Человек нового времени. Часть первая. Искусственно-рожденные

Анна Шашкина, 2009

Идеальный человек требует рождения в стерильных условиях. Стрессы в утробе матери, муки родов – все это травмирует ребенка еще до его рождения и не дает ему достичь совершенства после появления на свет. Дело жизни доктора Валенштайна – создание идеального условия для появления человека Новой эры.Но общество не готово к таким экспериментам.

— Тринадцатое июня 1996 года. Россия. Красногорск. Научно-исследовательская лаборатория «Ньюборн интертеймент». Заведующий лабораторией Валенштайн Георгий Анатольевич, кандидат медицинских наук кафедры генной инженерии, — доктор перевел объектив видеокамеры с себя на операционную, выровнял кадр и продолжил вести протокол эксперимента, — Присутствующие: профессор, доктор медицинских наук кафедры акушерства и гинекологии Ладушин Дмитрий Константинович. Кандидат медицинских наук, доцент кафедры хирургии и трансплантологии Демидова Татьяна Юрьевна. Ассистенты: лаборанты-акушеры Любовь Жданова и Екатерина Новикова, мой личный помощник и анестезиолог Тимур Багдасарян. Проводится операция по извлечению искусственно выращенного созревшего человеческого плода из искусственной матки.

— Проще сказать, сейчас все присутствующие будут принимать лабораторно созданные роды, — добавил профессор Ладушин, — так будет понятнее.

— При этом наша задача максимально приблизить этот процесс к естественному рождению, — продолжил Валенштайн, — Итак, приступим. Время начала операции — 14:17…

Георгий Анатольевич отошел от коллег и направился к операционному столу, на котором находился большой аквариум. Внутри резервуара в прозрачной жидкости балансировал большой кожистый мешок. Он был обвит резиновым поясом, от которого тянулись несколько проводов, ведущих к механическому аппарату, считывающему состояние матки. От самого органа также отходило несколько длинных отростков, соединявших его со вторым резервуаром, находящимся над аквариумом. Этот куб был заполнен наполовину красной жидкостью. Доктор Валенштайн взял полный шприц и ввел содержимое через катетер в малый аквариум.

— Для начала родовой деятельности, — пояснил доктор в камеру, — вводится первая доза гормонов: окситоцин, адреналин, норадреналин, эндорфины. На первом этапе достаточно 5 кубов гормональной смеси. Повторюсь, что наша задача — максимально приблизить искусственные роды к природному процессу, поэтому в ходе операции не будет использован ни один синтетический анальгетик, только гормоны, полученные биохимическим синтезом от людей-доноров. Вот, — Георгий Анатольевич указал на матку в аквариуме, которая начала изредка легко пульсировать, — начался прелиминарный период, который может продлиться около 12 часов. В естественных родах подготовка может занять и около суток, но мы не будем так долго ждать, 12 часов — оптимальный срок для подготовки матки к родам. Сейчас 14:23. Схватки постепенно должны усилиться, поэтому через каждые два часа будет вводиться следующая доза гормонов.

Состояние плода мы можем проследить на аппарате КТГ, который прикреплен к матке. Пока реакции ребенка адекватны — сердцебиение учащается на схватке. Ведем дальнейшее наблюдение, — доктор Валенштайн нерешительно отошел от аквариума и совсем скрылся из кадра.

— Перекур? — предложил Дмитрий Константинович, все согласились, в операционной осталась только молодая ассистентка Любочка Жданова. Она так обрадовалась, что ей доверили наблюдение за искусственной маткой, что совсем забыла про мучавшую ее жажду.

— Что, переживаешь? — участливо похлопал по плечу профессор Ладушин своего давнего друга генетика, когда все зашли в комнату отдыха.

— А то! — вздохнул Георгий Анатольевич, — У меня все нервы напряжены, даже в кончиках ушей. Хоть бы все удалось! — он зажмурился, будто загадывая новогоднее желание.

— Получиться, не волнуйся. Мы с тобой, — ободрила хирург Татьяна Юрьевна и весело добавила, — Надо же, додумался — искусственную матку вырастить, а в ней ребеночка! Совсем облегчил женскую долю!

— Не додумался бы, если бы не личные семейные обстоятельства, — заметил Георгий Анатольевич, — жена уже совсем отчаялась от бездетности, даже лечиться перестала. Вот я и придумал, как сделать собственного ребенка без участия женщины. Этот малыш, который должен появиться сегодня на свет, биологически наш общий со Светланой ребенок. Матка и яйцеклетка выращены из ее донорского материала, а сперматозоиды мои. Так что сегодня мы принимаем роды моего сына.

— Можешь не беспокоиться, родим тебе наследника, — заверил Дмитрий Константинович.

Курящие докурили, некурящие допили чай, и все вернулись в операционную.

Через двенадцать часов доктор Валенштайн отметил для протокола:

— Время 2:30 ночи, подготовительный период закончен, вводится последняя доза гормональной смеси. После этого должны начаться собственно роды. Сокращения матки станут интенсивнее и регулярнее, это будут уже схватки. Шейка органа постепенно раскроется и ребенок родиться. Итак, вводим смесь, — Георгий Анатольевич уверенно ввел жидкость через шприц в катетер, и замер, глядя на реакцию матки. Пульсация органа действительно стала интенсивнее. Доктор облегченно выдохнул.

— Вот и замечательно, — улыбнулся он уголками губ и посмотрел на коллег, которые уже явно боролись со сном, но все-таки одобрительно кивнули на взгляд друга, ищущего поддержки.

Георгий Анатольевич поправил камеру и прошел в комнату наблюдений к остальным присутствующим, в операционной осталась только вторая акушерка Катя Новикова. Ассистентки поделили время операции поровну и менялись каждые два часа. Катя не так была заинтересована проводимым экспериментом, но посчитала, что участие в нем благотворно скажется на ее дальнейшей карьере. Поэтому она не менее ответственно, чем Люба Жданова, выполняла свои обязанности.

Через полчаса, когда профессор Ладушин сдался и задремал, Катерина прервала сонную тишину звонким взволнованным криком: «Началась дискоординация!» Все заторопились в операционную. Доктор Валенштайн влетел в операционную первым и бросился к аквариуму с судорожно пульсирующей маткой.

— Что случилось?! — крикнул он Кате, будто это она что-то неправильно сделала. Девушка испугалась и залепетала:

— Я, я не знаю, она вся засокращалась, так не должно быть… Я не виновата.

— Георгий Анатольевич, Катерина права. Началась дискоординация родовой деятельности, это патологическое состояние. Шейка матки не раскрывается, а давление на плод возрастает, — объяснил совершенно проснувшийся Дмитрий Константинович.

— Что делать?! — беспомощно взмолился доктор Валенштайн.

— Или применить медикаментозный сон, то есть усыпить тело матки, но в данном случае неизвестно, какая реакция будет и у органа, и у плода…, — начал медленно рассуждать вслух профессор Ладушин, взвешивая каждое сказанное слово.

— Или? Поторопитесь, пожалуйста, Дмитрий Константинович! — доктор Валенштайн сильно нервничал, на лбу его выступили крупные капли пота.

— Или кесарево сечение прямо сейчас.

Георгий Анатольевич на секунду отключился от реальности, его взгляд замер и направился вглубь собственного сознания. Всегда горящие, полные жизни зеленые глаза, выключились, словно габариты машины, доктор застыл в исступлении.

— Я не могу потерять этого ребенка, — четко и раздельно произнес генетик и, вернув внимание в операционную, заторопил всех, — Давайте кесарево, только быстрее, умоляю!

— Орган спасаем? — спросил Ладушин, надевая перчатки и маску, его кустистые брови уже напряженно сдвинулись.

— Желательно, но не обязательно. Важен конечный результат — ребенок, — ответил Георгий Анатольевич, отходя от операционного стола и уступая место хирургу Татьяне Юрьевне, которая по договоренности должна была ассистировать в случае форс-мажора профессору Ладушину.

Большой аквариум открыли сверху так, чтобы иметь доступ к матке. Точный разрез скальпеля, раздвижение тканей и через секунду ребенок появился на свет и громким криком возвестил о своем рождении.

— Мой малыш! — трепетно прошептал Георгий Анатольевич, осторожно коснувшись головки ребенка, когда ассистентки обмывали маленькое тельце.

— Подождите, папаша, — насмешливо произнесла Катерина, — сейчас мы умоемся и во всей красе предстанем.

— Он и так прекрасен, мой сынок, — доктор Валенштайн смотрел на свое творение как завороженный.

Тем временем профессор Ладушин и остальные заканчивали операцию. Верхний куб отсоединили, камеру с истекающей кровью маткой снова закрыли. Анестезиолог Тимур Багдасарян быстро подсоединил к камере приготовленный им баллон с азотксеноном, и мощная струя газа быстро заморозила орган.

— Все? — спросила Татьяна Юрьевна, посмотрев на Ладушина. Тот пожал плечами и перевел взгляд на доктора Валенштайна.

— Все, — счастливо выдохнул Георгий Анатольевич, — операция закончена, всем спасибо. Огромное спасибо за помощь, — он подошел к камере и выключил запись.

— Ну что же, тогда поздравляем с благополучным завершением эксперимента, — подытожила доктор Демидова, снимая маску, в ее глазах вновь проснулось веселое лукавство.

— Более того, — добавил Дмитрий Константинович, лучезарно улыбаясь, — С рождением сына тебя, дружище. Кстати, девочки, как у нас малыш?

— Вес 4100, рост 58 см. 10 и 10 баллов по Апгару. Просто богатырь! — радостно отчеканила Люба, передавая запеленатого младенца законному отцу.

— Ну, молодец, Георгий Анатольевич. Какого здоровяка сотворил!

— Спасибо, спасибо друзья, — обычно бледные щеки доктора Валенштайна счастливо порозовели.

— Может, и мне такого малыша сделаешь? — весело спросила Татьяна Юрьевна.

— Танечка! Вам-то зачем? У вас же скоро внуки уже пойдут, а вам ребеночка захотелось? — шутливо заметил Дмитрий Константинович.

— Когда эти внуки пойдут?! А понянчиться уже сейчас охота, — плаксиво пожаловалась доктор Демидова, надув свои и без того пухлые губы, на что все рассмеялись. Напряжение после операции полностью исчезло.

***

Была пасмурная хмурая погода. Небо полностью затянула серая пелена, через которую не мог пробиться ни один лучик солнца. Светлана как обычно пришла домой раньше мужа, приготовила ужин и стала ждать. Она была чувствительна к переменам погоды, и теперь ее душевное состояние было такое же мрачное, как и вид из окна. Ей было привычно — мучительно находиться одной в пустой квартире. Но развлекать себя женщина сегодня не хотела.

Она вышла на балкон и стала вглядываться вдаль, в крыши домов, которые будто съежились и собрались в кучу, чтобы стало хоть немного теплее и уютнее. Пролетела одна маленькая капля, Светлана подняла голову вверх к давящему небу. На ее лицо упало еще несколько робких капель, еще и еще. А через мгновение на женщину обрушился ливень, дыхание захватило, будто качели раскачались до вертикали над землей, и сразу же стало хорошо. Легко и свободно.

Светлана засмеялась такой быстрой перемене. Она стояла под дождем мокрая до нитки и счастливо смеялась. Так весело и просто ей давно уже не было. Вдалеке показалось солнце, его первые золотистые пики прорезали тучи и дотронулись до крыш, лаская их. Небо стало очищаться и голубеть. Теснота, сдавливающая город весь день, наконец, исчезла.

Она долго стояла на балконе, наслаждаясь своей легкостью и чистотой, пока не увидела машину мужа. Только тогда женщина заметила, что одежда ее намокла и почти обнажила тело. Светлана ахнула и побежала в ванную приводить себя в порядок.

Георгий поднимался по лестнице медленно и осторожно. Младенец спал у него на руках, на плечо давила сумка с необходимыми для ребенка вещами. Сердце Георгия часто билось в предвкушении радости жены. У них не было детей, союз их был бездетным вот уже двадцать один год. И теперь — вот он — их ребенок. Пусть не мать его выносила, но все равно он — их собственный сын, их плоть и кровь. Георгий подошел к квартире и, аккуратно переложив малыша на другую руку, чтобы не разбудить, постучал в дверь.

Светлана торопливо выбежала из ванной открыть мужу.

— Здравст… — она остановилась на полуслове, взгляд ее застыл на свертке в руках мужа. Полотенце, которым Светлана вытирала мокрые волосы, выпало у нее из рук, — Это что?

— Света, познакомься, это наш сын, — празднично-восторженно произнес Георгий, заходя в квартиру.

— Наш? То есть твой от другой женщины? — лицо Светланы побелело от внезапно открывшейся измены.

— Да нет же! — С восторженным огнем в глазах ответил Георгий, — это твой и мой ребенок. Возьми его! — Он протянул все так же сладко спящее дитя жене, но она не решалась его взять.

— Да возьми же его, мне неудобно!

Светлана вздрогнула от настойчивости мужа и забрала с его рук маленький живой комочек. Она в первый раз держала новорожденного. На минуту женщина забыла обо всем на свете, любуясь маленьким человечком, мирно посапывающим на ее руках. Личико ребенка еще было сморщено и припухло, но все равно ничего прекраснее Светлана не видела в жизни.

— А он действительно похож на тебя, — Светлана поглядела на мужа, сравнивая черты, и снова перевела восхищенный взгляд на младенца, — Но объясни…

— Я пятнадцать лет работал над созданием этого малыша. Ты же хотела ребенка, и я хотел, — Георгий разулся и прошел в ванную комнату.

— А если бы я все-таки родила за эти пятнадцать лет? — Женщина так и осталась в прихожей, держа неожиданный подарок.

— Тогда у нас было бы двое детей. Ты понимаешь, — Георгий вышел из ванной, взял Светлану за плечи и посмотрел ей прямо в глаза, — ты — моя муза. Ты меня вдохновила на создание этого ребенка.

— Но как? — Светлана была потрясена, она всегда знала, что Георгий работает над экспериментом по рождению человека из искусственной среды. Но для женщины это была всего лишь словесная формула, она никогда не представляла, что муж сделает такое в реальности — «родит» их собственного ребенка.

— Очень просто, — ответил Георгий, вернувшись к мытью рук, и уже из ванной, усмехнувшись, поправился, — Хотя, нет. Совсем не просто. Пришлось пятнадцать лет потратить на то, что природа делает за сорок недель. Но я старался не зря, — Георгий снова вышел к жене и с гордостью посмотрел на малыша, — Биологическая основа ребенка состоит из наших с тобой клеток. Так что можешь считать, что все-таки ты его родила. Кстати, можешь приложить его к груди, когда он проснется. Материнское молоко полезнее всего для младенца.

— Ты с ума сошел, я же не была беременна, — Светлана возмутилась, но внутри нее зажегся какой-то огонек, теплый и нежный, сердце упоительно заныло и забилось чаще. Просыпалась еще робкая материнская любовь.

— Молоко может появиться, если малыша прикладывать к груди. Мне так сказал мой друг акушер Дмитрий Константинович, ты его знаешь. Я думаю, сынок не откажется, — Георгий еще раз счастливо посмотрел на жену, торопливо поцеловал ее и ребенка и, заканчивая тщательно вытирать вымытые руки и машинально добавил, — Я люблю тебя. Ужин готов?

— Да. Сейчас накрою, — произнесла Светлана, но с места не сдвинулась. Она теперь совершенно растерялась и не знала, что ей делать. Что вообще теперь делать?

— Положи ребенка на середину нашей кровати, чтобы он не упал, проснувшись, и займись мужем, — будто прочитал ее мысли Георгий, — А с работой, я думаю, тебе стоит взять отпуск. Нет, лучше уволиться, ведь декретный тебе никто не даст, мамочка.

— Ну да. — Согласилась Светлана, — А как я вообще объясню, откуда у меня ребенок? Ведь все будут думать, что он — приемыш? — Светлана вопросительно посмотрела на мужа и присела на край стула рядом с мужем. Валенштайн был категорически против усыновления ребенка все эти годы.

— Во-первых, не все ли тебе равно, что кто подумает? А потом, тебе не нужно будет ничего объяснять. Я сам все расскажу. Это же сенсация! Ребенок уже не из пробирки, а из искусственной матки! Я собираюсь поведать о своем достижении всем и каждому. — Георгий педантично расстелил салфетку на коленях и принялся за ужин.

Светлана задумалась, ее взгляд, только разгоревшийся от нежданного счастья, вновь потускнел.

— Да, конечно, — глухо произнесла она и отвела взгляд в сторону, — Ведь это не наш ребенок, это результат твоей многолетней работы.

Георгий пристально посмотрел на жену своим зелеными магическими глазами, заставив обратить лицо к нему, положил свои тонкие пальцы поверх ее ладони и сказал, делая ударение на каждом слове:

— Для тебя это в первую очередь наш ребенок. Будь ему любящей матерью. Не зацикливайся на его происхождении и не думай о моей работе.

На глазах Светланы навернулись слезы, она согласно кивнула головой и прошептала: «Спасибо тебе».

Георгий успокаивающе дотронулся до плеча жены и продолжил ужин.

— Завтра придет медсестра, она тебе поможет в уходе за ребенком.

***

— Знаете, Дмитрий Константинович, я не чувствую сегодня малыша. Он затих, — Виновато смущаясь, сказала Марина, когда профессор Ладушин пришел с обходом.

— Как? Вообще нет толчков? — переспросил Дмитрий Константинович, прослушивая через трубку всю поверхность живота. Он никак не мог расслышать сердцебиение плода, отчего дыхание самого профессора участилось.

— Ну что? — женщина с тревогой посмотрела на Ладушина, он замялся.

— Давайте быстренько на КТГ, Мариночка. Заранее не волнуйтесь, это вредно. Еще ничего не известно.

— Хорошо, — натягивая рубашку, согласилась Марина, неловко села на кровати, опершись рукой позади о зеленый клеенчатый матрац и стала шарить ногой тапочек.

Дмитрий Константинович, улыбнувшись, вышел обычной размеренной походкой из палаты, но как только дверь за ним закрылась, он чуть ли не бегом, направился в свой кабинет. Плотно закрыв за собой дверь, профессор стал нервно ходить и шепотом гнобить себя. «Катастрофа! Как можно?! Столько лет ни одного прокола, ни одного! И надо же! Не хотел ведь сразу браться, как чувствовал! Что теперь делать? Меня же уничтожат, выкинут на помойку. Какой я теперь светило науки! Ни награда меня ждет, а позор, всеобщее презрение. Ну надо же, именно Сенчик! После того, как откроется, что я загубил ребенка, меня ни одна приличная клиника не возьмет. Все! Конец карьеры! Что же делать, что?» Ладушин еще походил из угла в угол по своему просторному кабинету, кусая ногти на левой руке. Наконец, ему в голову пришла спасительная мысль: «Валенштайн!» Он бросился к телефону и судорожно набрал номер.

— Георгий Анатольевич? Здравствуй, это Ладушин тебя беспокоит. Ты не мог бы меня выручить?

— Всегда рад, а что случилось? — ответил приветливо и обнадеживающе Валенштайн.

— У меня врачебная ошибка намечается, — упаднечиским приглушенным голосом признался профессор.

— Как ты так? — посочувствовал Валенштайн.

— Да там сложный случай. В анамнезе у пациентки отрицательный резус-фактор, при этом делалось переливание положительной крови без введения иммуноглобулина антирезуса, после этого два аборта по разным причинам, один из них самопроизвольный. Ко мне она попала по знакомству, я не хотел браться сразу. Но ее муж посулил мне золотые горы, она дочь самого Владимира Сенчика. Слышал о таком?

— Сибирский мультимиллионер?

— Да, именно он. Короче, мне крышка. Если ты мне не поможешь.

— Как я могу помочь тебе? Ты хочешь, чтобы я вырастил ребенка в искусственной матке?

— А может, просто отдать того младенца, который уже появился на свет? — нерешительно предложил Ладушин и стал нервно догрызать ноготь на мизинце.

— Нет. Это мой сын! — резко отрезал Георгий Анатольевич таким суровым тоном, что профессор даже вздрогнул, — Мой собственный сын, повторяю. Его я никому не отдам. Единственное, чем я могу тебе помочь, это вырастить ребенка в искусственной матке. Если твоя пациентка согласится подождать своего ребенка еще четырнадцать месяцев, то, пожалуйста.

— Хорошо, я понял, — медленно произнес Ладушин, выплюнул откушенный ноготь, помолчал и добавил, — Я перезвоню, обязательно.

Он повесил трубку. Хотел отойти от стола, но его приковал резкий звонок телефона. Мурашки побежали по спине профессора. Ему померещилось, что на другом конце провода находится муж Марины Денис Сенчик, уже разъяренный от известия жены. Профессор не хотел отвечать, он боялся объясняться, ведь оправдание только подтверждало его вину. Но телефон не умолкал, Дмитрий Константинович посмотрел на трезвонящий аппарат и тут с облегчением понял — звонок местный.

— Это с кабинета УЗИ, тут Марина Сенчик на КТГ пришла, говорит, что вы, Дмитрий Константинович, направили и сказали пропустить без очереди. Так?

— Да, побыстрее, пожалуйста. Результаты ко мне. Пациентке не сообщать.

— Хорошо, — немного удивленно ответила медсестра.

Через пятнадцать минут в кабинет постучались, пока профессор шел к двери, он услышал какую-то возню, дерганье ручки двери, чьи-то голоса. Но предполагать, что творится за дверью, Ладушину совсем не хотелось. Он как во сне без единой мысли подошел и открыл. На пороге стояли медсестра с результатом анализа и сама Марина.

— Вот, — медсестра протянула листок и окатила Марину победным взглядом, она свою задачу выполнила — передала результаты, не показав пациентке. С исполнением приказов и поручений в клинике было очень строго.

— Что там, доктор? Он мертв? — Марина подалась вперед всем телом, медсестра еле выскользнула из образовавшейся тесноты между профессором и пациенткой.

— Входите, — сдался Ладушин, закрывая за Мариной дверь. Он очень не хотел, чтобы грязные слухи наполнили больницу раньше времени, хотя понимал, что этого не избежать.

— Марина… — Дмитрий Константинович помедлил, — Да, ребенок мертв, — Он сел в свое кресло и больше не смог произнести ни слова, он не знал, что теперь говорить.

— Господи, да за что же мне это! — завыла Марина. Она упала в глубокое кресло напротив стола, за которым сидел профессор, закрыла лицо руками и горько зарыдала, — Я проклятая, вся жизнь моя — сплошной ад!!!

Ладушин растерялся, он готовился, конечно, к женской истерике, но боялся не ее, а обвинений в свой адрес, ведь именно он отменил на этой неделе очередную дозу имитатора иммуноглобулина, который хоть как-то повышал сопротивляемость организма ребенка антителам матери. Именно профессор Ладушин неверно решил, что срок беременности уже достаточно большой, и плод способен самостоятельно бороться за свою жизнь. Ребенку еще нужна была помощь, но ее никто вовремя не оказал. Это легко доказуемо.

— Мне теперь не жить, лучше сразу умереть, вместе с сыном!

— Ну что вы, Мариночка, — Дмитрий Константинович неловко попытался утешить женщину, — многие бездетные пары счастливо живут долгие годы. В конце концов, можно усыновить ребенка.

— Вы не понимаете, — Марина подняла мокрые опухшие от слез глаза на профессора, — вы не понимаете, что такое большой бизнес, вы не знаете моего мужа. Он маньяк, он насиловал меня каждый день, пока я не беременела в очередной раз. Да я никогда бы не стала так рисковать, убивать собственных детей, если бы не он. Ему нужен наследник. Его собственный ребенок. И именно от меня. Потому что без меня он никто. Это я прямая наследница корпорации Сенчик, а он всего лишь мой муж. Партнер, которому во что бы то ни стало, нужно породниться с моим отцом, показать, что он лучший и единственный. Он даже фамилию нашу взял, чтобы больше узаконить свои права на империю. Я всего лишь пешка в его игре. А дети, мои малыши, бедные… — она снова уронила лицо в ладони и зарыдала.

— Не надо, — Ладушину стало жалко бедную женщину, он осторожно погладил ее по плечу. Но сквозь жалость профессор уже почувствовал путь к своему спасению, — Знаете, я смогу вам помочь, только верьте мне.

— Вы что — волшебник? — горько усмехнулась Марина через нескончаемый поток слез.

Дмитрий Константинович набрал номер телефона Валенштайна.

— Георгий Анатольевич, это снова Ладушин. Ты сможешь сегодня подъехать ко мне в клинику? Отлично, жду, — он положил трубку и обратился снова к Марине, — Сейчас, Марина, я вас прооперирую, извлеку мертвый плод. Затем придет мой друг, тоже доктор, только он генетик. Он вам расскажет, как можно родить вашего живого здорового ребенка. Хорошо?

Марина, успокаиваясь, пожала плечами:

— У меня разве есть выбор?

***

Вечером в квартире семьи Сенчик раздался телефонный звонок.

— Денис Игоревич? Здравствуйте. Это беспокоит вас Ладушин Дмитрий Константинович, врач вашей жены. Не волнуйтесь, у нас возникли небольшие осложнения.

— Что-то с ребенком?!

— Нет, ребенок в относительной безопасности…

— Что вытворила эта истеричка?!

— Она в коме. Ребенок тоже. Они оба уснули, мы не можем вывести их из этого состояния уже пять часов, поэтому я решил поставить вас в известность.

— Почему это произошло? Как долго продлится? Когда ребенок появится на свет?! — Ладушин оторвал ухо от телефонной трубки, резкий крик мужчины оглушил его на мгновение.

— Что вызвало кому, мы не можем сейчас точно сказать, но обязательно выясним. Когда малыш появится на свет, сказать тоже трудно. Одно точно — он жив и чувствует себя хорошо.

— А, может, кесарево сечение? Как-то же достают детей без участия матери?

— Нет, в данном случае это опасно и чревато последствиями, ребенок ведь тоже в коме.

— Ясно. К ним можно?

— Да. Завтра можете их навестить.

— Предупреждаю, если мой ребенок погибнет, вам будет очень плохо.

— Уверяю вас, и мать и ребенок будут жить. Мы следим за их состоянием ежесекундно.

— Ладно, завтра я подъеду.

— А во сколько, можно уточнить? — Ладушин прикусил кончик языка и затаил дыхание. Опасно.

— Не знаю пока.

— Вы сообщите, пожалуйста, заранее. Мало ли что…

— «Мало ли что»? Вы мне что-то не договариваете?!

— Просто, может быть, я назначу процедуры, и Марины не будет в палате, когда вы придете.

— Хорошо, я сообщу, когда подъеду. Всего доброго.

Профессор повесил трубку и выдохнул.

— Врать не хорошо, но иногда необходимо, — криво улыбнулся он Марине, сливающейся с белыми простынями постели, — Теперь, Мариночка, для мужа вы и ребенок находитесь в коме.

— А на самом деле, где я буду и сколько? — еле слышно спросила Марина.

— Вы поживете на моей даче. По времени это займет четырнадцать месяцев.

— Как долго, — протянула Марина и сонно закрыла глаза.

Дневник Марины. Запись первая.

Здравствую, мой любимый верный друг дневник. Не писала уже давно, боялась, что, если расскажу даже тебе о своем секрете, он исчезнет, растает, и мое желание так никогда и не сбудется. Но сейчас я чувствую, что не в силах молчать, мне необходимо кому — то выговориться, тому, кто поймет, а это можешь быть только ты, дорогой дневник. Я снова потеряла ребенка. Третьего. Мальчика. Он не дожил до своего рождения один месяц, врачи не успели. Я… я действительно проклятая.

Почему — то вся моя жизнь — мистика, или я так просто на нее смотрю?.. Помнится, мне было тогда еще шестнадцать. Я шла из школы по парку, который находился как раз по дороге домой. Была осень, бабье лето. Природа устраивала карнавал, и роскошь в нарядах деревьев мало кого оставляла равнодушным. Я всегда отдыхала в этом парке, но в тот день у меня было ужасное настроение, будто я сначала намокла, а потом меня выжали, скрутили и выдавили всю влагу из меня. Я поссорилась с отцом, но это было тогда обычное дело, переходный возраст. Вся прелесть окружающего великолепия не могла изменить моего трагического настроя.

Я шла, глядя себе под ноги, и не заметила, как передо мной выросла маленькая сморщенная старуха–цыганка. Она быстро зыркнула своими черными глазками на меня и ахнула, испуганно прикрыв рот рукой, будто этот «ах» вырвался у нее случайно. Я остановилась и ожидающе посмотрела на старушку. Она помялась, словно не хотела меня посвящать в какую — то тайну, но через секунду сдалась. «Детки-то у тебя все трое помрут». Холодный пот выступил на моей шее, во рту пересохло от неожиданного известия. Захотелось вернуть время вспять, чтобы не заходить в парк и никогда не встречать эту цыганку. Я невольно зажмурилась, стараясь восстановить сбившееся от ужаса дыхание. Когда я открыла глаза, старушки не было. Оглянулась — нигде не было. И моей школьной сумки с учебниками — тоже.

Но, я до сих пор уверена, что цыганка просто не смогла устоять перед соблазном воровства, который у этого народа в крови. А сказала она все — таки правду, она ее увидела на мне, эту печать смерти…

Я отвлеклась от реальности. Потому что я не в силах постоянно думать о моем мальчике и еще двоих, (их пол я даже не узнала, но думаю, это были мальчик и девочка), которые так никогда и не увидели белый свет. Я себя ненавижу. Проклинаю. А еще виню мужа. Почему ты, Денис, никого не слушаешь? За что ты устроил мне ад, почему ты допустил гибель наших детей? Ведь врачи ясно сказали еще пять лет назад, что мне лучше не рисковать, когда оказалось, что я не забеременела сразу после свадьбы. Мой организм не приспособлен к рождению потомства. Против природы не пойдешь. Но тебе же — никто не указ. И вот теперь… Что мне делать? Я вынашивала троих в своем чреве, и ни одному так и не удалось выжить. Ты понимаешь, что они были живы?! Они уже существовали, они воевали с моими антителами, они боролись во мне, со мной за свою жизнь. И они проиграли. Ты помнишь, как ты кричал, чтобы я взяла себя в руки, забыла об этом? Как можно простить такой грех — убийство собственных детей?! Мы с тобой, Денис, убийцы, ты заказчик, а я исполнитель.

Но этому теперь пришел конец. У меня вырезали матку, мою бедную, потрепанную, проклятую матку. Теперь я больше не смогу быть убийцей своих детей. Я испытываю одновременно и боль от этого кошмара и облегчение от того, что больше не будет ни одной смерти, разве что моя, но это пустяк.

Хотя врачи меня пожалели, ободрили, обнадежили, (чтобы я не сразу сошла с ума, а постепенно). Взамен они собираются вырастить из моих полуживых клеток полностью здоровый орган, из которого родится мой малыш. Надо мной видимо всю жизнь будут проводить эксперименты. Сначала муж, сейчас врачи. Я получается, на самом деле проклятая.

***

Светлана перепеленывала ребенка, когда в дверь позвонили, она побежала открывать, оставив младенца на диване. Пришла медсестра и с порога отчитала мамашу:

— Где ребенок? — строго спросила она, разуваясь и проходя в ванную комнату мыть руки. Вид женщины был воинственным, готовым к бою. Светлана удивилась необычной гостье.

— На диване, — Просто ответила она.

— Вы что?! Оставили его одного? Сейчас же идите к ребенку, пока он не свалился! — приказала медсестра и сама тоже проследовала за напуганной Светланой в комнату. Ребенок мирно лежал на середине дивана и медленно хаотично разводил свои ручки и пальчики на них в стороны.

— Ни в коем случае больше не оставляйте ребенка одного. Маленькие, они быстро свалиться могут, — Уже не так строго, но поучительно рассказала медсестра первое правило обращения с новорожденными. Голос ее был грубым, с хрипотцой. Младенец настороженно замер на неизвестный тембр. Медсестра передвинула ребенка подальше от края, и сама села рядом, — Давайте теперь познакомимся. Меня зовут Ольга Сергеевна, я буду вам помогать в уходе за этим милым карапузом.

— Светлана, — коротко ответила новоявленная мамочка.

— Так, — продолжила деловым тоном Ольга Сергеевна и наклонилась к ребенку, — Кто у нас здесь?

— Вот, мальчик, — Светлана осторожно улыбнулась.

— Вижу, что мальчик, как назвали? — у Ольги Сергеевны младенец не вызывал такого же умиления, как у матери. Для нее это был очередной ребенок, мама которого еще не до конца знает все свои обязанности. В работу Ольги Сергеевны, собственно говоря, и входило растолковать женщинам их новую роль. Она учила материнству четко и заученно. Без всякого разнюнивания и смущения.

— Пока его никак не зовут, — растерянно ответила Светлана.

— Как это? Ребенок есть, значит, и имя должно быть, — нянечка удивленно подняла симметричные округлые брови, искусно отрисованные коричневым карандашом.

— Пусть будет Борис, — робко сказала мама и погладила младенца по пушистой рыженькой головке.

— Отлично. Ну-ка, Боря, покажи пупок, — Ольга Сергеевна расстегнула памперс и рассмотрела пупочную ранку, в которой еще виднелся маленький засохший отросток пуповины, — отлично, обрабатывайте три раза в день перекисью водорода и зеленкой.

— Хорошо, — Светлана взяла с журнального столика приготовленный блокнот и быстро записала себе памятку.

— Грудь давали? — продолжала деловито расспрашивать медсестра.

— Пробовала, но я же не рожала сама, — виновато пролепетала Светлана. Ей вдруг стало стыдно, что она строит из себя мать, а ведь на самом деле…

— Неважно. Будете чаще прикладывать, молоко появится. Как запищит, так приложите к груди, а потом уже смесью кормите. Материнское молоко — самая полезная пища для детей грудного возраста. Ваш муж мне рассказал, откуда появился ваш малыш. Но я вас уверяю, комплексовать по поводу того, что вы не рожали сами, абсолютно не стоит. Мать та, которая вырастила, — Ольга Сергеевна прищурилась, будто читая мысли Светланы в эту минуту, а потом все-таки улыбнулась женщине:

— Ну как в роли матери-то себя чувствуете? — в медсестре проснулось, наконец, ожидаемое Светланой еще с самого начала любопытство.

— Здорово, — выдохнула Светлана, ей хотелось поделиться своими эмоциями, — Я так долго ждала этого, что теперь не могу поверить в происходящее.

— Ничего, когда колики начнутся или зубы резаться будут, поверишь точно, что матерью стала, и никуда теперь не деться от безутешного рева, — басом засмеялась Ольга Сергеевна.

Светлана сконфузилась от такой реакции и, не понимая еще шутки медсестры до конца, натянуто улыбнулась.

Дневник Марины Запись вторая.

Дорогой дневник, я стала невидимкой. Меня спрятали, меня скрывают. Никому кроме двух докторов — моего гинеколога и чудаковатого генного инженера, неизвестно, где я нахожусь, и зачем. Для Дениса я впала в кому, он поверил. В дни посещений я ложусь на кровать в своей палате, где лежала еще беременная, мне приделывают резиновую накладку, имитацию моего живота на девятом месяце. Я принимаю снотворное и засыпаю крепким сном. Меня опутывают проводами, подключают к системе, и я лежу, изображая глубокую кому. Этот спектакль ты, Денис будешь наблюдать еще долго. Пока врачи не родят нашего с тобой ребенка. Вот тогда мы с малышом и проснемся для тебя. Каким он родится, наш четвертый малыш? Будет ли он похож на нас? Врачи уверили, что генетически это будет полностью наш ребенок, только родится он из искусственной матки. Фантастика, мистика. Надо же, до чего додумались!

***

Георгий Анатольевич сидел в своем кабинете и писал отчет об эксперименте, когда в дверь постучали.

— Входите, — пригласил Валенштайн, не отрываясь от компьютера.

Дверь осторожно открылась и вошла Марина Сенчик.

— Здравствуйте, Георгий Анатольевич, — осторожно начала Марина, видя, что отрывает доктора от какого-то важного дела. Валенштайн выглянул из-за монитора и перестал печатать.

— А, Марина Владимировна. Здравствуйте, что вы хотели? — учтиво улыбнулся доктор.

— Я хотела бы посмотреть на… — Марина замялась, не зная, как сказать.

— На ход работы? — подсказал Валенштайн и тут же ответил, — Пока еще рано. Ваша искусственная матка еще мала для оплодотворения, прошел ведь только месяц с момента ее создания. А нужно четыре месяца, чтобы матка достигла зрелости. Если сравнить с натуральным онтогенезом, то сейчас вашей матке всего четыре годика, она крошка, ей еще рано оплодотворяться.

— Я, знаете, с трудом верю, что это получится, — смущенно сказала Марина. Ее пальцы стали тревожно сжимать ручки сумки.

— Знаете, конечно, это кажется невероятным, — вздохнул Георгий Анатольевич и развернул фотографию на своем столе к Марине, — Вот, это мой сын. Ему на днях исполнился месяц.

— Красивый мальчик, — улыбнулась Марина, сердце ее защемило при взгляде на младенца.

— Он рожден из искусственной матки, в этой лаборатории. — Гордо продолжил Георгий Анатольевич, — Через год и месяц появится и ваш малыш.

— Как долго еще ждать, — вздохнула Марина и неловко добавила, — Ну ничего, подождем.

— Можете пройти в лабораторию, если все-таки хотите, — предложил доктор Валенштайн, — попросите моих сотрудников показать вам вашу матку. Она растет в инкубаторе.

— Да, спасибо, — быстро согласилась Марина, — мне хочется увидеть ее своими глазами. Так мне спокойней будет, — она еще замешкалась, не зная, что добавить, попрощалась и вышла из кабинета. Валенштайн вернулся к работе.

Марина прошла по длинному коридору до операционных боксов. И замерла перед прозрачной стеной, раскрывающей все тайны комнаты. Женщина смотрела широко открытыми глазами на все происходящее за стеклом и не могла поверить в реальность наблюдаемых действий.

Ей казалось сейчас, что она попала на съемки фантастического фильма, и все предметы перед ее глазами — муляж, а люди в белых халатах — это просто актеры, репетирующие свои роли. В комнате было несколько столов с компьютерами, за которыми сидели молодые лаборантки и вводили данные анализов в вычислительную программу.

Чуть в стороне было еще несколько металлических столов, на них находились системы колб и трубок, по которым текла разноцветная жидкость, сливаясь в радужную смесь и вновь разделяясь на несколько потоков уже других оттенков. За этим волшебством следил высокий мужчина в белом халате, маске и перчатках. Он был увлечен процессом настолько, что не замечал ничего и никого вокруг, об этом говорили развязавшийся шнурок на ботинке и смешливые переглядывания ассистенток, когда они несколько раз подряд что — либо спрашивали у мужчины и не получали ответа.

Марина заворожено разглядывала какое-то время забавного чародея, а затем ее взгляд скользнул дальше по периметру комнаты и остановился. Марина затаила дыхание, чтобы стекло не запотело и не скрыло творение, о котором были все мысли женщины. Она увидела стол, такой же, как и у колдуна, работавшего рядом. Но на этом столе был всего один большой аквариум, наполненный прозрачной жидкостью.

На большом кубе находился сосуд поменьше с алой жидкостью, эта кровь поступала через тонкие трубки — сосуды к маленькому кожистому сморщенному как усохший урюк органу. Это и была искусственная матка Марины, производное от самого тела женщины, ее воссозданная часть. Она жила самостоятельной жизнью, пульсировала в прозрачной жидкости, питалась через пластмассовые трубки и готовилась выносить и родить ребенка, долгожданное дитя Марины.

Зрелище так впечатлило женщину, что она не заметила, как одна из лаборанток вышла из бокса и подошла к ней. «Марина Владимировна, здравствуйте» — осторожно поздоровалась Катерина Новикова, будто боясь спугнуть затаившееся животное, но Марина все — таки вздрогнула и еще в полусне таинственно улыбнулась девушке. «Вы можете надеть стерильную униформу и пройти в бокс» — приветливо предложила Катерина. Марина, продолжая улыбаться, согласно кивнула и проследовала за сотрудницей.

Дневник Марины. Запись третья.

Я сегодня целых три часа провела в лаборатории, наблюдая за своей искусственной маткой (она искусственная, но все-таки моя). Кожаный маленький мешочек, легко пульсирующий от переливающейся в его стенках крови. Он живой. Я попыталась представить, как он будет выглядеть, когда настанет время родиться моему малышу. Не очень у меня это получилось, только объем я знаю — эта груша увеличится в десять раз. Как странно все это. Человек уже изобрел искусственные почки, печень, сердце, теперь вот матку. Из всех этих искусственных компонентов можно уже выложить подобие человеческого организма. Интересно, а создадут ли когда-нибудь искусственный мозг? Представляю, будет вот также как и я сегодня, стоять в лаборатории безмозглое существо, у которого удалили его больной настоящий мозг, и созерцать, как растет его искусственные извилины. Смешно. Забавно. Но, наверное, все возможно. Эмоции меня переполняют от сегодняшнего путешествия, но я не в силах описать свое состояние на бумаге. Извини, дневник, это слишком личное даже для тебя.

Светлана носила Бориса на руках по комнате и нежно, тихо пела ему колыбельную. Образ женщины резко изменился с появлением ребенка. Если раньше Светлана тщательно следила за своей внешностью, то теперешнюю себя она бы прежняя назвала бы простушкой. Пышная укладка длинных темных волос сменилась на тугую шишку или скромную косы. Былое пристрастие к макияжу просто забылось за нехваткой времени. Крупные сверкающие украшения, так любимые еще несколько месяцев назад, были бережно убраны в шкатулку. Но сняв с себя праздничный искусственный блеск, Светлана засветилась естественной красотой. Ее голубые глаза излучали теперь нескончаемую, всепоглощающую материнскую любовь. Черты лица стали округлы, нежны и трепетны. Казалось, даже через тонкую мраморную кожу проступает теперь пурпурное сияние счастья материнства.

Младенец смотрел на свою мать, не моргая, не улыбаясь, но изучая. Светлана же, не переставая, счастливо улыбалась ему, и гладила маленькое запеленатое тельце, крепко прижимая к себе и окутывая своей теплотой.

Георгий появился в доме неслышно, прошел, не разуваясь, сразу в зал. Светлана вздрогнула от неожиданности, машинально прижав ребенка к груди.

— Ты так рано. Почему не предупредил? — она прошла мимо мужа с тревожным взглядом в спальню и осторожно опустила свое сокровище в люльку, — Обедать будешь?

— Нет, Света, некогда. Собирай ребенка, — Георгий сел в кресло, закинул ногу на ногу и стал нетерпеливо покачивать верхней ногой в воздухе.

— Его зовут Борис, — напомнила Светлана и, нахмурившись, посмотрела на мужа, — Что случилось?

— Ничего страшного, — Георгий старался говорить спокойно, но в мыслях он был где-то далеко, из-за этого тон был сухим и слишком деловым, — Не беспокойся, собирай Бориса, и сама одевайся. У меня сейчас будет доклад. Поживее, — он не смог больше сдерживать нервозность, резко встал и прошел на кухню чего-нибудь перекусить, пока семья собиралась.

— А мы зачем? — крикнула Светлана из спальни, доставая полусонного ребенка из кроватки.

— Я должен наглядно показать результат своей работы! — невнятно, но громко ответил Георгий, уже что-то прожевывая, — поторопись, пожалуйста.

— Хорошо, хорошо, — женщина не стала перечить мужу, понимая всю важность происходящего и, стараясь не сильно трепать малыша, стала быстро его заворачивать в толстую пеленку и одеяло.

Через пять минут все сели в машину. Борис не сильно интересовался происходящим, он хотел спать, и как только машина тронулась с места, веки его прикрылись, и он заснул.

В лаборатории Георгий спешно указал Светлане на комнату отдыха в конце коридора, а сам, забрав спящего младенца с рук матери, пошел в свой кабинет. Здесь посредством веб-камеры и интернета проходил доклад Валенштайна. Приемная комиссия была международной: Сербаковский Адольф Григорьевич, лауреат Нобелевской премии в области медицины, был сейчас на своем рабочем месте, в научном центре нанотехнологий в Санкт-Петербурге. Гаубер Семен Викторович, кандидат в лауреаты Нобелевской премии по медицине и одновременно руководитель международного комитета по спонсированию социально значимых медицинских экспериментов, слушал доклад, находясь в отпуске на родине предков. И, наконец, третьим экзаменатором был приглашен американец Квентин Штерн, доктор наногенетики и известный писатель-фантаст.

Доктор Валенштайн зашел в кабинет, настроил связь и преступил к финальной части доклада.

— Прошу извинить за долгий перерыв, коллеги. Но теперь я готов вам продемонстрировать главный объект моего эксперимента. Вот, этот ребенок — мой биологический сын, и есть результат моей работы, — сказал на одном дыхании Георгий Анатольевич и подошел вплотную к камере со спящим Борисом на руках.

Три совмещенные картинки видео показали заинтересованные приблизившиеся к своим экранам лица.

— Судя по отчету, можно говорить, что у ребенка никаких физических отклонений не выявлено, это так? — задал вопрос профессор Гаубер.

— Если к отклонениям относится десятибалльная оценка по Апгару при ситуации, когда у естественнорожденных при кесаревом сечении обычно наблюдается начальная стадия асфиксии, то да — это не норма. Но согласитесь, такой результат гораздо лучше нормы.

— Значит, этот младенец, выношенный в искусственной матке, даже превосходит по своим показателям здоровья естественнорожденных детей, — задумчиво протянул профессор Сербаковский.

— Именно, — с гордостью сказал доктор Валенштайн, — Ребенок, рожденный из искусственной среды, стопроцентно здоров и физически нормален.

— Ну, делать выводы еще рано, аномалии иногда проявляются не сразу, а в течение года, а то и больше, — возразил Сербаковский.

— Но вы же видели отчет генетического анализа — ни одного вредного для жизни гена, — Георгий почувствовал, как начинает стучать кровь в висках от напряжения.

— Вы не учитываете правило совпадения генных пар и физиологическую мутацию организма на первом году жизни, — продолжал парировать Сербаковский, — выводы о нормальности ребенка делать еще рано.

— Может, выводы делать и рано, но, конечно, вы, доктор Валенштайн, потрясли нас своим экспериментом, — вмешался в спор американский коллега, доктор Штерн, — я непременно напишу книгу о вашем эксперименте, жаль только, что вы не американец, а русский. Опять Россия нас обогнала.

Конец ознакомительного фрагмента.