Чемодановна

Анна Никольская, 2013

У брата и сестры Бори и Оли Прикольских замечательные родители, но не слишком замечательная жизнь. А все потому, что родители доверили воспитание детей гувернантке по фамилии Кикиморова. Оля и Боря сразу понимают, что гувернантка ненавидит детей, но папа с мамой ничего плохого и слышать о ней не желают. Ведь она работает у них задаром! И кто знает, чем бы закончилось пребывание Кикиморовой в этой семье, если бы в один прекрасный день в доме Прикольских таинственным образом не появилась совершенно загадочная личность – Авдотья Чемодановна Свирепова. С ее появлением в доме начинают совершаться чудеса, а может ли быть что-то прекраснее чуда?

Глава 3

Отравленные пирожные

А на следующий день за завтраком кое-что произошло.

Завтракали молча: так у Прикольских было заведено. Вернее, так завелось с появлением в доме Кикиморы. Её любимое выражение было «когда я ем, я глух и нем». И ещё: «Когда я играю, я глух и нем. Когда я гуляю, я глух и нем. Когда я учу уроки, я глух и нем…» Ну, вы поняли. Изольда Тихоновна вообще не любила, когда дети разговаривают. Она любила, когда они, наоборот, молчат.

— Дети должны побольше слушать и поменьше болтать, — часто повторяла Кикиморова, покрывая свои длинные ногти красным лаком.

Однако на этот раз Оле с Борей помалкивать не пришлось. Потому что, когда папа намазывал третий тост вареньем, мама заваривала вторую чашечку кофе, а Изольда Тихоновна пила кефирный гриб, на пороге кухни появилась…

…Чемодановна!

Да, именно так — с красной строки, многоточием спереди и восклицательным знаком сзади. Чемодановна вообще любила эффектные появления, как вы уже догадались.

На этот раз на ней не было пижамы и полосатого халата. Зато на голове у неё красовалась высокая малиновая причёска в форме дома — с дверями и окнами. Одета Чемодановна была в розовый спортивный костюм и туфли на каблуках. Причём Оля могла бы поклясться, что это мамины туфли. А костюм — её собственный! В котором Оля ходит на физкультуру! Только он каким-то непонятным образом налез на Чемодановну и даже не разошёлся по швам.

При виде Чемодановны папа пошатнулся на стуле и уронил на пол тост. Честно говоря, он сначала очень обрадовался, когда не увидел вчерашнюю ночную гостью за кухонным столом. И даже решил, что она ему приснилась в кошмаре.

Изольда Тихоновна тоже отреагировала на Чемодановну неадекватно. Она поперхнулась кефирным грибом и выплюнула его прямо в папу. Оля же и Боря, наоборот, заметно повеселели, когда увидели Чемодановну. Но на всякий случай они решили скрыть это от окружающих. Как ни в чём не бывало дети продолжили ковыряться в остывшей каше.

Но самая странная реакция на появление этой пожилой женщины была у мамы. И даже не потому, что мама видела её впервые, а совсем наоборот. Ведь именно мама, прекрасная Шурочка Николаевна, знала Чемодановну лучше всех остальных членов семьи. Мама знала её лучше, чем кто бы то ни было в этом безумном мире. Мама знала её, можно сказать, вдоль и поперёк, как облупленную, как свои пять пальцев! Поэтому при виде Чемодановны не папа и не Боря с Олей полезли под стол, а именно мама. Прямо с кофейной чашкой в зубах!

— Мам, ты чего? — Близнецы заглянули к ней под стол.

— Тсс, — сказала мама, выплюнув чашку, прижав палец к губам и сделав страшные глаза. — Меня тут нет. Совсем. Вы меня поняли?

— Шурка, вылезай сейчас же! — прогромыхала Чемодановна, с грохотом усаживаясь во главу стола (на бывшее мамино место). — Я всё вижу, между прочим! Я не глухая!

Прикольские молча переглянулись с Изольдой Тихоновной. «ШУРКА»?!

Но мама сидела под столом, как мышь. На что она, интересно, надеялась? Может, на то, что Чемодановна каким-нибудь чудесным образом испарится отсюда? Например, просочится обратно через дырочку?

Но ничего подобного не произошло. Как ни в чём не бывало Чемодановна принялась накладывать себе в тарелку еду. Причём это была какая-то странная еда. Это была еда совсем не из скромного рациона Прикольских, который ограничивался скучными тостами, надоевшими хлопьями и опостылевшей кашей с комками. Эта была еда из витрины кондитерской (на углу Тополиной и Розмариновой)! Еда, которую Оля с Борей могли поглощать круглые сутки, если бы их родители могли себе это позволить. В тарелке Чемодановны одно за другим, как из воздуха, появлялись пирожные, кексы, булочки с сахаром и изюмом, куски шоколадного и лимонного торта, маффины, пирожки с вареньем, ватрушки, расстегаи, творожные калачи — словом, всё то, от чего изо рта у нас с вами текут слюнки и что так замечательно есть на завтрак, запивая газировкой или в крайнем случае апельсиновым соком.

— Что вы на меня уставились? — спросила у близнецов Чемодановна. — Пирожных никогда не видели? — С этими словами она отправила в рот сразу десять корзиночек с кремом! Целых десять. Боря не даст нам соврать: он посчитал!

Близнецы сглотнули голодную слюну и с отвращением посмотрели на остывшую кашу.

— У вас, может, рук нет? — спросила Чемодановна. — Или рты не работают?

— Работают, — сказал Боря.

— Ещё как! — подтвердила Оля и в доказательство поклацала немного зубами.

— Ах, вот оно что! — изумилась Чемодановна. — Другими словами, свежайшим шоколадным пирожным, испечённым самим маэстро Кулинарди, вы предпочитаете мерзкую холодную кашу, сваренную Кикиморой на воде, без добавления даже кусочка масла и ложечки сахара?

— Меня зовут Изольда Тихоновна! Я вас попрошу! — покраснела от злости Изольда Тихоновна, почти сливаясь с велюровым костюмом.

Но Чемодановна опять сказала ей «цыц» и больше ничего.

— Нет, мы не предпочитаем! — стали оправдываться близнецы. — Совсем даже не предпочитаем!

— В таком случае остаётся два варианта: у вас жутко болят зубы или вы попросту стесняетесь, — заключила Чемодановна.

— Зубы у нас в порядке, — сказала Оля. — Просто каша полезная, а пирожные…

— Это яд! — закончила за неё Изольда Тихоновна и с силой погладила Олю по голове в знак всемерного одобрения.

— Правда? — удивилась Чемодановна. — Впервые об этом слышу.

Она вдруг побледнела, потом побагровела, потом пошла мелким зелёным горошком, потом схватилась за горло и закашлялась так, что в буфете задрожали зеркала.

— Что с вами? — ужаснулся папа.

— Вы что, не видите? Меня отравили! — простонала Чемодановна, закатывая глаза. — Вот она! — Толстый палец упёрся в ярко накрашенное лицо Изольды Тихоновны. — Эта Кикимора болотная подсыпала мне в пирожные яду! — Чемодановна почмокала губами и добавила: — Кажется, змеиного! Я сейчас умру, прямо у вас на глазах, а вы потом сразу вызывайте полицию с этими, как их там, собаками!

— Что вы несёте? — поразилась Изольда Тихоновна. — Послушайте, я ничего вам не подсыпала!

— Да? — Чемодановна тут же пришла в себя, прочистила горло и с удвоенным аппетитом принялась за огромный торт с розочками. — Вот видите, дети, Изольда Тихоновна вам наврала. Так что ешьте спокойно. А кашу выбросьте от греха подальше, а то меня сейчас от её вида стошнит.

— Куда? — восхищённо спросили Оля и Боря.

— Прямо из форточки — на улицу. Её потом воробьи склюют.

Под гробовое молчание папы и Кикиморы близнецы сделали так, как им сказала Чемодановна, и с урчанием набросились на пирожки с малиной.

У Оли и Бори было двойственное чувство (а как иначе — они же близнецы!). С одной стороны, они страшно боялись Чемодановну, а с другой — ничуточку её не боялись, а наоборот. Она вдруг показалась им каким-то верхом совершенства, особенно по сравнению с сидящей рядом Изольдой Тихоновной. С поджатыми губами, та восседала на стуле белая, как кефирный гриб, и раздавленная авторитетом Чемодановны.

Боря вдруг заметил, что в грандиозной причёске у Чемодановны кто-то шевелится. Какой-то крошечный человек с довольно неприятным хмурым лицом. Он сидел на лавочке прямо у дома из волос и, поймав на себе пристальный Борин взгляд, вдруг показал Боре язык. Он был зелёный (не Боря, а язык)! От удивления Боря зажмурился, а когда опять открыл глаза, человечка на лавочке уже не было.

— Шурка, ты долго там ещё будешь сидеть? — громко спросила Чемодановна, заглядывая под стол.

— А вы что, знакомы с моей супругой? — деликатно поинтересовался папа. Этот вопрос его мучил уже целых полчаса. Те долгие полчаса, которые мама сидела под столом и щипала его за пятки.

— Немного, — сказала Чемодановна, допивая чай из чашки величиной с небольшую клумбу. — Она моя непутёвая дочь.

— ЧТО?! — разом вскричали Прикольские и Кикиморова.

— Да, — призналась мама, вылезая наконец из-под стола. — Авдотья Чемодановна Свирепова — моя родная мать. К огромному моему сожалению.

— А Чемодан — что, твой дедушка? — спросила Оля, но тут же притихла, осознав всю нелепость этого риторического вопроса.

Не каждый день выясняется, что твой собственный прадедушка — Чемодан.