А между нами снег. Том 1

Анна Юрьевна Приходько

Желая разбогатеть ещё больше, богатый коневод Покровский Иван Григорьевичвыдаёт свою пятнадцатилетнюю дочь Лилю замуж, не подозревая, что отецжениха согласился на брак только из-за кровной мести.Молодая девушка – пешка в игре богатых родителей.Пережив предательство близких людей, героиня становится пленницейв арабской стране.

Глава 3

Отец Кати, Еремей Николаевич, был родом из Царства Польского. Его мать была полячкой, отец Николай — русским.

Николай получил во владение землю по окончании военной службы, построил там дом. Став помещиком, занялся лошадьми. У него была небольшая конюшня и около десятка породистых жеребцов.

Когда Николай умер, всё наследство перешло старшему сыну Еремею. Еремей женился на полячке по велению матери. Но лошадей не жаловал так, как отец.

И поэтому, выдержав для приличия пару лет после смерти отца, продал всё Ивану Григорьевичу. Отец Лили выкупил у Еремея всё. И у него в конюшне свою покупку и оставил.

Не захотел переездами травмировать лошадей. Снял у Еремея конюшню в аренду. Платил за аренду много. Так много, что Еремей, ничего не делая, прекрасно на эти деньги существовал не только сам, но и содержал свою семью.

Иван Григорьевич, посещая поместье Еремея, часто брал с собой дочь Лилю. Там она и познакомилась с Катей. Катя была на год старше Лили. Девочки очень сдружились. Иногда Иван Григорьевич забирал с собой Катю или оставлял Лилю у Еремея в поместье.

Сам Еремей часто прикладывался к бутылке. Но в запой не уходил. Контролировал себя изо всех сил. Ему льстило, что сам Иван Григорьевич пользуется его, Еремея, имуществом.

Катя была младшей дочерью из четверых детей. Две старшие сестры по наставлению матери были отданы замуж за поляков и проживали в Царстве Польском.

Ни разу после замужества ни пани Юстина, ни Еремей своих дочек не видели. Вырастили, отпустили, как подросших птенцов из гнезда, и забыли.

Сама Катя сестёр не помнила. Она была поздним ребёнком, и в памяти образы их не сохранились. Отец о них никогда не вспоминал, лишь мать иногда могла всплакнуть. Но поездку в Польшу никто не планировал.

Все в поместье жили тихой, размеренной жизнью. Катин брат, взрослея, бранил отца за то, что тот всё распродал, не оставив детям даже шанса на владение наследством деда.

Отношения между отцом и сыном были сложными. Жену, которую выбрали родители для своего сына, тот не любил. Не любил, но страшно ревновал её ко всем, даже к отцу.

Поэтому жена Катиного брата Анисья сидела взаперти. А сам брат пропадал у разных неблагочестивых дамочек. И совершенно этого не стеснялся.

Еремею Николаевичу всегда было стыдно за сына перед Иваном Григорьевичем. А когда он прознал, что и сын, и Иван Григорьевич к одной Авдотье похаживают, устроил скандал. Но сын быстро его осадил.

Катя росла пугливым ребёнком. Иногда отец поднимал руку на мать. И дочке доставалось, когда бежала защищать матушку.

Катя любила бывать у Лили. Всё в доме нравилось ей: и уют, и убранство, и огромное количество слуг. Девушка мечтала о такой жизни. Даже строгость Лилиного отца не пугала её.

А когда Лиля рассказала о том, что скоро сваты приедут, Катя непременно захотела присутствовать при этом. Ей замужество пока не сильно грозило. Отец не выбрал достойную пару, и вообще казалось, не собирался выбирать. Мать подгоняла его, просила поторопиться, мол, девчонка пока расцветает, можно и женихов найти побогаче. Но Еремей чего-то ждал.

Когда Катя повредила ногу и увидела будущего жениха Лили, она тотчас влюбилась. Лиля стала ей в один миг ненавистна. Кате не было очень больно, она притворялась для того, чтобы подольше ощущать на себе руки Богдана. А потом он стал приезжать к своей пациентке.

Массажировал ногу и соблазнил Катю. Всё это случилось в её комнате. Как-то всё сложилось удивительным образом.

Обычно при всех посещениях доктора присутствовала либо маменька, либо няня. Но в тот день отец выпил больше обычного, всех озадачил работой, скандалил с женой. Катиной няне тоже досталось. А Богдан оказался настойчивым, и Катя сдалась.

Когда врач ушёл, Катя радовалась, что он ещё не муж Лиле. А значит она раньше, чем подруга, стала его женщиной.

Катя рисковала. Она понимала, что ничем хорошим эта связь не закончится. Тем более, она не хотела свадьбы между Богданом и Лилей. Но так как не могла с этим ничего поделать, просто не отказывала Богдану в близости.

А он приезжал часто. Говорил, что если бы была его воля, то он женился бы на Кате. Обещал, что всё устроит, и они будут вместе. Катя верила. На свадьбе подруги не сводила с него глаз. Он тоже время от времени обращал на неё внимание.

И даже перед своим свадебным путешествием провёл с ней ночь. Катя, дождавшись, когда все уснут, выбралась из дома. Её уже ждал Богдан. Они провели ночь в давно пустующей сторожке. Там Катя сказала Богдану то, отчего он оторопел. Поведала о своей беременности в момент прощания.

Юноша не ожидал такого поворота.

— Почему раньше не сказала? — спросил Богдан дрожащим голосом.

— А когда раньше? Я только сейчас поняла. И что мне делать?

— Намекну твоему отцу, чтобы женил тебя поскорее. Мой отец всё устроит. Жениха найдёт быстро. Нельзя мешкать, — быстро тараторил Богдан. — И не вздумай никому говорить об этом. И моё имя ни в коем случае не упоминай. Я тебя всё равно не оставлю. Но жить с тобой, конечно, не буду.

Катя понимала, что Богдан не бросит жену. Но на сердце всё равно было неспокойно.

На следующий день после отъезда Богдана и Лили в свадебное путешествие к отцу Кати прибыли сваты. Их сопровождал Родион Орловский.

Родион каким-то образом смог проникнуть в комнату Кати и сказал ей, что рождённого ребёнка заберёт к себе на воспитание любым способом.

Всё происходящее было для Кати как в тумане: и венчание, и знакомство с мужем. Он оказался намного старше её и почти всегда отсутствовал. Девушка была в доме мужа совершенно одна.

Иногда её навещал Орловский-старший, он рассказывал о своих планах на внука.

Катя несколько раз пыталась написать Ивану Григорьевичу о том, что Богдан изменяет Лиле. Но не смогла.

Жила всё время в страхе и беспокойстве.

***

Лиля обошла дом, заглянула в каждую комнату. Раньше Покровское дарило столько эмоций! Девочка мечтала о таком же доме. Даже просила отца сделать и ей такой подарок. Но Иван Григорьевич всё время говорил, что она будет жить с мужем там, куда этот муж её позовёт.

А получилось всё-таки по её, Лилиному, желанию. Дом достался ей, но первые дни семейной жизни стали болью для девушки. Поначалу Лиля рвалась обратно в родительский дом. А потом подумала и решила, что не очень туда и хочется. И здесь уже оставаться не хочется.

Пока Лиля обходила дом, слуги расступались перед ней, становились вдоль стен. А как только скрывалась за поворотом, тотчас начинали свою работу.

Лиля даже мысленно обрадовалась тому, что Богдан заставил всех работать. В доме отца все были при деле. Иван Григорьевич был строгим хозяином, и Лиле захотелось стать такой же, но муж её опередил.

Холодный октябрьский ветер поприветствовал девушку, как только она вышла из дома.

Поёжилась, вернулась домой, накинула на себя шаль и вышла опять.

Медленно гуляла по саду, туфельками разрывая жёлтый осенний ковёр.

Присела на скамью, наклонилась, взяла в руки охапку листьев.

Ночью был первый мороз, он оголил все деревья. И девушка почувствовала себя оголённым деревом. Она была такой же, как все берёзы, рябины, клёны…

Обнажилась неожиданно, а одежду не подготовила. Нечем было прикрыть свой позор. Лиле вдруг стало стыдно за себя. Стояла перед мужем обнажённая, тело жаждало его, а он просто ушёл. Ком подкатил к горлу. Глаза наполнились слезами. Лиля прижала к себе листья.

— Вот так и я… — прошептала она тихо. — Как бы мне стать кленовым листочком? Пусть ветер унесёт меня подальше от этого места. Туда, где не надо обнажаться, ощущать стыд, недоумение, страх, страсть. Есть ли на свете такие места?

Лиля подняла голову, посмотрела на небо и сказала громче:

— Господи! Есть ли на свете такие места?

Когда опустила голову, заметила, что рядом с ней стоит дворник. Он не мёл своей метлой. Стоял тихо, не шумел. Видимо, не хотел беспокоить хозяйку.

— Иди, — сказала ему Лиля, — мети в другом месте. Здесь потом уберёшь. Вообще эту дорожку пока не трогай. Займёшься ею, когда уеду. Завтра…

Поначалу Лиля с трепетом ждала свадебного путешествия.

Отец редко брал её с собой. Всё говорил, что нечего ребёнку трястись по дорогам, лучше языки учить, чтобы вырасти и блеснуть знаниями.

И Лиля учила. Французский и английский давались ей очень легко. Одно время она говорила только по-французски. Это раздражало мать, но радовало отца. Иван Григорьевич тоже время от времени ворчал на Лилю, всё беспокоился, что она родной язык забудет, но видно было, как радуется и гордится своей дочерью.

— Гордится, — пробормотала Лиля, — а замуж меня выдал ради денег и славы. Ненасытный и злой. Жестокий и коварный. В чём же он виноват перед Яриной? Вина и отец — противоположны друг другу. Неужели за каменным сердцем отца живёт другое сердце? Неужели оно может чувствовать вину?

Лиле это было неведомо. Она даже начала думать, что это всё ей послышалось. А спросить было не у кого. Ярины рядом не было, да она и не сказала бы ничего. А Лиля решила, что допрашивать не будет. Ни к чему тревожить душу мамыньки.

Холодный ветер стал пробираться под шаль, мурашками пробежал по коже. Лиля встала, но пошла не домой, а вглубь сада. Там дорожки были уже чисты от листьев. Только некоторые листочки, гонимые ветром, останавливались и лежали в одиночестве, ожидая нового порыва.

— Лилия Ивановна, — услышала девушка.

Обернулась, к ней приближался Михаил.

— Богдан Родионович ищет вас, беспокоится. Вот велел вам полушубок дать, боится, что вы простудитесь. А вам ехать-то нужно. Да и простуда не красит. Доктор велел полушубок надеть. Я помогу.

Лиля улыбнулась. Тепло разлилось по озябшему телу.

«Заботится, — подумала она, — беспокоится. Может быть он и не такой плохой, как я себе нарисовала. Я ведь тоже не подарок. И внешность моя сейчас не под стать ему. Вот и злится, как отец на провинившегося ребёнка».

— Богдан Родионович ждёт вас дома. Велел подавать на стол. Досталось всем за то, что вы не кушаете вовсе. А это плохо, Лилия Ивановна, очень плохо. Я не доктор, но знаю об этом. Идите уже домой. А то и я начинаю волноваться. Не дай бог что, папенька ваш не простит мне.

Но в Лиле включилось упрямство. Улыбка сошла с лица.

— Пусть Богдан Родионович обедает без меня. Я не голодна.

Михаил поклонился и пошёл в сторону дома, а Лилю вдруг затрясло.

Не успела она прийти в себя, как услышала громкую ругань мужа:

— Хватит уже играть в обиженную девочку.

Богдан схватил её за руку, привлёк к себе и насильно поцеловал.

Лиля пыталась выбраться из его объятий, но он не отпускал.

— Я не привык обедать в одиночестве. В моей семье так не принято. А ты теперь моя семья. Я закрыл глаза на твою лысину. Чёрт с ней. Но ты тоже подстраивайся под меня. У меня кусок в горло не полезет, если рядом никого не будет. Зачем мне жена? Может быть ты в саду поселишься?

— С чего это? — зло сказала Лиля. — У меня есть дом.

— Вот и пойдём в этот твой дом и как нормальные люди пообедаем. И впредь запомни, ты должна спускаться тогда, когда накрыли на стол и позвали. Только так можно дисциплинировать слуг. Ты должна быть примером для них. Иначе эта расхлябанность никогда не закончится.

Лиля не двигалась с места. И тогда Богдан взял её на руки, перекинул через плечо и понёс домой.

Девушка била его по спине руками, царапала шею. Но муж не отпускал её.

— Отпусти, — попросила Лиля успокоившись, — я сама пойду.

Обедали молча. Лиля то и дело поглядывала на поцарапанную шею мужа. Он ловил её взгляд и улыбался такой загадочной улыбкой, от которой Лилю бросало в дрожь.

После обеда Богдан сообщил жене, что будет ночевать у отца. Она хотела было возразить, пожаловаться, как ночью ей было страшно одной в большом доме, и попросить остаться. Даже готова была извиниться за своё поведение. И пока подбирала нужные слова, мужа и след простыл.

Лиля не стала собирать вещи для путешествия. Сразу после обеда ушла в комнату, укуталась с головой в одеяло и пролежала так до вечера, потом до утра. Во вторую ночь страха уже не было. Ничего уже не было. Никаких ощущений. Лиля не думала ни о чём и ни о ком.

Наутро засуетилась. Вдруг испугалась, что Богдан будет зол из-за несобранных вещей, и начала этим заниматься.

То, что поездка отложилась уже на два дня, стало не очень удачным обстоятельством. Богдан и Лиля должны были попасть на званый ужин, на котором присутствовал и Орловский-старший.

Лиле не очень хотелось видеть свёкра, особенно после предупреждения Богдана. Да и вся программа путешествия теперь сдвигалась. Лиля решила, что не будет забивать себе голову этим. Не по её вине они до сих пор дома.

Богдан вернулся перед обедом раздражённым, невыспавшимся. Прикрикивал на слуг. Он даже не прикрикивал, а кричал на них во всё горло, оскорблял, грозился отправить на конюшню к отцу всех до одного.

Потом ворвался в комнату. Резко прижал к себе Лилю, шепнул ей на ухо:

— Доброе утро, сокровище моё!

Так же быстро отпустил и вышел вон.

Лиля повеселела, заулыбалась. После объятий мужа, даже таких резких, кратковременных, почувствовала, как тепло разливается по телу.

Богдан был не в себе. Все, кто попадался ему на пути, были обруганы и оскорблены. А виной всему был тяжёлый разговор с отцом. Богдан поведал ему о том, что Катя ждёт ребёнка.

— Да ты с ума сошёл, — кричал на сына отец, — ты только женился, а у тебя уже проблемы.

— А вот нечего было меня женить, — возразил Богдан. — Теперь решай, как быть дальше. Я лучше на Кате женился бы, чем на этой лысой бестии.

Катя мягкая, безропотная, влюблена по уши. У неё есть волосы. Она похожа на женщину.

А Лиля похожа на подростка-беспризорника, ещё и острозубая, упрямая. Мне как с ней сладить? Подскажи, отец…

Я могу поступить с ней нечестно, просто переехать к тебе. Формально мы женаты. Ты получил то, что хотел. А я буду наведываться туда для приличия раз в неделю.

Иван Григорьевич не будет лезть в семейную жизнь дочери. Она не будет жаловаться никому, я малость припугнул её, надеюсь, помогло.

Орловский-старший смотрел на сына с удивлением.

— Да твоя Катя — простушка: ни осанки, ни фигуры, хромая. То ли дело Лиля! Гордись своей женой, Богдан. Волосы отрастут, и она затмит всех. Мне будут завидовать, что у меня такая невестка. Ты же помнишь первую встречу с ней… Как её можно с этой хромой девицей сравнить?

— Так вот и нужно было самому жениться на Лиле. А теперь даже думать о ней забудь. Если тронешь её пальцем, я этого так не оставлю. Мы же договорились, отец. Зачем ты опять начинаешь восхищаться Лилей?

— Ладно, уговорил, — Орловский ухмыльнулся.

— Мне нужно, чтобы Катя была под присмотром. Её необходимо забрать у отца. Выдать замуж за того, кто её не тронет. Найди такого мужа. Она должна жить недалеко от тебя, чтобы я мог навещать её.

Муж должен всё время отсутствовать дома. Обвенчаются, и отправь его подальше без возможности вернуться.

Мне ли тебя учить… — Богдан говорил быстро, много, чтобы у отца не осталось лишних вопросов. — Сделай это в наше отсутствие. Когда мы вернёмся, Катя должна быть замужем.

— А если отец Лили обо всём узнает? Ты же очерняешь моё доброе имя, Богдан.

— Точно очерняю? А ты его не очернил, когда служанка родила от тебя дочь? Ты свою дочь не оставил, она при тебе. И об этом никто не сплетничает, вот и помоги мне тоже.

— А я и не мог её бросить, нечего налево и направо кровь Орловских пускать. Все должны быть при мне. И мне неважно, кем была её мать, мне важно, что я отец! И даже если бы она родила неведомую зверушку, я бы всё равно не бросил её в беде. И внука своего не брошу. Но ты не думай, что я буду всегда решать твои проблемы. Пора взрослеть. Ты же доктор, Богдан! Ты должен решать всё сам.

— Не должен, ты меня втянул во всё это, вот теперь и решай мои вопросы, — Богдан уже нервничал. — Я тут останусь, завтра поеду к бестии.

— Не страшно её одну оставлять? Усадьба большая, мало ли что.

Богдан громко расхохотался.

— Она своим видом всех распугает, не беспокойся, отец.

Родион Орловский как-то смутился после слов сына.

— Зря ты так, — произнёс он. — Хорошая у тебя жена, воспитанная, умная. Под стать тебе. Ты береги её. Если не любишь, то полюбишь. В жизни всё может быть, а она будет с тобой до конца. Вот и береги её, чтобы она не добила тебя в случае чего. Добейся её уважения, и ты всегда будешь под защитой, и я буду спокоен.

— Я парик ей предлагал, а она не хочет.

Орловский-старший вдруг изменился в лице и закричал на сына:

— Всё, хватит о бесполезном твердить. Обратной дороги нет. Один раз помогу, потом сам решай. Нечего налево и направо любовь свою всем дарить.

— А не поможешь, — сквозь зубы произнёс Богдан, — я расскажу всем, как ты Лилиного отца собрался разорить.

— Ах ты щенок! — Родион схватил со стола курительную трубку и со всей силы бросил в сына.

Богдан увернулся и покинул кабинет отца. Когда открывал дверь, заметил, что один из слуг подслушивал.

Орловский-младший схватил его за шиворот, притащил к отцу и сказал:

— У него слишком большие уши…

Богдан ночевал в конюшне. Поначалу хотел вернуться к жене, но передумал. Решил, что его отсутствие будет для Лили уроком. Льстило, что она влюбилась в него. Но характер и упрямство жены его не устраивали. Вот он и решил переломить гордую девчонку своим отсутствием.

Лиля собралась быстро. Перед отъездом хозяев слуги выстроились вдоль дорожки и желали Лиле и Богдану хорошего отдыха.

— Вот стоят они, смотрят на тебя и ненавидят, — ворчал Богдан. — Вижу их насквозь: ненавидят. И как можно в пути быть спокойным, когда эти люди желают, чтобы твой путь закончился побыстрее, и ты не вернулся никогда. Кажется, только Михаил по-доброму относится, остальные как змеи, чуть что — ужалят.

— Ты преувеличиваешь, — произнесла Лиля. — И от слуг можно добиться уважения.

— Нет, Лиля, нельзя. Его нельзя добиться даже среди близких тебе людей. Невозможно любить кого-то безусловно и безумно. Нет такой любви. Это всё выдумки и сказки. А они вынуждены на нас работать, выполнять наши прихоти. Ты хотела бы так? Любила бы своего хозяина, уважала?

Лиля пожала плечами.

— Я не хотела бы так, — произнесла она. — И рада, что у меня по-другому.

— Ну вот, — пробормотал Богдан. — Поэтому я тебе и говорю, что от них пахнет только ненавистью и нет никакого уважения.

Дай им волю, они сбегут при первой же возможности. Даже интересно, что будет дальше. Станут ли они счастливыми? Как изменится их жизнь.

А это случится, Лиля! Им дадут свободу, и тебе придётся научиться всему, потому что больше никто не захочет обслуживать господ. Тогда и наступит крах всего. Вот посмотришь.

Мой отец всё время говорит, что этого нельзя допустить, ибо начнётся хаос и неразбериха. Как только он затрагивает эту тему среди своих друзей, все единогласно против свободы крестьянам.

— А я бы хотела, чтобы они были свободными, — Лиле нравился этот разговор.

Богдан говорил пламенно, жестикулировал, эмоции на его лице менялись так быстро, что Лиля не успевала их уловить. Но он был честен с ней. И об этом говорили его глаза.

Лиля именно в свадебном путешествии стала постигать искусство чтения человека по глазам. Богдан для этого оказался хорошим учебным пособием. А сейчас он смотрел на Лилю и вещал о своих мыслях.

Рядом с ним было хорошо и спокойно. Лиля знала, что такие темы никто не обсуждает с жёнами. Дамы в большинстве своём только шуршат платьями и сплетничают о том, кто в чьей постели, помимо супружеской, просыпается. А Лиле именно этого и хотелось. Обсуждать не постель и любовников, а жизнь. Её тянуло к новым знаниям.

Богдан так разошёлся, что говорил непрерывно все три часа пока ехали до первой остановки.

Лиля при этом тоже высказывала свою точку зрения.

Иногда Богдан умолкал и удивлённо смотрел на жену.

— Дорогая, ты прекрасный собеседник. Получше всякого образованного мужика.

От похвалы Лиле стало так тепло на душе, что она прильнула к мужу и прикоснулась губами к его щеке. А он запечатлел на её губах долгий поцелуй. А когда Лиля задрожала, остановился и отодвинулся от неё.

— Не сейчас, милая, — прошептал Богдан.

Лиля смутилась от своего состояния, покраснела, от обиды отвернулась.

— Продолжим? — Богдан похлопал её по плечу. — Мне нравится рассказывать тебе о своих мыслях. Правда, Лиля, очень нравится. Я горжусь, что у меня такая жена. Мы так мало женаты, а я уже понимаю, как мне повезло. Мы с тобой вдвоём горы свернём, дорогая.

Лиля улыбнулась, повернулась к мужу, посмотрела в его глаза.

— Спасибо, — произнесла она, — что даёшь и мне возможность высказаться.

Богдан усмехнулся, прижал Лилю к себе и прошептал:

— У тебя будет много разных возможностей, сокровище моё. Но самую главную возможность ты уже получила. Ты получила меня.

И опять на Лилю нахлынула нежность. Но она сумела побороть её. Дальше так и сидели в обнимку. Богдан продолжал сотрясать воздух своими пламенными речами.

Первая остановка была в имении и у двоюродной тётки Богдана. Мария Савишна оказалась невероятно худой. Лиле даже стало не по себе от её облика.

Племянника и его жену вышла встречать сама тётка, её муж и родная сестра Богдана Ольга.

Она с самого лета гостила у тётки. У Марии Савишны из-за болезни не могло быть детей, вот она и привечала племянников от своих родных и двоюродных братьев.

В доме Марии Савишны можно было делать всё что угодно.

Для желаний своих маленьких родственников несколько лет назад Мария Савишна обзавелась аж десятью поварами.

И она ими очень гордилась, так как каждый работал на совесть. Кухни народов мира были доступны в небольшом русском имении, благодаря сильным желаниям племянников Марии Савишны.

Сестра Богдана Ольга радостно встречала брата и Лилю.

В весенние и осенние периоды у неё случались приступы повышенного возбуждения.

Она могла часами смеяться или плакать, или бить посуду. Богдан обещал вылечить её, как только найдёт нужный рецепт. Специально для племянницы Мария Савишна закупала несколько ящиков недорогой посуды, чтобы та не била дорогие тарелки и бокалы.

Все эти ящики сносились в комнату Ольги. Она под присмотром одного из слуг бросала тарелки на пол и радовалась, когда осколки разлетались повсюду.

Девушка выпускала свой пыл, выходила из комнаты и становилась ненадолго адекватной. Как только ей было не по себе, она тотчас возвращалась обратно.

Никто в доме тётки её не запирал и не боялся. Она никому не причиняла зла, ни на кого не бросалась.

А в доме отца за ней одновременно смотрели пять человек, включая специально приглашённого из Германии доктора.

Но там приступы проходили гораздо с худшими последствиями. Мария Савишна не раз просила своего брата Родиона Орловского, чтобы тот последовал её примеру и позволил девушке в родном доме бить посуду.

Но Родион на уступки не шёл и с радостью давал такую возможность своей сердобольной бездетной сестре.

— Лилечка, — весело прощебетала Ольга, — пойдём скорее со мной, я покажу вашу комнату. Я сделала её очень красивой.

Ольга взяла Лилю за руку и повела в дом.

А Богдан стал давать указания по поводу кормления лошадей и разгрузки багажа.

— Ты бы сестру с собой взял, — сказала Мария Савишна, ведя племянника к дому. — Замаялась она одна. Думаешь, ей в Париж не хочется? Жалко девочку. Ей бы хорошего провожатого…

— Может, тётушка, вы за это возьмётесь? — Богдан не любил разговоры о том, что сестру нужно куда-то везти.

Он был с ней однажды в Петербурге. Ольга там потерялась, засмотревшись на карету, украшенную живыми цветами. Больше ни Богдан, ни отец не брали её с собой. А Ольга мечтала о балах и красивых платьях, о женихах и подругах. Но никто её никуда не приглашал.

— Я и так опозорюсь. Мне ещё до полного падения в лицах людей не хватает выходок Ольги, — Богдан заметно нервничал.

— Это что же приведёт тебя к позору? — удивилась Мария Савишна.

— А мне для этого ничего не нужно делать, уже всё сделано до меня. В Париже столько отцовских друзей, влиятельных служащих, а моя жена, мягко говоря, как неоперившийся воробей, выпавший из гнезда прямо в лужу.

Марию Савишну такое сравнение очень удивило, она даже поморщилась.

— Глупец! — воскликнула она. — Лиля — славная девочка. Она же любит тебя, а ты ничем не лучше отца. Может даже хуже. Я таких счастливых глаз у Лили даже на свадьбе не видела. Покорил ты её, Богдан, вот и не позволяй девочке страдать.

— Покорил? — ответил Богдан задумчиво. — На моём месте мог быть совершенно любой мужчина. Она ребёнок. Маленький ребёнок с капризами. Хотя… Умом она блещет, безусловно. А её французскому позавидовал даже я. Но, тётушка, она выглядит смешно. Поначалу я восхитился ею, когда только увидел. И даже мой отец не остался в стороне. Мать до сих пор не может принять тот факт, что я женился. Лиля не понравилась ей с первого взгляда.

— О, милый мой, ты свою мать сюда не вмешивай. Она тяжёлый человек. Кого бы ты ни выбрал, она всегда будет против, поверь моему жизненному опыту. Она достаточно привязана к твоему отцу. Прощает все похождения, лишь бы он не отправил её куда-нибудь подальше от своих глаз. Но и не делает он этого не потому, что ему дорога Павлина. Он боится потерять уважение. Его будут осуждать больше, чем остальных. А для него это недопустимо. А ты ещё ничего не добился. Практикуйся в своём врачевательстве и тогда о статусе будешь печься. Ты сейчас о семье думай. И девочку не обижай.

— О, да её обидой не сломишь, она какая-то каменная.

— Однажды ты обидишь её так, что будешь жалеть об этом всю жизнь. Не допусти…

— Ой, тётушка, не начинайте со своими предсказаниями. Вдруг начнут сбываться, — Богдан прибавил шаг, чтобы поскорее закончить этот разговор.

Навстречу им выбежала Ольга, бросилась к Богдану на шею и пролепетала:

— Лиля восхитилась очень, ей понравилось. Тётушка, — Ольга обратилась к Марии Савишне, — ей понравилось очень. Она танцует с моим букетом.

— Танцует? — Богдан улыбнулся. — Я, пожалуй, пойду к жене. Простите, тётушка, продолжим в другой раз.

Поклонился и направился к дому.

— Горе ты моё несчастное, — Мария Савишна прижала к себе Ольгу. — Покажу я тебе Париж, потерпи немного.

— Правда? — глаза девушки засияли.

— Правда, — кивнула тётушка. — Жить нужно сейчас. И ничего не случится. Тарелки и в Париже продают.

***

Ольга родилась на четыре года раньше Богдана. Мать была служанкой, которая волею судьбы ею стала.

Её отец Ратибор был военным офицером.

За исправную службу получил надел земли, выращивал розы. А потом разорился. Задолжал столько денег, что жизнь его семьи превратилась в ад. Кредиторы то и дело угрожали расправами. Несколько раз похищали его жену и дочь. Но потом возвращали.

И в один прекрасный день Родион Орловский, которому Ратибор задолжал самую крупную сумму, предложил перемирие. Он сказал, что ему не нужны деньги, а нужна только его дочь, именно в качестве служанки. Ратибор обрадовался и отдал дочь в тот же час.

Марфа была очень красива. Родион влюбился с первого взгляда. Но девушка оказалась душевнобольной. Орловский возил её к знахарям, вызывал заграничных врачей. Обещал всё своё имущество тому, кто вылечит девушку. Но никто не справился с этим.

Марфа забеременела и родила Ольгу. Поначалу жила с дочкой в своей каморке. Туда же приходил и Орловский. Но Марфе становилось всё хуже, она уже никого не узнавала, была крайне раздражительна. Орловский отправил её в монастырь. А дочь оставил у себя.

То, что Ольга переняла странности матери, стало понятно лишь к десяти годам. Орловский и для неё искал врачей. А потом отвёз как-то к своей двоюродной сестре, и та научилась справляться с Ольгой. Брат платил сестре деньги за тарелки и был счастлив, что дочь под присмотром.

Богдан вошёл в комнату и ахнул.

Вся комната была украшена розами. Стоял необыкновенный аромат.

Рядом с окном спиной к мужу танцевала Лиля. Её движения были плавными и напоминали танец арабской наложницы. Богдану приходилось видеть танцы арабских девушек. И то, что его жена умеет танцевать так же, удивило и одновременно восхитило его. Он тихо, чтобы Лиля не услышала, подошёл ближе.

Смотрел и не мог насмотреться. На Лиле был парик. Видимо, Ольга уговорила его надеть. Лиля повернулась к мужу, ойкнула, быстро стянула парик с головы, бросила его на подоконник. Но Богдан успел заметить, что его жена с волосами всё-таки прекраснее, чем без них.

— Продолжай, — прошептал Богдан, — только лицом ко мне.

А сам полулёжа устроился на кровати.

— И не подумаю, — ответила Лиля. — Вообще вы, сударь, могли бы дать знак, что видите меня в непривычном для вас состоянии.

— И не подумаю, — ответил Богдан её же словами. — О каких знаках ты говоришь? Муж входит в комнату, которая предназначена для него и его жены! Танцуй!

Лиле не понравился тон, которым муж разговаривал сейчас. Идиллия, наступившая по пути сюда, улетучилась мгновенно. Лиля тотчас вернулась в свой упрямый и непоколебимый образ.

— Танцуй, — повторил Богдан, вскочил с кровати и схватил Лилю за плечи. — Хотя… Ещё станцуешь! Я и так доволен. Сокровище моё…

Богдан говорил уже шёпотом.

Но Лиле удалось вырваться и выбежать из комнаты, а потом и на улицу. Там было безлюдно.

«О, если бы он попросил меня другим тоном и голосом станцевать перед ним! Если бы прошептал об этом нежно и без приказа, я бы чувствовала себя не служанкой, как сейчас, а любимой», — думала Лиля.

На улице было ветрено. На душе неспокойно.

Лиля вдруг почувствовала, что у неё внутри гуляет ветер.

— Девочка моя родная, — услышала Лиля за спиной, — простудиться захотела? В дом, быстро в дом.

Лиля оглянулась. Мария Савишна протянула ей руку и как ребёнка завела в дом.

— Какая ручка маленькая, — прошептала тётушка. — Ну ты же дитя ещё, ей-богу, дитя. Вот не понимаю я таких отцов. Как можно от сердца такую красоту оторвать и чужому мужику отдать. Чужому, наглому мужику. Девочку свою отдать с косичками. О, если бы у меня была дочь…

После слов о девочке с косичками Лиля дотронулась до головы, и глаза наполнились слезами. Мария Савишна это тотчас заметила и произнесла строго:

— А вот этого не нужно. Слёзы — лишний повод чувствовать себя несчастной. А ты счастливая, просто счастье твоё ещё маленькое. Вот-вот разрастётся, заполнит всё внутри. Так что реветь туда.

Мария Савишна показала Лиле комнатку с низенькой дверью, такой низенькой, что нужно было, наверное, встать на колени, чтобы туда войти.

— Это наша молельная, рыдальная… Туда только на коленях и обратно только на них. Никто не должен видеть твоих слёз.

Но Лиля не могла себя успокоить.

— Никто не должен видеть твоих слёз, — повторила Мария Савишна. — Все свои слабости нужно прятать от людей. И жаловаться мне на племянника не нужно. Я могу защитить тебя. Могу сама, если посчитаю нужным, дать ему совет. Но никаких жалоб. Пойми, если я тебя сейчас начну жалеть, то твоя жизнь станет известна всем. Я сплетница ещё та. Ох, как сложно держать себя в руках, когда речь идёт о твоей семье. Мне сложно, но я держусь, Лиля. Так что советую тебе посетить молельную.

Лиля кивнула. Она вошла в комнатку не на коленях, а согнувшись. Мария Савишна закрыла за ней дверь.

Повсюду на стенах висели иконы. Много икон. Они же были и на потолке. Запах ладана тотчас ударил в нос. Лиле стало не по себе. Со всех сторон на неё с немым укором смотрели десятки глаз святых.

Молиться не хотелось. Лиля села на пол, застеленный ковром с длинным ворсом. Смахнула слёзы.

— А что если я вернусь к папеньке? — сказала девушка вслух. — Ну не выгонит же он меня? Хотя… Выгонит. Зачем ему позорная дочь? Он уважаемый человек, а я — сбежавшая от мужа негодница. И Ярина меня не спасёт…

— Боже святый, Симеон, она бежать собралась. Ну ты только послушай, — Мария Савишна уступила мужу место рядом с достаточно большим отверстием в стене, замаскированным под кружевное обрамление иконы. — Непростую девчонку Родион выбрал себе в невестки, ох, непростую. Вот так девочка. Не хотела бы я такую дочь, моя дочь не могла бы носить такие мысли.

Муж Марии Савишны Симеон прильнул к отверстию. Лиля молчала. Просто сидела на полу, обняв колени.

— И не молится даже, — прошептал Симеон. — Твоё слово правое, Мария, негодница она.

— Ну ладно, давай я дальше посмотрю. А то мало ли что надумает, а мы и не знаем. Что я потом Родиону-то скажу? Мол, ах, ох, убежала, недоглядели. И начнётся ураган. Тьфу, тьфу… Не дай бог такую беду накликать.

Лиля и не знала, что за ней подсматривают и подслушивают. Так и сидела, обняв колени, а потом запела тоненьким детским голосочком. Пела колыбельную, которую всегда перед сном слышала от Ярины.

— Свет не балует лучом,

Ты не думай ни о чём.

Сладко спи, моя душа,

Ночка больно хороша.

Спи, спи, спи…

Засыпай, моя душа,

Сердце бьётся не спеша,

Завтра будет новый день,

В жизни новая ступень.

Спи, спи, спи…

Ох, Ярина, как же я устала быть замужем. Лучше бы я не выходила из комнаты вообще. Даже силой меня невозможно было бы вытащить. Приросла бы к кровати, пустила длинные толстые корни…

— Вот те на! Размечталась, — прошептала Мария Савишна мужу. — И как в голову может прийти такое? Не понимаю. А поёт она хорошо. От такой колыбельной и я заснула бы.

Лиля начала рассматривать стены. Иконы были размещены плотно друг к другу, некоторые даже краями друг на друга находили. Почему-то возникло чувство, что они так плотно навешаны из-за жадности. Потом опустила глаза на ковёр. Сидеть на нём было мягко, словно на перине. И Лиле захотелось прилечь. Она вытянула ноги и легла на спину.

— Ой, Симеон, ну как перед образами можно вот так лежать? Ну не могу на это смотреть, — Мария Савишна отошла от стены и зажмурила глаза.

Лиля недолго лежала, потом вышла из комнаты. Мария Савишна тотчас выскочила из своей. Улыбнулась широко, её лицо было таким добрым, что Лиля расцвела.

— Успокоилась душа моя? — пропела Мария Савишна. — Молельная творит чудеса. Боженька всегда поможет, девочка моя. Ну вот как хорошо, что ты уже без слёз. Скоро на ужин буду звать, иди к мужу, за вами поднимутся.

— Спасибо, — произнесла Лиля.

Богдан спал. Лилю умилило это зрелище. Он лежал на белом покрывале, полностью усыпанном лепестками красных и белых роз. Лиля смотрела на него с восхищением и любовью. Как ей хотелось сейчас прилечь рядом с ним, разбудить поцелуем, обсыпать его лепестками. Хотелось, чтобы он улыбался и гладил её по волосам.

Настроение Лили резко изменилось. Подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. Волосы торчали ёжиком. Она стала выглядеть ещё смешнее.

Взяла брошенный парик, надела его. Вернулась к зеркалу.

— Всё не то, — прошептала она. — Это как будто и не я вовсе. Не буду его носить!

И бросила парик на пол. Захотелось прилечь. Так как Богдан развалился посреди кровати, Лиля нашла себе место только у него в ногах. Прилегла, свернулась калачиком и уснула.

Проснулась от стука в дверь. Поспешила открыть. Мария Савишна как-то не по-доброму взглянула на Лилю, девушке стало неловко. Тётушка тотчас отвела глаза в сторону, словно что-то заметила на стене и произнесла:

— Спускайтесь к ужину.

И быстро скрылась.

Богдан тоже проснулся. Он лежал на кровати, потягивался, вставать не спешил.

— Мария Савишна на ужин приглашает, — сказала Лиля.

— Ну так собирайся! Так пойдёшь что ли? — голос Богдана был грубым.

Лиля подошла к зеркалу, посмотрела на себя с удивлением и спросила у мужа:

— А что не так с моим платьем?

— Другое надень, это мне не нравится. А тётушка любит красоту…

***

Ольга ни на секунду не отходила от Лили. Пока Лиля и Богдан гостили у Марии Савишны, у Ольги ни разу не было приступа. Но Мария Савишна всё время предостерегала Лилю. Просила далеко от дома с Ольгой не уходить, не оставаться с ней наедине, не позволять есть больше обычного.

Аппетит у Ольги был отменный. До того, как Мария Савишна запретила слугам выдавать ей помимо установленных приёмов пищи что-то дополнительное, Ольга всё время проводила на кухне.

Через два дня после приезда Лили и Богдана в имение тётушки, сама хозяйка и её муж неожиданно куда-то исчезли, оставив гостей и Ольгу. Богдан был вне себя от злости. Оставаться на правах хозяина в чужом доме да ещё присматривать при этом за сестрой в его планы не входило. Мария Савишна вернулась через неделю.

— Как вы, детки мои? Всё у вас хорошо? Мы с Симеоном решили немного развлечься, пока вы нежитесь в своих постелях. А что ещё молодым нужно? — сказала тётушка, увидев Богдана.

По выражению лица племянника поняла, что тот такой авантюре был совсем не рад.

— Ну-ну, злишься как в детстве, — не унималась Мария Савишна. — Я устала просто, Богдан. Вы с Лилей сейчас уедете, а я пока никуда не могу отлучиться. Осенью Ольге тяжелее всего. А вот зимой мы с ней в Париж отправимся.

— Ну-ну, удачи. А я не советую этого делать. Пока я не изобрёл лекарство для сестры, любое путешествие для неё может быть опасным. Вы, тётушка, думаете, что мой отец ничего не пытался сделать?

— Пытался он, пытаюсь я. У меня с ней всё хорошо, у отца нет. Поэтому и Париж будет.

Всю неделю, пока Мария Савишна отсутствовала, Богдан спал не в комнате с Лилей. После того как жена отказалась танцевать, он с ней не разговаривал. Завтракали и ужинали отдельно. Всё своё время Лиля проводила с сестрой мужа.

Конец ознакомительного фрагмента.