Ловушка на бывшего мужа

Анна Скиф, 2021

Веста устала убегать от прошлого. Теперь она хочет все исправить и вернуться к нормальной жизни. Для этого ей придется оставить своего ребенка в закрытом английском пансионате, довериться незнакомому мужчине и встретиться с самым большим своим страхом лицом к лицу, раскрыв тайны, о которых ей хотелось бы навсегда забыть. Сможет ли хрупкая женщина противостоять тому, кто во всем сильнее ее? И так ли искренен с ней мужчина, называющий себя другом?

ГЛАВА 3

ВЕСТА

Никак не решалась набрать номер, который помнила наизусть. Пальцы дрожали, здравый смысл противился задуманному. Но мне нужно было поставить точку в бесконечном кошмаре, и я почти уговорила себя позвонить Матвею, сказать, что намерена вернуться и обсудить нашу ситуацию, как цивилизованные люди. В конце концов он должен меня понять и отпустить.

На оставшиеся деньги планировала нанять адвоката, с которым общалась последние четыре месяца, и он обещал помочь, дал обнадеживающий прогноз, сказав, что все права на воспитание дочери обязательно перейдут ко мне. Единственное, что требовалось — вернуться домой, иначе муж может подать заявление в полицию о похищении ребенка.

Ради Полинки я готова на все, даже снова войти в клетку к чудовищу. К тому же теперь буду не одна, Матвей не посмеет причинить мне вред в присутствии постороннего человека.

«А если все будет не так?» — Толкнула в мозг незваная догадка.

Мне казалось, что все распланировала. По возвращении в Пермь жить можно в гостинице, куда мужу не будет доступа. Обязательно нужно уговорить поселиться в соседнем номере адвоката, пока длится процесс, что скорее всего не составит особого труда. После мы с дочкой снова уедем уже навсегда, но не будем больше оглядываться, ожидая преследования.

Мысли образовали безумный хоровод, в центре которого стояла я, и голова кружилась от пестрых пятен и образов.

Матвей способен на любую подлость и низость. Хорошо его изучила, пока мы были вместе, и он точно не остановится ни перед чем. Что если его адвокаты окажутся сильнее моего? Для него ведь ничего не стоит преступить закон. С его-то деньгами и связями.

Я запуталась. Сама себя убеждала верить в лучшее и сразу находила уйму аргументов против.

Ведь все может пойти совсем не так, как представляю. Меня могут похитить в аэропорту и привести к нему силой. Не успею забрать Полинку, и она решит, будто мама ее бросила, начнут разбираться, выйдут на отца и…

Я сжала голову руками, опустилась на колени. Схема, которая должна была принести спасение для нас с дочерью, разваливалась на глазах. Ничего не получится. Матвей слишком хитер и озлоблен, чтобы вот так запросто пойти на уступки. Нет, он сделает все, чтобы растоптать меня, и никакой адвокат здесь не поможет.

О чем я вообще думала?

И как теперь быть?

Решение родилось внезапно. Оно горело золотом на черном бархате, дарило надежду и вселяло трепет одновременно.

Егор Елагин великий и ужасный Император. Ему нет до меня никакого дела, и все же я собиралась обратиться к нему за помощью.

Кое-что знала о нем и теперь попытаюсь перевести знание в свою пользу. Если он поверит и доверится, ситуацию можно развернуть таким образом, что расставленная ловушка обернется против самого Матвея.

Он хочет найти меня, и он получит желаемое.

***

Я даже не предполагала, что мой единственный козырь не сыграет. Прошло много времени, и Матвей вполне мог договориться с Елагиным, продать ему свою долю акций. Такое развитие событий не учитывала, была уверена в своей близкой победе. Наверное, поэтому ни в чем не сомневалась и не медлила.

Мой муж всегда считал меня недалекой, потому не скрывал свои дела, вел их буквально под носом. Некоторые телефонные переговоры и вовсе проходили в спальне, пока пыталась прийти в себя после его пыток, которые сам Матвей называл любовными играми.

Давно зажившие шрамы начали зудеть. Я отчетливо услышала свист семихвостки, рассекающей воздух, и невольно зажмурилась, приготовившись к яркой вспышке боли. Разумеется, ее не последовало. И хотя подобные приступы накрывали меня с завидной периодичностью, становясь более частыми и почти реальными, привыкнуть к ним так и не смогла.

Бывало, что вскакивала ночью от ощущения холодных прикосновений, будто по моей коже медленно проползала ядовитая змея. Я слышала шорох, сплетающийся с томным стоном, переходящим в тихое звериное рычание. Так жестокое нутро моего мужа пробивалось наружу.

Как кого-то могут заводить все эти звуки и шорохи, за которыми приходит настоящая боль?

Я оказалась не готова к ней. Да и как можно подготовиться к ощущению вздувающейся и тут же лопающейся кожи?

Моей собственной кожи.

Как научиться получать удовольствие от теплых струек крови, стекающих по позвоночнику? Даже тот факт, что не одна струйка так и не доползла до поясницы, слизанная жадным языком нисколько не умоляет перенесенного кошмара.

Кто-то скажет, что подобное нельзя терпеть и нужно уходить от такого мужчины при первых признаках агрессии. Я сама придерживалась похожих взглядов и ненавидела себя за проявление слабости, которая однажды почти довела меня до психушки.

Первый раз, когда попросила у Матвея развод, он улыбнулся, посмотрел на меня почти ласково, а потом без предупреждения и практически без замаха ударил по щеке. Показалось, что он сломал мне челюсть, такой силы оказался удар. До того дня муж никогда не осмеливался бить по лицу, для него подобное было под запретом. Красивая кукла должна была оставаться целой хотя бы снаружи. Не важно, что внутри у нее все давно умерло.

Плакать было нельзя. Еще одно правило, которое я усвоила довольно быстро. Откровенно говоря, плакала всего однажды, после чего три недели пролежала в постели с переломанными ребрами. Лебедев даже доктора ко мне пригласил только на второй день, когда уже не могла сдерживать криков.

И все время я думала только обо дном, чтобы он не тронул Полинку.

Матвей всегда относился к нашей дочери прохладно. Он не обделял ее деньгами, но не давал самого главного — отцовской любви. А ведь Полинка была долгожданным и выстраданным ребенком. Сколько мы прошли испытаний, чтобы осуществить нашу общую мечту, сколько провели бессонных ночей в ожидании хороших новостей, но каждый раз доктора разводили руками, повторяя одно и тоже: никаких патологий у обоих родителей не обнаружено, и почему не наступает беременность объяснить сложно.

На искусственное оплодотворение пошли уже без особой веры в удачу. Меня предупредили о возможном повторении процедуры несколько раз, я была готова.

Так мне тогда казалось…

После третьего курса гормональных препаратов, подсадки и очередного фиаско провалилась в депрессию. Хорошо, что рядом все время находился любящий меня мужчина.

Тогда еще любящий и любимый. Плетка семихвостка только готовилась издать свой первый свист над моей кожей.

Матвей не отходил от меня ни на шаг, был готов исполнить любой каприз, лишь бы я улыбнулась. Мы даже сексом заниматься перестали, он напоминал нам обоим об общей беде. Муж справлялся как мог, несмотря на высокую активность в интимном плане, ему приходилось терпеть. И он терпел, ни разу не упрекнув меня в холодности.

Если бы тогда развелись, все могло быть совершенно иначе. Я хотела сказать, хотела умолять его прекратить мучить друг друга. Не смогла. До сих пор виню себя за ту слабость.

С другой стороны, не настоял бы тогда мужчина на самой последней попытке, Полинка скорее всего не родилась бы. Да и я еще не догадывалась, какая куколка совсем скоро оживит своими криками и требовательным плачем дом, ставший для меня в последствии темницей.

В тот последний раз все происходило иначе. Весть путь прошла вне дома. Меня поместили в медицинский центр, и за такое решение была благодарна Матвею. Ведь я начала винить мужа в наших неудачах, считала, что только из-за него у нас до сих пор ничего не получилось. Никогда не говорила ему об этом в лицо, но скорее всего он чувствовал, догадывался, потому и пошел на подобный шаг.

Так было лучше для нас обоих.

Могла ли знать, что из одной изоляции я сразу окажусь в другой, откуда сбежать будет совсем непросто.

Домой меня отпустили лишь на третьем месяце долгожданной беременности, доктора боялись выкидыша или замирания развития плода. Все время, что провела в палате, медики обращались со мной как с фарфоровой чашкой династии Мин, что очень скоро начало раздражать, почти выбешивать. Я жила по четкому режиму, в котором все было расписано по минутам, от прогулок на свежем воздухе до похода в туалет.

— Гормоны, голубушка дело такое, — улыбался главврач центра, наблюдая за моей очередной истерикой. — Из милой барышни способны сотворить настоящую фурию. Вы не переживайте, за тридцать лет работы многое повидал, у вас еще цветочки.

Когда я вернулась, Матвея словно подменили. Он даже не приехал меня забрать, а дома едва не споткнулась о батарею пустых бутылок из-под алкоголя. В помятом, неспособном удержать собственное тело вертикально, существе узнать Матвея получилось не с первой попытки.

— Пришла, — заплетающимся языком то ли спрашивал, то ли утверждал он. — Ну проходи, раз пришла. Ты же у нас теперь беременная, тебе наверняка покой нужен, а я вот бухаю.

Он обвел рукой пустую тару, второй рукой уперся в стену, чтобы не упасть.

Поговорить нам удалось лишь к вечеру следующего дня. И говорила я не со своим мужем, а с совершенно другим мужчиной, которого не узнавала, смотря в родные глаза.

— До родов к тебе не прикоснусь, — жестко заявил он, не пояснив при этом, что имел ввиду. — Начиная с сегодняшнего дня, у нас новые правила. Ты сидишь дома, никуда не выходишь, ни с кем не говоришь. Твои социальные сети удалил, ноутбук, впрочем, забрал, незачем беременной облучение получать. Телефон тоже заберу, выдам простой, кнопочный. Говорят, они самые безопасные.

Я-то дура еще и умилилась его заботе. Где-то глубоко в душе заворочался червячок сомнений, но не могла думать ни о чем другом, кроме как о нашем новом будущем, наступления которого мы так ждали и торопили.

Условия приняла без каких-либо споров, просто сказала «да», и на том сошлись.

Тем же вечером Матвей перенес свои вещи из нашей общей спальни, объяснив свое решение все теми же опасениями за безопасность ребенка.

— Мало ли пну тебя в живот ночью или обниму слишком крепко, — нелепо оправдывался он, на что я кивала и глупо улыбалась.

Мне все казалось правильным и естественным.

Первые звоночки прозвенели совсем скоро. Нет, муж не пытался сбегать из дома, большую часть времени по-прежнему проводил со мной. Другой женщины у Матвея в тот период не появилось, я бы поняла, будь он с кем-то еще.

Фактически мы продолжали жить в одном помещении, но встречались теперь исключительно за столом во время завтрака и ужина. Обедал Матвей на работе, а в выходные запирался в своей спальне, громко включая телевизор.

Это случилось неожиданно и вдруг. В один, из бесконечно тянущихся, похожих друг на друга как близнецы дней, мне сильно потянуло низ живота, я позвала Матвея, но он не откликнулся, скорее всего просто не услышал из-за орущего телевизора. Тогда позвонила ему и, услышав раздраженный голос, уже хотела сказать, что все прошло, но случился новый приступ сильнее первого.

Когда муж вошел в спальню, я растерялась. Его лицо исказила гримаса злобы, почти ярости. Дверь, распахнувшись ударилась в стену и мне показалось, что он готов наброситься на меня с кулаками. Видимо, что-то такое отразилось уже на моем лице, что заставило его немедленно смягчиться. Хотя, вспоминая позже произошедшее, снова и снова приходила к выводу, что он скорее растерялся и… обрадовался? Последнее выбило из колеи, я захныкала, как маленький ребенок, скривила губы, но не заплакала, слезы будто высохли, не достигнув глаз.

Тревога оказалась ложной, угрозы плоду не обнаружилось, но специалист, приехавший на вызов все же, намекнул на возможность госпитализации. Получив отказ, пожал плечами, но настаивать не стал.

Когда доктор уехал, Матвей вернулся ко мне, встал на колени и впервые за все время прикоснулся к моему животу.

— В следующий раз сразу вызывай врача. Ты рисковала своим ребенком. Не для того я тратил столько сил и времени на твою беременность, чтобы теперь все испортила, — поднимаясь на ноги, сухо закончил мужчина.

Он поставил нас по разные стороны баррикад. Да и не было больше никаких нас, но тогда ничего еще не понимала. Или просто не хотела понимать.

Мне казалось, стоит ему увидеть нашу крошку, как все сразу встанет на свои места. Ведь на самом деле Матвея заколдовала злая ведьма, и только улыбка дочки способна вернуть его прежнего.

Увы, все обернулось жестоким заблуждением.

Егор Елагин взял трубку после первого же гудка, будто ждал моего звонка. Пришлось уйти в ванную, Полинка спала, я не хотела ее будить, заодно надеялась выиграть немного времени и подумать, как начать непростой разговор.

Мужчина заговорил сам.

— Добрый вечер, госпожа Лебедева. Рад, что вы решили позвонить. Как вам в Лондоне?

— Даже не буду спрашивать откуда меня знаете, — пошла я в атаку, надеясь, что он не услышал, как дрогнул мой голос. — Хотя устроенный в самолете цирк все же требует некоторых пояснений. Не находите?

— Веста…

На мгновение в трубке повисла тишина, будто абонент с другой стороны, как и она сама, переводил дух.

— Я ведь могу вас так называть?

— Можете, Егор… извините, не запомнила вашего отчества. — Сказать честно, его и не знала. На визитке оно не указано.

— На том и сойдемся.

Была уверена, что он улыбался в тот самый момент, когда говорил. Наглой, самоуверенной улыбкой Чеширского кота.

— К чему официоз, мы с вами практически друзья. По крайней мере, я очень рассчитываю на вашу благосклонность.

— Егор, перестаньте вести себя как мальчишка.

Удивительно, но от одного его голоса мне хотелось рвать и метать. А еще вцепиться в его физиономию и расцарапать ее к чертовой матери. Откуда во мне столько ярости к незнакомому человеку непонятно. Так не далеко и до мужененавистничества докатиться.

— Мне нужны объяснения произошедшего. Вы напугали моего ребенка.

— Если правильно помню, ваша дочка сладко спала, когда мы с вами разговаривали, а сразу после вы довольно бесцеремонно покинули нашу милую беседу.

— Когда вернулась, вас не было на месте. — Я закипала все больше. — Куда вы пропали из летящего самолета?

— Если скажу, что выпрыгнул с парашютом, поверите? Помните молодого человека в соседнем кресле? Мой инструктор. Рекомендую, как профессионала высокого класса.

Все же не зря он меня взбесил. Елагин откровенно издевался, и как мне казалось, получал от процесса удовольствие.

— Я ошиблась, когда решила вам позвонить. Хорошего вам вечера!

Убрав трубку от уха, чтобы не было слышно моего дыхания, немного выждала и не ошиблась. Елагин после непродолжительной паузы заговорил, и тон его стал куда более смиренным.

Улыбнувшись, приложила телефон обратно к уху.

— Вы извиняетесь? Простите, связь плохая, не расслышала.

Снова короткая пауза и недовольный ответ:

— Да, я попросил меня извинить за глупую выходку. И чтобы мое раскаяние не осталось просто отговоркой, готов пригласить вас на ужин. Вы голодная, Веста?

Хотела ответить, что голодна настолько, что с большим удовольствием откусила бы ему голову, но сдержалась.

— Не находите бестактным приглашать на ужин незнакомую женщину? К тому же жену вашего бизнес-партнера.

Фраза была произнесена не просто так, нужно было сразу расставить акценты и показать, что не он один настолько осведомлен. Если начинать игру, то с равными исходными данными.

— Я предложил просто вкусно поесть в ресторане. Если вам захочется продолжения, то, конечно, постараюсь сопротивляться, но надолго меня вряд ли хватит.

Телефон едва не полетел в стену. Из большого зеркала на меня смотрела тетка с бордовым лицом, сжатыми в нитку губами и сощуренными глазками. От самой себя стало тошно.

— Вы хам и нарцисс! — выдавила я, а тетка в зеркале еще сильнее покраснела.

— И вам придется терпеть мое общество сегодня вечером, — самовлюбленно заявил он, — по голосу слышу, что вы согласны.

— Знаете куда можете пойти со своим мнением?

— Знаю. И скину вам эсэмэс с адресом. Заеду в семь. До встречи.

Сказал и прервал разговор. А я так и стояла с ошалевшим выражением на лице, открывая и закрывая рот, сделавшись похожей на рыбку в аквариуме.

Телефон издал сигнал. Прекрасно понимала, что Елагин не видит меня, но демонстративно положила трубку на край раковины и не стала открывать сообщение. Пусть помучается.

Тому, что он не спросил мой адрес, пообещав заехать, я не предала значения и вспомнила, уже сидя за столиком напротив Елагина. Лицо его светилось начищенным самоваром, и улыбочка была та самая гаденькая и самодовольная.

***

— Она почти согласилась. Четыре месяца ее окучивал, наобещал всякого. Скоро состоится наша встреча.

Мужчина, говоривший это, сидел в машине и прижимал телефон к уху плечом. Освободившимися руками он быстро набирал что-то на клавиатуре ноутбука.

— Где прячется, ты узнал?

— Пока нет. Она постоянно перемещается, а я не хочу на нее давить. Если объект что-то заподозрит, все усилия пойдут насмарку.

— Плачу тебе не за то, чтобы ты много думал, — в трубке послышалось тяжелое дыхание, собеседник пытался совладать с эмоциями. — Привези суку ко мне, получишь свои деньги, дальше не твоя забота.

— Вы… убьете ее?

— Ужастиков пересмотрел? — В трубке раздался смешок. — Она моя жена, зачем, по-твоему, стану ее убивать? Нужна мне целой и невредимой.

— Я должен был задать этот вопрос, вы ведь понимаете?

— Если узнаю, что ты пишешь наши разговоры, чтобы потом шантажировать меня, лучше откажись от своей затеи уже сейчас. Ни к чему хорошему это не приведет.

— Сама мысль о подобном для меня оскорбительна.

Мужчина подвел курсор мыши к кнопке «остановить запись», но передумал.

— Я работаю честно, мне не нужны проблемы.

— Будем считать, что ты все уяснил. Через три дня контрольный созвон. Если, конечно, она не отдуплиться раньше. Вы ведь понимаете меня, господин адвокат?

— Да, мне все ясно. Кладу трубку.

Разговоры с Матвеем Лебедевым всегда давались ему нелегко. Если бы не открывшиеся возможности, ни за что не согласился бы работать с головорезом, о котором ходили слухи один кровавее другого. Однако, оно того стоило. А когда все закончится, он еще посмеется в обескураженное лицо Лебедева.

Убрав телефон в карман, мужчина закрыл крышку ноутбука и бросил взгляд на вывеску.

— Отель Парк Рояль, — прочел вслух. — Вот вы и попались, госпожа Лебедева.