Эзумрит

Анна Некрасова

Когда герои и злодеи меняются местами, сбываются самые зловещие предсказания, записанные в магических книгах Великой Сохи – знахарки и хранительницы мудрости веков. А до той поры каждый бережет свой секрет: река, населенная дивами, почка ветродуя, укрывшая ведьму, заколдованная лесная поляна… Но настоящая тайна скрыта в камне правителя Тмироса и огненно-рыжих волосах Тамеи. Тайна гибели великих магов и рождения наследницы Эзумрит. И раскрыть ее может только… любовь.

В центре большой пещеры, отгоняя мрак к стенам, ярко горел костер. У огня в задумчивом молчании сидели три женщины. Их огромные тени извивались на стенах в причудливом танце. Одна из женщин поворошила угли длинной палкой, угли отозвались раздраженным треском и выбросили сноп мелких искр.

— Когда ты уходишь? — спросила женщина, положив палку у своих ног.

— Прямо сейчас, — ответила вторая женщина и поднялась с камня, покрытого толстой шкурой.

— Ты решила, что пора? — встрепенулась их соседка.

— Боюсь, что опоздала! — Вторая женщина, накинув на голову капюшон черного плаща, направилась к темному проему.

Из мрака навстречу ей выступила громадная фигура с короткими толстыми ногами, длинными руками и маленькой головой. В руках чудовище держало факел.

— Я провожу тебя, госпожа, — прогрохотало оно.

— Спасибо, Гурб, — отозвалась женщина.

Великан двинулся вперед, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. Он вел свою госпожу по петляющему коридору, безошибочно определяя дорогу и время от времени разгоняя чьи-то тени в темноте. Подземный коридор выводил на круглую каменную площадку, находившуюся почти у самой вершины горы. Гурб остановился в проеме. Женщина вышла на площадку и приблизилась к ее краю: над головой звезды, казавшиеся больше и ярче, чем если смотреть на них снизу, под ногами бездонная пропасть, а вдали земля с крохотными огоньками, разбросанными по всему пространству редко и беспорядочно. Там люди мирно спали в своих домах. Какое-то время женщина постояла, вдыхая прохладу, затем резко взмахнула руками и, оттолкнувшись от каменного уступа, стремительно поднялась ввысь. Замерев на мгновение, она слегка согнула спину, прижала руки к груди и легко заскользила вниз, туда, где равнина мерцающим светом манила к себе. Женщина летела по ночному небу, и только длинные полы ее плаща хлопали на ветру, как крылья большой птицы.

Глава 1

Сватовство

Тамею разбудил запах. Во дворе на очаге, сложенном из обтесанных камней, мама пекла пресные лепешки. Запах струился сквозь открытые окна, проникая во все уголки дома, делая его уютным, родным, желанным. Вставать не хотелось. И Тамея еще долго лежала бы, наслаждаясь покоем и счастьем, но лепешки к завтраку вот-вот будут готовы, а она до сих пор не принесла молока! Тамея потянулась и села на кровати.

В деревне Хутти, состоявшей всего из шестнадцати домов, держали общее дойное стадо крупных животных — дадан. Каждое утро и каждый вечер к дому молочницы выстраивалась очередь с кувшинами. Обычно в семье Тамеи за молоком бегала младшая сестренка Лавидия, но сегодня, в свой выходной день, Тамея вызвалась сходить к молочнице сама, чтобы Лав могла подольше поспать.

Тамея была рыбачкой, а летом охотники и рыбачки, в отличие от пахарей, пастухов или молочников, трудившихся каждый день, промышляли поочередно. Один день охотники еще затемно шли в лес, на другой — рыбачки с сетями отправлялись на реку. Добытой дичи и рыбы обычно с лихвой хватало, чтобы накормить ужином всех хуттинцев. С наступлением осени работать приходилось каждый день. Рыбу и мясо коптили, вялили, солили, запасаясь провизией на всю зиму. Охотники, правда, и зимой добывали свежее мясо, река же с приходом холодов замерзала, и рыбачки вынуждены были находить себе другое занятие. К счастью, зимы были короткими, а земля щедрой, и потому хуттинцы не знали ни голода, ни холода.

Тамея откинула тонкое одеяло и спустила ноги на деревянный пол. Солнце заливало комнату. Лав безмятежно спала на соседней кровати. Внезапно порыв ветра забросил в окно волнующий аромат пупырышника, на мгновение перекрывший запах хлеба. Тамея улыбнулась: говорят, если утром первым запахом, который учует девушка, будет аромат пупырышника, то в этот день ей обязательно повезет в любви.

Она натянула короткие коричневые штаны, державшиеся на талии при помощи тесемочек, влезла в темно-зеленую тунику и, шлепая босыми ногами, вышла в кухню.

Дом Перласа, отца Тамеи, ничем не отличался от других домов в деревне. В кухне, куда с улицы можно было попасть через небольшие сенцы, стояли каменная печь, стол, две скамьи и сундук с домашней утварью. В двух других комнатах, одна из которых принадлежала Перласу и его жене Хиде, вторая — двум их дочерям, имелись кровати, лавки и сундуки с пожитками. Дверь во всех деревенских домах была только одна — входная, проемы внутри завешивались, по обыкновению, широкими полотнищами ткани.

Взяв со стола глиняный кувшин, Тамея уже собралась выйти на улицу, но тут в кухне появилась мать с большим блюдом в руках, на котором дымилась груда золотистых лепешек.

— Пусть сердце ожидает праздника! — торжественно произнесла Хида.

Тамея подозрительно посмотрела на нее: полным приветствием пользовались в особых случаях, обычно говорили коротко: «Пусть праздник!»

— Что же ты не отвечаешь? — лукаво улыбнулась Хида, ставя блюдо на середину стола.

— Пусть! — буркнула Тамея.

— Я пекла лепешки и думала: вот управлюсь и накормлю таток. Татки голодные вокруг меня так и крутятся. А одна вдруг вспорхнула мне на плечо, и знаешь, что шепнула?

Тамея терпеть не могла, когда мать разговаривала с ней, как с маленькой девочкой, и уверяла, будто татки и даданы изъясняются на человеческом языке и непременно разбалтывают ей какие-то секреты.

— Некогда мне. — Тамея потрясла пустым кувшином.

— Неужто тебе неинтересно, что сказала татка?

Хида принялась разминать в глубокой чашке вчерашнюю лепешку, поливая ее кислым молоком.

— Вообще-то, не очень. Расскажи об этом Лав, когда она проснется, — хмуро посоветовала Тамея.

— Это касается не Лавидии, а тебя! — не теряла прекрасного расположения духа Хида. — Татка сказала, что одна очень симпатичная девушка должна ждать сегодня вечером сватов!

У Тамеи от неожиданности кувшин вывалился из рук и разбился с неприятным тревожным звуком. Она лихорадочно соображала: кто же мог к ней посвататься? Тамее очень нравился один молодой охотник, впрочем, он нравился всем хуттинским девушкам. Да разве могло быть иначе? Охотники с незапамятных времен считались в деревне самыми завидными женихами, а Далан отличался еще и статью, и красотой, и веселостью нрава. Тамее казалось, что и она была по сердцу Далу. Но чтобы вдруг взять да и посвататься?..

Однажды на посиделках Брокус, сын молочника Рувина, пригласил Тамею танцевать, но он оказался на целую голову ниже ее, и из-за этого над ним долго потешались и парни и девушки. Больше Брокус к ней и близко не подходил. Заглядывался на Тамею и Зайн, сын пастуха Берка. Правда, парень он был робкий и стеснялся того, что он пастух. А рыбачки в Хутти пользовались особым уважением и всегда могли рассчитывать на достойного жениха.

Да, Тамея была бы подходящей невестой для Дала, однако в деревне помимо нее были еще две незамужние рыбачки, сестры Агга и Дэвика. И обе очень симпатичные. Конечно, есть еще Торин, но он нравится Роке, а Тамея скорее всю жизнь проживет в одиночестве, чем выроет яму на тропе лучшей подруги.

А может, кто-нибудь приглядел Тамею на прошлом празднике? Два раза в год, зимой и летом, в деревне Хутти и двух соседних деревнях по очереди проводился Праздник поясов. Все парни и девушки съезжались в одну деревню, где их ждали угощение, музыка и танцы. Два дня молодые люди веселились, а на третий, во время торжественного прощания, юноши и девушки, намеревающиеся вступить в брак, обменивались поясами. Затем гости уезжали, а те, кто получил в подарок пояс, должен был постоянно подвязывать им свою тунику в знак того, что обещание жениться или выйти замуж уже дано. Свататься, как правило, приезжали сразу после окончания весеннего сева, а свадьбы играли поздней осенью, когда был собран урожай пшеницы и сделаны заготовки на зиму. Но на прошлом зимнем празднике Тамея не получила пояса и свой никому не подарила. Значит, вряд ли сваты приедут из соседней деревни. А если это все-таки Дал? Сердце Тамеи зашлось от волнения. Она очнулась только тогда, когда Хида легонько толкнула ее, собирая черепки.

— Мама, а кто свататься будет? — Тамея низко наклонилась, стараясь заглянуть ей в глаза.

— Не скажу! — хохотнула Хида.

— Мама, скажи, а то уйду на реку и не вернусь! Разбирайтесь тут со сватами как хотите!

— Ладно, ладно! — замахала руками Хида. — Пат к тебе свататься собрался!

— Пат?! — Тамея от ужаса вытаращила глаза.

Пат был сыном охотника Сурта. В деревне по старинному обычаю каждая семья занималась одним делом: охотой, рыбной ловлей или земледелием. Отцы обучали сыновей, матери дочерей, и сын охотника, с малых лет отправляясь с отцом в лес, непременно должен был стать охотником. С Патом все вышло иначе. Рано оставшись без матери, он рос слабым, плаксивым и трусливым мальчиком. Сурт, человек суровый и жесткий, очень долго бился, пытаясь сделать из сына настоящего охотника, но в конце концов потерял терпение и махнул на Пата рукой. Пат пробовал сеять пшеницу и выращивать овощи, с пастухами ходил пасти дадан, сбивал масло, стоял на раздаче молока, но отовсюду его гнали, как совершенно неспособного ученика. В результате Пат остался не у дел и целыми днями либо сидел дома, либо бродил в окрестностях деревни. Он ни с кем не дружил, сородичи посмеивались над ним, и лишь Тамея из жалости иногда заговаривала с парнем. Только теперь она поняла, как опрометчиво поступала! Ее жалость Пат, вероятно, принял за проявление интереса. Тамея представила, что будет, если она выйдет замуж за Пата, и снова ужаснулась. Он — худенький, маленького роста, с бледным лицом, Тамея, напротив, очень высокая, крупная и рядом с Патом выглядела бы просто уморительно.

Внешность с раннего детства доставляла Тамее неприятности. Непонятно, в кого она уродилась с оранжевыми волосами и оранжевыми глазами. И хотя оранжевая радужка в сочетании с черным зрачком и черным ободком вокруг радужки смотрелась довольно красиво, Тамею с детства дразнили либо яйцом татки, либо яйцеглазкой. Когда Тамея подросла и оказалась выше всех сверстниц, ее стали обзывать даданой. И несмотря на то что к даданам, красивым и гордым животным, покрытым ярко-оранжевой шерстью, хуттинцы относились с любовью и уважением, Тамее все равно было обидно. А если ко всему прочему она еще выйдет замуж за самого бесполезного человека в деревне? Старейшина Луд однажды сказал, что родиться с оранжевыми волосами и глазами — большая удача. Это значит, что Тамею ждет необыкновенная и счастливая судьба. Конечно, выйти замуж за Пата — это необычно, он в деревне один такой. Только счастьем это никак не назовешь. Вот вам и аромат пупырышника!

— Мама! — закричала Тамея и бухнулась на колени. — Умоляю, не отдавайте меня за Пата! Я лучше утоплюсь!

В порыве отчаяния она на коленях подползла к матери и, обняв ее, разразилась бурными слезами. Хида, хрупкая женщина с черными, седеющими на висках волосами, нежно погладила дочь по голове:

— Ну не плачь, глупышка! Неужто ты думаешь, что мы могли бы отдать тебя за такое ничтожество, как Пат?

— Значит, — Тамея громко хлюпнула вмиг покрасневшим носом, — сваты не придут?

— Придут. Но мы им откажем.

Тут из комнаты показалась заспанная Лавидия. Увидев сестру на коленях возле матери, она испуганно уставилась на обеих.

— Видишь, Лав, — притворно вздохнув, сказала Хида, — наша Тамея замуж собралась. За Пата!

— За Пата?! — взвизгнула Лавидия.

— Да шучу, шучу! — рассмеялась Хида.

— Фу, — облегченно выдохнула Лавидия. — Чем замуж за Пата, лучше удавиться! Я бы…

Вдруг заметив лепешки, она с хитрой улыбкой подобралась к столу и протянула руку. Хида строго посмотрела на дочерей.

— Молоко скоро будет! — Тамея сняла с полки новый кувшин и выскочила на улицу.

— Только аккуратней, — крикнула ей вслед мать, — а то посуды не напасешься с вашими женихами!

Деревушка Хутти обосновалась в необычайно живописном месте. С западной стороны к ней вплотную подступал нежно-зеленый лес. С восточной — расстилался луг. К югу от деревни раскинулось пшеничное поле, а в северной части за широкой полосой высокого кустарника неспешно несла свои изумрудные воды глубокая река Харла.

Дома в деревне стояли в три ряда, образуя две улочки. Огороды обносились изгородями, увитыми перепуткой — растением с красными цветками. Скота, кроме общего стада дадан, не держали, а разводили лишь домашних птиц с ярким сиреневым оперением — таток. Татки несли крупные оранжевые яйца. Каждое утро хозяйки кормили птиц их любимым лакомством — хлебом, размоченным в кислом молоке. Считалось, что от такой пищи яйца таток становятся особенно вкусными.

Тамея побежала по утоптанной дорожке к калитке. День обещал быть жарким. В сочной траве и по верхушкам изгородей прыгали крохотные птички чичики. В соседнем дворе жена пахаря Корта громко отчитывала за какую-то проказу маленького сынишку. Вдруг за высокими кустами синельника раздалось густое покашливание. Тамея остановилась.

— Пусть праздник, отец! — как никогда ласково произнесла она.

Мать, конечно, обещала, что замуж за Пата ее не отдадут, но если отец решит по-другому, то Тамею уже ничто не спасет.

— Пусть! — донеслось из-за кустов, где Перлас мастерил деревянную куклу для маленькой дочери пахаря Рула.

Перлас был столяром. Он делал столы, лавки, кровати и многое другое, что требовалось жителям деревни. Когда появлялась новая семья, дом для нее строили сообща, благо в древесине недостатка не было.

Тамея секунду размышляла: стоит ли подойти к отцу и сказать что-нибудь приятное? Но тут из дома с чашкой в руках показалась мать. Татки бросили копаться в земле и вприпрыжку понеслись к ней.

— Ты еще здесь? — Хида изобразила сильное возмущение.

Тамея не менее резво, чем до этого татки, припустила к калитке. На улице, прислонившись к изгороди и обняв пустой кувшин, ее ждала Рока. Тамея, не заметив подругу, ринулась было к дому напротив, где жила Рока, но та вовремя окликнула ее.

— Ты чего так долго? — набросилась Рока на подругу. — Моя бабушка уже изворчалась.

Рока и Тамея подружились еще в раннем детстве и с тех пор все свободное время проводили вместе. Рока, худенькая девушка с длинной черной косой, одетая неизменно в коричневую тунику и короткие коричневые штаны, ростом доходила Тамее до плеча. Она рано осталась без матери, вырастила и воспитала ее бабушка Онсида, Великая Соха. «Великая Соха» — так в деревне уважительно величали женщину, которая знала все о волшебной силе растений и могла ее использовать. Онсида лечила разные болезни, при необходимости могла вызвать дождь, остановить пургу и, как утверждали местные девушки, умела ворожить на любовь, но не делала этого исключительно из вредности. Она же совершала свадебные обряды и обряды похорон.

Онсида свято хранила свои секреты, ее преемницей должна была стать внучка Рока. Девочку назвали Рокалией, что означает «мудрая», в надежде, что она не только переймет знания и опыт бабушки, но со временем и превзойдет свою наставницу. Ради этой благой цели Онсида в течение последних трех лет ежедневно с утра и до обеда вбивала в голову внучки рецепты настоек и мазей, заставляла выучивать длинные «пришептывания» и зубрить названия растений. Пришептываниями назывались подобранные в строгом порядке фразы, которые следовало произносить очень тихо при совершении какого-либо обряда. В деревнях Сохи были единственными, кто знал грамоту, умел читать и писать. Однако Рока, несмотря на все старания бабушки, особого рвения, видимых успехов и уж тем более великой мудрости выказывать не спешила.

Подруги побежали по пыльной дороге в противоположный конец улицы, где, торцом упираясь в лес, размещался просторный загон для дадан. Неожиданно Тамея резко остановилась и рукой преградила путь Роке. В том месте, куда они собирались ступить, из-под земли вырвалось рваное черное облако, пронеслось несколько метров вдоль дороги и снова скрылось под землей.

— Фу, опять эта жуть! — поежилась Рока, проводив облако хмурым взглядом.

В этих зловещих клочьях, сотканных словно из мрака, заключалась какая-то особенная сила. От одного взгляда на них в душе поднималась мучительная тоска и страх. Черное облако всегда появлялось неожиданно и так же стремительно пропадало. Жители деревень Хутти, Тохта и Сохота называли его лохмотьями ведьмы. Из поколения в поколение передавалась легенда о злой колдунье, которую в стародавние времена закопали живьем в землю, разорвав на ней всю одежду. По поверью, клочья ее черного платья с тех пор ищут свою хозяйку под землей. Поговаривали, что, когда лохмотья соберутся и снова станут платьем, ведьма оживет и случится что-то ужасное, но что именно — никто сказать не мог. А пока деревенские жители старались обходить их стороной.

— Не представляешь, что сегодня произошло! Вернее, произойдет вечером! — тихо заговорила Тамея, когда они двинулись дальше.

— Ты о сватовстве Пата?

— Так ты уже знаешь?! — ахнула Тамея. — Выходит, вся деревня знает?

— А ты думала, что можно утаить такое от наших сплетниц?

— Нет, конечно, — вздохнула Тамея, — но я, похоже, узнала последней.

— Надеюсь, тебя не собираются отдать за него?

— Нет, мама сказала, что Пату откажут.

— И правильно! Парня, конечно, жалко, но быть его женой и жить в доме этого угрюмого Сурта я бы никому не пожелала, даже Дэвике!

— Вот увидишь, в деревне меня на смех поднимут из-за того, что Пат решил, будто годится мне в мужья. Получается, я не достойна никого лучше Пата. Разве Дал посватается к девушке, к которой уже сватался Пат?

— Уверена, Дал посватается к той, которую полюбит, — сказала Рока. — И неважно, кто там сватался до него.

Девушки не заметили, как подошли к загону. Он был пуст: днем даданы паслись на лугу. Их доили рано утром, перед тем как выгнать на пастбище, и вечером, когда стадо возвращалось в деревню. Неподалеку от загона на деревянном столе молочница Тутрен, полная белокожая женщина с розовыми щеками, разливала молоко из кожаных мешков по кувшинам. На этот раз возле стола вместо обычной очереди топталась лишь жена охотника Крима — Арда. Худощавая, с желтоватой, рано состарившейся кожей, Арда гордилась тем, что открыто говорила все, что думала. А не думала она ничего хорошего никогда и ни о ком. Тамея шумно выдохнула: вот уж кого бы она не хотела встретить сейчас, так это Арду!

Арда взяла из рук Тутрен наполненный кувшин, но уходить не спешила, а отошла в сторону и принялась бесцеремонно разглядывать Тамею.

— Пусть праздник! — сказала Тамея молочнице и протянула кувшин.

— Пусть! — на мгновение подняла золотистые глаза Тутрен.

— Вот смотрю я на тебя, Тамея, — заговорила вдруг Арда тонким дребезжащим голосом, — и думаю: хорошая из вас пара получится! Пат — жених тебе под стать!

Тамея не шевельнулась. Рока от возмущения вытаращила и без того огромные глаза.

— Конечно, хорошая! — продолжила Арда. — Кто же еще на тебе женится? Вон ты какая дылда! Рядом с такой женой любой парень точно недоросток. А Пату выбирать не приходится. Кто за него пойдет?

Рока наконец опомнилась.

— Проваливай, Арда! — буркнула она. — А то от твоей противной болтовни молоко скиснет.

— Дрянная девчонка! — взвизгнула Арда. — И из нее хотят сделать Великую Соху?

— Иди домой, — спокойно сказала ей Тутрен.

Арда, обиженно поджав губы, постояла еще немного, затем потопала, виляя костлявым задом, рассказывать всем встречным, какая гадкая теперешняя молодежь.

Обратно, несмотря на то что в обоих домах остывал завтрак, девушки не спешили.

— Что будешь делать до обеда? — поинтересовалась Рока.

— Пойду на речку, поплаваю с Руйкой, — сказала Тамея.

В деревне Хутти рыбной ловлей издавна занимались исключительно женщины, и все из-за того, что в реке неподалеку обитала водяная дива. Мужчины опасались ходить на реку. Если какой-нибудь бедолага приближался к воде, заслушавшись ее жалобным пением, то не успевал он и глазом моргнуть, как цепкие руки дивы уже навсегда утягивали его в темную глубину реки. Стройная, гибкая, с длинными золотистыми волосами, Руизра — так звали водяную диву — была похожа на женщину. Ее бронзовая кожа казалась теплой и шершавой, но стоило прикоснуться, как выяснялось, что она холодная и скользкая, как лед. Лицо у водяной дивы было почти человеческим, если не считать безгубого рта и круглых глаз с красными белками. Тамея давно подружилась с Руизрой, которая помогала ей ловить рыбу взамен на беседы и угощение. Руя во многом оставалась для девушки загадкой: она забывала все, что случилось с ней накануне, но порой сообщала такое, о чем и знать-то не могла.

— Мне бы тоже хотелось пойти с тобой, вместо того чтобы перебирать сухие листочки и корешки! Представь, я три дня искала в лесу корень горючки, два дня его сушила, да так, чтобы он ни в коем случае не пересох! — Рока очень похоже изобразила Онсиду, когда та втолковывала внучке, как важно точно следовать рецептуре. — А сегодня я должна растереть его в порошок, потом добавить цветы синельника, почки ветродуя и, пока бабушка не уснет, кипятить варево на медленном огне! И как ты думаешь, что из этого получится?

— Не знаю, — тряхнула головой Тамея.

— Средство от трещин на пятках! — Рока поморщилась. — Подумать только, мне уготовано всю жизнь заботиться о чьих-то потрескавшихся пятках и вспученных животах! Уж лучше один раз пережить сватовство Пата!

— Но зато ты станешь, как бабушка, самым уважаемым человеком в деревне после старейшины! — рассудила Тамея.

— Точно, я стану толстой, и у меня вырастут усики!

Подруги расхохотались, но тут же затихли, увидев, что старейшина Луд сидит на лавке, привалившись спиной к изгороди. Густые брови и нос с горбинкой придавали лицу старика суровое выражение, которому совсем не соответствовали его ясные веселые глаза. Старейшину любили, уважали и боялись. Когда-то Луд был охотником, теперь охотниками были два его сына, Эйд и Крим. Старейшина решал, когда и что сеять, сколько припасов делать на зиму, что и на какие товары обменять в городе. Он также улаживал споры. В особо сложных случаях Луд созывал Совет, состоявший из всего взрослого населения Хутти. А поскольку малышей матери всюду брали с собой, то на Совет собиралась вся деревня и в доме старейшины стоял такой гомон, что нельзя было что-либо разобрать. Поэтому чаще Луд интересовался только мнением Великой Сохи.

Девушки замедлили шаг. Старейшина сидел с закрытыми глазами, подставив лицо солнечным лучам, и, казалось, дремал. Тамея и Рока в нерешительности переглянулись: стоит ли здороваться и будить его?

— Пусть праздник, дети мои! — неожиданно приоткрыв один глаз, произнес Луд.

— Пусть, старейшина! — одновременно откликнулись Тамея и Рока.

— День будет хорошим, — сказал старейшина и закрыл глаз.

Тамея, не удержавшись, бросила взгляд во двор напротив: мирно гуляют татки, входная дверь распахнута, в проеме слегка колышется серое полотнище. Туна, жена Эйда, наверное, в доме, а больше там никого быть и не должно. Дал с отцом и младшим братом с раннего утра в лесу. Тамея поспешно отвернулась и тут же увидела Дэвику и Аггу.

— И с чего старейшина взял, что день будет хорошим? — тихонько проворчала она.

Дэвике тоже нравился Дал, и из-за этого девушки не ладили. Дэвика считала себя первой красавицей в деревне. Невысокая, стройная, она носила синюю тунику и черные штаны. В деревне судачили, что Дэвика мучает сестру, заставляя каждое утро плести ей косы. Однако Агга Дэвику обожала и старалась во всем ей подражать.

Сестры остановились, растянув губы в ухмылке.

— Там, ты, случайно, не жениха своего ищешь? — спросила Дэвика, обменявшись с Аггой насмешливым взглядом. — Так он сейчас вон откуда за вами подглядывает!

Рока и Тамея обернулись: за изгородью мелькнула тень.

— У Там нет жениха! — буркнула Рока.

— А как же Пат? — притворно изумилась Дэвика. — Там, не дергай носом, другого жениха тебе не видать!

— А тебе даже такого не видать! — бросила через плечо Рока.

Дэвика под хихиканье сестры прокричала вслед еще что-то, но подруги больше не слушали. Возле калитки стояла Онсида, и Роке это ничего хорошего не сулило. Девушки сильно прибавили шаг, делая вид, что именно в таком темпе и шли всю дорогу.

— Пусть праздник! — вежливо поприветствовала Тамея бабушку Роки.

— Пусть! — отозвалась Великая Соха.

— Ты уже, наверное, заждалась, бабушка? — ласково пролепетала Рока и, кивнув подруге, юркнула во двор.

Онсида поправила свой широкий пояс, на котором висели бесчисленные мешочки с сушеными травами и корешками, и отправилась вслед за внучкой.

Когда Тамея возвратилась домой, вся семья уже сидела за столом.

— Ой, отец, смотри, твоя дочь вернулась! — сделав удивленно-радостное лицо, воскликнула Хида. — Мы уже не чаяли тебя снова увидеть!

Тамея с виноватым видом поставила кувшин на стол и опустилась на свое место. Лавидия, не в силах больше терпеть, схватила остывшую лепешку.

— Ладно, мать, — миролюбиво пробасил Перлас, — не ругай Там. Все-таки не каждый день она замуж собирается.

— Отец! — выдохнула Тамея и закашлялась.

— А чего ты хотела? — накинулась на нее Хида. — Лепешки стынут, семья голодная, а ты гуляешь! Мы решили, что тебе не мешало бы научиться заботиться о других, вот и будешь опекать Пата, благо он совершенно беспомощный.

После этих слов Тамея решила упасть в обморок. Она закатила глаза и стала клониться в сторону Лав, но быстро сообразив, что может придавить сестру, повалилась в другую сторону. Мать и отец с интересом наблюдали за ней, но с места не двигались. Лавидия вскочила с лавки и подхватила голову Тамеи.

— Не бойся, они шутят! Шутят! — зашептала она сестре, энергично подмигивая.

Тамея выпрямилась.

— Ну что, полегчало? — насмешливо осведомилась мать.

Тамея вздохнула и взяла лепешку.

После завтрака Хида подвязывала в огороде стебли радужника. Это нежное растение, усыпанное весной невзрачными белыми цветочками, к середине лета вдруг обрастало крупными плодами, разными по цвету, но одинаковыми на вкус. Лавидия помогала матери, отыскивая палки нужной толщины. Перлас снова уселся за кустом синельника доделывать куклу.

Тамея поспешила на реку, прихватив угощение для водяной дивы. По дороге она заглянула к Роке. Во дворе было пусто, вероятно, подруга корпела над мазью для пяток. Обогнув дом, Тамея вышла на тропинку, спускавшуюся к реке. Солнце уже припекало. В голубом небе ни облачка. Тамея с удовольствием шлепала босыми ногами по теплой живой земле. С двух сторон к тропе вплотную подступали кусты капельника, образуя длинный коридор. Капельником растение прозвали из-за пузырьков, появляющихся на его широких листьях в результате кропотливой работы маленьких насекомых. На солнце пузырьки блестели подобно капелькам воды.

Тропинка виляла то вправо, то влево, потом вдруг обрывалась, выводя к каменистому берегу. Далеко за рекой большим полукругом растянулась высокая каменная стена, за которой виднелись башни с оконцами. Это был город Тмирос. Город странных и чуждых людей. Тамея знала о городах лишь понаслышке. Деревня Хутти находилась на пути между городами Наллеха и Тмирос, причем хуттинцы считались подданными Оргорона, правителя Наллехи. Деревенские ездили иногда в Наллеху на базар, а возвращаясь, рассказывали об огромных домах, где люди живут друг над другом, о длинных, как река, улицах, о лошадях, которых в деревне никогда не видывали, и о многом другом — увлекательном и непонятном. Тамея мечтала попасть в Наллеху, но женщин в такие походы не брали. Жители Тмироса никогда не подходили близко к деревне, рыбачили возле своего берега, передвигаясь по реке на больших деревянных лодках. Издалека Тамея не могла разглядеть их как следует, но видела, что они очень высокие, носят длинные штаны и коротко обрезают волосы. Правда, однажды, плавая в глубине с Руизрой, она нечаянно вынырнула рядом с лодкой, оттуда на нее глянули свирепые красные глаза и обнажился ряд огромных белых зубов. Больше Тамея ничего разглядеть не успела — она в ужасе бросилась к своему берегу.

Осторожно ступая босыми ногами по серым неровным камням, среди которых пробивалась трава и низкорослые фиолетовые кусты ветродуя, Тамея спустилась к реке. Вдалеке покачивалась лодка с рыбаками из Тмироса. Тамея посмотрела на башни города, на стену с массивными воротами, жмурясь, подставила лицо солнцу. Затем положила узелок с угощением на камень, разделась и быстро вошла в воду. Вытянув руки, она резко оттолкнулась и нырнула. Тело с наслаждением выполняло привычные движения. Вода, пронизанная солнечными лучами до самого дна, сверкала, качая водоросли и планктон. Тамея коснулась дна ладонями и, перекувыркнувшись, стремительно вынырнула. Пока она шумно отфыркивалась, мотая головой, отчего вокруг разлетались фонтаны бриллиантовых брызг, рядом с ней неслышно всплыла водяная дива.

— Пусть праздник, Руя! — весело крикнула Тамея.

— А что ты мне принесла вкусненького? — вместо приветствия спросила Руизра неожиданно приятным, очень высоким журчащим голосом.

— Как обычно, лепешку.

— Вот хорошо. — Руя растянула в улыбке щелку рта.

Подружки вышли на берег и устроились на плоских камнях, горячих от солнца. Тамея, развязав узелок, протянула лепешку Руизре. Водяная дива сорвала с куста большой зеленый лист и положила себе на голову.

— Чтобы не напекло, — пояснила она и взялась за еду: откусывала маленькие кусочки и глотала, не разжевав.

Тамея привыкла к чудачествам Руизры. То она отказывалась вылезать из воды на берег: дескать, от запаха ветродуя ее кожа приобретает неприятный синий оттенок, то, наоборот, принималась глотать почки того же ветродуя, уверяя, будто от них быстрее растут волосы. Сегодня Руя боялась, что ей напечет голову, хотя прежде могла часами лежать под палящими лучами. Тамея жалела водяную подругу — более одинокого существа ей видеть не доводилось. Руя всегда жила одна, никогда не покидала своей речной заводи, и никто из ее народа не навещал бедняжку. Она уверяла, что однажды к ней придет суженый и у нее будет настоящая семья. Но вот только когда это произойдет? Водяная дива ждала и от скуки сочиняла немыслимые истории о любви, в которых она была главной героиней.

— Сегодня мне пришло послание от Прика, — проглотив очередной кусочек лепешки, сообщила Руя. — Помнишь, он влюбился в меня еще прошлой осенью?

— Помню, — соврала Тамея.

Поначалу, когда девушка только познакомилась с водяной дивой, она внимательно выслушивала все ее рассказы, но со временем поняла, что в историях Руи нет ни капли правды. Да и истории слово в слово повторяли друг друга, менялись лишь имена воздыхателей. С тех пор Тамея перестала слушать Рую, а под дивный журчащий звук ее голоса думала о своем или просто любовалась окрестностями. Благо Руя могла говорить часами, ни о чем не спрашивая, а если и спрашивала вдруг, то довольствовалась ответами типа: «Да!» или «Конечно!».

Вот и сейчас Тамея сидела рядом с подругой, наблюдала за рыбаками из Тмироса, а мысли ее были далеко. Она и жалела Пата и одновременно злилась на него. Невелика беда, что она стала посмешищем для деревенских болтушек. Но как же Пат не понимает, что обрекает себя на унижения? «Дурачок! — с горечью думала Тамея. — У него совсем нет друзей, а теперь даже я не взгляну в его сторону».

Рыбаки из Тмироса причалили к противоположному берегу. Один из них соскочил с носа лодки и, уцепившись двумя руками за борт, вытащил ее из воды почти наполовину. Другой поднялся в лодке в полный рост и, подхватив огромный куль, вероятно сеть с рыбой, передал его товарищу. Первый рыбак взял весла, закинул куль на плечо и, согнувшись под его тяжестью, двинулся к воротам в стене. Второй вытянул лодку на берег, перевернул ее днищем вверх и тоже зашагал в город. Когда рыбаки приблизились к крепостной стене, кто-то невидимый открыл им ворота. Тамея наблюдала, как люди исчезли в проеме и ворота закрылись.

— Я и говорю: «Извини, ты не мой суженый, я никогда не смогу тебя полюбить!» Как ты думаешь, я правильно поступила? — долетели до Тамеи слова Руи.

— Да-да! Конечно! — поспешно ответила она и снова погрузилась в свои мысли.

«Рассказать Руе про Пата или не стоит? — размышляла Тамея. — Поймет ли она меня?» Водяная дива сидела на камешке, притянув колени к груди, и говорила, говорила, иногда разводя длинные руки в стороны и растопыривая пальцы. Она глядела то на реку, то на Тамею, моргая круглыми глазищами, то вдруг чему-то улыбалась. Тамея старалась не думать о том, как ее подруга некрасива. Листок давно свалился с головы Руи, но она этого не замечала. Тамея смотрела ей в лицо, и жалость теперь уже к речной подруге давила горло: бедная, одинокая, надоедливая девочка!

— Ладно, мне пора, — ласково сказала Тамея и принялась одеваться. — Я вечерком зайду, если получится.

— А чем это ты так занята? — удивилась водяная дива.

После обеда, скорее всего, Тамее придется помогать матери готовить «праздничный» ужин. Отказ отказом, а хорошенько накормить сватов они обязаны.

— Да есть кое-какие дела, — пробормотала она.

Руя вдруг поднялась и пошлепала к воде. «Обиделась, что ли?» — недоуменно пожала плечами Тамея.

Она уже ступила на тропинку, проложенную меж кустов капельника, как вдруг со стороны реки до нее донеслись протяжные мелодичные звуки.

— Не может быть! — Тамея ринулась обратно.

На берегу она огляделась. Жалобное и очень красивое пение доносилось с той стороны, где капельник подходил к реке почти вплотную. Тамея кинулась на звук. Обогнув кусты, выскочила на узкий пятачок, скрытый от посторонних глаз. У берега по щиколотку в воде стояла Руя и пела, манила к себе Нуама, сына молочницы Тутрен. Завороженный мальчик, вытаращив глаза на обнаженное тело водяной дивы, шаг за шагом приближался к реке.

— Руя! — гневно крикнула Тамея. — Что ты делаешь? Он совсем еще ребенок!

Руя и Нуам вздрогнули и, как по команде, обернулись.

— Марш домой! — велела Тамея мальчику. — Вот расскажу твоей матери, где ты бродишь!

Нуам шмыгнул в кусты.

— Руя! — Тамея была в ярости. — Ты же обещала!

— Да не сделала бы я ему ничего! — раздраженно процедила дива.

— Откуда бы мы это узнали? Мы бы его просто не нашли! Больше никогда не принесу тебе лепешек!

Тамея быстро зашагала вдоль реки.

— Поверить не могу! — кипела она по дороге, размахивая руками. — Отвратительная, кровожадная рыбина!

На деревенских улицах было оживленно: возвратились охотники с добычей, и хозяйки, перекликаясь, спешили получить свежее мясо на ужин. Тамея вмиг забыла о проделках Руи. Вернулся Далан, и мир заискрился. Как пусто было без него в деревне. А сейчас она может случайно встретиться с ним, переброситься взглядом, улыбкой. И ничего важнее этого в жизни нет.

Перлас все еще сидел за кустами синельника. «Неужели до сих пор возится с куклой?» — удивилась Тамея и тихонько подобралась к отцу. Оказалось, Перлас спал, уронив голову на грудь. Тамея усмехнулась: то-то отцу попало бы, если б его увидела Хида. Стараясь не шуметь, она обогнула кусты. Из-под крышки большого горшка на очаге струился слабый аромат. Тамея наклонилась и принюхалась. Пшеничная каша! Впрочем, она была так голодна, что уже от вида горшка у нее потекли слюнки. Войдя в кухню, она несколько секунд стояла, приглядываясь: после яркого солнца в доме казалось темно, как в погребе.

— Где ты ходишь? — раздался голос Хиды.

Мать у себя в комнате разглядывала вынутое из сундука голубое платье, которое надевала только по праздникам.

— Охотники вернулись. Сходи к Эйду, возьми мяса для ужина. Кстати, как ты думаешь, я еще могу влезть в это платье? Мне кажется, я располнела.

У Тамеи перехватило горло. Она всегда с радостью ходила к отцу Далана, но только не сегодня! Прийти к Далу в дом и попросить мяса, чтобы приготовить ужин для сватов Пата?! Ни за что! Она умрет на месте от стыда!

— Мама, — стараясь не выдать своего волнения, произнесла Тамея, — пусть Лав сходит. Я ногу подвернула.

— Где болит?

Изобразив невероятные муки, Тамея проковыляла к лавке и ткнула в щиколотку. Пока мать быстро ощупывала ее ногу, Тамея стонала, морщилась и кусала губы. Наконец Хида выпрямилась и в упор посмотрела ей в глаза. Вздохнув, Тамея отвела взгляд.

— Может, Лав все-таки сходит? — умоляюще спросила она.

— Лав на улице, разве ж ее найдешь? А Эйд, поди, уже ждет.

— Ну, может, у кого-нибудь другого взять? — робко предложила Тамея.

— У кого? У Сурта? — ухмыльнулась Хида. — Или у Крима? Арда рада будет тебя видеть!

— Ладно. — С удрученным видом Тамея поднялась и вышла из комнаты.

— Там, будешь мимо идти, посмотри, отец не заснул ли, — донеслось ей вслед.

Во дворе Тамея легонько тронула отца за плечо. Перлас выпрямился и, словно не он только что безмятежно храпел, принялся внимательно разглядывать поделку, всем своим видом показывая, как он сосредоточенно работает.

— Не хочешь сходить к Эйду за мясом? — без особой надежды спросила Тамея.

— Мне бы куклу доделать, скоро дочка Рула за ней прибежит. — Перлас улыбнулся сквозь густые усы и снова склонился над работой.

Тамея не стала больше просить — не ровен час отец догадается, почему ей не хочется идти к Эйду. Неприятностей у нее и так хоть отбавляй, недоставало еще родительских усмешек и лукавых намеков! Она потопталась немного в нерешительности и пошла к Роке. Может, подруга составит ей компанию?

Рока с Онсидой сидели за столом и черпали деревянными ложками похлебку из глиняного горшка. Дом Великой Сохи сильно отличался от других домов в деревне. Помимо обеденного стола на кухне стоял еще один высокий и длинный стол, заставленный бесчисленным множеством горшков, ступок с пестиками, чашек, плошек и еще какими-то предметами, о назначении которых Тамея не имела ни малейшего представления. Стены, увешанные связками засушенных растений, гирляндами плодов и кореньев, источали благоухание. Казалось, сам воздух в доме Великой Сохи был пропитан волшебством, наполнен чем-то чарующим и необъяснимым.

— Садись с нами обедать, — предложила Онсида.

Рока достала с полки запасную ложку. По правилам гостеприимства Тамея обязана была хоть что-нибудь съесть, иначе она обидела бы хозяев. Тамея села на лавку рядом с подругой и запустила ложку в горшок. Онсида пододвинула к ней поближе тарелку с лепешками.

Мудрая Онсида не спрашивала, что привело Тамею в ее дом. Она ласково улыбалась торопливо жующим подругам и делала вид, будто не замечает взглядов, которыми они украдкой обменивались. За все время Онсида не произнесла ни слова. Великая Соха всегда отличалась чрезвычайной сдержанностью в речах. В деревне говорили, что она сильно изменилась после того, как пропала ее единственная дочь, мать Роки. Рока была еще совсем малышкой, когда однажды ночью Турия ушла из дома и больше не вернулась. Ее долго искали, но она как сквозь землю провалилась. Отец Роки Ульбан был пахарем из соседнего села. Когда надежды, что жена найдется, не осталось, он возвратился в родные места. С тех пор Року опекала бабушка, заодно обучая ее искусству Великой Сохи. Вскоре Ульбан обзавелся новой семьей. Рока виделась с ним в прошлом году, когда ездила в деревню Тохта на Праздник поясов, но до конца простить его так и не смогла. Впрочем, она слишком мало думала об отце, чтобы ощущать обиду.

Покончив с похлебкой, подруги вопросительно уставились на Онсиду. Соха величаво качнула головой, и девушки выбежали во двор.

— Ну, что у тебя? — Рока, слюнявя палец, терла пятно на тунике, которое посадила из-за спешки.

— Сходи со мной к Эйду. Если встречу Дала, сгорю от стыда! — Тамея умоляюще приложила руки к груди.

Всю дорогу Рока подтрунивала над подругой, пыталась ее ободрить. У калитки девушки остановились. Дал умывался во дворе, Туна поливала ему из большого кувшина.

— Ты, наверное, за мясом? — заметив Тамею, спросила Туна.

— Да, — набрав полную грудь воздуха, ответила девушка.

— Мать, ты иди. — Дал вытер лицо и протянул Туне полотенце.

Подхватив птицу за лапы, он подошел и оперся на изгородь. Тамея подняла на него глаза и почувствовала, как земля уходит из-под ног.

Дал был одного роста с Тамеей, но при этом так могуч и крепок, что она ощущала себя рядом с ним кустиком ветродуя. Смуглый, темноволосый, с белоснежной улыбкой и вечно смеющимися янтарными глазами, Дал, как свято верила Тамея, мог свести с ума любую девушку.

— Это вы для гостей? — Дал не спешил отдавать дичь. — Значит, осенью свадьба?

Чтобы скрыть волнение, Тамея мяла в руках красный цветочек.

— Пату откажут! — выпалила Рока.

— Вот и хорошо! — Дал улыбнулся. — А то уж я испугался, на ком же мне тогда жениться?

У Тамеи в голове лихорадочно заплясали мысли: что это? намек или насмешка?

— А ты женись на мне! — раздался рядом задорный голос.

Тамея и Рока обернулись. Дэвика игриво помахала кончиком своей косы, за ее спиной хихикала Агга.

— А что, ты какая-то особенная? — озорно поинтересовался Дал.

— Конечно, я не похожа на дадану, — чуть смутившись, сказала Дэвика.

Агга залилась смехом.

— Да ты похожа на троха. Такая же маленькая и черная! — тут же нашлась Рока.

Трохи — существа размером с мужскую ладонь — приходились дальними родственниками горным троллям. Покрытые темно-коричневой шерстью, с маленькой головкой, короткими кривыми ножками и длинными руками, они были очень глупыми и злыми. Трохи водились в лесу, но, когда полчища этих тварей совершали набег на поле, вся работа пахарей шла насмарку и приходилось заново сеять пшеницу. Забравшись в дом, трохи пожирали запасы провизии, разбивали посуду, гадили на белье. Ни в коем случае нельзя было оставить в доме на ночь ни одного троха: он запросто мог передушить во сне всю семью.

— Смотри, Дал, женишься на Дэвике, а она ночью возьмет и удавит тебя! — добавила Рока.

На этот раз хохотали все, кроме Дэвики. Агга под яростным взглядом сестры изо всех сил делала вид, будто закашлялась.

— А я тебя, Рока, позову, чтобы ты краснянкой обкурила мне дом! — подлил масла в огонь Дал.

От трохов было только одно спасение — дым от сухих веток краснянки. От этого дыма трохи хоть и не дохли, но бежали в лес сломя голову и долго не решались показываться в деревне.

— Нам пора. — Тамея протянула руку за дичью.

Ей очень хотелось побыть с Далом подольше, но так она обрекла бы себя на еще большие насмешки Дэвики и Аггы. В другое время Тамея не уступила бы сестрам в колкостях, но сегодня она была смущена и растеряна. Отдавая птицу, Дал на мгновение задержал ее руку в своей.

— Удачи тебе! — Его глаза, по обыкновению, искрились радостью. — И смотри, не передумай! Пат не заслуживает такой девушки!

Высвободив руку, Тамея торопливо отвернулась: не допусти, Солнце, чтобы он догадался, какую бурю вызвал в ее душе!

Подруги не спешили бы расходиться по домам, если бы у калитки Тамею не встречала разгневанная мать.

— Там, где ты бродишь? — накинулась Хида на дочь. — Мы не можем каждый раз есть холодную еду! Обедать будешь одна!

— Хорошо, что вы меня не ждали. Я поела у Роки, — улыбнулась Тамея.

Хида, ощипав и выпотрошив хуру, положила ее в большой казан, засыпала нарезанными овощами, залила водой и поставила на огонь. Потом велела дочерям готовить дом к приходу гостей. Лавидия подмела пол, Тамея воткнула в подставки новые пучки солнечника, чтобы зажечь их, когда стемнеет. Подсушенные стебли этого растения горели ярко, без запаха и дыма. Большими связками солнечника, прикрепленными к столбам, освещались и улицы деревни.

Церемония сватовства была простой. В дом будущей невесты приходили отец и мать юноши и его ближайший друг. Встречали сватов всем семейством. Жених и невеста надевали подаренные друг другу пояса. Сваты являлись без гостинцев, не произносили пышных речей и делали вид, будто заглянули в дом мимоходом. Хозяева приглашали гостей к столу. За угощением отец юноши как бы невзначай говорил: «Наши дети перепутали пояса, не хотите ли вернуть наш пояс?» Таким образом он спрашивал согласия родителей на брак, и, если родители были согласны, мать невесты отвечала: «Ваш пояс подходит нашей дочери!» После этого застолье продолжалось, а о предстоящей свадьбе не говорили до осени. Все свадьбы в деревне игрались одновременно, после того, как заканчивалась пора заготовок. Если родителям невесты жених не нравился, то гостей встречала девушка без пояса, а ее отец возвращал матери юноши подаренный им пояс. Но обычно в таких случаях дело до сватовства не доходило, а мать девушки просто относила пояс в дом несостоявшегося жениха.

Пат никакого пояса Тамее не дарил, да его, скорее всего, у парня и не было. По обычаям деревни каждая девушка должна была собственноручно сшить и украсить свой пояс, а молодым людям пояса шили матери. Но Пат рос без матери.

Когда огонь в очаге погас, Хида расстелила на столе огромный зеленый лист и выложила на него ароматное мясо с овощами. Переодевшись в нарядную одежду, семья уселась рядком на лавку поджидать гостей. Вскоре крыльцо скрипнуло под тяжелыми шагами, и в дом вошел высокий седой мужчина с угрюмым лицом. Хозяева поднялись с лавки.

— Пусть праздник, Сурт! — по обычаю первым приветствовал гостя Глава семьи.

— Пусть! — хмуро отозвался Сурт.

Он пришел один.

— Садись с нами ужинать, — пригласила Хида.

Сурт сел на лавку и без всяких церемоний спросил:

— Отдадите Тамею за Пата?

Хида и Перлас в замешательстве переглянулись, Тамея покраснела и опустила глаза.

— Попробуй мяса, Сурт, — вместо ответа предложила Хида.

Сурт оторвал маленький кусочек хуры, прожевал и снова вопросительно уставился на хозяев.

— Сурт, ты только не подумай ничего плохого, — извиняющимся тоном произнесла Хида.

— Ладно, пойду я. — Гость тяжело поднялся. — А Пату я так и говорил, да только он слушать не хотел.

Хозяева, проводив Сурта виноватым взглядом, застыли в тягостном молчании.

— Жаль его, — вздохнула Хида и первой потянулась к мясу. — Жена была непутевая, и сын непутевый!

— А почему у него жена была непутевая? — с любопытством спросила Лавидия.

— Рано тебе об этом знать! — прикрикнула на нее мать.