Гримёр

Анна Рудакова (2024)

Москва, наши дни. В одном из моргов столицы работает Оксана — профессиональный гримёр для мёртвых, танатопрактик. С помощью кистей и красок она приводит покойников в прижизненный вид, помогая их родственникам пережить боль утраты. Но однажды ей поступает необычный заказ. Вдова просит Оксану восстановить по фотографиям лицо своего погибшего мужа — крупного бизнесмена. Убийцы размозжили ему лицо молотком, и она умоляет Оксану помочь: она не хочет хоронить мужа в закрытом гробу, а хочет достойно с ним попрощаться. Оксана выполняет просьбу. Однако вскоре выясняется, что тело подменили, а вдова исчезла. Более того, покойник — это врач-психиатр, который в юности издевался над Оксаной и которого она хотела убить. Оксану подозревают в соучастии в убийстве. Теперь ей предстоит доказать свою невиновность. Но прежде — найти того, чьё лицо она слепила…

ЧАСТЬ 1. Глава 1

Вы когда-нибудь задумывались о том, как именно умрёте? Что случится с вами незадолго до того, когда вы испустите свой последний вздох? Я думаю об этом постоянно. Каждый день, когда вижу на своём столе нового покойника — от маленькой иссохшейся старушки, умершей в одиночестве от инсульта, до юной девушки, совершившей роковой и последний шаг из-за неразделённой любви. Видя их бледные, лишённые жизни лица, не всегда умиротворённые и привлекательные, я всегда с интересом просматриваю их заключения о смерти — и передо мной сразу предстаёт полная картина: я знаю не только, как они умерли, но и зачастую — как жили за несколько месяцев до смерти. А как это будет со мной?

Возможно, мой вопрос покажется вам странным, но спешу вас расстроить: все мы так или иначе умрём, поэтому попытка не думать о смерти — это просто избегание неизбежного. Ведь когда-то все ваши важные события, будь то свадьба, или рождение ребёнка, или даже повышение на работе, которое, казалось, никогда вам не светит, тоже казались далёкими, но всё это с вами случилось. Случится и смерть.

А поскольку это событие для всех нас необратимое, почему бы не пофантазировать? Предлагаю начать сначала. Итак, как бы вы хотели умереть?

Я, например, хочу, чтобы это непременно случилось осенью — лучше в октябре, пока земля не такая промёрзлая, а солнце уже не так истошно палит. Может быть, я разобьюсь в ДТП, или умру от сердечного приступа во время одиночного прыжка с парашютом, или даже меня затопчет стадо бегемотов в далёкой Африке. Во всяком случае, я надеюсь, что это случится не банально и последним моим пристанищем станет не обшарпанная больница с уставшими от недосыпов медсёстрами. Если говорить начистоту, то умереть мне хочется в цивилизованных странах, потому как в южных с бальзамированием серьёзные проблемы. Говорю не просто так: однажды мне пришлось гримировать разбившегося на параплане сорокалетнего мужчину, который из-за проблем с документами две недели пролежал в морге Таиланда — его лицо цвета сливы я не забуду никогда. Этот неудачливый турист изрядно потрепал мне нервы и стоил десяти часов жизни, прежде чем я смогла выдать его тело родственникам. Но вернёмся ко мне.

Гроб с моим телом погрузят в катафалк и отвезут на самый дальний край Москвы — чтобы сжечь в печи при тысяче градусов. На поминках люди не будут плакать (я обязательно пропишу это в своём завещании, которое уже начала составлять), зато будут улыбаться и вспоминать дни, когда мы были вместе, а потом посмотрят видеоролик, который менеджер ресторана торжественно включит на экране. В нём окажусь я, красивая и сочувствующая, потому как я-то уже отмучалась, а моим гостям только и остаётся, что неизвестность. Зал будет украшен десятками шаров, на стене будет висеть мой счастливый портрет, а музыка будет греметь на всю так, что проходящий мимо маленький мальчик будет уверен, что здесь отмечают чей-то день рождения, и непременно попросит такой же у родителей. Это будет счастливый день — день моих похорон. И я уже в деталях знаю, какой он будет. Не знаю только, когда и отчего всё-таки наступит моя смерть. К сожалению, пока не знаю…

— Ксюх, тебе долго еще? — мужской баритон, зазвучавший позади, заставил меня вынырнуть из своих мыслей. Я оглянулась и увидела у двери Егора. Его серо-голубые глаза вопрошающе смотрели на меня. Я взглянула на время и поняла, что и правда замешкалась: через пять минут тело уже должны выносить, а оно до сих пор у меня в кабинете.

— Дай минутку.

Егор кивнул и закрыл за собой дверь. Что мне в нём нравится, так это то, что он никогда не торопит, даже когда я прилично выбиваюсь из графика. Либо понимает, насколько важно качество в моей работе, либо по какой-то причине сам соотносит себя с искусством. Не из-за курсов ли акварельной живописи, на которые пару раз сходил год назад? Подумав об этом, я улыбнулась, поправляя покойнице платок на голове, а потом сбрызнула ей на запястье её любимые духи — последний штрих, про который никогда не забываю. Как и про фото напоследок. Я достала телефон и отошла на два шага назад — дома еще раз полюбуюсь на проделанную работу, — а потом быстрым шагом отворила дверь кабинета. В него тотчас же вошёл Егор, чтобы увезти каталку с телом и переложить его в гроб.

— Что-то долго ты с ней.

— Не хотела, чтобы она была похожа на фарфоровую куклу.

— Снова рак?

Я кивнула, сняла перчатки и начала складывать бесконечные тюбики с косметикой в чемоданчик. В последнее время раковых больных к нам попадало действительно больше обычного — и отнюдь не из-за экологии, как многие думают, а благодаря покупке нашей больницей нового оборудования: теперь все сложные пациенты стекаются в наш район и как следствие — попадают на мой стол. Работать с ними сложно. В двадцать женщины выглядят, как в семьдесят, а мне нужно привести их в прижизненный вид — такой, чтобы родственники не просто не отшатнулись, увидев покойницу, но и подумали, что она мирно спит. Обычно для этого я прошу принести фотографию умершего или две — для наглядности. В этот раз впервые потребовалось пять, даже пришлось проштудировать соцсети. За время болезни тридцатидвухлетняя женщина до неузнаваемости изменилась. Могла ли я знать, что когда-то буду заниматься такими сложными случаями? Я, девчонка из обычной семьи, которая когда-то приехала в Москву без копейки в кармане? Я оглянулась. Егор уже успел выдать тело и теперь снова оказался здесь. Сидел на стуле и крутил в руках баночку с воском, который месяц назад я купила на выставке. Эксклюзивная и очень дорогая штука.

— Хочешь, подарю?

Егор посмотрел мне в глаза, брови непонимающе взлетели вверх.

— Издеваешься?

— Почему сразу? Вдруг это твоё призвание.

— Не все санитары должны быть танатопрактиками.

— Не все. Но если ты в их числе?

Я подмигнула, захлопнула чемоданчик и, сняв с вешалки мою любимую и поэтому уже сильно потёртую косуху, направилась к выходу.

— До завтра, — услышала я позади себя голос Егора. И тут же кивнула в ответ.

Мой конь ждал меня на парковке. Новенький, ещё совсем не объезженный, с красивым номером 0666 и аэрографией «брызги крови» на чёрной поверхности, он сильно отличался от своих чёрно-бело-серых соседей — унылых легковушек. Я сняла с ручки шлем, провела рукой по иссиня-чёрным волосам, торчащих ирокезом из его макушки, и быстрым движением надела его на себя. Сегодня у меня было явно хорошее настроение, и душа просила покататься с ветерком. Я не могла ей отказать, да и не хотела: иначе для чего я купила четырёхцилиндровый мотоцикл?

В следующее мгновение рёв мотора оглушил тихую улицу больничного городка. Я ехала мимо побелевших от горя родственников, плачущих младенцев, тяжёлых больных, счастливых новоиспечённых родителей… Все их переживания и чувства казались мне неважными и смешными. А ещё через несколько секунд я набрала скорость и, обгоняя поток машин, оказалась на одной из самых оживлённых улиц города. Ну что, сколько мы сегодня с тобой выжмем? Только подумав об этом, я увидела, как светофор предостерегающе загорелся красным, но мне было уже всё равно: была только я и дорога. Стрелка на спидометре взлетела, я уже не ехала, а плыла по дороге, и все мои мысли остались далеко позади.

Сегодня хороший день, чтобы умереть. Но моё время пока не настало.