Второй раз не воскреснешь

Анна и Сергей Литвиновы, 2000

В тихом уединенном доме без окон шла тайная ночная жизнь. Подъезжали крутые машины, выходили солидные гости, поднимались в зал, где за столами шла крупная карточная игра. Высокопоставленные чиновники охотно расплачивались за проигрыш ценными услугами. Игорь Старых, «раздевавший» горе-картежников, которых заманивала его напарница Таня Садовникова, сам оказался прикованным к бандитскому казино полумиллионным долгом. Он был почти уверен: живым ему отсюда не выйти. А раз так, он обязательно узнает – кто же тот таинственный Хозяин, которому они служат!

Глава 3

Пристойное предложение

Москва

Таня прилетела в Москву рейсом из Чикаго в начале второго по московскому времени.

Ее никто не встречал: ни мама, ни отчим, ни Димка Полуянов, ни Паша Синичкин. Танин приезд был для всех тайной. И от того, что она возвращалась издалека в любимый город, но ни единая душа не знала об этом и никто не ждал ее в аэропорту, на душе у нее было грустно. Словно не в родной город она возвращалась, а прилетала на чужбину.

Формальности с пограничным контролем и получением багажа, как всегда в Шереметьево-2, тянулись бесконечно долго. Из «свободной зоны» она вышла, когда время подходило уже к трем часам дня. Как обычно, на единственную калитку напирала толпа встречающих. Родственники тут же набрасывались на прилетевших, тискали в объятиях. Обалдело оглядывались по сторонам иностранцы — тех сразу же атаковали таксисты. Многие встречающие стояли с афишками — навродеMr.Smith или HewlettPackard. Таню, как это уже бывало по прилету на родину, неприятно поразил запах не очень свежих тел. И это несмотря на восьмилетнее свободное хождение в стране дезодорантов! «В самом деле немытая Россия», — горько подумала Таня. В этот раз возвращение на родину не доставляло ей ни малейшей радости.

Она тихонько отошла к колонне, отрицательно мотая головой на предложения «поехать недорого». Ее должны были встречать.

И ее встретили.

Молодой человек — Таниного, наверно, возраста — со всей почтительностью подошел к ней и проговорил, склонившись в полупоклоне: «Мадемуазель Садовникова?»

— Называйте меня «мадам», — усмехнулась Таня.

Парень был, как сказала бы Танина мама, «из интеллигентной семьи» — однако некая вертлявость имелась в его остреньком лице и во всем его облике. «Сукин сын», — про себя определила Татьяна.

— Пожалуйте в машину, — сказал парень с лакейской предупредительностью и схватил Танин кожаный несессер.

Ловко лавируя в толпе, «сукин сын» проследовал к выходу. Таня поспешала за ним.

Они вышли из здания аэропорта. Запах осени — подмосковной печальной осени — так знакомо защекотал ноздри. Яркое, но совсем не горячее солнце из последних сил светило с голубого неба.

Провожатый и Таня вышли на автостоянку и добрались до черного джипа «Тойота-Лэндкрузер» с тонированными стеклами. Таня про себя усмехнулась. Она не сомневалась, что ее новые компаньоны подадут за ней в аэропорт подобное транспортное средство. В Америке она обратила внимание, насколько наши бандитствующие «новые русские» похожи всеми внешними атрибутами на тамошних негритосов. Для передвижения использовались те же черные джипари — гробы на колесиках, для украшения — те же красные и малиновые пиджаки и обилие золота на теле. Но на черных телах золото смотрелось эффектнее, чем на нашенских жирно-белых окорочках.

Провожатый предупредительно распахнул перед ней дверцу. Таня постаралась на всякий случай запомнить номер джипаря: Н 007 АЕ 77. Ну, такой блатной номер захочешь, а не забудешь.

Татьяна влезла в кожаное тепло салона. Внутри находились еще двое: один за рулем, другой — рядом. Оба типичные бандитские рожи, как на подбор: жирные, стриженые, с толстыми шеями и золотыми цепурами. Таня уселась в кресло, рядом плюхнулся провожатый. Джип принялся величаво выруливать со стоянки.

Проплыв, словно корабль, мимо «Новотеля», джип понесся по шоссе прочь от Шереметьева-2. За окном разворачивались желтые, зеленые, красные леса. Машина летела со скоростью сто сорок. На ограничения водителю явно было плевать. Внутри салона никто не говорил ни слова. Таня печально смотрела в окно, на знакомый до боли пейзаж. Столько раз она возвращалась в Москву, мчалась по этому шоссе из аэропорта — но еще ни разу так, в джипе с бандитскими номерами.

На выезде на Ленинградское шоссе «Лэндкрузер» вдруг свернул не налево, к столице, а направо, прочь от нее.

— Куда мы едем? — спросила Таня.

Ее будто никто и не услышал.

— Мы что, в Питер собрались? — повторила Таня вопрос — но опять как об стенку горох.

Таня понятия не имела, ни куда ее везут, ни что предстоит ей делать, ни где ее компаньон Игорь.

…Вечером того дня, когда она позвонила бритому бандиту и согласилась сотрудничать, ей — одной — назначили стрелку в лобби сиэтлского отеля «Сорренто».

На встречу пришел тот же самый бритый Петя, что заявлялся ночью в ее мотель и столь непочтительно отзывался об их с Игреком сыщицких способностях, а также о ее груди.

На этот раз стиль его поведения переменился. Он уже не угрожал, не наезжал. Напротив, был сама предупредительность. Он со всей вежливостью сказал Тане, что задание ждет ее в Москве. Затем протянул конверт. В конверте было два авиабилета: один на завтра на самолет авиакомпании «Дельта», следующий из Сиэтла в Чикаго. Другой — на послезавтра, на рейс Аэрофлота СУ329, вылетающий из Чикаго в Белокаменную. «Из Сиэтла в Москву рейсы всего два раза в неделю, — пояснил бритый. — Мы уже не успеваем». Оба билета были эконом-класса.

— Экономите? — усмехнулась Таня.

— Денежки счет любят, — осклабился бритый.

Бритый Петя-Пол попросил, однако просьба эта прозвучала как приказ: никому в Москве не сообщать, что она возвращается.

— Тем более, — добавил он, — будешь ты в столице совсем недолго.

— А где я буду? — невинно спросила Таня.

— Увидишь, — ухмыльнулся Бритый.

Затем он попросил у Тани ее мобильный телефон, заверив, что его вернут.

— Когда? — спросила Таня.

— Как только, так сразу.

Тане очень не нравилась эта игра втемную. Она привыкла сама распоряжаться своей жизнью. Что бы ни происходило — держать ситуацию под контролем. Теперь же возникало тошнотворное ощущение — словно она сидит на пассажирском месте в автомобиле, который на всех парах несется в пропасть. И она ничего не может сделать: ни отвернуть руль, ни нажать на тормоза…

Бритый на прощанье улыбнулся, показав золотые зубы, и вроде как ласково потрепал Татьяну по руке. От этого прикосновения хотелось отмыться.

Сразу же, как только он ушел, Татьяна спросила у официанта, где телефон (без мобильного жизнь оказалась ужасно неудобной). Прошла в кабинку и набрала номер Игоря. Безуспешно. Его телефоны — ни домашний, ни мобильный — не отвечали.

На следующий день Таня прилетела в Чикаго. Остановилась в отеле «Бест Вестерн» — неподалеку от аэропорта. Не распаковывая — а зачем, если завтра все равно улетать? — вещи, бросила их в номере. И отправилась в город. Восемьдесят долларов за такси ей показалось дорого — с таким долгом, как у нее, особо не пошикуешь! Поэтому она добиралась до центра на электричке. В загаженном вагоне сидели сплошь негры и латиносы, которые бросали в ее сторону нехорошие плотоядные взгляды. Она старалась выглядеть максимально неприступно. По ее лицу читалось: «Только подойди — в херрасменте^[15] обвиню!»

Ей удалось добраться до Чикаго без приключений. Однако обратно уж точно придется возвращаться на такси — вечером в электричке наверняка еще опасней!

Таня немного погуляла по городу. Чикаго ей не понравился: слишком грязно, слишком сумасшедшее движение, слишком много негров. Даже белые яхты на синей глади озера Мичиган не вдохновляли. (А, может, это настроение было такое?)

В молле^[16] Таня купила маленькие подарки для всех тех, кого она надеялась увидеть в Москве. Маме приобрела духи «Шанель» номер девятнадцать». Отчиму — кожаное портмоне (не забыла положить туда, чтоб денежки водились, «квотер», монетку в двадцать пять центов). Другу-журналисту Димке Полуянову выбрала «Паркер». Для частного детектива Паши Синичкина купила швейцарский офицерский нож с тридцатью восемью полезными предметами, включая штопор, ножницы и зубочистки. Подружку Риту, светскую хроникершу, решила порадовать шарфиком от «Гермеса». Приобрела также для себя демисезонное пальто от «Максмары» и довольно-таки обыкновенную кожаную куртку. В Москве уже холодно. И только один бог знает, чем ей придется в столице в этот раз заниматься. Может, какой-нибудь подкоп под Бутырку рыть…

Из телефона-автомата (так дешевле) позвонила в монтановскую глушь Тому.

Она и хотела этого разговора, и страшилась его.

Таниным сообщением о том, что она собралась в Россию, Том был уязвлен до глубины души. Еще бы! Сначала она убегает с ранчо куда-то в ночь, а теперь, видите ли, срочно летит в свою дурацкую Москву «по неотложному делу».

— Что за дело, Танья? — жалобно спросил Том.

— Я не могу тебе сказать, — пролепетала Таня в трубку, — но это, правда, очень, очень важно.

— Ну ладно, — довольно-таки сухо промолвил Том, — во всяком случае, я всегда буду думать о тебе. И помни: двери моего дома всегда для тебя открыты.

Татьяне вдруг показалось, что это, быть может, последний их разговор.

Но она ошиблась.

Стоя в чикагском аэропорту О'Хара перед своим выходом 23, где уже началась посадка на московский рейс, Таня вдруг увидела, как сквозь чистую, хорошо одетую и расслабленную толпу к ней идет Том. Усы его печально обвисли. Выглядел он потерянным. Таня впервые подумала, что он уже далеко не молод.

— Привет, Танья, — грустно улыбаясь, сказал Том по-русски.

— Хай! — постаралась быть лучезарной Татьяна.

Том принял игру в хорошие манеры и непринужденно сказал:

— Я прилетел специально — тебя проводить.

Что на это ответишь, кроме банальностей?

— Спасибо, Том… это очень мило.

Он резко взял ее за руку. От напускной светскости не осталось и следа. За это она его и любит… Он так не похож на стандартных благоглупостных американцев.

— Танья, хватит. Давай прекратим это… Отвечай честно: почему ты летишь в Москву?

Что она могла сказать?

— Том, у меня неприятности.

— Что-то с мамой? — он был искренне встревожен.

— Нет. Неприятности у моего друга.

— Твой друг — женщина или мужчина?

— Мужчина. Но он — честно! — просто мой хороший приятель… И ничего больше.

— И ради него ты бросаешь меня и отправляешься в Москву, — грустно подытожил Том.

Ну как ему объяснить?

Регистрация заканчивалась. Негритянка за стойкой бросала на Татьяну с Томом неодобрительные взгляды: ей хотелось побыстрей заняться подсчетом пассажиров.

— Мадам, прошу поторопиться…

Том устало вздохнул:

— Кажется, я все понимаю… Ты от меня уезжаешь…

У Тани на глазах выступили слезы:

— Томчик, милый! Если бы ты знал, как я хочу остаться!

В его глазах полыхнул огонь:

— Танья, скажи… ты меня правда любишь?

Она честно ответила:

— Я без тебя жить не могу.

Он решительно сказал:

— Тогда поехали. Ты никуда не летишь.

…Но Татьяна все-таки улетела.

Сейчас, продвигаясь вместе с бандитами в их черном джипе куда-то в глубь Московской области, она с наворачивающимися на глаза слезами подумала вдруг о том разговоре. И с необыкновенной ностальгией вспомнила об ароматном, чисто вымытом и благоухающем чикагском аэропорте О'Хара. И о ранчо Тома. Там было так покойно, удобно. Так уютно спалось под утро на плече у Тома — под шум дождя, под ватным одеялом… Куда ее опять понесло? Во что она снова ввязалась?

Вертлявый молодчик, сидевший рядом в кожаном кресле джипа, вдруг сказал:

— Виноват, мадам, я должен вас потревожить.

Таня вопросительно повернулась к нему.

Господинчик достал из кармана черную шелковую ленту.

— Не могли бы вы повернуться спиной?

Татьяна все поняла и обернулась к окну. Бандитик накинул ей на глаза сложенную в несколько раз ленту. Прихватил сзади, стал завязывать.

— Волосы больно! — прокричала Таня.

— Виноват, — с оттенком сладострастия проговорил молодец.

Из-под ленты не было видно ни зги. Сплошная чернота.

— Если ты, — зловеще прошептал бандюкелло ей прямо в ухо, свистя слюнками, — будешь повязочку скидывать, получишь перышко в бочок. Это не смертельно, но оч-чень больно. — В подтверждение в ребра Тане уперлось что-то острое. — Так что не кочевряжься.

Таня и не собиралась кочевряжиться. Раз она согласилась работать на бандитов — чего теперь, спрашивается, устраивать комедии из серии: «Я вся из себя такая невинная!»

Джип продолжал свистать по шоссе. От нечего делать (к тому же — вдруг пригодится?) Татьяна принялась запоминать дорогу — насколько это было возможно с повязкой на глазах. У нее всегда было обостренное чувство времени, и она обычно могла безо всякого хронометра определить, с точностью плюс-минус пять минут, который теперь час. (Только когда рядом был любимый человек, чувство времени сбивалось. Тогда часы то летели, как сумасшедшие, то растягивались, словно расплавленные циферблаты на картине Дали.) Но теперь любимого рядом с ней не было — и трудно было даже представить, где он. Поэтому «внутренний хронометр» не откажет, она сумеет точно определить время поездки. Потом, если умножить это время на скорость, она узнает, сколько километров они проехали. Жаль только, что по звуку джипа не определишь, как быстро он несется — может, девяносто километров в час, а, может, все сто семьдесят. Это вам не наша «копейка» или «шестерка», которая на скорости восемьдесят километров ревет в одной тональности и раскачивается с одной амплитудой, а на ста двадцати — с иной.

Трижды джип тормозил и даже останавливался, а потом вновь набирал скорость — видать, то были городские светофоры. Наверно, в Клину. Потом автомобиль наконец свернул с шоссе куда-то направо. Дорога сразу стала хуже, скорость — меньше. Затем они еще раз повернули — теперь налево.

Всю дорогу от аэропорта пассажиры проделали в тишине. Молчало радио. Не играл «СД-чейнджер» (или что там у них в машине). Молчали и бандиты, только пару раз нецензурно ругался водила.

Татьяна считала все повороты, и, когда джип окончательно остановился, знала: автомобиль ехал по Ленинградскому шоссе пятьдесят минут. Затем по проселочным дорогам еще тридцать пять минут. На последнем участке дороги они сделали семь поворотов: Таня хорошо помнила, в какой последовательности. (Если, конечно, бандюки не запутывали ее специально — что вряд ли.) Татьяна попыталась представить себе карту. Где они, бишь, находятся? Судя по всему, где-то в районе Истры. Плюс-минус… Плюс-минус, пожалуй, сто километров.

Да, немного толку оказалось от ее наблюдательности! Разве что развлеклась дорогой.

Джипарь наконец остановился. По всему судя, они приехали.

— Развязывать? — спросила Татьяна, имея в виду повязку на глазах.

— Сидите тихо, — буркнул вертлявый «сукин сын».

Наконец, получив, видно, какой-то приглашающий сигнал, он скомандовал: «Выходим». Таня на ощупь стала продвигаться к выходу из джипа. У двери ее схватила за руку цепкая рука вертлявого, помогла спуститься с высокого порожка.

Тане по-прежнему ни черта не было видно. По воздуху — затхлому, будто бы консервированному, — и по ровной поверхности под ногами она определила, что находится в помещении — скорей всего в гараже.

Цепкая и влажная рука Вертлявого не отпускала ее руку.

— Пожалуйте сюда, — приговаривал он.

— А моя сумка? — капризно сказала Таня.

— О ней позаботятся.

Слова гулко разносились в помещении.

Вертлявый провел ее куда-то, затем они остановились. С шипением разъехались дверцы. Судя по всему, это был лифт. Они вошли. Дзынькнула кнопка. Мягко закрылись двери. Лифт тихо поехал вверх. Чуть слышно пощелкивал — верно, на этажах. «Первый этаж, второй…» — считала про себя Таня.

Наконец лифт щелкнул в третий раз и остановился. Ее повлекли длинным коридором. В коридоре приятно пахло, словно в пятизвездочной гостинице. Коридор пару раз поворачивал. «Ничего себе санаторий», — в очередной раз подивилась Татьяна.

— Стоять, — вдруг прошипел ее спутник. Они остановились. Вертлявый развернул ее и легонько подтолкнул в дверь. Она сделала пару шагов. Видать, они прибыли. Провожатый принялся развязывать повязку, закрывавшую ее глаза. Таня стала нетерпеливо помогать ему.

Наконец она освободилась от надоевшей ленты.

Татьяна стояла на пороге большой комнаты с высокими потолками. В комнате полутемно. Окон не было. У дальней стены пылал камин. У камина спиной к ней, лицом к огню, стоял стройный мужчина в вечернем костюме.

Вертлявый за ее спиной кашлянул. Мужчина обернулся.

Это был Игорь.

* * *

Сопровождающий бесшумно покинул помещение. Щелкнула входная дверь.

Лицо Игоря казалось печальным и усталым. Одет он был в строгий недешевый вечерний костюм и ослепительно белую рубаху с распахнутым воротом.

— С приездом, — грустно улыбнулся он.

— Хай! — по возможности беспечно отвечала Татьяна. — Какая встреча!

— Да уж.

— Ты давно здесь?

— Утром прилетел — через Нью-Йорк и Петербург. Садись. — На правах хозяина он кивнул на кресла черной кожи у камина.

— Мерси. Выходит, они два раза гоняли в Шереметьево джип? Сперва за тобой, потом за мной?

— Меня встречали на «Мерседесе».

— О, какая честь! Может, и без повязки на глазах?

— С повязкой.

— Ты не знаешь, где мы? Что мы?

— Нет. Меня попросили переодеться и в семнадцать ноль-ноль ждать здесь.

Танины глаза привыкли к полумраку помещения, и она осмотрелась. Окон не было — или они были тщательно загорожены портьерами. Освещалась комната одним лишь камином. Дрова весело горели. Пол сплошь устилал пушистый дорогой ковер. Противоположную стену, всю, до самого высоченного потолка, занимали книжные полки. Таня мельком оглядела книги: там имелись сплошь новые издания. Будто бы кто-то заказывал все без исключения наименования из списка Книжной палаты. «Анатомия любви» соседствовала с «Основами маркетинга», Виктор Конецкий — с Хулио Кортасаром. Над входной дверью висели две перекрещенные сабли. Кстати, в самой двери не было дверной ручки.

— Где ты остановился? — спросила у Игоря Таня.

— Здесь же, на четвертом этаже. Там, кажется, гостевые комнаты.

— А мы сейчас — на третьем?

— На третьем.

— И там, у тебя в комнате, тоже нет окон?

— Нет. Глухая стена.

— Без окон, без дверей — полна горница людей…

— Вот именно. Людей здесь хватает. Меня встречали трое. А тебя?

— И меня — трое.

— И все это — шестерки.

— Да, на главарей они не похожи. И мы зачем-то им нужны, — задумчиво проговорила Таня. — Именно мы… Иначе к чему было устраивать всю эту подставу в Сиэтле… Немалых денег стоит…

— Ну, должен тебя, наверно, огорчить, — отвечал Игорь, — изначально им, похоже, понадобился один я…

— А потом я случайно подвернулась, — усмехнулась Татьяна, — но они и мной не побрезговали…

— Я думаю, мы скоро все узнаем.

— Или нам скажут какое-нибудь вранье.

— Но мы все равно все узнаем.

— Ты оптимист, Игорь.

— Твоя, Танечка, школа.

Тут дверь распахнулась. В комнату вошел человек. Судя по всем повадкам, он был здесь за главного. Или одним из главарей.

Кроме непоколебимой уверенности в себе, которую излучал этот мужчина (и дорогие часы, вдруг сверкнувшие на запястье), внешне ничего в нем не подтверждало его высокий статус. Одет был господин в довольно-таки ординарный костюм (в таких любили ходить в советские времена старшие научные сотрудники). Обыкновенный галстук — из той же, советской коллекции. Белая, но совсем не дорогая сорочка.

Лицо господина было отнюдь не бандитским и весьма выразительным. Крутой высокий лысеющий лоб. Аккуратнейшим образом подстриженная седеющая бородка. И — внимательно-пронзительные, прямо в душу заглядывающие глаза.

Таня и Игорь невольно встали.

— Здравствуйте, — отчетливо артикулируя каждый звук, проговорил незнакомец.

Он протянул руку. Пожал Игорю, пожал Тане. Рука у него была теплой и словно бы вызывающей доверие.

— Прошу, — указал на кресла у камина незнакомец. Манеры у него были отменные.

Все трое уселись.

— Меня зовут Олег Олегович, — отчетливо проговорил хозяин. — Вы — Игорь Сергеевич, а вы — Татьяна Ивановна. Но, если не возражаете — я почти вдвое старше вас, — я буду называть вас Игорь и Таня…

Друзья не ответили.

— Вы нормально добрались, — утвердительно проговорил незнакомец, посверливая то одного, то второго своими пронзительными глазами. — Устали с дороги. Но более всего вас волнует неопределенность вашего положения… Поэтому, позвольте, мы сперва эту неопределенность разрешим, а уж затем предложим вам обед и отдых. Не желаете ли пока чего-нибудь выпить? Чай, кофе, минеральной воды? Может быть, чего-то покрепче?

— Мне кофе, — проговорила Таня.

— Пожалуйста, минералки, — заказал Игорь.

Олег Олегович поднял трубку телефона без диска и обронил пару тихих фраз.

Не прошло и двух минут, как дверь растворилась, и в комнату вкатили столик, на котором дымились две чашечки кофе и стоял запотелый стакан минеральной воды. Столик вкатила высокая и ослепительно красивая девушка. Игорь, взглянув на нее, поспешно отвел глаза, а затем еще несколько раз искоса глянул на ее лицо. Безупречно правильные черты, голубые сексапильные глаза — эта русская красавица куда более годилась на роль фотомодели, чем Игорева мачеха.

Официантка глубоко, чуть не в пояс, поклонилась, оставила столик и вышла.

— Итак, — сказал Олег Олегович, отхлебнув кофе, — мне сообщили, что вы задолжали значительную сумму.

Сделал паузу. Друзья промолчали.

— А у меня как раз есть весьма выгодная работа, — продолжил, не дождавшись ответа, бородач. — Для вас обоих. Она высокооплачиваемая, посему благодаря ей вы смогли бы достаточно быстро разобраться со своим долгом. А потом — как знать? — может быть, вам понравится и вы продолжите свою службу — уже за наличные.

Таня сделала большой глоток кофе. Черные пронзительные глаза Олега Олеговича словно гипнотизировали ее.

— Начнем, если вы не возражаете, с вас, Игорь… Мы предполагаем использовать вас, так сказать, по специальности. Вы же игрок. А место, где мы сейчас с вами находимся, — некоторым образом казино.

Олег Олегович взял с журнального столика пульт управления. Нажал на кнопку. Деревянные панели на противоположной стене разъехались. Появился экран телевизора. На экране возникло изображение. Камера медленно обвела своим взглядом высокий и пустой зал. Люстры были зачехлены. Стояли три игорных стола: для рулетки, покера, «блэк джека».

— Это — эксклюзивное казино для особенных клиентов. Просто так, с улицы, к нам сюда не попадешь. Нужны солидные рекомендации. Мы принимаем всего несколько игроков одновременно. Да и не каждый сможет себе позволить у нас играть… Очень высокие начальные ставки, знаете ли… На первом этаже, как видите, — игорный зал. Здесь все, как в обычном казино. Рулетка, «блэк джек», покер… Но нашим клиентам порой хочется чего-то особенного. Например, сыграть в покер не с бездушным дилером, почти автоматом — а в компании хороших людей. Или расписать партию в преферанс. Или хотя бы даже в «дурака». Почему же отказывать нашим клиентам в этом удовольствии!

Камера переключилась и показывала теперь, одно за другим, небольшие помещения. В каждом стоял стол с зеленым сукном. Богатые подсвечники с негорящими свечами. Зачехленные люстры. Потухшие камины. Нигде ни одного окна.

— Это помещения для приватной игры… И почему бы вам, Игорь, — продолжал Олег Олегович, — не составить компанию нашим эксклюзивным игрокам? Сыграть с ними в покер? Расписать пулю? А, может быть, когда-нибудь раскинуть карты в фараон? А?

Игорь не ответил.

— Игра у нас идет серьезная, — продолжил Олег Олегович, — даже очень серьезная. Потому и заработки у тех, кто здесь трудится, очень-очень высокие. Вы, Игрек, с вашими талантами отработаете свой долг за пару-тройку месяцев. Ну, максимум, за полгода… Мы предполагаем положить вам постоянную зарплату. Немаленькую, прямо скажем — десять тысяч американских долларов в месяц. Проживать вы будете здесь. Не придется тратиться ни на жилье, ни на бензин… К тому же бесплатное питание… Повара здесь чудесные… Ну и, конечно, вы будете получать процент от своего выигрыша. Десять процентов вас устроят?

— Раньше я получал сорок… — усмехнулся Игорь. — Но, как я понимаю, особого выбора у меня нет.

— Полагаю, нет, — Олег Олегович жестко посмотрел своим пробирающим до костей взглядом прямо в глаза Игорю.

— Тогда я согласен, — еще раз усмехнулся Игорь.

Камин угасал. Олег Олегович встал с кресла, разворошил уголья и подбросил в огонь еще пару сухих сосновых поленьев.

Таня допила кофе. Вкус был божественным — такой напиток умели готовить только в Париже.

— Теперь с вами, Танечка.

Олег Олегович поворотился к ней в кресле.

— Очень жаль, что ваша специальность не слишком соответствует нашему профилю. Но мы посоветовались и решили предложить вам нечто другое… Вы умны, красивы, эффектны… Я мог бы дать вам место дилера — или, на вашем языке, крупье… Или официантки… Оплата — пять тысяч долларов ежемесячно… У нас все люди хорошо получают… Плюс, естественно, чаевые… Плюс те же льготы — питание, жилье… Как вы к этому относитесь?

— Пять тысяч в месяц… — быстро сосчитала Таня. — Чаевые… Пускай, в самом лучшем случае, сто тысяч в год… Значит, я рассчитаюсь с этим вашим долгом через пять лет… Пять лет строгого режима…

— Ну, не все так плохо… И у вас… У вас, откровенно говоря, есть выбор…

— Какой же?

— Вы ведь когда-то работали в рекламном агентстве…

— Вы хотите заказать мне рекламу своего заведения?

— Нет. Я не думаю, что нам поможет широкая огласка. Однако вы могли бы применить свои таланты рекламиста и психолога — вы ведь психфак МГУ заканчивали, не так ли?

— Вы многое о нас знаете…

— Мы о вас знаем все, — полыхнул Тане прямо в душу своими пронзительными глазами Олег Олегович. — Так вот, вы, Татьяна, могли бы заняться поиском будущих клиентов для нашего заведения. Вы общительны, контактны, осмотрительны… Очень милы, наконец… Разумеется, нас интересуют люди небедные… С кем-то вы можете познакомиться сами. Кого-то можем вам порекомендовать мы. Ну, а ваша задача — познакомиться, очаровать… А потом, как-нибудь, между делом, пригласить человека приехать сюда. Если он станет нашим постоянным клиентом — а мы, в свою очередь, сделаем для этого все от нас зависящее, — мы будем вам весьма признательны…

— И только?

— Конечно, нет! С каждого клиента, которого вы, да простится мне это слово, завербуете, вы станете получать тоже по десять процентов. От проигранных им денег, разумеется…

— Значит, если кто-то оставит у вас пять миллионов, я буду свободна?

— Полагаю, так.

— Хорошенькая работенка, — усмехнулась Таня. — Рекламный агент на проценте…

— Ну, Татьяна Ивановна! Вы же понимаете, как строг у нас отбор, сколь высокие требования мы предъявляем к… м-м… такого рода работникам. Вы имеете право гордиться, что мы выбрали именно вас…

— А как я буду контролировать, насколько правильно вы начисляете мне эти самые проценты?

— Н-ну, Танечка! У нас все честно. Очень строгий учет. Иногда вы сами будете здесь рядом с игроками, которых вы привели… Сможете наблюдать, сколько они проигрывают… А если нет — у вас ведь здесь всегда будет свой человек. — Олег Олегович кивнул в сторону Игоря. — Ему-то вы доверяете.

— Тогда мне нужна с ним постоянная связь, — быстро проговорила Таня.

— Что вы имеете в виду?

— Верните мобильные телефоны. И мне, и ему.

Тане показалось, что Олег Олегович на секунду опешил.

— В сущности, у нас этого не полагается… — пробормотал он. — Но… Мне придется обсудить этот вопрос…

— К тому же такого рода обратная связь даст мне возможность более точно отыскивать клиентов, — поднажала Татьяна.

Она впервые за весь разговор с Олегом Олеговичем почувствовала себя хозяйкой положения.

— Хорошо. Мы постараемся решить эту проблему… А в остальном — вы согласны?

— Где я буду жить? — спросила Таня.

— Где хотите. Вы можете остановиться у себя дома. Или у своей мамы. Или у отчима. Это ваше дело.

— Когда я смогу уехать отсюда?

— Да хоть сейчас. Мы вас не задерживаем.

Мысль о том, что она вот-вот сможет вырваться из этого ужасного дома без окон, приехать в Москву, войти в свою квартиру, обнять маму, вдруг показалась Тане столь ослепительно прекрасной, что она, не раздумывая, сказала:

— Я согласна!

«А там, — подумала Таня, — будет видно».

— Вот и хорошо, — потер руки Олег Олегович.

Он откинулся в кожаном кресле.

— Что ж, коль скоро мы обо всем договорились, не пора ли нам пообедать?

Мысль о промедлении показалась Тане нестерпимой.

— А нельзя ли приказать отвезти меня? Или я могу уехать сама.

— Что вы, Танечка, вас проводят. Непременно проводят. Вы настаиваете ехать прямо сейчас?

— Да, если можно.

— Что ж, вольному воля.

Олег Олегович снял трубку местного телефона.

Через полминуты дверь отворилась, но появилась не давешняя красавица официантка, как рассчитывал Игорь, но тот вертлявый молодой человек, что сопровождал Таню из Шереметьева.

— Организуйте отъезд госпожи Садовниковой, — не глядя на хлыща, распорядился Олег Олегович. — И будьте любезны, принесите меню для господина Старых.

Вертлявый молча поклонился и вышел.

— Вы желаете обедать здесь? — спросил Игоря Олег Олегович. — Или можете приказать подать в свою комнату.

— Если вы не возражаете, я хотел бы побыть один…

Игорь сидел мрачнее тучи.

— Не буду вам мешать.

Олег Олегович встал. Сперва протянул руку Игорю. Затем — Татьяне. Задержал ее руку, накрыл другой рукой, подержал ее кисти в своих теплых ладонях. Глянул на нее своими невыносимо магнетическими глазами.

— Очень приятно было с вами познакомиться.

Развернулся и вышел из комнаты.

Игорь и Таня остались одни.

— Ну, вот и все, — сказала Таня.

Она была довольна.

— А что — все?

Игорь явно не разделял ее оптимизма.

— Да что мы, — с жаром сказала Татьяна, — лохов, что ли, не найдем, чтобы нагреть их на пять «лимонов»? В два счета найдем! За пару месяцев рассчитаемся!

— А потом они на нас еще какие-нибудь штрафы наложат. Как тогда в Сиэтле.

— Ну, знаешь, если они с нами будут по-честному — так и мы будем по-честному. А если какая-нибудь новая хрень начнется — всегда сможем их сдать. Я ж в Москве буду. У меня отчим — знаешь, кто?.. Полковник ФСБ, между прочим… А знаешь, как все это называется? — Татьяна обвела рукой комнату. — Незаконное предпринимательство. И уклонение от налогов в особо крупных размерах. И похищение людей! Что мы на них, управу не найдем?

Тут, словно в ответ на Танины слова, вдруг сами собой опять разъехались деревянные панели на противоположной стене. За ними появился экран телевизора. Затем экран вспыхнул.

На экране появилось изображение, явно снятое бытовой видеокамерой. В углу стояли цифры 25.09.99 — стало быть, сняты кадры были вчера. На экране показалась панорама тихой заморской улочки, затем камера уставилась на белый двухэтажный особнячок типичного американского вида. Оттуда вышел седовласый породистый мужчина. Лицо его было озабоченным. Мужчина подошел к стоящему у особняка большому автомобилю. Бросил на заднее сиденье кейс. Сел за руль, отъехал. Камера проводила машину, уезжавшую в перспективу улицы.

Таня взглянула на Игоря. Он стиснул зубы. На скулах обозначились желваки.

— Это твой отец? — прошептала она.

Игорь молча кивнул.

Изображение на экране сменилось. Цифры в левом нижнем углу экрана свидетельствовали, что кадры были сняты сегодня в 12.15 дня. Дверь подъезда обыкновенного московского многоквартирного дома отворилась, и из нее вышла Танина мама. Маленькая, стройная, словно девочка, она решительной походкой двинулась в направлении метро. В руках у нее была хозяйственная сумка. Все — и мамины морщинки вокруг глаз, и ее курточка из плащовки, и потертая кожаная сума — было так хорошо знакомо Татьяне, что она чуть не закричала. Мама быстро проследовала по пешеходной дорожке. Камера проводила ее.

Экран погас. Панели сами собой задвинулись.

— Вот так, — прошептал Игорь. — И ничего-то ты им не сделаешь.

— Я вижу, — так же тихо ответила Татьяна.

Ее замечательное настроение совершеннейшим образом испарилось.

Открылась дверь в комнату и, неслышно ступая, вошел Вертлявый. Он подошел к Игорю и протянул ему две толстые кожаные папки.

— Ваше меню. Обед вам подадут, как вы приказали, в вашу комнату.

Игорь взял одну из папок, а вторую вернул типчику:

— Карту вин мне больше не приносите. Я не пью.

Вертлявый молча поклонился. Его, как показалось Татьяне, коробила нечаянная роль официанта: видимо, он претендовал на более высокий пост в бандитской иерархии.

— А вас,мадам, — обратился он к Тане, — ждет машина. Прошу. — И он привычным жестом вытащил из кармана шелковую ленту.

— Сейчас.

Таня порывисто вскочила с кресла и бросилась к Игорю. Взъерошила его волосы, поцеловала в одну щеку, в другую.

— До свиданья, Игоречек! Не грусти, мы что-нибудь придумаем!

Потом Таня повернулась к Вертлявому спиной, поправила прическу, закрыла глаза и царственно сказала:

— Я готова.

Примечания

15

От английского herassment — сексуальное домогательство. За последние годы в США выиграны сотни процессов по этому обвинению. «Херрасментом» может оказаться даже безобидное: «Девушка, можно с вами познакомиться?»

16

Большой универмаг.