Алена Винокурова

Анна Сергеевна Кубанцева, 2020

Все части приключений Алены Винокуровой в одной книге! Молодая девушка Алена Винокурова – оперуполномоченный одного из городских отделов полиции. Она ищет правильные решения в сложных головоломках уголовных дел и дел личных, которые порой оказываются связаны…

История Первая: Кто убил мистера Поллини

Глава 1

— Но я не имею ни малейшего представления, кто убил мистера Поллини! — преувеличенно наивно воскликнула я.

Следователь в порыве неудержимого раздражения ударил ладонью по столешнице и заскрежетал зубами. Думаю, с гораздо большим удовольствием, он бы ударил меня.

— Винокурова! — взмолился мой начальник.

Я вздохнула.

— Товарищ капитан, даже принимая во внимание вашу фамилию, — цедил слова следователь, крайне неприятный сухопарый тип, — Ваше поведение тянет на служебное расследование.

Я вторично вздохнула, но ломать комедию мне надоело. Я посмотрела прямо в глаза следователю, и он несколько поежился от быстрой перемены в моем взгляде.

— Товарищ майор, в постановке приказа при направлении меня на задание, было сформулировано оградить гражданских лиц от возможности пострадать при проведении операции по ликвидации Кожемятова. Приказ мною выполнен. Задача изобличить убийц Ивана Кожемятова поставлена не была. Обстоятельства произошедшего изложены мною в поданном рапорте. Если Вы, товарищ майор, не имеете больше ко мне вопросов, то я бы хотела вернуться в отдел.

Я перевела взгляд на начальника, тот хмуро исподлобья смотрел на меня, но кивнул, соглашаясь.

Следователь Проскуряков вздохнул и капитулировал, пообещав наслать на меня служебное расследование и пробормотав под нос, что из органов сделали проходной двор всякими непонятными девицами.

Я смотрела на него с выражением обычной ласковой дурости, какую я изображаю, слыша подобные инсинуации в свой адрес, сделала ручкой, и мы вышли из кабинета.

Молча покинули здание и направились к стоянке.

— Вас подвезти, товарищ полковник? — спросила я начальника.

Он кивнул, все знали его нелюбовь к вождению автомобиля самостоятельно, а водителя он отпустил в отпуск.

Полковник Шевцов Аркадий Зиновьевич обладал внушительной комплекцией и суровым взглядом, в форме он смотрелся сокрушительно и на многих производил столь неизгладимое впечатление, что некоторые начинали каяться сразу при его появлении.

Я же обладала внешностью Аленушки из сказки. Собственно, как и именем — Алена.

С трудом поместившись на переднее сидение моего мини-купера, полковник снял фуражку, пристроил ее на коленях, по многолетней привычке, вцепился в нее и сурово молчал.

Я не стала развлекать его светской беседой и половину пути мы проделали молча.

— Винокурова, завязывала бы ты следакам хамить, — посоветовал шеф.

— Я не специально, товарищ полковник, оно само.

— Оно само, — передразнил начальник, — да ты знаешь, что твой отец со мной сделает?

И вот за эту манеру совершенно по-бабьи вздыхать и охать, он и получил ласковое прозвище среди подчиненных — Зиночка.

Я кивнула.

— Мы с Вами, товарищ полковник, поедем к нанайцам, движение регулировать, — не отвлекаясь от дороги, сказала я.

Это была любимая угроза моего отца, когда он распекал нерадивых подчиненных:

— А Вы, — кричал в запальчивости отец, — у меня поедете к нанайцам, движение регулировать!

А папа мой служил в звании генерала. Поэтому, когда мне, после проведения сложной операции, досрочно присвоили капитана, в отделе ехидно улыбались и перешептывались, что папа постарался. А то, что я там скакала, как на углях, как-то не рассматривали. Да и зачем, когда есть такая удобная версия, которой можно было объяснить абсолютно все.

Я давно привыкла, что с моей внешностью и папой генералом никто не воспринимал меня всерьез. Несмотря на красный диплом, полученный вполне самостоятельно, несмотря на то, что я свободно говорю на двух иностранных языках, имею первый взрослый разряд по художественной гимнастике, занимаюсь единоборствами, весьма метко стреляю и обладаю аналитическим складом ума, я все равно была «полицейской куклой Барби» и «ну конечно, у нее же папа генерал».

Впрочем, полковник Шевцов и коллеги, с которыми я непосредственно взаимодействовала, относились ко мне вполне по-человечески, ценили за умение находить выход из сложных ситуаций и разгадывать сложные головоломки.

Я припарковалась и собиралась выходить, но шеф меня остановил:

— Езжай домой, девочка, отдыхай, — вздохнул он, — у тебя была сложная ночь. В понедельник, все в понедельник.

Я не возражала, ночь была правда сложная. Это был не первый труп в моей практике, но перед глазами снова и снова вставало падающее тело Кожемятова перед самым носом у Ирины, которая была в ту ночь его спутницей.

Зайдя домой, я услышала, как что-то шкварчит на плите, значит мама дома.

Несмотря на то, что я была уже вполне себе взрослой девочкой, я продолжала жить с родителями. И дело было не в отсутствии возможности жить отдельно, а в полном отсутствии желания разъезжаться, как с моей стороны, так и со стороны родителей.

Я была поздним, незапланированным ребенком. Хотя в современных условиях совсем даже и не поздним, а вполне своевременным. В общем, поженившись, образцовая пара учительницы и милиционера, родили сына, воспитывали из него настоящего мужчину, и обзаводиться еще потомством уже не планировали. Мама из учительницы превратилась в строгого профессора ведущего ВУЗа города, папа уверенно шел вверх по служебной лестнице и тут сюрприз, в виде шевелений ребенка. Мама была так увлечена карьерой, что происходящие с телом перемены списывала на стресс и возраст. Впрочем, несмотря на мою незапланированность, я была очень любимым ребенком, но в отличие от мнения большинства, отнюдь не таким избалованным, как можно было подумать. Поскольку сын пошел по отцовским стопам, то мне предполагалось заниматься чем-то исключительно женским. Могу быть как мама педагогом, могу быть врачом, могу даже, прости Господи, моделью. И каково было негодование отца, когда я ни с кем не посоветовавшись, поступила в профильный вуз. Он тут же заявил безапелляционным тоном, чтобы я забирала документы.

— Нет, — спокойно объявила я, не прекращая жевать.

Брови отца взметнулись в немом недоумении, что я посмела возражать.

Лешка, мой брат, к тому моменту уже жил своей семьей, благополучно женившись на воспитателе детского сада Марине, проходившей свидетельницей по одному делу, но в этот совсем не прекрасный для моего отца вечер, они ужинали с нами.

— Как прикажите это понимать? — достаточно сухо спросил отец.

— Как изволите, — равнодушно парировала я.

Лешка всегда отца боготворил и даже боялся, и моя непочтительность и непокорность в тот момент приводили его в священный ужас.

— Алена, ты не представляешь себе, что такое жизнь мента, — пришел он на помощь отцу.

— Действительно, у нас же в семье двоих ментов нет, — хлопнула я глазами ему в ответ.

— Вот третий нам абсолютно без надобности! — взорвался все-таки отец.

— А зря, Бог любит троицу, — спокойно пожала плечами я.

Мама испуганно переводила взгляд с одного члена семьи на другой.

Отец молчал и боролся с гневом.

— Значит так, Алена Дмитриевна, — холодным тоном, в конце концов, объявил он свое решение, — я палец о палец не ударю, чтобы Вам чем-то помочь ни в учебе, ни в распределении. А при малейшем дисциплинарном проступке, ты у меня…

— Поеду к нанайцам регулировать движение, — закончила я за него.

Впрочем, отец нарушил свое слово и после первой же сессии поинтересовался как дела у студентки Винокуровой. Каково же было его удивление, когда ему, запинаясь, ответили, что студентка в свое время на вопрос о родственных связях с генералом Винокуровым, ответила, что они просто однофамильцы. Странным образом это успокоило отца и с тех пор он начал интересоваться моими делами непосредственно у меня, и дома наступил долгожданный мир.

— Мамуль, ты дома? — спросила я, заходя на кухню и чмокая ее в щеку, — неожиданно и приятно. А как же университет, не развалится без тебя?

— Думаю, прекрасно справятся. А я тебе блинчиков сделала, иди, умывайся и будем завтракать, — деланно беззаботно пропела мама.

Сложив два и два, я спросила.

— Что, отец звонил? — без обиняков спросила я.

— Звонил, — не стала хитрить мама.

— И как он? Сильно зол?

— В бешенстве, — подтвердила мама, — Шевцова, разумеется, к нанайцам, а эту глупую девчонку в детскую комнату милиции. Или в пресс-службу, пусть, говорит, глазами на камеру хлопает.

Стоит ли говорить, что кличка в широких кругах у моего отца Нанаец.

Я вздохнула.

— Аленушка, ты хоть понимаешь, как мы испугались? Ты глупая, непокорная девчонка! Я скоро соглашусь с папой, что тебе место в пресс-службе, — выговаривала мне мама, прижимая меня к себе.

Я обнимала ее в ответ, стараясь успокоить.

— Мам, все было хорошо, ничего страшного.

— Конечно, ничего, абсолютно, всего-то перестрелка и взрыв!

Но мама быстро взяла себя в руки.

— Ладно, нотации тебе вечером отец прочтет. Иди в ванную, и я тебя жду за столом.

— Есть, — привычно произнесла я и скрылась в ванной.

Конечно, успокаивая мать, я преувеличивала свое спокойствие. Сейчас, оставшись, наконец, в одиночестве, намыливая руки, я с неудовольствием отметила, что они мелко дрожат. Дрожь быстро распространилась на все тело и меня забило в ознобе. Я быстренько забралась под струи горячей воды и бессильно села в ванну, подтянув ноги к подбородку. Что-то не сходилось во всей этой истории. Во-первых, только, когда все закончилось, я узнала, что операция была не только совместная со смежными подразделениями нашего родного ведомства, но и с ФСБ. Во-вторых, количество засланных казачков на вечеринку, едва ли не превышало количество остальных гостей.

Я поняла, что испытываю непонятное чувство жалости к Кожемятову. Его предали. Его предали бессчетное количество раз и поэтому он теперь лежит на холодной полке морга. А он верил всем этим людям, которые собрались на вечеринку по случаю его дня рождения, зная, что в финале именинник станет трупом. Знали, пожалуй, все, кроме Ирины. Так же, уже утром, я с удивлением узнала, что Ирина была не давней подругой Кожемятова, а тоже приставленной к нему приманкой. Надо будет покопаться в деле, хочу понять: ее-то на чем взяли.

Я облачилась в любимую розовую пижаму и тапки с единорогами и вышла к маме. Она не любила говорить о нашей работе. В детстве меня это удивляло, я не могла понять: почему маму не интересует такая интересная, полная приключений работа отца, а потом, когда сама начала работать, я поняла, что мама просто безумно боится за нас.

Она окинула меня взглядом и покачала головой:

— И эта девушка лезет под пули.

— Мама, я не лезу под пули.

— Конечно, это пули гоняются за тобой.

Мы провели очень милый день, смотря глупые сентиментальные фильмы о любви и, наконец, пришел папа.

Его взгляд, устремленный на меня, не обещал ничего хорошего, но видно за день он успел успокоиться и не кинулся на меня с порога.

Как ни странно, он не затронул эту тему и за ужином. Я совсем уж было решила, что буря миновала, как папа сразил меня наповал, обратившись к маме:

— Вика, нам с коллегой нужно поговорить с глазу на глаз, — и кивком головы показал на меня.

Мама понимающе вышла, а папа встал, налил в два стакана виски, пододвинул один мне и стал, молча, сверлить меня взглядом.

Я была не слишком эмоциональна, в противном случае, моя челюсть бы уже грохнулась о стол от происходящего.

— Ну — с, капитан Винокурова, докладывайте, — предложил отец.

— С чего начать, товарищ генерал?

— Для начала я хотел бы знать, кому принадлежит эта гениальная идея привлечь тебя к проведению операции.

— Мне.

— И почему я в этом не сомневался, — покачал головой отец, — так, расскажи мне с того момента, как началась заварушка.

Чутье у моего отца как у охотничьей собаки, и я поняла, что меня не зря терзали противоречия, раз отец заинтересовался.

— Мордатый парень, который оказался, майором ФСБ, с криком «Ах ты, мент поганый!» засадил в морду своему визави, в другом конце зала поднялся приглашенный Кожемятова и с криком «Атас, мусора» перевернул стол и ринулся к выходу.

— Мужики нюхали? — спокойно перебил отец.

— Не заметила, — покачала я головой, — в общем, после этого, все и началось. Кстати, ОБЭПник начал драку в своем углу зала по заданию или добровольно? Достаточно не вовремя. Кто-то выстрелил первый, я не видела, кто это был, палить начали со всех сторон, я подумала, что самое благоразумное не палить контору в двух шагах от Ивана Кожемятова, а постараться укрыть от случайных пуль тех, кто рядом. Я перевернула стол и затащила туда Ирину, приказав лечь и не шевелиться, в этот момент, по другую сторону рухнул Кожемятов, его лицо было как раз рядом с головой Ирины, она начала визжать, я подняла голову, двое в костюмах гангстеров проходили с нашей стороны, совершенно не прячась, один посмотрел мне прямо в лицо, они не бежали, вообще не особо торопились, Я решила их задержать, потому что поняла, что это не оперативники, так как было оговорено, что Кожемятова снимет снайпер. Я вскочила на ноги, вытащила пистолет, но какой-то совершенно пьяный тип, решил, что девка с пистолетом шикарный спарринг партнер, поэтому я огрела его по скуле своим табельным оружием и потеряла время. Одного из этой парочки я, конечно, зацепила, но по касательной, в плечо. Это никак не поможет нам его найти.

Последнюю фразу я произнесла очень расстроено и не сразу заметила, как папа сардонически улыбается, слушая меня.

— Чего? — нерешительно улыбнулась я в ответ отцу.

— Когда ты была маленькой, ты так расстраивалась, если не удавалось стащить шоколадку из буфета, а сейчас она сидит расстраивается, что, видите ли, потеряла время, чтобы положить бугая с оружием. Ладно, продолжай.

— Потом я заметила, что у человека в нескольких метрах от меня в руках граната, поэтому я собрала женщин, которых успела дернуть за минуту и вывела из здания.

— Через окно, — закончил за меня отец.

— Первый этаж, — пожала я плечами.

Мы замолчали. Отец размышлял, постукивая пальцами по столу.

— Не сходится, — в конце концов, сказал он, совсем как я недавно, — для профессионалов они работали слишком топорно, поэтому заказ отпадает, среди приглашенных их не было, чтобы это было можно было принять за случайную жертву, и ни одно ведомство в них не опознает своих сотрудников.

— Подожди, что значит: не опознает? — дошел до меня смысл папиных слов, — составили фотороботы?

— Детка, — вздохнул отец, — там же повсюду были камеры.

А мне это и в голову не пришло. Все же видно нечего мне делать на своей работе.

Я помолчала.

— А почему ты решил со мной поговорить как с коллегой? — все же задала я вопрос, — ты же всегда считал, что мне нечего делать в органах?

— Я и сейчас так считаю, — кивнул отец, — но посмотрев записи, я не могу отказать тебе в профессионализме.

Глава 2

Когда я в понедельник вошла в наш кабинет, меня встретили аплодисментами.

Я непонимающе посмотрела на ребят.

— По поводу овации? — спросила я, устраиваясь за столом и включая компьютер.

— Покажи ей, — хохотнул Пашка Овсянников.

Дима Решетников подошел ко мне и подождал, пока загрузится старенький компьютер. Вставил флешку.

На видео со съемкой драки с давешней операции кто-то наложил музыку из «Mortal combat» и я со смесью неприязни и удивления смотрела как деваха, в которой я без труда опознала себя, любимую, выхватывает из-под пышной юбки пистолет, с размаху бьет жирдяя и, прицелившись, стреляет.

— Скажи шедевр! — восхищенно сказал Дима.

— Гадость редкостная. Убери это, пожалуйста.

— Чего, Аленка, не выспалась?

— Ребят, вам не кажется, что кто-то ловко водит нас за нос?

— Ты о Кожемятове?

— Да.

Пашка задумчиво покрутился на стуле и ответил:

— Знаешь, первой моей мыслью было, что начальство как обычно забыло довести свое решение до плебеев. Но посмотрев на месте, как они бегают как пингвины, я понял, что они как бы не ожидали такой развязки.

— Вот и отец говорит, что не сходится, — задумчиво протянула я.

— Ну если сам Нанаец…В смысле, сам товарищ генерал так считает, значит однозначно так и есть.

— Кто же убил мистера Поллини, — ни к кому не обращаясь, спросила я.

— Кого?

— Мистера Поллини. Псевдоним Кожемятова. Он же и вечеринку эту в гангстерском стиле придумал исходя из своего ника. Ладно, займемся делом, — посоветовала я сама себе.

Я разгребала бумаги и благополучно отвлеклась, когда зазвонил телефон, и я с удивлением увидела имя Ирины на экране.

— Да, — несколько хрипло взяла я трубку.

— Алена? Здравствуйте, это Ирина Изотова, мы с вами общались…

— Я узнала Вас, — перебила я ее смущенные объяснения.

— Алена, мы не могли бы встретиться? Я просто не знаю к кому обратиться, Вы же в полиции работаете?

Я поморщилась. Для нее последний месяц я была дизайнером и организатором вечеринок по совместительству. Говорить нам уже вроде бы было не о чем, но ее несчастный голос заставил меня согласиться встретиться с ней. Я назвала адрес одного кафе и условилась о встрече через полчаса.

Войдя в зал, я поискала глазами Ирину и, увидев ее, с неудовольствием отметила, как погано она выглядит.

— Здравствуйте, Ирина, — решила я держаться официального тона, раз маски сорваны.

— Здравствуйте, Алена, — кивнула она нерешительно.

Подошел официант, я сделала заказ, Ирина рассматривала стол. Я решила дать ей возможность начать, но Ирина все не поднимала глаз. В какой-то момент, я вдруг почувствовала себя неуютно.

— Ирина, Вы сказали, что не знаете к кому обратиться, у вас какие-то проблемы?

— Да…Дело в том, что Никиту не выпустили. Они обещали, что как только Ваню…Что как только все закончится, его тут же отпустят, но они его не выпустили, — закончила она практически шепотом.

Я начала кое-что понимать.

— А Никита Ваш…?

— Брат. Никита мой младший брат. У меня ведь больше никого нет, мы сироты, и если я не смогу ему помочь, я не смогу этого вынести, я ужасный человек…

— Так, стоп, — прекратила я начинающийся сеанс самобичевания, — давайте по порядку. С самого начала.

В принципе уже после первой фразы я начала понимать, что к чему, но по мере ее рассказа могла только хмыкать.

А дело была так. Жили-были Ира и Никита Изотовы, круглые сироты. Ирина, как старшая сестра, работала как вол и старалась, чтобы братишка ни в чем не нуждался, занимался учебой. Впрочем, Никита ее не подводил, собирался стать архитектором, учился весьма хорошо, по мелочи подрабатывал, чтобы помочь сестре. И вот он ушел с друзьями в ночном клуб праздновать свое 20-летие, а утром Ирине позвонили и скучным голосом пригласили подъехать для дачи показаний, весьма отстраненно сообщив, что Никита Изотов задержан по 228 статье.

— Какой знакомый поворот, — хмыкнула я, подражая популярной рекламе, — наркотики. Хранение и распространение.

Ирина кивнула.

— Алена, он не мог, он очень, очень хороший мальчик. Нам устроили свидание, он перепуганный ребенок, которому вот-вот испортят всю жизнь!

— Тише, тише, я никого не обвиняю, — успокоила я ее.

— Да, да, простите…Собственно, тогда мне и сказали, что я могу помочь Никите…И рассказали в чем смысл…Мне тогда казалось, что я готова на все, чтобы помочь брату, а сейчас…А сейчас оказалось, что и Никите не помогла, и Ваню предала…

Она тихо заплакала.

— Ира, а Вы знаете, что то, что шьют Никите, Ваш Ваня делал весьма сознательно и в масштабах всего федерального округа?

— Да, но…Он не допускал, чтобы это попадало к школьникам или еще каким-то таким, незащищенным людям…

Я только закатила глаза. Ох уж эта двойная женская мораль. С одной стороны, мне было немного неприятно от методов нашей системы, с другой стороны, мне хотелось встряхнуть женщину, которая сидела напротив меня и несла влюбленный бред.

— Ирина, о чем Вы хотели меня попросить? — хотя прекрасно знала о чем, но все же спросила.

— Алена, Вы же наверняка знаете к кому можно обратиться, пожалуйста, помогите вытащить Никиту, я…Я все сделаю…

Она снова заплакала, закрыв лицо руками.

Я покачала головой.

— Ирина, возьмите себя в руки. У Вас шок, Вам нужно оправиться от него. С Никитой я Вам, конечно, помогу, но о предательстве Вами Кожемятова, я даже слышать не хочу. У Вас была цель, Вы к ней шли.

Я уже хотела подняться, но ее вопрос застиг меня врасплох.

— А разве Вы этого не чувствуете, Алена? Разве у Вас не возникло чувство, что Вы его тоже предали?

Что я могла ответить? У меня не было ощущения предательства по отношению к Кожемятову, он был мне абсолютно чужим человеком, но, положа руку на сердце, считала, что так оно и есть — его все предали.

Вместо ответа на этот вопрос, я сказала:

— Никита сегодня будет ночевать дома. Мне пора. Всего доброго, Ирина.

И поспешила уйти.

Из кафе я отправилась прямо к наркоторговцам, как мы между собой называли управление по борьбе с оборотом наркотиков.

— О, сама Лара Крофт от полиции! — поприветствовал меня Вадик Самойлов, когда я вошла в кабинет.

Я улыбнулась в ответ, но он начал напевать мелодию из Мортал Комбат.

— И ты, Брут, — грустно заключила я.

— Какими судьбами, Фемида в твоем обличии снизошла до нас, убогих?

— Вадичка, а как насчет Никиты Изотова? Ему давно пора домой, а кто-то забыл его выпустить.

— Парню предъявлено обвинение.

— Так снимите его. Вы и так уже достаточно поломали жизнь парню. Как и его сестре.

Глаза Вадика злобно сощурились.

— Ох, какие высокоморальные генеральские дети пошли. Ихним папам генералам звездочки наверно тоже за высокую степень морали давали. Нам-то, босоте, откуда такие моральные принципы иметь. Ты еще папочке позвони, пожалуйся, как невиновных обижают.

— И позвоню, раз просишь. Он у вас, наверное, как положено в отдельной камере? Или с задержанными впервые? И заодно, пожалуй, подружке Ритке позвоню, которая в «Новом Комсомольце» работает.

Впрочем, наша перепалка носила вполне дружеский характер, и злился Вадик не на меня, а на себя, так как, похоже, действительно просто забыл про мальчишку.

Мы с Вадиком учились на одном факультете, только он был старше. Называя себя босотой, он очень сильно преувеличил действительность, а вернее сказать, нагло врал, так как его папа тоже носил генеральские погоны, но и я не собиралась никому звонить.

— Ладно, Винокурова, сейчас позвоню.

— Вот и умничка, — я послала ему воздушный поцелуй и пошла к выходу.

— Винокурова, — позвал Вадик, разглядывая мою кожаную мини-юбку, — пошли в кино?

— Я подумаю, — очень серьезно пообещала я.

По дороге домой позвонила Ритка, она всегда была легка на помине.

— Мать, — позвала она протяжно.

— А, — в тон ей ответила я.

— Будь моим источником в правоохранительных органах, — замурлыкала подружка.

— Что на этот раз тебе надобно, душа моя?

— Кожемятов, разумеется.

Я мгновенно стала серьезной.

— Нет, Рит. Прости, но нет. И если хочешь совет от источника в правоохранительных органах, то держись подальше от этой истории. Как можно дальше.

Ритка свой журналистский хлеб ела не зря и поняла все очень быстро.

— Ты ли че ли? — тоном героини знаменитого фильма спросила подружка.

Я утвердительно промычала.

— Расскажешь? — спросила она.

— Расскажу, но как-нибудь потом. И при одном условии, что от тебя ни слова не просочится в прессу.

— Все так серьезно? — перестав дурачиться, спросила Ритка.

— Да, Ритуль, думаю, что все очень серьезно. Да и как может быть иначе с фигурой такого масштаба.

— Ладно, мать, давай тогда на выходных полакаем чего-нибудь вкусного, и ты мне все расскажешь.

— Давай.

Простившись с подругой, я впервые за это время подумала, как тяжело, наверно, сдержать прессу с этим убийством.

Кожемятов был олигархом всероссийского масштаба. Дела вел в Москве и по всему миру, но жить предпочитал в нашем славном городе. Где его и пристрелили. Давно известная истина, что за каждым большим состоянием кроется преступление, с Иваном Кожемятовым работала на все сто процентов. К нему были вопросы у наркоторговцев, у экономистов, в смысле у управления по борьбе с экономическими преступлениями, как оказалось, у фейсов. В смысле у ФСБ. И вроде бы Кожемятов был такой плохой, а с другой стороны он курировал детские дома и дома престарелых, детской больнице помогал, хоспису, за что был неоднократно обцелован губернатором.

Я понимала, что история с ним еще не закончена. И почему-то мне это очень сильно не нравилось.

Вечером позвонила Ирина, плача в трубку от облегчения и счастья, что Никита был дома.

Глава 3

На планерке у Шевцова было как обычно муторно и скучно.

— Так, теперь по Кожемятову, — сказал начальник с таким видом, как будто долго оттягивал неприятный момент, но тянуть больше не представлялось возможности, — заключение готово. Винокурова, съезди в морг, забери, завтра похороны. Кто у нас отправится провожать Кожемятова в последний путь? Овсянников, Решетников и Винокурова. Народу должно быть много, фигура заметная в масштабах страны. Будьте бдительны, дети мои. Возможно, удастся зацепить кого-то интересного нам.

Подъехав к моргу, я не спешила выходить. Покойников я не боялась, но бывать в морге очень не любила. Была в нем какая-то безнадежность, какая-то необратимость. Вот еще вчера ты был полным сил, еще молодым человеком, который принадлежал к сильным мира сего, а сегодня ты лежишь на холодной железной полке. А жизнь течет дальше без тебя. А завтра так вообще никто и не вспомнит о тебе.

Из дверей морга, практически под руки вывели женщину, должно быть с опознания. Я тяжело вздохнула и пошла внутрь.

Судмедэкспертом по делу Кожемятова был Борис Натанович Шниерсон. Очень опытный эксперт и очень старый еврей. Когда меня еще на свете не было, он был уже очень уважаемым судмедэкспертом.

— Добрый день, Борис Натанович! — бодро поприветствовала я старика.

— Милая девушка, у меня все прекрасно со слухом, совершенно не обязательно кричать мне в ухо, — беззлобно ответил он, — и вам таки день добрый.

— Извините, — улыбнулась я.

— Если Вы за бумагами, милое создание, то они на столе в кабинете.

Я покосилась на тело Кожемятова на столе.

— Разве Вы еще не закончили? — удивилась я, кивком показав на Ивана.

— Если по служебной части, то давно закончил, Борис Натанович свое дело знает. Но я старый еврей, милая девушка, и я люблю деньги. Попросили его подмарафетить к завтрашней церемонии, — объяснил Шниерсон.

Я усмехнулась. Ну, в принципе, почему нет, никому плохо старый еврей не делает.

Я внимательно посмотрела на лежавшее передо мной тело и даже задумчиво обошла его вокруг.

— Вас что-то смущает, Аленушка?

— Нет, просто… Подумала о том, как меняет людей смерть. Он вроде бы и на себя стал не похож, — подумала я вслух.

— Вы совершенно правы, милое дитя, смерть творит свои изменения. И я рад буду показать Вам. Вот обратите внимание на носовые хрящи…

Следующие полчаса Натанович посвящал меня в тонкости своей работы.

— Удивлена, восхищена, раздавлена, — слегка аплодируя, поднялась я, — спасибо, Борис Натанович, это было чрезвычайно интересно!

— Рад служить, барышня, — отвесил шутливый полупоклон старый еврей.

Глава 4

Народу было много и зал прощания городского крематория с трудом вместил желающих.

Губернатор, который в былые времена с разбегу бежал, чтобы лизнуть Кожемятова, как и остальные официальные лица, в виду последних событий, присутствовать не пожелали, хотя могли бы и попрощаться с дорогим другом. По той же причине не было и всенародно известных богатеев, которые не желали, чтобы их имя фигурировало в отчетах. Как-то отец сказал мне, что у очень богатых людей служба безопасности и разведки работает едва ли не лучше, чем ГРУ в целом. Так что, были соратники и партнеры не самого высокого полета. Только один человек, имя которого слишком известно, чтобы его называть, плевать хотел на все отчеты и приехал отдать дань памяти Ивану Кожемятову. Кажется, в юности они часто встречались то ли на турнирах по борьбе, то ли по самбо. Я зауважала этого человека за его смелость и порядочность. Хотя последнее, конечно, весьма и весьма спорно.

Дамы, присутствовавшие на церемонии прощания, вызывали у меня приступ неуместного веселья. Стараясь как можно больше подражать западной культуре, наши перекачанные силиконом и гилауронкой Мани и Тани дополнили свои наряды шляпами и большими черными очками. Уж им-то, конечно, было необходимо прятать свои заплаканные глаза. Слово дали вдове, и я вторично развеселилась. Законной женой она пробыла аж три месяца, пока весьма неосмотрительно не бросила на кровати свой телефон с открытым мессенджером, где достаточно часто называла мужа непроходимым тупицей и жаловалась, как он ей надоел. Кожемятов собрал ее вещи, пока она была в душе. В разводе они были уже около двух лет.

Я вздохнула. Ивану Кожемятову было сорок два года и как-то так выходило, что по-настоящему близких людей у этого человека не было. Воспитывала его бабушка, почившая 5 лет назад, родители женаты, кажется и не были, мать непутевая, бросила сына и ушла в загул, из которого так и не вернулась. Бабушку Кожемятов боготворил и очень горевал, когда ее не стало. Он купил ей хороший дом за городом, нанял помощников, в общем, обеспечил достойную старость, но самой большой радостью для старушки были визиты Ванюши. Все просила она правнуков поняньчить, но не дождалась. Детей у Кожемятова не было, родственников не было, жены нормальной и той не нажил.

Вдова вытирала черным ажурным платочком сухие глаза и картинно судорожно запиналась. Видно надеялась на долю в наследстве.

Следом выступал его заместитель и, по его словам, настоящий, близкий, преданный друг Вани.

Я открыто усмехалась, так как этот настоящий и преданный друг сдал Кожемятова со всеми потрохами первым. Причем, делал это столь усердно, словно на дворе был снова 37 год.

— Да, не хотел бы я, чтобы мои похороны были похожи на эти, — задумчиво сказал мужчина рядом.

Я оглянулась на незнакомца. Рядом стоял мужчина средних лет, ближе к сорока, бритый налысо, с аккуратно очерченной черной бородой по моде. Он был похож на кавказца, но речь была с английским акцентом.

— Почему?

— Столько фальши, — покачал он бритой головой.

— Почему Вы так считаете? — слегка улыбнувшись, спросила я.

— По той же причине, по которой Вы так ехидно ухмыляетесь, — парировал он.

— Наверно на официальных похоронах всегда так, — пожала я плечами.

— Мне кажется, что единственный человек здесь, который по-настоящему горюет, это вон та молодая женщина.

Я проследила направление его взгляда и нахмурилась, узнав Ирину. Она по-сиротски приткнулась в самом конце зала.

— Вы не знаете, кто она покойному?

— А Вы кем ему приходитесь? — решила я ответить вопросом на вопрос.

— Мы занимались вместе спортом и имели кое-какие дела. Бизнес. Могу ли я задать Вам тот же вопрос?

— Мы были знакомы по работе, — пробурчала я.

Он кивнул и снова начал рассматривать толпу.

— Мы с Вами раньше не встречались? — спросила я, чувствуя что-то смутно знакомое в его фигуре и голосе. Глаза скрывали темные очки, впрочем, как и у половины присутствующих.

Словно прочитав мои мысли, мужчина снял очки и посмотрел на меня черными, словно уголь, глазами под красиво оформленными бровями. Несмотря на всю брутальность его образа, он был настолько ухожен, что, если бы мне просто показали его фотографию, я бы решила, что он гей.

— Джованни, — протянул руку мужчина, представляясь, — думаю, что запомнил бы столь милую девушку.

— Алена, — коротко ответила я.

Гражданская панихида закончилась и тело перенесли в помещение для кремации.

Народ постепенно потянулся к выходу. Кто старался выйти незаметно, кто, не стесняясь, направлялся к выходу, как например, вдова, под руку с кем-то столь же скорбящим, как она сама.

Когда процедура была полностью завершена и урну с прахом поместили в специально отведенную ячейку, дорогой и близкий друг — заместитель, положил руку на плиту, громко, театрально вздохнул и за ним вышли последние провожающие.

Мы тоже вышли на улицу, я поискала глазами Ирину и не увидела ее.

— Ну, что, поехали на поминки? — спросил Паша.

— Если можно, без меня. Я видела здесь Изотову, хочу с ней поговорить, — вздохнула я.

— Окей, — согласился Пашка.

Я вернулась в зал с прахом усопших. Как я и ожидала, Ирина была там.

— Ванечка, прости меня, пожалуйста, прости, — тихо плакала она, прислонившись лбом к плите.

Я постояла в нерешительности. Потом кашлянула, Ирина обернулась.

— Алена? Я…Я хотела проститься, я уже ухожу, — торопливо вытирая глаза, сказала она.

— Давайте прогуляемся, — предложила я, — только не здесь.

Доехав до ближайшего парка, мы не спеша побрели по аллеям. Ирина сокрушенно молчала и выглядела очень подавленной.

— Ирина, можно нескромный вопрос? — решилась я.

— Задавайте, — безучастно отозвалась Ирина.

— Вы влюбились в Кожемятова? — без обиняков спросила я.

Ирина грустно улыбнулась.

— Ален, Вы можете посчитать меня глупой фантазеркой, но мы с Ваней действительно полюбили друг друга. Я всегда считала, что для каждого человека существует своя половинка и вот свою я нашла. И потеряла, — она снова заплакала.

Если не считать, что все было продумано заранее, то познакомились они весьма романтично. Кожемятов сбил ее машиной, выезжая из ворот собственного дома, когда она совершенно случайно проезжала мимо. Ну как случайно, ее просто выпихнули из кустов под колеса машины.

Вообще, за тот месяц, что мы были знакомы с Кожемятовым, я могла бы его охарактеризовать как «неплохой мужик». Ирину он таскал почти на все встречи, но в отличие от многих своих товарищей по миллионам, относился к своей спутнице уважительно и требовал этого от окружения.

Я усадила ее на скамейку и подождала, пока она немного успокоится.

— Может за месяц, что вы провели вместе, рано говорить о любви? — попробовала я вразумить горевавшую девушку.

— Алена, Вы любили? — и, не дождавшись ответа, продолжила, — разве для любви существуют сроки, чтобы определить ее подлинность? Ваня был самым настоящим, самым добрым, самым искренним человеком, которого я встречала. Мы ведь так похожи, мы с Никиткой сироты, Ваня сирота и нас это как-то по-настоящему сблизило, мы говорили на одном языке. И я предала его. Я предала того, кого так любила.

— Вы спасали брата, — попробовала я ее убедить.

— Да, но…Я не знала, что Ваню убьют. Я думала, что его просто посадят. А я бы дождалась его. Правда.

— Ирина, Вам всего 28 лет, Ваню посадили бы минимум на десятку, Вы готовы были убить десять лет на ожидание человека, который виновен во многих грехах? Да Вы знаете, что Вашему Ване шьют ОПГ? — не выдержала я.

— ОПГ? — не поняла Ирина.

Я только рукой махнула.

— Пусть. Для меня его деятельность ничего не меняла.

— Ирина, давайте я направлю Вас к нашему психологу? Вам необходима реабилитация, — предложила я.

Она покачала головой.

— Спасибо, Алена, Вы и так очень помогли нам.

— Ирина, а Иван никогда не говорил, что ему кто-то угрожал? Что кто-то хотел его смерти?

— Он так всегда про Петрова говорил, своего финансового директора: «Ты моей смерти хочешь», но я думала, что это просто фигуральное выражение.

Петров был не лучше Горбенко, зама Кожемятова. Тоже был готов сделать, что угодно, лишь бы его за шарики не подвесили самого.

— Больше ни о ком не упоминал в этом контексте?

Ирина снова покачала головой.

— Хотя знаете, был один звонок…Вроде бы и ничего особенного, он говорил междометиями, но, когда положил трубку, обернулся ко мне и вроде как в шутку спросил: «А если меня не станет, ты будешь тосковать?», я испугалась, а он засмеялся.

— Когда это было?

— Дайте подумать…Во вторник. Да, это было точно во вторник. Чувствовал, Ванечка…

Я задумчиво посмотрела в пространство. Чувствовал или знал? И если знал, почему ничего не предпринял? Или предпринял, но не удалось?

— Единственное, что Вы еще можете сделать для Вани, это помочь найти его убийц, — сказала я Ирине, — если что-то вспомните, то обязательно позвоните.

Она кивнула, и я попрощалась.

Я поехала к ребятам. Пока я гуляла с Ириной, поминки, по старой русской традиции, начинали постепенно переходить в гуляния. Скорбящих родственников не было, урезонить подвыпивших «настоящих друзей» было некому, и взрывы смеха звучали все чаще.

— Ну что тут у нас? — спросила я у Димы, подходя к ним.

— Да все как обычно, еще час и вдова исполнит на столе канкан, — кивнул он на девицу.

Я посмотрела в направлении его кивка и заметила, что экс мадам Кожемятова успела хорошо подкрепиться спиртным и практически висела на том же товарище, который провожал ее из крематория.

— Чувствовал он, говорю вам, чувствовал, — рассказывал Петров, — приходит он ко мне, где-то месяц назад, и говорит: «Иваныч, а вот помру я, кому мои миллионы достанутся, вам что ли?» Я давай его убеждать, что мол ты мужик молодой, еще детей наделаешь, а он и не слышит будто…Да, жаль его, жаль…Хороший мужик был…

— Но не так жаль, как себя, — прокомментировал Пашка, сложив руки на груди, я только улыбнулась.

Когда большая часть гостей разъехалась, мы решили, что и нам пора.

Заехали в фаст-фуд перекусить и обсудить дела наши скорбные.

— Ну, что у тебя? — спросил Пашка.

Я пересказала наш разговор с Ириной.

— Интересные дела, — задумался Пашка, — получается, что ему кто-то угрожал, если откинуть весь этот бред про предчувствия собственной смерти?

— Получается так, — кивнула я, — а у вас что-то интересное было?

— Да в общем-то нет. Поминки, по сути, превратились в корпоратив. Какие-то случайные знакомые и провожающие, не связанные с корпорацией, на поминки не поехали, а половина тех, кто там были, уже успели у нас побывать до. Знаете, ребят, о чем я подумал, а ведь те, кто искренне мог с ним попрощаться просто не пришли, посчитав, что не по Сеньке шапка. А те, кто пришли… — Пашка только рукой махнул.

— Ну, двое пришли, — возразила я, — Ирина по-настоящему горюет. Еще был какой-то тип Джованни, который тоже был поражен фальши происходящего.

— Это тот, с которым ты разговаривала? Что за тип?

— Да мутный какой-то тип. Сказал, что вместе занимались спортом и имели какие-то незначительные дела. Он очень хорошо говорит по-русски, но живет не в России. Во-первых, акцент, во-вторых, внешность.

— А что с внешностью? — не понял Дима.

— Ну, он слишком ухожен для россиянина, — пожала я плечами, — у нас так только геи за собой следят. А на западе это вполне себе норма.

— Слушай, Винокурова, — неожиданно сменил тему Пашка, — а чего ты в пресс-службу не пошла? С твоей мордахой тебе там самое место.

— Чтоб подпрыгивать, чтобы в камеру попасть? Нет, спасибо, — усмехнулась я.

Мой рост был 157 сантиметров.

Глава 5

Я спокойно занималась делами, когда мне позвонила Ирина.

— Алена, простите, что я снова Вас беспокою, но это какой-то ад, — рыдала она в трубку.

— Что случилось? — нахмурилась я.

— Никиту отчисляют. В деканате сказали, что такие студенты позорят университет. Алена, он же отличник, он же мальчик совсем, куда ему теперь, в армию? Как же так, что же нам делать?!

Я разозлилась. Не на Ирину, а на себя за то, что я была частью той системы, что ломала жизни таким, как они.

— Для начала успокоиться, никто Никиту не отчислит, я Вам обещаю, — резко ответила я ей и положила трубку.

Подумав пару минут, я поднялась и поехала к отцу.

Когда я была маленькая, я очень любила бывать у отца на работе и ощущать гордость за него. Конечно, я многого не понимала, но чувствовала, как окружающие его уважают. А много ли надо ребенку? Поэтому я с важным видом рисовала за его столом для совещаний и с удовольствием грела уши, когда кто-то входил в кабинет.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — сказала я, улыбаясь, входя в кабинет.

— Привет, капитан, какими судьбами? — удивился отец, поднимаясь мне на встречу.

— Дай, думаю, зайду, давно я папу не видела, — пошутила я.

— Так, понятно. Пришла за кого-то просить, — отец хорошо меня знал, — Чаю хочешь?

— Хочу, — кивнула я.

— Татьяна, — позвал он свою помощницу, с которой работал уже много лет, — сделай моему ребенку чаю. И найди мне номер…кого?

— Ректора строительного, — ответила я.

Татьяна кивнула и вышла.

Отец сел обратно за стол:

— Только коротко, — попросил он.

Я вкратце обрисовала ситуацию с Ириной и Никитой. Отец вздохнул.

— Маленькая была, котят с улицы таскала, теперь вот фигурантов…Алена, когда ты выйдешь замуж? — резко сменил тему отец.

Позвонила Татьяна, сказала, что ректор на линии.

— Роман Андреевич, Винокуров беспокоит… Да вашими молитвами, не беспокойся…Слушай, я чего звоню, есть у тебя такой студент…, — отец посмотрел на меня, забыв фамилию.

— Изотов. Никита Изотов.

— Никита Изотов. Так вот парень у нас был важным свидетелем, и мы его…Укрыли, так сказать. Да. А теперь парнишку отчисляют. Что говоришь? Недоразумение? И я тоже так считаю. Ага…Да. Ну, бывай, Роман Андреевич.

Татьяна принесла мне чай с бутербродами, как делала это в моем детстве, улыбнулась и вышла.

— Довольна? — спросил отец, вздохнув.

— Очень, — честно ответила я.

— Так ответь мне, Алена, когда ты выйдешь замуж? Тебе скоро тридцать.

— Ну не завтра же, — попыталась я отшутиться.

— И все же. Вон, — отец показал рукою в направлении коридора, — половина главка на нее облизывается, а она все выбирает. Любого бери, я из него генерала сделаю, а ты сиди дома и рожай мне внуков.

— У тебя есть двое внуков, — имея в виду мальчишек Леши, возразила я, улыбаясь.

— А я, может, внучку хочу, — упрямо заявил отец, — ну, серьезно, детка, ты хотя бы с кем-нибудь встречаешься?

— Вадик Самойлов на днях в кино звал, — вздохнула я.

— Иди, обязательно иди, — посоветовал отец.

— Ну, пап, — заканючила я.

— И не спорь, это приказ, — отрезал отец.

По дороге домой я задумалась над словами отца. Мне действительно скоро тридцать, а у меня и парня-то нет. Нет, периодически я с кем-то знакомилась, ходила на свидания, но мне было как-то…Неинтересно, что ли. Не то, чтобы я была прямо помешана на работе и ничего кроме нее не видела, нет. Просто мне была как-то неинтересна моя личная жизнь. Все казалось — да ничего, еще успею. Может действительно сходить с Самойловым в кино? Папа из него генерала сделает, а я рожу детишек, буду ждать его с работы и забирать китель из химчистки…Ага, а потом я однажды неожиданно зайду к нему на службу и увижу, как он старлетку…Учит основам оперативной работы. И все, папа его к нанайцам, я с детьми к папе…Боже мой, какая чушь. Но и заводить сорок кошек мне совершенно не хотелось. Ирина вон ждала свою любовь и дождалась…В общем, ну ее, любовь эту.

Глава 6

Войдя утром на работу, я привычно кивнула дежурному и уже собиралась пройти дальше, как меня окликнул женский голос. Я повернулась и с удивлением уставилась на Ирину. Она сиротливо стояла у стенки, прижимая к груди пакет.

— Алена, я к Вам.

— Доброе утро, Ирина. Что-то случилось?

— Нет, слава Богу, ничего. Просто, хотела поблагодарить Вас.

— Да не стоило беспокоиться.

— Нет, нет, что Вы, Вы же буквально жизнь Никите спасли, если бы его отчислили… Я, у меня ничего нет, чтобы я могла по-человечески Вас отблагодарить, да и Вам нельзя ничего брать, я знаю, но пирожки же можно…Они по маминому рецепту. Я пораньше встала, чтобы они еще теплые были.

Я во все глаза смотрела на молодую женщину передо мной. Во сколько же она встала, если сейчас половина восьмого утра?

— Пойдемте. Она со мной, — кивнула я дежурному, чтобы не терять время на оформление пропуска.

— Заходи, — решила я снова перейти на «ты».

Парни уже были на работе и поприветствовали нас официально.

— Ребята, это Ирина Изотова. И она напекла нам пирожков. Ставьте чайник.

Ирина застенчиво улыбнулась. Она была из породы женщин, к которой относилась Наталья Водянова, встретишь такую в трениках без макияжа в соседнем магазине и внимания не обратишь, а при наличии правильного макияжа и правильных шмоток, такие женщины совершенно преображались. Рядом с Кожемятовым, она выглядела весьма эффектно, при следующих наших встречах, конечно, выглядела она ниже среднего. Сегодня, видимо, поверив, что неудачи закончились, она робко улыбалась и выглядела весьма милой в нюдовом макияже и деловом костюме.

— На работу можно опоздать? — без обиняков спросила я.

Ирина снова робко улыбнулась.

— Думаю, разочек можно…Я же все же, как никак, начальник отдела.

Вот это поворот. Нет, надо все же внимательно знакомиться с делами задействованных гражданских.

— А кто ты по специальности?

— Строитель, — улыбнулась она.

Представить эту даму на стройке, я решительно не могла.

— Ну, собственно, мой отдел занимается договорной работой, я скорее офисный планктон, но заканчивала я промышленное и гражданское строительство.

— Вот это да. Честно, удивлена, — покачала я головой.

— Я тоже очень удивилась, когда узнала, что Вы…что ты полицейский. Я думала, такие девушки в принципе не работают, а их содержат папы, а потом мужья.

Я подняла бровь, когда парни заржали, услышав упоминание о папе. Ирина непонимающе обернулась.

— Мой отец тоже хотел бы так думать, — объяснила я ей.

— Так, а по поводу такой подгон с утра? — жуя, спросил Пашка, — Ирина, пальчики оближешь, очень вкусно!

— Спасибо! Алена не сказала? Алена просто ангел — хранитель нашей семьи. Она мне так помогла с Никитой. То есть с братом. Сначала она добилась, чтобы его выпустили, как и обещали, после…После произошедшего с Иваном. А вчера Никиту хотели отчислить, и я позвонила в истерике Алене, и я не знаю, как ей это удалось, но к Никите на пару пришел сам ректор и публично извинялся за недоразумение с отчислением и говорил, что такие ребята гордость института…

Парни посмотрели на меня, я состроила физиономию, дав понять, что объясню потом.

Дима, как холостой, заигрывал с Ириной, она смущалась и вскоре отбыла.

Когда за ней закрылась дверь, в кабинете повисла тишина. Паша громко вздохнул и спросил:

— Винокурова, я даже не буду спрашивать, как ты это все проделала, потому что и так понимаю, у меня другой вопрос: зачем ты с ней возишься?

Я пожала плечами.

— Я не знаю, мне ее жалко. Несправедливо с ней…

Паша вторично вздохнул и сказал:

— Алена, я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся. На нашей работе с жалостью вот такой делать нечего. Ты не перебивай, послушай, — сказал он, видя, что я рот открыла, — вот ты понимаешь, что с тобой будет, если ты всех жалеть начнешь? Какой из тебя оперативник с трезвым умом и объективным подходом, если ты их, как котят, жалеешь? Знаешь, как иногда обвиняемых жалко бывает? Хоть волком вой. Ты реши кто ты: оперативник или Мать Тереза от полиции. Поэтому послушай доброго совета — или отращивай броню в два пальца, или иди в пресс-службу, глазками хлопать.

Теперь я вздохнула. Я прекрасно понимала, что он прав и оказываю сама себе медвежью услугу.

— Но пирожки у нее зачетные! — добавил Дима.

Мы занимались своими делами, у Паши зазвонил рабочий телефон, он поздоровался и дальше общался междометиями, только один раз воскликнув: «Да иди ты!».

Я оторвалась от компьютера и выжидательно на него посмотрела. Он подмигнул, весело блестя глазами.

— Ребята, — позвал он, когда закончил, — какие дела творятся в Датском королевстве!

— Ну не томи уже, — улыбнулась я.

— Ребятам звонил Горбенко, завтра оглашение завещания Кожемятова, но это полдела.

— А основное?

— Счета Кожемятова пусты. Все. До копеечки.

Я присвистнула.

— Там же должны быть если не миллиарды, то миллионы?

— Конечно. И самое интересное, Кожемятов все снял сам. Наличкой. В несколько заходов. В последние два месяца. Вопросы к знатокам: а что происходит и где деньги?

Я задумалась.

— Паш, а тебе не кажется, что как-то все глупо, что ли? Что хотел скрыть Кожемятов, какое такое преступление, если он такие деньжищи отдал наличкой? Ну, что он, серийный маньяк что ли?

— То есть ты думаешь, что все-таки шантаж?

— Ну, это первое, что приходит в голову.

Паша начал насвистывать, что свидетельствовало о глубокой задумчивости.

— Соглашусь. Его жизнь слишком на виду и на психа он не тянул. Остальное решили бы лучшие адвокаты страны. Но что там могло быть?

— Давай посмотрим, что завтра будет на оглашении завещания, — пожала я плечами.

Глава 7

Пашка вошел в кабинет и посмотрел на меня со смесью смеха и удивления.

— Ну, признавайся, Винокурова, шаманишь?

— Ты о чем?

— Я от адвоката Кожемятова. Ну и веселый мужик был этот Кожемятов, скажу я тебе. Знаешь, что он завещал Горбенко?

Я покачала головой.

— Свой портрет. А бывшей жене свою любимую кружку. Петрову он завещал свою ручку.

Я ухмылялась.

— А составил свое завещание он… — вопросительно посмотрел на меня Павел, предлагая продолжить.

— Месяц назад, — закончила я.

— Умница.

— Хорошо, а недвижимость? А деньги?

— А вот тут совсем интересно. Вся недвижимость за рубежом изначально была оформлена на подставных людей. На счетах в зарубежных банках от тысячи до десяти тысяч, где долларов, где евро. Недвижимость в России он завещал продать, а деньги перевести на счета подшефного детдома и дома престарелых, ну тут, допустим, понятно — наследников нет, это объяснимо. Но самую главную бомбу адвокат поведал нам после ухода обрадованных наследников. Он продал свою часть акций своей же корпорации, мать. Он вывел все свои деньги. О чем это говорит?

— Он точно знал, что он умрет?

— В точку.

Я сидела и качала ногой.

— Ничего не понимаю, — вслух пожаловалась я. — Предположим, он знал, что ему не откупиться от шантажиста, но что там было такого? Или, что, он точно знал, что у него смертельный диагноз и эта была эвтаназия?

Ребята пожали плечами.

— А в бумагах личных вообще — вообще ничего интересного?

— Сейчас посмотрю фото.

Дима углубился в просмотр и хмыкнул

— Слушайте, а этот листок, кажется, проглядели.

Мы подошли и взглянули на фото. На сложенном по форме конверта листе А4 была напечатана всего одна фраза: «Я знаю, что Вы сделали прошлым летом».

— И что это? Угроза?

— Есть такой ужастик, — вздохнула я, — но тут в отличие от названия фильма, местоимение «Вы» обращено к конкретному человеку.

Пашка начал звонить коллегам, а я задумалась и позвонила секретарю Кожемятова.

Цель моего звонка была достигнута очень быстро, мне нужен был телефон лечащего врача Ивана.

Я набрала продиктованный им номер, ответил приятный женский голос, и мы договорились встретиться через час у нее в центре.

Паша договорил и кратко пересказал нам суть разговора:

— Явных врагов у Кожемятова не было, на бумагу внимание сначала обратили, но потом почему-то о ней забыли. Ни конверта, ни чего-либо еще, что может пролить свет на происхождение этой бумаги, нет. Сложено, как письмо, логично предположить, что кто-то прислал его Кожемятову и он, боясь огласки, конверт выбросил, а бумагу положил в сейф. Вопрос только в том, а что он сделал прошлым летом?

— В фильме они избавились от трупа. Может поискать в подвале? — невесело усмехнулась я, — ладно, я поехала к лечащему врачу Кожемятова.

Жанна Борисовна Левина была привлекательной женщиной в районе пятидесяти лет. Выглядела она очень хорошо, белоснежный халат сидел безупречно на дорогом платье, да и кольца на пальцах с великолепным маникюром могли испугать слабонервных своей стоимостью.

Я представилась и объяснила цель своего визита.

Жанна подняла брови и на пару секунд посмотрела в окно.

— Теперь-то наверно уже все равно… Он очень не хотел, чтобы кто-то знал, чтобы кто-то относился к нему снисходительно…

— Думаю, врачебная тайна уже нарушена не будет. У него было что-то серьезное?

Врач кивнула.

— У Ивана было очень плохое сердце. Просто удивительно, как он в молодости занимался спортом практически профессионально и ни одна медкомиссия этого не выявила. У него был синдром…Хотя Вам наверно просто по-человечески?

Я кивнула.

— Ну что ж. Иван перенес инфаркт на ногах. Хотя перенес, все же громко сказано, его вынесли с самолета и привезли сюда. Я по специализации кардиолог, так что могла заниматься Иваном лично. В подобных ситуациях велик риск разрыва сердечной мышцы. Кровь внутри сердца движется под большим давлением, и при появлении дефектов в миокарде моментально устремляется в полость сердечной сорочки, ограниченной перикардом. Стремительное заполнение перикардиальной полости жидкостью нарушает сокращение сердца, происходит его тампонада и остановка. В органах возникает дефицит кровотока, и пациент погибает от шока. Чтобы Вам было понятно, он мог умереть в любой момент. У папы моего сердце лучше, скажу я вам, а ему хорошо за восемьдесят. В общем, Иван в любой день мог просто не проснуться. Почему-то он очень этого смущался, как будто в этом было что-то постыдное. Он не хотел, чтобы об этом знал кто-то, кроме меня и его.

— И, что, с его возможностями, ни одна клиника в мире не могла ему помочь?

Жанна Борисовна пожала плечами.

— Я предложила ему обследование в Израиле, там очень хорошие специалисты. Иван должен был лететь туда в начале декабря…Всевышний рассудил иначе.

— Вам его не жалко?

— Я врач, Алена Дмитриевна. И я хорошо знаю, что иногда люди умирают. Если Вы имеете в виду, то, что он умер от пули, а не от разрыва левого желудочка, что было прогнозируемо в его случае, то да, меня это шокировало. Чтобы о нем не говорили, он был хороший человек.

— А Вам не казалось странным, что он так этого стеснялся, скрывал?

Жанна усмехнулась.

— Алена, Вы замужем?

— Нет, а при чем здесь это?

— Когда-таки найдется блестящий молодой человек, который отведет Вас под венец, Вы очень быстро убедитесь, что мужчины ужасные трусишки в вопросах, касающихся их здоровья. А уж я их тут видела перевидела…Поэтому, нет. Меня это не удивило.

— Еще вопрос, Жанна Борисовна, а Вам не казалось, что Иван чем-то сильно озадачен в последнее время, может быть напуган?

— Вы были с ним знакомы? — снова ответила вопросом на вопрос врач.

Я решила не вдаваться в подробности.

— Нет.

— Иван всегда был чем-то озабочен, большие деньги требуют заботы. Но опять-таки как врач, я вам отвечу: просто так инфаркты у сорокалетних мужчин не случаются.

— То есть Вы не исключаете возможность появления в жизни Кожемятова…Ну скажем так, какого-то большого стресса?

— Я не только не исключаю, но и подтверждаю Вам это своим многолетним опытом.

Глава 8

Наступили выходные. Я с удовольствием лежала на диване и смотрела телевизор. Хотя на самом деле, я разглядывала потолок и крутила в голове информацию по делу Кожемятова. Вспоминался он сам, как держался, как себя вел, манеры, какие-то явные привычки. И вот никак не вязался он у меня с образом больного. Ну, никак. Вставал резко, говорил громко, смеялся заразительно. Но я не врач, а Левина в диагнозе уверена на все сто процентов. И чем же его могли шантажировать, что в ход пошли такие огромные деньги? Даже не просто огромные, а фантастически огромные деньги.

Пришло сообщение, я открыла мессенджер, Самойлов со смущенными смайликами спрашивал: не хочу ли я пойти вечером в кино. Я уже начала набирать текст, чтобы красиво отбрить Вадика, но внезапно сильно разозлилась на саму себя. А, собственно, что мне мешает пойти в кино с довольно привлекательным и перспективным молодым человеком, который еще в университете проявлял ко мне знаки внимания? Моя лень? Да и вообще я папе обещала.

Вадик был старше меня на три года, и внимание признанного красавчика могло составить счастье практически любой первокурсницы. Может и мое составило бы, не будь мы с Вадиком знакомы с ведомственных елок для детей начсостава. Поэтому на то, что мои сокурсницы считали знаками внимания, я просто не обращала внимания. Как и на самого Вадика. А может зря? Вадик был обладателем темных волос, голубых глаз и чувственных губ. Вдобавок он был высок, широкоплеч и хорошо сложен. Он больше был похож на актера, чем на полицейского. Впрочем, мне ли, с моей физиономией Аленушки из советской сказки, рассуждать о соответствии внешности и профессии.

Чтобы мне не повадно было превращаться дальше в старую деву, я пошла готовиться к свиданию с особой тщательностью. Хотя, справедливости ради, как сказала однажды моя тетка на вздохи мамы: «Старой она, конечно, будет, а вот девой вряд ли».

Даже решила встать на каблуки и позволить Вадику за мной заехать. На каблуках я ходила не слишком часто, гарцевать привыкла бодро, поэтому шла к машине слегка шатающийся походкой.

— Винокурова, ты меня сразила, — плотоядно рассматривая мой наряд, заявил Вадик вместо приветствия.

— Да? Ну не зря, значит, время теряла.

В кино мы выбрали новый мультик, я получила большое ведро попкорна и окончательно расслабилась. Нет, я просто дура, что лишаю себя таких радостей жизни из-за того, что мне лень оторвать свою любимую попу от любимого дивана.

Мультик мне понравился, в особо сентиментальных местах, я даже пускала слезу, чем несказанно удивила своего спутника. Настроение было прекрасным, поэтому я трещала, как заведенная. Мы решили продолжить вечер и поехали в кафе.

Обычно на свиданиях я молчу, и даю возможность моим кавалерам проявить инициативу, рассказать о себе. Но поскольку своего собеседника я знала давно, нужды слушать рассказ о его достижениях не было никакой.

— Ален, а почему мы раньше вот так не ходили никуда? — задал он вопрос, когда я иссякла.

Я только плечами пожала.

— Наверно мы слишком давно знакомы.

— Можно я спрошу?

— Спроси.

— А зачем тебя в менты понесло? Ну, тебе же реально не место в органах.

Я подняла брови, собираясь съязвить, но он перебил меня:

— Нет, нет, Ален, я не о том, что ты полный ноль, я прекрасно знаю, что свои звездочки ты без папы заслужила, просто… Ну, ты такая женственная, мягкая, когда не в образе, красивая…Тебе бы в соцсетях сидеть, да мужа с работы ждать, а ты по операциям под пулями скачешь. Вот хочешь честно? Я бы на тебе женился, не будь ты ментом.

— А так, что, шансов нет?

Он смутился, поняв, что сказал лишнего.

— Ну, зачем ты к словам цепляешься?

— Вадик, ты же сам в менты пошел, хотя мог стать бизнесменом, политиком, дипломатом, зачем у меня спрашиваешь, что я здесь забыла?

— Я парень, с меня спрос другой, — пожал он плечами и улыбнулся, — хотя наверно ты права. Вроде и выбор у нас был, а по факту его и не было.

У меня зазвонил телефон, и я удивилась, увидев, что звонит Ирина. Время было позднее, и ничего хорошего звонок явно не сулил.

— Да, Ирина, слушаю.

— Ален…Я тебя не разбудила?

— Нет, не разбудила, что случилось?

— Ничего, все хорошо, просто…Просто день такой…Так тошно стало, вышла выпить вина и посидеть в одиночестве, а выпила не только вина и в одиночестве хочется застрелиться, — поведала она.

— Ир, ты пьяна?

— Честно? В жо…, — употребила она известное выражение, хотя я была уверена, что она не знает таких слов, — Но сегодня можно. Сегодня мог быть большой праздник, и я могла быть счастлива, если бы все было иначе.

— Что за день, Ир?

— Так сегодня у Ванечки настоящий день рождения.

— В смысле?

— Ну, тот, что он праздновал, это так, для людей. Он хотел, чтобы настоящий мы отметили вдвоем. Где-нибудь в Италии, — она всхлипнула, — Вот говорят же: нельзя заранее отмечать, примета плохая, а он не слушал…

— Так, где ты находишься? Я сейчас приеду.

Она назвала адрес бара, и я положила трубку. Объяснила Вадику ситуацию, он кивнул, и мы поехали за Ириной. Внутренний голос голосом Пашки выговаривал мне, что Ирина вполне взрослая женщина и в состоянии самостоятельно добраться до дома, который был и недалеко от того бара, где она набралась, но будучи знакомой с Ириной, мне не хотелось, чтобы она нетрезвая шла одна. Мало ли придурков в городе.

Мы вошли в бар и огляделись, Ирины не было. Я прошлась по залу, зашла в туалет, но он был пуст. Мы подошли к барной стойке, и я описала Ирину, сказав, что договорилась с подругой о встрече и двадцать минут назад она меня здесь еще ждала.

— Так ее мужчина забрал, — подумав, ответил бармен, — она как раз вот тут сидела. Честно говоря, пьяна она уже была в стельку.

— Что за мужчина? — нахмурилась я.

— Так парень ее наверно. И вообще, если она Ваша подруга, почему не позвоните и не спросите?

Я так и сделала, но Ирина не взяла трубку.

— Так, описать мужчину можешь? — меняя тон на рабочий спросила я.

— А с чего я должен его описывать? — насторожился парень, но Вадик уже сунул под нос ему свое удостоверение.

— Достаточный аргумент? Или может наряд вызвать?

Парень слегка струхнул и начал вспоминать.

— Да как его описать…Ну, такой, обычный. Куртка с капюшоном, кепка, вроде борода была, а может и показалось, сейчас все с бородой ходят. Я мельком на него посмотрел, он к ней как старый знакомый подошел и спиной ко мне стоял. Она поднялась, он расплатился, чаевые хорошие оставил, кстати, официант сказал, и они ушли.

Я набирала Ирину по дороге до ее дома и кусала губы, не давая себе повода думать, что случилось что-то нехорошее.

Вадик поднялся со мной и позвонил в дверь. Через короткое время нам открыли, на пороге стоял Никита и, увидев Вадика, заметно испугался.

— Привет, Ирина дома? — выступая вперед, спросила я.

— Да, — слегка запинаясь, ответил Никита, — пришла недавно и завалилась спать.

— Одна?

— Одна, — непонимающе подтвердил он.

У меня отлегло от сердца, и я выдохнула.

— Скажи, что Алена заходила, просила завтра позвонить, извини, что побеспокоили.

— Ничего страшного, — глядя, как кролик на удава, сказал Вадику Никита.

Мы спустились, и Вадик спросил:

— А ты чего так переполошилась на самом деле? Мало ли у свободной девушки знакомых.

— Не знаю, Вадик, честно. Почему-то чувствую себя за нее ответственной.

Он в ответ только головой покачал.

— Ну, что, продолжим вечер или настроение сдулось?

— Сдулось, — призналась я.

— Ладно, поехали.

Вадик вышел проводить меня до подъезда, хотя это и было излишним на мой взгляд.

— Ален, слушай, — нерешительно начал он.

— Да?

— Я хотел тебе сказать…Может, давай попробуем? Ну, общаться не только по работе? Ты же знаешь, что я парень серьезный…

В этом месте я посмотрела на него в таком немом удивлении, что он невольно осекся. Вадим прекрасно знал, что нравился женщинам. К этому прибавлялось далеко не бедственное положение и готовая карьерная лестница. Поэтому многие девушки вешались на него сами. А какой молодой мужчина будет возражать. Поэтому слухи периодически доносили до моего уха имя его очередной пассии, но они менялись с такой частотой, что я даже не давала себе труда пытаться запоминать.

— Алена, ну ты поняла…Я имею в виду, что с тобой не хочу, как с ними. Хочу там, в кино, к друзьям на дачу, чай на кухне в два часа ночи, знать, сколько сахара тебе в этот чай класть.

Этим он удивил меня еще больше, чем заявлением о том, что он серьезный парень.

— Почему? — только и спросила я.

Он пожал плечами.

— Я еще в универе хотел к тебе подкатить, но ты упорно делала вид, что не понимаешь. Ну, я и оставил попытки. А сегодня ты меня добила, честно.

— Чем?

— Всем, — он пожал плечами, — я как-то привык, что ты холодная, как рыба. Ни эмоций женских, ни кокетства, ничего. Думал еще: ну надо же, как бывает, такая внешность и досталась такой ледышке. А ты, оказывается, самая настоящая девушка. Мультики любишь, плакать умеешь, на каблуках ходишь, смеешься над глупостями. Ален, серьезно, я почти влюбился сегодня.

Я смотрела на него во все глаза. Если он считает, что забросал меня сейчас комплиментами, то он глубоко заблуждается. Но с другой стороны, это было как-то так мило, как-то неуклюже, что я невольно улыбнулась.

— Я, может, что-то не то говорю, — смутился майор Самойлов, — не умею я о чувствах. В общем, Ален, как в школе говорили, давай встречаться.

— Вадик, это, правда, все очень мило, но я не хочу тебе врать. Ты хороший парень и я привыкла к тебе так и относится: Вадик хороший парень.

— Это, что, теперь недостаток?

— Нет, я о том, что я никогда не смотрела на тебя как на мужчину. Я, наверное, действительно холодная, я не умею любить, во всяком случае, еще не любила, да и вообще, ну как, я себе не представляю, ты же знаешь, сколько будет разговоров, как будут следить за нами и…

Вадик не дал мне договорить. Он резко дернул меня за руку, я, согласно законам физики, полетела вперед прямо на него и он, подхватив меня, заткнул мне рот поцелуем.

— Еще будешь умничать? — спросил он.

Я открыла рот продолжить, но сказала:

— Нет.

Глава 9

— Нет, серьезно? Ты и Самойлов? — удивлялась в трубку Ритка, — ты ж его всегда за мебель считала.

— Ну, не то, чтобы за мебель. Ну, как-то да, не присматривалась, — согласилась я.

— Чудны дела твои, Господи! Ну, что, будет у вас большая ментовская семья, — заключила подружка.

В трубку раздались гудки второй линии. Звонила Ирина.

— Рит, я перезвоню.

— Давай, целую.

Я переключилась на Ирину.

— Да, Ир, слушаю.

— Алена, доброе утро. Никита сказал, что ты приходила вчера. Неудобно как.

— Ладно, бывает. Кто тебя забрал из бара?

В трубке вдруг воцарилось молчание.

— Ира?

— Алена, я…Я, наверное, схожу с ума.

— Что такое?

— Это был Ваня.

Теперь немая пауза возникла у меня.

— Ира, Ивана на твоих глазах проводили в последний путь в печь крематория, оттуда не возвращаются, — осторожно сказала я.

Не хватало только, чтобы у нее крыша съехала. Словно в ответ моим мыслям, она сказала:

— Я понимаю, Ален, как глупо это звучит, ты, наверное, считаешь, что я у меня крыша поехала. Наверно это нервы все. Конечно, это был просто какой-то парень, который хотел познакомиться, но голос был так похож на Ваню и руки, Ален, ну разве можно спутать прикосновение любимого мужчины?!

— Значит можно.

Ира замолчала.

— Я знаю, я все знаю… Наверное, просто мне так хотелось еще раз почувствовать его прикосновение, что я… Я приняла желаемое за действительное.

— Так кто это был?

Ира замолчала, видно пытаясь сосредоточиться.

— Кажется, это был какой-то нерусский.

Я закатила глаза. Это как же надо было напиться, чтобы принять представителя южных народов за Кожемятова.

Кожемятов был среднего роста, широк, волосы средне-русые, глаза светлые.

— Кто бы сомневался. Ир, а ты понимаешь, что пьяной молодой женщине сидеть одной в час ночи в баре несколько небезопасно?

— Это было весьма глупо с моей стороны, я признаю, — виновато сказала она.

Я помолчала.

— Ир, у тебя есть подруги?

Она усмехнулась в трубку.

— Когда-то были. Но с подругами надо общаться, встречаться… У меня не было на это времени. Мне нужно было Никитку поднимать, пока они могли позволить себе веселиться. Я стала им неинтересна. А теперь они неинтересны мне.

Я вздохнула. Я сама весьма скептически относилась к женской дружбе. Пиком моего непонимания стала ситуация, когда две лучшие подружки на курсе, которые повсюду были вместе и все делали тоже вместе, чуть ли не спали в обнимку, подрались прямо на паре из-за того, что одна у второй увела парня. Какая ж это дружба?

У меня, конечно, были подруги, но их количество помещалось на пальцах одной руки. Ритка была самой близкой, мы с ней дружили с первого класса и, как любила шутить подружка, «И за все, что мы делаем, отвечаем тоже вместе».

— В следующий раз захочешь напиться, звони, — улыбнулась я в трубку.

— Спасибо, Ален. Я очень ценю все, что ты для меня сделала.

Мы попрощались, я вышла на кухню налить себе кофе, телефон зазвонил вновь. На этот раз звонил Вадик.

— Привет, — неуверенно начал он.

— Привет, — отозвалась я, — а что так неуверенно?

— Не знаю. Может ты за ночь снова за дурь свою взялась.

— Не взялась.

— Отлично, ты же знаешь, что дурь — это мой профиль. Тогда через десять минут я буду возле твоего подъезда, поехали в парк.

— Ты издеваешься, я еще даже кофе не пила.

— Я куплю тебе кофе, — пообещал Вадик, — собирайся, Винокурова.

Назвался груздем, полезай в кузов — сказала я себе и пошла натягивать джинсы.

Впрочем, я не пожалела о том, что Вадик вытянул меня в парк. Золотая осень, тихое воскресное утро, это же рай для нервов.

Мы разговаривали ни о чем, неспешно брели по аллеям парка, и мне было хорошо. Изредка нас оббегали или объезжали любители спорта, и я подумала, что на следующих выходных, если позволит погода, нужно покататься на роликах.

— Ты катаешься на роликах? — спросила я у Вадика.

Он собирался ответить, как нас окликнул только что пробегавший мимо мужчина.

— О, мисс! Девушка, подождите, пожалуйста!

Я обернулась и посмотрела на незнакомца. Где-то я его видела, но не могла вспомнить где.

— Прошу меня простить, у меня хорошая память на лица, но плохая на имена, — улыбнулся он, подходя и протягивая руку Вадику, — меня зовут Джованни.

Вадик представился в ответ. А я вспомнила. Похороны Кожемятова. Странный тип Джованни.

— Здравствуйте, Джованни. Неожиданная встреча, — сказала я.

— Да, но я рад Вас встретить. Простите, не помню Вашего имени.

— Алена, — напомнила я.

— Алена, простите, еще раз. У меня к Вам несколько необычный вопрос: Вы, наверное, не знаете той женщины с похорон, но я подумал, может, вдруг, вы знакомы и у меня будет шанс.

— Какой женщины?

— Та женщина, если помните, я обратил Ваше внимание на нее, что у нее было искреннее горе.

Я сразу поняла, что он говорит об Ирине, но почему-то это мне совсем не понравилось.

— А зачем она Вам?

Он слегка улыбнулся и развел руками.

— Я холостяк, мне понравилась женщина. Если она не замужем, я бы хотел завести знакомство.

— Она не замужем. А вы часто здесь бываете? — решила я сменить тему.

— Да, я бегаю тут каждое утро, я живу недалеко.

Ну, конечно, с раздражением подумала я, где ж еще тебе жить, если не в самом центре. Хотя сама жила относительно недалеко от этого места.

— Так, значит, Вы ее знаете? Может, Вы дадите мне ее номер?

Я решила сказать ему правду.

— Джованни, дело в том, что у Ирины и Ивана были отношения, и я не думаю, что она готова к новым.

— О, я не знал.

— Давайте поступим следующим образом. Вы оставите мне свой номер и, если Ирина будет готова к знакомству, я скину Вам ее номер.

— Да, конечно, давайте сделаем так. К сожалению, я не взял с собой визитку, запишите так.

Он продиктовал номер, и мы попрощались.

— Не слишком ли сложная схема и не слишком ли ты оберегаешь покой Ирины? — спросил у меня Вадик.

— Он мне не нравится. Жаль, что он не взял визитку, но номер уже кое-что, можно пробить.

— Не факт. Смотря, на кого оформлен номер. Если я правильно понял — он итальянец?

— Похоже, что итальянец, но акцент у него английский.

— А чем он тебе так не нравится?

— Не знаю, — призналась я, — он меня беспокоит. Может, я просто не могу взять в толк, что такой персонаж забыл в нашем славном городе.

— Ален, ну вот этому как раз может быть сотня объяснений. Порт, промышленность, строительство, да одних ресторанов с итальянской кухней вон сколько в городе.

— Кстати, о кухне, ты мне кофе должен, я не завтракала.

— Не вопрос, пошли завтракать.

Пока я уплетала бургер в новом модном заведении, Вадик сделал пару звонков и скептически на меня посмотрел.

— Ну, что я могу сказать, дорогая, надо было с тобой спорить. Номер оформлен на Котюкову Елену Владимировну. Можно, конечно, поискать мадам, но я почти уверен, что это либо владелица магазина сотовой связи, либо первая по счету любовница этого типа в этом городе.

Я согласно кивнула.

— А, что на него по твоей линии? В смысле на Кожемятова.

— Винокурова, мы же вроде на свидании, — вздохнул Вадик, но ответил, — ну, что тебе сказать. Не Пабло Эскобар, конечно, но один из самых крупных рыб в нашем пруду. Не барыжничал, брал не количеством, а качеством, товар был всегда только высшего качества, а это, как сама понимаешь, дорогое удовольствие. И это являлось неким залогом, что его товар не попадет к детишкам в клубах или в школах, ну и тому подобное. Почему-то для Кожемятова это было важно. Распространяли в основном среди взрослых дядь и их не слишком взрослых теть, да золотой молодежи на закрытых вечеринках. Собственно, на эти деньги он и шефствовал над сиротами и стариками. Пару спортивных школ отремонтировал вроде как на эти же на эти же доходы. И вот скажи мне, дорогая, кто наш персонаж — Робин Гуд в шмотках от Армани или обычный деляга с повернутой психикой?

Я пожала плечами.

— Впечатление психа он не производил, — теперь вздохнула я, — крепкий мужик такой. Человек дела про таких говорят. Но странности были, как оказалось. У него, представляешь, сердце ни к черту было, со дня на день бы коней двинул. И скрывал этот факт от всех.

— Вот как, любопытно. А кому бы бразды правления передал?

— А вот это самое интересное. Он в завещании посмеялся и над своим замом, и над финансовым директором. Значит, они были не в доле. Но официально сейчас концерном руководит его зам. А партнеры по бизнесу твоей вотчины, так сказать, у него были?

— Естественно. Такие вещи в одиночку не делаются.

— Значит, его доля просто отходит к ним?

Вадик кивнул.

— Винокурова, а, может, это мы обсудим завтра в рабочем порядке?

— Да, конечно, прости.

Глава 10

В понедельник на планерке у Зиночки, Кожемятова, как обычно оставили напоследок.

— Значит, вот что, дети мои. Мне сегодня начальство звонило и весьма недвусмысленно дали понять, что ждут результатов как можно быстрее. Им в Москву докладывать.

Мы выложили свои соображения.

— Копайте, копайте усерднее.

Мы вернулись в кабинет и задумчиво уставились друг на друга.

— Ну, что, дети мои, — подражая начальнику, спросил Паша, — где копать-то будем?

— По информаторам, — пожала я плечами.

— Винокурова, обожаю твой свежий взгляд на вещи. По каким, не подскажешь?

— По эскортницам. При них часто интересные вещи говорят, считая, что они полные дуры.

— О, как. А у тебя и в этих кругах есть информаторы?

Я кивнула.

Мужчинам не понять, что иногда, уступая единственный экземпляр брендового платья, приобретаешь очень надежный источник.

Я набрала номер.

— Ларис, привет. Давай-ка кофейку попьем.

Лариса была очень яркой и очень эффектной девушкой. И далеко не дурой. Проституткой в широком смысле слова она не была, она была содержанкой. Еще в институте решила, что знания славянской мифологии кушать сытно не помогут, а вот третий размер и узкая талия — да. Была она родом из небольшого поселка, поэтому первые заработанные деньги начала тратить на учителя по этикету. В итоге получила диплом учителя истории и, когда ей позволяли открыть рот, могла подчеркнуть статус своего мужчины светской беседой благовоспитанной леди.

— Ну, что, милая, наверно по Ванечкину душу, царствие ему небесное, пришла? — в лоб спросила она, после приветствия.

— Конечно.

— Ну, ты же знаешь, что я со своим уже год тусуюсь, поэтому в оперативных данных не помогу, — развела она руками, широко улыбаясь.

— Да оперативных данных и не потребуется. Знаешь, что узнать надо — может он где-то обмолвился, что угрожал кто-то, может, кому говорил, что деньги большие нужны на то или на это, может, кому в грехах каких каялся, ну вот такие вещи.

— Что, совсем глухо? — усмехнулась Лара.

— Совсем, — вздохнула я.

— Ну, чем смогу, помогу, конечно.

— Что вообще интересного в ваших кругах?

— А что интересного, смерть Вани все перевернула. Все ж сразу кинулись активы скупать, а держатель контрольного пакета акций, ты же знаешь, да, что он его продал? — и после моего кивка, продолжила, — Так вот, Мой говорил, что он общается только через своего представителя, оставаясь в тени. Какая-то таинственная история. Кстати, многие считают, что его, Ваню в смысле, фейсы крышевали, а потом ветер переменился и все, убрали.

Я вздохнула, вместо ответа. Да и что я могла ей сказать, если, по большому счету, так оно и было.

— Лар, а какие вообще слухи ходят, кто его?

— Самая популярная версия та, которую я сейчас тебе озвучила. Хотя знаешь, помнишь, год назад дочка Рудакова в окно вышла?

Я кивнула. Рудаков был известным предпринимателем, а дочка классической золотой девочкой, неприятностей отцу доставила очень много. Подсела на наркоту, отец определил ее в хорошую клинику, где она и вышла погулять через окно третьего этажа. Девушка выжила, правда находилась в инвалидном кресле.

— Так вот, недавно были в одной компании, конечно, разговор зашел об Иване, и кто-то вспомнил, что Рудаков тогда ему угрожал пристрелить как собаку. Публично, причем, угрожал.

Я кивнула, поняв, о чем она.

— Твой-то тебе предложение сделает? — напоследок спросила я.

— Я на это очень рассчитываю, — серьезно кивнула Лариса.

Я позвонила Паше, рассказала про версию с Рудаковым, он ответил, что надо будет с ним пообщаться.

Рудаков увиливать от встречи не стал и назначил встречу в своем офисе завтра в два часа дня.

Я поехала вместе с Пашкой.

— Вчера Вы сказали, что хотели бы задать мне несколько вопросов об Иване Кожемятове, но я не очень понимаю, как я могу Вам помочь, — начал Рудаков, — общих дел у нас не было, дружбы мы не водили.

— Павел Олегович, есть свидетели, как Вы угрожали Кожемятову расправой, — ответил тезке Паша.

Рудаков усмехнулся.

— Ах, это. Ну, что скрывать, было. Вы же наверняка в курсе, что моя дочь…Совершила несколько опрометчивый поступок, находясь под воздействием наркотиков. Я поддался эмоциям, это был порыв.

— Но когда твоя любимая дочь пытается покончить с собой и остается в итоге инвалидом, и ты точно знаешь, кто в этом виноват… — многозначительно произнесла я.

Рудаков посмотрел на меня и усмехнулся, покачав головой.

— Алена Дмитриевна, я буду очень признателен, если то, о чем я сейчас расскажу, останется конфиденциальной информацией. Моя дочь принимала наркотики с 14 лет и то, что вытворяла под кайфом Света, простите, на голову не наденешь. Сколько денег я отдал вашим коллегам из ГИБДД, не сосчитаешь. Сколько раз я повышал жалование персоналу, чтобы они держали рот на замке, я со счету сбился. Поэтому, когда я упрятал ее в эту лечебницу, это было для меня…Ну, как передышкой, если хотите. Когда Света выпрыгнула в окно, я был в одном ресторане с Кожемятовым. И да, я прекрасно, как, впрочем, и вы, знаю, кто поставляет кокаин в наш город. Я отец, и чтобы не вытворяла моя дочь, она для меня самое дорогое на свете. Я был крайне зол и эмоционально нестабилен в тот момент. Заметил Кожемятова и сорвался. Кстати, Иван присылал своего адвоката с целью оплатить лечение. Я отверг его предложение. Конечно, бизнес Ивана принес горе в нашу семью, но никто мою дочь не принуждал употреблять, это был ее выбор. Поэтому заказать человека через год после событий, ну, это же итальянские страсти, это не обо мне.

— А как Ваша дочка чувствует себя сейчас?

— Благодарю, все хорошо. Она сейчас в Германии с матерью, завтра я вылетаю туда, ей предстоит операция. Прогноз дают благоприятный. И она больше не употребляет. Поэтому, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Задав еще несколько вопросов, мы попрощались и поехали обратно в отдел.

— Что скажешь? — спросил Паша.

— Это не он.

Пашка кивнул.

— Согласен, слишком рационален.

— Как-то у меня в голове все это не укладывается, — призналась я, — он поставляет в регион наркотики и тут же, как грехи замаливает. Может нам действительно посмертную психиатрическую экспертизу назначить?

Паша пожал плечами.

— А основание, Ален? Оснований нет. Но странно все, согласен. В конечном итоге окажется, что его какой-нибудь рогатый муж заказал, — проворчал коллега.

Глава 11

Лариса позвонила мне через пару дней.

— Здравствуй, милая, у меня для тебя есть новости. Новость первая: говорят, что в свободное время Ваня драл молодую жену своего зама.

— Вот как. А жена наверняка молодая и жадная?

— Разумеется. Горбенко год назад развелся со своей первой женой и женился на официантке. Какая пошлость, — заключила она.

Я поперхнулась смешком. Вот уж от кого не ожидаешь подобных рассуждений, так это от содержанки.

— Так, а Горбенко, конечно, ничего не знал?

— А вот не факт, милая. Мой сказал, что Горбенко настолько труслив и жаден, что мать родную продаст, если будет выгодно. Но при этом ужасно обидчив и злопамятен. Поэтому против Вани он бы не пошел, даже если б тот на его глазах его женушку жарил, но зло держал. Во всяком случае, Мой в этом уверен. И вторая новость. Ваня в последнее время активно интересовался бомжами. И одинокими в больницах.

— Зачем? — на автомате спросила я.

— Милая, этого я уже не знаю, — пропела она.

Попрощавшись, я в задумчивости уставилась в стену.

— Что там? — спросил Паша.

Я пересказала то, что поведала мне Лариса.

— Он решил и бомжей спасти? — поднял Дима брови.

Я пожала плечами.

— Концерном теперь руководит Горбенко?

— Да. То есть, смерть Кожемятова ему была все-таки выгодна.

— Но он не ожидал, что Иван продаст свои акции.

— Будет очень забавно, если ты окажешься прав, и вместо всяких сложных схем, это окажется обычная ревность, — сказала я Паше, — кстати, а кто-нибудь искал, на каком принтере была отпечатана та бумага то ли с угрозой, то ли с названием фильма?

— Да, у меня где-то записано, — Дима порылся в бумагах, — вот.

Паша набрал секретаря Кожемятова и попросил скинуть перечень принтеров, установленных у руководства и их секретарей.

— Да ну, не может быть, чтобы было все так просто, — махнула я рукой.

Однако я ошиблась. Когда секретарь прислала необходимый перечень, оказалось, что нужная нам модель стояла в приемной Кожемятова и непосредственно в кабинете Горбенко.

— Когда, говоришь, он на своей официантке женился? — задумчиво спросил Паша.

— Надо уточнить.

Он кивнул и позвонил опять секретарю Ивана. Старая истина, что секретаршам известно все, сработала и в этот раз, и у нас была не только точная дата свадьбы Николая Михайловича Горбенко и юной Натальи, но и приблизительная дата начала романа оной с шефом мужа.

— Лето, — хмыкнул Пашка, — я знаю, что вы сделали прошлым летом.

— Паш, я не верю, — покачала я головой, — его описывают как крайне трусливого и мелкого человечка.

— Так и что тебя смущает? Как раз все сходится: обычный мужик набил бы другу морду, а этот затаил зло и планомерно готовился. А тут такой удобный случай представился. И никто бы и не подумал на него.

— Но он же знал, что его не посадят, а пристрелят?

— Может, подумал, что тот откупился?

— Хорошо, а исполнители? Где он взял исполнителей?

— Наверняка в службе безопасности концерна. Кто-то из новеньких.

Он снял трубку.

— Светочка, снова я, простите, что я Вас сегодня задергал. А вот еще такая просьба будет, — третий раз позвонил Овсянников секретарю, — а можно узнать в отделе кадров, кого принимали в последние несколько месяцев в службу безопасности? Да, да, конечно, буду ждать.

Я посмотрела на свой телефон, пришло сообщение от Ирины с предложением встретиться вечером, я ответила согласием.

Секретарь Кожемятова Светлана позвонила уже под конец рабочего дня.

— Я сбросила Вам на электронную почту список новеньких, которых Вы просили, — говорила она Паше, — но я думаю, что Вам будут интересны всего двое. Это Платонов и Сикуров. На работу были приняты три недели назад, но их никто не видел.

— Это как? — в недоумении спросил Паша.

— А вот так. Документы принесла в кадры Вера, секретарь Горбенко, сказала: ее шеф дал, велел оформить. Девочки оформили. На работе их никто не видел.

— А это не вызвало удивления?

— Ну, как Вам сказать…Телохранители и охрана домашняя тоже оформлены в концерне, в офисе их не бывает, но, обычно, оформляться все же сами приходят. Но все документы были на месте, не пришли, значит, не пришли, — прокомментировала девушка.

— Спасибо Вам огромное, Светочка, и последняя просьба, в личном деле должны же быть фото? Пришлете завтра? Спасибо! — попрощался Пашка.

— Ну, значит так, дети мои, возможно все гораздо проще, чем нам кажется, — передразнивая Шевцова, сказал Дима.

Я только пожала плечами.

С Ириной я встретилась в одной любимой мною кофейне. Мы вроде бы беззаботно болтали, но я заметила, что Ирина периодически оглядывается, как испуганный зверек.

— Ладно, Ир, выкладывай, что на этот раз? — резко перебила я ее.

Ирина осеклась, покраснела и начала разглядывать стол.

— Ален, ты не подумай, я правда тебя позвала просто так, — неубедительно соврала она.

— Хорошо, но ты хотела поговорить? — предположила я.

Ирина кивнула.

— Я слушаю, давай.

— Ален, я знаю, что ты подумаешь, что у меня крыша поехала, но у меня чувство, что за мной следят, — выпалила она.

Честно говоря, я так и подумала. Про крышу.

— С чего ты так решила?

— Я не знаю, как объяснить. Это на уровне чувства. Чувствую чей-то взгляд в затылок. Я часто поздно возвращаюсь, и, как будто, кто-то идет следом, обернусь — никого. Только тень иногда промелькнет…Ален, я сошла с ума?

Я подняла брови, показывая выражением лица, что сомневаюсь.

— Ирина, ты пережила травму и, в общем-то, вполне может быть, что тебе просто чудиться.

— Я понимаю. Но тень всегда одинаковая.

А вот тут я задумалась. Нервы нервами, но что-то мне подсказывало, что она не фантазирует.

— Давай-ка поподробнее.

— Что сказать, Ален. Ходишь в супермаркете и понимаешь, что кто-то тебя рассматривает, обернешься: люди и люди, никто на тебя не смотрит. Идешь домой и понимаешь, что кто-то следом идет. Обернешься, когда люди идут по своим делам, когда и вовсе никого, но такое чувство, что кто-то вот только что здесь стоял, мужчина в толстовке с капюшоном. Понимаешь? Пару раз я слышала шаги, но была уже возле подъезда и поспешила зайти и закрыть дверь.

— С чем ты это связываешь?

Она пожала плечами.

— Мне не с чем это связать. Работа у меня самая обычная, никаких странных договоров у нас не бывает, личная жизнь у меня…Сама знаешь…

— Кто-то из соседей ходит в толстовке с капюшоном?

— Может и ходит, я не видела. Ты пойми меня правильно, Ален, я ничего не прошу, мне просто страшно.

Мы еще посидели и стали собираться, я решила подвезти Алену.

Позвонил Вадик с вопросом, что я делаю. Я ответила, и мы договорились встретиться у дома Ирины.

Уже стемнело, и я решила проверить слова Ирины. Высадив ее за полквартала от дома, я проехала вперед, чтобы видеть ее путь к подъезду дома. Ирина шла спокойно, не торопясь, улица была пуста, и я уже решила, что ей действительно мерещиться, когда заметила, что тем же курсом движется мужская фигура в толстовке с капюшоном. Я вышла из машины и пошла ему навстречу, прошла мимо удивленной Ирины, она обернулась на меня, а мужчина резко свернул в палисадник возле дома.

— Стоять, полиция! — крикнула я, не придумав ничего умнее, и кинулась за ним.

Знала бы, что предстоит бегать, надела бы обувь поудобней. Миновав палисадник, я услышала шум и знакомый голос, который крикнул такую же гениальную фразу. Обычно я издеваюсь над коллегами, которые любят этот боевой клич, что они в этот момент, наверное, считают себя Гарри Поттером, который кричит: «Ecspecto patronum!». Но сейчас я сама была на их месте. Добежав до угла дома, я увидела отряхивающегося и матерящегося Вадика.

— Тормози, не догонишь, — сказал он мне, — резвый, гад. Он меня на болевой кинул, прикинь.

К нам подбежала Ирина с перепуганным лицом.

— Что? — спросила она.

— Ну, одно могу сказать точно, с ума ты не сошла, — обрадовала я ее.

Глава 12

— Нет, Винокурова, нет! И думать забудь! — увещевал меня начальник, — никакой наружки!

— Ну, Аркадий Зиновьевич!

— Все, Винокурова, разговор окончен. Совсем с ума сошла, на каком основании? Она подозреваемая?

— Нет, но…

— Она важный свидетель? — перебил меня Зиночка.

— Нет, товарищ полковник.

— Тогда на каком основании?

Я только вздохнула.

— Все, иди. Иди, — повторил Шевцов.

Я вернулась к себе, тихо ворча под нос:

— На каком основании, на каком основании. На основании моей чуйки.

— Что, не повелся? — сочувственно спросил Дима.

Я покачала головой.

— Ну, вот скажи, кому она понадобилась? Ведь за ней действительно следят!

— Ален, ты совсем свихнулась с этой Изотовой. Ну, хорошо, за ней следят. Дальше что? Ей угрожают? На нее напали? Что случилось, что ты так переполошилась? — выговаривал мне Паша, и, не дождавшись моего ответа, продолжил, — Не случилось ничего. Поэтому тема Изотовой закрыта. Хочешь за ней следить — в личное время сколько угодно. А сейчас иди сюда, Светлана прислала фото.

Я встала у него за спиной, скрестив руки на груди. Паша открыл фото, и я с некоторым удивлением уставилась на лица, уведенные мной на том злополучном для Кожемятова праздника.

— Они?

— Они, — кивнула я.

— Ну, вот и все, ребята, — то ли нам, то ли фотографиям, сказал Паша и отправился к Шевцову.

Платонов Роман Игоревич и Сикуров Тимур Валентинович были уроженцами нашего города, одногодки, оба из неблагополучных семей, в прошлом оба спортсмены юниоры, начинали в той же спортивной школе, что и Кожемятов в свое время. Впрочем, в этом факте не было ничего удивительного, так как она была самой сильной в городе. Дружили с детства, даже служили в одной части в так называемой горячей точке. После окончания срочной службы, остались служить по контракту и уже по его окончанию, оба вернулись в родной город. И вот дальше они с радаров исчезают. То есть, периодически их кто-то где-то встречал, но ни по месту регистрации, ни, как уже было известно, по последнему месту работы, никто их не видел. Да и те, кто встречал их случайно, разнились в показаниях. Одни говорили, что встречали неразлучную парочку в хороших костюмах, выходящих из дорогого автомобиля, другие упоминали, что ребята опустились, запили и сейчас бомжуют на вокзале. Совершенно противоречивые показания, я бы сказала.

После нескольких дней поисков, оба были объявлены в федеральный розыск.

— Пора Горбенко вызывать, — вздохнул Шевцов на планерке, выслушав нас, — только явится с адвокатом и рта не раскроет без его подсказки. Пригласите его для уточнения обстоятельств, чтобы ничего не заподозрил. Может чем и выдаст себя. Если мы до конца недели не закроем дело, то поедем всей компанией регулировать движение…Сами знаете куда…

В суете последних дней я совсем забыла об Ирине, поэтому по дороге домой, решила ей позвонить.

Ирина ответила бодрым, я бы даже сказала счастливым, голосом.

— Как необычно ты звучишь, — хмыкнула я, — надеюсь, все нормально?

— Да, Ален, все хорошо. Все очень, очень хорошо!

— Даже так? Ну, я рада за тебя. Как твоя тень, ты его еще видела?

Ирина замолчала и мне это не понравилось.

— Нет, вы его спугнули, — и, помолчав, добавила, — Ален, я так тебе благодарна за все. Я обязательно тебе все расскажу, но не сейчас. Я сейчас не могу говорить, но мы скоро увидимся, хорошо?

— Хорошо, хоть скажу тебе честно: не люблю я такие загадки. Ну, главное, что у тебя все хорошо…, — я помедлила: стоит ли говорить и решила, что стоит, — Ир, убийц Вани нашли. Я имею в виду исполнителей.

В трубке стояла тишина. Наконец она ответила.

— Это больше не важно, Ален.

Сказать, что я удивилась, значит, ничего не сказать.

— У тебя кто-то появился?

И снова пауза перед ответом.

— Да…Я познакомлю вас.

— Ну, это на твое усмотрение. Ладно, давай, пока.

Неужели мы, женщины, настолько переменчивы? Еще неделю назад, она чуть ли не в монахини собиралась, оплакивая потерю возлюбленного, а сегодня говорит, что не важно, что нашли его убийц, потому что у нее кто-то появился. Разве это не предательство? Да, судьба у тебя, Иван Кожемятов, незавидная, даже после смерти тебя продолжают предавать.

Вечером я решилась нарушить неписанный служебный этикет и задать отцу вопрос, не особо рассчитывая получить ответ.

— Пап, а почему Кожемятова решили убить, а не посадить?

Отец посмотрел на меня исподлобья долгим взглядом и хранил молчание. Я особо не рассчитывала на ответ, задавая вопрос, но все же несколько расстроилась.

— Он решил податься в политику, — наконец ответил отец, — и составил бы серьезную конкуренцию некоторым ключевым фигурам.

— Так почему не посадить и дело с концом?

— Детка, ты представляешь, сколько народу он потянул бы за собой? Включая высшие эшелоны власти? Поэтому гораздо проще устранить субъект физически. Кстати, раз уж зашел разговор, что у вас там по этому делу?

Я рассказала, отец покивал.

— Шевцов прав, ничего на Горбенко у вас нет и, если он придет с адвокатом, тот ему рта раскрыть не позволит. Юлите, хитрите.

— Есть, товарищ генерал, а то вы нас к нанайцам, мы в курсе.

— Не всех. Тебя замуж и в декрет. Пожизненный, — погрозил мне пальцем отец.

Глава 13

Следующий день не принес ничего интересного, уже вечером Шевцов позвонил Горбенко и пригласил в отдел для «уточнения деталей». Он ответил, что уже уехал на дачу и приедет завтра. На том и разошлись.

А ночью меня разбудил звонок Паши.

— Подъем, спящая красавица. У нас тут дела интересные творятся.

— Что? — буркнула я, не желая открывать глаза.

— Пожар на даче Горбенко. А в подвале два обгоревших трупа.

— О, как, — я мгновенно проснулась, — куда ехать?

Пашка объяснил, и я начала торопливо собираться.

— Куда ты? — испуганно спросила мама, когда я уже обувалась.

Следом вышел отец.

— На даче Горбенко пожар был и в подвале два обгорелых трупа.

— О, Господи! — простонала мама, папа же только кивнул.

Когда я добралась на дачу Горбенко, там уже были все наши.

К Шевцову подошел криминалист и что-то сказал ему на ухо, тот кивком головы позвал Пашу, и они втроем вышли из комнаты.

Горбенко выглядел перепуганным.

— Значит, Вы утверждаете, что не имеете ни малейшего представления, чьи это тела в подвале? — видно не в первый раз спрашивал следователь.

— Утверждаю, — раздраженно отвечал Николай Михайлович.

Проскуряков неспешно заполнял бумаги.

В комнату вернулся Паша.

— Скажите, Николай Михайлович, Вы имеете какое-то оружие в доме?

— Да, охотничий дробовик, а что?

— Кто имеет к нему доступ?

— Никто, только я. А в чем, собственно, дело?

— Пока ни в чем. А где он хранится?

— В сейфе, разумеется. Я знаю законы, — высокомерно ответил Горбенко.

— Сейф заперт?

— Естественно!

— А ключи у кого хранятся?

— У меня.

— И только?

— И только.

— Что ж, в таком случае, пойдемте, покажите.

Горбенко неохотно поднялся и пошел в кабинет.

— В чем дело? — шепнула я Пашке.

— У трупов огнестрел в голову. Криминалист пока не утверждает, но говорит, что похоже на дробовик. А пострадали тела так, что опознать их невозможно. Улавливаешь? — также шепотом рассказал мне Пашка.

— Ты думаешь это наши хлопцы?

— Уверен, — кивнул он.

Мы вошли в кабинет. Горбенко растерянно моргал, криминалист обследовал дробовик, по его лицу, я без объяснений поняла, что из оружия недавно стреляли.

— Николай Михайлович, Вы проедете с нами.

Я поехала домой, на допрос меня все равно не возьмут.

За завтраком отец спросил подробности, я рассказала.

Он хмыкнул.

— Ты гляди, как все ладненько стало. Не хватает только вишенки на этом торте.

И как в воду глядел. Позвонила Светлана, секретарь Ивана Кожемятова, и, рыдая, сообщила, что нашла у себя в столе флешку с посланием шефа.

На вопрос почему раньше не нашла, ответила, что и не искала, просто по давно заведенной привычке, раз в месяц наводила порядок в ящиках стола.

На флешке оказалась видеозапись, сделанная Кожемятовым. Глядя в камеру, он рассказывал, что чувствует угрозу своей жизни и, что за ним следят.

«Если со мной что-нибудь случится, я прошу проверить причастность к этому моего заместителя Николая Михайловича Горбенко. Он ненавидит меня. Доверенные лица сообщили мне, что недавно он высказывался о моей скорой смерти».

Я посмотрела на Пашку.

— Что думаешь? — спросил он у меня и устало потер лицо руками.

— Паш, это смахивает на фильмы с телеканала Россия — 1.

Он кивнул.

— Согласен. Но они тоже где-то берут свои сюжеты.

— Что говорит Горбенко?

— Да что он говорит. Не знаю, не видел, не имею отношения, не убивал. Документы этих двоих, говорит, мне принес Кожемятов, типа не дошел до своего секретаря еще, займись ты. Но, правда, не сдержался и крикнул, что этой паскуде Кожемятову так и надо.

— Это на что он не сдержался?

— Ну, я развивал мысль о юной Натали и дорогом друге Ване.

— А зачем Горбенко поехал на дачу посреди недели один?

— Не признается.

— Но тебе не кажется странным палить собственную дачу?

— Может у него страховка выгодная.

Наш разговор прервал телефонный звонок. Паша ответил и присвистнул.

— Я же тебе говорил, что это наши хлопцы.

— Что, так быстро провели опознание? Ты же говорил, что их невозможно опознать, нужно ДНК устанавливать.

— Все верно, моя принцесса, но есть способы попроще. Камера наружного наблюдения на даче у Горбенко сняла момент его приезда, а через час после него, приехали два парня, вышли из машины, огляделись и даже посмотрели в камеру. И это были?

— Платонов и Сикуров?

— Конечно. Так что не отвертеться, голубчику.

Я только головой покачала.

— Что, Ален?

— Не знаю, — честно ответила я, — как-то все это… Какие-то Шекспировские страсти.

Паша пожал плечами.

— Чего только не бывает.

А дальше все начало выстраиваться не в пользу Горбенко. Баллистическая экспертиза показала, что предположительно Сикуров и Платонов были застрелены из дробовика Горбенко. Дактилоскопическая экспертиза показала, что пото-жировые следы на оружии принадлежат только одному человеку — Горбенко. Дольше всего ждали результатов экспертизы ДНК, но мы уже не сомневались, что тела будут принадлежать Роману Платонову и Тимуру Сикурову. Так оно и оказалось.

— Ни малейших сомнений, моя дорогая, — говорил мне Шниерсон, когда я приехала за бумагами, — если, конечно, Вы не ставите под сомнение мою профессиональную пригодность.

— Что Вы, Борис Натанович, какие сомнения, — улыбнулась я старику.

Уже взявшись за ручку двери, я обернулась к нему и зачем-то спросила:

— Странно, как бывает, да? Сначала жертва, потом его убийцы. Человек смертен, — философски заметила я, вспомнив слова врача Ивана.

— Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! — озорно подмигнув, процитировал классика старый судмедэксперт.

Глава 14

Через месяц дело передали в суд.

Половину собак с Кожемятова перевесили на Горбенко и общий срок ему светил очень нехилый.

Уже поздно вечером мы сидели в кабинете, пережидая ливень, и оформляли бумаги, на которые вечно не хватало времени.

— Так, а все-таки, Паш, что делал Горбенко тогда на даче?

Пашка усмехнулся.

— С проституткой он там встречался.

— Как? У него же жена молодая?

Пашка вторично усмехнулся и покачал головой.

— А не по Сеньке шапка оказалась. Молодая жена сначала спала с Кожемятовым, теперь нашла себе нового любовника богаче мужа и, если верить показаниям близких к семье, унижает она его по поводу и без, и в близости отказывает. А он терпит и делает хорошую мину при плохой игре.

— Подожди, он встретился с проституткой, а потом спустился, убил двоих мужиков и поджег собственную дачу? Паш, но он же не форменный псих?

— Согласен, Ален, у самого два плюс два пять получается. Но на оружии его отпечатки и мотив пришить дорогого друга, хоть и слабенький, но у него был. К тому же скажу тебе без протокола: всех очень устраивает эта кандидатура в качестве обвиняемого.

— Знаешь, если бы я знала, что в этом деле будет столько грязи, я бы не согласилась участвовать в операции.

— Винокурова, ты, когда включаешь барышню в кружевах, бесишь нереально. Вообще, какая цель твоего нахождения на службе?

— Не знаю, а что?

— Ну, так ты определись, наконец. Если хочешь с чистенькими ручками ходить, так дуй в пресс-службу, хочешь быть оперативником, заканчивай ныть о несправедливости и грязи. Усекла?

Я кивнула.

— Паш, может мне действительно не место в органах?

Паша посмотрел на меня, встал со своего места, подошел к моему столу и, оседлав стул, сел напротив меня.

— Ален, что с тобой твориться? Ты хороший оперативник, ты никогда не была папенькиной дочкой, но с начала работы по делу Кожемятова, я тебя не узнаю. Сплошная рефлексия и причитания. Что с тобой?

— Я не знаю, Паш. У меня стойкое ощущение, что мы по этому делу делаем все не то и не так. И я не верю в виновность Горбенко, вот хоть режь меня, а я не верю.

Паша помолчал.

— Сказать честно, Ален, я сам не особо верю. Но все упирается в него, сама знаешь.

— Знаю.

Я решила, что мне пора домой.

— Пашка, — позвала я у двери.

— Что, моя принцесса в погонах?

— Спасибо, что ты есть.

— Обращайся, — кивнул усталый старший оперуполномоченный.

Глава 15

Был выходной день, и я думала, чем себя занять.

Словно в ответ на мои мысли, позвонила Ирина. С того нашего разговора, я ей не звонила, и она мне тоже. Мне было неприятно осознавать, что я ошиблась в человеке. Трубку я сняла с некоторой неохотой.

— Привет, Ирин.

— Привет, Ален, как дела?

— Все хорошо, как сама?

— И я хорошо…Ален, ты на меня злишься?

— Нет, с чего ты взяла? — удивилась я ее догадливости.

— Не знаю, чувствую…Ален, я завтра уезжаю, и я хотела бы встретиться перед отъездом.

— Ну, давай встретимся. Надолго уезжаешь?

— Да, навсегда.

— О, как. Это как-то связано с твоим новым возлюбленным?

— Да… — она помялась, — он живет заграницей…я выхожу замуж и уезжаю к нему.

— Ира, если заграница — это Азербайджан или Армения, то я пас.

Она засмеялась.

— Нет, это Америка. Ну, так как? Я хочу вас познакомить, для меня это, правда, важно. Тебе будет удобно сегодня? — она назвала кофейню в одном торговом центре.

— Привыкаешь ко всему американскому? — хмыкнула я, — хорошо, давай в три.

Следом позвонил Вадик.

— Ален, ты вообще помнишь о моем существовании?

— Помню, — улыбнулась я в трубку, — предлагай.

— Вечером у моего друга тусовка по случаю дня рождения. Я бы хотел, чтобы ты пошла со мной.

— Хорошо, — согласилась я.

Вадик, кажется, опешил.

— Вот просто хорошо и все? И даже уговаривать не придется? Кто ты, незнакомая девушка, и где Винокурова?

— Ну, должно же быть разнообразие.

— Ты не поверишь, как заработала моя фантазия, — хмыкнул Вадик, — ладно, в пять я за тобой заезду.

— Хорошо, только не домой, — я объяснила, где меня искать.

— Сваливает, значит? А как же неземная любовь к Кожемятову? Все, закончилась? — съязвил Вадим.

— Похоже на то, — грустно ответила я.

— Ну, вот если меня подстрелят, ты хоть сорок дней пережди, мать.

— Хорошо, даже сорок два.

Глава 16

Ирина помахала мне рукой, заметив меня в толпе. Она сидела за столиком с мужчиной, он сидел ко мне спиной, и я видела только его бритый затылок.

— Привет, — поприветствовала я парочку, подходя ближе.

— Привет, Ален, — просияла Ирина.

Я села и посмотрела на мужчину Ирины. Посмотрела и опешила. Рядом с ней сидел Джованни и лучезарно улыбался.

— Вот так встреча, — не скрывая своего неудовольствия, прокомментировала я, — значит, все-таки познакомились.

Ирина несколько непонимающе смотрела на нас.

— Ален, я хочу тебя познакомить с…

— Да мы знакомы, — перебила я ее.

— И даже дольше, чем ты думаешь, — усмехнулся Джованни, говоря на чистом русском, без своего обычного акцента.

Я удивилась и внимательно посмотрела на мужчину. Брови мои поползли вверх.

— Мне следовало рассмотреть тебя сразу, — покачала я головой.

— Как ни крути, но любая маскировка — это всегда автопортрет, — поднял бровь Кожемятов.

Он повернулся к Ирине.

— Ириш, ты хотела обновить косметичку, — ласково сказал он ей, протягивая карточку.

— Не надо, у меня есть, — запротестовала та, поднимаясь, — поговорите спокойно.

— Самостоятельная, — одобрительно хмыкнул вслед уходящей Ирине Кожемятов и перевел взгляд на меня, — ну, что, Алена Дмитриевна, товарищ капитан, дизайнер и устроитель вечеринок, как лучше обращаться?

— Как угодно. С чего вдруг решил раскрыть карты?

— Честно говоря, это желание Ирины. Для нее почему-то стало очень важно, что ты о ней думаешь. А для меня очень важно, чтобы она была счастлива.

— А откуда такая уверенность, что я в отдел не побегу?

— А ты побежишь?

Я молчала, и мы оба знали, что я этого не сделаю.

— Но как? Я же своими глазами видела, как тебя убили, я видела тебя мертвого в морге, я видела, как тебя сожгли в печи крематория?

— Знаешь, в чем один из главных людских недостатков, Ален? Они видят то, что хотят видеть. Ты видела тело человека, крайне похожего на меня, похожего, но не меня. Но ни у тебя, ни у кого-либо еще, не было оснований сомневаться в том, что это я, вы и не сомневались. Все просто.

— А где ты взял тело?

— У его хозяина, — хмыкнул Иван.

— Это как?

— Ладно, давай начнем сначала. Когда полгода назад, мои люди сообщили мне о разработке операции по моей ликвидации, я решил, что пора действовать.

— Как это: действовать?

— Ну, ты не поверишь, но мне почему-то не хотелось позволить себя убить. Странно, правда?

— Очень. А как ты узнал? — задала я глупый вопрос.

— Алена Дмитриевна, обижаете, — развел руками Кожемятов.

— Ладно, давай дальше, ты узнал, что тебя готовятся хлопнуть и что? Как ты решил действовать?

— Я и так планировал рано или поздно свалить из страны, а тут такой удобный случай. И я решил сыграть и нашим, и вашим, что называется. Хотите видеть меня мертвым — пожалуйста, вот вам мое мертвое тело, а я спокойно живу дальше.

— Да, но где ты взял такого похожего на тебя человека?

— Ален, посмотри на меня внимательно. В смысле не сейчас, — вспомнив, что нынче он носит аккуратную черную бороду и черные контактные линзы, уточнил Иван, — я имею в виду мою настоящую внешность. Четверть мужиков в стране имею подобные внешние данные, подогнать прическу и бороду, которую я отпустил специально для этого, совсем не сложно.

— Да, но где ты взял тело?

— Я же говорю: у его хозяина.

— Ты убил человека для этого?

— Нет, я никого не убивал, — и, видя работу мысли в моих глазах, уточнил, — ни я, ни мои люди. Когда я начал готовиться к собственному убийству, я начал искать человека, похожего на меня. Человек должен был быть одиноким и больным, чтобы скоро преставился, а родные и близкие не интересовались бы телом. Я нашел такого парня во Владимирской области, он лежал в больнице и собирался умирать. Мы заключили обоюдно выгодную сделку и его тело, после смерти, получил я.

— А, что получил он?

— Честное имя.

Я непонимающе уставилась на Кожемятова.

— Парень набедокурил, и отправился в долгий отпуск на 8 лет. Жена за это время успела развестись, выйти замуж и новый муж усыновил детей. Но поскольку дети были не такие уж и маленькие и папу помнили, она им рассказала, что папа погиб на войне. Только это все она ему не написала, как обычно поступают бабы, а рассказала все у закрытой двери квартиры, когда он пришел домой после отсидки. Мужика и хватанул инфаркт. После того, как он отправился в лучший мир, его жена и дети получили бумаги из министерства обороны с рассказом о геройском подвиге их отца и мужа, и медаль за отвагу, которая долго искала героя. Не спрашивай, как, но награда настоящая. У детей отец — герой, у меня нужное мне тело.

— Он умер в тот день, когда была вся эта заваруха? Тело же портиться, криминалист бы увидел, что перед ним не свежий труп?

— Креоновая заморозка. Очень дорого, но не тот случай, чтобы копейничать.

— Но как ты его подсунул? Все же было на глаза у толпы? Камеры, в конце концов?

— А ты помнишь взрыв?

— Конечно.

— А как ты думаешь, для чего он нужен был?

Теперь я поняла для чего.

— Подожди, а Сикуров и Платонов? Ты знаешь, что их убили?

— Они живы и здоровы.

— В смысле?

— В прямом, схема та же. Только без заморозок и прочей лабуды, подошли два обычных бомжа, подходящих по возрасту и внешним данным.

— Ты поэтому интересовался бомжами? — хмыкнула я, вспоминая слова Ларисы.

— Поэтому.

— И этих бомжей ты, скажешь, тоже никто не убивал?

— Нет, почему. Их наверно кто-то убил, только это не моих рук дело. Ты знаешь, сколько ежедневно в нашем городе умирает бомжей? А их тела для нашего государства — это биологический мусор. Поэтому я просто купил двух подходящих мне жмуриков. Ты даже не представляешь, как богат предложениями этот рынок, — широко улыбнулся Иван.

— Подожди, но экспертизы? — опешила я, — проводились же ДНК, и по тебе, и по этим двоим, эксперт дает руку на отсечение…

Я осеклась, догадавшись.

— Шниерсон?

— Старый еврей очень любит деньги, — хмыкнул Иван, кивая.

— Но как? Как ты с ним связался?

— На самом деле, это было совсем не сложно. Когда-то очень давно, молодой Борис был без памяти влюблен в мою бабушку, а любовь юности не забывается, — улыбнулся Иван.

— А твой диагноз? Жанна Борисовна утверждает… — я дернулась, словно меня током ударило, — а твой врач случайно в девичестве не Шниерсон?

— В точку, товарищ капитан, — снова широко улыбнулся мужчина.

— А зачем этот подлог?

— Ну, это и не совсем подлог. Результаты обследования, кардиограммы, УЗИ сердца все настоящее, просто не мое, а Кости.

— Кости?

— Того мужчины, кто одолжил мне свое тело. А зачем мне это было нужно…Ну,так, для подстраховки.

— Так и где Сикуров и Платонов?

— В Нью-Йорке. Несколько лет назад, я случайно встретился с ними, когда он вернулись после службы, когда-то давно я их знал. Мне нужны были крепкие ребята для особых поручений. Поэтому эти двое и некоторые другие, составляют мой личный штат, который уехал со мной в Америку.

— А что они там делают? — удивилась я.

— Меня ждут.

— Не поняла?

— Я же сказал, что давно планировал уехать из России. На сегодняшний день, у меня в Нью-Йорке есть готовый бизнес, работники, дом, налаженная жизнь с другим именем. И документы все настоящие, — поднял вверх палец Иван.

— И на какое имя, если не секрет?

— А ты еще не догадалась? Мистер Джованни Поллини.

— А зачем так сложно? Обычно наши олигархи бегут в Лондон.

— Вот именно. Слишком много знакомых. Да и Лондон слишком консервативен для меня. А в Нью-Йорке никому нет до тебя дела. Идеально.

— А почему мистер Поллини? А не какой-нибудь Чак Норрис?

— Наверно на меня слишком большое влияние оказал фильм «Крестный отец» — добродушно признался Кожемятов.

Я замолчала. У меня в голове стоял гул от роившихся там мыслей.

— А зачем ты подставил Горбенко?

— А зачем он сдал меня, когда на него даже не давили? Знаешь, Алена, я человек простой — если ты со мной, ты со мной до конца, и я для тебя душу выверну. А если ты, как лярва последняя, бежишь к тому, кто больше даст, то и отношение к тебе соответствующее. Ты думаешь, я его Наташку хоть пальцем бы тронул, если бы он не крысятничал? Думаешь, я бы решил отправить его за решетку, если бы он не подставлял меня год за годом, в надежде, что сяду я, а он останется на коне и в белом фраке? Он думал, я не знал. А я знаю все, что происходит в моих делах. Абсолютно все. И все его жалкие попытки незаметно натравить на меня все спецслужбы, какие только можно, мне давно известны.

Повисла тишина.

— А зачем тебе нужны были наркотики? Просто тупо деньги?

Он странно посмотрел на меня. Потом стал разглядывать толпу и, наконец, ответил.

— Не все решения мы принимаем самостоятельно. Некоторые нам навязывают. Если бы я мог этого избежать, я бы избежал. Но мне не позволили.

— Понятно.

Каждый из нас смотрел в свою сторону. Говорить было не о чем, я была потрясена, он был задумчив.

— Я хотел сказать тебе спасибо за Ирину. Она мне рассказала все, что было. Да и на той треклятой вечеринке, я видел, как ты ее укрыла. Если тебе понадобится помощь, любая, я помогу, вот мой номер телефона в Нью-Йорке. И расстояние не помеха. Да и вообще, приезжай к нам в гости, — глумливо улыбнулся Кожемятов.

— Зачем она тебе? — устало спросила я.

— А ты не принимаешь в расчет, что я мог ее полюбить? Я прекрасно знал, что мне ее подсунули, я не такой идиот, как Вы думаете, и прекрасно видел, что она выкатилась мне под колеса прямо из кустов, но Ирина она была такая искренняя, она действительно до смерти была перепугана и это меня подкупило, я решил поиграть в вашу игру. А когда начали общаться, я понимал, что все больше в ней заинтересовываюсь. Ей было не по себе в дорогих ресторанах, она смущалась, краснела, это было забавно. Она просила рассказать о себе, и я рассказывал. Она слушала и сопереживала, я такого не помню в своей жизни, честно тебе говорю. А потом она начала рассказывать о себе и у меня появилось желание…Ну, не знаю…Как-то оберечь ее, что ли, защитить. Знаешь, как она просила меня отменить ту вечеринку? Просила уехать? Ну, а то, как она себя повела после моей «смерти», это вообще отдельная история. Она была единственная среди всей этой толпы, кому я был нужен. Кто по-настоящему переживал и скорбел. Я видел немало женщин, Ален. И все они рано или поздно называли свою цену. На одной такой даже был женат. Ну, ты ее видела. Дешевая комедиантка. И только Ирина готова отдавать больше, чем брать. Она потрясающая женщина и я благодарю судьбу, что встретил ее. Даже если вот так вот странно.

— И ты начал за ней следить?

Он кивнул.

— Только я не следил, я охранял. Помнишь, когда мы в парке столкнулись? Я тогда действительно хотел попробовать познакомиться с ней под другим именем, думал, может и не надо ей всего это рассказывать. Но ты упорно не хотела меня с ней знакомить, я заметил. И я стал искать подходящего случая, чтобы открыться ей. Ну, а когда вы с твоим дружочком вмешались, я решил больше не тянуть и подойти к ней.

— И как она отреагировала?

— Она меня узнала сразу, представляешь? В таком виде. Я подошел к ней и только хотел сказать что-то в стиле «Здравствуйте, девушка», как она сказала: «Ванечка». Как она плакала, бедная, — он покачал головой, — я даже не представлял, что ей так больно.

— Это ты ее тогда забрал из бара? — догадалась я.

— Конечно, я. Она же уже в состоянии нестояния была, тоже мне, алкогольвица. — неодобрительно покачал он головой, — Зачем было ждать, пока к ней кто-то пристанет.

Я покивала, то ли его словам, то ли своим мыслям.

— И что теперь?

— Теперь я увезу ее в Америку, мы поженимся, Ирина родит мне дочку, а Никита будет изучать архитектуру в университете Нью-Йорка, если пожелает. Когда английский подтянет, — хмыкнул он.

— Ты и его забираешь?

— Конечно, а как иначе? Возвращаться я не собираюсь.

Вернулась Ирина, я посидела пять минут для приличия и сказала, что мне пора. Она крепко обняла меня на прощание, я пожелала ей удачи.

— Руку жать не буду, мало ли, как обернется наша встреча, не хочу портить тебе карьеру, — сказал на прощание Кожемятов, — помни, что я сказал. Любая помощь. И мы будем рады тебе. Мы оба.

Я машинально кивнула и ушла. К моему облегчению, позвонил Вадим и сказал, что приехал.

— Ты чего такая ошалелая? — спросил Вадик

Я покачала головой.

— Просто теперь я знаю, кто убил мистера Поллини.

— Кого?

— Это больше не имеет значения, — ушла я от ответа, — поехали веселиться.

Я кусала губы и думала о том, что я услышала. Покосилась на Вадика. Сказать, не сказать?

— Мистер Поллини, если я правильно помню, это Кожемятов? — спросил он неожиданно.

— Да.

— И убил его не Горбенко и не эти, как их, ну исполнители, которых вроде как поджарили? — спокойно, не отрываясь от дороги, уточнил майор Самойлов.

— Так точно.

Вадим вздохнул и припарковался у тротуара.

— Расскажешь?

— Не сейчас, — покачала я головой.

— Ален, я могу отвезти тебя к Шевцову, я могу отвезти тебя домой, я могу отвезти тебя на день рождения моего друга. Вопрос только один: чего хочешь ты? Ты хочешь дать делу ход?

Я подумала и отрицательно покачала головой.

— Поехали, — попросила я.

— Куда?

— К твоему другу. Но я сегодня напьюсь, — улыбнулась я.

— Да лишь бы тебе в радость. — хмыкнул мой парень и завел мотор.

Минут пять мы ехали молча и потом Вадим все же спросил:

— Что, совсем невеселая история?

— Да нет, — пожала я плечами, — скорее это история о любви.