Маски благородия

Анна Телятицкая

Молодой граф Адальберт фон Веллен – обладатель большого и чистого сердца. Однако, получив в наследство графство, герой сталкивается с суровой реальностью: миром мечей, золота и титулов; миром, не прощающем ошибок и не приемлющем доброту. Справится ли Адальберт с уготованными ему испытаниями, не потеряв при этом самого себя?Дворцовые интриги, мятежи, костры инквизиции. История об одиночестве и человеческой душе, разворачивающаяся в средневековой Германии.

III. «Они запомнят эту встречу»

1525 год⁴. Адальберту 10 лет.

Снаружи неприступный замок фон Веллен выглядел ещё более исполинским, чем он был на самом деле. Когда Адальберт был совсем маленьким, его пугала эта старинная, поросшая плющом крепость: пару раз мальчик заблудился здесь в тёмных коридорах, слишком увлёкшись игрой. Теперь Адальберт выучил расположение комнат и мог ходить по замку без страха.

Кухня, где всегда обдавало жаром, клокотал дым и пахло всеми кушаньями сразу, стояла во дворе отдельно от замка. Сюда можно было прийти, если захотелось сладкого рулета с кремом, но делать это нужно было быстро: отец не разрешал отвлекать кухарок от работы.

На нижнем этаже замка находился погреб с толстыми бочками. Это могло бы быть отличное место для игры в прятки, если бы не противный едкий запах и леденящая даже летом прохлада. А ещё на нижнем этаже была темница — небольшая комната с почерневшими от сырости стенами. С потолка здесь свисали ниточки паутин и… цепи. Адальберт не знал, зачем они нужны, но старался обходить это место стороной.

Этажом выше располагался большой — или, как его ещё называли, длинный — зал. В отличие от подвала, тут горели факелы, грел очаг, а в стенах были проделаны просторные окна. Когда наступало время трапезы, слуги собирали столы и придвигали к ним скамьи, а для хозяев — высокие кресла, куда маленькому графу ещё предстояло вскарабкаться. По праздникам стелили длинные скатерти с кисточками, с которыми Адальберт любил играть, несмотря на постоянные замечания отца. После еды столы убирали, скамьи отодвигали к стенам, и в зале можно было читать и играть; девушки садились за вышивку — завораживающее занятие, — а иногда, если приезжали гости, в большом зале устраивали танцы. На этом же этаже был выход на открытую лоджию с видом на стены, окружавшие замок, и луга за ними.

Наконец, на верхнем этаже находились спальни. Маленькие спаленки для приближённых слуг, побольше — для знатных гостей, и самые большие, хозяйские. У отца было целых две комнаты: одна — с круглым, заваленным бумагами столом — в которой он принимал посетителей, и вторая — где он спал. Эти комнаты соединялись между собой просторной аркой. Рядом была ещё одна, любимая комната Адальберта — библиотека. Здесь тянулись к потолку стройные колонны, стояли коридоры шкафов с книгами; здесь же мальчик занимался с капелланом арифметикой, историей, философией, каллиграфией и древними языками. Некоторые из книг были настолько старыми, что даже открывались с трудом — отец говорил, эти книги собрал ещё дед Адальберта, граф Бертольд.

В коридоре меж спален висели старинные портреты. Люди на них чаще всего были хмурые, иногда задумчивые, а женщины почему-то всегда грустно смотрели в сторону. По рассказам отца, всё это были предки Адальберта, жившие в замке задолго до его рождения. Был здесь и граф Бертольд — человек с длинным лицом и острым подбородком. Его чёрные брови были надвинуты почти на самые глаза — стеклянно-серые, отчего не хотелось смотреть в них. Дедушка напоминал Адальберту дядю Вильгельма, а вот отец был на него совсем не похож.

***

Граф Рудольф и архиепископ Трирский Ричард прохаживались по галерее с портретами. Рудольф остановился у одного из них. На выцветшем от времени холсте был изображён человек в чёрной тунике с белым крестом на груди.

— Это Ульрих Трирский, — начал Рудольф. — Первый в нашем роду получил титул рыцаря. А ведь был из простых ремесленников, пусть и зажиточных. Управлял винодельней. Он помог укрыть евреев, когда в город пришли крестоносцы Пустынника⁵. За это архиепископ щедро наградил его: в первый крестовый поход Ульрих отправился уже оруженосцем. И не подвёл своего покровителя: он отчаянно сражался за Святую землю, а его потомки, вернувшись на родину, построили этот замок.

Рудольф искоса взглянул на архиепископа и слегка улыбнулся. Тот вглядывался в лицо крестоносца со странной смесью презрения и зависти.

— Я это к тому, Ваше Святейшество, — замялся Рудольф, — что верная служба всегда будет цениться выше любых восстаний. Будьте уверены, пока мой род правит этой землёй, челядь не посмеет усомниться в Вашем могуществе.

Они дошли до края галереи и собирались повернуть за угол. Оттуда выскочила маленькая человеческая фигурка и, прежде чем архиепископ или Рудольф успели понять, что сейчас произойдёт, врезалась в Ричарда.

— Адальберт! — лицо отца побелело, затем покраснело, голос звучал одновременно испуганно и сердито. — Я что, не говорил тебе, чтобы ты не бегал по замку?

— Извини, отец, говорил.

— Сейчас же иди в свою комнату и не выходи оттуда до ужина.

Из-за угла появился Роберт и с такой же неистовой скоростью налетел на кузена. Рудольф тяжело вздохнул, стиснув зубы, но его бегающие глаза выразили колебание.

— Мальчики, извинитесь перед Его Святейшеством, что налетели на него, как разбойники.

— Прости, святой отец, — стыдливо опустил голову Адальберт.

— Прости, святой отец, — промямлил за ним Роберт.

— К архиепископу следует обращаться «Ваше Святейшество», а не «святой отец», — краснея ещё сильнее, прибавил Рудольф.

— Простите, Ваше Святейшество.

— Простите, Ваше Святейшество.

Архиепископ хмурился, но в глазах его не было злобы. Он лишь махнул рукой, даже не взглянув на детей.

— А теперь, — продолжил Рудольф, — если хотите носиться, идите во двор и играйте там.

После ужина архиепископ и граф сидели в большом зале у очага. Пока они разговаривали о чём-то явно важном, в комнату вошёл Адальберт, держа в руках увесистую книгу. Он встал возле отца, достаточно далеко, чтобы не мешать ему, но так, чтобы отец его точно заметил. Граф бросил на сына быстрый взгляд и продолжил говорить с архиепископом. Адальберт не уходил. Тогда Рудольф вздохнул и повернулся к мальчику.

— Что тебе нужно, Адальберт?

— Я выучил «Илиаду», — абсолютно серьёзно произнёс тот.

— Что, прямо всю?

— Нет пока… Только семь строчек. Послушаешь?

— Ну, давай, — Рудольф быстро взглянул на архиепископа, который, похоже, даже не слушал их разговор.

Адальберт с готовностью протянул отцу томик Гомера, раскрыв его на нужной странице. Он встал чуть подальше, чтобы его было хорошо видно, потоптался на месте, затем вскинул голову, посмотрел вдаль и торжественно начал на древнегреческом:

«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,

Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:

Многие души могучие славных героев низринул

В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным

Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля), —

С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою

Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный»⁶.

Адальберт читал с чувством, хмуря брови и изображая умудрённость жизнью, присущую всем скальдам. Он размахивал руками, как бы помогая себе, и старательно выговаривал сложные слова.

Наконец он закончил и с воодушевлением посмотрел на взрослых. Отец с архиепископом переглянулись друг с другом и не смогли сдержать улыбки, быстро переросшие в смех.

— Что? Я что-то не так сказал? — с досадой спросил Адальберт.

— Нет-нет, всё так! — всё ещё борясь с подступившим смехом, ответил отец. Он подозвал сына к себе и протянул ему книгу. — Молодец, Адальберт. Очень… впечатляет.

— Хорошо читает, — подал голос архиепископ.

Довольный Адальберт улыбнулся и взял книгу.

— Тогда завтра ещё выучу!

— Уж давай, сделай милость.

Адальберт вприпрыжку выбежал из комнаты. Позади него Ричард приглушённым голосом спросил: «Это он тогда чуть не уехал с нами в Вормс?».

На следующий день граф Рудольф и архиепископ Ричард отправились на прогулку. И отец впервые взял Адальберта с собой! Мальчик был очень горд, что ему позволили побыть со взрослыми, и от сильных чувств то обнимал отца, то брал его за руку. Граф каждый раз отстранялся и выдёргивал руку, а затем посматривал на архиепископа. Когда Ричард спросил у Адальберта, что он читал, кроме «Илиады», мальчик просиял окончательно. Он стал взахлёб перечислять книги, которые прочёл за год, стараясь рассказать о каждой понемногу и не сбиться. Архиепископ некоторое время участливо кивал, но потом стал отводить взгляд и ускорил шаг.

–… Вот, но «Илиада» мне пока больше всего нравится, потому что там про войну, и там столько битв, а ещё Ахиллес — он такой храбрый, настоящий герой, хотя Патрокл мне тоже нравится, только жалко, что он умер… Ой, Вы же читали «Илиаду», Ваше Святейшество?

Владыка даже остановился, округлил глаза, а затем разразился гаркающим смехом — такого смеха Адальберт прежде никогда не слышал. Рудольф нервно засмеялся следом. К ним приближался слуга — оповестить, что всё было готово к отъезду архиепископа, — и граф облегчённо выдохнул.

— Всё, Адальберт, — строго одёрнул он сына за руку. — Я и не знал, что ты такой болтун. Прощайся с архиепископом Ричардом и иди… найди Роберта и позанимайтесь с ним… арифметикой.

— До свидания, Ваше Святейшество. Счастливой дороги, — вежливо поклонился Адальберт.

— До свидания, юноша. Не бросай чтение, если хочешь вырасти таким же умным, как твой отец.

Когда же свита архиепископа покинула замок, граф Рудольф, раскрасневшись, искоса посмотрел на Адальберта, стоявшего с ним на ступенях замка.

— Я больше не буду брать тебя с собой, пока не научишься себя вести. Ты меня очень расстроил, Адальберт.

Адальберт непонимающе вскинул брови: отец и не объяснял, как нужно было себя вести. Но на упрёк отца мальчик ничего не ответил. Знал: споры только злят графа Рудольфа.

Примечания

4

В Германии в это время проходят массовые крестьянские восстания против непосильных податей знати и духовенству.

5

Первое крестоносное движение, в котором принимали участие в основном невооружённые крестьяне и паломники. Возглавлялось пророком Петром Пустынником. Погромов от них было больше, чем пользы.

6

Гомер. Илиада. Перевод Н. И. Гнедича.