Звезды падают вверх

Анна и Сергей Литвиновы, 2001

Одним взглядом он укладывает к ногам любимой женщины троих вооруженных бандитов. Без видимых усилий отгадывает любую карту из колоды. Выигрывает в казино семь тысяч долларов… Такой человек может быть опасен. Спецслужбы предпринимают операцию под кодовым названием «Рентген», согласно которой этот «волшебник», капитан Иван Кольцов, должен быть ликвидирован. Как же он стал таким необыкновенным, этот человек, подозреваемый в убийстве собственной жены и вынужденный скрываться ото всех, видя врага в каждом?..

Глава 2

СТРАННАЯ СМЕРТЬ В АЗОВЕ-13

Тот же день.10 часов 30 минут.

Аэропорт Ростова-на-Дону.

Капитан Петренко

Азов-13 встретил капитана Петренко подобострастно, но неласково. Лейтенант, который ждал его прямо у трапа, потянулся взять чемодан. Когда Петренко отказался, встречающий только пожал плечами и пробормотал что-то нечленораздельное. Капитану показалось: «Была бы честь предложена…»

Петренко усадили на заднее сиденье потрепанной черной «Волги». Лейтенант сел спереди, рядом с шофером-сержантиком, и важно приказал ему: «Гони!» Окна в машине были раскрыты, в салоне гулял-шумел беспутный южный ветер.

Военный городок Азов-13 располагался от Ростова-на-Дону совсем в другой стороне, нежели Азов обычный, без номера. «Ох, как запутывали раньше вероятного противника», — усмехнулся про себя Петренко. Городок никогда не значился на советских географических картах. Теперь, при торжестве гласности, он на них, впрочем, появился — под уродливым именем Синеводск. Однако все называли его по старинке, Азовом с номером, а местные жители говорили о нем просто: «Городок».

После часа утомительной езды под раскаленным донским солнцем (дороги, впрочем, оказались здесь на удивление отменные) «Волга» подрулила к трехметровому бетонному забору. Солдатик на проходной немедленно открыл ворота и отдал честь.

Азов-13 оказался обычным военным городком, каких в Союзе были сотни, если не тысячи. Петренко и сам когда-то жил в похожих — пока отец был жив и его все переводили и переводили из одной части в другую. В скольких таких городках Петренко довелось учиться, привыкать к новой школе, приобретать друзей для игры в штандер-стоп и футбол?.. В четырех, кажется. Один находился под Благовещенском, другой — в Коми, третий — на берегу Балтийского моря, четвертый — в Московской области… И все были на одно лицо. Словно братья-близнецы от матери-Родины и отца — военно-промышленного комплекса. Точь-в-точь такие же, как этот Азов-13.

Унылые пятиэтажки. Разросшиеся тополя. Совсем старые кирпичные дома послевоенной постройки. На них — облезлые таблички: «ДОС-3», «ДОС-4»… «ДОС» — это дом офицерского состава, вдруг вспомнилась Петренко давно забытая аббревиатура.

Во дворах никого. Август. Полдень. Жара.

Проехали заброшенную водокачку, нелепо возвышающуюся над домами. Сквозь ее бурые стены прорастали деревья.

Петренко вдруг вспомнил точно такую же водокачку, и они, пацаны, играют возле нее в «расшибного». Монетки, звеня, отлетают от стены.

Какой азарт!.. Крыло ностальгии на секунду накрыло капитана. Он вроде бы даже расслышал звон разлетающихся монеток…

«Волга» остановилась перед кирпичным старым домом с номером на торце «ДОС-5». «Опять общага», — расстроился Петренко.

ДОС действительно оказался общагой. Петренко, сопровождаемый лейтенантом, долго шел по длиннющим коридорам. Краска на полах была стерта тысячами офицерских сапог и полуботинок. Где-то плакал-заливался ребенок.

Однако поместили Петренко в отдельный номер. Здесь имелся совмещенный санузел и даже холодильник. Номер был на удивление вылизан — видно, специально постарались для московского чина. Блестел всеми трещинами тщательно протертый стол, гордо возвышалась подушка в накрахмаленной наволочке, а унитаз закрывала буржуазная полосочка — пломба. Но воздух в комнате стоял унылый и затхлый: несмотря на жару, окна были закупорены. Сопровождающий лейтенант буркнул:

— Располагайтесь… Горячая вода — с шести до восьми утра и с шести до восьми вечера. Холодную иногда тоже отключают, так что наберите себе про запас в ванну… Вот тут, если надо будет слить, есть ковшик… Свет иногда тоже отключают. Но ненадолго. Зато — вот телевизор…

Лейтеха щелкнул выключателем. На черно-белом экране что-то зарябило. «Семь программ!» — с гордостью пояснил лейтенант.

Затем участливо спросил:

— Отдохнете с дороги?

Петренко, не распаковывая, зашвырнул чемодан в скособоченный шкаф и сказал лейтенанту:

— Немедленно отвезите меня к командиру части.

Лейтенант опешил:

— Но… мне надо уточнить…

Петренко безапелляционно повторил:

— Я сказал — немедленно.

Через пятнадцать минут он уже разговаривал с полковником Букаевым, командиром части, расположенной в Азове-13.

***

Полковник Букаев оказался толстяком необъятных объемов. «Размер пятьдесят восьмой, а то и шестидесятый», — не преминул отметить про себя Петренко.

— Оперативно, оперативно, товарищ!..

— Капитан, — подсказал Петренко, пожимая руку командиру части.

Букаев, привставший для рукопожатия, облегченно опустился в огромное кресло. В кабинете работало три вентилятора — два настольных и один, с громадными лопастями, скрежетал под потолком. В порывах горячего сквозняка, сбиваясь с курса, неровно кружили мухи.

Петренко окинул цепким взглядом Букаева. Работа научила его составлять психологический портрет собеседника в считанные секунды. «Толстяк. И умело это использует. Прикидывается наивным, добродушным простачком. Хотя ох как не прост. Иначе не дослужился бы до полковника… — сделал предварительный вывод капитан. — Как его определить одним словом? Какую дать ему «рабочую кличку»? Чтобы лучше запомнился?» Петренко на секунду задумался, а затем откуда-то из подсознания, даже против его воли, в мозгу всплыло: Железный Пончик.

Петренко черканул в блокноте: «Полковник Букаев — Ж.П.»

Командир части тоже с минуту буравил Петренко заплывшими глазками и по-бабьи принялся причитать:

— Что же это делается, а? Какая беда случилась!.. Из Москвы человека прислали!

При этом он вглядывался в Петренко, следя за его реакцией.

Сергей отреагировал спокойно:

— Случилось — убийство. И наша с вами задача, — с нажимом сказал Петренко, — его раскрыть.

— Кольцов! Ванька Кольцов! Какой парень был! Умный, красивый!

Петренко пожал плечами:

— Почему — был? Его что, убили?

Букаев мгновенно отреагировал, совсем не смутившись:

— Просто жалко человека. Жена погибла. Такая трагедия!

«Ага, ты считаешь, что убийца — Кольцов! — подумал Петренко. — Интересно, знает ли Букаев, сколь странно погибла Кольцова?.. — задался вопросом Петренко и тут же ответил сам себе: — Конечно, знает. Иначе какой он командир части. А раз знает — значит, вскорости будет знать и его супруга-полковничиха. И собутыльники полковника… А там и весь городок. Потом и вся Ростовская область наполнится дикими слухами… А потом — вся Россия. В газеты попадем… Скверно… Надо пресекать утечку и — одновременно — создавать легенду».

— Полковник! — жестко сказал Петренко, намеренно игнорируя обращение «товарищ». — Вас предупредили, что во всем, что касается данного дела, вы подчиняетесь мне? И выполняете все мои приказания?

— Д-да… — промямлил опешивший Букаев.

— Ну так вот: если информация о том, как погибла Кольцова, выйдет за эти стены, с погонами можете распрощаться. Уволят с позором. Это как минимум. А то и под трибунал пойдете. Ясно?

Полковник сразу как-то обмяк.

— И еще, — продолжил Петренко, — мне нужны помощники.

— Лейтенант, который вас встречал…

— Я имею в виду нормальных помощников, — повторил капитан.

Толстяк пролепетал:

— Будут, будут… Все будет!..

***

Генералу принесли шифровку в тот же день уже в 11.15.

Он внимательно просмотрел бумаги.

Ничего особо необычного в случившемся не было.

Простая публика даже не подозревает, сколько удивительного, непонятного, непознанного происходит в такой огромной стране, как Россия. Происходит еженедельно, ежедневно. Кое-что из так называемых чудес попадает в газеты. Что-то становится предметом пересудов. Многое вовсе остается незамеченным. Но практически все случившееся в итоге получает разумное, логическое, вполне материалистическое объяснение.

Практически все. Но — не все.

Шифровку, доставленную генералу, можно было бы оставить безо всякого внимания, если бы не то место, где событие произошло.

А что, если он — один из этих? Из тех немногих, кто остался?

От одной этой мысли генералу на долю секунды стало жарко.

Он нажал интерком, вызывая помощника.

***

Благодаря личному участию самого полковника Букаева Петренко через пять минут получил в свое распоряжение отдельный кабинет. Он принадлежал начальнику особого отдела, убывшему в настоящее время в отпуск. Здесь стоял опечатанный сейф, имелось два вентилятора и два телефона. На полке синело полное собрание сочинений Ленина в пятидесяти пяти томах. На стене висел к тому же и ленинский портрет. Портрет огромный, казавшийся несоразмерно большим для такого кабинета. «Видно, раньше этот Ильич висел в красном уголке части, — мельком подумал Петренко. — Затем его приказали вынести, а особист к себе притаранил. Интересный, видать, фрукт этот особист».

Спустя три минуты в распоряжение Петренко прибыли помощники. Это были два молодых особиста — оба в звании старшего лейтенанта. Фамилия одного была Жуков, а второго — Дубов. Первого звали Саша, а второго — Паша. Или, напротив, Жуков был Пашей, а Дубов — Сашей? Словом, старлеи были так молоды, подтянуты и неразличимы между собой, что у Петренко даже не получилось придумать для каждого отдельную кличку. Обозвал он обоих одинаково, во множественном числе: «Грибочки».

Первому из них, кажется, Жукову, Петренко поручил умереть, но выяснить, куда мог уехать капитан Кольцов.

— Поспрашайте соседей, друзей, сослуживцев… Проверьте поликлинику — может, ему давали путевку в санаторий?.. И у него, кажется, есть машина?

— Так точно!

— Он на ней уехал?

— Предположительно.

— Тогда поговорите в гаражах. Может, кто из соседей по боксам знает куда… А потом — проверьте авиа — и железнодорожные кассы: не брал ли Кольцов билет…

— Только Ростов-Дон проверять?

— Пока да… И узнайте адрес его родителей — если они живы, конечно… Про братьев-сестер — тоже… И других близких… Может, адреса друзей Кольцова узнаете… И все, что нароете, немедленно сообщайте мне.

— Есть! Разрешите приступать?

— Валяйте.

«Грибочек номер один» вышел — сосредоточенный до важности.

Второму Грибочку Петренко поручил договориться о встречах, которые он решил провести непременно сегодня.

***

Участковый Андрей Пивоваров отчаянно хлюпал носом и ежеминутно чихал, старательно отворачиваясь в сторонку. Он смущался из-за того, что предстал перед московским гостем в таком непрезентабельно простуженном состоянии, и нервно теребил промокший платок.

Петренко постарался отсесть на безопасное от вирусов расстояние. Участливо сказал, не утруждая себя холодно-вежливым «вы», — с участковым, хочешь не хочешь, нужно было устанавливать контакт:

— Да не щемись ты! — Петренко намеренно употребил южное просторечное слово, имеющее крайне широкий, в зависимости от контекста, диапазон значений. В данном случае «не щемись» было эквивалентом предложения: «Да не стесняйся!» — предложения, которое нормальными, литературными, словами один мужик в беседе с другим и не выговорит. — С кем не бывает! — по-свойски продолжил Петренко. — Где простыл-то так?

Участковый, опасливо ожидавший каверзных вопросов по делу, удивленно ответил:

— Раков в воскресенье ловили!

Петренко проговорил, усмехнувшись:

— Что, без прокладки ловили?

Андрей ответил — почему-то виновато:

— Да я за рулем был, какие уж тут прокладки…

— Много взяли?

— Два ведра. Слоны! Бо-ольшие! Но вчера…

Петренко рассмеялся. Ему нравился этот хитрован-казак с южным говором и простецким юмором.

Участкового, смуглолицего, с казацким чубом, Петренко, верный своей привычке давать каждому встречному-поперечному кличку-определение «для внутреннего пользования», почему-то захотел назвать: «Есаул-есаул, что ж ты бросил коня». Кликуха получилась несуразно длинной, поэтому капитан сократил ее до Есаул-Есаул. Тоже неплохо получилось.

— Ну, давай, участковый, к делу, — посерьезнел Петренко. — Труп ты обнаружил?

— Да. Вскрывал квартиру по звонку соседки из сорок второй.

— Тебе сказали…

— Что Кольцова с утра не подает признаков жизни. На встречу с подругой не пришла. Телефон не отвечает. Из квартиры вроде не выходила.

— И ты сразу примчался? Оперативно на сигналы реагируешь…

Есаул-Есаул слегка смутился:

— Не на все, конечно. Но про эту семью я давно знаю. У них там не все ладно. Скандалят часто, посуда летает, жена верещит… А при таком раскладе до беды недалеко.

Последнее предложение участковый произнес с каким-то социалистическим пафосом. Петренко скептически скривился:

— Взяли, значит, на заметку…

Участковый не растерялся:

— Конечно, у вас там, в Москве, о таких делах участковые не всегда в курсе. Но у нас-то — городок маленький.

— Ну, а труп?

Андрей гордо вскинулся:

— Я у нас на аэродроме таких видал. Точная картина — как парашют не раскрылся. С виду люди — целехонькие, а руки-ноги мягкие. Как будто костей вовсе нет. Так и у этой Марины было. Я еще при визуальном осмотре заметил, что у нее тело как-то странно вывернуто…

— Сам кого-нибудь подозреваешь?

Андрей поспешно ответил:

— Ну, муж… с которым они все ругались… он летчик. Бывший.

— Ну и как ты сам это представляешь?

Участковый — очень неуверенно — сказал:

— Странная получается картина. У нас в городке полетов уже два месяца не было. Позавчера тоже не летали… Досаафовские аэродромы есть в Батайске и в Каменске… Что, значит, выходит? Кольцов там взял самолет… Посадил в него супругу. Взлетел. Скинул ее… Потом сел. Поехал в район десанта. Нашел труп… Подобрал… Привез зачем-то в свою квартиру… Уехал… Глупо как-то…

— А он, Кольцов, вообще-то — как? В себе? Может, у него крыша съехала?

— Да он, конечно, странноватый… Особенно после того, как его комиссовали…

— За что комиссовали-то?

— Да по здоровью.

— А что с ним было?

— Вот он-то как раз, — участковый усмехнулся, — без парашюта брякался. Точнее — с парашютом, но он не раскрылся.

— И выжил?

— Ага. Как, почему — я толком не знаю. Но побился он сильно. Голова, ноги… В госпитале в Ростове полгода лежал… У него и сейчас шрамы… Ну, после госпиталя Кольцова и комиссовали…

— Чем он занимается?

— Когда чем. Частным извозом подрабатывает. Лекарства какие-то по аптекам развозит…

— Лекарства? Какие?

— А я знаю? Оно мне надо?.. Хер… этот… хербалайф какой-нибудь… Еще где-то подрабатывал… На рынке, что ли…

— А женка его? Ты говоришь, они плохо жили?.. А почему? Он пил, что ли? Гулял?

— Не, пить не пил. Это точно. После того как брякнулся, почти даже в рот не брал. Это я точно знаю. И не гулял, по-моему, тоже. У нас ведь городок. В одном углу, извините, пукнут — в другом веер достают.

— А Марина?

Участковый сделал секундную паузу.

— Да в том-то и дело, что ничего толком не знаю. Так, слухи только. От бабок на лавочке. Говорят, погуливала Марина.

— Погуливала… А кто у нее хахаль?

— Да черт его знает. Вроде бы даже не было постоянного… Но, говорят, любила она это дело… Солдатикам даже давала…

— Ого!.. Ну, а кто, например, из ухажеров мог ее замочить? У кого еще, может, были ключи от кольцовской квартиры?

— Вот это я тебе, капитан, сказать не могу, — с сожалением молвил участковый.

— Ну, а, может, у нее враги были? Или она задолжала кому? Она ж ведь на рынке торговала…

— Да какие там у нее деньги! Торговать-то она торговала… Но гроши там были невеликие. Когда полтинник в день… Когда стольник… Ну, два… За это не замачивают… Хотя…

— Что?

— Ладно. — Андрей подобрался. — Расскажу. В субботу, седьмого то есть, я задержал Леонида Плешакова, 1978 года рождения. Сын подполковника Плешакова. Студент Ростовского пединститута. Подрабатывает спекуляцией. Бизнесом то есть. Пьян был, как свинья, у Дома офицеров шатался с девками, «Мурку» горланил. Доставил я его в отделение… протокол оформлять не стал… отец… сами понимаете… Вытрезвил на скорую руку — из ведра окатил… Так этот Ленька, пока в обезьяннике сидел, пьяный в сосиску, много всякой ерунды кричал. И одну странную вещь ляпнул. Я никому не говорил пока. Он сказал: «Заказали нашу Кольцову. За большие долги заказали».

Петренко сделал в блокноте пометку: «Плешаков».

— А что ты, капитан, думаешь — как эту Марину убили? Что, в самом деле с самолета сбрасывали?

— Без понятия. Я уже себе мозги сломал.

— Ты подписку о неразглашении давал?

— Давал.

— Ну, так вот: именно об этом — в каком виде ты труп обнаружил — молчи! Даже жене ни гугу…

— Могила! — лживым голосом воскликнул участковый.

–…Но только тебе, Пивоваров, я могу рассказать, в чем дело, — продолжил Петренко, понизив голос.

Участковый — весь внимание — подался вперед.

— На одном из наших военных складов похищен яд, который оказывает подобное действие. Руки-ноги размягчаются, кости словно испаряются… Яд действует мгновенно… И у нас есть основания думать, что этот яд каким-то образом оказался дома у Кольцовых… Понял? Даже лица ее никто не мог узнать.

Участковый кивнул. Глаза его горели.

— Но об этом — никому ни слова. Информация — совершенно секретная, особой важности. Понял?

Участковый снова кивнул.

Петренко не сомневался, что рано или поздно тот проболтается. Расскажет в приливе чувств жене или выболтает друзьям по пьянке.

На то и было рассчитано.

Петренко вспомнил, как учил его дядя Володя — полковник Савицкий, когда он только поступил полгода назад на службу в комиссию: «Расследовать событие — это только полдела. Даже треть дела. Самое главное — обеспечить легендирование. Чтобы ни у кого даже тени подозрения не возникло. Чтобы все как один из числа тех, кто с событием сталкивался (а таких людей обычно бывает больше, чем ты даже можешь представить!), считали: ничего странного не случилось. Все в пределах здравого смысла. И привычной логики… Пусть люди спят спокойно«.

***

Квартиру Кольцовых Петренко осматривать пока не стал.

Старлей-особист (Жуков?.. Дубов?.. Черт их поймет — в общем, Грибочек…) уже сговорился для него о встрече с подругой погибшей.

Она проживала в том же подъезде. Именно она всполошилась из-за отсутствия Кольцовой, а после позвонила в милицию и вместе с участковым обнаружила труп.

Соседка, Анастасия Журавлева, 1965 года рождения, к визиту особиста из Москвы подготовилась.

— Прошу в залу! — несколько игриво пригласила она.

«Залой» здесь именовали гостиную со стандартным набором мебели из стенки, горки и телевизора. В углу комнаты громоздились баллоны с закатанными помидорами, кабачками, салатиками, а также черешневым, малиновым, грушевым вареньем. Закатанных банок насчитывалось никак не меньше ста.

Подле дивана был сервирован столик в стиле «а-ля фуршет». Настя разложила в художественном беспорядке персики, яблоки, сливы и бутерброды-канапе, насаженные на шпажки.

— Чай? Кофе? — Настя постаралась задать вопрос с интонацией профессиональной официантки. — Чего покрепче не предлагаю, вы ведь при исполнении, но если хотите — есть водка, коньяк, херес…

— А квас имеется? — чуть иронически поинтересовался Петренко. Его слегка забавляла эта провинциальная комедия.

— Есть минералка, — смутилась женщина.

— Не откажусь.

Дамочка слетала на кухню и принесла запотевшую бутылку.

— Компотик, извините, не сварила. У нас тут такие события… Ну да что я вам рассказываю…

Петренко залпом осушил стакан ледяной воды с явным привкусом сероводорода и взял крошечный бутерброд с заплывшим от жары сыром:

— Ну, у вас прямо как в ресторане.

Женщина польщенно улыбнулась.

Петренко через силу проглотил бутерброд и сказал:

— Давайте знакомиться. Я — следователь главной военной прокуратуры, меня зовут…

— Бонд! Джеймс Бонд! — перебила его Настя, расхохотавшись, и откинулась на спинку дивана.

Сверкали загорелые коленки. Грудь так и рвалась наружу из легкого халатика.

Похоже, молодуха явно напрашивалась, чтобы столичный Джеймс Бонд тут же, на этом самом диване, кинулся на нее в совершенно джеймс-бондовском стиле. Петренко глянул на смуглые полные коленки гражданки Журавлевой и поймал себя на предательской мысли, что ему тоже этого хочется. «И грудь у нее знатная…» — помимо воли подумалось ему.

Капитан смутился и постарался отогнать наваждение.

— Сергей Петренко, — сухо представился он. — Сергей Иванович.

«А Настя на удивление в хорошей форме, — подумал он. — Всего-то через день после смерти лучшей подруги. Будто даже радуется, что в городке произошло событие. Да еще какое!»

— Джеймс Бонд, он же Сергей Петренко… — игриво вздохнула хозяйка.

— А вы, стало быть, Анастасия…

— Можно просто Настя, — поспешно добавила женщина.

Петренко решил не спешить с разговором по делу. Подумалось: «Какую же ей дать «внутреннюю» кличку? Такую, чтобы эта Настя Журавлева и через месяц вспомнилась?» Но что-то ничего не приходило в голову. Потом в мозгу вдруг безо всякой логики вспыхнуло: Золотые Шары. «А ведь и правда, — подумал Петренко. — Непонятно почему, но кличка явно подходит. Из-за грудей, что ли? Или из-за коленок?.. Ну, неважно. Подходит — и все. Пусть она будет Золотые Шары».

Он вздохнул и пересел поближе к распахнутому окну — и подальше от ее блестевших коленок. Сказал:

— Ну и жара тут у вас! До моря сколько ехать?

— Часов семь — если без гаишников.

— Часто выбираетесь?

— Раньше почти каждые выходные ездили. А сейчас… — Настя только рукой махнула. — Скоро вообще придется машину продавать. Муж с мая ничего не получал.

— Он у вас тоже военный?

— Да здесь все военные. Только летчики на земле сидят: керосина нет. А завод стоит: заказов нет…

— А вы чем занимаетесь?

— О-о, у меня редкая и почетная профессия — я библиотекарь… Вы читали «Парфюмера»? Или что у вас там сейчас все читают в Москве?..

— Можно еще минералки? — не поддержал светскую беседу Петренко.

— О, конечно, конечно! Извините, что я за вами так плохо ухаживаю, но мы, вы же видите, живем в глуши, не то что вы, москвичи…

Петренко выпил второй стакан холодной сероводородной воды и решил, что пора переходить к делу, а не то Золотые Шары свернут куда-нибудь на московские премьеры, Петренко же в театре, равно как и в кино, был не силен.

— А вы давно знакомы с Кольцовыми?

— Да с тех пор, как они сюда переехали… Года четыре…

— Вы дружили? Были близко знакомы?

— Как — «близко»?.. В городке все друг друга знают. А мы все ж таки соседи…

— Чем они занимались?

— Я у них под дверью не подслушивала.

Хозяйка поджала губы, и Петренко понял, что не слишком корректно поставил вопрос.

— Я имею в виду: как зарабатывали?

— Ну, Ваньке повезло больше, чем моему. Он купил раздолбайку, калымил каждый день.

— А Марина?

— Торгашка. Купи-продай-надуй! Косметикой торговала — все наши у нее затаривались. Лифчики продавала. Купальники.

— Кстати, вы в тот день с ней собирались на рынок?..

— Она сама позвала. Говорит, буду закупать купальники, поехали — возьмешь себе один по оптовой цене. Померишь хоть заодно. Ей одной, мол, тащиться скучно. Ну, я и согласилась. Только все равно пришлось ехать самой и по обычной цене покупать…

Петренко не уставал удивляться: Настя говорила о погибшей с не очень-то скрываемой неприязнью. Он внимательно посмотрел на женщину:

— Вы с Мариной дружили?

Настя не смутилась:

— Мужики наши дружили. А мы… — она пожала плечами. — Видите ли, у нас с покойной были совершенно разные мировоззрения…

— Разные — в каком смысле?

Настя пожала плечами.

— На жизнь. На работу. На мужиков. Марина считала, что нужно хватать, если дают. И если не дают — тоже. Когтями вырывать. А я так не умею. У меня когтей нет. — Настя продемонстрировала Петренко свои руки с обрезанными под корень ногтями.

Петренко отчего-то показалось, что и Настя-Золотые Шары тоже из лапок своих при случае ничего не упустит, однако поинтересовался:

— И чего же такого Марина вырывала? Своими-то когтями?

— Ну, этот бизнес ее… В долг она, к примеру, никогда не продавала… Даже мне… Да что — мне! Никому вообще!.. А вот вам характерный показатель. Для гостей она кофейный напиток держала. С цикорием! А сама кофе пила — колумбийский, в зернах…

— У нее были, э-э, внебрачные связи?

— Были, — ясно и просто ответила Золотые Шары. — На мужиков она вешалась. Да так, что не снимешь…

«Ага, вот оно что», — понял Петренко и простодушно спросил:

— И на вашего мужа — тоже?

Настя поспешно ответила:

— Ну, моему Семену она на фиг не сдалась. Он подстилок не любит. А кто менее разборчивый — всегда пожалуйста. Семен рассказывал — у них в части солдатик похвалялся, что пробовал капитаншу…

Петренко потянулся за бутербродом. Сыр был невкусный, но ему нужен был минутный тайм-аут. С одной стороны, конечно, приятно иметь такого свидетеля, как Настя, который бескомпромиссно называет все своими именами. А с другой… хорошенькая же была у Марины подруга!

— Скажите, — осторожно начал он, — а в тот вечер вы что-нибудь слышали?

— Слышали.

— А что?

— Ругались они.

— Как? О чем, я хотел сказать, они говорили?

— Я же вам сказала: я не прислушиваюсь.

— Значит, вы просто слышали шум ссоры…

— Так точно!

— А слов не слышали? Обрывков фраз? Припомните. Это очень важно, э-э, Настенька…

— Ну какие там слова? Ссора же… Ну, он вроде кричал… Что-то типа: «Шлюха! Шлюха!»… Потом: «Чтоб ты сдохла!» — кричал…

— Ого! А она в ответ?

— Не разобрала.

— Ну, а ссорились они громче, чем обычно? Или как всегда?

— Громче, тише! Что я, с децибелом у них под дверью стояла?

Петренко слегка усмехнулся этому самому «децибелу»: видать, Настя изо всех сил пыталась произвести впечатление «образованной». Сказал:

— Спасибо вам, Настя… Вы, правда, очень мне помогаете… Ну, а потом что было?

— Ну, а потом все стихло. Где-то через полчаса Ванька выскочил на крыльцо. С чемоданами. С двумя. Кинул их в свой багажник — и был таков.

— А он раньше куда-то ехать собирался?

— Так в том-то и дело, что собирался!.. В отпуск, говорит, махну на недельку.

— Один? Без жены?

— А они всегда порознь отдыхали… Только он вообще-то наутро собирался. А уехал раньше — в ночь.

— А куда он собирался, не знаете?

— Без понятия.

— Ничего не говорил?

— Мне — нет. Куда-то к друзьям… У него друзей — пол-Союза. И в Москве есть… А мать в Питере живет…

— А муж ваш может знать, куда он поехал?

— Спросите у него.

— А он где?

— На дежурстве. Будет утром.

Петренко пометил в блокнотике. Кашлянул.

— Настя, вы давали подписку о неразглашении… Значит, вам известно, что… Марина умерла от… необычных повреждений. У вас есть мнение, кто мог это сделать?

Настя бросила быстрый взгляд на книжные полки, на которых красовалось не меньше сотни любовных романов в аляповатых обложках, и уверенно ответила:

— Любовник-маньяк, кто же еще?

— Мне кажется, вы правы… — пробормотал Петренко. — Причем, похоже, что убил ее кто-то… — Капитан осекся, а потом как бы нехотя продолжил: — Кто-то, кто имел дело с одним из видов секретного оружия…

Анастасия Журавлева вся подалась вперед и ловила каждое слово.

— Учтите, — словно спохватившись, продолжил капитан, — это я говорю одной вам, одной! Вы же давали подписку… Разглашение государственной тайны — дело серьезное… Так вот, есть основания думать, что Кольцова отравлена особым ядом. Поэтому так необычен характер ее… э-э… травм. Яд этот был похищен с военных складов… А вот кто его похитил?.. И как яд оказался здесь, в вашем городке?.. Вот вопрос… Так что если вы вдруг что-то узнаете, немедленно сообщите… Сразу же — лично мне… Но о том, что я сказал вам, никому ни слова. Вы давали подписку, помните?

Настя с расширенными глазами вся обратилась в слух.

Петренко был доволен. Рано или поздно, под страшным секретом Анастасия Журавлева, Золотые Шары, в кругу подруг наверняка проговорится. И поползут слухи. Именно такие слухи, какие нужны.

Что ж, внедрение легенды шло успешно.

Но знать бы, черт побери, что все-таки с Кольцовой случилось на самом деле!

***

Пообедал Петренко уже в половине четвертого в офицерской столовой.

От щей отказался, с отвращением съел биточки с гречневой кашей. Жара стояла неимоверная. Солдатик в грязно-белом халате налил ему добавки компота — теплой белесой жидкости.

После обеда капитану принесли в его временный кабинет, под сень огромного Ильича, личное дело офицера Кольцова Ивана Петровича, 1966 года рождения.

С фотокарточки в деле смотрел белокурый красивый парень. Почти мальчик.

Петренко быстро пролистал дело. По мере присвоения очередных воинских званий (на каждое из которых приходилась большая фотография) лицо Кольцова мужало. Более строгими становились глаза, отчетливей обозначалась морщинка на лбу.

Петренко встал и запер дверь в кабинет.

Сел, расстегнул рубашку, скинул ботинки. Включил оба вентилятора, под потолком и на столе.

Быстро просмотрел дело, а затем начал его внимательно читать — с конца.

«13.03.1998. Уволен из рядов РА по состоянию здоровья. Основание: Приказ Главкома ВВС №…»

Что же стряслось там с его здоровьем? Участковый говорил что-то о неудачном прыжке с парашютом…

А вот оно:

«Находился на излечении в главном окружном госпитале СКВО».

А срок нахождения в госпитале? Ого! С 11 апреля 1997 года по 28 декабря 1997 года! Больше восьми месяцев. Здорово же ты, капитан, побился!

Что было до этого?

Переведен в в/ч 22345 (Это часть, которая помещается здесь, в Азове-13, — понял Петренко) 12 мая 1993 года. Звание — старший лейтенант. Должность — майорская. Специальность — летчик-инструктор.

С того дня, как Кольцов был переведен в Азов-13, и по время увольнения в личном деле находился ворох бумаг — стандартных и мало что говорящих.

Присвоено очередное воинское звание — капитан… Награжден медалью «За пятидесятилетие Победы в Великой Отечественной войне»… Остановлен инспектором за нарушение правил дорожного движения. Вот рапорт капитана Кольцова по поводу нарушения. Наложено взыскание… А вот благодарность в приказе… Еще одна благодарность… И еще одна… Выделена путевка в окружной санаторий СКВО… «Знаю я этот санаторий, он находится в поселке Бетта — славное местечко… Интересно, супруга, Марина Кольцова, с ним тогда в санаторий ездила? Ах, да, они же никогда не отдыхали вместе…»

Мысли Петренко текли своим чередом по мере того, как он перелистывал дело Кольцова. Ничегошеньки в нем интересного для следствия не оказалось, да и не рассчитывал Петренко ничего особенного в нем найти… Но… чем черт не шутит…

Посмотрим дальше… Что там было с капитаном Кольцовым ранее… Каков его, так сказать, генезис… Петренко отчего-то нравилось слово «генезис». Дядя Володя Савицкий тоже любил его употреблять…

Сюда, в Азов-13, Кольцов переведен в мае 1993-го. Откуда переведен? Почему? Так, переведен из в/ч 28972… В/ч 28972 — что бы это значило?

Петренко набрал местный номер полковника Букаева, три цифры: 1-01.

Железный Пончик откликнулся сразу.

— Полковник, есть вопрос: «вэ-че» двадцать восемь девятьсот семьдесят два — это…

Петренко сделал паузу.

— Котласская ударная авиабригада, — охотно пояснил полковник.

— Благодарю вас.

— Всегда к вашим услугам.

Ишь, как перестроился полковник!

— А почему Кольцова к вам перевели? Там-то он небось на «двадцать девятых» летал, а здесь — летчик-инструктор… Проштрафился?

— Нет, насколько я помню, он сам рапорт подал. Там-то он в общаге жил, а здесь мы ему квартиру сразу дали… Да и у жены его со здоровьем что-то было…

— Что именно?

Полковник на секунду замялся. «Уж не пользовал ли и ты покойную Марину?» — мелькнуло у Петренко.

— Да я точно не знаю… С легкими что-то… — промямлил Железный Пончик.

— Спасибо, полковник, — сухо бросил Петренко и положил трубку.

И тут его пронзила мысль, от которой капитан даже похолодел: «Мы-то

ищем Кольцова — а вдруг это не он? Вдруг это не загадочное убийство? А что-то случилось — с ней? Неведомый вирус?.. Заболевание, неизвестное науке? Эпидемия?.. И я, дурак, прошляпил?»

Петренко немедленно набрал номер одного из старлеев, приданных ему генералом, — кажется, Дубова.

— Слушаю, товарищ капитан! — отрапортовал Грибочек.

— Слушай: быстро возьми у медиков результаты вскрытия Кольцовой. Переправь их по факсу в Москву. Вот тебе номер.

— Есть!

Петренко бросил трубку. Вот так прокол! Как же это он сразу не подумал о таком простом варианте? Простом — и страшном? Почему не подстраховался?

Ладно, будем надеяться, что все обойдется… А ведь и он, Петренко, контактировал и с участковым, и с соседкой… И если капитанша умерла от неведомой науке болезни?.. И если вирус передается через третье лицо?..

Петренко на секунду стало страшно.

«Если, если! — сердито оборвал себя капитан. — Слишком много «if« и «but«, как говаривал дядя Володя Савицкий. Продолжай лучше, капитан, заниматься своими делами!..»

Петренко вернулся к досье капитана Кольцова.

Стал листать его — все ближе и ближе к началу. Итак, вот период службы капитана в в/ч 28972 — Котласской авиабригаде. Прибыл в 1987-м, после окончания Тамбовского высшего военного училища. Лейтенант…

Благодарности. Грамоты: «За высокое летное мастерство», «За освоение новой техники», «За мужество, проявленное при…». А вот и выговор. Один на кучу благодарностей. Выговору предшествует рапорт:

«Докладываю, что я, ст. л-т Кольцов И. П., 28 июня 1989-го был задержан в 02 часа 55 минут военным патрулем. В тот момент я, будучи в нетрезвом состоянии, приобретал у незнакомого мне таксиста 1 (одну) бутылку водки. В тот день был день рождения моего друга, и в совершенном поступке я раскаиваюсь.

30 июня 1989 г.» Подпись.

Эх, Кольцов-Кольцов!

Петренко на секунду закрыл глаза и представил двадцатитрехлетнего лейтеха, который ночью нетрезвой походкой бродит с друзьями по улицам Котласа в поисках добавки. А сверху белеет полярная ночь…

А симпатичным, черт возьми, парнем представал на страницах личного дела экс-капитан Кольцов… Как-то не верилось, что он мог убить свою супругу… Хотя если она такая, какой ее нарисовала ее «заклятая подруга» Настя — Золотые Шары — потаскушка, пробы негде ставить!.. — тогда… Тогда вполне мог и убить… На почве ревности и, так сказать, личных неприязненных отношений.

Но вот как? Как можно измолотить человека до смерти, чтобы на теле не осталось никаких следов? А внутренние повреждения оказались такими, словно дамочка упала с трех-четырехкилометровой высоты?

Петренко быстро пролистал последние страницы дела Кольцова, продвигаясь еще ближе к началу.

Окончил Тамбовское училище — 1987 год. Вот выпускная характеристика, подписанная командиром части и замполитом: «Отличник учебы… Высокое летное мастерство… Политически грамотен… Морально устойчив… Комсорг роты… Принимал активное участие в деятельности театра «КАТЮША» (Курсантский Театр Юмора, Шутки, Анекдота)…»

А вот это что? Ну-ка стоп!

Лаконичная запись:

«15.06.1985 — откомандирован в распоряжение в/ч 45355.

15.08.1985 — возвратился в училище».

Что за странность? Куда это девятнадцатилетнего курсанта командируют? Летом, да еще на два месяца? Кому это он там понадобился? Что за в/ч?

Петренко достал свой ноутбук, подключил к нему свой личный спутниковый телефон. Последовательно набрал пять разнообразных паролей (они менялись еженедельно) и вышел в сеть комиссии.

Поставил на своем сообщении гриф «сов. секретно» и попросил срочно сообщить ему, что это за воинская часть такая — номер 45355? И что делал там два летних месяца 1985 года курсант Тамбовского летного училища И. П. Кольцов?

Через десять секунд «мэссидж» Петренко примет его приятель и напарник Вася Буслаев. Он, по правилам, принятым в комиссии, должен постоянно страховать его из Москвы, всегда находясь на связи. Ну а в распоряжении напарника всегда имелась самая мощная информационная база, какая только есть в России. Да и во всем мире, пожалуй. Поэтому минут через двадцать Петренко получит из столицы ответ на свой запрос. Узнает, в какую такую часть командировали тогда, в далеком восемьдесят пятом, курсанта Кольцова и чем он там занимался.

На всякий случай к запросу о в/ч Петренко в своем «и-мэйле» присовокупил еще два задания. Первое — поднять полное досье, включая медицинские карты, на родителей экс-капитана. И второе — установить нынешние адреса и род занятий однокашников Кольцова по летному училищу.

Петренко закрыл ноутбук. Потом вздохнул и захлопнул досье на Кольцова. Эх, Ваня-Ваня, бывший капитан Кольцов! Что же ты наделал?..

***

Ровно через двадцать минут, как и предполагал Петренко, ему позвонил из Москвы его напарник Буслаев. Звонил он по защищенному спутниковому телефону — Петренко всюду приходилось таскать с собой эту бандуру в килограмм весом, — голос Буслаева звучал растерянно:

— Я проверил ту воинскую часть, куда в восемьдесят пятом откомандировывали объекта…

— Ну?

— Такой вэ-че в архиве Минобороны не значится.

— Что?!

— Что слышал.

— Разговорчики! Ты правильно понял номер?

— Так точно.

— Четыре-пять-три-пять-пять?

— Так точно.

— Слушай, Буслаев, ты мне голову не морочь! Как это — была вэ-че, а нигде ее нет! Давай влезай в любые архивы, ломай пароли, но чтобы мне про эту часть выяснил! До вечера тебе сроку!.. Понял?

— Так точно…

— Что там по родителям объекта, по друзьям?

— Ничего особо интересного. Я тебе пошлю электронку.

Буслаев был убежденным русофилом, посему e-mail, электронную почту, обзывал «электронкой», а, к примеру, компьютер — «вычислялкой».

— Давай шли. Но, главное, узнай мне все про ту вэ-че! Да поживее!

— Слушаюсь, — вздохнул Буслаев.

***

В дверь отрывисто постучали. Петренко позволил войти. На пороге появился один из старлеев-Грибочков. Жуков? Дубов?

— Товарищ капитан, разрешите доложить?

— Валяй.

— Мною установлено: никаких путевок в санатории Кольцов не получал!

— Да ты садись.

— Так точно!.. Ни железнодорожных, ни авиационных билетов Кольцов не приобретал!.. Мною установлен адрес его родителей. Санкт-Петербург, Лиговский проспект, шестьдесят пять, квартира…

— Земляки… — вздохнул Петренко.

— Не понял.

— Ничего, продолжай.

— Короче, я связался с родителями. Ничего, конечно, о том, что произошло, я им не докладывал. Они ничего о сыне не знают. Он им уже месяц как не звонил. Последнее письмо пришло от него примерно три недели назад. В последние дни он не появлялся…

— Но если он поехал на машине — он еще к ним не доехал? До Петербурга-то далековато, а?

— Так точно! Я попросил, если он появится, немедленно с нами связаться. Сказал, что он срочно нужен в части.

— Молодец.

— Вот список тех, с кем Кольцов в последнее время поддерживал отношения вне городка. Адреса, телефоны — у кого есть… По имеющимся телефонам я уже позвонил: никто ничего о Кольцове не знает. В последние дни он о себе не давал знать.

Петренко посмотрел список. В нем значилось одиннадцать фамилий, одиннадцать адресов. Телефоны имелись только у двоих: у одного человека, проживающего в Ростове, и у второго, живущего в каком-то Благовещенске-31. Остальные девять были не телефонизированы.

— Ты и в Благовещенск звонил? — усмехнулся Петренко.

— Так точно, — без тени юмора отвечал Грибочек.

— Нет его там?

— Никак нет.

— Да, туда машиной за сутки не доехать… — иронически проговорил Петренко.

Капитан просмотрел оставшийся список. Еще у двоих друзей Кольцова адреса были в Республике Коми, у одного — где-то под Брестом. Ни в Коми, ни в Брест разыскиваемый, если он поехал на автомобиле — а он, похоже, отправился именно на своей машине, — добраться еще не мог.

— Надо отрабатывать всех, — вздохнул Петренко.

— Так точно.

— Только действуй очень аккуратно.

— Есть.

Последним в списке из одиннадцати знакомых и друзей Кольцова значилось: Дегтярев Василий: п.г.т. Абрикосово, улица Удалова Щель, дом 30.

***

Буслаев, старлей-русофил, перезвонил Петренко из Москвы через час.

— Докладывай, — буркнул в трубку Петренко.

— Я узнал, что это была за вэ-че, — сказал напарник.

Голос его по спутниковому каналу связи звучал так ясно, словно Буслаев сидел в соседней комнате.

— Ну?

— Это ИППИ.

— Что? Кого «епи»?

— ИППИ — Институт прикладных психологических исследований. Институт в составе Минобороны. Расформирован в девяностом году. Больше ничего, кроме названия, об институте не известно. Все материалы по нему идут под грифом ОВ — особой важности. Моего допуска, чтобы к ним добраться, не хватает.

— Слушай, Буслаев, — ласково сказал Петренко, — ведь ты же хакер. Что, мне тебя учить, как пароли ломать?

— Я не хакер, я машинный взломщик, — гордо поправил русофил Буслаев. — А информации по ИППИ, похоже, в электронном виде нигде нет. Все, что осталось, — если осталось — имеется, наверно, только на бумажных носителях.

— Иди к Савицкому. Иди к генералу. Проси допуск. Это — особая ситуация, ясно?

— Так точно, — вздохнул Буслаев.

— И вот еще, — в голову Петренко пришла одна идея. — Узнай: этот самый Кольцов тогда, в восемьдесят пятом, он что — один из своего училища был в этот самый ИППИ командирован? Может, еще кого-то вместе с ним посылали?.. А? И если так — то кого?.. И где эти «кто-то» сейчас?.. На это твоего допуска хватит?

— Понял, — сказал Буслаев. — Выясняю.

…В десять вечера Петренко наконец оказался в своем душном гостиничном номере. Хотя перед уходом он открыл оба окна, в комнате по-прежнему стояла липкая южная духота. Пахло застарелой пылью и почему-то — бензином. Сергей задернул шторы и с облегчением сорвал пропотевшие рубашку и брюки. Горячей воды не было, но холодная вода подавалась исправно. Майор выдержал под ледяным душем ровно пять минут ноль-ноль секунд — засек по водонепроницаемым часам. Растерся шершавым, как точильный камень, полотенцем.

В двадцать три ноль-ноль капитан объявил сам себе отбой и тут же провалился в сон. Свой внутренний будильник он завел на шесть ноль-ноль утра. Семи часов крепкого сна ему хватит за глаза.

Капитан еще не знал, что через четыре часа его разбудит тревожный телефонный звонок.