I измерение

Анна Петровна Фимина, 2019

Глухая деревенька на берегу Енисея полна загадок и страшных тайн, которые скрывают подступающая со всех сторон тайга и забытая, заброшенная усадьба древнего княжеского рода Веришиловых. Старатели, спецпоселенцы и аборигены, издревле исповедующие свою религию с ритуалами и обычаями, – все это соединяется в довольно интригующую историю героев целого ряда поколений, судьба которых тесно переплетается с историей местных господ. Героям "I измерения" предстоит пережить убийства и предательства любимых людей. Но это только первый шаг к разгадке великой тайны Веришиловых.

ГЛАВА 3

Письма двадцать седьмого года

Грязные проталины покрылись зеленой травой, сочные листья распустились в одночасье, как-то незаметно для нас, занятых людей. И вот оглядишься по сторонам: солнце припекает совсем по-летнему, ветерок играет пушистыми зелеными кронами деревьев, а под ногами так и стелется зеленый травяной ковер.

Ленка сдала выпускные экзамены и уже съездила в Москву узнать о поступлении в университет. Привезла оттуда письмо от Адрианчук Любы и Андрея.

— Ты где их нашла? — бегала по дому с письмом в руках Ольга.

— Ездила к матери в Смоленск. Иду по парку, а там так красиво!

— Не будем распространяться — к делу! — потребовала Ольга.

— Да. Иду я по парку. Ты не представляешь, там деревья подстрижены и все одинаково, как те тридцать три богатыря! Фонтан…

— Прибью ведь сейчас! — нетерпеливо перебивает её Ольга. — Идешь ты по парку…

— Да, иду я по парку, мороженое ем, а знаешь какое там вкусное…

— Нет, это невыносимо! — зло крикнула Ольга.

— А навстречу мне парочка с колясочкой. Идут под ручку улыбаются, что-то между собой воркуют. Я думаю…

— Без «думаю», пожалуйста, — торопит подруга.

— Не перебивай! Думаю, что-то знакомые лица. Прошла уже, а потом как молния в голове, да это же наша Любаша с Андрюхой. Я назад — догнала. Вот и вся встреча.

— А ты у них дома была? Максима видела? Они не болеют? Как выглядит Любаша? — засыпала Ольга соседку вопросами.

–Любаша выглядит счастливой, раздобрела. Никто из них не болеет. Максим замечательный карапуз, смеётся постоянно и почти никогда не плачет.

— А что твоя мать?

— Мама живет с мужем, с сыном. Но я у них недолго была, почти всегда торчала у Адрианчуков.

— С каким сыном? У тети Ани есть сын?

— Да, зовут Женькой.

— Это что выходит у тебя есть брат?

— Ага, сводный правда. Он мне понравился: интересный малый, заводной такой! Он в Смоленском Юношеском театре играет, представляешь? Дальше хочет в Москву поступать в театральный.

— Ну а Люба с Андреем ссорятся?

— Ты что? — Ленка вздохнула мечтательно и уставилась в потолок. — Идиллия!

— Молодцы! — с этими словами Ольга открыла письмо от Любаши.

«Здравствуй, Ольга. У меня все хорошо.

Максимка у меня молодечик, не болеет, не вредничает. Все лопочет что-то веселое, сам над собой смеётся. Я вместе с ним каждому дню радуюсь.

Андрюшенька хочет выправить нам домик в деревеньке неподалеку от города, чтобы мы там отдыхали, росли на деревенском молочке.

У Андрея новая идея. Хочет в Москву перебраться.

К нам Леночка Митяева приезжала. Жила у нас, так весело было с нею. Она нас познакомила с братом Женей. Я была очень удивлена, когда ко мне пришла Лена с известной местной звездой юношеского театра, да ещё сказала, что это её брат по матери. Жене у нас понравилось, и он обещался у нас бывать. А мне ведь скучно одной. Все дела по дому переделаю и не знаю, куда себя деть. Ну ладно, разболталась. Хотела ведь всего несколько слов черкнуть, а вышла поэма. Все остальное расскажет Лена. Пока».

— Да, расскажет она! — Ольга с усмешкой посмотрела на Ленку.

В дверь постучали.

— Здравствуйте! — послышался обаятельный мужской голос в прихожей, когда Ленка открыла двери.

— Зрастя! Батяня дома? — спросил второй развязанный ехидный голос.

— Нету-с, — Ленка попыталась закрыть дверь, но её отпихнули и бесцеремонно вошли в дом.

— Ты одна? — все тот же ехидный голос и на пороге возникла рыжая фигура Мишки Мейдзи. — Вижу-вижу с кем ты тут…. Наше вам почтеньице, — раскинув руки для объятий, он шел прямо на Ольгу.

— Это что такое?! — ледяным тоном спросила Ольга, высокомерно приподняв бровь.

— Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, — за спиной Мейдзи стоял Лешка Дегтярёв. — Мы вот к Евгению Васильевичу пришли, а его нет. Мы подождём его Елена. Можно?

— Только вот вы один, без этого разгильдяя!

— Без оскорблений, пожалуйста!

— Мейдзи! Пьян?! — резко спросила Ольга.

— Голуба моя…

— Понятно! Иди-ка ты, дружок, отсюда и товарища с собой прихвати, — Ольга встала и, круто повернув за плечи Мейдзи, легонько подтолкнула к выходу.

— Уже иду. Леха пойдем. С этой дивчиной ничего не попишешь. Пойдем, мой верный друг, мой друг бесценный…

— Балбес, — крикнула Ленка с крыльца вдогонку приятелям. Заперев дверь на засов, она вернулась в комнату. — Н-да-а, Лешка смотрит на тебя с большим интересом. Только всё это напрасно.

— Почему же?

— Оттолкнешь!

— Может и нет, — раздумчиво ответила Ольга.

— Ну а Долговых ты в Москве навестила?

— Нет, — поникла головой Ленка. — Я ходила к ним несколько раз, тилинькала — тилинькала, никого нет!

— Что ты делала? — не поняла Ольга.

— Тилинькала…. В смысле звоню, у них рядом с дверью кнопка такая. Её когда нажимаешь, то в квартире тилинь-тилинь слышно.

— Поняла-поняла, — отмахнулась подруга.

— Ольга! — послышался голос матери.

— Ладно, — Ольга сунула письмо в карман, — пойду я, моя мамка пришла.

— Валяй.

— Опять на картошку пойдем, — вздохнула Ольга, повязывая платок.

— Я тоже сейчас на огород пойду.

* * *

— Дома столько дел, а ты там рассиживаешься! — с упреком встретила дочь Марья Тихоновна, прихорашиваясь перед зеркалом. — Сейчас отец с полей вернется, нужно ужин готовить, а ты все шатаешься где-то. Почему до сих пор огурцы не политы?! — одна за другой звонко падали на стеклянный столик шпильки, которые Марья Тихоновна вынимала своими тоненькими пальчиками. — А когда горькие огурчики попадаются — мы морщимся: «невкусно!» — она изящно наклонила голову к плечу и теперь снимала брошь.

— Натаскай воды!

— Сейчас, — буркнула Ольга.

И пошли друг за другом выглядывать из разных уголков двора житейские дела: то нужно полить, это надо прополоть, капуту от бабочки побрызгать, паданцы под яблоней собрать. Усталая, Ольга садится за стол только тогда, когда приходит с работы отец и Марья Тихоновна румяная от жаркого огня печи с туго заплетенной косой накрывает ужин.

— А ведь Лешка молодец, — говорит довольный отец, утирая рушником свое загорелое усатое лицо.

— Какой ещё Лешка? — спрашивает Марья Тихоновна, вешая влажный рушник на затворку печи.

— Сын коваля нашего, — засучивая рукава свежей рубахи, ответил Дмитрий Семенович.

— Дегтярев что ли? — Марья Тихоновна хлопотливо ставит перед мужем тарелку тушеной баранины с картошкой.

— Ну да, он самый. Не побоялся за баранку сесть, а уж какой ученый, — и Дмитрий Иванович отправляет в рот большой кусок мяса.

— Ой, какой он там ученый? — раздраженно спросила Ольга, с не меньшим аппетитом опустошая тарелку.

— У-у-у, по-английски знаешь, как шпарит? Нет, молодчага парень!

— Молодчага так молодчага, ешь давай, — нежно сказала Марья Тихоновна, заботливо приглаживая непослушный вихор на голове мужа.

— Пап, ты про Сергея Долгова ничего не слыхал?

— «Не слыхал», — прошипела Марья Тихоновна, — не слышал! Чему я тебя учила!

— Маша, — прикрикнул на жену Лебедев. — Нет, не знаю, — обратился он к Ольге, — сходила б да узнала сама. А то все дома сиднем сидишь. Сходи-ка к Кириллу Михайловичу.

— Схожу, — решила Ольга и опять уткнулась в тарелку.

— Да, я там слышал, что тетка Нюрка Сковородникова жалобу на тебя написать хочет.

— Что такое? — настороженно спрашивает Марья Тихоновна.

— я и сам бы хотел знать, что такое?!

— Тетке Нюрке надо же про что-то говорить, — беспечно говорит Ольга, вытирая жирные руки салфеткой.

— Говорит Людку её и Шурку совсем загоняла. Сама делать ничего не делает, а на девках в бригаде выезжает, показатели дает. А девчонки надрываются…. Что молчишь?! Правда, али нет?! — отец с шумом отодвигает тарелку.

— Пойду чаю принесу, — Марья Тихоновна поспешно уходит.

— Ну конечно неправда! Что языком-то зря трепать!

— Ты!… Чтоб я такого больше про тебя не слыхал!!

— Не слышал, пап. И чему только тебя Марья Тихоновна учила?!

— Уезжай ты отсюда! — взмолилась Марья Тихоновна, не смея глянуть на мужа, нервно расставляя бокалы на столе.

Дмитрий Семенович ничего не сказал в ответ, вышел на террасу, закурил.

— Маша, принеси сюда чаю. А тебе… — он тяжело посмотрел дочери в глаза, — я все сказал. Услышу — прибью!

Марья Тихоновна с шумом начала переставлять посуду со стола на поднос.

— Помоешь посуду, свиньям корму задашь, корову встретишь и подоишь! А я прилягу — уморилась! — и она вышла с подносом в руках.

***

На следующий день тетка Нюрка подошла к Ольге, когда та доила корову. В голове Сковородниковой не было злых намерений.

— Ну что ж, голубка, когда замуж пойдешь? — задала она безобидный вопрос.

— Успеется. Вы бы свою Людмилу спросили. Девке уж 22 года, а замуж все никто не берет, даже Мишка Мейдзи и тот свою рыжую морду воротит.

— Уж не в твой ли огород он воротит свою рыжую морду?! — зашипела Сковородникова.

— А в чей бы не воротил, да все не в ваш! — весело ответила Ольга.

— Смотри ты кака премудра стала!! — заорала взбесившаяся тетка Нюрка. — в бригадиршах ты разъязыкастилась больно, как я погляжу!! Моих девок не тронь! Мало от тебя баб с подорванными животами поуходило. Вон Танька Данилова, как есть бездетна оказалась, а почему спрашиватца?! Все от твоих работ!! Она кругом хочет быть первой, а другие надрывайся за неё…

Сковородникова не договорила. В этот момент Ольга надела на её голову ведро, вылив все молоко ей на плечи. Все замерло. Ольга кивнула Ленке:

— Ну вот и новый способ закрыть рот тетке Нюрке! — и весело хлопнув по спине коровы, погнала её в стойло. За спиной Ольги раздался сначала одинокий Ленкин смех, который перерос в дружный хохот всей бригады доярок.

Вся мокрая, в молоке, с ведром в руках тетка Нюрка кинулась к деревне.

— Ну, жди беды, — сказала ей в след Ленка.

— Батяня меня точно прибьёт, вздохнула Ольга.

Через полчаса Ольгу вызвал к себе председатель Кирилл Михайлович Долгов. Она переоделась и пошла к деревенской конторе.

У крыльца стояла машина Емельянова. Рядом слонялся Лешка Дегтярёв, о чем-то переговаривался с Мишкой Мейдзи.

— О-о-о! Наша бой-баба мчится! Да здравствует молодой комсомол, что забивает насмерть старый уклад царской России!

— Не ломайся, Мейдзи, — добродушно посоветовала Ольга. — За мной дело не встанет: вдарю — поперек растянешься!

— А может, я мазохист какой. И мне будет так приятно…

— Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, — Лешка снял с головы кепку и немного наклонил голову.

— Здрасте, — кивнула мимоходом Ольга и поспешно взбежала на крыльцо.

Из своего кабинета вышел Димка. Он знал, что Ольга вот-вот придет, и ждал её прихода, не отходя от окна.

— Ольга Дмитриевна! — воскликнул он радостно и сжал её ручку в своей горячей руке. — Здравствуйте! Давненько мы с вами не виделись.

— Да, давно, — холодно ответила Ольга, пытаясь вырвать руку. — Дмитрий Иванович, не надо на меня так смотреть.

— Соскучился! — улыбнулся Димка, выпуская её руку, но не сводил влюбленного взгляда. — А вы, правда, Анну Николаевну побили?

— Это громко сказано и слабо сделано. Никого я не била.

— Ольга Дмитриевна, — на пороге стояла молодая комсомолочка Вера Павловна Алмаз, — Кирилл Михайлович просит вас поторопиться, а то ему еще на пасеку ехать.

— Уже иду.

— Проходите! — сухо пригласил председатель. — Ну как же вам не совестно, Ольга Дмитриевна, беззащитную пожилую женщину жестоко избить ведром только из-за того, что её дочери не сдали вам нужного удоя?!

— Это она вам такую чушь наплела? Кому вы поверили, Кирилл Михайлович? Кому?!

— Я человеку поверил, Оленька.

— Да был бы он, Кирилл Михайлович! А то ведь вся на желчную слюну изошла!

— Хорошо. Говори.

Ольга рассказала все без утайки.

— И все-таки, Ольга Дмитриевна, я вам объявляю выговор.

— Да, понимаю.

— Нужно быть посдержаннее. Особенно на работе. А вы уж очень вспыльчивая девушка. Нужно научиться держать себя в руках. Это ведь важно в жизни.

Ольга понимающе кивнула. Кирилл Михайлович засобирался на пасеку. Он распорядился насчет лошадей.

— Как там Сергей? — спросила уже стоя на пороге Ольга.

— Ах. Да! — хлопнул себя по лбу председатель. — Совсем позабыл. — С этими словами он отдал со своего стола в Ольгины руки два письма. — Вот. Почтальонка оставила у меня. Узнала, что ты сейчас ко мне зайдешь.

— Да тут вся деревня в курсе. Что я к вам зайду. — Ольга с усмешкой взяла письма и вместе с председателем вышли на крыльцо сельсовета. Кирилл Михайлович по-хозяйски взял в руки вожжи и поехал по укатанной дороге.

Лебедева рассматривала конверты. Одно письмо было от самого Долгова, а на другом родным ровным почерком выведено «от Т. Даниловой из г. Севастополя»

— Что ж вы, Дмитрий Иванович, сами на машине разъезжаете, а председатель все в двуколке трясется?!

— Мне машину для шика на поездки в город дали. Тем более машина не моя, а общая…

— Знаю, знаю, — отмахнулась она от Димки и задумчиво пошла к фермам.

Ольга закрылась в зимних ограждениях и быстро распечатала письмо от Сергея. «Странно, — думала она, разворачивая исписанный лист, — почему не сама Наташа написала, как это было всегда. Сергей мне никогда не писал. Может быть, что-то случилось?!» Но тревога сразу прошла, как только Ольга прочла первые строки, в которых Сергей расхваливал столичную жизнь. Описывал в ярких красках свою учебу на инженера-строителя, свою работу, работу жены Натальи, про сына Женьку, которого они отдали в детский сад. Рассказывал про самые разнообразные развлечения по выходным дням. Вся жизнь выходила сказкой в столице. Совсем иначе писала о Москве Наталья в предыдущих письмах, в которых жаловалась, что Женя никак не может привыкнуть к садику, у бабушки в Енисейце ему было бы намного лучше. В Москве душно, нет ни одной свежей струи, писала про неимоверную тоску по родному Енисейцу.

Все стало ясно: или отец, или, что скорее всего, мать Ольги попросили Сергея склонить её уехать в Москву. И теперь Сергей старается заманить Ольгу сомнительными письмами о красивой Москве.

С трепетом девушка открыла конверт из Севастополя. На неё веет теплый ветер морского бриза, мягко качается парус на сине-зеленых волнах, бухта, полная красивых белоснежных пароходов, кораблей с самыми различными названиями на самых разных языках; матросы с открытыми загорелыми лицами, суровые капитаны в белоснежных кителях и сияющих фуражках, — все это представляется Ольге под этим весомым и гордым названием — Севастополь.

«Привет, Ольга, — бегут аккуратные ровные строчки. — Вот, кажется, совсем недавно я стояла рядом с тобой на станции и плакала. Не буду кривить душой: всю дорогу мне было очень-очень плохо. И чем дальше от Енисея, тем хуже. Поначалу я и в Севастополе плакала по нашим кисейным берегам. Но ничего, человек быстро ко всему привыкает. Вот и я — привыкла.

Живу я на самом берегу моря в бараках, насквозь пропахших рыбой. Работаю у одного артельщика: чищу, сушу, разделываю, сортирую рыбу, и она мне так осточертела, хуже нашей пареной репы. Летом буду пробовать поступать в медицинский. Меня тут одна немка готовит. Я, кстати, благодаря ей, многое поняла и переосмыслила, да ещё и по-немецки говорить немного научилась. Сначала было странно слушать её и не понимать, вроде глухонемого. Но теперь я немного говорю по-немецки, а она по-русски. Очень занятный у нас диалог, кто бы со стороны послушал! Мы работаем и живем вместе. Её беременную тут бросил один испанский торговец. Представляешь, подлец какой! Я сразу нашего Адрианчука вспомнила. Какой он все-таки молодец! И ему, кстати, все вернулось: вон как хорошо живут, на зависть всем! А у Долговых, как я поняла из Наташкиных писем не все так гладко. Он, кажется, от неё здорово гуляет с москвичками. Вот она и рвется обратно в Енисейц. Думает, что такой отец, как Кирилл Михайлович, да еще и председатель, не даст чудить сынку. Да и её родители семье новоиспеченной распасться не дадут. А я не хочу вот так, как она, бояться за свою семью. Мне нужна хорошая, твердая опора. Хотя у меня, у бездетной, шансов нет. Судьба, судьба. Ну да ладно!

Я общаюсь тут с одной только этой милой Щёбелихой, как я её называю. Мне её искренне жаль. Она уже на восьмом месяце беременности, а вкалывает наравне со мною. А я была другого мнения об этих заграничных дамочках. Она мне много рассказывает о своем брате Франке Щёбеле, он у неё совсем недавно на профессора медицинских наук защитился. Она мне его карточку показывала. Ну, такой молоденький, ну просто мальчик пятнадцати лет. Она мне говорит, что мы могли бы вместе в Германию поехать к ним, и он бы меня вылечил от моей бездетности. Я так переживаю по этому поводу. В нашем Енисейце я зачахла бы давно от постоянных насмешек и уколов, а тут никому до этого нет дела. Тут спокойнее.

В общем, не болею, чувствую себя отлично! Ко мне уважительно относятся артельщики. Они шутят, что за женами будут ездить исключительно на наши берега Енисея. В оплате меня не обижают. Я у хозяина работаю, а на государственных предприятиях гораздо хуже. Люди работают за трудодни, за это им выдают талончики, а живут они по несколько семей в одном бараке, где мы проживаем втроем: я, Шёбелиха да старуха Лиза, она, кажется, раньше была дворяночкой. Эта Лиза работает поварихой в нашей артели. Ну всё, Моника, так зовут мою немочку, тушит свет. Ложимся спать.

Пока. Целую тебя, твоя Татьяна»

В дверь долбят ногой. Ольга быстро суёт письмо за пазуху и отворяет двери. На пороге стоит Ленка.

— Тебе что, Долгов выговор влепил? — её глаза синие пресиние, такими тёмными они становятся у Ленки только во время гнева, когда ею владеет чувство обиды и злости, она даже их чуть прищуривает и всё лицо её становится выразительным и чрезвычайно красивым.

— Да.

— Вот олух! Ты ему хоть рассказала, как дело было?!

— Конечно! Ведь тетка Нюрка, сама знаешь, все вечно перевернет с ног на голову.

— Да слышала уже! Такое наплела — все бабки в погреба попрятались, а деды бога вспомнили — крестятся да молитвы читают.

Ольга расхохоталась злым смехом.

— Хочешь, — вдруг совсем миролюбиво предложила Ленка и достала большое яблоко из кармана юбки. Ольга взяла.

— А ты хочешь? — и она протянула Ленке два конверта.

— От Сергея?! — удивилась Ленка, Ольга иронично кивнула. — От Таньки! — задохнулась от радости подруга, она подпрыгнула на месте, как молодая козочка, и побежала на прежнее место Ольги в зимниках.