Камень изо льда

Анна Ураскова, 2014

В укрытых вечным снегом горах спрятана одна из трех великих академий – Академия Охотников. Из крошеного поселения туда приезжают юные Эмма и Рафаэль. Старшая сестра на третьем курсе и готовится стать медиком. Её младший брат, юноша светлый и добрый, ещё не может определиться, хочет ли он стать охотником. Он знакомится с Карлом, мрачным, полным страшных тайн юношей: проведя в академии почти все свое детство, Карл отличается поразительными способностями к суровому ремеслу охотника и находится на службе директора в качестве шпиона. Но у юноши есть свое прошлое, есть проклятье, которое он пытается забыть. И когда в академии случается катастрофа, ученикам и учителям приходится объединиться перед лицом смертельной опасности, чтобы выжить. Охотники, вампиры, оборотни и ведьмы – все становятся на защиту своего дома. Чтобы остаться людьми – в условиях, лишенных человеческого.

Глава 5

Рафаэль запечатал маленькое письмо, на всякий случай сложив его трубочкой и обмотав тонкой верёвкой. Уже под конец второго месяца он решил написать письмо родителям, узнав, что в академии есть голубятни. Птицы вылетали через порталы и разносили письма, пусть и с некоторым запозданием. К слову сказать, узнал об этом мальчишка, подслушав разговор своих однокурсников, те хвастались, что так заказали какие-то газеты-журналы по оружию. Не слишком долго думая, Рафаэль решил воспользоваться почтой, чтобы рассказать родным, как у него дела. Он не жаловался, ни в одном слове, ни в одном предложении не промелькнула и тень того, что ему непросто. Впрочем, октябрь оказался значительно проще сентября…

Рафаэль почти не общался с теми, с кем учился. Но он чувствовал и знал, что мог со многими вопросами подойти к Карлу. Тот был всё так же мрачен и неразговорчив со всеми остальными, упорно избегал многих тем, но не было больше этой ледяной стены между ними двоими. И если для Карла едва ли существовало это понятие, как думал сам Рафаэль, то для мальчишки юноша стал другом. Всё это сложилось постепенно, на фоне разных мелочей, в том числе бытовых. Несколько раз Карл даже сам предложил мальчишке свою помощь с домашним заданием, и Рафаэль понял, что юноша знал предмет едва ли не идеально. Это ставило в ещё больший тупик — почему Карл не мог сдать экзамены?.. Но Рафаэль привык к своему соседу окончательно и уже прекрасно знал, какие темы задевать не стоит. Обучение было одной из таких тем. Они всё ещё не так уж много разговаривали, но буквально парой фраз Карл мог приободрить его вечером после тяжёлого дня, в котором могли иметь место издевательства.

Поскольку октябрь для студентов-медиков был скорее практический, нежели теоретический, у Эммы появилось больше свободного времени, и она зачастую приходила к брату, невольно пересекаясь и с Карлом. Первое время она всё так же смущалась его общества, но после более-менее привыкла, не боясь сказать что-то не так в его присутствии. Она была безмерно рада системе их отделения — теория и практика у них чередовались каждый месяц. У охотников было немного иначе. Их практика была каждые 2-3 месяца, если только не выпадало что-то внеурочное… а такое случалось. Эмма искренне надеялась на то, что такое «внеурочное» не выпадет на долю Рафаэля. Поскольку успехи того на арене всё ещё оставляли желать лучшего. Он не мог открыть в себе эту воинственную сторону, был слишком мягкосердечен и раним для подобных занятий. Между тем, его нельзя было назвать нытиком или хлюпиком, мальчишка стоически выносил все тягости и неудачи на арене и прекрасно держался на остальных предметах. Однако именно на арене у него начиналось состояние, близкое к абсолютному ступору, и всё валилось из рук, что вызывало многочисленные издевательства со стороны однокурсников и явное неудовольствие Логана. Тот, впрочем, относился к своему неудачливому ученику скорее снисходительно. Потому что он прекрасно видел, как менялся в лице Рафаэль, когда он пытался его ругать. Это было практически невозможно, поскольку Рафаэль осознавал всю свою вину в происходящем и начинал лишь больше на себя наговаривать. И всё становилось просто из рук вон плохо…

Мальчишка столкнулся ещё с одной проблемой — по курсу, который вела Лара, теперь тоже было нечто практики, они учились оказывать первую помощь, и иногда у Рафаэля дрожали руки: он боялся этой ответственности, ответственности за чужую жизнь, хотя всем сердцем хотел помогать. Когда мысли о собственной никчёмности накатывали на него вечером, он словно закрывался в себе. И было хорошо, если приходила Эмма, сестра тонко его чувствовала. И потом, она помнила слова Карла — она не должна была дать брату закрыться. Столь хрупкая, до хрустального чистая душа могла уже не вернуться из ракушки, и эта жемчужина бы навсегда скрылась за стенками собственных глубоких переживаний. Он всегда говорил, что у него всё хорошо, но были лишь двое, не веривших ему — Эмма и Карл. Как ни странно, даже невольно, но именно с ними он проводил большую часть времени, несмотря на то, что курсы занимали больше половины дня. Да, он учился с однокурсниками — но он их толком не видел. Иногда он приходил к Чарльзу, и разговор с ним на какую-нибудь философскую тему его также успокаивал.

Теперь же, поднимаясь в голубиную башню, мальчишка крепко держал в руках письмо, опасаясь его потерять. Он забрался на самый верх, с опаской взглянув на хлипкую деревянную лестницу без должных для таких ступней перил, и поднялся по ней, цепляясь за ступеньки руками. Откинув деревянный люк, ведший в голубятню, мальчишка выбрался на этот своеобразный чердак. Отряхнувшись, он огляделся.

Гнёзда и стойки для голубей заполняли все стены и были расставлены на полу на специальных насестах, с тем расчётом, чтобы между ними можно было легко пройти, не натолкнувшись ни на один. Голуби сидели по гнёздышкам, некоторые чистили перья, некоторые плескались в маленьких фонтанчиках или клевали корм. Как ни странно, в голубятне было до удивительного чисто, видимо, птицы были приучены часто вылетать за пределы своего дома. Здесь было так спокойно и уютно, что Рафаэль невольно заулыбался. Ему захотелось подольше побыть здесь. Подойдя к одному из фонтанчиков, он осторожно протянул руку к белоснежной голубке. Та взглянула на него, после перебралась к нему на ладонь. Засмотревшись на блиставшее чистотой оперение, мальчишка не заметил, как сзади к нему приблизилась тень, поэтому вскрикнул, когда над его головой, почти в самое ухо ему выдохнули флегматичное «Бу». Отшатнувшись и резко обернувшись, он чуть не снёс фонтан, голубка перелетела ему на плечо. Отдышавшись, он всмотрелся в мрачно смеявшуюся перед ним фигуру.

— Д-добрый день, сэр…

— Решил написать мамочке с папочкой, малыш? — Уолтер стоял, скрестив на груди руки, чуть скрыв их под накидкой. На его плечах сидели голуби, кажется, совершенно его не боясь. Хотя Рафаэль всё ещё косо смотрел на этого преподавателя, он его побаивался.

Значительная тёмная обводка глаз синяками мрачно подчёркивала этот неживой взгляд, в котором, впрочем, горел какой-то странный огонёк вечного азарта от усталости. Греческий профиль мужчины приковывал к себе внимание, когда Уолтер расхаживал по аудитории, рассказывая о самых тёмных страницах мира охотников, упиваясь страхом и отвращением, которое вызывал своими словами у студентов. Он не нравился однокурсникам Рафаэля, потому что они не понимали зачастую весь смысл того, что он говорил, и предпочитали брать учебник, хотя Уолтер всегда шёл вне их программы. Рафаэль же вникал в каждое его слово… и ему становилось жутко. Этот эпатажный человек — если он был человек — с такой лёгкостью и едва ли не садистскими оттенками говорил об убийствах, что по спине бегали мурашки. Его улыбка, сопровождавшая описания атак различных упырей или химер, выглядела улыбкой надменного удовольствия. После его лекций мальчишка выходил из аудитории бледный, как полотно. Он понимал, что никогда не сможет бороться со всеми теми ужасами, которые описывал Уолтер.

— Да… узнал, что здесь есть голубятня, и…

— А ты ей понравился, — перебил Уолтер, кивнув на голубку на плече мальчишки. — Обычно она никому не даётся в руки.

Мужчина протянул руку к птице, погладив её пальцем по голове, после вытянул руку вправо — на его запястье сел ещё один голубь, Уолтер с едва заметной улыбкой взглянул в глаза птицы.

— Они… не боятся вас? — вырвалось у мальчишки, и он тут же покраснел от столь глупого вопроса.

— В отличие от моих студентов — вовсе нет, — усмехнулся демонолог. — Впервые вижу тебя здесь. Да и в целом студенты редко сюда заходят. А я… обитаю довольно часто. Люблю коротать дневной досуг здесь.

«Обитаю», будто зверь какой… Он прошёл к окну, через которое голуби обычно вылетали, оно могло закрываться, но почти всегда было открыто. Мужчина приподнял руку, на его ладонь сел ещё один голубь. Рафаэля поразило то, что белоснежные птицы совершенно не страшились Уолтера…

— Птицы не обманут. И всегда выслушают. Или помолчат с тобой. Чистые существа, лишённые зависти и глупых предрассудков. Они лучше людей, — раздалась усмешка. — Только не такие вкусные.

Рафаэль побледнел после этих слов, замерев, когда мужчина подошёл к нему, проведя пальцами по его поразительно светлым волосам.

— А ты, наверное, был бы настоящим деликатесом. Совсем ещё дитя, чистое, не запятнанное охотничьими глупостями, — Рафаэль ощутил, что его артерии на шее коснулись едва ли не ледяные пальцы. — Но твою кровь что-то волнует. Ты тревожен и не спокоен.

— Сэр, я… пришёл отправить письмо.

— А я поговорить с птицами. Но ты сбил мои планы.

— Вы разговариваете с ними? — спросил Рафаэль, отстранившись от холодной руки Уолтера. «Он не человек. Точно. Не человек… Люди не бывают такими холодными»

— Ты невнимателен, мальчик мой… я же сказал — они всегда выслушают. И не потому, что я принуждаю их, как вас — на лекциях. К слову о них. Ты не выглядишь типичным неженкой, в тебе есть жизненный стержень, и между тем — каждый раз твоё лицо бледнеет и выцветает, когда ты покидаешь мою аудиторию.

— Потому что вы рассказываете о страшных вещах.

— Неужели? Я рассказываю вам о жизни. И лишь об одном её аспекте, — Уолтер наклонился, заложив руки за спину и встав лицо в лицо с Рафаэлем, тот впервые увидел странные глаза мужчины так близко. Его вполне можно было принять за сумасшедшего… и никто не знал, был ли это лишь образ. Мальчишка нервно сглотнул — у него на глазах зрачок Уолтера сузился до минимума, после расширился максимально.

— А у жизни много аспектов. Много сторон. И нечисть — не самая страшная её сторона. Куда страшнее люди, мой мальчик. Люди — вот главные звери. Они убивают себе подобных не ради выживания, но находят себе оправдание, — Уолтер опустил взгляд к руке мальчишки и поднял её, чуть оттянув ткань его свитера и взглянув на запястье. — Как же давно я не ел… больше двух недель…

Рафаэль поспешно выдернул руку и заметно отдышался, занервничав. Уолтер выпрямился и вновь мрачно рассмеялся.

— Не бойся, малыш, каким бы аппетитным я тебя ни считал, мне запрещено охотиться на студентов. Так что же, ты хотел отправить письмо? Тогда воспользуйся этой красавицей, — он кивнул на голубку, так и сидевшую на плече мальчишки. — Она гордячка, но прекрасно выполняет свою работу.

— Она знает… где находится западное поселение, от которого напрямую идёт портал сюда?

— Эти голуби умнее, чем многие студенты здесь, например, чем твои сокурсники. Поэтому поверь, она знает.

Уолтер рассадил голубей по местам, но они не хотели его отпускать. Рафаэль бочком прошёл к окошку и привязал письмо к лапке голубки. Больше он не услышал от демонолога ни слова.

* * *

Эмма постучала в дверь, после, расслышав «войдите», уже слегка покраснела, но зашла. Карл сидел на краю своей кровати, разложив на покрывале набор каких-то крестов разной формы. Некоторые из них были остроконечными и строгими, некоторые — скорее готическими, некоторые — явно безумно старыми, судя по налёту патины. Карл раскладывал их по отсекам небольшой коробки. Когда зашла Эмма, он не поднял взгляд, но сказал:

— Знал, что ты.

— Рафаэля нет?..

— Как видишь.

— Что-то случилось?

Карл поднял взгляд, в котором промелькнуло секундное удивление.

— С чего ты взяла?

— Обычно ты дружелюбней.

Юноша нахмурился и вновь вернулся к своей работе. То, как вела с ним себя эта девушка, его немного удивляло. Не лебезила, как одни, не шарахалась от него, как другие. Нет, она говорила с ним, будто он был совершенно нормальный. И благодаря этому они, в принципе, стали неплохо общаться.

— Он уходил отправить письмо в голубятне.

— Давно ушёл?

— Давно.

— Странно, что ещё не вернулся…

— Там ошивается Уолтер, а учитывая, как Рафаэль его боится, думаю, у него проблемы.

— Уолтер не такой плохой… просто очень странный.

— Чего ты хотела от потомка вампира.

Эмма пожала плечами, после прошла к столу и положила на него пакетик, достав его из сумки.

— Вот, нам в госпитале выдали паёк… Вкусные булочки. Идина не ест, она на диете, Нима не любит сладкое, а мне одной это слишком много. Лучше отдам вам.

— Рафаэль съест.

— Тебе тоже понравится.

— Я не ем, благодарю.

Эмма коротко улыбнулась, немного натянуто.

— Что, вообще?

— Иногда и вообще.

— Ты живой человек, ничего не знаю, поешь.

— Рафаэль хотел тащить меня в столовую, если вернётся.

— Что значит, «если»?

— Я упомянул про Уолтера.

Эмма заметила лёгкую усмешку, едва различимую, на губах Карла и мгновенно успокоилась. Он просто шутил… Проблема была в том, что его юмор едва ли можно было понять.

— Тогда я подожду его… Что ты раскладываешь?

Карл коротко кивнул, словно подозвав Эмму, та, сдержав себя, чтобы не подскочить сразу же, небыстро подошла к краю кровати и села.

— Сильно встряхнул эту коробку при одном падении, все отсеки перемешались. Разные кресты пропитаны разным раствором от разных тварей. И их лучше не путать. Что убьёт химеру, лишь разозлит мантикору.

Эмма кивнула. Они редко оставались наедине, и ей всё ещё было немного неловко. Но конкретно сейчас она была рада, что Рафаэля не оказалось в комнате. Карл что-то ещё коротко объяснил, она ничего толком не поняла, но кивнула. Её не переставало поражать глубинное знание Карлом сферы мира охотников…

Дверь открылась, после закрылась почти сразу, Рафаэль отдышался. Завидев сестру, он весело улыбнулся ей.

— Привет! А я родителям письмо отправил. Почему ты не говорила, что тут есть голубятни?

— Потому что там обитает Уолтер, — вместо Эммы ответил Карл. — Тебе принесли пирожки.

— Вам, а не только Рафаэлю, — поправила его Эмма, Карл пожал плечами. При всей его грузной фигуре он умудрялся делать это едва ли заметно.

Рафаэль действительно утащил обоих в столовую, Карл ощутил, как на него косились, но уже привык не придавать этому значения. Он знал, что никто не подойдёт и не будет разговаривать. Никто… кроме одного.

Рафаэль и Эмма о чём-то оживлённо разговаривали, Карл крайне редко участвовал в разговоре, и то лишь в случае, если к нему обращались, — когда на их столик опустился поднос, с уже пустой посудой.

— Что я вижу. Неужели, ты вернулся, не попав в госпиталь? — спросил Клаус. Карл даже не поднял к нему взгляд, зачерпнув ложкой суп.

— Тебе там отрезали язык? Немного потерял.

— Я тебя не трогал, иди своей дорогой.

Карл действительно исчезал, пусть и всего дня на три, но вернулся вполне здоровым и даже не потрёпанным, как бывало обычно. Эмма поймала на себе взгляд Клауса, который её едва не прожёг.

— Готовишься к новой вылазке? Скоро плановые учения. Скольких на этот раз возьмёшь с собой?

— Мне повторить?

— Нет-нет, я прекрасно услышал. Ты вечно никого не трогаешь. А после — просто госпиталь наполняется выжившими.

Клаус поднял поднос и прошёл к стойке грязной посуды, оставив поднос там. И, уже отворачиваясь, он сказал, словно невзначай:

— Ты ведь бросаешь умирать даже близких.

Раздался оглушительный скрежет, а после звук бьющейся посуды. Карл встал столь резко, что стол отодвинулся, едва не упав, а тарелка рухнула на пол, разбившись, суп расплескался. Отшатнувшийся в ужасе Рафаэль увидел, какой огонь сверкнул в глазах его друга. Карл вдруг резко вышел из-за стола и надвинулся на Клауса, тот замер, скорее всего, не ожидая подобного исхода. Однако тут Рафаэль и Эмма, не сговариваясь, вскочили и ухватили Карла за локти. Смотрелось это до грустного нелепо, учитывая, сколь слабее на вид они выглядели.

— Ты действительно хочешь, чтобы все узнали, как это было? — Рафаэль впервые слышал, чтобы Карл кричал… — Узнали, какой крах потерпела экспедиция, и как ты, начинающий врач, бросил раненого на верную гибель в самом гнезде?! И ты смеешь говорить, что в его смерти виноват я!

Клаус едва заметно отдышался, но очень быстро пришёл в себя, даже усмехнувшись:

— Я был всего лишь медик на втором курсе, посланный для подмоги. Главой операции был ты. И да, я не верю, чтобы эти цыплятки могли тебя удержать, — он кивнул на Эмму и Рафаэля, которые так и держали Карла. Тот был похож на разъярённого быка, но после этих слов успокоился, стряхнул брата с сестрой со своих плеч и сказал:

— Не могут, но я не хочу причинять им боль. В отличие от тебя.

С этими словами юноша отвернулся к столу, взял свой тканевый рюкзак, накинул его на одно плечо и стремительно покинул столовую, толкнув плечом Клауса. Эмма хотела пойти вслед за Карлом, но Клаус удержал её за плечо.

— Не подходи к нему сейчас. Если речь заходит о Холдене, он становится психопатом.

Он хотел сказать что-то ещё, но столовую вдруг наполнил звук хлёсткой пощёчины. Юноша замер в таком глубоком шоке, что стал не похож на себя, его глаза округлились от удивления. Он впервые видел Эмму в гневе. Её брови были сдвинуты, светлые зелёные глаза смотрели в самую глубь глаз Клауса, и в этом взгляде был лишь огромный упрёк. Девушка отвернулась от юноши, взяла брата за руку и ушла из столовой. В той повисла пауза. Таких сцен не было давно…

Однако когда Эмма и Рафаэль вернулись в комнату, Карла в ней не было. Юноша уже был за территорией. Он стремительно шагал вперёд, чувствуя, что начинает задыхаться от подступившего воспоминания. Он пережил много страшных нападений, не боялся вида крови, вывернутых мышц, распоротых тел, но именно это воспоминание заставляло его сердце сжиматься. Карл вышел к келье, в которой обычно жил Чарльз, но того в ней не оказалось. За ней стоял крест, к которому редко, но приходили студенты… Карл остановился напротив него.

Вера… Церкви… Станет ли легче, если он выговорится какому-то высшему созданию? Тому, кто верит, это всё не нужно. Ад человеческий в сознании людей… Жаль, что многие не знают, что и рай там же. Но иногда почему-то хочется прийти. Куда-то. Обязательно. Уйти оттуда, где находишься, и сбежать не к людям, не утопить в толпе свои переживания. А куда-то, где не страшно было бы заглянуть в себя. И именно здесь отчего-то становится легче. Глупости? Может быть…

Карл недолго простоял у креста, после опустился к корням дерева, которое росло неподалёку, согнул ноги и откинул голову назад. Голубое небо не было закутано в пелерину облаков, а благодаря подступавшей влажности слегка изменило свой цвет. Сквозь листву дерева, как ни странно, ещё зелёную, просачивался свет, и эта голубизна смешивалась с пышной зеленью, давая уникальный оттенок бирюзы. Как это было похоже на его глаза…

Карл закрыл лицо руками.

* * *

Близилась полночь, ветер перегонял чёрные куски рваных туч по небу, которые периодически закрывали собой огромный лунный диск. Такая луна была редко… и для них, охотников, она значила лишь одно — столь ядовитая фаза пробудит жажду ещё больших тварей. Жажду крови, жажду размножения, жажду убийства. Нужно было предотвратить расширение этих гнёзд. Их искали долго. Искал он. И выследил одно из наиболее крупных, в довольно неожиданном месте — за одним из поселений, в старом, заброшенном особняке, большом, двухэтажном, чем-то напоминавшим замок. Очевидно, твари убили хозяев и обосновались здесь уже давно, поскольку дом был покрыт плющом, по которому то там, то здесь спускались мерзкие на вид, скользкие полоски, словно это был стаявший со свечи воск. Окна были выбиты, вместо стёкол красовались паутины, которые, впрочем, плели не пауки. Поразительно было другое: в этом гнезде умудрялись сосуществовать несколько видов.

Карл стоял, прислонившись к дереву и окидывая взглядом дом. Один его глаз был накрыт повязкой, рыжие волосы были забраны под затылком в крошечный хвост, щетина, обычно лёгкая, сейчас была немного заметней — он недавно вернулся. На груди были пересечены два ремня, крест-накрест, на одном крепилось ружьё, на втором были прикреплены различные компактные боеприпасы.

— Ну так когда начинаем? — поинтересовался кто-то из-за спины юноши. Карл не обернулся, лишь склонив голову набок.

— А что, уже хочешь спать?

Конец ознакомительного фрагмента.