
Да, мобильник ответил так, как он и ожидал, и боялся: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Отключила, чтоб не доставали поклонники? Села батарейка? Или забыла аппарат дома, а сама умчалась? Ну не на работу же ей звонить воскресным утром…
Где она может быть? Примеряет очередную обнову в сверкающих витринами магазинах? Завтракает в кондиционированной прохладе ресторана? Сидит в модном кинотеатре?
А может, она на пляже? Или у кого-то из друзей на даче? Или поехала на Пироговку, гонять на водных мотоциклах?
Что толку гадать!
«Возьми трубку, девочка!» — приказал он бездушному телефону и снова набрал ее номер. «Абонент не отвечает…»
«Ведь у меня нет никого, кроме нее! В данных обстоятельствах — никого. При всех моих знакомствах и связях — я не могу сейчас обратиться ни к кому из знакомых. И не могу использовать ни одну связь. А от Юльки, Юлии Николаевны — толку никакого…»
Сердце закололо.
И он вяло, без крупинки надежды, набрал номер рекламного агентства «Пятая власть».
«На улице, наверно, сейчас хорошо. А если у фонтана сесть, да с ледяной минералкой… О, как меня достала эта работа!»
Уже год, как Татьяна Садовникова стала начальником. Креативным — то бишь, по-русски говоря, творческим директором рекламного агентства «Пятая власть».
Начальником ей быть нравилось. Кто возразит против кожаного кресла, заискивающей секретарши и кругленькой суммы в зарплатной ведомости?
Правда, вкалывать за эти деньги ей приходилось так, что иногда хотелось выкинуть кожаное кресло в окно и запустить в услужливую секретаршу мраморной пепельницей.
«Может, уйти мне с этой должности? — в который уже раз подумала Таня. — Сил ведь нет никаких… И времени ни на что не хватает. Зарплата неплохая — а по магазинам пройтись некогда. И в отпуск — тоже не съездишь. Шеф однажды сказал: «Ты, Садовникова, конечно, можешь ехать куда хочешь. Но без тебя агентство придется закрывать».
Приятно, конечно, что ты такая незаменимая, но ведь вчера весь день, всю субботу, на работе просидели. До позднего вечера! Нынче воскресенье. Конец выходным. И опять неизвестно, во сколько уйдем…»
Но она, конечно, лукавила перед собой. Ей нравилось жить в темпе. Находиться под постоянным давлением. Ей нравилось много и хорошо работать. И получать за свой труд изрядные деньги.
Прошло три года, как Татьяна Садовникова снова — и, кажется, уже окончательно — осела в Москве. Три года минуло, как закончились ее головокружительные, невероятные, фантастические приключения. Порой — когда она вспоминала о них — ей казалось, что все это происходило не с ней.
Она редко вспоминала тот период жизни. Не знала почему, но — не вспоминала. И конечно, Таня никому о своих похождениях не рассказывала…
Но они, те события, часто являлись ей во снах. И выглядели в них еще более яркими, захватывающими, головокружительными. Такие сны ослепляли и поражали воображение. Так и хотелось с кем-нибудь поделиться своими тайнами. Или хотя бы записать их. Какой бы роман с продолжением получился! Какое кино можно было бы снять!
Но о многих своих приключениях Таня не смела рассказать, потому что была связана словом. О других не могла поведать, потому что обнародовать их — означало бы навредить кому-то из живущих людей… А некоторые истории из ее жизни были настолько невероятны, что, рассказывай, не рассказывай, — все равно не поверят. Заливаешь, скажут, Садовникова. Буйное воображение демонстрируешь1.
Часть ее эскапад описал в газете «Молодежные вести» друг — журналист Димка Полуянов. Димка, которого она не раз спасала и который, в свою очередь, помогал ей… Но оттого, что Полуянов был ограничен объемами газетной полосы, получилось у него все как-то сухо, неярко, поверхностно…
У нее только и остались яркие картинки в памяти. А больше — ничего не было. Даже фотографий. Одни лишь уже изрядно пожелтевшие вырезки статей. Да воспоминания. Точнее, сны…
Вот уже три года Татьяна Садовникова вела добропорядочную жизнь работающей москвички.
Она не обогатилась за время своих многочисленных приключений. Не нашла тогда и своего принца. Да, она обрела на какой-то период милого, умного и любящего человека — Тома Харвуда. Но так вышло, что навсегда рядом с ним Татьяна не осталась.
Том хотел запереть ее на ранчо в Монтане. Чтобы Таня варила ему русский «боржчь», штопала носки и слушала по ночам вой шакалов. Эдакая колоритная домохозяйка: красивая, стильная и к тому же русская. А работать в Америке ей, русскоязычному рекламисту, было негде. «Но если хочешь, Таня, ты можешь вступить в наш городской клуб защиты редких животных. Будешь ходить на собрания, собирать подписи в защиту безжалостно истребляемых тигров…» Нет уж, покорно благодарю!.. Она — не Брижит Бардо. Редких тигров, конечно, жаль, но собирать подписи в их защиту?.. И скучно, и главное — тиграм это вряд ли поможет. В общем, Таня уехала от Тома — и из Америки.
А потом — так же, как не получилось с Томом, — не сложилось у нее тихое бюргерское счастье с русским банкиром Ваней Коломийцевым. Тем более что Ваня требовал от нее, в сущности, того же, что и Том. Посвятить себя дому и семье. Готовить ему на ужин рыбное филе. Гладить рубашки. Носить к телевизору чай с лимоном и медом. И, как апофеоз, — нарожать ему кучу ребятишек.
Том собирался заточить ее на ферме в Монтановщине — а Ваня в особняке в Малаховке. Невелика разница!
Нет уж. Татьяна Садовникова — девушка современная, образованная, независимая! Никакого постного счастья образца «киндер-кирхе-кюхе» в ее жизни не будет! То есть, возможно, будет — но не сейчас, а позже. Несколько позже. Когда она, может, до такого понимания счастья дозреет. Поймет, что пришла ее пора. Пора — гладить рубашки и вышивать. И, главное, найдется такой человек, которому ей захочется гладить рубашки и расшивать крестиком носовые платки.
А пока — нет уж, фигушки! Не дождетесь!
Татьяна, конечно же, сохранила добрые отношения и с Ваней, и с Томом — она вообще старалась поддерживать дружеские связи со всеми хорошими людьми, с которыми сталкивала ее судьба.
С Ваней они время от времени встречались, обедали или ужинали вместе. Тот, кстати сказать, за прошедшие три года сделал изрядную карьеру и дорос до председателя правления довольно крупного банка. Ездил на респектабельной «Ауди А8» и небрежно носил костюмы от Бриони.
С Томом Таня переписывалась по электронной почте. Он по-прежнему корпел в своей монтановской глуши — писал очередной роман.
Том даже однажды приезжал к Тане в Москву. С восторгом осматривал церкви и Третьяковку, восхищался русской кухней — все приговаривал: «Это вкю-усно!» Ужасался дикому дорожному движению, удивлялся, что никто в России не ездит на государственных такси, и дрожал, когда их с Таней везла раздолбанная «копейка» с лихим джигитом за рулем. Пришел в восторг от нашего цирка и красавиц-балерин. Научился ходить в ночной ларек за пивом.
И каждый вечер нудил: «Танешка, верньись ко мнъе!»
Но никакого желания возвращаться в монтановскую глушь у Тани не возникало. Как не появлялось больше желания связать свою судьбу с кем бы то ни было еще.
Наверно, не годится она для брака. Или — не родился на свет тот мужчина, с которым она могла бы создать счастливую, равноправную семью. Хотя, должно быть, такой мужчина еще и найдется…
Какие ее годы! Ей всего — двадцать семь! Это в девятнадцатом веке — или на худой конец в двадцатом — девушка в таком возрасте считалась вековухой. Но сейчас-то на дворе — век двадцать первый! Нынче везде и всюду в развитых странах — в Америке, во Франции и даже (наконец-то!) в России — девушки сперва собственную карьеру делают, утверждаются как личности и профессионалы. А потом уж — замуж выходят, вьют гнездышки, киндеров рожают…
Вот так Таня и утверждалась. Делала свою московскую карьеру.
Она ушла из западного сетевого многонационального агентства в нашу российскую фирму, занимавшуюся рекламой и пиаром. И дослужилась здесь до второго по важности лица — креативного директора, то есть человека, отвечающего за весь творческий процесс.
А еще как бы между делом (это, впрочем, со стороны казалось, что между делом, а фактически потребовало от Тани напряжения всех сил и воли) Татьяна защитила кандидатскую диссертацию. Получив «корочки», первым делом заказала себе новые визитные карточки — с указанием ученой степени. На презентациях-тусовках она раздавала визитки направо и налево и очень веселилась, когда мужики-шовинисты обалдело говорили: «Впервые видим, чтобы кандидатом наук была такая молодая, симпатичная блондинка!»
Теперь ее научная руководительница заводила речь о докторской, но Таня решила: «Нет уж. Все. Хлопот с очередной диссертацией — выше крыши, а прибыли — ноль. «Доктор филологических наук» на визитках — это, конечно, звучит еще лучше, чем кандидат. Да одна беда: науки больше не хочется».
Благо в Москве — такой яркой, современной, бурно растущей — было чем заняться, помимо сидения в библиотечных залах. Татьяна успевала играть в теннис, забредать с подружками в ночные клубы, ходить по магазинам (или, как это называется нынче, «заниматься шопингом»), кататься на лошадях, а летом — на водном мотоцикле.
Отдыхать, если получалось выбить хоть недельку отпуска, она ездила за границу: в Венецию, в Альпы, на Мальдивы. Благо ее напряженная работа оплачивалась как следует.
Татьяна сделала в своей квартирке ремонт (обозначаемый в рекламных объявлениях пошлым словом «евро»), поставила дома систему кондиционирования, обставила жилище на свой вкус: броско, но не безумно дорого.
Словом, сейчас, в начале двадцать первого века, у молодой москвички Тани Садовниковой было все. И всеми своими проявлениями нынешняя столичная жизнь ее вполне удовлетворяла…
Но иногда — не очень часто, но бывало! — ей являлись ночью изумительные сны.
Сны из ее прошлой жизни.
Вот она бежит, бежит во весь дух, спасается от человека в черном… И хотя во сне ей угрожает опасность, ей страшно, зябко, боязно, — но почему-то одновременно хорошо… И все вокруг нее кажется таким ярким: и небо, и деревья, и облака…
А потом она просыпается, и у нее бешено колотится сердце, и не хватает воздуха, — но все равно после такого сна на душе у нее весь день весело и хорошо…
Вот и сегодня утром, в воскресенье, шестого июля, она проснулась от такого сна.
Сердце колотилось, а на душе было радостно. Татьяна немного полежала в постели, пришла в себя и пошагала в ванную чистить зубы и принимать душ. Нужно было спешить и настраиваться на «творчество». Потому что в офисе ждали ее отнюдь не приключения, а работа — рутинная, обыденная, хотя и называемая красивым словом «креативная»…
…В десять утра она уже входила в офис агентства «Пятая власть». Коллеги ждали ее в кабинете. Однако одна беда: в жаркий выходной день да еще после недели беспрерывного мозгового штурма ни на какие свершения коллектив не вдохновлялся. Коллектив тосковал по пляжу в Серебряном Бору, по пиву и шашлыкам. Поэтому, вместо того чтобы фонтанировать идеями, творческие сотрудники несли откровенную пургу. А времени оставалось катастрофически мало — всего-то до утра понедельника. И если они не придумают сегодня чего-то нового, оригинального — заказ, за который уже получен аванс, уплывет в чужие руки. А кусок-то — жирный, хороший, вкусный…
— Да, ребята… — бодро сказала Таня вслух. — Задачка у нас, конечно, непростая. Но мы ее решим. Я вам обещаю.
Подчиненные — копирайтер Мишка Колпин и дизайнер Артем Пастухов — переглянулись.
— Да как мы ее решим?! — выкрикнул Артем. — Голова уже не варит! Всю неделю ведь пахали. И в субботу тоже. До десяти вечера!
— Асфальт и то легче укладывать! — подхватил Мишка.
— Сравнил… — усмехается Татьяна. — Подумаешь, асфальт! С ним все как раз просто. Заливай себе и заливай. Ответственности никакой, да и мозги отдыхают.
— Кстати, о мозгах, — пискнул дизайнер. — У меня, между прочим, уже блокировка сработала. Перегорели мозги. Не варят. Может, лучше завтра пораньше придем — и навалимся в едином порыве!
— Никаких завтра, — отрезала Таня. И, смягчая резкий тон, добавила: — Ну, давайте, последнее усилие! А, ребята? Сами знаете — в понедельник презентация. А что мы клиенту покажем?
Все трое с отвращением покосились на стену, увешанную эскизами.
Над этим заказом они работали всю неделю. И без толку. Ничего стоящего в голову так и не пришло. И сегодня — тоже не приходило.
Им поручили «продвигать» очередную разновидность пива. «Надо сделать такую рекламу, чтобы очереди выстраивались, — напутствовал их заказчик. — Чтобы молва о новом пиве разнеслась по стране как молния».
Хорошо, конечно, сказано. Образно. И аванс агентство получило немаленький. Только как прикажете этот заказ выполнять?
Вкус у нового пива самый обычный, и стоит оно не дешевле, чем у конкурентов… Но заказчик по этому поводу сказал просто: «Это я и сам знаю. Но рекламщики — вы, а не я. Это вас в институтах учили, как людей дурить. Вот и дурите».
В общем, сложный заказец… А такие в рекламном агентстве «Пятая власть» брала на себя лично Татьяна Садовникова.
Приходилось отрабатывать кабинет с секретарским предбанником. И за настоящую кофеварку (в отделах стояли обычные электрические чайники) — расплачиваться.
«Раз уж я сижу тут целыми днями — надо хоть властью злоупотребить!» — подумала Таня. Нажала кнопку селектора:
— Наташенька, будь добра, кофейку!
Секретарша Наталья — работать в выходной ей тоже, естественно, не нравилось — буркнула:
— Опять кофе? Позеленеете, Татьяна Валерьевна…
Таня в ответ только вздохнула: подчиненные имеют право бурчать. И только начальник всегда должен быть свежим, благожелательным и справедливым.
— Пожалуйста, Наташа, — вежливо попросила она. — Мы очень ждем.
И отключила селектор, не дожидаясь, пока секретарша начнет ворчать, что с «этими пивными посиделками недельный запас кофе извели».
— Может, назовем его народное пиво? — безнадежно предложил Михаил.
— Было уже «народное», — вздохнула Таня. — И потом, какое ж оно народное, если стоит почти как настоящее чешское…
— Тогда назовем его «пиво для всей семьи», — высунулся Артем.
— Ага, — поддакнул Миша. — И текст напишем: «Наше пиво особенно поможет дедушке с болезнью Альцгеймера«.
— «А грудничкам его можно добавлять в яблочное пюре», — подхватил игру Артем.
— Н-да-а… — вяло протянул Михаил.
Однако Артем все-таки стал развивать свою бредовую, прямо скажем, идею. Татьяна его не прерывала. Она знала, из какого сора порой вырастают гениальные рекламные ролики.
— Может, такую картинку нарисуем… Семья сидит за столом… Центр композиции — огромный самовар. Только наполнен он не кипятком, а пивом! И пьют его — из чайных чашек.
«Полный маразм», — подумала Таня. Но вслух свой приговор не огласила: дизайнеры — народ обидчивый. Сказала мягко:
— К сожалению, не прокатит, Тёмчик. Пиво — и самовар… Ледяное и горячее… Несочетаемые ассоциации… Хотя… Вся семья дружно пьет пиво — в этом что-то есть…
— Может быть, оттолкнемся от чего-нибудь типа: «Выпил пива — зажил красиво«? — высунулся Михаил.
— А закончим так, — буркнул Артем, — «Выпил водки — заел селедкой».
Таня старалась не впасть в отчаяние. Не имеет она права сдаваться! Это ведь ее работа — решать такие задачки. На первый взгляд — неразрешимые. И нужно биться до последнего… Она собрала волю в кулак и сказала:
— Хорошо. Давайте от противного пойдем. Исключим все то, что уже было. Пиво для друзей, пиво для компании, пиво для отдыха…
— С утра выпил — весь день свободен, — прокомментировал Артем.
— Я сторонник старых схем: выпил пива — нет проблем! — продекламировал Миша. Он тоскливо посмотрел на начальницу: — Может, разбежимся?
Артем подхватил:
— Гений ведь по заказу не работает! Вдруг нам ночью какая идея в башку взбредет…
Таня проигнорировала его мольбу.
— А что, если так: «Утро, вечер, день иль ночь — пиво гонит беды прочь»? — спокойно предложила она. — Знаете, такой же подход, как в рекламе обезболивающих средств. Болит у мужика голова — он аспирину жахнул и расцвел. А у нас таким анальгетиком будет пиво…
Миша задумчиво смотрел в сторону — кажется, он уже «отключился». Зато дизайнер — Таня знала, каждую ее реплику представляет визуально — загорелся:
— А в этом что-то есть! Ряд картинок: одинокая девушка, бабуля с ревматизмом… даже щенок, которому лапу прищемили. Морды у всех грустные-грустные… И тут им — по бокальчику пива! И они расцветают!
Таня внимательно слушала дизайнера. А картинку, когда щенку наливают в блюдечко пиво, даже увидела перед глазами… Пожалуй, если сосредоточиться… и со всех сторон покрутить эту идейку… из нее может выйти толк.
Запищал селектор. Таня досадливо нажала кнопку приема. Просила же Наташку, чтоб не сбивала с мысли!
— Ну что еще там? — недовольно спросила она.
И мимолетно подумала, что тон у нее — точь-в-точь как у директора клуба из плохих советских фильмов.
Секретарша виновато сказала:
— Вы просили ни с кем не соединять, я помню… Но тут звонит господин Ниро Вульф. Говорит, что это очень срочно.
Мишка с Артемом дружно фыркнули.
Таня нахмурила брови. Велела сотрудникам:
— Давайте пока работайте! Пробный слоган, пробный эскиз… И сняла трубку:
— Привет! Что это ты мою секретаршу пугаешь?
Артем с Мишей напряженно прислушивались к разговору. На их лицах читалось: «Вот те раз! Оказывается, у грозно-холодной Татьяны есть какой-то Ниро Вульф… Кто бы мог подумать… И почему он, интересно, Ниро Вульф? Такой же толстый, что ли?.. Или — такой же умный?»
Подчиненные мгновенно забыли про пивной заказ и во все глаза наблюдали за Татьяной. На их лицах был написан неподдельный интерес к разговору.
Только начальница — ни «мэ», ни «бэ»: слушает и кивает. И на глазах бледнеет, начинает нервно выстукивать карандашиком по столу…
— Хорошо. Я немедленно выезжаю, — закончила она разговор.
Артем с Мишей просияли. На их лицах читалось: «Слава создателю! Наконец-то домой!»
Но Таня, вставая из-за стола, безжалостно заявила:
— Мне нужно уехать. Срочное дело. Очень срочное. А вам, ребята, — придется остаться. Уж извините.
Миша с Артемом обменялись безнадежными взглядами.
В Танином голосе добавилось металла:
— Я очень надеюсь, что завтра к восьми утра будут готовы и слоганы, и эскизы. Как обычно, несколько вариантов.
Она снова сбавила тон — как же непросто быть начальником! — и улыбнулась:
— Очень прошу вас — не подведите! А я Наталье скажу, чтобы она с вами до победного сидела. И кофе варила по первому требованию. Ну, и премия, конечно, за мной. Хорошая премия.
Отчим даже не намекнул, что произошло. Просто попросил «очень срочно приехать». Но по его тону Таня поняла: он в беде!
Только сообразить-то сообразила, но вот поверить никак не могла. Да быть такого не может, чтобы с ним вдруг что-то случилось! Исключено. Мир, должно быть, перевернулся…
Ведь это отчим, Валерий Петрович Ходасевич, обычно помогал ей во всех делах, начинаниях, приключениях. Она, Таня, попадала в истории и бросалась к нему за помощью, и рыдала, уткнув голову в его пухлое плечо… А он всегда был тверд как скала. Незыблем, как Ниро Вульф в своем кабинете. Он утирал Татьяне слезы, заваривал крепкий чай с лошадиной дозой сахара — и всегда, абсолютно всегда, разрешал все ее проблемы. Для этого у него имелись и ум, и смекалка, и опыт. Да и связи немалую роль играли — все-таки полковник ФСБ-КГБ, пусть и в отставке.
А сейчас она просто не узнавала его.
Чтобы Валерочка — надежный, «правильный», считающий, что «долг превыше всего» — срывал ее с важного совещания? Не просил, но требовал срочной встречи?!
И при этом секретарше представился по-дурацки — Ниро Вульфом. И говорил экивоками, и голос его был тверд, собран, но при этом ощутимо напряжен…
Таня даже не была уверена, что она его правильно поняла.
Например, во время телефонного разговора Ходасевич сказал: «Французик у тебя, конечно, хорош, но пришла пора с ним расстаться».
— Ты имеешь в виду авто… — неуверенно спросила Таня.
— Да, я именно об этом, — прервал он ее.
И Таня послушно умолкла. Наверно, речь идет о «Пежо», ее любимой игрушке. Валера просит ее приехать на другой, не такой приметной, машине. Хотя что в «пежике» теперь-то приметного — изящных французских машин в последнее время в Москве расплодилось полно. Кто только на них не ездит: и усатые дядьки, и юные бандитские любовницы, и молодящиеся карги… Но… Раз Валера велит — Таня сделает, как он скажет.
А эта его фраза: «Жду тебя через час у Маргариты«?
Таня едва не брякнула: «У Маргошки, что ли?» И еще удивилась, откуда он знает про Маргошку — Маргариту, ее однокурсницу… Но удержала поспешные слова, на пару секунд задумалась и уточнила: «Ты имеешь в виду нашу с тобой Маргариту?»
— Да, да! — торопливо и досадливо ответил Валера.
А ведь раньше он никогда не говорил так резко.
— Я все сделаю, — бесстрастно и спокойно сказала Таня.
Работа в должности начальницы уже приучила ее: если твой партнер выбит из колеи — даже слегка, — надо брать бразды правления в свои руки. Только уж очень непривычно, когда нервничает Ниро Вульф — всегда такой бесстрастный…
Ну что ж. Будем решать проблемы в порядке их поступления. И проблема номер один — это машина.
…Паркинг для сотрудников рекламного агентства размещался в подземном гараже. Там же находилось и несколько «разгонных» машин — новых, но уже изрядно раздолбанных «пятерок» и «девяток». Любой из верхушки агентства мог при желании взять служебный автомобиль — ключи и документы находились у охранников. Правда, сотрудники «Пятой власти» к отечественному автопрому относились с презрением и на служебных машинах ездить избегали: в них душно, ненадежно, и выглядишь, словно дачник.
«Зато мне сегодня будет в самый раз», — заключила Татьяна.
— Я оставлю «Пежо» в гараже, — сообщила она охраннику, скучавшему над кроссвордом. — На вечеринку собираетесь? — понимающе улыбнулся тот. — Давайте я вам такси вызову, Татьяна Валерьевна…
— Какие там вечеринки, — отмахнулась она. — Просто… — Таня замялась, не зная, как объяснить свою прихоть. — Что-то тормоза у «пежика» воют. Наверно, колодки истерлись. А ехать надо. Так что я уж возьму машину попроще. Из наших, служебных. Какую посоветуете?
Охранник посмотрел на нее удивленно. Но вопросов задавать не стал.
— Вон та «девятка», — взмах в сторону плохо вымытой машины, — вроде бы самая приличная. Хотя шофера говорили, у нее сцепление чудит, вторая передача не…
Таня не дослушала:
— Пожалуйста, принесите ключи.
— Нужно заполнить доверенность, — охранник достал из стола подписанный директором агентства бланк.
— Я заполню сама, — отмахнулась Татьяна.
Схватила бланк и заторопила мужика:
— Пожалуйста, быстрей! Я опаздываю.
Стекла у «девятки» оказались тонированными.
«Очень на руку!» — порадовалась Таня и окна в машине не открыла. Пусть жара и дышать нечем — она потерпит. Кажется, он настаивает на конспирации. Что ж, будет ему конспирация. А когда стекла закрыты — даже востроглазый орел не определит, кто сидит в машине.
Однако, промучившись в духоте минут пять и постоянно поглядывая в зеркальце заднего вида, Таня решила: меры предосторожности выполнены. Никто за ней вроде не едет. А главное, сидеть в духоте больше нет сил… Она машинально поискала пальцами кнопочки стеклоподъемников и чертыхнулась: какие, к черту, электрические приспособления в российских машинах! Одной рукой придерживая руль, Таня по очереди распахнула оба передних окна, с наслаждением подставила лицо встречному ветру.
Мелькнула неожиданная мысль: «Куда меня черт несет… Завтра нам пивную презентацию проводить, а ничего еще не готово!»
Но Таня прислушалась к голосу сердца и поняла: на самом деле угрызения совести ее особо не терзают. Надоело ей это пиво, простите, до отрыжки!
Таня улыбнулась.
Впрочем, улыбка тут же погасла. Не до веселья сейчас. Нужно максимально сконцентрироваться — чтобы ничего не напутать. Чтобы помочь ему. Впервые в жизни — помочь ему.
Значит, он велел ей ехать к Маргарите… Если Таня все поняла правильно — он будет ждать ее на той лавочке, где сидела в Александровском саду булгаковская Маргарита, когда к ней подошел Азазелло.
Эту лавочку давно, еще в школьном детстве, ей показал именно Валера. Он убедил ее: если присесть сюда и попросить помощи у высших сил — все желания исполнятся. «Все-все желания?» — недоверчиво спросила тогда маленькая Таня. И он, такой правильный, тут же оговорился: «Ну, не совсем все, а только добрые желания».
И Таня потом очень часто специально приезжала на эту лавочку. И просила, чтобы на экзамене ей попался счастливый билет, а Саня из параллельного класса обратил бы на нее внимание…
Когда Таня выросла, она заявила отчиму:
— А ведь ты наврал мне — насчет Маргаритиной лавочки! Вовсе она и не там стояла, где ты показывал, а совсем в другом месте. Я в дневниках жены Булгакова прочитала…
Но Валера серьезно ответил:
— Желания у тебя исполнялись? Исполнялись. Значит, лавочка та самая.
И Таня больше не спорила.
Такая уж у него харизма, что ему хотелось верить всегда. Даже если Валера ошибался или просто выдумывал…
«Я все для тебя сделаю! — пробормотала Таня. — Я помогу — что бы с тобой ни случилось!»
Она включила «моргалку» и начала искать место для парковки.
Труп уже увезли.
Молодой следователь бесцельно (как могло показаться со стороны) ходил по комнате.
«Классика… — думал он. — Словно иллюстрация к учебнику… Ограбление, совершенное группой лиц по предварительному сговору… Не запланированное заранее убийство хозяина, оказавшегося случайным свидетелем преступления… Вряд ли грабители работали по наводке. Да и на что тут наводить? Лакированная «стенка» из семидесятых годов, «горка» с хрусталем, ковры… Устаревший застойный уют… «Улов» — стандартный. Телевизор, магнитофон, недорогие золотые побрякушки. Деньги? Хозяйка утверждает, что в квартире не было денег. Только триста рублей в ящике стола».
— Мы там на ра-асходы деньги держали, — всхлипывает женщина.
— Пожалуйста, успокойтесь, — с усталым сочувствием попросил он ее. — Постарайтесь вспомнить: может, в квартире хранились еще какие-то сбережения?
— Под матрасом… под матрасом его заначка лежала. Тысяча ру-ублей. Он хотел у-удочку купить. — Хозяйка закрывает лицо руками.
Слезы, валерьянка, ледяная вода…
Несчастную женщину уводят в кухню.
— Похоже, без наводки работали, — бурчит один из оперов.
— Да… видать, случайные посетители, — соглашается второй.
— Наркоши, — добавляет первый.
— Алконавты.
— Надо отработать жилой сектор.
Щербатый паркет в пятнах крови.
Обычное, рядовое дело. Жизнь, пошлая и жестокая жизнь. В ней убивают за телевизор и пару золотых колец. На кухне плачет вдова…
— Успокойте хозяйку, — поморщился следователь. — Хорошо бы ее допросить. Пусть скажет, где паспорта на аппаратуру лежат. И опись драгоценностей составит.
Он перехватил Татьяну на подходе к «лавочке Маргариты«. Вынырнул откуда-то сзади, из толпы ошалелых интуристов. Взял под локоток так аккуратно, что Таня даже не вздрогнула.
— Привет, толстячок! — заулыбалась она.
Мама, Юлия Николаевна, неоднократно повторяла, что интеллигентный человек не должен употреблять подобные выражения. Особенно — в адрес собственного отчима. Но Валерочка на ее грубоватые прозвища не обижался.
«Он выше твоей дурацкой пресловутой интеллигентности», — заявляла Татьяна матери.
Вот и сейчас отчим расплылся в улыбке:
— Привет, Танюшечка. Я уж подумал было: не приедешь…
— С ума сошел, — констатировала Таня. — Как я могла не приехать?! Ты что, часто меня о чем-то просишь?
— Спасибо, — проговорил отчим. — Извини, что от дел оторвал. Секретарша сказала, что у тебя совещание…
— Забудь, — хмыкнула Таня. — Без меня досовещаются. И вообще: это ты извини, что я опоздала.
Тане совсем не понравилось, что Валера только делает вид, что улыбается. А сам — тревожно обшаривает глазами прохожих.
— Ну, говори: чем я могу помочь? — потребовала Таня.
Она специально сформулировала вопрос именно так. Еще по дороге решила: не стоит накидываться на отчима с криками: «Что случилось?» Для таких воплей — у отчима есть бывшая жена, она же Танина мама.
Но раз Валерочка обратился не к маме, а именно к ней — значит, он ждет, что Таня не станет охать, а будет реально ему помогать.
«И пусть он думает, что я ему помогу — без всяких расспросов. Слепо, как Терминатор, который только выполняет команды».
Таня была уверена: Валера все равно расскажет ей, что случилось. Со временем.
А пока нужно усыпить его бдительность. И притвориться покорной, исполнительной и бессловесной.
— Таня! Мне нужно место, где я мог бы отсидеться. Квартира, дача, гостиница, в которой не спрашивают документов.
«Ого!» — восхитилась про себя она. А вслух спокойно сказала:
— Конечно, найдем. Что-нибудь еще?
Валерий Петрович Ходасевич, полковник запаса ФСБ-КГБ, уже давно не работал. В том смысле, что не ходил на службу. Однако пенсионером — с неизменной рыбалкой, домино и сериалами по телевизору — он тоже не стал. Чем он занимался? Таня была уверена, что отчим до сих пор подрабатывает. Служит кем-то вроде внештатного аналитика. Один раз она приехала к нему без звонка, открыла своим ключом дверь и увидела: отчим сидит перед видеомагнитофоном. На экране какой-то боевик. А Валера что-то торопливо записывает в блокнот.
— Ты чем занимаешься? — требовательно спросила Татьяна.
Валера серьезно ответил:
— Видишь, там, на экране, — сейф вскрывают? Вот, хочу понять, как они это делают. Вдруг пригодится?
— Банк решил взять? — расплылась в улыбке Таня.
— Нет. Для начала — пункт обмена валюты. Будешь на шухере стоять?
Падчерица рассмеялась, а отчим — выключил видик и убрал блокнот в ящик стола. Однажды, когда Валера вышел в кухню, Таня в этот ящик сунулась — но он оказался заперт. Стало ясно, что просить показать блокнот — бесполезно… Может быть, Валера составляет обзор шпионских уловок и бандитских киноприемчиков, придуманных неутомимыми сценаристами? Тем более что так же тщательно, как фильмы, отчим изучал и все детективы современных западных авторов. А может, он как раз сам детективы пишет? И, стесняясь насмешек Тани и друзей, публикует их под псевдонимом?
«Вот бы мне такую работу! — мечтала она. — Сиди себе на диване с книжечкой или перед видаком! А тебе еще за это деньги платят!»
То, что отчим, в отличие от прочих пенсионеров, не бедствует, было очевидно. По крайней мере, и обожаемая Таней сырокопченая колбаска в его доме водилась, и дорогим джином он ее угощал. Он всегда решительно отказывался от материальной помощи — а Таня, с тех пор, как стала хорошо зарабатывать, не раз пыталась всучить ему денежек.
Да и самого себя Валера кормил «на убой». Огромный кус парной свининки, запеченный в фольге. Здоровенная кастрюля бигоса со свежайшими телячьими сосисками. Неслабая коробочка, полная заварных пирожных…
— Лопнешь ты скоро, Валерочка, — ласково журила отчима Таня.
— У меня всего-то шесть пудов веса. Как у Поддубного, — привычно отшучивался тот.
— Нет, не шесть, а все восемь, — не соглашалась Таня и дарила ему футболки размера XXXL из магазина «Толстяк».
А когда Валера садился на пассажирское сиденье ее машины, «пежик» тут же слегка западал на правый бок, и Таня пугала отчима, что кресло может провалиться прямо под ним…
…Валерий Петрович никогда не рассказывал падчерице, чем занимается на самом деле. О том, что его сослуживец, полковник Армен Гаранян, до сих пор обращается к нему с поручениями-просьбами — поработать на родную контору.
Работа не предполагала засад, погонь или допросов. Чистая аналитика. Тренировка для ума — к тому же хорошо оплачиваемая. Проанализировать данные — и выявить суть.
Валерий Петрович ждал таких заданий. Выполнял их ответственно и с полной отдачей. Готов был сидеть над ними и день, и ночь. И очень обрадовался, когда неделю назад ему снова позвонил Гаранян. Предложил встретиться и попить пивка… Именно — попить пивка, а не выпить пива или там шандарахнуть по кружечке.
Эта фраза была ключевой.
ЗА ШЕСТЬ ДНЕЙ ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ. ТРИДЦАТОЕ ИЮНЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК
Встречались они, как обычно, у печального Пушкина.
Ходасевич пришел загодя. Захватил место на лавочке: в тени, вблизи от фонтанной сырости. Предложил Гараняну:
— Посидим здесь?
Тот с сомнением огляделся. Пушкинскую площадь заполонили подростки. Молодняк галдел, курил, прихлебывал пиво, хрумкал чипсами… Двое пожилых мужчин в их компанию явно не вписывались. До Валерия Петровича донесся чей-то насмешливый комментарий: «Двое педиков: жиртрест и чурка!»
Гаранян тоже расслышал обидные слова. Спокойно сказал:
— Нет, здесь слишком шумно.
Валера со вздохом встал. Придется бродить по бульвару — а ходить ему сегодня (как, впрочем, и всегда) совсем не хотелось.
Но Гаранян неожиданно предложил:
— Пойдем лучше я тебя покормлю.
— В столовую «дома два», — усмехнулся Валера, — меня не пустят.
— Зачем в столовую? — притворно возмутился Гаранян. — Тут через дорогу кафе открылось. Не самое дорогое. Мне сын советовал. Итальянская кухня и немецкое пиво.
Ходасевич хмыкнул:
— У тебя хватит денег-то — меня прокормишь?
Гаранян оглядел его безразмерный живот и сообщил:
— А я лепешек фокаччо тебе возьму. Порций пять-шесть. Они там дешевые.
Валерий Петрович отказываться не стал. Он прекрасно понимал, что прижимистый (или, как он сам говорил, хозяйственный) Гаранян никогда не поведет его в кафе на свои. А раз уж родная контора угощает — грех не потратить представительские на хорошее дело.
— Одними лепешками ты не обойдешься, — предупредил его Ходасевич.…В кафе «Венеция» оказалось шумно и суетно. Единственный столик, почти прижатый к стене, нашелся с трудом. Валерий Петрович, кряхтя, втиснулся в малогабаритное пластиковое кресло. А Гараняну и вовсе пришлось пробираться в узкую щель между столом и стеной.
— Время ужина, — извинился метрдотель. — Минут через сорок будет уже поспокойней.
Он предупредительно распахнул перед ними кожаные папки меню.
Валерий Петрович быстро изучил цены: ужин, даже самый скромный, в «Венеции» тянул на пяток минимальных зарплат. Но посетителей кафе это совершенно не смущало. Столы ломились закусками, пиво (сто пятьдесят рублей за кружку!) лилось рекой, а девчушки за соседним столиком с аппетитом уминали лобстеров.
— Кучеряво живет столица, — оценил Валерий Петрович.
По доброй воле он в кафе не ходил. Бывшему полковнику ФСБ казалось барством диким (как писал Пушкин) отдавать полпенсии за такой поход.
Мужчины заказали по пиву (Гаранян выбрал крепкий «Гиннесс», Ходасевич ограничился светлым «Гессером»). Закусывать решили отбивными. Раз уж Контора платит.
После первой кружки Гаранян спросил:
— Слушай, Валера… Ты кроссворды разгадывать любишь?
Ходасевич не сомневался: о его страсти к кроссвордам — в прямом и переносном смысле этого слова — тем, кому надо, хорошо известно. И Гараняну — в первую очередь. А чего тогда спрашивать?
— Ты же знаешь, что люблю, — подбодрил его Валера.
— А кроссворды бывают разные, — задумчиво сказал Гаранян и махнул официанту: — Еще пивка, пожалуйста… Есть классический кроссворд — где слова пересекаются. Есть чайнворд — когда из концовки слова растет начало следующего. Бывают кроссворды круговые, бывают — на вычеркивание…
Валерий Петрович терпеливо слушал. Объяснять, какие бывают кроссворды, ему не надо было: он скупал всяких «Зятьков» с «Внучками» во множестве. Тренировал мозги. Боролся с подступающей старостью.
— А самый интересный кроссворд — это тот, из которого нужно составить ключевое слово. Встречал такие? Знаешь, какой принцип?
Валера знал, но решил бывшего сослуживца не прерывать.
— Берешь по одной букве из каждого правильного ответа, составляешь ключевое слово и высылаешь его в редакцию. Пятьсот рублей, между прочим, можно выиграть.
— Пока не выигрывал, — усмехнулся Валера.
— И не выиграешь. В редакциях эти деньги по своим распределяют, — заверил его Гаранян.
— Ну, не тяни резину, — поторопил Ходасевич. — Выкладывай свой кроссворд.
Гаранян понизил голос и перешел к делу:
— Ты, наверно, помнишь — я периодически запрашиваю у соседей уголовные дела. Для общего, так сказать, развития…
— Дел по сто в месяц, — кивнул Ходасевич. — Или сейчас уже меньше?
— Как когда. — Гаранян твердо придерживался старого чекистского принципа — не выдавать лишнюю информацию. — Так вот. Из того, что смотрел в последние месяцы, я выделил сорок семь дел. Не спрашивай, по какому принципу выбирал, потому что я тебе отвечу: сам не знаю. Считай, что интуиция подсказала. Дела абсолютно разные. География — весь СНГ. Убийства, изнасилования, тяжкие телесные…
— На какой стадии дела? — уточнил Валерий Петрович. — «Висяки»?
— Не все. По некоторым следствие приостановлено, другие еще в производстве. А девять уже в суд ушли. По четырем, кстати, вина доказана и приговоры вынесены. Но только кажется мне, что ключевое слово в этих делах все равно так и не найдено. Ни менты его не нашли, ни я… А возможно, даже и нет в них этого ключевого слова. Но… Что-то мне в них не нравится… И на всякий случай — материалы по этим делам я запросил повторно…
— Можешь не продолжать, — усмехнулся Ходасевич.
— Значит, задачу ты понял.
— Говори, где работать и когда начинать, — откинулся в кресле Валерий Петрович. — А сейчас закажи мне еще одну отбивную.
Условия ему создали весьма приемлемые.
Однокомнатная квартира в неприметной «панельке». Удобное кресло из кожзаменителя. Стол с яркой лампой. Огромная банка кофе. Два сорта чая. Сахар. И даже — дежурный запас сыров-колбас в холодильнике. Молодцы, позаботились. Неформально подошли к подготовке конспиративки. Можно сказать, с душой.
Квартира была неплохо защищена: охранная сигнализация, решетки на окнах и «маскировочная» дверь: та ее сторона, что выходила на лестничную площадку, была сделана из дрянной фанеры, обитой дерматином. А внутренняя часть оказалась стальной.
Дела, о которых говорил Гаранян, хранились в сейфе.
На сейфе Контора тоже не сэкономила. Взорвешь только тротилом, но при этом содержимое превратится в прах.
Валерию Петровичу пришлось вызубрить тройную систему шифров.
Новая работа его захватила. Захватила именно тем, что он просидел над уголовными делами уже три дня — а ключевого слова в них так и не нашел. И даже намека на это слово не предвиделось…
А может, и нет никакого слова?
Может, и нет — предупреждал его Гаранян.
Абсолютно разные способы убийств. Никакой на первый взгляд связи между потерпевшими. В каких-то случаях — эти папки Валерий Петрович выделил в отдельную стопку — эксперты констатировали сексуальное насилие. В других — эти тоже лежали отдельно — убийства были примечательны тем, что потерпевшие остались при кошельках и золотых побрякушках. А в семи до убийства вообще не дошло — преступника или вспугивали, или он сам отступался. Валерий Петрович внимательно изучил составленные со слов потерпевших словесные портреты.
Нет, ничего, решительно ничего общего…
И все-таки Гаранян утверждал, что ключевое слово здесь есть. Не во всех, конечно, делах — в некоторых.
— Ты имеешь в виду… какую-то деталь, штрих? — пытал его Ходасевич.
— Не знаю, — вздыхал Гаранян. — Просто нюхом чую: здесь что-то нечисто. Странно. А наши коллеги из МВД эту странность не заметили.
— Пока ничего, — ежедневно докладывал Ходасевич.
Гаранян не скрывал, что расстраивается. Но каждый вечер упрямо повторял:
— Ищи дальше. Мы не спешим.
Светом в конце тоннеля это назвать было нельзя. В общем-то, даже на просвет не тянуло. Так, крохотный лучик… Но этот лучик занимал все мысли полковника Ходасевича. Можно сказать, терзал его. Выжигал изнутри, как лазером.
Домой он вернулся поздно. Спину ломило, в глазах щипало. И вот что удивительно: обедал он давно и совсем неплотно, только есть ему совершенно не хотелось.
Ходасевич выпил чашку сладкого чая с сушками и лег в постель. Но заснуть так и не смог. Даже четвертушка снотворной таблетки, как рекомендовал врач, не помогла…
Он лежал без сна, слушал, как под окнами проносятся поливальные машины и лихачи на мотоциклах, и думал, думал… В половине пятого утра, когда сквозь шторы пробился рассвет и птицы начали чирикать все уверенней, кряхтя, поднялся. Прошлепал на кухню. Поставил чайник. Покрутил ручку настройки, выбрал радиостанцию с самым бодрым ди-джеем — благодаря Тане Ходасевич неплохо разбирался в современной музыке, только его очень раздражало, когда радийные мальчики и девочки ранними утрами зевали или еле блеяли.
Сумерки быстро сменялись нежно-розовым утром. Птицы горланили из последних сил. Денек ожидался прекрасный. Бодрая музыка из приемника настроила его на рабочий лад.
Валерий Петрович заварил себе крепчайшего кофе, закурил и решил взяться за дело немедленно — пока мысль не ушла. Он склонился над блокнотом. Ручка летала по бумаге, кажется, сама собой. Жаль, конечно, что исписанные странички перед уходом придется уничтожить — правила есть правила…
Неважно. Он не сомневался, что без труда воспроизведет свои записи на конспиративной квартире. И сегодня же передаст докладную записку Гараняну. Только перед этим нужно все еще раз проверить-перепроверить…
К шести утра приблизительная схема была готова. Валерий Петрович перечитал ее раз, другой… Потом вырвал блокнотные страницы, разорвал их в мелкие клочки, выбросил в унитаз. Снова щелкнул кнопкой электрического чайника. Открыл банку кофе. (Хорошо, что лечащий врач не видел, сколько кофейного порошка его пациент всыпал в чашку). Сделал себе пару сытных бутербродов: на толстом ломте хлеба — слой куриного паштета, кусок сыра и майонез (тоже, кстати, запрещенный докторами).
Настроение было отличным. Конечно, еще преждевременно говорить о ключевом слове… Но кое-что — даже не словечко, а что-то совсем маленькое — пару ключевых букв — он точно нащупал.
Валерий Петрович быстро покончил с завтраком. Побрился, щедро оросил себя французским одеколоном и вышел из квартиры. Чувствовал он себя хорошо — так бывало всегда, когда в делах что-то наклевывалось, — и потому даже выполнил одну из рекомендаций лечащего врача: метров двести в сторону метро шел пешком. И только потом остановил такси.
Интуиция? Шестое чувство? Внутренний голос? Или проще — элементарная, «на автомате», осторожность?
Такси опасливо кралось по ухабистому междворовому проезду. Несмотря на раннее утро, у некоторых подъездов уже разминались пивком — «конспиративная» девятиэтажка располагалась в самом что ни на есть обычном, пролетарском районе.
— Вот у этого подъезда остановите, — попросил Ходасевич шофера.
И, прежде чем открыть бумажник, машинально взглянул на окна рабочей квартиры. Третий этаж, потолки невысокие, с его дальнозоркостью все видно прекрасно. А осторожность никогда не повредит.
Занавеска на кухне была сдвинута. Не явно, не на метр, но тем не менее находилась она совсем не в том месте, где Валерий Петрович оставил ее вчера, покидая квартиру. Ошибки быть не могло: ровно посередине окна шла небольшая трещина, и Ходасевич, уходя, всегда задергивал занавеску так, чтобы ее кромка проходила по границе этой самой трещины. Неужели он забыл?.. Нет. Это элементарные меры предосторожности.
— Семьдесят рублей, как договорились, — пробурчал шофер.
Замешательство пассажира он расценил по-своему: небось толстяк по второму кругу торговаться начнет…
— Подожди, командир, — отмахнулся Валера и внимательно, до рези в глазах, впился взглядом в окна квартиры. И увидел: в комнате мелькнула чья-то осторожная тень…
Решение полковник Ходасевич принял мгновенно. Протянул водителю две сотенные бумажки:
— Переигрываем. Трогайся, езжай прямо. Со двора есть еще один выезд.
Голос его, похоже, прозвучал начальственно и грозно. Во всяком случае, шофер послушно газанул и тронулся с места. И, хотя ям на тротуаре меньше не стало, ехал он теперь явно быстрей.
Когда машина подобралась к выезду на улицу, водитель робко спросил:
— Что-то случилось?
Валерий Петрович не ответил. Попросил:
— Слушай, друг… Отвези-ка ты меня обратно.
— Куда — обратно? — не понял шофер.
М-да, соображал он туговато.
— Туда, где я к тебе сел. На Сельскохозяйственную улицу, — терпеливо пояснил Ходасевич.
— Что-то дома забыл? — догадался водитель. — Считай, что так, — отмахнулся полковник.
Закурил и отвернулся от надоедалы.
Может быть, он перестраховывается? Скорей всего.
Надо бы позвонить, спросить, в чем дело… Но звонить из машины не хотелось. Совсем ни к чему, чтобы водила — вон, ушки на макушке — слушал их разговор с Гараняном. Да и рано еще, зачем зря булгачить человека… Он позвонит ему из дома.
До Сельскохозяйственной ехали долго.
— В час пик попали, — констатировал водитель. — Надо бы надбавку, за сложные условия…
— Нет сегодня часа пик. Воскресенье, — хмуро откликнулся Ходасевич.
Вымогателей он не любил.
— Где остановить? — пробурчал шофер.
— Там же, где я к тебе сел, — повторил Ходасевич. — Не доезжая до продуктового магазина.
Валерий Петрович прекрасно знал, что от магазина отлично просматривается его двор.
Поднимаясь по ступенькам продуктового, Ходасевич бросил взгляд на свой дом. И сразу увидел ее: черную «Волгу» с тонированными стеклами. Машина стояла точно у его подъезда.
Ходасевич остановился как вкопанный, чем вызвал неприкрытый гнев идущей сзади бабули. Она злобно выкрикнула:
— Чего встал, толстый пень?!
— Простите… — пробормотал Ходасевич.
Бабка — кажется, она ожидала ссоры — взглянула на него удивленно. А Валерий Петрович, галантно пропустив ее в дверь, как мог, быстро спустился с магазинного крыльца.
По дороге как раз неторопливо следовало такси. Ходасевич пропустил его. Поднял руку перед следующей машиной. Попросил:
— До метро.
— Пятьдесят, — гадко ухмыльнулся шофер.
Торговаться времени не было.
Спускаться в метро Валерий Петрович не стал.
Присел на лавочку в загаженном скверике у станции и достал из внутреннего кармана сотовый телефон.
Мобильник ему подарила Таня, хотя он ее и отговаривал: «Зачем мне сотовый? Все равно будет валяться без толку. Да под мои габариты и аппарат не найдешь…» Он взял изящную Танину трубочку и сделал вид, что его толстые пальцы никак не попадают по клавишам, а Таня весело хохотала… Отсмеявшись, падчерица тогда пообещала:
— Я тебе все равно телефон куплю. Огромный, по спецзаказу.
— Татьяна, не смей! — шутливо прикрикнул на нее Валера. — Будешь еще деньги тратить на всякую ерунду!
— Да какие там деньги! — ухмыльнулась Таня. — Я тебе знаешь какой подарю? Кондовый, первого поколения. Такие в секонд-хенде продаются. Стоит гроши, долларов десять. Потому что немодный. Зато кнопки огро-омные…
И действительно подарила — здоровый, с виду — почти стационарный аппарат. Он нещадно оттягивал карман и вызывал веселое оживление у пижонствующих подростков. Но Ходасевича эта модель вполне устраивала. По крайней мере, по кнопкам он попадал без труда. И даже сейчас, хоть и волновался, номер полковника Гараняна набрал с первой попытки…
Этот опер был вежливым — будто юный Шарапов—Конкин из «Место встречи изменить нельзя».
И одет совсем не в духе времени: свежая рубашечка, галстук, светлый костюм. Голос тихий, вкрадчивый: «Присядьте, вот вам водичка…» Дал ей носовой платок — белейший, отутюженный. Глянцевая картинка. Нет — лакированная, надоедливая рожа.
Тамара с трудом понимала, чего хочет от нее этот молодой человек. Почему его лицо то и дело искажается гримасой нетерпения.
— Я уже все рассказала, — обреченно повторяла она и размазывала по лицу слезы чужим наглаженным платком.
Но чистенький мальчик никак не хотел оставить ее в покое.
— Еще пять минут, Тамара Аркадьевна. Пожалуйста, возьмите себя в руки — и мы закончим наш разговор…
«Мне теперь не о чем говорить. Ни с кем. Ни о чем».
А опер тем временем терпеливо повторял вопрос:
— Вы мне так и не объяснили… Почему вы оказались на даче, а ваш супруг остался дома? Такое бывает часто?
«Такого больше не будет. Никогда».
Слезы текли сами собой, смешивались с водой, вода становилась соленой.
— Пожалуйста, Тамара Аркадьевна. Возьмите себя в руки. — Мальчик тактично отворачивался, чтоб не видеть ее рыданий.
Он все равно не отстанет… И она выдавила:
— Обычно мы ездили вместе… Но в этот раз он сказал, что ему нужно побыть дома. Срочная работа.
— Что за работа? — вскинулся юноша.
— Господи, ну откуда же я знаю! Говорила же вам: он никогда ничего не рассказывал.
— Хорошо, Тамара Аркадьевна. — Мальчик сделал очередную отметку в блокнотике. — Итак, вы приехали с дачи рано. — Он сверился со своими записями. — Если быть точным — в семь тридцать утра. Скажите, пожалуйста, — с чем связана такая спешка?
Его глаза впились в нее, как пиявки.
«Он подозревает меня, — поняла Тамара. — Ищет, за что бы зацепиться».
Ей вспомнилось, как муж говорил про таких — молодых и бестолковых: «Роют они, роют, да только ничего не нароют!»
— Я соскучилась по нему, — ответила она мальчику. — И решила приехать. Покормить мужа завтраком. Он же никогда сам не поест, если его не покормишь…
— Значит, вы, — юноша недоверчиво уставился ей в лицо, — специально ехали из Краскова… двадцать минут только на электричке… чтобы приготовить мужу завтрак?
— Да, именно так, — устало ответила она. — И еще я думала: может, удастся уговорить его поехать со мной на дачу… Он сказал, что в субботу — никак, а в воскресенье — может быть…
И она добавила то, что ее муж, будь он жив, безусловно, назвал бы лишней информацией:
— Господи, почему я его не уговорила?! Почему не настояла?! Ведь если бы… если бы мы уехали оба…
Тамара снова заплакала, закрыла лицо руками.
Сквозь слезы выдавила:
— Пожалуйста… оставьте меня в покое…
— Тамара Аркадьевна. Тамара Аркадьевна… — не отставал милиционерчик.
Он аккуратно взял ее за плечо.
— Ну что?! Что еще вам?!
— Звонит телефон. Пожалуйста, ответьте.
Танюшка, любимица, как-то спросила отчима:
— Валерочка! А вот ты беситься умеешь?
— Я — что? — не понял он.
Она со смехом пояснила:
— Да удивляюсь я, что ты всегда такой флегматичный. Неужели ты никогда не психуешь? Не пинаешь мебель, не бьешь посуду?
— Нет. А зачем? — искренне удивился Ходасевич.
— Ну, как же, — недоумевала Таня. — Это ведь лучший способ снять стресс. Я вот, между прочим, старую посуду никогда не выбрасываю. Держу на специальной полке. А когда разозлюсь — расколачиваю ее о стены. Попробуй сам!
Валерий Петрович тогда только посмеялся над Таниным способом снятия стресса. И даже стал откладывать для нее треснутую посуду — пусть бьет, если нравится. Но сам, конечно, бить не пробовал. Дикость какая-то. Есть способы куда цивилизованней: размеренное дыхание, медленный счет от одного до пяти, массаж точек у оснований большого и указательного пальцев…
Но сейчас ни один из проверенных способов не помогал.
В ушах звучал голос Тамары Гаранян — монотонный, подавленный, безнадежный: «Они убили его, Валерочка! Убили!»
Валерий Петрович с отвращением смотрел на телефон.
Ему ведь пришлось расспрашивать ее… задавать наводящие вопросы… уточнять детали… Тамара отвечала послушно, будто запрограммированный на вежливые ответы робот. И все время плакала, плакала…
— Я приеду к тебе, — пообещал Валерий Петрович, и от этого обещания на душе тоже стало тошно. Потому что он отчетливо понимал: в ближайшее время у Тамары он появиться не сможет.
Не обнимет ее, не утешит…
Ходасевич знал: ему нужно выкинуть из головы Тамару Гаранян.
И друга Армена Гараняна — тоже.
Убитого Гараняна.
Но ему надо было освободиться от горя и от чувства вины. И думать только о себе. О том, как уцелеть самому, пока еще не стало слишком поздно.
Уцелеть.
Разгадать.
Найти.
Отомстить.
Вот как много всего ему предстояло сделать. Причем в ближайшее время.
Но мысли сами по себе непрошено соскакивали к Гаранянам.
«Сколько они прожили вместе? Их сыну уже за тридцать… Внуки в школу пошли… Но Тамара до сих пор всегда наряжалась к приходу мужа. И вставала в шесть утра для того, чтобы приготовить ему завтрак. А Гаранян, подвыпив на семейных сабантуйчиках, уверял, что они, как в сказке, умрут с Тамарой в один день. И когда та смущенно краснела, ехидно добавлял: «Потому что я без нее просто с голоду погибну…»
Нет, не может он не думать про погибшего Гараняна. И про его несчастную жену…
Валерий Петрович огляделся. В чахлом скверике было совсем пустынно. Народ здесь соберется только к вечеру — тогда все лавочки займут любители пива. А сейчас только ветер ворошит обрывки газет да в помойном ящике копается парочка кошек.
Ходасевич прицелился… размахнулся — и швырнул мобильный телефон в помойный ящик, поверх кошачьих голов.
Возмущенный визг линялых тварей его порадовал, и на душе сразу стало как-то полегче. Да, в Танином способе что-то есть… Будем считать, что стресс он снял.
Сработает ли вторая часть его плана?
Валерий Петрович поднялся с лавочки и тяжело пошагал в сторону метро. Он знал, что сквер прекрасно просматривается из окон вестибюля метро…
«Девятка» с затемненными стеклами подъехала к скверу через двенадцать минут. Машину, в нарушение всех правил, бросили, не запарковав, прямо на дороге. Так делают только очень уверенные в себе товарищи. Уверенные в своем праве.
Из автомобиля вышли трое хмурых мужчин.
Их выправка и то, как они шли — привычно-профессионально страхуя друг друга, — не оставляли никаких сомнений в роде их занятий. К тому же все трое были в широких рубахах навыпуск. Под такими легко помещались, не просматриваясь, кобуры. Или заткнутые за пояс пистолеты.
Молодые люди прямиком направились в сторону помойного ящика.
Того самого ящика, куда он только что зашвырнул свой мобильник…
Других доказательств Валерию Петровичу не требовалось.
Он показал сонной контролерше пенсионное удостоверение и ступил на эскалатор.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Предмет вожделения № 1 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
