Неделя до конца моей депрессивной мимолетности

Анна Ягодкина

Черный Змей – загадочно прозвали серийного убийцу, отличающегося хладнокровием, скрытностью. В более узких кругах он известен как Джеймс Винтер. Ему занятно наблюдать за попытками города раскрыть его мрачную личность. Сейчас Джеймсу поручено найти и устранить некогда пропавшего мистера Фритца. Случайно он ввязывается в авантюру вместе с одной взбалмошной девушкой по имени Джейн, предложившей провести собственное расследование по исчезновению людей, которых предположительно убил Черный Змей… Книга содержит нецензурную брань.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Неделя до конца моей депрессивной мимолетности предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 2. Придушен в безысходности →

Rihanna

Иллюстратор Дарья Бабушкина

Иллюстратор Тимофей Паршин

Иллюстратор Юлия Ликурцева

Иллюстратор Мария Илюхина

Иллюстратор Катерина Косяк

Иллюстратор Алина Тарасюк

Дизайнер обложки Алена Чернева

Фотограф Анастасия Митяева

Корректор Ульяна Заплавнова

ISBN 978-5-0059-2931-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Потерян в толпе

Где кончается детство? По становлению такого долгожданного возраста в 18 лет? По достижению всеми уважаемой, обществом принятой как возраст всех начинающих взрослых отметки в 21 год? Так ли, иногда мне вправду интересно об этом думать. Встаешь однажды в памятный, но такой на самом деле непримечательный день.. день твоего рождения.. Вспоминаешь, что тебе 18.. 21.. 35, неважно! И как себя чувствуете? Вы.. наполняетесь энергией солнца издалека? Вас посещают мысли о будущем, самореализации и саморазвитии.. о своей полной условной независимости от других.. Та самая независимость, которая, вроде как, была с вами с самого вашего рождения.. но в то же время ее легко отнять, еще легче потерять из виду.. Причем некоторые так лихо теряют свою независимость из поля зрения, что предпочитают делать вид, будто все нашли.. Они и одновременно продолжают жить, как прежде. С ума можно сойти, если только посудить, что таких людей может быть миллионы вокруг. И, пожалуй, им тоже нужно как-то выживать.. Вот они и принципы строят, амбиции специфичные селят в своих районах, идеи вкладывают. Учесть такие моменты, независимый человек теперь — это ребенок или взрослый? Есть между этими понятиями грань?

А если в действительности она по-настоящему есть, могу я учесть ту невеликую, потрепанную весьма, вероятность того, что общество настолько запуталось.. и так безграмотно дала определение двум терминам.. Что теперь каждый высокий — это взрослый, а каждый маленький — это ребенок. Что сейчас всякий свободный — это взрослый, а любой беззащитный — это ребенок?. И я когда-то был ребенком. Не помню, правда, точно, когда и где. Места, где я играл, не воспроизводят тех, должно быть, теплых, жизнерадостных, горячо ласковых воспоминаний о тех днях. Пусто.. Понимаете, ничего. Главное, подсядет какой-нибудь бодрый, но с виду хрупкий старичок, поговорить которому охота о детстве своем. Как тяжело кого-то встречал или провожал; не так важен контекст. Забавно, что если тяжело, то при любых обстоятельствах у человека могут крутиться примерно те же мысли, все то же направление идей. Вот этот старичок заговорит сначала про свой первый выученный стих в 4 года, потом ярко выраженные способности в шахматах в 6. Уже к девяти старик так встрепенется, что начнет казаться, не такой уж он и старый.

А я слушаю.. и думаю, так же ли было у меня? Так же ли все благоприятно и воздушно? Но я сильно не расстроился из-за моего забвения всех объективных деталей родного детства. Знаете, и я когда-то был ребенком. Чувствовал силу одуванчиков в своих венах (все равно, что я не знал, есть ли во мне вены, и что такие сосуды венами зовутся), не представлял значение алкоголя, не задумывался о запутанной логике самоубийц и других больных людей, был наивным, доверчивым, теплым и мягким. Да, и я когда-то бывал в детстве. Бессмысленный период. Я его даже не сильно запомнил, настолько незначимый. Вся эта острота ощущений, особенное восприятие мира..

Бессмысленно, жестоко, печально и грубо, раз каждый ребенок в своей жизни должен один раз, хотя бы этот единственный раз заплакать по причине своей остроты чувств. Когда-нибудь кто-то найдет мотив, выстроит способ и сделает тебе больно, а эта острота переживаний сможет только усилить принесенную боль, тем самым окружив тебя невыносимой для своего возраста тоской, беспроглядной безнадежностью. И абсолютно каждый случай будет вести ребенка либо принять боль, увидеть мир в его истинных тонах, иметь возможность рассмотреть его со всех сторон, либо притупить эту драгоценную остроту переживаний. Как ни странно, часто, очень часто, встречаются люди, относящиеся ко второй категории. Что касается меня, я пока сам не определился. Все походит на то, что я совершил выбор в пользу первого варианта. Зачем? Почему? С чего я так решил в тот момент? Хотелось бы согласиться на второе предложение, однако я не смог понять, как постоянно.. и в какой момент дети принимают подобное решение.

Знаете, и я когда-то пребывал в теплом нежном мире детства. Пока не заплакал от новых, острых и колющих ощущений. Маленький был, помню. Низкий довольно, щуплый какой-то.. и прическа дурацкая была. Плакал, плакал.. Слезы лились, и я утопал в них. Ни одного сухого участка на моем лице: то ли слезы на щеках, то ли сопли вдобавок. И больно, колюче, остро ощущалось внутри.

Чувства не притуплялись, давили на мою уравновешенную систему дыхания.

Мир вокруг был похож на картину какого-то неумелого небрежного художника. Краски полетели. Все еще текут, а никто не заметил проблемы. Рисующим все еще кажется, что картина получается. Мало того, почти будет готова. Атмосфера сохранена, мысль отобразилась, какие еще могут только быть возражения?

А я так и плакал. От меня уходили подальше, кто по каким причинам: чтобы плач не слышать или просто не мешаться поблизости. Все проходили мимо, уклонялись, хоть я и не был тогда самым опасным парнишей в своем квартале.

Так и плакал, пока не остановился. Слезы высохли, нос наконец задышал. Дыхание пришло в норму; краски только, честно вам говоря, остались внизу, промокшими и опустившимися на общей картине. После этого, как я сам считаю, мое детство закончилось. Началась моя взрослая жизнь. Теперь значительная, теперь хоть с какой-то сознательной целью при себе и ровными мыслями. Хоть и, признаюсь, с той же глубокой пылкой остротой ощущений, которую в настоящее время контролирует смышленая дальнозоркая боль.

Джеймс со скромным пристрастием вел разговор с каким-то условным лицом, которого, однако, исходя из своих мыслей, он знал крайне хорошо. Отчего-то Джеймс чувствовал всем своим внутренним миром и устоявшимися ценностями, что нужно обязательно что-то доказать этому лицу. Надо оправдать себя, почему он здесь. На постоянной основе мужчину накрывало нездоровое ощущение легкости, независимости и отчужденности. Будто всякий жизненно важный вопрос принципиально решался без его ведома. Мало того! Его не то что не пускали поучаствовать в решении и разборе какого-либо вопроса, все думающее напрочь отказалось даже как-то представлять, показывать единственному несчастному человеку это. Поначалу Джеймс ушел с головой в рассуждения о том, с каких пор и на каком основании всему миру стал интересен настолько эгоистичный на общественные проблемы, такой скучный любому встречному правительству житель непонятно какого города. Сомнения уровнем глубже дошли до него только спустя значительное время, когда в мужчину удивительным образом стали проникать все чаще детские ощущения, некоторые смутные, такие заманчивые воспоминания о детстве, которые в обычной жизни Джеймс вряд ли смог бы так детально и проникновенно описать для себя. Для других уж тем более, скажете. С каждым приобретенным нежным, детским чувством любопытства, печали, радости или страха он обострял все сильнее накал страстей и интригу ведущих полемик с этим поистине могущественным, наверное, условным лицом. Джеймс всегда знал его, но никогда в то же время не видел. В необходимый час нередко он обращался к нему, вынужден был договариваться с ним, однако ни разу мужчину не интересовал вопрос, с кем именно тот имеет дело. Конечно, вопрос чересчур непримечательный, стоит согласиться. Слишком хорошо для себя Джеймс знал ответ на него.

Сегодня происходил очередной бесчисленный случай незаурядных и неоднозначных бесед главного героя с этим лицом. В который раз приходилось обсуждать и поднимать донельзя важные и тяжелые темы, анализировать многогранные, неясно объяснимые словами проблемы. Иногда Джеймс даже сам порой забывал, из-за чего и на какую тему он вел настолько значимый разговор. Потом старые стойкие мысли проявлялись вновь, заставляя образовываться новым, более грубым и волнительным, и мужчина вспоминал: продолжительно бесконечный час Джеймс упорно доказывал и объяснял, по какой причине именно ему нужно еще какое-то время прожить на бурно оживленном свете, этом самом. Он уверял, что его роль пока еще не сыграна, что тот ничего еще не успел значительного совершить.. что не выбрался из гнетущей ямы депрессии и невыносимой тоски, чтобы действительно по крайней мере пожить день, как зачастую живут люди обычные, скучные и те, кто чуть занятней. Джеймс верил в то, что говорил. Он дивился своей искренности и твердо, целеустремленно добивал спор таким образом.

В какой-то еще один наступивший момент логического и чувственного противостояния мероприятие закончилось раньше обычного. На удивление каждому присутствовавшему был вынесен строгий окончательный вердикт: истинность высказываний Джеймса действительна. Сразу после главный герой успокоился, ведь беспричинные детские наводки и прочие расколотые эпизоды своей жизни пропали. Наступили снова ощущения объемного, увесистого груза на плечах, едва выносимой печали и ноющей тоски. Джеймс вернулся и постепенно входил тем самым в курс дела. Мгновенно открыть глаза не получилось, хотя уже с первой попытки мужчина ощутил небрежный, резкий и колющий свет, готовый разорвать его ослабшие органы чувств. Такие бойкие возражения через несколько осмотрительных секунд смягчились, исходящий откуда-то свет уже не казался таким негостеприимным и душным. В такт с глазами Джеймс пытался пошевелить руками, и так же, как и с органом зрения, поначалу по конечностям пробежала непривычная бодрящая острая искра, приводящая, вероятно, мышцы и нервы по всему телу в порядок, наводя на курс полной работоспособности. Где-то в стороне приглушенно, но очень энергично, одушевленно запищал какой-то аппарат. Джеймс в конечном счете все-таки открыл глаза, неспешно и осторожно. В самом деле, сомнительные отдаленные предчувствия были верны: это больница. В своем истинном типичном, повседневном облике. Главный герой лежал в весьма ухоженной, чуть ли не блестящей от чистоты палате с роскошным ассортиментом необходимой техники и нужных препаратов, предназначенных исключительно для одного пострадавшего. Больничная койка была на редкость удобной, в меру мягкой и твердой, неприятный осадок исходил лишь от его тела. Кратковременными ненавязчивыми волнами по всему телу проходила чуть давящая, на миг сжимающая боль. Вероятно, последствия какого-то более чем важного и серьезного задания. Первое время осмотра больничного помещения в глазах невнятно плыло, однако после нескольких сосредоточениях на определенных предметах зрение будто завело мотор, заработало заметно лучше. Волосы на голове чувствовались гораздо более взъерошенными, нежели раньше. Да и во рту пребывал терпкий специфический горький привкус с некоторыми нотами ржавого железа. Исходя из удивительной тишины и слаженной работы, наверное, целой больницы, учитывая, что, пожалуй, Джеймс находился где-то около реанимационного отделения, можно смело предположить, что клиника скорее частная. Если еще ко всему прочему добавить дисциплинированную чистоту и строгость исполнения своих задач самоотверженных остроумных докторов, клиника недешевая. В дальнем углу на отдельно отведенных стульях и за ними целом диване отменно виднелись четкие и немногословные человеческие силуэты, изрядно, должно быть, предпочитающие темные одеяния и привыкшие взаимодействовать с окружающим миром достаточно небрежно, даже с некоторыми проявлениями волюнтаризма. Не сказать, что эта компания мрачноватых силуэтов спала. Вернее дремала. И, видимо, последний остаток жизни каждый такой труженик именно дремал. На чистый и превосходный просто не оставалось времени! Хоть у каждого коллеги обязана быть какая-нибудь своя уникальная черта, не будем говорить пусть даже о некоей совокупности черт. И ведь надо сказать, под бликами приятно мягкого, немного тусклого солнца заметить в принципе можно: один светленький, блондин; второй чуть темнее, вероятно, имеет какие-нибудь латиноамериканские корни; третий, если вглядываться в его на редкость сдержанное, холодное и тяжелое выражение лица, должен быть самым ответственным и главным в этой образованной недружной и чуждой компании. Несмотря на вышесказанное, довольно непросто вычленить какие-то отличающиеся друг от друга детали характера или манеры поведения у каждого такого рабочего. Все выглядят одинаково опасными, на одном и том же уровне халатными, хладнокровными, и абсолютно каждый на самом деле одинаково красив и противен. Даже имена у всех подобных людей звучат примерно так же, Джеймс никогда не мог запомнить в лицо и по имени всяких таких, честно говоря, вообще не вдавался и не интересовался чем-нибудь таким, что могло бы оправдать глубокую внутреннюю скукоту его рабочего окружения.

Вот один из троих вяло и достаточно лениво приоткрывает свои глаза, машинально массируя рукой при этом свои брови, чтобы, может, видеть лучше; возможно, чтобы соображать ловче. Парень (молодой такой, ему дашь не больше 27-ми) оглядел взглядом целиком всю комнату, то ли выискивая какие-нибудь необычные новые элементы в декоре и оформлении помещения, то ли вспоминая былые теплые, прогрессивно гордые времена. На секунду в его лице Джеймсу показалась некоторая запуганная усталость, битые амбиции. Мужчина не знал, что именно могло дать лицу парня такой окрас в эмоциях. Наконец, процедура разглядывания помещения у того безымянного человека перешла к главному герою, товарищи все же встретились на некоей условной придуманной линии, подобно экватору, установили зрительный контакт между собой. Немая сцена, никто не знал, с чего начать, как продолжать тем более, и как вообще реагировать? Джеймс вопросительно оглянулся на проснувшегося человека, широко раскрыв свои глаза и уткнувшись в него чуть растерянно, но неимоверно спокойно. Сперва тот едва ли отвечал как-то, хотя бы тем же взглядом. Лишь удивленно и задумчиво смотрел в одну точку. В какие-то порывы мыслей казалось, точно ли на главного героя? Затем опомнился; хотел, быть может, что-то сказать, но с утра как будто механизм голосообразования заглох, выражать свои сообщения вслух никак не удавалось. Молодой человек резко встал и на немыслимой жизнеутверждающей ноте стал активно будить своих коллег, в процессе невнятно проговаривая их имена и какие-то побуждающие выражения. Четких слов было нелегко разобрать, слишком не привык тот юноша разговаривать всерьез и выражать свою позицию в простом словесном обличии. Зато эмоциональная подоплека выглядела занятной, даже местами смешной. Двое неохотно и возмущенно проснулись, уставились с тягостным презрением на своего коллегу, чуть ли не открыли рот со стремительным гневным обращением в его сторону. К моменту всеобщего великого пробуждения Джеймс успел немного приподняться с целью на долю лучше и шире иметь обзор больничной палаты. Широкие плечи главного героя и его впечатляющая убедительная щетина из жестких волос невольно и совсем невзначай бросались в глаза как что-то самобытное, особенно при боковом зрении. Выразительно обиженная беседа была моментально прервана тогда, когда те двое удосужились аналогично посмотреть в сторону лежащего пострадавшего. Узкий отстраненный зрачок поразительным образом сменился внимательным широким, первый умчался куда-то прочь из кабинета, как обычно выбегают известные профессоры с гениальным найденным открытием. Вслед первому понеслись все остальные присутствовавшие, заинтересованно и вдохновенно сверкая пятками. На какое-то не представившееся время стало тихо; издали, если затаить умело и настороженно дыхание, можно было услышать прогулочный стук холодного ветра о кристально чистые, широкие, воодушевленные окна палаты, через которые упрямым ходом пробивались слегка уставшие, блекло сверкающие лучи осеннего солнца. Джеймс растерянно осмотрел комнату еще раз в поисках какого-нибудь календаря на стене. Нашел, висел сбоку чуть левей и выше раковины, из которой, кстати говоря, неявно доносился аромат медицинского спирта и перекиси водорода. На датах светился конец ноября. Немного меньше недели осталось до наступления декабря, а ведь всегда с приходом зимы, в первые недели, начинается приятная суетливая беготня по магазинам, за подарками и новогодней елкой, и кафе вместе с предложением выпить с хорошим приятелем зеленый чай с сушеными дольками апельсина, какие подают в одноименном заведении где-то неподалеку, как помнится. Джеймс мог принимать апельсин только в высушенном виде и зачастую только в том месте. Предновогодние прогулки были единственной скромной отрадой мужчины, когда тот в действительности мог погрузиться ненадолго во что-то приятное и доброжелательное. После чего и снова, и вновь нужно было возвращаться к работе без толковых выходных и понимающих компромиссных ситуаций..

Рассуждения и тематически направленные ощущения прервал спешный многообещающий резкий заход в палату долгожданного доктора, судя по белому длинному медицинскому халату. Врач выглядел человеком среднего возраста, носил немного запотевшие от чего-то очки, имел ухоженную маленькую бородку. Может быть, борода и забота о ней была некоторым хобби для этого человека, способным разрядить и поднять настроение ему после длительного насыщенного буднего дня. С небольшим растерянным опозданием за главным врачом вбежал парень лет 19-ти в похожем прикиде, но без бороды и очков. Вместо этого у юноши были выделяющиеся большие выразительные глаза, четко и так подробно излучающие состояние недоумения, бурного удивления с мелькающими примесями искренней радости, если честно всматриваться.

— «Дж-Джеймс, вы проснулись.. как себя чувствуете?» — с первого слова на миг опешив, главный доктор спросил мужчину сдержанно и строго, пристально в это время рассматривая его внешние признаки состояния здоровья.

— «Шутка про то, что я выспался, будет актуальна?» — главный герой перед своим ответом сделал задумчивую приглушенную паузу, затем заговорил несколько язвительно и все же в некоторой степени устало.

— «Я к вам серьезен, Джеймс. Прошу, давайте разберемся в случившемся.. неутешительном происшествии!» — доктор поднял свой тон и стал говорить более смело, выразительно.

Джеймс чуть опустил голову, словно закрываясь от грозной суровой волны возможных режущих воспоминаний, нахмурился. Взгляд потянулся к плиткам на полу.

— «Тело незначительно все еще побаливает, будто получил синяк на всего себя. В остальном ничего убедительного или беспокойного..» — главный герой настроился на получение серьезной и значимой информации, приподнял голову, стараясь не избегать зрительного контакта с другими людьми.

— «Хорошо.. — собеседник успокоился, смягчился, — вы помните, кто вы, Джеймс?»

— «Меня зовут Джеймс Винтер. Мне 37 лет, работаю здесь.. Около 14-ти лет..».

— «Где вы работаете?» — назойливо и слегка неожиданно перебил мужчину доктор.

— «Компания ТриО Янг».

— «Чем занимается эта компания?»

— «Производит покрышки, шины.. предлагает услуги инженера народу».

— «Что это за компания, Джеймс?»

— «Это.. — мужчина нахмурился, взбодрил руками свое лицо, словно пытаясь не скрыться в личных бессловесных необъяснимых мечтаниях, — Организация».

— «Расшифруйте» — доктор не переставал задавать наводящие соответствующие вопросы.

— «Официально Ответственная Организация».

— «Чем занимается Организация?»

— «Представляет людям со специфическими нуждами за разумную плату ассортимент ядов, наркотиков, прочих запрещенных и непростых веществ, оружий.. Также занимается предоставлением услуг преследователей.. наемников» — голос Джеймса будто очевидно протрезвел, стал тверже и издалека, быть может, напористее.

— «Кем вы работаете в компании?»

— «Инженер-механик, занимаюсь машинами, техникой..».

— «Что вы делаете в Организации?»

— «Получаю задания».

— «Джеймс, что вы делаете там?»

— «Убиваю на заказ» — главный герой сказал данную фразу, стараясь мысленно не сорваться и не признать вину чуть ли не всей своей жизни, рассказать про исход каждого заказа в скудной томной жизни

— «Вы помните свой последний заказ?»

— «Я.. — Джеймс остановился, его мозг почти полностью был увлечен корректным логическим построением последних произошедших событий, — был отправлен убить политически ценное звено в жадной упорной схеме высоких планов?»

— «Мудрено, можете более ясно описать?»

— «Я не помню.. последнее время меня отправляли выслеживать персон, чьи идеи угрожают развитию и карьере Организации.. Но я не могу ухватиться за что-то, чтобы определить уникальность последнего задания».

— «Жалко слышать» — произнес доктор несколько отрывисто и скорее надменно.

Затем собеседник, который во время разговора на пару шагов приблизился к главному герою, вновь отдалился, повернулся лицом к выходу. Собираясь уходить, он на мгновение остановился, частично переступив порок помещения.

— «На последнем задании вам нужно было устранить Биэджино Флоретти.. При непосредственной встрече и взятии Биэджино, он что-то вам передал, застав вас врасплох. Лучшего наемника в штате! — говорящий так возмущенно и презрительно выражался, словно не мог поверить в собственные слова. — Затем молниеносно достал пистолет, выстрелил вам в плечо, после чего спрыгнул с здания. Флоретти мертв, а нам представляются важными слова, которые он передал. Надеюсь, Чарльз займется определенными процедурами, которые помогут вам встать на ноги. А меня лично волнует то, что повредили ваше плечо, а травма получена в области головы. Либо кто-то до пересечения с ним вас ударил, либо, что еще загадочней и интересней, совершил это после. Благо, вы пролежали без сознания относительно недолго, около 2-х с половиной недель. Пропустили разве что Хеллоуин».

Доктор в задумчивости ушел, оставивь после себя напряженное послевкусие, только медицинский халат пару памятных секунд, играя, взаимодействовал с ветром. Тут же вслед за ушедшим врачом исчез и второй, молодой человек без имени. Печально думать, что причину его потрясающего удивления на лице придется выяснять самому в настолько широком и неоднозначном мире.

С тех пор время начало нестись как-то иначе. В каждой пройденной доле секунды появился свой бешеный, невероятно серьезный и трепетный смысл. И последующая вступившая в силу суть, истина создавали, переплетаясь друг с другой, занимательный образ задачи, которую непременно нужно когда-нибудь осилить, решить. Джеймс ждал представления ощутимой задачи в наблюдательной тишине и любопытных отдаленных догадках, что будет далее. Через какой-то недолгий промежуток времени в палату ворвалась скромная, но бойкая и профессиональная группа врачей. Кто-то выбрал для себя белый медицинский халат, на ком-то наблюдался и голубой. Где-то в углу пролетел даже розовый, интересная загвоздка; наверное, женский прикид, хотя вполне подошло бы и мужским оригинальным цветным предпочтениям. Джеймса попросили встать. Никто не заставлял мужчину после длительного пребывания в постели сразу блистать здоровьем самому, ему помогли в процессе, чтобы ненароком в какой-нибудь незаметный бок не упал, не свалился. В пределах пары минут главный герой в некоторой мере размял конечности, весь организм взбодрил в целом: пару раз встряхнул руками, попрыгал несколько раз с ноги на ногу, сгорбился, после вновь выпрямился. Может быть, с какого-то ракурса было похоже на элементы специфического стремительно развивающегося волнения или чего-то похожего по аккуратно настороженному характеру, однако по крайней мере внутри Джеймс чувствовал себя явно лучше. Постепенно в его голове начали пропадать сомнения насчет насмешливой потери ловкости и грозности сил после такого таинственного примечательного недавнего поручения. Частная клиника хоть и была требовательно дорогостоящей, однако находила приличный процент жителей данного города, кто не прочь стать пациентом, пусть и за свою собственную плату. Вероятно, какую-то важную роль в авторитете и

привлекательности госпиталя сыграло его больно удобное местоположение в центре населенного пункта. Создавалась история типичного рабочего дня в больнице, должно быть, это была пятница, как заметил в том календаре на стене Джеймс. Возможно, уже суббота, бумажные информационные заметки не так точны в своем исполнении, хотя надо отметить, что в такое время большинство уважающих себя заведений в любом случае в определенных моментах предпочитает бумажное электронному. Зачастую ответственные и управляющие лица подобных высоко оцененных мест сообщают о грамотном распределении средств, трезвой оценке вещей вокруг, что изъявляют желание принять участие в развитии определенной идеи. Качественная электронная техника нужна там, где будет считаться уместной, примерно так всякие такие лица и отмечают. Многое в жизни, приходит мысль, строится на подобной великой утонченной мере. Уважать и отстаивать, терпеть и упираться, решать и ждать, забирать и давать шансы.. Тонкая резвая грань успеха, понимания и принятия всей жизни, которая позволит уметь радоваться пустому и пустяковому, воспринимать то как гениальность. И почти постоянно, как странно.. Почти что всегда становилось так грустно от таких рассуждений. Логическая, условно достижимая цель, которая вполне является возможной, стать счастливым и понять все, что долгое время многих тревожно и незабвенно мучило.. В душе возрастала неясная бушующая волна тоски и печали, будто, не являясь счастливыми и понимающими в полнейшей мере всякую грань вселенной, мы дотошно знаем структуру этой самой утонченной грани.. и прекрасно осознаем ее условие выбора, что в самом деле приносит боль в том или ином результате событий. Всегда многие этак направленные думы вели к такому выводу, что нужно стать невозможно несчастным, чтобы иметь возможность становиться невероятно счастливым. Тогда в голове наступала череда беспокойных суждений, о той ли жизненной границе идет речь.. И, раз делать полученные мыслительные аргументы справедливыми, счастливы ли на самом деле те люди, которые нам все это воспроизводят в убедительные возгласы.? Вероятно, говоря о грамотности и трезвости взглядов, они имеют в виду не жизнь как таковую, а личную уникальную позицию в этой самой жизни. Что перед тем, как начать изучать и анализировать жизнь, стоит начать с анализа и внимательного осмотра своей позиции в жизненном механизме, потому что знание своей позиции позволит не только знать основные положения целой жизни, но и позволит иметь право голоса, выбора и вообще право действия в своем философском смысле. Всегда мне было забавно думать о том, что, каждый раз отдавая аргументам и фактам справедливость, я наблюдал за тем, как она же в скором времени лишалась у остальных. Ловкая, хитрая смена фокуса, будь она в театре!

Джеймса без очередей бесповоротно и вынужденно с особым упорством пропустили ко многим врачам по порядку для общего осмотра и скорейшего действительного оформления выписки из больницы без положенной возможности уделить несколько дней лично на реабилитацию, восстановление. И мужчина глубоко в душе знал, почему, не так сложно ему было вспомнить о своем положении, что заставляет остальных влиятельных лиц обращать объемную долю внимания в его сторону. Работа Джеймса особенно сосредоточенно ценила лучших. Как известно, главный герой являлся именно таким, казалось, с самого начала его появления и выражения способностей в том озадаченном месте. Многие кратко, где-то даже наглядно для себя уяснили, что, главным образом в отношении лучших, работа не оставляла ни единой свободной, раскрепощенной, вольной минуты, если лично не считала необходимым. Пока внутренний стержень выдерживал, и человек выполнял задания успешно, качественно, восхитительно.. Организация охотно займется досугом и полезным времяпрепровождением данного рабочего. Но в случае с Джеймсом все обстоит куда сложнее и интереснее по многим причинам. Во-первых, за уважаемо долгий период службы мужчины, доверия Организации, целых и честных 14 лет отдачи работе важной части своей жизни, та не могла в ответ взаимодействовать с преданным работником чересчур грозно и презрительно. Люди стали договариваться о некоторых уступках, снисхождении со стороны Организации. Во-вторых, если быть честным, ответственные за данное многозначное заведение лица на самом деле приняли Джеймса еще раньше, познакомившись с ним в тот период, когда тот был только подростком. Воспоминания о духовном и умственном развитии главного героя, проявлении его способностей, принятие участия в воспитании бывшего юноши никак не давали Организации полностью объективно оценивать иногда возникавший спорный результат выполненного задания. Она не могла терзать и больно угнетать за вовсе проваленные сделки, потому что по большей мере видела в них прежде всего какие-то свои ошибки, ведь кто так непосредственно, так искренне обучал юношу одерживать победу в подобных условиях?

Джеймсу довольно оперативно и профессионально, в некоторых местах дотошно, провели осмотр. С сердцем все отлично, с легкими терпимо, органы чувств развиты хорошо, ощутимо ярко. Кожа суховата, однако многие люди переживают типичные бытовые проблемы, живут с подобным моментом. Нервная система временами дает разочарованные печальные сбои в виде безвольной усталости и депрессии, но конкретно этим вопросом активно и инициативно занимается мистер Фредерик, Чарльз Фредерик, их местный психиатр, выкладывает свои знания и умение на полном уровне исключительно Организации на данный момент. Анализируя и тщательно рассматривая случай с головной травмой, конечно, медицинские работники выявили некоторые недомогания легкой степени, возможно, вызванные каким-то жестким стремительным ударом обо что-то неприятное, отталкивающее во всех смыслах. Потерянно, но застенчиво заявили о том, что, скорее всего, крохотная амнезия на последние события может быть следствием или побочным эффектом данного приключившегося примечательного удара. С легкими, в принципе, тоже все прозаично и логично выглядит, почему все не так красиво.

Джеймс — заядлый ценитель сигарет, курит постоянно и ежедневно.

Если не считать, конечно, дни его пребывания в больничной палате.

Разумеется, всенепременно!

Записку об удивительно здоровом состоянии Джеймса буквально сразу после пробуждения в каком-то непонятном здании, где лечат и выслушивают больных, как люди Организации просили в мыслях и за внешним контекстом сердитой речи, выдали достаточно быстро и без лишних вопросов, тем более уж без недоуменных возражений в сторону беспокойства о здоровье своих пациентов.

Главному герою сообщили, что все вещи, включая его привычную любимую одежду, аккуратно отнесены в кабинет Джеймса. Если возвращаться к разговору об Организации, можно вполне смело и охотно считать выделение целого, весьма крепкого и многофункционального на вид кабинета подарком, тем самым уступком со стороны верхних рабочих рядов. Обычно простым непримечательным остальным выделяют как максимум единичную комнату тесноватых размеров, чтобы, наверное, только вещи незаменимые и ценные положить. Да сесть на какой-нибудь выделенный для того стул, чтобы в определенном защищенном ноутбуке безнаказанно и скрыто рассматривать в своих интересах какие-либо секретные материалы.

Интересно, невышедшие эпизоды сериала «Секретные Материалы» достойны ли по-настоящему считаться секретными материалами? Мысли вслух, простите.

Джеймс молчаливо, замкнуто и, признаться честно, неприветливо, согласился спокойно доехать до своего места работы. Там же ему поручили обязательно встретиться со своим начальником для коротких переговоров о насущных вылезших вопросах. Мужчине выдали специально привезенное кем-то пальто одного из работников, чтобы не слишком сокрушительно замерзать в больничном легком голубоватом халате в ноябрьский завершающийся день, принесли какую-то странную пару ботинок темно-синего оттенка, которая едва отражала от себя свет, отправили в удобно и лаконично прибывшую вовремя машину с частным сдержанным и вдумчивым водителем, который последние года 3 точно надежно осуществлял свою деятельность водителя с двойной жизнью.

По приезде Джеймс вышел на давно знакомую улицу, перспективно и амбициозно населенную различными идейными предприятиями, с тем же устоявшимся видом на одну довольно немаленькую, чуть броскую при прогулке мимо, фирму. За последние годы она только набирала обороты своей актуальности и обеспеченности, некоторым прохожим людям занятно было временами порассуждать, кто был не так явно силен в бизнес-элементах, за что городу, а то и всему штату так полюбились обычные, иногда даже посредственные покрышки с шинами. Цены дипломатичные, гордость берет житейская за это, в остальном же трудно определиться: сервис словно глухой, грубый и безразличный, а качество товара зачастую зависит от самого сервиса. Если повезет с доставщиками и выданными мастерами, боже, это окажется лучшая корпорация в окрестностях, которую только можно себе представлять! Конечно, фирма не обращает особого внимания на неприметный, жалкий процент жалоб, поступающих на доставленные эти самые покрышки. Основной доход на процветание, возможность поощрить свои вялотекущие хлипкие шины, прикрыть свою двойную жизнь самым совершенным и элегантным образом компания получает от своей скрытной, иного характера деятельности. И именно на более темном, губительно бескомпромиссном, рынке ТриО Янг известен многим конкурентам и выгодным клиентам как Организация. Ни слова более для подробного определения, хотя замечательным образом получается так, что это слово у всех ассоциируется корректно и верно, исходя из их карьерных направлений. Кроме того, в настоящее время кто-то в несерьезные дни перемирия даже признавался, что не видит термин «организация» больше как какой-то обобщенный, широкий.

Везде мерещится след, явственный взор и своенравное дыхание Организации.

Главное, с этим не поспоришь!

Джеймс прищурился к немного удлиненному, сероватому, покрашенным в стильный бежевый оттенок зданию с затемненными устрашающими безмолвными окнами, неспешно направился внутрь помещения. Все подходя ближе, главный герой замечал около себя проходящих по своим делам и нуждам знакомых, которых, к проносящимся своим мыслям, никогда толком не знал. Многих лишь пару раз видел в лицо на общих сборах. В Организации приняты занятные непоколебимые принципы, что расформированная толпа работников по тематическим отдельным группировкам не должна знать имена и официальный очерк всех тех, с кем член определенной группы не был завязан чересчур необходимо и тесно. Джеймс же в свою очередь предложил уверенно работать в одиночку, поэтому знал своих коллег определенно меньше других. Тем не менее, мужчина не мог не знать основных ответственных важных лиц Организации и все же обязательно прикрепленных к нему помощников по заданным областям общественной деятельности. С остальными безымянными он просто продолжал сдержанно и вежливо здороваться при встрече, образовывая на показ всей наблюдательной драматической публике добросовестную миролюбивую атмосферу среди увлеченных работой инженеров.

Джеймс вошел внутрь, откуда-то донесся аромат свежей краски, где-то звенела сталь, которую представляли как производное механизма или вовсе как окончательную аппаратуру. В здании было относительно светло, однако нигде не попадалась на глаза картина яркого света, мощных дорогих упругих лампочек. Огромное помещение освещалось лишь тусклым просветом чуть пыльных подержанных ламп. Сквозь раскинутые специфические провода главный герой неспешно и как-то безучастно подошел к грузовому лифту, предназначенному исключительно сотрудникам Организации. Двери холодно, малость резковато открылись, непосредственно в самом лифте мужчина набрал определенную последовательность кнопок, отдаленно характеризовавшую его как ненароком растерянного, случайно обеспокоенного пассажира, не имевшего полного внятного представления о том, что тот здесь делает и куда держит путь. Заданный шифр предоставлял доступ к закрытому от общественных глаз этажу, расположенному компактным образом ниже официально зарегистрированного подвального помещения. Секретный этаж вмещал в себя все самое опасное для простого житейского быта, всякое особенно важное в вопросах нелегальной успешной деятельности. Туда также были отнесены: склад как специфического, редкого оружия, так и довольно популярного, прогрессивно оформленная лаборатория по разработке высококачественных наркотических веществ, незначительно скромная комната с запрещенной в стране литературой (порой к Организации обращались люди с очень своеобразными, местами совсем нетривиальными ценностями), в приятно размещенном углу вакантную комнату превратили в отдельный благополучный кабинет Джеймса.

Ответственные лица ощутимо сильно заинтересованы в вопросе улучшения и развития необходимых качеств у уникальных незаменимых работников. Для них в первую очередь важно знать, удобно ли таким, как Джеймс, проводить время в оформленном под него месте, развивать свои способности, самосовершенствоваться. И, конечно, стоит заметить, лично сам главный герой многим доволен в отношении своего кабинета. В особенности, включенным в помещение невзрачным замысловатым сейфом, куда тот мог бы без каких-либо замешательств складывать значимые вещи. Только-только спустившись в скрытую зону компании, невзначай у мужчины в голове пробежалась мысль о том, что, кажется, за ним сегодня должен заскочить ненадолго сам начальник, что-то кратко важное разъяснить и объяснить. Может быть, сейчас руководитель находился именно там, занимался проработкой главных последующих задач, время от времени напоминая себе о ценности здоровья Джеймса. Прибыв в пункт назначения, неторопливым темпом с неявными тенденциями к медитации мужчина подходил к своему кабинету, по прибытию на какой-то незафиксированный момент остановился, чтобы оглядеться, вспомнить что-нибудь. Он был уверен, что ни одна вещица в его кабинете не была тронута даже мелькавшими, заходившими в комнату человеческими тенями. Организация тщательно следила за тем, чтобы никто чужой без специального ведома, лично услышав разрешение от Джеймса, не имел права проникать на частную территорию. Каждый день на протяжении значительного движения времени одно доверенное лицо надежно и зорко следила за безопасностью и должным уютом кабинета. На удивление сегодня это доверенное лицо куда-то отошло, хоть и дверь не казалась кем-то тронутой, тревожно и вероломно раскрытой. Наверное, к возвращению главного героя в привычную колею многие как-то приготовились, решились позволить ему тихо, без всяческих лишних разглагольствований влиться в рабочее расписание жизни. Комнатушка у главного героя всегда выглядела на уважение ухоженно; никаким образом не создавалось такого впечатления, что какая-то часть ограниченной стенами территории не была прибрана, разложена на ясные логические полки. Ощущалось на постоянной основе довольно просторно; ковров Джеймс не сильно предпочитал, поэтому здесь едва сверкал от света проглаженный ремонтом пол. Приглушенный яркий свет издавал хлипкий приятный уют, создававший неведомым чудным способом ощущения теплоты и защищенности. В одном углу смирно висела боксерская груша, в некоторых местах неизбежно помятая от силы ударов. Чуть правее, в противоположном углу располагался письменный стол, на котором господствовал стильный минимализм: минимум необходимых документов, минимум канцелярии, минимум заметок. В основном, Джеймс садился за тот стол, чтобы воспользоваться услугами хитроумного наблюдательного ноутбука, знавшего толк в засекреченных конфиденциальных файлах. Иногда информация числилась на государственном уровне, заметно редко, но мужчине приходилось на каком-то смутном уровне бороться с правительством. Ноутбук смело и ловко обгонял, захватывал и такого уровня информацию. В левом ближнем углу красовался небольшой застекленный книжный шкаф, правда, стекло наблюдалось в некоторых местах мутноватым каким-то, где-то подбитым. Там Джеймс хранил разные важные книжные произведения, зачастую этими являлись медицинские, политические, экономические, юридические, географические, исторические, технические, лингвистические или программистские пособия, но встречались и какие-то единицы художественных работ. Там могли быть описаны значительные для его основной работы явления, случаи, происшествия. Джеймс на приемлемом чтимом уровне знал несколько языков, в том числе и язык компьютера, отчего очень любил совмещать и пытаться какой-то воле случая связывать одно с другим. Запомнившиеся и лично тронувшие его мысли на оригинальном языке авторов главный герой с бодрящей охотой переписывал на специфические машинные коды. За шкафом находилась удобная, незатейливо застеленная кушетка, рядом с которой находилась раковина, данные вещи предполагались на не вполне удачную вылазку за целью. Зеркал, заметьте, нигде нет. Если особенно сильно понадобится, ведь порой медицинские самоличные процедуры требовали к себе какой-то внешний анализ картины, как бы в тайне от себя, Джеймс держал маленькое овальное зеркальце на одной из полок у письменного стола. Справа же стоял недлинный ряд, состоявший из нескольких сравнительно узких железных шкафчиков, в которых мужчина зачастую оставлял какую-то свою одежду на всякий попавшийся случай, найденные улики по текущему делу, деньги на встречные потребности, визитные карточки разбирающихся дальнозорких остроумных, полезных в общем людей, где-то он упрятал оружие, похожие оборонительные моменты. В одном из шкафчиков как раз был упрятан сейф, куда главный герой старался класть то, что или являлось на редкость значимым и уникальным для него, или то, что Организация не захотела бы заставать напрямую, скажем так. Чуть дальше у железного ряда было поставлено однажды весьма внезапно кресло для неопределенных обстоятельств, на которое в настоящее время облокачивается слегка изношенный чехол из-под акустической гитары одной хорошей тайваньской фирмы. Помнится, гитара, быть может, где-то дома завалялась в надежде не расстраиваться в городской серой темноте. Непосредственно в самом гитарном футляре было гениально скрыто основное оружие Джеймса, каким ему было распоряжаться удобнее и профессиональнее всего. Катана. Странно, с чего вдруг, никаких японских подобий борьбы герой не встречал, однако, вопреки всяким прочим ожиданиям, полюбилось конкретно такое холодное оружие.

Мужчина глубоко, немного более расслаблено вдохнул, едва заметно улыбнулся, спокойно подошел к одному из шкафчиков, где обычно тот держал свою черную, удлиненную малость куртку. Стоя около железной маленькой хмурой дверки, он подумал и о том, что, вероятно, там могло удержаться в шкафчике помимо самой его верхней одежды. И не прогадал, на полке несколько ниже в сложенном чистом состоянии лежали черные джинсы, темно-синяя рубашка, черных оттенков футболка. В самом низком отделении томились вальяжно его полюбившиеся стойкие и волевые кеды светлых цветов. Джеймс всегда старался выбирать темные цвета, потому что проницательно догадывался о том, что большинство активных наступательных операций приходится ночью, вследствие чего необходимо поразмыслить всерьез насчет обобщенного, принимаемого обществом образа ночи, с каким можно добровольно слиться, раствориться. Чтобы свободные случайные, особенно наблюдательные свидетели не смогли отличить по проявленным характеристикам силуэт ночи от самой ночи. В результате всего на месте преступления обычно так и остаются аккуратно оформленные следы убийства или прочего такого. Наконец-то можно было снять с себя неприятно гладкий снаружи и пушистый внутри больничный балахон, медицинское кимоно, пахнувший тяжелыми лечебными аппаратами и таблетками. Передать одолженное пальто владельцу. В конце всего все же взять и переодеться в привычную комфортную и совершенно свою одежду. В момент переодеваний Джеймс прощупал почти полностью свое весьма накаченное, но все-таки где-то тощее, кожей бледноватое тело с неявно выпирающими ребрами на предмет каких-либо хирургических корректировок или же полученных лихих травм последнего задания. Ничего, кроме небольшой сухости, определенной сухости в каких-то местах и шрама на левом предплечье мужчина не заметил. К окончательному этапу переодеваний, завязыванию шнурков на обуви, в дверь одновременно и любезно, и небрежно постучали.

— «Приветствую на входе..» — вдумчиво и негромко проговорил в ответ на стук Джеймс.

Затем в кабинет вошел терпимо полноватый высокий мужчина с изящно черными, всегда на долю сальными волосами, неочевидными проявлениями усов, крупными щеками, властным, зорким, но проникновенным влиятельным взглядом, крепкими толстыми черными бровями, лет 50-ти на вид, одетый строго и выверенно в чуть современного вида костюм, без галстука, со свободным, воздушным, можно сказать, пиджаком и дорогими часами на левой руке. Это и был непростой, хитрый и ловки босс Организации, Сэмюэль. Назначен был на такую приличную должность тоже сравнительно недавно, лет 15 назад. Зачем смеяться над стандартами серьезных речей, прошлый-то целых 80 лет управлял конторой успешно и грамотно!

— «Привет, Джеймс! Как ты, скажи?» — войдя несколько вальяжно, прогулочным шагом в комнату, весьма жизнерадостно начал Сэмюэль.

— «Держусь. Пара застоявшихся синяков на спине, пояснице, ляжках. Один, почти черный, по внешним признакам если оценивать, над левой лопаткой, как мне доложили в клинике. Спасибо, что вытаскивали, помогли прийти в сознание. Хм.. — главный герой ненадолго отстранился от разговора внутрь себя, свои раздумья, вяло насупился. — Мне сообщали, что сегодня ты придешь с важной новостью ко мне. Какой расклад?»

— «Напомни, почему ты не здороваешься в начале разговора?» — начальник сделался еще более лукавым и чудным, что аж в глазах начало что-то блестеть, как леденящий металл.

— «Потому что я всегда здороваюсь до беседы» — бесстрастно и неэмоционально ответил Джеймс.

— «Точно, значит, после развязной устроившейся маленькой комы все такой же. Рад слышать. Скажи, ты помнишь последние события, произошедшие до твоей головной травмы? Посланный за тобой доктор отозвался критично, со скептицизмом, неутешительно».

— «Я уже говорил. Не помню. В больнице мне поставили диагноз легкой формы амнезии. Касается конкретно последних событий, именно так. Странный случай, мне бы самому разобраться хотелось не меньше вашего..» — холодно, но отдаленно как-то беспокойно отреагировал Джеймс.

— «Даже никаких знакомых фраз с того дня не появляется? Образы какие-нибудь, картины невнятные и путанные в голове не появляются?» — Сэмюэль назойливо и нагло лез в корень проблемы.

— «Совсем» — ловко отрезал всегда его главный герой.

— «Ладно, оставлю эту задачу на Чарльза. Уверен, с ним пойдет увереннее и эффективнее, как и обычно! — босс достаточно брезгливо махнул рукой, закрыл практическую часть вопроса для себя. — Что я хотел сказать.. Конечно, пару нерешенных вопросов и неготовых заданий ты нам оставил после своего неформального отпуска. Пришлось недоделанную работу на других перенаправлять, после согласовывать с новыми сроками выполнения для поддержания заключенной сделки. Благо, наш лучший работник уложился с подобным не самым мягким указанием почти полностью, прочие разгребали немногое, однако в любом случае ты в разы быстрее был бы. Особенно на фоне еще обучающихся, не настолько опытных ребят. С официальной частью, инженерной, мы дали тебе роскошный беззаботный отпуск на 2 месяца. Так что тревожного, жалобного давления с данной стороны ближайшее время поступать не будет. Какое сегодня число.. — Сэмюэль торопливо и чуть суетливо заглянул в экран своего телефона, — Суббота! Вот так дела! Уже вечереет, я еще так посмотрел. Давай так.. Сегодня отправляешься погулять, попытаешься разобраться в себе. Может, вспомнишь относительно недавние события на том непроясненном задании. Отдохнешь, сигареты выкуривать еще тебе никто не запрещал! Завтра навестишь Чарльза, поговоришь о своем здоровье, нынешних немаловажных проблемах. Заберешь свою месячную дозу лекарств. Завтра же, по классическому графику жизненного течения, по идее должен получить документ о содержании новой задачи. Если возникнут трудности, так как никто сполна и до конца четко не знал, когда ты очнешься, в крайнем случае оповестим в понедельник. В первый типичный будний день и продолжишь восстанавливать свой традиционный стиль работы, образ жизни и много чего другого прочего. Судя по ощущениям в планах своих, сказал все, что нужно. Не волнуйся, мы тебе всегда окажем помощь, какую сможет решить Организация. В конкретно данный момент я советую тебе пройтись за ручку с самим собой. Бывай, киллер!»

Сэмюэль энергично, выплескивая и выплевывая подозрительно активные настроения своих идей вокруг, с язвительным топотом ушел. Джеймс остался один, вновь наедине со своими сильными бурными состояниями, с которыми он до сих пор не успел разобраться. Унылый и несговорчивый, мужчина решительно взял из еще одного железного шкафчика темно-бардовую мужского плана сумку, одеваемую обычно через плечо. Там на данный момент Джеймс утаил свой профессиональный емкий фотоаппарат, лихо застающий прекрасные чудеса попадавшихся иногда под ноги, иногда прямиком в лоб виды, а также какую-то слегка дряхлую, запыхавшуюся и уголками побитую записную книжку, куда мужчина записывал всякую приглянувшуюся сложную, полезную, выручавшую мысль. Отчужденно и равнодушно выйдя из Организации на улицу, Джеймс повторно проверил карманы сумки. Его всплывшие смутные догадки оказались верными, в одном отделении главный герой нашел чуть запутанные, столкнувшиеся однажды с мокрой тяжелой пылью от асфальта проводными компактными наушниками. В другом запрятанном невзрачном месте Джеймс откопал любимую начатую упаковку сигарет, английские с легким, ненавязчивым, очень приятным привкусом дикой вишни. Было время, в храброй и самоотверженной молодости он увлекался и корейскими фирмами, и индонезийскими, однако со временем окончательно остановился на английских табачных продукциях, удержавшись от продолжения занятного эксперимента.

Именно сейчас Джеймс не собирался выкуривать по доброй памяти, по просторной воле одну из бесценных. Прежде всего мужчину интересовало добраться непосредственно и действительно в свой жилой район, посетить покинутую на беспрерывный ребус запуганную квартиру. Недалеко от компании, где честно работал Джеймс, находилась непримечательная актуальная автобусная остановка, и маршрут проезжавшего мимо общественного транспорта отчетливо содержал в себе далеко не самый благонадежный район бытия главного героя. Когда тот только-только предпринял финальный шаг в сторону уделенной территории для автобусной остановки, поразительно вовремя появился автобус. Джеймс мирно вошел, сел на последние места в конце транспорта. Погода за окном то ли портилась, то ли, напротив, пыталась преобразиться в классическое наступление зимнего досуга. Снега пока не выпадало, однако почти все деревья вокруг отпустили на холодный глубокий, светло опустевший ветер обесцвеченные листья. Небо все сильней и могучей затягивало облаками, в последнее время, как знакомые отметили, скорее тучами. Может быть, близился прощальный осенний сезон дождей. Чтобы на остывшую мокрую почву упал самый что ни на есть нежный и доброжелательный беззащитный снег, сделавшись тонким слоем. Дни умаляли солнечные продуктивные дни, пышный раскат роскошных пушистых крон деревьев увядал и делался все дальше от настоящего времени. Чтобы Джеймс в один неприметный напыщенный день проходился вдоль набережных, переулков, запустевших древних улиц и молчаливо искренне удивлялся, как много теплоты в печальной беззащитности..

Автобус разъезжал по исторически поломанным, но все еще стойкими на целый износ дорогам штата Миннесота. Северная, весьма немалая по своим размерам территория, граничащая с Канадой. В связи с подобной своеобразной характеристикой, может, становится объяснимым, откуда возник приличный замеченный канадский процент населения в штате. Однако, быть может, не совсем целиком так вовсе нужно всматриваться в проведенную границу, основной дух Америки в любом случае никуда не денешь.

Соединенные штаты всегда были привлекательным и заманчивым местом для всяческих различных других, отдаленных и не очень народов.. Джеймс не родился в этой стране, нет. Он вырос в иных своенравных философских краях Земли. Его обреченное, но счастливое детство было пропитано чисто английскими и датскими настроениями, принципами и моральными ценностями. Отличавшиеся друг от друга семейные корни, многогранное мировоззрение переплетались грамотным и очень любопытным образом, воспроизводя лишь проверенные, уверенно лучшие жизненные позиции в реальность, оставляя паршивые излишки времени и особенностей климата в странном забытие. Так, семья Джеймса никогда не страдала снобизмом, однако, что стоит отметить как вынужденный дефект уютной философии, не придавала большого значения праздникам, многим другим подвернувшимся поводам радоваться. Главный герой был воспитан строго, но в то же время где-то самостоятельно, в детстве он получил нужное умение трезво оценивать окружающий мир, радоваться абсурдным и простодушным вещам, но всегда быть на чеку, стараться не выводить запущенную ситуацию из-под контроля. Нельзя от вас скрывать и того, что самостоятельная доля воспитания Джеймса была невнятно, но грубо связана с понимающей проникновенной философией родителей. Он правда любил их, но не смирялся никак с тем, что многие ответы на жизненные тонкие вопросы найдены, что тот это все просто пока не понимает.. Что философия ясна людям исключительно лишь в определенных условиях, в заданном контексте и распущенном остроумии. Джеймса раздражали излишнее самодовольное занудство, изобретательная особенная гениальность родственников даже по спокойным плавным вечерам с обширной долей креативного потенциального свободного времени. Иногда главному герою было и вовсе выгодно и приятно сводить конфликт, прочую иную дискуссию к тому, что ответа быть не должно. В какой-то момент семья вынужденно, срочно, через силу переехала в другую страну. Теперь же, множество лет спустя после переезда, мужчина временами виновато жалеет о том, что отрекался от законченной логической истины жизни. Сейчас он не всегда понимает, какой образ и содержание обязан иметь тот или иной ответ на его вопрос..

Чарльз является почти единственным близким другом Джеймса. Несмотря на то, что оба в свое время задумывались насчет корректности дружественных крепких уз между пациентом и доктором. Между несчастным и врачом-психиатром. Всякий томительный раз, когда Джеймс сомневался в эффективности представленных Чарльзом терапий и лечебных процедур, вовлекая в свои рассуждения в качестве аргументов личные неформальные удачные отношения, товарищ всегда уверял друга в обратном. В страстных подробностях жадно утверждал, как повезло им двоим оказаться в такой ситуации, когда друг должен и способен вытащить своего человека из беды. В конце каждой подобной такой его речи Чарльз постоянно, мысленно чуть ли не стоя на одном колене как какой-то предприимчивый рыцарь, обещал не подвести приятеля, защитить, помочь, спасти. Все началось еще, дайте припомнить, в студенческие годы Джеймса. Когда воздух ощущался чище и более непредсказуемо, а окружение подписывало невольно контракт с тобой, что в приглянувшийся момент оно обеспечивало бы тебе лютое везение. В какой-то особо отчаянный момент мужчина попал под влияние такого губительного морально явления, как депрессия. Клинически позже подтвердилась, не просто меланхолия. Выходило через какое-то время и так, что лично у него прогрессирующая была, ненасытно и неумолимо сжирая приятные ранимые чувства главного героя, оставляя после себя лишь отвратительный тяжкий осадок из боли, вины, огорчения и безысходности. Как еще один симптом врачи увидели в нем и нарастающие свирепые приступы гнева. Джеймс и без того мог быть вспыльчивым, изредка, но зато как. Такой недуг в определенный момент решил усугубить терпимо выдержанную характеристику человека. Вообще с темпераментом у Джеймса тоже было интересно: сколько бы раз он ни проходил психологические тесты разной сложности, точности и профессионализма, ни один победоносно, зорко не выносил вердикт о выданном психологическом портрете. Прочий за прочим просил перепройти опрос, упрекал главного героя в некорректности своих изречений, неискренности, кто-то даже выкинул пару дрянных слов о скверном характере мужчины как такового. Настоящие опытные специалисты остановились на мысли, что темперамент Джеймса на условном составленной схеме близок к нулю, что могло свидетельствовать о нечастом занятном равновесии всех чувствительных направлений. Разбирающиеся люди описали на своих беседах с главным героем его скрытный, невероятно сообразительный, дальнозоркий, разносторонний, сдержанный, местами для общества противоречивый и крайне неординарный характер. По какой причине почти каждый начитанный психолог выбирал скорее этакую формулировку насчет противоречия? Джеймс в мудреной необычной форме представлял на словах логику своего повествования, образа жизни, многие слушатели проникались в взаимосвязанную цепь, увлеченно забывались, а в конце трепетно ровных объяснений дивились такой логической цепочке, которая в простом закономерном обществе никогда бы не была принята в связи с отменным непониманием. Так и остался в какой-то момент Джеймс около перечисленных отчетов про себя, изученный, но никак не вылеченный и не получивший действенной помощи. Благо, Организация не бросила парня. Она ни в коем случае не возжелала бы подобного итога, чтобы в окончательном дне главный герой загнулся в пучине своих собственных страданий и бесповоротной тяги уйти. Они дали ему несколько высших образований, дали возможности, дали работу, дали второй шанс, подарили жизнь.. Но взамен на свою деспотичную восхищенную любовь они попросили Джеймса забирать жизни тех, кто исчерпал свой второй шанс. Годы непоколебимо и бесстрастно шли вперед, а главный герой безрезультатно впал в философские раздумья: так ли верно забирать жизнь у человека, даже если она обречена? Так ли правильно вообще что-то забирать? Джеймс, погрязший в печальных глубоких размышлениях, так и не определился, примкнуть к хорошим людям, защищая их специфичные интересы, или перейти на темную сторону злых страстей.. Наверняка вас в какой-то мере заинтересует вопрос насчет родителей Джеймса. Где они сейчас? Все ли с ними порядке? Должно ли быть вообще в этом самом порядке? Замешан ли в судьбе любимых родственников лично их сын? Что ж, это весьма непросто объяснить. Главный герой одновременно ненавидит, скучает и скорбит по своим родителям. Он не до конца уверен, потерял ли абсолютно всех своих членов семьи. Мужчина старается не вдаваться в искренне острое содержание вопросов, которые образуются в его голове всякий раз, когда тот думает о них. Джеймс не знает, уже приличный промежуток времени не стоит в курсе дел, что с ними, как, кто они такие.. Для него, для них самих..

Автобус остановился на нужном месте, характерном остановочном пункте, расположенном прямо напротив того района, в котором и обитает мужчина. Территория является далеко не самой благополучной во всем городе, возможно, некоторый усиливающий эффект оказывает на это место расположение, относительно далекое от прогулочного, людного и разговорчивого центра. Во многих маршрутах подобные отметки на расписанной карте города нередко наблюдаются чуть ли не конечными пунктами за полное расписание дня водителей. Опять же, место жительства вручила верная и чувственная Организация, объяснив свой выбор тем, что конкретно в этом районе будет удобнее всего скрываться. Какие-то замеченные проделки, серьезные заявления Джеймса как убийцы, не секрет, довольно хорошо запомнились полиции, а в последнее время, откровенно говоря, не только ей. Пытаясь навести какие-либо занятные, затемненные в заданном логическом повествовании справки о Джеймсе, органы правопорядка, конечно, не добивались значительного успеха, никто до сих пор не имеет примерного представления, где могла располагаться бы этакая защищенная от проблем зона главного героя. Объемная доля анализирующих задумывалась не раз пристально о преступных темных улицах, куда даже правительство в некоторой степени опасается ставить новые фонари. Местные власти попросту считают бессмысленным наводить строгий послушный порядок в подобных местах. Это заметно вредит всему городскому бюджету, охотно подтвердили одни выдающиеся политические деятели. Однако время от времени полиция посещает данные места в своих личных интересах, тогда, в случае настороженной возрастающей угрозы, Организация ловко и проворно решает встреченные вопросы. Нужно лишь хорошее, кардинально непредсказуемое, качественно оформленное стратегическое мышление в таких событиях, как торжественно однажды излагал Сэмюэль. Оттого Джеймс весьма спокойно и несколько смиренно, «без напряга» живет в полученной невзрачной однокомнатной, но приемлемой по размерам квартирке. Когда-то данный район числился новым, многообещающим и вдохновенным для многочисленных ранимых наивных душ. Через какое-то заметное количество времени туда сначала стали заселяться в основном безымянные, слепые в своих амбициях, бандиты, затем стали обосновываться частично прочие серьезные целые банды. Надо отдать должное, между истинными, действительными соседями на этой территории царит почтенное уважение, взаимопонимание, и иногда даже выглядывает какая-то принципиальная умная помощь. Люди здесь скорее от горя занимаются контрабандой, ограблениями, наркоторговлей, нежели от отвратных тривиальных несущихся идей о личной выгоде, столь желанном воцарении над остальными. Места, где вечерами в свободные минуты неспешно и задумчиво прогуливается Джеймс, наблюдаются темными, запустевшими, забытыми, обедневшими и до непотребного развала старыми. Но главного героя устраивает более или менее подобный пейзаж вокруг себя, он привык. Мужчина продолжительное для себя время изучал сознание, настроение.. душевное состояние живущих в забытых, ненормально заурядных условиях, чтобы в конечном результате смириться, привыкнуть, принять их вынужденную горькую позицию. Его манеру прогулки, речь, сущность поведения и роль жизни тоже уже достаточно знакомы этому месту, какой-то банальной доле проживающих только инженерная составляющая. Джеймс уже знал в лицо всякого надежного, болтливого, оригинального, гениального, несчастного, глупого жителя ближайших окрестностей, включая, разумеется, предательских лиц. По приезде официальных оборонительных, справедливых лиц кто-то обязательно найдется такой, который осмелится рассказать всему отделу о чудном, устрашающем и подозрительном типе, скорее всего и являющегося разыскиваемым лакомым преступником. Бывало время, попадались настолько противные, которые, однажды выследив точное местонахождение его квартиры, горделиво и высокомерно провожали требовательных наблюдательных дядь и теть прямо в квартиру Джеймса, в которой, однако, на удивление всем и прочему ничего странного не находили. Ошеломленные и трусливые гады вскоре после безуспешного отъезда полицейских, отчаянно добивавших нераскрытые затянувшиеся дела, осознавали нынешний уровень своей опасности, постоянно на эмоциях пытались глупо и мягко улизнуть от более влиятельных людей черного рынка. Всякий раз профессионалы высшего элитного подразделения запросто вылавливали ненадежных персон, кто убивал таких, после чего кто-то до изнеможения пытал, остальные попадались более ухищренными и язвительными, любители составлять отменный компромат на таких людей, ломая очередную прочную ступеньку к будущему таких вот людей. Коллеги данных взглядов страстно и саркастично потом все время заявляли: «Справедливостью на справедливость». Джеймс в душе уважительно поддерживал последних ребят. Он не верил в справедливость, сколько раз мужчина замечал наглядное отсутствие сего. Порой его под усталое настроение раздражало, как многие вопросы социального характера решаются на основе справедливости. Джеймс издалека видел, что под справедливостью постоянно кто-то подразумевал завуалированные свои собственные интересы, которые могут быть грубы в отношении остальных идейных потоков. Глупо и странно шумно заявлять про справедливость, если человечество само по себе как таковое изначальное является неравномерным, хаотичным, несправедливым. Главный герой был сторонником идей грамотного равноправия, когда более талантливые могли бы взять на себя больше, чем менее талантливые. Что достойные позволят себе когда-нибудь что-то большее, а недовольные, слабые и угнетенные получат меньше. Также Джеймс, долго в своей молодости рассматривая философские работы известных древнегреческих деятелей, эпохи Просвещения и позже, стал верить, что достойное изначальное условие жизни есть средний класс, так как его корректное проявление меры заставляет трезво оценивать себя и свою позицию. Соответственно, если начинать всегда с трезвого, люди станут куда более охотно и решительно делать выбор в пользу большего или меньшего. Однако, увы, Джеймс, как и многие остальные скромно несчастные, осматривается, анализирует, думает, как заслуженно для себя выжить в несправедливом, неравном, местами сумбурно убийственном обществе. Перед каждым посещением своей официально родной и любимой улицы Джеймс не спеша обращал внимание на соседнюю, прямо противоположную, перпендикулярно идущую основной; нередко заходил туда, скажем так, вкладывая железно в свой домашний маршрут посреди всего и вся данное место. В отличие от сырой и сумрачной его улицы, эта отличалась более уютными фонарями, гостеприимными доброжелательными обитателями, приятным неброским разнообразием каких-либо творческих или прочих проникновенных заведений. Там можно было встретить гораздо больше книжных небольших самостоятельных магазинов, независимо развивающихся кассетных магазинчиков. Проходивший мимо, намеренно или невзначай, смог бы приобрести в этом месте немалую часть приятных, пронзительно надобных, духовно умиротворяющих вещей. Признаться честно, баров в данной области было построено заметно меньше. Да и то, если строились, обязательно какие-то второсортные, небрежные и невнимательные к своим посетителям. Больший акцент мечтательные бизнесмены сделали на элегантных симпатичных ресторанах, красивых воздушных выдержанных кафе. Посмотришь этак нечаянно, прищуришься, подумается: сплошное эпикурейство. Не то, что у нас — стоицизм..

Сегодня, как и в большинстве своем случаях, на той улице было спокойно и тепло, в голове, резвясь, вскакивали приятные мягкие мысли о ненапряженном, любопытно цеплявшем. Вообще убедительно направляясь в один из целеустремленных увлеченных книжных магазинов, выпуская из виду очередной переулок, расположенный то с одной стороны, то с другой, в один момент зоркий взгляд Джеймса заметил сбоку, в особенно затемненном и неказистом переулке столь кроткого и любезного места, подозрительно напрягающие движения. Какой-то издали беспомощный высокий худой силуэт безуспешно, своевременными рывками активно, медленно-медленно затухая в отношении своей энергии, препятствовал, мешал остальным двум, более здоровым и ощутимо нахальным теням. Главный герой выразительно сбавил ходу, остановился, на него напали обеспокоенные, возмущенные, болезненно и емко терзающие догадки. Почти посреди благоговейной улицы, недалеко от скрытного ненужного перехода в какой-то безымянный переулок мужчина осторожно и осмотрительно застыл, остро и серьезно прислушиваясь к каждому доносившемуся оттуда вразумительному звуку. Он, притаившись, смиренно вслушивался и дотошно вглядывался в заданную впереди картину. Рассуждения приняли более верный, оттого более чуткий, напряженный вид. Защищавшимся силуэтом оказалась молодая девушка с мягкими бархатистыми на вид волосами цвета распустившегося дуба, со стройной и очаровательной в каком-то смысле фигурой. Она отчаянно и аккуратно, стараясь быть ловкой и шустрой, производила действия, направленные на то, чтобы каким-нибудь образом выхватить обратно взятую отвратительным злоумышленником сумку. Двое небритых, чуть полных мужчин надменно глядели на эту бедную печальную жертву и двусмысленно хитро ухмылялись, словно знали наизусть дальнейший очевидный непроизнесенный ход действий, театральное расписание актов. Судорожно угнетающую неописуемую обстановку сцены. Настала кульминация событий; судя по всему, двоим наскучило выжидать определенный растерянный ужас на лице девушки. Так и не дождавшись экстаза своих специфических легкомысленных интересов, они схватили крепкими решительными руками девушку один за плечо, второй за кисть. Пылкими и резвыми рывками в свою выбранную сторону, они с препятствовавшим усилием пытались увести беззащитную даму в еще более темный, оскверненный нечистыми стремлениями угол, который скрыт многим-многим наивным лицам. В этот момент что-то в Джеймсе несогласно щелкнуло, возмутительно эмоционально внутри отозвалось на такой расклад событий, однако возраставшие внутри со страстной бешеной силой эмоции мгновенно были заглушены внутренним здравым, где-то вполне прагматичным голосом, профессионализм взял верх над главным героем. Не собираясь отсиживаться в стороне от центрального сюжета, он вразумительно, спокойно, сдержанно, для сценического образа вежливо вклинился во все набиравший свои обороты процесс.

— «Простите, господа! — добросовестно и даже как-то празднично, парадно заявил и тут же обескуражил двоих здоровяков Джеймс, — Я, честное слово, не знал, что моя девушка ушла в это время, пока я отвернулся взглянуть на новый ассортимент научной зарекомендованной литературы на прилавке, отошла поприветствовать своих давних друзей, о которых она мне, конечно же, никогда не говорила из-за своего скромного, стеснительного характера, и поинтересоваться их жизнями, необъятными памятными событиями!»

— «А мы только хотели..» — невообразимо возмущенно, судя по всему, непроизвольно выговорил фразу один из здоровых парней, тут же осознав свою неловкую глупую опрометчивость.

— «Сводить ко мне в гости! Вашу подругу очень заинтересовало, заинтриговало, можно сказать, когда я стал рассказывать ей о.. — второй, щекотливо слащавый правонарушитель, бодро и догадливо перебив своего товарища, в какой-то момент озадаченно запнулся. — Мои дребезжащие.. удивительные и очень познавательные поездки по самым заманчивым местам Канады. В роли гида. Я же чрезвычайный ценитель нашего прошлого! Вы знаете, если бы мы не знали, о чем думали много лет тому назад.. как бы мы жили сейчас?. Кроме того, мне чудится, просто поразительно, как люди в тех же.. временами еще более тоскливых условиях ловили в себе гениальную мысль! И преображали мир к лучшему.. Задумайтесь! Просто подумайте об этом..».

Джеймс колко и многозначно усмехнулся. Быть может, изощренный любитель женщин забылся? Быть может, это вовсе какой-то настоящий безрассудный ехидный театр? И люди, которые играют маньяков, на самом деле просто глубоко и честно придаются любви к наукам? Ах, если бы.. Если бы в этом мире было все настолько однозначно, чем бы зарабатывали себе на жизнь обществом не допустимые люди?. Даже не так, нет.. Какой-то из великого процента подозреваемых, морально сломленных, убийственных попросту людей ведь когда-нибудь зачитывался какими-либо философскими идейными изречениями, выплеснутыми восхитительно и сильно, грозно, может, где-то особенно на памятную ценную простодушную бумагу. Проблема, вы понимаете такую занятную закономерность, это сущая проблема, что философия представляет факты, может быть, действительно впечатляющие, решительно целеустремленные положения.. но очень мало кто их соотносит меж собой. Человек одним уникальным доходчивым боком всерьез гениален. Как и собственный организм каждого, для которого развивающаяся личность должна искать незаменимый оригинальный подход. Оттого логика поведения, суть восприятия и понимания, методы усвоения, выражение объективно красочной гениальности у всех различны, все не может выходить за границы установленных физических возможностей.. каждый не может предъявлять претензии к биологии, когда раздумывает о сути гениальности людей остальных. Вы бы могли сказать проще, мол, всякий понимает прочее такое по-своему, абсолютно точно, именно так.. в конце ваши слова уточнения были весьма кстати, без них бы очевидные вещи не прояснялись, пожалуй. Но иногда можно вообразить в масштабах крайне нестандартного и огорченного, зацикленного на чем-то мышления.. очередного, допустим, развернуто представленного убийцы. Философия станет предлагать ему факты, он же может принципиально каждый относить к одной волнующей его проблеме. Смысл жизни и губительную конструкцию бытия имеет возможность отождествлять! Здесь нет осуждений, обвинений.. предложений или каких-либо прочих ранимых идей. Только мягкая оболочка смысла, содержание которого скрыто за скептичными чувствительными страницами человеческих наблюдений и рефлексий. И гений в таком случае есть тот.. кто придает мысли здравый вкус, направление, цвет.. кто грамотно и умно связывает указанные в жизни звенья, лишь в шутку составляя подходящие логические цепочки невозможности и мертвой точки. Увы и ах, в наше время гении зачастую и попросту те, кто придает смыслу смысл. Кому это интересно.

— «Извините, господа — приветливо и все так же почтительно, блистая умопомрачительно прекрасной дикцией, воссиял остроумным чувством Джеймс, — в нашем окружении так много посетителей Канады, что в жизни никогда не поверю, что кто-нибудь, даже самый близкий и незнакомый, смог бы впечатлить моего ближнего друга какими-то выходками в отношении данной страны. Вы слишком простоваты будете для коммерции, жизни там.. Понимаете?»

Здоровяки опешили, прямо, невольно грозно встали, воспряли бандитским снобизмом, недружественными стремлениями, высокомерными стратегиями боя. Сама неудавшаяся жертва в это время, затаив дыхание, максимально тихо, аккуратно и сосредоточенно следила за процессом, машинально в сугубо эффективных точностях соображая, раздумывая насчет выгодной безопасной дороги спасения. Не прошло и длинных томительных сопернических раздумий, как один наивно и со всей легкомысленной силой отправил свой кулак по траектории прямиком к лицу главного героя, несмотря и даже на то, что тот был на несколько существенных сантиметров выше двоих. Быть может, тот нахально рассчитывал на безграмотность и обывательское отношение к преступности людей остальных. Тем не менее Джеймс успел ловко и, казалось, немного азартно увернуться от летевшего удара, одновременно с этим умудрившись расчетливо ударить ногой первого куда-то в область бедра, что получивший разочарованно и неожиданно для себя отскочил на какое-то незначительное расстояние назад. В момент передряги с первым, второй был самостоятельно полностью настроен на принятие участия в бою, где-то уверенно полагая, что справится лучше, красивее, профессиональнее. Увы, нет, простите, досталось этому еще больше. Можно сказать, отделался одним ударом, после которого стремительно и смиренно упал в нокаут. Собравшись убедительно ударить под дых, Джеймс четко просчитал момент своего личного, заранее ответного нападения и, схватив обидчика безобразно за уши, коленом треснул по челюсти. Немного погодя, громко проявляя свою одышку, конкретно шатаясь, второй негодяй встал с неуязвимой страстью дать отпор. Ненароком оглянувшись на этого человека, Джеймс бесстрастно подошел к нему, ловко и шустро обогнул злоумышленника, вмиг сбив его с основной мысли, грубо ударил в область копчика. Чуть слышно издавая жалобные стоны, соперник повалился на колени, затем свалился побежденным полностью на мощеную старую дорожку, время от времени тяжело выдыхая, противно покоряясь резковатой мощной боли. Разглядев побитых сломленных ублюдков, девушка засияла от счастья, облегчения. Кончики ее рта непроизвольно поднялись вверх не в силах скептично опуститься, глаза сделались больше и выразительней, излучая магический переливающийся оттенок промокшей городской дороги. Все тело было готово отдаться объятиям пришедшего спасителя, ни грамма жесткости или представленного условного щита не было видно при ней. Это несколько расстроило Джеймса, ему стало не по себе, отдаленно где-то в глубине души даже тошно. Но последнее явно имело в себе не суть недавних обстоятельств. Нечто щемящее из прошлого заставляло глубоко лезть в проблематику выданной картины, дивиться прописанным характерам действующих лиц.

— «Спасибо, господи, вам огромное! Я даже не могла представить, что бы они… Не знаю, как вас отблагодарить.. Может быть, чай, может, кофе вы пьете..?» — весьма дружелюбно и нежно отозвалась она, что заставило главного героя почувствовать себя еще более уныло, безнадежно.

Мужчина досадно смутился, приглушил свой богатый спектр эмоций, мрачно наклонился к лицу собеседницы, поближе к уху, чтобы проговорить что-то весьма отчетливо, решительно, бессильно.

— «Послушай меня, пожалуйста.. внимательней.. — Джеймс шептал почти в полный голос, утонченно и достаточно душевно, чтобы девушка многие мыслительные операции внутри себя направила в сторону говорившего, подобно фототропизму у деревьев, — Не доверяй.. слышишь, не стоит тебе доверять ни злодеям, ни героям в этой жизни так с полпинка. Спасающие могут точно так же оказаться людьми страшными.. готовыми на крайности. Понимаешь.. Я мог бы защитить тебя от настоятельной угрозы лишь с единственной выпирающей сокровенной целью, таким образом приблизившись к тебе, причем с твоего мечтательного, несобранного согласия. А потом бы очарованную тебя отвел домой. Что бы ты не могла представить, уважаемая моя.?»

Буйный, трепетный, трогательно цепляющий посыл главного героя, составленный из каких-то обществом установленных слов, стал сполна ярким, густым и тучным в ее сознании. Этого хватило, чтобы с каждым оформленным вслух словом девушка бесповоротно и непредсказуемо для многих меняла общий настрой своего настроения на иной, совсем отличающийся своей энергией, внутренним ощущением. По окончанию фразы мужчины она на непроглядную задумчивую секунду ошеломительно замерла, снова такая же потерянная и беспомощная, словно обезоруженная. Ее глаза испуганно и недоверчиво глубоко взглянули в лицо, конкретнее если, именно в глаза собеседника, пытаясь найти в них нечто объяснимое, знакомое, сочувственное. Взгляд метался, осторожно приглядывался, малодушно вдумывался в сказанное. Затем девушку, быть может, отпустило, она впопыхах поднялась; не став отряхивать от ежедневной собирающейся городской пыли свои колени, она нерешительно, скорострельно погнала прочь от случившегося, от мнений, функции мозга запоминать, встречных эмоций, недопониманий и много всего такого, что ей казалось устрашающим. Уже через минуту след несостоявшейся жертвы простыл, словно ничего не случилось. Джеймс умиротворенно и задумчиво продолжил свой путь до знакомого книжного.

Он не до конца верил тому, что наивные доверчивые люди способны усвоить полные высказанные фразы о нынешней жизни. Наверняка та дама однажды снова попадет в удивительный случай собственного спасения и не вспомнит, душа ее не встревожится, восприняв простое послушное приглашение прогуляться как однозначный знак внимания, непосредственной симпатии. Признаться честно, Джеймс просто ненавидел пошлые, бесчувственные и беспринципные действия людей в отношении окружающих. Его невыносимо терзало, чрезмерно тошнило от подобного. Он бы ни разу не обидел пожилых, малых, даже самых прозревших возрастом людей. Надо сказать, главный герой и к пыткам никогда специфической тяги не имел. Когда кто-то нанимал Джеймса с задачей устранить определенного человека, иногда группу персон, то все они должны были иметь в виду, что его убийства отличались особой гуманностью, какой она могла бы быть. Имея практическое представление в области медицины, юриспруденции, психологии, мужчина убивал быстро, безболезненно, чуть ли не незаметно. Как говорится, «комарик укусил, ничего не почувствуешь». Однако ему приходилось не раз воображать из себя неуравновешенного опасного человека с подобными омерзительными склонностями. Ради философии. Чтобы показать таким людям хотя бы образ правды, чтобы научить их наглядным путем не позволять сложным осмотрительным эгоистам обвести вокруг пальца. В Америке такого рода проблема является особо обостренной. Здесь и по взглядам нельзя добиться трезвой предусмотрительной середины. Две крайности: либо человек слишком наивен и прост, либо чересчур недоверчив. Как ни странно, еще никогда на своем пути мужчина не встречал какого-то занятного третьего варианта. Даже скучного дополнительного момента не встречалось, разнообразные позиции двух твердых сторон. Джеймс выбрал довольно странное положение для себя. Он поразительным образом умудрялся привлекать и тут же отталкивать от себя людей, любого попавшегося. Будь то талантливый улыбчивый гений или неосторожный эгоцентричный банкир. Не вспоминая, не задумываясь ни в какой степени о своих чувствах и мучительных терзаниях, он показывал народу образ побитого жизнью, проворного опустившегося морально мудреца. Он выказывал народу образ, который нужно обязательно смотреть, слушать, воспринимать, но после усвоения переданной информации надо его бросать, забывать, остерегаться. В то же время он страдал от душевных увечий, избытка ощущений прошлого, тягостным чувством вины, потери, сожаления.. может быть, где-то несчастно забываясь, он понимал, честно приходил к выводу, что ему нужна помощь. Джеймс в свое время, даже когда-то по-своему, просил обратить на него внимание, умолял упасть не на промокший сырой ничейный асфальт.. куда-нибудь в теплое, независимое, беззаботное место.. где бы ему компенсировали образовавшуюся затягивающую дыру в себе чем-то.. убедительным.. необязательно радостным, можно абсурдным, сумбурным, безбашенным.. Лишь бы не асфальт. Лишь бы не один, оголенный и замерзающий. Джеймс боялся смерти, не всегда для себя уясняя, почему. Особенно незыблемо безмолвной, нездорово тихой и незаметной смертью. Главный герой жил с мечтательными непостижимыми мыслями изменить что-нибудь, добраться до сути, наполниться настоящим, каким бы то ни было способом приняв себя, свою личную историю. Мой дорогой друг жил самой что ни на есть противоречивой, недосягаемой для всех вокруг, бессмысленно тиранствовавшей жизнью, подобно стремительным, горячим, остро восприимчивым жизненным исканиям Лермонтова после встреченных им неординарных, едва вмешавшихся в рамки словесного смысла чувств. Джеймс дошел до нацеленного пункта, остановился, присматриваясь, прямо напротив главного входа в знакомый, постепенно развивавшийся книжный магазин. Главному герою практически сразу запомнилось это место. Среди многочисленных крупных многоэтажных книжных предприятий это являлось одним из самых небольших, умеренных и где-то застенчивых. Однако устоявшаяся в помещении атмосфера, результат стремительно упорных красочных работ, усилий работников там заставляли представлять это место как самое любительское. И каждый знавший, обитавший в тех местах человек обязательно определял степень начитанности и интереса к окружающему миру по большей мере именно по такому стильному незатейливому магазинчику. Снаружи он выглядел слегка выделявшимся, условно обособленным прямоугольником целой жилой невзрачной безымянной многоэтажки, приблизительно занимавшим две малоразмерные терпимые квартиры на двух, собственно, этажах. Внутри решили обыграть чуть более занимательно и по-особому: первый этаж полностью погрузили под задачу рассмотрения, изучения книг разных направленностей с удобно сконструированных и поставленных полок, свободное пространство наверху решили заполнить лишь наполовину. Построив широкую симпатичную лестницу на частичный второй этаж, там приняли решение поставить совсем малый, без претензий, непритязательно огороженный бар, предлагавший простые традиционные напитки по типу чая, кофе, некоторого покрепче. Рядом расположили пару столиков, диванов, несколько засиженных мест мешковатого типа. Добросовестный отзывчивый персонал был всегда рад рекомендовать пришедшему как классную интересную литературную находку, так и приятное какое-то съедобное дополнение к читаемым на бумаге моментам. Главный герой никогда не предпочитал что-то жевать во время чтения, даже старался ничего не выпивать в процессе раздумий, ценил максимальную неторопливую и глубокую сосредоточенность на рассказываемом, однако любил столь жизнерадостную инициативу этого книжного. Впрочем так говоря, никто требовательно и не запрещал заваливаться на выданное кресло без отданной кружки чая или миндального божественного круассана. Джеймс задумчиво и несколько более довольно зашел в книжный магазин, заботливо озаряясь по сторонам, ностальгически осознавая вкус, структуру своего личного чувства свободы, любви, стремлений. Честно говоря, по объективным причинам и случившимся недавно обстоятельствам мужчина вообще не желал долго где-либо оставаться, кроме своего скрытого грустного родного пристанища. Однако ему в целом весьма сильно хотелось зайти в душевно полюбившиеся чем-то места. У Джеймса ненавязчиво находчиво крутилась мысль, что яркие, бодро колыхавшиеся эмоции помогут ему вспомнить содержание, особенность последнего выполненного задания. Он подошел поближе к одной из приглянувшихся полок. В большинстве случаев главный герой не смотрел, в который конкретно раздел литературы он с энтузиазмом направился. Его больше и гораздо чаще привлекали внешние атрибуты книг: цветовая характеристика, положение среди остальных книг, угловатость стиля, чистота и ухоженность. Джеймс верил в какой-то мере в то, что изложенные каким-нибудь устремленным ощущением мысли на бумагу так или иначе повлияют на обложку, просто какой-то.. видимый случай. Присматривая себе самые выдающиеся и выделяющиеся книжные произведения, мужчина открывал условную середину, начинал вчитываться. Если его увлекала манера писания, атмосфера, собственный интерес автора к своей работе, он переходил к последним страницам, обязательно зачитывал финальный абзац или даже страницу. Нашего друга в самом деле удивляла многозадачная возможность логики, работы мозга как таковой. В данном случае Джеймс поражался отдельно сформированной самостоятельной догадке об основной идее рассказа, насколько подобные догадки отличались до и после прочтения. Что казалось мужчине наиболее примечательным, так это необходимость быть всех образованных аргументов. Некоторые начитанные непостоянные знакомые главного героя восторженно хлопали по плечу, выражали искренне одобрение, представляли бескорыстные комплименты ему за его зачастую глубокий анализ текста. Хотя всякий ожидал увидеть однобокого специфического невнятного инженера, у которого любая имеющая значение идея выражала себя в латинских буквах (заметьте, не в словах), числах, уравнениях. Сейчас Джеймс перешагнул порог художественной современной литературы, которая в настоящее время отличалась особо острым чувством стиля и настойчивым несчастным желанием высказаться. Из приметных он выделил две работы: одна окутана была в белую, снежного, холодного оттенка обложку, минималистично; вторая, напротив, обернута в темно-серый, многотонно городской цвет. Приглянувшись, главный герой заметил какой-то зажатый, скрученный силуэт опустившей голову малой девушки. Начал вчитываться в обе книги по порядку, пытался вникнуть в курс дела, освоить направленность сюжета. Спустя определенный промежуток времени закрыл первую книгу, вдумчиво и хмуро отвел взгляд вверх, расслабил губы. Представил себя в нарисованном неизвестным человеком мире. Совершенно обычным, всеми привычном раскладе дел все равно происходила какая-то скромная, прижатая недостатком внимания фантастика, городское замешательство. Обыкновенные солнечные, чуть жаркие, особо людные местами душноватые дни, облачное небо, внушительные отбрасываемые различными зданиями тени. Герой истории уже не первый раз встречается со своей достаточно терзающей, мучающей проблемой, рациональное объяснение которой выглядело бы неуместно, насмешливо. Постоянно, забывая солнечные очки дома, даже оставляя при себе, в каком-нибудь потрепанном кармане, герой сталкивался с колкими ослепительными лучами солнца. А не иначе как с самими очками на своем лице острые солнечные векторы куда-то пропадали, ловко скрывались за массивными проплывавшими облаками, или в нужный момент свет прикрывали вставшие вовремя здания, своеобразные прочие участки. Парню приходилось серьезно выбирать: морщиться от силы световых распределений или получать значительный дискомфорт от приглушенных тонов. Поначалу герой сюжета игрался со своим положением, воображая, что имеет своеобразный неклассический какой доступ к власти. Над людьми, над погодой, человеческими настроениями.. Однако довольно скоро осознал, что такой эффект действует сугубо лишь на него самого. Впопыхах, на страстях и в сожалении он сделал выбор кардинально изменить свою жизнь: ее содержание и общее ощущение. Теперь юноша стал жить ночью, спать днями. Утром просыпавшиеся старые друзья имели возможность пообщаться со своим товарищем накануне каждого начинавшегося вечера, кто-то чаще имел дело, кто являлся любителем ложиться спать к четырем часам. Потом невзначай, несколько тривиально оказалось, что новая жизнь куда более необходима, удивительна, загадочна и мотивирующая. Что правильно принимать серьезные изменения на своем пути, здорово работать над собой, анализировать, воспринимать встрепенувшиеся проблемы как азартную игру, блок занятных задач на логику, проявлять смелость и находчивость в отношении встреченных сомнительных и пресловутых событий. Классно, здорово, весело-задорно, как говорится. Немного отдает, по моему личному мнению, какой-то наивностью, жизнерадостным максимализмом, волевой детскостью. Глядите-ка, и вправду, автор указал источник вдохновения как однажды родившуюся в детстве любопытную философскую мысль. Джеймс перекинул взгляд на вторую неоднозначную находку, раскрыл мастерски какой-то заданный вырванный контекст, стал вчитываться. Следующий по порядку рассказ по своему настроению чувствовался заметно более тяжело, напряженно, депрессивно, трагично. Почти что сразу на Джеймса напало гнетущее чувство безысходности, бессмысленности, беспомощности. Учитывая тот факт, что с подобными главный герой встречался периодически ежедневно, его по-своему впечатлило, насколько в этой истории мрачное познание мира усиленно, обострено. Повествование развивалось вокруг глухонемой очень талантливой, восприимчивой, где-то выдержанно ранимой девочки лет 17-ти. Живя с объемным, весомым чувством потери матери, вскоре та сталкивается с решающим, тревожным в ее особенной жизни случаем, в результате которого она могла бы потерять последнюю сбывшуюся надежду, приятную связь с внешним обыденным миром. Коим стала неожиданная и очень срочная необходимость оказать помощь попавшему в беду, медленно угасавшему в забвении отцу. Времена назывались в то время непростыми особенно многократно, вылетали утешавшие речи в любом незамысловатом разговоре о погоде. Жила такая неполная семья в сравнительно бедных, неблагоприятных условиях, немного отстав от современных мод и житейских радостей. Последний телефон недавно был раздражительно сломан, интернет уныло иссяк, ручки как-то некстати все почти засохли. Вряд ли юная героиня запоминала в лицо искренне преданных друзей отца; еще более неизвестно, знала ли она хотя бы примерное месторасположение их квартир, прочих жилых помещений. Вот она одна, не имея должной необходимой связи с окружающим миром, беспокойно и чуть растерянно, время от времени дергаясь от неясности выражения мыслей, вливается в общество с немым криком о помощи. Наверное, целый рассказ она будет пытаться передать вполне свою основную, самую важную мысль. Единственное, главное такое, чтобы тот, на кого юная леди потратила верх своих обособленных сдержанных, задумчивых усилий, обдумав отчаянную просьбу, не отказался от нее в связи с неугодно вставшими амбициями, принципами, желанными заявлениями. Хорошая история. Быть может, она представит читателям истинную природу мысли, содержание идей, структуру рассуждений. Всегда любопытно цепляло, как пьяные люди, разговаривающие на разных родных языках, позабыв сквозь алкоголь о выученных оформленных предложениях, понимали друг друга практически в любом представшем свете. Или как художник мог передать свою идею зрителю.. Кошка собаке, ребенок взрослому, писатель читателю, глухонемой рассудительному. Интересно, помогут ли девочке.. Занятно, не сломается ли она..

— «Хорошая книга, умная и проблемная» — подумал про себя задумчиво Джеймс, нахмурив понимающе брови и окунувшись взглядом в условные, едва терпимые размеры переживаний этой книги.

Мужчина решительно и аккуратно взял вторую книжку, заинтересованно, где-то накладывая мораль на свой досуг, размышляя о возможном финале рассказа, успешно заплатил половину суммы за книгу, тем самым взяв ее на какое-то время. Кроткие проникновенные работники книжного давали возможность постоянным клиентам брать понравившуюся одну работу на время. Все, связанные так или иначе с данным местом, спокойно осознавали, что полюбившие их книжный с удовольствием, все так же добросовестно и честно вернутся в магазин. Лично Джеймсу это было как нельзя удобно, так как Организация сама по себе крайне не советует оставлять в квартире, по-хорошему и в рабочем кабинете, предметы, относящиеся к различным направлениям искусства. Диски с фильмами, кассеты с видео, радио с новостями.. Всего по минимуму, так сказать. Главный герой до конца точно не знал, какую цель преследует Организация, запрещая размещать у себя на выделенной территории, казалось бы, весьма безобидные своенравные предметы. Он предполагал, соглашался с отдаленными ответами его работы: с таким ассортиментом вещей будет легче выследить, составить характеристику Джеймса как разыскиваемого давным-давно убийцу. Если не объективные детали жизни, то хотя бы предпочтения, любительские занятия, хобби. Нужно проворачивать все тайно. В то же время, несмотря на свободный стиль времяпрепровождения, Организация советовала скептически относиться к статьям психологического характера. Много развелось самоуверенных блефующих и эгоцентричных специалистов в данной области, немногие способны излечить настоящую депрессию у человека.. причем такой.. весьма тяжелой степени. Всегда мужчине говорили: как повезло, что нашелся Чарльз, проверенный и гениальный человек. Ему можно и нужно доверять, он точно поможет. Кассиры улыбчиво и добровольно, без хаотичных полемик пробили по частичной цене книгу Джеймсу (пока он с работниками книжного в таких отношениях, что приветствовать, вежливо прощаться друг с другом, улыбаться уместно, актуально, а заводить тематический атмосферный, комфортный для обоих разговор пока рано). Затем искренне пожелали удачи, мечтательно взглянули на взятую на прочтение работу, многозначно ухмыльнулись, попрощались. До скорой встречи, уважаемый наш друг..

Наконец переступив порог непосредственно своей родной действительной улицы, перейдя граничившую, еще работоспособную дорогу, главному герою пришлось проникновенно прошагать сквозь постепенно затухавшие переулочные углы и выходившие из строя стоки на дорогах, из-за чего, кстати говоря, в дождливые сезоны здесь бывало достаточно мокро. Разворачивалась далеко не курортного уровня водная трасса. Огроменные лужи в скором времени походили на своеобразные полноценные мелководные озера. Джеймс даже некоторым особо узнаваемым давал названия. Так и можно было повстречать в определенный день и «Проезжий залив», и «Озеро четырех плиток», и иногда эксклюзивное «Озерцо у Привалыча», располагавшееся каждый раз прямо напротив минералогического, летом отчего-то постоянно закрывавшегося магазинчика. Вообще саму такую вот тематическую точку продовольствия мужчина никогда не посещал, в лицо этого Привалыча видел лишь считанные несколько раз потому. Однако за эти пару пересечений уверил себя в том, что человек тот являлся уважаемым, ценным, независимым и полным добрых побудительных идей. Понимаете, все же главный герой не интересовался минералами особо за прожитый отрезок существования, разве что однажды загляделся от абсурдного любопытства на книгу, которая так рьяно и пламенно представляла потенциальным читателям, как помню, «всю информацию о мраморе 1931-го года». Интересно, что с ним было не так.? Может быть, вопрос лежит вовсе не в той основе, какую мы себе воспринимаем в связи с конкретными мыслительными принципами. Вероятно, люди за бумажным текстом желали нам поведать о том, что именно 1931-й оказался самым верно нацеленным, благоприятным для мрамора.. И почему какой-то там 1931-й год? Та же самая излюбленная тема вечно задаваемого вопроса или и впрямь какая-то абсолютно отдельная особенность.? Для всего ли мрамора была какая отрада в том году.. или досталось всякое удовольствие лишь отрезанному невзначай камешку.? Постойте, может, дело совсем и не в мраморе вовсе? Это всего лишь на основе обыденного неизменного мрамора рассказывалось про все тот же внутренний мир человека, усовершенствовавшиеся критерии мышления, ремесла, прочих других людских возможностей. И всякая такая книга показывала нетипичным замысловатым, но все тем же образом психологию и уникальность именно человека. Вы все такие странные! Тогда мрамор здесь зачем? Очередная прохлаждавшаяся сцена? Бессмысленно и эгоцентрично.. Мрамор в таком случае так же должен по идее человека, на его основе воспроизводить историю своего развития. Разве нет? Однако, боюсь, конкретно мрамору человека будет весьма мало. Часто уж мы забываемся, что являемся именно звеном, нежели всем руководством. Как уже было где-то когда-то сказано ранее, родная улица Джеймса специализировалась на несколько иных отраслях общественной жизнедеятельности: табак, алкоголь, любительское оружие. Куда в более малом проценте здесь располагались места, направленные на технику, строительное сырье, бойцовский клуб для горячо мотивированных ценителей, один минералогический магазин, буквальная двойка антикварных. Однако нет, простите. Джеймс только что прошел задумчиво мимо одного из таковых, какой-то антикварный, судя по всему, уже навсегда закрылся. Быть может, конкуренции не выдержал. Возможно, ценность редкостных уникальных вещей возросла в обширные разы. Или второй товарищ все скупал куда шустрее первого. Мужчина спросил одного из навстречу шедших насчет скучно и невзрачно закрытого предприятия напротив. Оказалось, и вправду. Магазин закрылся вообще на прошлой неделе, владельцы каким-то умудрившимся боком крайне неудачно вложились неясно куда. После подобного сногсшибательного удара пытались выкрутиться, еще на стойких, чуть трясшихся ногах бороться на рынке, однако получилось не менее безуспешно. В результате приняли строгое, весьма радикальное решение переехать в другой штат, быть может, в климат чуть иного характера с целью начать жизнь заново, как на новом неизведанном рынке, так и личную, внутри себя что. Жаль, неплохие, доброжелательные ребята там руководили, правда, загадочные какие-то, темноватые. Хотя, может, темнота эта являлась каким-то вынужденным отблеском тени самого района. Жили бы в темном месте светлые люди, давно бы место считалось уже если не цветным, то хотя бы красочным. Великого градиента, увы, не дождаться такими темпами. Слегка знакомый прохожий в том числе объявил о молниеносной покупке брошенной территории, в ближайшее время сюда переедет еще один малый бизнес с совершенно оригинальными занятными предпочтениями здесь. Пару раз приезжала незначительная немногословная профессиональная бригада, приводила помещение в должный порядок. Стоит ожидать хороших перемен в жизни. В районе Джеймса новые предприятия обычно сулили именно такие новости, потому зачастую жители радовались, проявляли небольшой добрый, по-своему неуклюжий по причине своей мрачности знак внимания новичкам. Исключения составляли, как бы необычно ни звучало, бордели. Ни один обитатель данного района не воспринимал всерьез проституцию; кроме того, за отдаленное проявление увлеченности как правило выражали свое небрежное отношение, неуважение и надменность к таковым персонам. Выгонять, по правде говоря, за такое никогда не решались. Всем известна двоякая психологическая структура сознания женщин с подобной судьбой. Джеймс подумал о новом винном магазине, данных любителей достаточно давно сюда не заезжало.

По дороге домой главный герой зашел в табачный магазин. Как минимум раз в неделю он заходил сюда за новой пачкой сигарет, выбранных под настроение, или обсудить бытовые, экономического характера дела, приходившие в табачной лавке в какой-то поразительно практичный вид. Если не вдаваться в повседневные задачи, Джеймс любил посещать особенно эту табачную, чтобы просто поговорить с умным, сообразительным таким, ловким и довольно застенчивым парнем, там работавшим. Он занимался всей лавкой, замечательно разбирался в сортах табака, иногда экспериментировал, вальяжно разговаривал с химией в свободное время, парнишка был честным, ответственным, со своим мнением, из-за чего, собственно говоря, главный герой доверял ему больше всяких остальных принципиальных на своей улице. Как минимум два раза в неделю Джеймс мог заходить в табачный магазинчик в случае тяжелого положения, когда смутно представляется дальнейший исход событий. Юноша умел проворно подслушивать, анализировать, искать выводы, его помощь для героя является попросту неоценимой, можно сказать и так. Что касается рабочего помещения, где охотно и со вкусом продавался качественный табак, то сам парень тщательно ухаживал за своим местом. Все выглядело ухоженным, стильным, выполненным в каком-то своем идейном жанре, выдержанно. Наблюдался кругом спокойных деревянных оттенков минимализм с невероятно точным некоторым добавлением определенного декора. Рабочее место по себе было не таким и большим, излишние амбициозные моменты смотрелись бы неактуально, напыщенно как-то. Издалека веяло неназойливой интересной атмосферой прошлого века. Может быть, специфический аромат табака усиливал подобный эффект.

— «Феликс, давно я тебя не приветствовал?» — как ни в чем не бывало, весьма спокойно и расслабленно обратился к тому юноше Джеймс.

— «Уже как недели две, может быть, три. Прошел бы месяц, я бы определенно начал считать, ты же знаешь» — Феликс тут же приободрился, его тон был слышен более оживленным, довольным приходом товарища.

— «Последнее задание содержало в себе некоторые неожиданные, не особо приятные для меня элементы. Прошло тяжело, заслуженный отпуск провел в больнице».

— «В частной, как всегда?» — собеседник мило и непринужденно улыбнулся.

— «Лучше бы в типичной городской. Может, сразу бы вспомнил, как все было» — Джеймс сдержанно, флегматично усмехнулся.

Феликс жизнерадостно рассмеялся.

— «Погоди, ты не помнишь?» — внезапно юношу одолела данная мысль.

— «Как видишь.. как помнишь» — задумчиво и несколько отдаленно от происходивших вокруг действий проговорил главный герой.

— «Ты лучше выглядишь сейчас..» — внимательно и понимающе пригляделся Феликс.

— «Раньше все совсем плохо было?»

— «Пожалуй» — парень робко почесал затылок, немного зажмурившись.

Джеймс, насупившись, уставился в своих мыслях в пол, опечалился.

— «Может, в больнице наконец полежал, отдохнул. В последнее время же вообще не спал, на тебя смотреть было грустно и жалко даже.. Мне, наверное, точно» — Феликс старался разрядить обстановку, представить в ярком свете потрясающие плюсы настоящего.

— «Наверное-наверное. Глядишь, быть может, депрессия меня в конечном счете оставит. Надеюсь-надеюсь.. — мужчина грустно, но невольно широко улыбнулся, явно был рад искренней встрече, — как твоя семья поживает?»

— «В целом нормально. Матери лучше, отец вне себя от радости. На работе ему предложили прийти в себя, побыть с собой наедине, заняться хобби, набраться сил. В ближайшем будущем, как ему сообщили, ждет сложный проект. Придется проявить все свои знания истории. Живут, сильнее становятся» — голос Феликса стал несколько тише и ровнее, однако невозможный оптимизм и целеустремленная смекалка никуда не исчезали.

— «А самое время у вас там на природу выезжать.. Закат смотреть, прочие явления.. заставать.. с поличным?»

— «Холодно будет для заката».

— «У вас в Швеции там постоянно холодно, прекрати!»

— «Да ладно тебе! — Феликс широко и приветливо усмехнулся. — В тебе есть какой-то приличный процент датской крови. Там тоже не Гавайи, простите».

— «В Англии не то. Разные несколько страны».

— «От кого у тебя Дания..?» — юноша немного отошел от легкого разговора по душам.

— «От матери» — лицо Джеймса приняло тяжелый, напряженный, угрюмый вид.

— «О, прости.. я забыл» — Феликс неловко отошел на пару шагов назад от собеседника.

— «Как твой брат.? Нашли?» — мужчина резко захотел сменить вектор беседы.

— «Еще нет. Полиция пожимает якобы сострадательно плечами.. — юноша сделался несколько более раздраженным, возмущенным, — единственное, он мог попасть под влияние каких-то северных банд. И некоторая кучка таковых сейчас вполне расхаживает в этом штате. Может быть, когда-нибудь я хотя бы в примерных и общих деталях разберусь, что происходит с моей и его жизнью вот уже.. 9 лет».

— «Печально как-то все равно.. Обещаю, что постараюсь найти по меньшей мере какой-нибудь оставленный им след. Даже если такой окажется вообще на юге, разбивая тем самым всякие наши ожидания».

— «Спасибо, Джеймс, — Феликс в очередной раз немного взбодрился, стал выглядеть чуть энергичнее, — Но все-таки сначала лучше отлежись. Посмотрим, может, именно этого тебе не хватало в лечении».

— «Три раза ха, как говорится, — Джеймс вслед за своим приятелем тоже получил некоторый заряд оптимизма глубоко внутри, — давай теперь серьезно.

Кто-нибудь заходил спрашивать? Или просто заходил?»

— «Три раза, спрашивали про тебя в общем. И твою квартиру искали».

— «Кем представились?»

— «Один сообщил, что из налоговой службы. Другой какой-то выходец из банка, зачем из банка переть так далеко сюда. Придумают, конечно, такие роли дурные. Я не оценил» — Феликс отчетливо, внимательно и довольно холодно для себя обращался с объективно важной информацией.

— «А третий?» — Джеймс стал звучать тише, более утонченно.

— «ФБР».

— «Даже так?»

— «Вряд ли. Подставной какой-нибудь. Значком убитого пользовался. Может, мафия. Хотя особых столкновений, прямолинейных таких не случалось. Вероятно, даже не к тебе вопросы, к твоему начальству. А тебя пытаются прижать как лучшего работника».

— «Как думаешь, квартиру мою засекли?»

— «Не уверен, что все. Последнему не составило бы особого труда разгадать ребус. Если так, он что-то искал, наверное».

— «Ха! В моей квартире еще что-то искать.. Есть хотя бы, что?» — Джеймс непроизвольно остро и язвительно, грубо улыбнулся.

— «Значит, они тебя совсем не знают. Их поставили недавно к тебе..» — Феликс ловко продолжал анализировать.

— «Скорее всего. Они наши?»

— «Нет, уверенно не сказал бы» — юноша сказал решительно, упрямо.

— «Это уже интересно».

— «Согласен… Из какого района они бы приходились..?»

— «Района ли? Кажется, эти ребята занимают территорию побольше. Маловероятно, что их интересы созвучны с полицейскими. И так ли им нужен я, это вопрос открытый. Думаю, что они еще придут в гости. Там и посмотрим. Более детально и сосредоточенно».

— «Люблю свою работу, пожалуй. Каждый день сплошная серьезная неразбериха» — Феликс довольно и почтительно наблюдательно ответил на реплику своего собеседника.

Парня всегда привлекал риск в проведении собственных дней, он не мог устоять на месте, но только, пожалуй, в умственном плане. Физически Феликс был недостаточно развит для профессионального впечатляющего боя, поэтому старался всегда бывать на расстоянии от своего опасного предложения, что позволило выработать в нем способность умело следить и быстро ориентироваться в различных попадавшихся ситуациях. Разговор очевидным и понятным образом подходил к концу. Восстанавливая свой избитый давний путь до дома, Джеймс под конец приобрел еще одну упаковку свежих ароматных сигарет. В тот момент, когда главный герой одной ногой уже был на уличной прогулочной плитке, Феликс задумчиво и даже как-то обескураженно то ли для себя, то ли для товарища спросил:

— «Тебе помогают твои лекарства?»

Джеймс задумчиво обернулся на вопрос, глубоким взглядом осмотрел выражение лица Феликса, на некоторое время перевел взгляд на дальние неприметные углы комнаты.

— «Не знаю..» — печально ответил Джеймс и скрылся от табачной лавки, прикрываясь легонько тусклым светом разбитых домашних фонарей. Удобным расположением близлежащих нужных мест табачная лавка в свою очередь как раз находилась в соседнем от того, в котором непосредственно проживал Джеймс. Зайдя во внутренний двор, еще более темный и непроглядный по ночам, чем лицевая сторона этакой улицы, главный герой все еще мог разглядеть с одной стороны стеснительно росший многообещающий ряд деревьев с парой неплохих, однако плохо покрашенных, лавочек у определенных деревьев. Внутренний дворик едва ярко походил на приятный, словно застывший во времени задумчивый сквер, как ни странно, резко прерванный грубой архитектурой последующих зданий, какие-то конечные из которых уже относили себя к иной улице. Сквер почти затух, за ним сравнительно давно перестали ухаживать, наблюдать, вообще вспоминать. Правый фактически конечный подъезд, немного проглядывавший по углам терпимой ржавчиной, являлся родным и зафиксированным подъездом мужчины. Войдя внутрь здания Джеймс прошел по длинному, совсем-совсем приглушенно освещенному коридору в самую даль, чтобы подняться по лестнице на девятый этаж из всех десяти возможных. Лифта у здания не наблюдалось, вовсе, скажу так, не планировалось при постройке корпуса, но Джеймсу прогулки были к лицу, он получал от них какое-то философски насыщенное удовольствие, способен был разобраться в разведенных задачах, проскользнувших проблемах, все шло на пользу внутреннему состоянию. Специально отведенное лестничное помещение наблюдалось весьма широким и оттого комфортным, ступеньки были оформлены грамотно, расчетливо; в некоторых особо эксклюзивных углах поставили еще достойную искреннюю имитацию домашнего ковра: немного порванного, промокшего, в каких-то моментах сделавшегося тоньше своей изначальной ширины. Однако это были все те же ковры, о которые можно было спокойно и приветливо (может, не настолько, конечно, но уважение к соседским инициативам являлось обязательным критерием жизни здесь) вытереть ноги. Добравшись до своего этажа, Джеймс прошел еще ощутимо немало метров. Можно заявить, по моим наблюдениям, квартира главного героя находилась почти что впритык к расположившимся квартирам соседнего подъезда. Коридор на девятом этаже чувствовался лишь чуть более неизведанным, неистоптанным и в целом каким-то еще пока свежим в сравнении с нижними. Быть может, выдающиеся памятные местные личности так любили останавливаться и селиться на доступных, невозвышенных этажах. Возможно, лестница или тот же занятный лифт служат неким эмоциональным равновесием, способным усовершенствовать невольно дипломатические и стратегические смекалистые идеи в человеке. И, уже приближаясь к заданному высокому этажу, не хочется впрямь все крушить, вопить, молиться, жаловаться, разрушать и опускаться.. Опускаться.. Иногда мне кажется совсем чудным то, как субъективная, образная деталь мысли имеет возможность выразить себя в объективных, реальных и материальных схемах, механизмах, делах проживаемой жизни. Может быть, и вправду все это как-то связано с общей идеей логосической теории происхождения языка. И то, как слово влияет на создание, структурирование мира, может быть похожим по своей концепции на выдуманную мысль, что влияет на насущный расклад общественной жизнедеятельности. По крайней мере, мысль же откуда-то выдумывается. Всегда у меня получалось приходить к такому выводу, что на пустом месте сознание не заполняется. В любом случае должная быть какая-то закономерность, в любом моменте и пустота является чем-то, она не может быть в прямом своем значении ничем. С прохождением еще одного и следующего дня не перестает казаться, что мысль выполняет функцию как равновесия, так и закрепления полномочий своей позиции, которая опять же влияет на корректность всеобщего механизма обмена энергии и загадочной занимательной сущности правды, фактов, информации, тех самых мыслей обо всем. Выход из равновесия, потеря собственных сил на своей позиции грозит гнетущим восстановлением, которое неизвестно еще, как именно, преобразит условия и структуру образа жизни заданного персонажа. Во всяком случае, поднимаясь на свой проживаемый этаж, Джеймс все меньше хотел морально опускаться, разрушаться, падать сломя голову. Относительно громко прошагав к своей двери, имея возможность при этом отчетливо ясно и хорошо себя слышать, он тянется к дверной ручке и заходит в свою квартиру. Издалека проходит ненавязчивая морозная волна бесшумного сквозняка, свет забвенно выключен, кое-как проявляются многотонные темные очертания узнаваемой мебели. Внутри Джеймса пробежались теплые, но в то же время какие-то тягостные, досадно тоскливые чувства. Правая рука частично где-то машинально дотянулась до переключателя, свет в прихожей включился.

— «Все точно такое же. Здравствуй, неизменный, непоколебимый тихий долгожитель..» — вежливо и гостеприимно прозвучало в мыслях у него. Прихожая, как, наверное, и целиком вся квартира, была несколько пустоватой. Полный стиль и изображенная картина походили скорее на незаселенный, еще вакантный убранный номер в какой-нибудь попавшейся гостинице. Многое необходимого, жизненно важного характера спокойно и бесстрастно располагалось на заданных, компактных таких местах. Что касалось именно прихожей, то ничего, кроме непосредственно шкафа и подвернувшегося незапамятного, терпимо потрепанного замечательного кресла, не бросалось в глаза. Разве что подмеченная незаменимая особенность данного помещения; прихожая являлась единственным местом, содержавшим на своей территории зеркало. Конечно, какое-то побитое, запыленное, мутное несколько зеркальце висело в ванной прямо над раковиной, но это было не совсем то. Джеймс зеркало в ванной использовал исключительно ради рассмотрения возможных шрамов и прочих неприятных недугов на лице, иногда ради простецкого и добропорядочного безучастного общего взгляда на свое лицо. Мужчина не предпочитал иметь в своем доме какие-либо зеркала, и нет, вовсе не так, он не был нисколько каким-то религиозным, чересчур набожным.. Попросту факт заключается в том, что его воротило от собственной внешности, выражения лица, несчастных глаз, исхудалого тела, бледных щек.. Джеймс искренне верил в целительные, научно оформленные свойства тех лекарств, которые бесплатно ему выдает Организация, но все никак не мог дождаться нужного, столь долгожданного эффекта. На подобный вопрос психиатр сводил всякий потенциальный остроумный разговор на неоправданные положения психосоматики, независимости стресса, нечестности и неуверенности в самом себе. Потому Джеймс был вынужден постоянно проводить беседы с Чарльзом, постоянно доказывая всем слушателям свою преданность и неуклонность от принципов жизни Организации. Однажды в какой-то тупиковый час рассуждений Чарльз заявил, что лекарство давно начало действовать на организм Джеймса, просто тот настолько глубоко ушел в самоистязания и самокопания, что не заметил нового себя. После того разговора главный герой небрежно отдалился от своего друга, все меньше посвящая его в свои истинные чувственные размышления. И незадолго после этой беседы произошло печально нахальное решение природы отобрать последние воспоминания о чем бы то ни было, однако, кстати. Джеймс повернулся, снял куртку, повесил на ближайший крючок, озадаченно взглянул на себя в зеркале. Сдержанные, невероятно грустные, большие и выразительные темно-зеленые глаза с небольшими беспокойными синяками под ними, прямой классический нос. Несколько худые щеки, под определенным углом хорошо видимые скулы. Широкие выразительные брови, немногое, что Джеймс мог назвать примечательным и заманчивым в своей внешности. Взъерошенная, свободно оформленная, из принципа тщательно не причесанная прическа длиной чуть ниже ушей, мягкие приятные каштановые волосы. В противоположность милой безобидной мягкости на лице видится слегка колючая, из прочных волос, щетина, тонкие, тоном чуть более яркие на фоне всего лица губы. Приличный статный рост, широкие плечи, правда, неявно горбившаяся спина, сильная и стройная фигура, однако отдаленно наводившая на мысли о некоей истощенности, слабости. Физиономия Джеймса отдавала удивительной сдержанностью, силой воли и неубиенным остроумием, оставленным серьезным отношением к обществу, в то же время веяло какой-то вялостью и некоторой усталостью. Может быть, так проявлялась депрессия запущенного характера.. на внутреннем изгибе локтя оставались давние следы уколов лекарства, которые, между прочим, Джеймс не принимал на протяжении полумесяца. При всем при том было положено, строго на рецептах основываясь, о еженедельной обязательной дозе при нормальных обстоятельствах. До трех раз в неделю можно в случае повышенных проявлений симптомов болезни. Благо, последнее время таковых не замечалось. Мужчина нахмурился, пригляделся. Глубоко внутри от чего-то ему стало тошно, но вместо привычных грубых бросаний идей на этот раз он вдруг стал анализировать, дотягиваться до проскочивших мыслительных мановений. Может быть, Джеймс все такой же пренебрежительный и толковый. Вероятно, до сих пор мужчину в какой-то степени терзало желание вспомнить недавние мгновения последнего любопытного рабочего случая. На каком-то условном другом конце своих идейных изречений и наступательных тактик Джеймс подумал, что когда-нибудь снова пожалеет о данном решении. Что однажды он докопается до истины настолько близко и детально, что не сможет выбраться из гнетущих, томительно давящих обвиненных ощущений. Странно было предполагать, как эффективно ему помогает недавно выдуманная занятная терапия. Однако сама картина как-то лучше или роскошнее, любезнее не становилось. Напрягло еще более бурно. Джеймс стоял перед собой, заглядывал в пучину своего отражения, ненароком боковым взглядом отмечал какие-то неточности, расхождения. Он рассуждал о зеркале, добровольно внесенном в эту квартиру. Что же на самом деле могло таиться за таким необычным показывающим веществом, если, показывая правую сторону, оно представляет левую, толком не зная эту самую сторону.. Но все же разразившееся на эмоциональном уровне зеркало попало в конечном счете прямо в точку. Перед Джеймсом пролетели болезненные, рвавшие и жадно царапавшие воспоминания, мимолетно острые элементы прошлого. Среди данного выброса сентиментальных воспоминаний главный герой изо всех сил пытался держаться, как только мог, ища так трепетно и целеустремленно самые нужные в тот момент. Понимающее и сочувственное безразличие на лице постепенно сменялось на обиженный и терпевший что-то пронзительное оскал. Затяжной круговорот личных неразрешенных переживаний только усиливался, обостренных сердечных и мучительных вопросов появлялось в голове все больше. Джеймс не в силах противиться так же совершенно и в полном объеме атаковавшим образам в голове, суровым умозаключениям в воображении незаметным ослабшим движением чуть приспустил голову, опустив тем самым вниз и глаза. Не желая вовсе рассматривать себя в зеркале, главный герой невзначай увидел оставленный впопыхах как-то раз давних времен свой пистолет, то была и, быть может, все еще является раритетной и уважаемой в тематических сообществах работой. В свое время Джеймс проявил инициативу оставить на память у себя один из револьверов системы Нагана. Где-то на это решение влияло и некоторая небольшая страсть мужчины к историческому, безмолвно известному, давнему. Потому, была бы перспектива какая действительная, удобный случай, мужчина бы в приятные неспешные беззаботные выходные заглядывал всерьез в антикварные магазины с поникшей мечтой собирать определенного типа коллекции, причем самые разные. Увы, собирать и сохранять, таковые действия стали нынче запрещены и осуждены для жизни Джеймса. Ему оставалось теперь, чтобы добиться целесообразности собственных дней, оставлять и забирать. В какой-то проживаемый период черным по белому, яркими чувствительными красками перед главным героем предстали какие-то значительные эпизоды из его прошлого. Ощущалось непроизвольно несчастное потерянное время 29-ти годов жизни. Чувства и внутреннее состояние Джеймса были как-то особенно подорваны после одноименных специфических событий, произошедших с ним лично. Когда мольба о помощи воспринималась и потому принималась обратно мужчине как необходимый надобный философский урок, нравственная великая ценность. Потерявшись совсем в значении правдивых отзывчивых ценностей, Джеймс как раз набрался смелости в дрянной и мутной компании сыграть в классическом стиле русскую рулетку. Самоотверженно и храбро стрельнув в себя пустым патроном единожды, он до крайности необычайным образом познал совершенную суть ценности, потери, смог подробно, верно представить чувство отсутствия чего-либо. Замахнувшись всерьез однажды, Джеймс очнулся, проснулся, поймал, казалось, на какой-то миг настоящего себя. Да так, что по пришествию новой очереди главного героя, тот побоялся стрелять в себя еще раз, рисковать, искать правду, думать о справедливости и забывать о своем будущем. Терзая себя, мучаясь, на последних срывавшихся тонах разговаривая внутри с самим собой, в конце концов он не смог этого сделать. Партия почтенных грозных и властных людей исключила его нагло, позорно как из игры, так и из членов банды в самом деле.

В легком растерянном отчаянии Джеймс и сейчас схватил решительно оставленный револьвер, заставляя себя таким образом тут же, жестоко и боязно вспомнить, собрать себя, перестать ныть, возиться с пораненной душой. Он вновь поднял глаза на себя, смотревшего ровно, хладнокровно на свое отражение, приставил пистолет ближе к глотке, не слишком стремительно. Мужчина смотрел на себя яростным страстным взглядом с огнестрельным оружием во рту, не помня, как и когда заряжал предмет в последний раз. Забывая и бросаясь жестокостью во всех приходивших в голову воспоминаниях, Джеймс хотел абсолютно противоречивого и невозможного, чтобы пришло в голову нечто конкретное, радикальное, действенное. Он смотрел, он обвинял и бил морально себя, не прочь был действительно выстрелить. Не против был закидать себя палками и на могиле, согласен был на разбитый именной камень у обочины. С таким-то жалким и бесполезным человеком..

Глаза Джеймса неожиданно плавно расширились, сделались недоуменными и жалостливыми. Мужчина резко убрал пистолет из своего рта, бросил на то же место, откуда только увидел. Ошеломленно, проявляя сильное жизнеутверждающее сострадание к себе, главный герой попросил себя успокоиться, настроиться, сосредоточиться. Припомнить научное, реальное, забыть наивное невозможное. Главное, иметь в виду, что всякое такое особенно утомляющее было в прошлом, оно прошло. Идет дорога лишь вперед, должна всегда идти туда. Нет, дорога не может кончаться на том моменте, если шествующий неловко перепутал направление своего пути! Не может вообще быть! Джеймс уверенно подумал о душе, нельзя на впечатлительную, обостренную прошлым голову принимать подобные решения, ни в коем случае! Как только умудрился он без душа о чем-то величавом и насущном помышлять..

Ванная Джеймса была скромной, но достаточно привлекательной и чарующей своей чистотой. Хотя если рассматривать комнату объективно, скептически, безынтересно, то ничем непримечательная, совершенная обыденная маленькая, в каких-то углах чуть тесноватая ванная комната. Плитка цвета слоновой кости поглощала собой все четыре стены, а на полу красовалась плитка сероватых, немного более огорченных и городских оттенков. Оба цвета грамотно и гармонично соединялись, взаимодействовали друг с другом. Широкая раковина с округленными краями всегда наблюдалась намокшей, но постоянно чистой. Главный герой очень брезгливо относился к явным проявлениям грязи и в любом возможном случае охотно, чересчур оживленно ее убирал. Кроме того, Джеймс в общем своем представлении был довольно брезглив и мог после невнятного рукопожатия со скользкой, потной рукой мыть руки дважды с мылом. Если руки перепачканы в пыли и затхлых остатках пищи, например, происходило примерно то же самое. Каким-то занятным исключением являлась кровь и некоторые другие внутренности живых существ. Почему-то, ненароком испачкавшись в них, должной отвратной реакции и прочих тошнотных рывков не происходило. На раковине стоял высокий приглушенный матовый стаканчик, всегда на миллиметр наполненный случайно водой, где стояла зубная щетка вместе с пастой. Зубчики щетки в большинстве случаев наблюдались хаотично разбросанными какими-то, в некоторых случаях притупленными, вероятно, чистил зубы Джеймс так же яро и убедительно, как и в принципе ухаживал за собой. Рядом со стаканчиком стояла мыльница с ароматным фирменным мылом, а непосредственно над раковиной и несколько ниже замутненного поцарапанного зеркала располагалась небольшая удлиненная полочка со многими стоявшими гигиеническими принадлежностями на всякие случаи жизни. В правой стороне ванной были размещены остальные другие необходимые предметы быта, включая важнейший элемент санузла, шкафчики с полотенцами и различными ватными дисками, шампунями, прочим таким, стиральная машина. Левее всей экспозиции стоял душ. На саму ванну места, к сожалению, не хватило, однако Джеймс скорее выбрал б последнее в связи с врожденной способностью успокаивать, медитировать и вообще в связи с некоторой

многофункциональностью ванны. Душ, правда, тоже его вполне устраивал. Что касается освещения, то занятно вам заявлять, что именно эта часть помещения лучше всего освещалась. Может быть, всяческие важные принципиальные мысли насчет прожитых дней, произошедших случаев, грянувших событий объявлялись именно в крайних местах: совершенно ярких, приватных, интимных углах и абсолютно темных, освежающих. Это я про балкон, пожалуй, именно так.

Нетрудно прийти к такому выводу, что Джеймс мылся каждый день, даже старался несколько раз в день освежаться под водой. Первый прием душа он осуществлял по одним причинам, некоторые последующие — по отнюдь другим. Все в жизни главного героя имело уникальное, неповторимое и смятенное место быть. В какой-то момент вскоре Джеймс понял, что под чистой приятной струей воды думается лучше и в разы яснее, вразумительнее, скажем так. Однако при всей возможности активно и охотно рассуждать в душе мужчина не предпочитал затрагивать в своей голове вопросы чрезмерно насущного и строго важного характера, крупные такие, серьезные. Нет, он выбирал темы меньше и более ненужные для чего-то грандиозного, великого. Он считал, что работа с подобными бескорыстными, изворотливо непростыми идеями поможет ему не только разрядить обстановку вокруг себя, отвлечься, но и какими-то окольными, нестандартно смышлеными путями добраться до необходимого действенного решения какой-нибудь запущенной или просто неотвязной, назойливой проблемы. Как ни странно, за таковые простодушные и светские он считал глубокие наблюдательные, скоропостижно упрямые и бьющиеся темы, например, страх, боль, предательство, отсутсвие чего-либо, смысл. Надо отметить еще и то, что в душе каким-то занятным образом Джеймс расставлял приоритеты перед собой особенно здраво и оттого рассматривал обсуждаемые вопросы совсем трезво. Сравнительно давно, еще в молодые продуктивные и цепкие годы, мужчина проявил некоторую страсть к нейтральной стороне, удивительно зоркому и мудрому, широкому и дальновидному взгляду этакой уравновешенной личности. Сегодня Джеймс взялся разобрать в себе проблему страха, потому что был уверен напрочь в том, что недавняя его реакция с пистолетом во рту являлась именно какой-то разновидностью страха. И он знал, что всей душой сторонился подобных эмоциональных анализирующих всплесков, потому как вспоминавшиеся картины забытых действий закономерно уводили мужчину далеко-далеко в специфическое прошлое, переживания и ощущения которого организм Джеймса сам определил скрыть от сознания, заморозить в пучине рациональности и прагматизма. Главный герой стоял с мокрыми, падавшими на лицо волосами, пытался воспроизвести более точно, но уже на безопасном от себя расстоянии образ чувств, которые тот недавно принимался испытывать. Страх.. Мужчина помнил, основываясь на истории своего внутреннего состояния, как тяжело и хлипко тянул время. Насколько то было.. полезно, экстремально, практично и.. одиноко. Непостоянная тягучесть времени порой способна подтолкнуть к отдалявшемуся откровенному монологу, которого не возникало продолжительный отрезок времени вообще. И о чем же происходил тот монолог, что сознание самоуверенно решило посчитать пересечение личных скомканных невзгод чем-то бесполезным, неучтенным, безнадежным.. Чем в таком случае отличается страх одушевленного от страха неодушевленного, раз всякий центральный откладывает, забывает, живет прямолинейными непрерывными, гладко ровными днями.? Бессмысленно, глупо, непрактично, будь то человек или камень, которые боятся.. В чем разница была бы.? Камень выполняет широко единственную почтенную роль в жизни; человек в свою очередь, видимо, несколько.. Как доказать, что жизнь человека насыщена перегородками, ямами и прочими неровностями в отличие от бытия речного простецкого камня? Если Джеймс думает, что играет абсолютно ту же одиноко единственную роль в своем существовании, как и тот же камень, как опровергнуть аргумент и доказать обратное? Разве история убийцы настолько однобока и однозначна.? Каждый раз притупившийся статус убийцы не забывает о себе и по-новому впечатляет Джеймса, все сильнее запутывая мужчину. Но ведь это не простая банальная и закадычно проясненная история убийцы. Посещают меня сомнения и неловкость, когда мне вспоминаются сцены отчаянных попыток самоубийства. Да-да, вероятно скажете вы. Как странно наблюдать за тем, как убийца пытается убить себя. Вы знаете, на то он, собственно, и убийца, чтобы.. спрашивать себя, убивая. Многие же убийцы спрашивают, выясняют что-то в процессе основном. Джеймс наверняка стоял в первых рядах по поводу анализа своих действий, продуманных последствий, найденных предшествий. И все же, и все-таки. Страх.. Почему, к примеру, проходя с закрытыми глазами над страхом, мы умудряемся по какой-то неведомой причине открывать глаза? Для чего-то же люди смотрят, идут по направлению к страху так или иначе. Слишком просто было бы утверждать, что для неопределенной причины, в нас это заложено природой. Однако все равно вы признаете, что имелась какая-то образованная причина для составления таковых реакций. Быть может, природа сама как-то раз изъявила стремление подумать, разобрать вопрос, укрепить позиции ответа, уяснить перспективы и проблемы каждой идейной стороны. Обычно в таких вопросах просится встать в предмет рассуждений логика закономерностей и корректного распределения сопротивляющихся моментов. И тогда хочется пробовать выстроить интересного рода закономерность страха и необходимости в нем человека, создать то самое верно подходящее распределение всех основных и вспомогательных точек заданного вопроса.

Вот, зачем могла пригодиться какая-то неприглядная необходимость бояться?

Иначе стоит посмотреть, та самая необходимость есть законченный элемент?

Или на самом деле все это должно существовать в какой-то мудреной связке? И тогда с чем должна связываться необходимость бояться? Непосредственно с фактом наличия то самого страха, наверное, так, раз мы о страхе. Либо данная связка образует нечто, что приносит человеку мотивацию двигаться вперед, ощущать жизнь, либо это очередная интерпретация какой-то зашифрованной философской мысли, деятельность которой способствует искреннему пониманию себя и своих свобод. Оттого человек должен бояться и иметь в виду наличие этого самого страха, чтобы умело выстраивать свои жизненные позиции и прочие приоритеты, прежде всего знать об их действительности. Пожалуй, душа сегодня достаточно. Джеймс довольно успешно и откровенно покопался в самом себе, время от времени чувствуя на себе собственную обиду или прощение. Поправил волосы, свисавшие, намокшие незаметно в шампуне пряди убрал назад, вышел, полотенцем задумчиво вытерся, посмотрел на себя через непрозрачное зеркало. Явно стал выглядеть лучше и в целом свежее, так же бодро ощущалась чистая, незначительно сухая кожа. Переоделся в свободную, немного растянутую белую майку и длинные широкие шорты с набитыми карманами. Направившись в общую единственную комнату (кто бы знал, что Организация отдаст своему лучшему работнику удлиненную незатейливую однушку), уже выйдя из ванной комнаты, Джеймс внезапно, саркастично себе напомнил:

— «Ты до сих пор задаешь себе вопросы, приятель.? Ты все еще стараешься искать эти ответы, не так ли.? Лицемер, который напрочь и попросту боится показать того, кем он является на самом деле. А в тишине он карает себя за маски..»

Джеймс расслабленно зашел в основную комнату, на автомате включив свет в помещении. Если присмотреться внимательней, покажется простоватая, тривиальная однокомнатная квартира с неотложной миссией вместить в себя все самые нужные и прочие другие важные предметы. Комната имеет прямоугольный компактный вид, в левом ближнем углу разместилась кухонная зона. Небольшая, можно сказать, узенькая раковина на кухне была большую часть времени пуста и суха, а мелкая упаковка жидкого мыла почти полна. Считанное число тарелок, весьма примитивных в своем стиле, однотонных, хранилось в определенной, отведенной на то полке в кухонном шкафчике. Столовые приборы были убраны в какие-то остальные, грубо оформленные полочки. Вряд ли вообще можно было увидеть валявшуюся на столешницах какую-либо кухонную утварь, Джеймс зачастую все куда-то прятал из-за того, что не пользовался подобными вещами. Он придерживался такого мнения, что, раз какой-либо предмет замечательно видится, стоит прекрасно на виду, его, всенепременно, стоит использовать. В ином случае обязательным станет убрать из поля зрения неактуальный объект, понадобится в крайне уникальный промежуток жизни. Кухонная плита, кажется, вовсе лишь только один раз в жизни применялась главным героем, и то только в нехитром приготовлении макарон. Микроволновая печь перетерпела случаи взаимодействия с людьми несколько чаще, однако тоже не отличалась особой заметностью. Невысокий серебристых оттенков холодильник в большинстве случаев стоял наполовину пустой, если не целиком. Он содержал в себе несложные частично готовые блюда, которые можно было бы как-то раз взять и без тщательных проблем разогреть, съесть. По правде говоря, порой даже это приходилось Джеймсу слишком затруднительным, массивным. То ли лень, то ли депрессия. То ли все сразу, кто его поймет? На такой расклад дел мужчина время от времени покупал какие-либо фрукты и овощи, которые можно было определенно схватить и поглотить. Главное, не забыть помыть, разумеется.

Прямо за кухней находились всевозможные полки с боковыми прилежащими малыми шкафчиками. На одной из удлиненных стойких полок стоял старый, довольно объемный по своим размерам телевизор, который еще горазд был принимать кассеты для фильмов вместо вошедших в моду дисков. Так сказать. На полках и внутри шкафчиков располагалась скромная бессловесная история главного героя, какие-то задатки и проявления его увлечений, хобби, мировоззрения, устойчивых спорных позиций. Среди потрепанного записного блокнота по насущным наблюдениям и профессионального любимого фотоаппарата в сумке, там можно было отыскать несколько старинных любительских комиксов разных стран в оригинале, пару многозадачных просвещенных книг, забытые, покрытые тонким слоем откуда-то взявшейся пыли карты для покера, гнутый медиатор для гитары, несколько тематических брелков, связанных с различными областями общественных наук, взятых, судя по всему, из многочисленных в свое время поездок Джеймса по отдаленным местам. На верхнюю полку, до которой наш друг едва дотягивался, ради любопытства положил фирменное радио с точно и плавно представленными волнами. Вещи выглядели так, будто нарочно от кого-то спрятаны, скрыты, притаились этак. Все заключалось в двусмысленном непринятии подобных решений Джеймса Организацией; она, конечно, старалась следить за историей покупок и вышвыривать явно ненужные вещи для духовных развлечений, однако, пользуясь излюбленным принципом брать как можно больше всего в прокат, главный герой выходил практически сухим из воды. Он старался тем не менее отдавать обратно взятые вещи, хотя с парой особо понравившихся до конца довести данную операцию возврата не получилось. Напротив телевизора стояла темно-серых тонов двуспальная кровать с маленькими вместительными тумбочками по бокам и строгой выдержанной бра наверху. Джеймс любил располагаться на два фронта, вот так говоря, вдобавок ко всему он предпочитал объемные пушистые мягкие подушки, хотя в то же время наготове держал у себя одну гречишную в исключительно тяжелый период. Например, в болевшие дни. Стоит отметить, главным образом условных таких вмятин на подушках было больше всего на нижней стороне. Забавно понимать, что при всей любви к большим роскошным подушкам во время сна, каждый раз мучившего и несчастного, Джеймс все же склонен был опускать голову в большей степени непосредственно на матрац. Перед сном, чтобы появилось больше шансов заснуть, мужчина зачастую курил на балконе, такое ощущение, что душевнее всего оборудованном. Хоть квартира не казалась обворованной, многие бытовые детали оставались на своих местах фактически нетронутыми, он отлично был осведомлен в том, что это место охотно посещали, изучали, что-то горячо ища. Вряд ли, конечно, что-то дельное нашли на этот счет, однако все же, несмотря на неудачу, незаметно и хитро пропал из виду весь запас дорогих сигарет и элитного алкоголя. Здорово, что новую упаковку сигарет удалось приобрести сегодня, с алкоголем придется в последующие дни разбираться. Джеймс не являлся заядлым алкоголиком, алкоголь воспринимал скорее как повод для какой-то замеченной успешной мысли или как знак внимания гостью. Взяв еще в сумке начатые сигареты, главный герой направился на родной балкон. Ограниченная старым узорчатым забором территория не отличалась от остальных сильно просторными размерами (всего два метра в квадрате.. тождественно ли это одному метру в прямоугольнике?) или запущенным внутренним содержанием: всего два железных прочных и слегка узковатых стула с плетеной подстилкой, низким круглым незначительным столиком с элегантной пепельницей на ней. Однако пуще всяких выделялся такой вот балкон какой-то редкой сердечностью, добродушием и легкостью, пролетавших в воздухе вроде мимо, а вроде в самый центр развивавшихся мыслей. Джеймс несказанно любил свой балкон за то, что именно в этом месте он мог бы задуматься всерьез настолько глубоко о чем-нибудь неважном и непринципиальном. Еще, может, причина кроется также и в том, что это по своей сути единственный кусок квартиры, где не ощущалась та самая убийственная тягостная атмосфера. Впрочем, забудешь о таком неявном пустяке заявить. Однокомнатная классическая типичная квартира, которая просто погрязла в последнее время в таковых чувствах. Джеймс за последний год настолько опустился и потерялся в себе, что тягостные неконтролируемые переживания вырвались на свободу, оставив после себя мрачное томительное послевкусие во всей квартире. Некоторые заходившие с недоуменным усилием сообщали, что, даже находясь жертвой в комнате убийцы, не так невыносимо, как в той убитой попросту квартире. Может быть, грубо, быть может, совсем впечатлительно те люди передавали свои ощущения. Однако, наверное, какая-то емкая доля истины в этом есть. Не в словах, конечно, нет. Как такие люди проговаривали подобное мнение и что туда лично вкладывали, это есть искренняя правда по отношению к отчужденной атмосфере в квартире. Надеюсь, когда-нибудь станет легче.

Может, так все плохо и грустно проявляется в душе, пребывая там, потому что Джеймса настигали нередко в собственной квартире приступы. Страшное дело, надо сказать.. Причем после какого-то пережитого пика этого приступа наступает тягостное неприятное чувство, с которым мужчина боролся довольно давно. Хорошо помогала необходимая сигарета, по моим воспоминаниям о нем. Садился с одной дымившейся у стенки, клал лоб на вертикальную поверхность, выгонял противные мысли и дурные ощущения, все сильнее вдаваясь в аромат и вкус табака. Где-то по этой причине он покупал именно дорогие, чуть ли не лучшие сорта. Который час он мог со стеной разговаривать. Как сказать, разговаривать.. Молчать, об нее облокотившись, и в который раз уже обращать свое внимание на целую этакую жизнь. Открывает глаза, прошел час. Жизнь осеклась, стена прежняя. Еще сильнее от очередной навязчивой мысли о прошлых прибаутках, былых догадках хочется закрыться в табачном дыме, взяться за сигарету, пускай будет новой, очередной. Ох, знали бы мы все, как много Джеймс выкуривает сигарет за день. Знали бы мы, как часто он хотел бы не то чтобы даже забыться, попросту выдохнуть. Каждый раз он наивно вдали приглушенной своей души полагал, что этот дым что-нибудь с собой унесет. Наверняка.

А здесь на балконе хорошо, уютно, прохладно и чересчур по-домашнему как-то. Чаще всего Джеймс выходил в майке и свободных бриджах независимо от того, какая сегодня температура, насколько низкая, насколько пронзительная. Наоборот, ему в особенности приятно было выйти охладить тело, покровы как минимум, наверное. Создавалось какое-то невероятно радостное наблюдательное ощущение тепла и холода, реагировавших друг с другом каждый раз. В конечном счете всегда выходило так, что внутри нежно тепло, а снаружи все прохладно, остыло. Но абсолютно все нравилось в этом балконе Джеймсу, неважно, насколько описание было бы примитивным или чудным. Главный герой догадывался, додумывал многие абсурдные, местами сумбурные, но крайне развлекавшие его умные моменты. В один вечер он представлял включенное радио посреди огромного океана безлюдной планеты.. Будет ли это являться жизнью? Откликом жизни? Как бы инопланетные формы жизни описали сами? Мысль идет, идея есть, цель, мотивация.. все нужное несет в себе радио. Но в то же время за границами данного изобретения все теряет свой смысл, создается пустота. Но в то же время радио развивается, продолжает говорить, думать.. С философской точки зрения в данном случае радио равноправно граням человека. Со всех остальных это выразительно эксцентричное эхо жизни. Вы представляете себе? Даже эхо вкратце, может, где-то чуть более детально повторяет историю развития человечества. Даже простое щадящее эхо, скажете..

В другой день, недавно было, отвечу.. Джеймс забавлялся мыслями о шутке, которая постоянно забывается, потому что в ней заключался случаем секрет всей вселенной. Не вспомнить точно, что конкретно так его заставляло добродушно улыбаться. Что это шутка, что она всегда забывается.. Краткая полная фраза наводила его на миллион различных неплохих размышлений. Что человеку как таковому губительно знать суть вселенной. Что это необязательно не знать. Правда, тогда выдающиеся гении должны и станут понимать дальнейшую свою роль и действия на этот счет. Что смысл-то откуда-то берется, все забывают эту шутку, но кто-то же когда-нибудь точно про нее вспомнит совсем невзначай. И что, конечно же, шутка заключала в себе суть чего-то великого. Сдается мне, смысл имеет характер какой-то саркастичный, насмешливый, несерьезный, абсурдный, но такой остроумный и логичный. Человеку нелегко мыслить абсурдно, он всегда ведь ищет в первую очередь объяснимую доказуемую связь. Надо бы попробовать поразмыслить над искусством абсурда. Было бы весело, задорно еще сильней.

Обстановка балкона не только способствовала склонности Джеймса размышлять над отдаленным, блуждающим, но и примерно в такой же окраске оценивать себя, свои выполненные задачи и выведенные из того исходы. Даже если оценка уходила в какие-то кривые обостренные обвинявшие дебри, главному герою на балконе под силу пережить результат самооценки в разы спокойнее и устойчивее, нежели в неутешительном помещении сзади. Мужчина думал, он смотрел в сторону проведенной дороги, забитых мигавших фонарей, некоторых подвижных живых объектов. Вероятно, то были соседи с этого или ближайшего района, а, может, прогуливавшаяся очаровательная собака с нелегкой судьбой. Раз бездомные животные умудрялись все равно определенным образом добираться до родного места Джеймса, однозначно, надо признать, что и у друзей четвероногих явно дела ушли куда-то за беспросветный горизонт. Небо уже успело погрузиться в темные задумчивые глубокие синие оттенки. Ни одной звезды, лишь единственный, время от времени сверкавший спутник. Даже так многие попросту привыкли с детства путать такой момент с одинокой безызвестной звездой. И вот как людям объяснить, что, если на небе всего одно тело, это уже не звезда, пускай если это что-то хотело бы тем стать? Не звезда, так спутник. Но и у этого есть свои потенциальные шансы, самобытные уникальности. Он светит зачастую ярче всех звезд, заметить его заметно легче, а главное, что в любом случае люди его называют звездой. Может быть, несколько похоже происходило у Джеймса каждый день. Однако отличительной чертой главного героя от спутника, пожалуй, являлось то, что спутника как раз мало беспокоит его роль для большинства, в частности для звезд. Он и как звезда хорош, и как спутник. И абсолютно, думаю, в этом уверен! Джеймс же совсем не придерживался подобной позиции, ему важен ответ и принятие общества, хотя он и сам замечательно осознает, что общество надменно, жестоко к отличившимся персонам, к каждому несчастному. Каждый день он живет невозможной мечтой как-то раз в одночасье, нечаянно этак стать хорошим, способной ячейкой общества. Роль плохого мужчину тяготит, его тошнит, воротит, заставляет теряться в себе такая жизнь. Джеймс наивно верит, что, когда тот будет принятым, общество поможет, рассмотрит, оценит, направит его на путь истинный, наверное, так. За локоть возьмет и поднимет. Кто бы когда сказал Джеймсу невзначай в один день, что таково проявление его искренности. Что общество в любом случае им заинтересованно не займется, людям нужны уверенные, найденные. Однако интересный, любопытный момент постоянно посещает мужчину, когда тот всякий раз рассуждает о хорошей жизни прекрасного человека. Который раз, разбирая данную тему по заданным названным полкам в своей голове, он магическим образом приходит к выводу, что его устраивает и нынешний образ жизни, ему приятно и без этой доброкачественной мишуры, его утопит настоящего роль хорошего человека, ему это не нужно никак. Например, сейчас.. Джеймс думал о старом обыденном том же. Нахмурился, присмотрелся в невидимую точку: «Ведь.. Многие плохие, будучи хорошими, хотят быть замеченными хорошими.. Чтобы они все знали, что этот человек стал хорошим.. В последний день..»

Идея проскочила весьма незаметно, на цыпочках, оперативно, так сказать. Но все же мужчине удалось уловить казавшийся ему тогда действительный посыл непроизвольных беспокойных дум. Джеймсу никогда не стать хорошим, вряд ли существует какая-то придуманная жизнью роль срединного, вряд ли вообще законы и усмотрения хороших сделали бы жизнь главному герою лучше, приятнее, практичнее. Тогда стоит остаться быть плохим. Плеваться, мучиться, однако всяко лучше той жизни, о которой день изо дня шла в воображениях речь. Джеймс докурил сигарету, остатки цепкого ароматного пепла свалил в пепельницу, которая частично отправила на ветер какую-то массу табачных следов. Вздохнул поглубже, на мгновение сдержанно закрыл глаза, задумал эффектную мотивировавшую мысль перед сном, которая помогла бы ему пережить наступавшую ночь. Вошел в общую комнату, закрыл балконную дверь, приоткрыл окна напротив постели, чтобы наслаждаться ночной вежливой прохладой. Лег на спину, аккуратно положил голову на подушку. Смотря в потолок, медленно закрыл глаза, ступенчатым образом задремал.

Глава 2. Придушен в безысходности →