Ключ – это Солнце

Анна Никова

Как это здорово летом попасть в село! Особенно людям, которые никогда дальше города никуда не выезжали. Молодая женщина – Лена Куликова, педагог по образованию, получила возможность поехать поработать летом в знаменитое оздоровительное учреждение – санаторий в поселке Осиново. Тем более, что эта поездка поможет ей в написании диссертации – Елена поступила в аспирантуру, и теперь работает над написанием научного труда. Все бы ничего, да против поездки выступает ее подруга Лерка, которая ей почти как сестра. Они выросли вместе, вместе окончили школу. После смерти родителей Лены Леркина семья стала Елене второй родной, а мама Валерии, Изида, очень переживает за судьбу своей новой дочери. Как же – ее родная дочь замужем за хорошим человеком, да еще и бизнесменом, а Лена, которой уже почти тридцать лет, совсем не может встретить достойного человека. У самой же Изиды, наметился роман – уж очень часто подруги видят ее в присутствии профессора истории Александра Ивановича – интеллигентного и очень доброго соседа по подъезду. Кстати, сам профессор, услышав куда собирается девушка, обратился к ней с очень странной просьбой – найти некую Нику…

Глава 2

Назавтра, после суматошного дня, связанного с организацией поездки, сбором вещей и прочим, в 6 часов вечера я была у подруги дома. Изида и Лера меня уже ждали, причем Изида малость нервничала — ну как можно опаздывать, если мы обещали прийти к шести? Это совершенно недопустимо, ведь мы все интеллигентные люди и должны знать цену словам. Лерка мне подмигнула, взяла маму под руку, и, со словами: «Ах, как я тебя понимаю!», мы поднялись на второй этаж, позвонили.

Двери нам открыл очень эффектный мужчина — высокий, с прямой осанкой, седоволосый, одетый в синий пуловер и джинсы. Весь этот величавый облик заключали милые домашние тапочки в виде улыбающихся мишек, причем одно ухо у мишки было оторвано. Прям картина маслом! Я себя словила на том, что совершенно не помню дядю Сашу — столько времени прошло! Тогда, в детстве, мне казалось, что профессор — просто недосягаемая личность, такой важный, что ли. Всегда ходил с портфелем, постоянно читал на улице газеты и часто терял ключи. Даже не помню, был ли он женат или нет. Впрочем, тогда это меня совершенно не интересовало. А то, что я увидела сейчас, совершенно отличалось от детской картинки: такой улыбчивый, застенчивый, очень симпатичный. В общем, я понимаю Изиду.

Дядя Саша нам с Леркой пожал руки, а Изидину — поцеловал. Мы с подругой переглянулись — так, все ясно. Тем временем он провел нас в большую комнату — гостиную. Комната была идентичной Лериной (ну конечно, она находилась ровно над квартирой моей подруги), но это была единственная схожесть с квартирой, где сейчас проживала Изида. Там, внизу, было царство вазочек, рюшечек, милых статуэток, занавесочек, мягких игрушек розово-лимонного цвета. Все было сложено в особенном, известном только Изиде порядке. И это при том, что всего этого декора было очень много, — в комнатах было идеально чисто. Тут же, у дяди Саши, не было ничего лишнего — что-то похожее на журнальный столик, два кресла, диван, тумбочка с телевизором и… книги! Их было столько, что невозможно понять, какого цвета стены в комнате. Книги были со всех сторон — даже на полке над дверью. Как он умудрился еще не прицепить их над окном, непонятно.

Я окинула взглядом всю эту литературу. По книгам определить пристрастия хозяина было невозможно, так как они были ну очень разные: на одной полке находились и научные опусы по биологии, истории, естествознанию, культуроведению, и медицинская энциклопедия, зооветеринарный справочник, исторические романы, детективы. Как он умудрялся находить, что ему нужно, просто не знаю. А еще там стоял необыкновенный запах, такой встречается в антикварных магазинах или в огромной библиотеке. Это запах чего-то нового — открытий, знаний, увлечений, приключений.

Мы сели на диван, а дядя Саша сел напротив, в кресло. Воцарилось молчание. Мы будто разглядывали друг друга, изучали. Нарушила молчание Изида, которая решила взять бразды правления в свои руки.

— Александр, разрешите вам представить мою дочь Валерию (ох, вы ее уже знаете!) и ее подругу, которая мне тоже, как дочь, Елену.

Дядя Саша прямо подскочил с кресла с извинениями.

— Простите, я просто засмотрелся на вас. Такие юные, такие красивейшие девочки. Я вас помню еще детьми, и все как-то не было причины познакомиться. Александр Иванович! — представился он и снова протянул нам руку, которую мы снова пожали.

— Разрешите мне предложить вам что-нибудь выпить?

Мы переглянулись, Изида нахмурила брови.

— Нет-нет. Я не предлагаю вам горячительных напитков, хотя ничего предосудительного в этом не вижу, — сказал Александр Иванович, поглядывая на Изиду. — У меня есть прекрасный чай, один из моих студентов привез из поездки. А еще есть вкуснейшее печенье, которое я беру всегда у одной дамы (Изида снова нахмурилась). Если вам понравится, дам ее координаты, она замечательный кулинар.

С этими словами он умчался на кухню. Пока он гремел там посудой, мы рассматривали комнату. Вместе мы сделали вывод, что женатым он никогда не был, — просто не было ничего, что могло бы указывать на присутствие жены или детей, зато на одной из книжных полок стояла фотография собаки в рамочке. Лера взяла ее в руки.

— Слышь, Болонка, — тут ее взгляд переметнулся на Изиду, которая уже хотела что-то сказать. — Ну ладно, ма, не буду. Лен, посмотри, а это не тот самый пес?

— А, похож. Может, и штаны твои где-то тут сохранились? — смеясь, сказала я.

Ни с того, ни с сего у нас поднялось настроение, и мы снова хотели предаться нашим воспоминаниям, как зашел профессор, держа в руках поднос с чашками и вазочкой с печеньем.

— Это Федор. Мой лучший друг. Уже 9 лет, как его не стало, а я все просыпаюсь каждое утро, чтобы его вести гулять. Я каждый день с ним разговариваю. Каждый день, — голос профессора как-то поник, и мне стало его невыносимо жалко.

— Александр Иванович, а что вы сделали с Лериными штанами? Или Федор не приносил их домой?

— Штанами? Какими?

— Когда-то в детстве он, так сказать, одолжил спортивные брюки у Леры, а догнать его с ними никто не смог.

— Такие малиновые, с полоской?

— Так вы их видели?

— Боже, это были ваши брюки, Лера? Господи, когда Федор их принес, я, наверное, неделю ходил возле подъезда и всех расспрашивал, не потерял ли их ребенок брюки. Кроме удивленных и косых взглядов я ничего не узнал. Ну, а потом их прилюбил Федор — всегда стягивал себе на подстилку. Там они и остались…

— Надо же! — воскликнула Изида. — Я месяц их искала. Жалко было — немецкий спортивный костюм и без брюк. Я даже объявление на подъезде повесила: «Кто нашел спортивные брюки, прошу вернуть в квартиру номер 37».

— Вот это Федор! — мне стало еще веселее. — Просто молодец! Разбирался в прикиде. Не зря его все любили во дворе.

— Я не видел вашего объявления, — смущенно пробормотал дядя Саша, глядя на Изиду, — я бы сразу вернул, честно…

— Да ладно вам. Прошло уже, хоть собаке было удобно. Так что вы хотели спросить?

— Да, да, — профессор подошел к столику, поставил на него поднос, потом выставил на стол печенье, раздал нам чашки, — угощайтесь. Пейте чай, у него просто изумительный аромат. То, что я вам расскажу, это старая история. Я уже в преклонном возрасте, как вы могли заметить, — мы дружно начали махать головами, отрицая этот факт. — И нам, старикам, характерно анализировать свою прошедшую жизнь. Я в молодости совершил огромную ошибку, которая мне не дает покоя, и в последнее время я очень часто думаю о ней. Но ваша поездка подтолкнула меня к действию. Дело в том, Леночка, что местность, куда вы едете, — место моего рождения, там мой родной дом.

Мы, сидя на диване и наслаждаясь прекрасным чаем, начали внимательно слушать рассказ Александра Ивановича.

* * *

Я родился в славном и очень тихом месте — поселке Осиново на берегу небольшой, но очень красивой, чистой реки Нивки. Природа там просто изумительная! Чистейший воздух, зеленые поля, покрытые мягкой травой и ромашками, лес вокруг поселка. Родителей я потерял рано — мать я не помню совсем, а отца так, какими-то отрывками: то с удочкой в руках, то сидя на коне. Отец был трактористом, но очень любил выпить. И однажды после очередной выпитой бутылки, перевернулся на тракторе в канаву, сам вылетел с машины, но она его и накрыла… В общем, похоронили мы отца возле мамы на местном кладбище.

Моим воспитанием занялась старшая сестра — Ника. Вообще, звали ее Виктория, но она очень любила, когда ее называли Ника, просто так звала ее мама, которую она, в отличие от меня, хорошо помнила. И немудрено — она была старше меня на целых 16 лет! Я всегда был в центре ее внимания — все лучшее доставалось мне. Наши немногочисленные родственники, которые жили в поселке, старались помогать, чем могли, — конфеты, фрукты, одежда и даже иногда игрушки — все несли нам. Ника никогда ничего не брала себе — все, чтобы нам не принесли, доставалась исключительно мне. Потом я это принял как должное… Как вспомню, как я себя вел… Боже, так стыдно…

Учился я очень хорошо. Еще бы! Ника работала в местной библиотеке, много читала, много знала и всегда помогала мне с уроками. Она много мне рассказывала из прочитанного, и тогда, когда я еще не совсем вырос, очень любил ее рассказы и запоминал все на лету.

Наш поселок давно знали в округе. И неспроста. Местность, где мы жили, издавна пользовалась какой-то мистической славой — тут пропадали люди, летали огненные шары, кто-то видел на реке Нивке загадочные существа и явления. Я в детстве обожал эти рассказы, мне казалось, что я сам какой-то сказочный герой, и скоро что-то обязательно должно случиться необычное. Я рос, по мере взросления становясь все более циничным, стариковские рассказы воспринимал, как бред сумасшедшего. Ну как может человек, умудренный опытом, нести такую чушь про какие-то загадки нашего поселка! Приехала экспедиция какая-то отслеживать эти самые явления? Еще одна кучка идиотов! Несмотря на то, что все участники экспедиции имеют дипломы о высшем образовании, некоторые даже звания.

В 16 лет я увлекся марксизмом и считал, что это самая правильная идеология в мире. Прочитал много книг, выступал на митингах в школе, в районе с тезисом «Наша страна — самая лучшая, потому что идет правильной дорогой!» Дурак был. В то время не замечал несоответствия между тем, что написано, и настоящей жизнью. Молодость. Тогда казалось, что единственное правильное мнение — это твое и точка. За такую политическую деятельность меня сразу выбрали комсоргом школы, которую я закончил с золотой медалью, и без проблем поступил в лучший университет недалеко в городе. Еще бы, с медалью и моими взглядами! У меня оставалось почти целое лето перед поездкой на науку. Тогда-то все и началось…

Ника весь период моего взросления и становления «партийцем» наблюдала со слезами на глазах. Много раз она начинала разговоры на тему религии, всеохватывающей природы, явлений, которым не нашли разъяснения, необъяснимым фактам из жизни нашего поселка. Мне сначала было смешно — ну что ты городишь??? Потом вся эта болтовня стала меня выводить из себя, я нервно перебивал сестру, кричал, как можно быть такой темной. А потом… потом я стал стесняться ее. Мне было невыносимо сознавать, что у меня, такого мозговитого и достойного представителя нашего общества, такая… несознательная, а проще сказать — тупая, сестра. Я стал относиться к ней, как потребитель, — прихожу домой, ем, сплю, меняю одежду на чистую и иду по своим делам. Кстати, еда, как не было тяжело, была для меня всегда. И одежда тоже — всегда чистая, наглаженная. Я никогда не задумывался над тем, как она все это успевает, мне было все равно. Я одет, накормлен, а остальное все ерунда. Сейчас я вспоминаю ее печальный и любящий взгляд, который она бросала вскользь, потому что боялась просто смотреть на меня, а вдруг я рассержусь.

Вот какой я был. Таким вы меня не знали. Прошло немало времени, когда я полностью поменял свои взгляды. И не только поменял, а просто ужаснулся — каким я мог быть слепым. А тогда…

Однажды вечером, я приплелся домой с дискотеки. В то лето я отрывался по полной — уже студент престижного вуза, и причем единственный, кто поступил из класса. Что-то было не так. Обычно, в коридоре горел ночник, чтобы я не упал, а тут в комнатах было темно, хотя я точно знаю, что Ника не ложилась до тех пор, пока я не вернусь. Я заметил, что не так, — ночник горел не в прихожей, а в столовой. Когда я вошел, не сразу заметил, что кто-то еще есть в комнате. Сестра сидела за столом возле окна, а напротив сидел какой-то старик. Он очень отличался от наших поселочных людей — длинные волосы (и это во время строительства социализма!), седая борода, странный браслет на руке, пронзительный взгляд… в общем, я растерялся. Один раз я видел нечто подобное возле церкви в городе — туда не заходил, я ж комсомолец. В мерцании ночника вся комната казалась какой-то нереальной, вся мебель, картины, посуда приобрели какой-то магический оттенок. У меня закружилась голова. Ника сидела с заплаканными глазами.

— Он знает? — с каким-то странным акцентом спросил старик.

— Он… он не хочет знать, — тихо всхлипывая, ответила сестра.

— Значит, еще не пришло время, — ответил старик, не отрывая от меня глаз, — а ведь когда-то придется…

— Про что это вы? Ника, кто это? — уже не выдержал его взгляда, спросил я.

— Сядь, Саша. Я уже сколько лет пытаюсь поговорить с тобой про вещи, которым нет объяснения. Все это очень сложно с одной стороны, а с другой — во всем можно разобраться.

— Ты опять??? Какие вещи??? Какие объяснения??? Все предельно ясно — для всего существует наука. НАУКА — тебе это слово известно??? — я не кричал, но говорил с такой злостью, что Ника опять заплакала. — И что это за гость в нашем доме? Очередной колдун, ты хочешь сказать? Или Кощей какой-то? Или еще какая-либо нечисть? Я уже начинаю беспокоиться за тебя, Ника. За твое психическое и…

То, что произошло потом, не поддается никаким объяснениям. Позже я просто решил, то, что это было, простая ловкость рук, как шоу иллюзион в цирке. Одна из воздушных булочек, которые так мастерски выпекала сестра, повисла в воздухе и очутилась у меня во рту. У меня промелькнуло в голове — в каком-то фильме я уже такое видел.

— Ты вот что, Саня, никогда не говори про вещи, о которых ничего не знаешь и ничего не можешь доказать, — сказал старик, поклонился Нике и вышел из дома.

Я проснулся в своей кровати и долго не мог понять, что меня так беспокоит. Посмотрел в окно — солнце уже давно взошло и сверкало так ярко-ярко, что заставило меня зажмуриться. Ника хлопотала по хозяйству — кормила кур, напевая что-то себе под нос. Сразу стало как-то спокойнее, что ли. Я повернулся и вдруг… Вспомнил! Дед! Булка! Что это было? Бред какой-то. Вмиг оделся и вышел во двор.

— Ник, расскажи мне за вчера?

— А что вчера?

— Вчера этот старик, что у нас был, странный такой. И эта булка… Как он мне ее в рот засунул?

— Кто?

— Старик.

— Не было никакого старика.

— Как не было? Я ж видел его.

— Что ты видел.

— Блин, Ника, — я начинал злиться, — что ты из меня дурака-то делаешь. Дед сидел, в комнате, бородатый такой. Еще какую-то ахинею нес про знания.

— Дед? Про знания? Саня, не было никакого деда. Ты пришел и сразу спать увалился. Я проверила, есть ли ты, и выключила свет.

— Не хочешь рассказывать, не надо.

— Все, что я тебе рассказываю, ты ни во что не веришь.

— Это верно, бред не слушаю. Ладно, надоело. Пойду я.

— Не пропадай надолго, в два обед. И, это, кстати… булка вкусная была?

Была середина августа. Жара стояла невозможная. Я практически не бывал дома после вечернего случая. Я постоянно злился на Нику, считая, что она меня разыграла, чтобы отомстить за мое к ней отношение. Мы с моими одноклассниками — Витькой и Пашкой, всегда тусовались вместе. Не то чтобы мы дружили, — в то время я обожал только себя. Но ребята мне доверяли, они считали меня очень умным, говорили, что далеко пойду. Мне нравилось быть лидером — это очень льстило моему самолюбию. Кроме того, мы все росли без отцов. Витька был высоким, статным и очень молчаливым парнем. Самоучка, играл на гитаре. Это его умение привлекало к нему толпы девчонок. Пашка — полная его противоположность, невысокий пухлячок (его звали пончиком) умел довести до слез даже соседскую собаку своими шутками. Никогда ни на кого не обижался, ни с кем не ссорился — все его любили.

В начале августа по поселку поползли слухи, что на речке видели что-то странное. Вроде, как какой-то мужик выходил прямо из воды на берег и, оглядевшись вокруг, исчез. Этот случай всем рассказывала тетя Нина — мама Пашки. Вроде, как она в то время полоскала белье на речке. Я постоянно подкалывал Пашку — куда спрятал мужика? Может, его твоя мать домой забрала? Пашка отшучивался, что, мол, он не знает ничего, а если мне интересно — пойди, сам спроси.

Как бы то ни было, все местные мамаши запретили ходить своим чадам на речку. И это в такую жару!!! Ну не дуры, а? Но в этом было что-то и хорошее — наша купальня была практически пустой всегда. На речку ходили только мы втроем (и то Пашаня постоянно прятался от матери, которая была против) и ребята из соседней деревни. Они часто приходили на наш пляж — у нас было просто супер! Чистый песок, обрыв, с которого можно прыгать, и мягкая трава, где мы постоянно загорали, а вечером на берегу жгли костры, пекли картошку, пели песни под гитару. Правда, потом к нам подтянулись еще наши одноклассницы — Маша и Вера, а потом еще некоторые ребята. Однажды вечером, когда уже были видны звезды на небе, кто-то у костра начал разговор про того самого мужика из воды. Когда мы почти все перессорились, выясняя правда это или нет, я настолько разошелся, что предложил проехаться на наше кладбище. Ночью.

— Не, ну как можно быть такими неумными, верить в эти сказки? Вы же живете в современном мире — мы освоили космос, мы спустились на дно океана и вдруг… привидение!

— Сань, ну что ты так разошелся то. В нашем поселке уже не первый год рассказывают легенды, которые передаются из уст в уста нашими дедами и бабками. А вспомни, как Михалыч месяц назад видел огненный шар в лесу?

— Ты это видел?

— Нет. Но Михалыч… Он же главный инженер в поселковом совете.

— Да пьяница твой Михалыч! Допился до чертиков, вот и привиделось.

— Не знаю, Сань. Вроде Макариха, жена его, говорила, что он трезвый пришел, взлохмаченный, с огромными глазами.

— С глазами. Может, это Макариха того? С испугу офигела, что увидела своего мужа трезвым.

— Не, Сань, подожди. А Лёнька, Лёнька механик, пропал полгода тому назад. Найти не могут до сих пор. И еще трое в прошлом году.

— Люди, ну что ж вы такие суеверные! Да не только у нас пропадают люди: кого зверь дикий сожрал, кто утонул, кого машина сбила. Сразу не найти, а потом опознать невозможно!

— Знаешь, людям старым верить надо, — тихо проговорила Машка, — как оно без веры то. Так и нам потом веры не будет никакой.

— Ладно, народ. Айда на кладбище, я вам докажу, что никаких призраков, видений не бывает.

— Да стрёмно как-то, — проговорил Витька, — нельзя тревожить души умерших.

— Вот отсюда и начинаются всякие россказни. Да мы только посмотрим и домой. Что, слабо?

Все встали. Я сейчас уверен, что многие не хотели идти, но показать свою боязнь перед ребятами — ну нет, ни за что. Всеми овладело какое-то чувство, похожее на возбуждение и страх.

Недалеко от места, где мы сидели, паслись кони. Недолго думая, мы решили, что идти до кладбища ну очень далеко, в другом конце Осиново. Постановили ехать на лошадях. Это просто надо видеть, как мы их ловили и седлали! Одному Пашке повезло залезть на коня и то, задом на перед! Конь с перепугу погнал по полю, а Пашка, с криками «мамочка, спасите!», держась за хвост, котулялся на коне. Само провидение знает, как он смог на нем удержаться долгое время. Мы все попадали со смеха — ржали громче, чем перепуганный конь. Потом, когда наконец-то бешеное родео закончилось и мы сняли обессиленного Пашку с коня, констатировав тот факт, что езда на лошадях нам не светит, оправились пешком. Но нам было уже совсем не страшно идти на кладбище.

Мы весело шли по поселку, наперебой обговаривая Пашкины выкрутасы, смеялись, наскакивали друг на друга (уже стало так темно, хоть глаза выколи, и окна в домах всех были темными). По дороге Вовка — тот, что с соседней деревни, залез к кому-то на огород и нарвал яблок под заливистый лай соседней собаки. Весело грызя яблоки, мы дошли до кладбища.

Сначала во мраке показался купол заброшенной церкви св. Духа. Со слов наших бабушек, когда-то церковь была центром поселка, там люди венчались, крестили детей, ходили на службу. Когда власть поменялась, сначала в церкви хотели сделать дом культуры, но местный народ взбунтовался — прыгать на святом месте??? Да и кладбище рядом. Не знаю, может действительно кто-то вступился за жителей, но церковь оставили в покое. Прошло много времени, здание разворовали, вынесли даже окна и двери… Сейчас церковь полностью разрушена, стоит, как память прошлым временам. Но люди, когда идут на кладбище, украдкой всегда крестятся, глядя на купол опустевшего храма.

Вот и вход на погост. Честно признаться, я уже хотел отказаться от своей затеи — моторошно как-то стало… жуть. Но, увидев, как на меня смотрели ребята, прижавшись друг к другу, я решил, что нет — надо идти вперед. Я — сильный. Я — бесстрашный. Я докажу, что я прав. И мы, взявшись за руки, пошли.

Не буду рассказывать, как мы бродили по могилам, как вздрагивали от каждого шороха, как упорно молчали, как будто боясь потревожить кого-то или что-то, но мы, обойдя все могилы, вернулись назад к церкви. И тут Вовик сказал:

— Да, вот это приключение!

— Завтра будет, что рассказать ребятам! — поддержал его Виктор.

Мы все начали наперебой говорить, как это круто, совсем не страшно. И тут…

— Ой, мамочки! — как-то неестественно воскликнула Верка, смотря в одну точку.

Мы медленно проследили за ее взглядом и волосы у нас стали дыбом. В этом самом храме, в дверном проеме стоял тот самый старик, которого я видел у себя дома. Его седая голова при свете луны казалась огненно-золотой, борода развеивалась на ветру, а глаза… глаза как будто светились в темноте. Он смотрел на нас не зло, а скорее осуждающе. Потом медленно поднял палец вверх.

Первым из оцепенения вышел Пашка.

— Шухер! — он так заорал, что его голос до сих пор звенит у меня в голове.

Вся наша компания что силы рванула к поселку. Так быстро еще никто не бегал! Мы летели со скоростью света, как нам казалось, пролетели весь наш поселок и остановились уже на том самом месте, откуда пришли. Вид мирно пасущихся коней возле реки нас немного успокоил, и мы все попадали в траву. Все молчали какое-то время, а потом, как мне показалось, все ждали от меня хоть каких-то объяснений. Я не мог тогда ничего сказать. Во рту все пересохло и было страшно. И все равно я верил, что разумное объяснение тому, что мы увидели, есть.

Усталые мы не заметили, как уснули. Причем все сразу. Ночь была прохладной — после угнетающей жары это было словно спасение после пережитого. Я, засыпая, точно знал, что завтра обязательно найду старика и спрошу, что он делал ночью у церкви на кладбище.

Нас разбудил Василий, местный конюх. Уже первые лучи солнца коснулись земли, на траве блестела роса.

— Это что вы тут делаете??? Небось, родители их обыскались, а они тут валяются на мокрой траве. А ну быстро вставайте и по домам!

Мы начали понемногу открывать глаза. Кое-кто уже сидел, кто-то лежал, потягиваясь и зевая. В такое прекрасное, солнечное утро все происшедшее ночью казалось нереальным. Было так хорошо, спокойно. Рядом тихо бурлящая речка, бурчащий Василий, издалека видно наш поселок — просто умиротворение. Первым вскочил Пашка и с криками «Как тут классно!» погнал в сторону леса. Мы все с улыбками смотрели ему вслед. Сонные, усталые, но почему-то счастливые — даже сознавая то, что нам всем влетит дома по пятое число. Правда, мне-то не влетит — Ника никогда ни за что меня не ругала. Она могла не спать, переживать, мучиться и не сказать мне ни слова. Я впервые задумался, почему это так? Может, я действительно к ней несправедлив? На какой-то момент я опустил голову, потом быстро ее поднял и посмотрел вслед Пашке — но он как будто растворился. Хотя до леса надо было бежать еще приличный кусок.

— Э, ребята, куда Паша пропал то, — продолжила мои раздумья Вера, — вроде, как исчез!

— Может, в траве лежит? — предположил Витька.

— Эх-эх, беда с вами. А вдруг он ногу подвернул и упал? — заохал Василий. — Ну что за народ. Никакого покоя с ними нет.

Василий быстрым шагом пошел в ту сторону, куда побежал Пашка. Мы все вскочили на ноги и побежали по полю, перегоняя друг друга. Добежали почти до леса. Пашки не было.

— Пашка! — мы стали кричать во все горло. Тишина. Машка заревела:

— Ой, ребята, я боюсь, ну где же он?

— Пашка, где ты? Ну, хватит придуриваться!!! — мы орали так, что перепугались кони, пасущиеся на поле.

— Нехорошо это, — бубнил Василий, — ой, нехорошо. Видать вернулись они.

— Кто они? — спросил я.

Василий не ответил, просто хмуро посмотрел на меня и продолжил бормотать «нехорошо это».

Пашку я больше не видел. Мы вернулись в поселок с надеждой, что Паша уже дома и всех нас разыграл. Очень хотелось спать. Ника сидела на крыльце с заплаканными глазами. Я только сказал: «Хорошо, я дома», — и прошел в свою комнату, просто провалился на кровать. Проснулся я уже далеко за полдень от чьих-то рыданий. Открыл глаза — надо мной стояла Ника.

— Саня, где Паша? Ты его не видел? Нина сидит в гостиной, говорит, что Павел перед уходом сказал, что пойдет к тебе. Он был с тобой? Ты его видел?

Я сел на кровати.

— Он не пришел? Вообще?

— Саша, рассказывай, что случилось.

— Ерунда какая-то. Он был с нами. А потом исчез. Просто исчез и все. Хотя я сто процентов уверен, что он сидит где-нибудь и смеется над нами.

— Хорошо смеется, когда мать рыдает. Сань, ты что-то скрываешь. Что ты видел?

— Да ничего я не видел!!! Не знаю. Он бежал-бежал и вроде, как пропал. Все его шуточки. Найдется.

Ника внимательно на меня посмотрела.

— Когда он это, как ты говоришь, пропал, ты ничего странного не заметил?

— Заметил! Все вы тут странные! Надо катить отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Потом нас всех вызывали в милицию, с нами говорил участковый и еще какой-то дяденька со строгим взглядом. Мы ничего не могли объяснить. А так как наши слова у всех были одинаковые, и Василий их подтверждал, нас отпустили. Самое интересное, про старика никто даже не обмолвился. Невероятно, никто не сказал ни слова! Может, думали, что нам и так никто не поверит. А Пашку подали в розыск.

Ника все это время как будто хотела что-то мне сказать, но молчала. Только смотрела на меня печальным взглядом.

В конце августа я выходил из дома с вещами в предвкушении новой, неизведанной и обязательно счастливой для меня жизни. Ника подошла и обняла меня на крыльце. Долго держала в объятьях. Она, как будто чувствовала, что никогда меня не увидит. Ее последние слова были такие:

— Я очень люблю тебя, Санька. Когда-то мне говорила наша мама, перед смертью: «Будь счастлив и знай — не всегда то, во что ты веришь, правда. И не все, что ты не можешь увидеть, нереально».

Я долго искал себя. В универе был лучшим студентом, и за активную комсомольскую деятельность меня выбрали в студсовет, потом я стал комсоргом нашего курса. Меня уважали, со мной советовались и преподаватели, и студенты, и наш декан. Моей мечтой было получить партбилет — и я все делал для осуществления этой мечты.

В конце пятого курса моя мечта осуществилась. Теперь для меня были открыты все дороги. После окончания универа мне предложили место в парткоме нашего горсовета — сначала простым секретарем, но в 24 года как это было престижно! Моя жизнь пошла, как по накатанной. Мне даже дали квартиру — эту, где мы сейчас находимся.

После шести лет работы в горисполкоме я начал понимать, что все, во что я верил, — красиво оформленная, правильно упакованная ложь. Под красивыми транспарантами и красными флагами расцветала коррупция и несправедливость, лесть и подхалимство. Я постоянно перечитывал Маркса — что мы делаем не так? Яркая рамка моей жизни быстро тускнела, и я понял, что совершил ошибку. А после поездки на, так называемые, партийные сборы, которые заключались в пьянстве и распутстве, я вообще окончательно решил уйти из организации. В госсовете уже вовсю процветало кумовство, поэтому, когда я пришел к начальнику с просьбой перевести меня в университет на исторический, мне показалось, что он даже обрадовался. Ну, не их я поля ягода! А на мое место уже было море претендентов из числа сыновей больших начальников, так что свою должность в alma mater я получил легко.

Чтобы не впасть в депрессию — как же, разваливается все мое представление о жизни и о том, во что я верил, я начал заниматься научной работой. Вскоре защитил диссертацию, в 40 лет уже имел звание профессор исторических наук. Тогда и отдал свой партбилет. До сих пор не понимаю, как меня не лишили звания и не отобрали квартиру. Есть у меня защитник, наверное, какой-то на небе. А еще у меня появился Федор и жить стало немного веселее.

Но самым печальным для меня было то, что я полностью осознал, каким идиотом я был с Никой. Еще будучи работником горсовета мне попалась на глаза какая-то районная газетенка, в которой была статься про Нику. Как она без образования стала заведующей поселковой библиотеки, как к ней все бегут за помощью по любому вопросу, и какого она имеет знаменитого брата — который добился всего самостоятельно, без чьей-либо помощи. Они все знали про меня, а я про нее даже не вспоминал!!! Сердце на минуту остановилось. Я никогда не смогу посмотреть ей в глаза. Никогда. Я не смогу простить себя.

Я заставлял себя не думать о ней и даже, как видите, никогда не был женат. Мне было страшно, что я смогу поступить так же с другой, как с той единственной любящей меня женщиной.

В последнее время мне на глаза очень часто стали попадаться газетные и уже интернетные статьи про мистические явления в Осиново. Люди хлынули туда потоком, неизведанное всегда притягивает. Недавно там был построен и тот знаменитый санаторий, в который вы, Леночка, собираетесь ехать. Почему знаменитый? Говорят, что 95 процентов людей, которые там лежат с серьезными недугами, полностью выздоравливают, а это очень высокий показатель. Вы спросите, почему я не поеду в родной дом? Ответ очень простой — я боюсь не застать ее в живых…