Четверо за спиной

Анна Михайлова, 2023

Я – жесткий руководитель, которая успешно строит карьеру и мужиков в своем отделе. После работы – я реконструктор: могу плечом к плечу с мечом, могу и в рукопашную. Мне нравилось в моей жизни все, пока я до странного нелепо не споткнулась. Куда, говорите, мне теперь? В дружину князя или в горницу вышивать? Тут без вариантов, даже если один разгневанный воевода – против. У меня будет своя дружина, а этот шовинист за все поплатится. За моей спиной – четверо, за мной – сила. Я выживу. Возможно, вопреки пророчеству, но не вопреки себе.

Глава 1

Ненавидит ли кто-то своих подчиненных так глубоко и искренне, как это делает начальник? И не потому, что — сволочь, а вынужден в пятницу вечером контролировать результаты их работы. Хотя время уже не просто поджимает, оно гонит взашей. А я все еще торчу в офисе. Тяжело быть начальником, особенно если отдел состоит из одних мужиков. Нет, этап демонстрации «кто тут альфа» успешно пройден, мои парни смирились и даже прониклись уважением: «ты свой пацан, хоть и баба». Тут другое: знаю, что все они профессионалы, но не могу себе позволить не контролировать. Мой идиотский перфекционизм бьется в истерике при слове «расслабиться». И хотя знаю, что бешено не успеваю, усилием воли заставляю себя сидеть в кресле. Черт, если Ворон закроет вход на базу, ночевать мне под открытым небом. А он мужик серьезный — нефтяник с северов. Не просто может — он это сделает. И хотя в моем рюкзаке есть много чего на все случаи жизни, минимального комфорта хочется. Я все же девочка, хоть и с некоторой натяжкой совы на глобус.

Если бы могла сама доделать этот горящий синим пламенем проект — было бы готово еще два часа назад. Но вопрос настолько щекотливый, что пришлось поручить дело Сидоренко. Он специалист высококлассный, узкопрофильный, но медлительный, как коала под транквилизаторами. В свое время я пыталась его переформатировать до нормальных человеческих скоростей — ни фига. Человек-кремень — ни ор, ни админресурс во всей красе его не берут. Пришлось смириться и просто ставить ему дедлайны на сутки раньше. Вуаля, мир заиграл новыми красками. Но сейчас нам спустили неожиданный горящий вопрос от генерального, вот и корпим мы с Сидоренко, несмотря на стрелки на часах. При этом ощущение глобального опоздалова давит на макушку дамокловым мечом. Никогда еще я так отчетливо не чувствовала уходящее время, словно упускаю что-то важное, жизненно важное, что упустить нельзя категорически. Откуда-то знаю, что нужно успеть, во что бы то ни стало.

Сидоренко как всегда спокоен как удав, я все же позволяю себе изредка нетерпеливо ерзать на стуле. Сосредотачиваюсь, дело должно быть сделано, причем идеально. Ползем, но делаем. Где-то там забрезжил свет в конце туннеля. Еще полчаса вылизываем документы, я наконец со спокойной совестью ставлю визировку и отдаю документы в секретариат. Фу-х, отстрелялись! Рюкзак предусмотрительно, (как знала, что прилетит под конец рабочего дня), лежит в моем шкафу. Достаю пакет со сменкой — не в офисном же мне по лесам шастать, и пулей мчусь в туалет переодеваться. Вот она — свобода! Натягиваю джинсы, майку и ветровку. Но ноги наиудобнейшие старенькие кроссы, волосы в небрежный короткий хвост, косметику смыть — там не до этого — и алга! Поторапливаю сама себя. Внутри вопит, что от меня что-то ускользает, надо срочно успеть! Конечно надо: впереди меня ждут «майские» в компании средневековья и единомышленников.

Сидя в электричке, дожевываю бутер с водой, предвкушая шашлыки или наваристую уху на свежем воздухе. И это не просто турпоход. Я еду к реконструкторам, я одна из них. В компанию этих суровых мужиков тоже не сразу удалось пробиться. Думали раз девочка, то это только платьишки, вышивание и махание платочком на турнире. Пришлось демонстрировать умения, которые я не афиширую в обычной жизни — КМС по самбо и первый взрослый по саблям. Суровое детство, папина дочка… Конечно, боевая сабля это вам не спортивная, но и тут, и там твердая рука и острый глаз нужны одинаково. Физическую составляющую я подтянула, а потом, когда ребята поняли, что я не одуван, а могу и буду драться на равных — приняли в боевое братство. И боевки, порой, им помогала ставить уже я. Хотя тренировки наравне с ними три раза в неделю никто не отменял.

Может, конечно, кто-то скажет, что для 28 лет это сплошное ребячество, но знаете что? Каждый релаксирует как может. Кто-то накачивается алкоголем в клубах, кто-то мужиков меняет чаще трусов, а я — вот так. У меня хорошая карьера и есть любимое хобби — чем не повод для гордости? Правда мою маман это не особо вдохновляет. Она у меня за традиционные бабские ценности, поэтому вздохи про внуков, успехи в деле выпечки замудренных тортов и выходов замуж я слышу регулярно. Но мама далеко, поэтому акты телефонного терроризма с ее стороны пресекаются достаточно быстро, но мягко — все ж кровные узы никто не отменял. Вспомнив про маман, достала мобильник и выключила его — в ближайшие десять дней он мне точно не понадобится.

Убирая телефон, мимоходом подняла глаза на соседа напротив, вроде подсел недавно. Вид поношенный, но благообразный. На сельского учителя похож. Только насмешливые серые глаза смотрят цепко, внимательно. Даже пронизывающе. Поневоле хочется спину выпрямить. Смотрит с легкой улыбкой, собирающей морщинки у глаз, как будто мы знакомы. Но у меня память на лица хорошая, точно бы запомнила. Поневоле вопросительно поднимаю брови.

— Браслет у вас занятный, барышня. Древо жизни? — негромко заговорил он.

Кошусь на левую руку: ничего особенного, кожаный, хоть и плетение сложное. Сама делала, в наш прошлый реконструкторский сбор. А чем еще вечерами у костра заниматься? В середине вещицы правда не помню кем подогнанный медный кулон в виде круга с раскидистым деревом внутри. Ну так и тут в целом ничего выдающегося. И что он там занятного нашел?

— Ничего особенного. Сама сделала от скуки.

— Вот как? — в глазах дядечки загорается огонек интереса, — позволите, ближе гляну?

Он подается вперед, потому как место рядом с собой не освобождаю. Там мой рюкзак, да и вообще не люблю я сокращать дистанцию. Нехотя протягиваю руку. Откуда-то незнакомец понимает, что не стоит меня трогать, поэтому просто заинтересованно рассматривает.

— Знаете, изучал как-то на досуге историю плетения Древней Руси. Письменных источников мало, но в тех, что сохранились, это считалось целым искусством. В некотором смысле сакральным. Люди верили, что особыми узлами можно связать миры — наш и мир духов, например. Вот этот ваш узел вообще считался духовно сложным, им владели только высшие жрецы. Вы точно это сами плели?

— Точно. И я не жрец. Но можете не верить, — пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. Неделя была тяжелой, меня морально выпотрошило. Тратиться на бесполезные разговоры нет никакого желания. Но собеседник не унимается. Правда тих и вежлив, поэтому рявкать на него не хочется.

— Простите за назойливость, барышня, но у вас под скамейкой что-то блестит. Не ваше, часом?

Забавляет слово «скамейка» про современную электричку. Значит угадала — деревенский. Думала отмахнуться от его попытки продолжить разговор, но любопытство все же толкает нагнуться и заглянуть под сиденье. Действительно что-то тускло поблескивает. Тяну руку — и поднимаю с пола кольцо! Хм… Интересно. Рассматриваю повнимательнее. Даже не кольцо — перстень. Металл на серебро похож. В центре на металлическом квадрате вырезан черненый символ, похожий на русскую букву «и» которая решила встать только на правую «ногу», а левой частью потянулась наверх. Справа и слева от центрального квадрата знак, похожий на птичий след: центральная палочка и от нее два ответвления. Только у левого знака «лапки» вверх, а у правого вниз. Протягиваю занятную вещицу собеседнику, он смотрит внимательно, потом удивляется, после чего хмурая складка пролегает между бровей. Но потом отрицательно кивает головой и не берет.

— Интересно как. Руна «Сила». Вы нашли друг друга, ваше оно.

Раздумываю, смотрю еще раз. Работа грубоватая, кольцо не похоже на женское. Но с каждой минутой оно почему-то нравится мне все сильнее. Метал на удивление теплый, пальцы невольно начинают поглаживать поверхность. Отдавать не хочется, хотя я обычно равнодушна к украшениям. Кроме нас в вагоне никого, похоже хозяин вещи на горизонте не появится. Потому перестаю себя сдерживать и надеваю кольцо на указательный палец левой руки. Правая скоро будет занята мечом, там оно только помешает. Кольцо садится на удивление комфортно, по размеру, словно на свое место. Решаю по приезду показать ребятам, которые у нас увлекаются символами и рунами, может оно и значит чего. Мелочь, а приятно, если там что-то хорошее, благостное. На удачу или победу. Мужчина с удивлением смотрит на мои манипуляции.

— Обычно девушки предпочитают украшать безымянные пальцы, — вырывается у него.

— Хотите сказать, что указательный — только для мужчин? — ухмыляюсь я, забавляясь деревенским шовинистом.

— Нет, но считается, что кольцо на указательном — это символ воли и независимости.

— Тогда это точно моя тема, — усмехаюсь.

— Сложно с вами. И как же вас звать — независимая барышня?

— Ярослава.

— Интересное имя. Сильное.

Снова пожимаю плечами. Настроение стремительно повышается. Даже этот странноватый дед не раздражает уже. В крови потихоньку разгоняется адреналин: скоро увижу своих коллег-единомышленников. Что они отстроили на этот раз? Знаю, что ребята там колупаются уже две недели, обещают что-то невероятное. А на последней тренировке галантно предложили мою снарягу довезти, чтобы я не таскалась с мечом и доспехами в электричке. Молодцы они у меня, настоящие рыцари, соратники. И меня хотели подхватить, но я-то знаю свою ненормированную работу — отказалась. Поэтому в рюкзаке у меня только комплекты одежды для нахождения в лагере, белье, аптечка и брусочки с экологичным мылом и шампунями — куда без этой уступки современному миру. Пусть мужики воняют потом, а я все-таки девочка. Хоть и в доспехах с оружием, как они.

Особенное место занимают ножницы — пока Ворон, наш главный, не видит, стригу я, в качестве воспоминаний бурной молодости, некоторых наших бугаев. Есть у нас несколько пофигистов до внешности, которые ждут именно меня и даже дают над собой экспериментировать. Позволяют экспресс-эволюцию: за полчаса из обезьяны в человека. Что поделать, терпеть не могу лохматых мужиков. Еще одна грань моего перфекционизма. Ну, правда, даже если ты решил отрастить мочалку на лице, облагородь ее что ли! Чтоб не тошнило от вида неопрятной растительности с крошками и мусором.

Итак, краткосрочный план у меня следующий: выйду на станции, пешочком пару километров — и вот оно, долгожданное. На губах начинает блуждать предвкушающая улыбка, ноги нетерпеливо постукивают. Когда объявляют мою станцию, вскакиваю с места.

— Вы кажется, предвкушаете что-то необычайное, — улыбается собеседник.

— Вы правы.

— И что-то мне подсказывает, что это будет за гранью.

— Очень на это надеюсь. Всего вам доброго! — выскакиваю из электрички, натягиваю увесистый рюкзак на плечи.

Никого из ребят не видно, неужели я последняя? Жаль. Дорогу-то я знаю хорошо, но, когда идешь компанией, время в пути проходит незаметно. Ну да и ладно. Дойду сама. Встряхиваю рюкзак, устраивая его поудобнее и шагаю на тропку. Еще не стемнело, только легкие сумерки. Бодро иду, вдыхая чистый лесной воздух. Здесь в основном лиственные леса, светлые, прозрачные. Слышен птичий гомон, они еще не затихли, длинный день не позволяет уснуть пораньше даже животинам. Лес приветливо шумит листвой, мне даже чудится приветственный шепот. Да, меня тут знают, не первый раз топаю. Я люблю лес, в нем кожей чувствуется биение жизни. Это настолько потрясающе, что я не понимаю тех, кто в лесу топает в наушниках. Какая музыка может сравниться с его дыханием, его голосами? Улыбаюсь приметным деревьям, как старым знакомым.

Где-то над головой раздается суровое уханье. Инстинктивно задираю голову, чтобы посмотреть на пролетающего красавца-филина. Нога находит неведомую кочку, в глазах на секунду темнеет и я позорно падаю вперед, ободрав ладони. Да чтоб тебя! Ведь вроде ровная тропа! Поднимаюсь, отряхивая ушибленную коленку. Ладони саднят, злюсь на свою неуклюжесть. Ну, да и ладно, пострадала больше моя гордость. Хорошо, хоть никто не видел моего позорища — навернуться на ровном месте. Что ж, будет повод дойти быстрее, ссадины обработаю уже в лагере, не распаковывать же рюкзак в дороге, впотьмах. И правда начинает темнеть, придется ускориться, чтобы не доставать фонарик. Ворон — за аутентичность, не жалует технический прогресс на территории лагеря. Топаю быстрее, но темнеет стремительно, да еще и начинает основательно холодать. Май месяц — откуда? И прогноз я смотрела, не обещали ничего. Зная свою мерзлявость, достаю толстовку. Она у меня любимая, на черном фоне потрясающе четкая, правдоподобная печать кольчуги, на спине два скрещенных топора со щитом, спереди через плечо — кинжал в ножнах. Очень брутально и тепло, прям мое. Натягиваю толстовку поверх футболки, сверху ветровка — ну все, к холодам готова.

Иду. Иду долго. Очень. По ощущениям гудящих ног уже два раза должна пришлепать, но нет — тропа по-прежнему ровнехонько стелется, убегая меж стволов деревьев. Что-то мне начинает казаться неправильным. Поднимаю голову, осматриваюсь — так и есть, лес хвойный! Но нет в этом районе хвойных лесов, так короткие перелески, не более. А тут стволы в два обхвата, закрывают кронами потемневшее небо. Так, стоп, надо разобраться. Присаживаюсь у ближайшего дерева. Заблудиться я не могла, т.к. прекрасно ориентируюсь на местности, традиционным женским топографическим кретинизмом не страдаю. Тогда какого лешего я сижу в сосновом лесу, если уже полчаса как должна быть в лагере? Знаю, что мобильный здесь не ловит, даже доставать не буду.

Наощупь достаю фонарик и решаю все же топать по это тропе дальше. Она достаточно широкая, не заросшая, так что велика вероятность выйти к жилью. Со вздохом встаю и, стараясь не злиться на ситуацию, иду дальше. Эх… накаркал мне дед про приключения! А уж как засмеют меня мужики, когда в лагерь приду, ох, застебут. Чтобы отвлечься, начинаю тихонько напевать себе под нос. И тут на этот самый нос падает капля, потом еще одна. Дождь? Да ладно? Мало мне нежданчиков, теперь еще и это. Раскатистый гром прозвучал словно издевательский хохот. Следом мелькнула ухмыляющаяся бело-розовая молния. Сначала я пыталась пересидеть дождь под широкой разлапистой елью. Но когда холод начал проникать под майку и разливаться неприятными мурашками по телу, решаю все же двигаться дальше. Иду, иду и иду. Сцепив зубы, уже на чистом упрямстве. Ноги гудят, нос сопливит, но я иду! Назло всем громам и молниям. Вредной упертости во мне — на пятерых хватит.

Когда все же нехотя сосняк расступается, и я вижу впереди, сквозь пелену дождя, деревенские домики с приветливо горящими огоньками окон, из горла вырывается не то вздох, не то всхрип. Продолжаю как автомат переставлять ноги, опасаюсь, что если остановлюсь, то просто рухну. Ковыляю до ближайшего строения. Открываю калитку, отчаянно надеясь, что в такую погоду дворовой пес тоже не захочет выходить из будки. Поднимаюсь по деревяному крылечку, слабеющей рукой стучусь. Если не откроют, буду ночевать прямо на этом крыльце. Но, на мое счастье, дверь открывается, на пороге стоит женщина средних лет со свечой в руках. Со свечой? От грозы электричество отрубилось? Женщина смотрит на меня с изумлением, переходящим в ужас. Неужели все настолько плохо?

— Простите, я, кажется, заблудилась, — хриплю я и начинаю оседать под пронзительный женский визг.

Глава 2

Мне холодно. Мне настолько холодно, что я инстинктивно пытаюсь зарыться поглубже в постель, стараясь найти там хоть немного тепла. Голоса бубнят надо мной что-то невнятное, а я, стуча зубами, пытаюсь сжаться в комок, свернуться как броненосец. Да что ж так холодно-то! Кажется, я говорю это вслух. Мне разжимают рот и вливают горячую горькую жидкость. Я пытаюсь увернуться, но мою голову крепко держат. Судорожно глотаю. От разлившейся горечи во рту я немного выныриваю из забытья и слышу откуда-то звонкий крик:

— Драгомир приехал!

Слышу, как скрипит входная дверь, быстрые шаги по комнате. Скорее чувствую, что надо мной кто-то склоняется.

— Тяжело тебе дался переход, милая. Теперь нужно, чтобы выжила. Во что бы то ни стало.

— Раскомандовался, — бурчу я и под короткий мужской смешок проваливаюсь в забытье.

Разлепляю глаза. Хотя очень не хочется этого делать. Во всем теле слабость. Осматриваюсь. Лежу в деревяной избе, за полотняным пологом. Точно! Я ж дошла до какой-то избы. Надо выяснить, где я. Начинаю шуршать одеялом, пытаясь выудить себя из кокона. За занавеску заглядывает молодая девушка, ойкает и снова скрывается. Неужели настолько плохо выгляжу? Невольно откидываюсь на подушку, пытаясь пригладить волосы.

Снова одергивается занавеска и ко мне подходит мужчина, лет тридцати. Интересное худое лицо с высокими скулами, нос с горбинкой, почти белые волосы собраны частично на затылке и свободно лежат по плечам. Почему первая мысль, что он опасен? Вернее, не так — может быть опасен, но отчего-то я его не боюсь. На нем темная расшитая по вороту рубаха и куча амулетов на шее. Ролевик? Он склоняет голову на бок и смотрит на меня с ироничной полуулыбкой.

— Ну здравствуй, Ярослава.

— Мы знакомы? — голос напоминает карканье. Я откашливаюсь и переспрашиваю еще раз.

— Почти. Но я не успел представиться. Я — Драгомир, волхв.

— Я так и подумала, что — ролевик. Можете сказать, где я?

— Название деревеньки тебе ни о чем не скажет.

— Мне нужно в наш лагерь реконструкторов. Мужики наверняка волнуются.

— Тебе для начала на ноги нужно встать. Ты сильно простыла, в горячке два дня пролежала, пока я не приехал. Уж думал — не вытащу.

— Два дня? Гадство! Тогда мне нужен мой рюкзак. В нем аптечка с антибиотиками. Выпью и быстрее оклемаюсь.

— Не стоит. Я все сделал, как приехал. Тебе скорее просто силы восстановить нужно. Но вещи твои принесут, — он разворачивается и собирается скрыться за занавеской.

— Вы не сказали, откуда меня знаете.

— А я все надеялся, что ты вспомнишь, — иронично улыбается Драгомир. Я внимательно смотрю в его глаза. В его серые глубокие глаза и мои невольно начинают расширяться от удивления.

— В электричке! Это были вы?

Вместо ответа он улыбается чуть шире и скрывается за пологом. Я изумленно откидываюсь на подушку. Но в электричке был безобидный дядечка за пятьдесят, седой и носом картошкой. Едва ли не радикально отличающийся от этого. Как такое могло быть? Или моя память решила сыграть злую шутку? Не понимаю. Может из-за болезни у меня в голове все перемешалось? Ладно, разберемся. Ко мне мышкой проскальзывает молодая девушка с моим рюкзаком в руках.

— Привет, — здороваюсь я с интересом рассматривая незнакомку. На ней домотканая рубаха с вышивкой, поверх нее — сарафан. Волосы заплетены в длиннющую роскошную косу (интересно, не мешает ей шиньон), на лбу красная расшитая тесемочка, под цвет ленты в косе. Ну надо же как ролевики расстарались. Обычно так глубоко не заморачиваются, если это не центральный персонаж

— Доброго дня, — шепчет девушка.

— Я — Ярослава. А тебя как звать?

Девушка кладет рюкзак у изножья кровати. Повторяю вопрос про имя.

— Весняна.

— Ух, ты. Прикольно. А в реале как?

— Где, госпожа?

— Ну в реале. В жизни.

— Везде так кличут.

— Хм. Затейники у тебя родители. Или у вас организатор не разрешает имена из реала использовать?

— Я совсем не разумею про что ты, госпожа, — испуганно шепчет девушка.

— Как у вас, у ролевиков, странно. А принеси-ка ты мне, Весняшенька, водички умыться и зубы почистить.

— Почистить? А для чего?

— Хм, как вы, оказывается, в роли вживаетесь. Очень натурально, прям как наши. Ну, ковшик теплой воды, если можно, все же принеси.

Смущенная девушка с явным облегчением убегает. Я особо никогда с ролевиками плотно не пересекалась, их внутренней кухни не знаю. Может и правда у этих фэнтезийников так строго. Или девушка давно варится в этой кухне, привыкла быть погруженной в роль. Осторожно сажусь на кровати, с удивлением рассматриваю надетую на меня рубаху. Длинная, из небелёного домотканого материала. Вышивка по горловине и подолу. Трогаю, похоже на ручную работу. Заморочились, какое внимание к деталям! И не лень было на меня расходовать свои костюмы. Такая дотошность обычно больше нам, реконструкторам, свойственна. Ну да и ладно, не буду лезть в чужой монастырь.

Умывшись, решаю выйти из дому и осмотреться. На улице ясное солнце и лазурное небо, тепло. Но я поневоле вздрагиваю от легкого ветерка. Драгомир сидит на скамье у крылечка, расслабленно откинувшись на спину. Длинные ресницы отбрасывают тени на острые скулы. Поворачивает голову, задумчиво, словно решая что-то в голове, смотрит на меня. Пожалуй, его даже можно назвать красивым, хотя у него скорее необычное, запоминающееся лицо с ироничной улыбкой на тонких губах. Когда подхожу, встает и закутывает меня в плащ, небрежно лежащий на скамье.

— И чего вышла? Рано тебе еще на сквозняках сидеть, — притворно ворчит.

Поплотнее закутываюсь в плащ, ткань тяжелая, еще хранящая тепло мужского тела. Инстинктивно утыкаюсь носом и глубоко вдыхаю. Приятно пахнет, вроде как лесом. Неужели у них парфюмом можно пользоваться? Подбираю длинные полы плаща и присаживаюсь рядом.

— Далеко мои реконструкторы?

— Изрядно, — уклончиво отвечает он.

— Не понимаю, как могла заблудиться. Я хорошо на местности ориентируюсь. Да и дорогу эту знаю, как свои пять пальцев.

— Не твоя в том вина, — не открывая глаз, говорит он.

— Вы мне направление покажите, куда идти. А дальше я сама.

— Сегодня еще долечишься, выезжаем завтра поутру. Я провожу.

— Не стоит. Я сама…

— Конечно сама. Наверняка всегда сама. А я провожу.

— Ну раз не в лом…, — точно также откидываюсь на стену избы. Спорить совершенно нет желания. Солнышко приятно ласкает щеки, а плащ не дает прохладному ветерку пробраться под одежду.

— И давай на «ты». У нас тут так принято, — продолжает он.

— Давай. Слушай, а как тут с купальными процедурами?

— Баня есть. Велю растопить. Прогреешь косточки.

Понимаю, что мой собеседник не расположен продолжать разговаривать. Сижу еще немного и вернув плащ, возвращаюсь в дом. Весняна знакомит меня с матерью, которая заходит в дом немногим позже меня. Вроде действительно похожи. Надо же — как удивительно: девушке удалось и мать завлечь, редко в ролевики идут в зрелом возрасте. Отчего-то обе меня побаиваются, уж не знаю, что им сказал носитель кучи амулетов. Да и какое мне дело, я ж уеду завтра.

Меня накормили вкусной похлебкой, отчего по телу разлилось приятное тепло. Потом через некоторое время девушка проводила меня в баню. Я от помощи отказалась, но напарилась всласть, даже неумело пожамкала себя веником. Помытая, но разомлевшая, вернулась в дом и покорно выпив какого-то укрепляющего отвара, бессовестно завалилась спать, забыв про таблетки. Почти проваливаясь в сон, услышала отрывок перешептывания:

— Хорошо, что к нам она пришла. Драгомир такую награду дал, что и зиму переживем, и тебе на приданое отложим.

–Мама, а кто она? Что сам Ведающий над ней два дня глаз не смыкал?

— Ш-ш, нам дела волхвов знать не должно. Не лезь в это!

«Наверное, роли разучивают», — подумала я. Какие старательные…

Хорошо, что спать я легла рано. Как знала. Потому как разбудили меня еще засветло. Возмутительная, полусумеречная рань! Сама не знаю, как глаза разлепила. Одевшись да наскоро перекусив при свете свечи, подхватила рюкзак, поблагодарила хозяюшек за гостеприимство, после чего вышла из дому. И остановилась на крыльце как вкопанная: Драгомир, в компании еще двоих мужчин, стояли у привязанных к столбу коней и тихо переговаривались. Но если волхв был одет только в рубаху, темные штаны и наброшенный плащ, то спутники явно изображают воинов, поверх рубашек — кольчуги, на головах шлемы, на поясах — мечи. Даже на первый взгляд — вижу очень качественную работу, явно кузнец знает свое дело. Ни разу не китайская поделка. Мужики удивленно смотрят на меня. Не пойму с чего? Умылась, причесалась. На свежеподнятого зомби не похожа, хоть и, увы, без утреннего кофе. Почему-то особенный шок у них вызывают мои штаны. Вытаращили глаза, как будто я без них вышла. Да что ж такое-то?

Подхожу к Драгомиру. Он также как вчера, накидывает мне на плечи темно-синий плащ, застегивая на затейливую фибулу. Мы с ним одного роста, но мои 177 см меня никогда не парили. Скорее напрягали тех мужчин, у которых сверху вниз на меня смотреть не получалось. Но этого похоже, такой мелочью как рост, не пронять. У волхва к седлу приторочен второй плащ — ишь какой предусмотрительный, когда разжиться успел?

— А если бы я верхом ездить не умела? — спрашиваю я.

— Посадил бы сзади, как мешок с рухлядью, — хмыкает он. И хотя я понимаю, что «рухлядь» он у потребил в смысле — «мех», звучит оно как-то обидно, — подсадить тебя?

— Обойдусь, — дуюсь я на рухлядь, — далеко ехать?

— Неблизко.

Подхожу к лошади, поглаживаю по морде, знакомлюсь. Она принюхивается, косит на меня добрыми глазами.

— Не боись, смирная, — басит один из вояк, тот, что постарше, — Я — Миран. А молодший — Ивашко.

Киваю в ответ:

— Ярослава.

Стараясь не ударить в грязь лицом, легко взлетаю в седло. Отчего-то у обоих вырывается слаженный вдох. У них что — совсем девки неумелые что ли? Может группа ролевиков пока небольшая, девушек мало? Хотя кто их разберет?

Ешки-матрешки! Я-то думала, что далеко — это час-два ходу. Но на привал мы остановились сильно после обеда. Сцепив зубы, я почти сползаю с лошади. Если бы не крепкие руки Драгомира на моей талии, я бы рухнула на землю, как рухлядь. В самом рухлядском смысле слова.

— Пошли, раненный боец, — хмыкает, уверенно придерживая меня одной рукой. Он худощав, но руки крепкие, сильные. Видимо не чурается тренажерки, хотя по нему и не скажешь. Ролевик усаживает меня под дерево на расстеленное кем-то из сопровождающих одеяло. У меня болит все! Спина, ноги и многострадальная пятая точка. Я таких марш-бросков не совершала… Да никогда я столько верхом не ездила! Чтоб бы вас всех… С тихим стоном вытягиваю ноги. Я так устала, что нет сил даже злиться. Завернувшись в плащ, наблюдаю за тем, как Миран споро разжигает костер, пока младший занимается лошадьми. Драгомир присаживается рядом, покусывая травинку. Обманчиво расслаблен, но мне напоминает готового к атаке хищника.

— Слушай, дружище, ты мне рассказать ничего не хочешь, а? — начинаю я.

Вместо ответа он с ироничным прищуром смотрит на меня. Так смотрит, что я начинаю заводиться. Что за ухмылки?

— Что именно ты хочешь знать, Ярослава?

— Я не могла так далеко уйти от станции, — четко выделяя слова, говорю я.

— Не могла, — легко соглашается он. Злюсь еще больше, но пока сдерживаюсь.

— Тогда куда мы едем?

— Туда, где ты получишь все ответы на вопросы.

— А не подзадолбал ли ты говорить загадками, а? — я невольно начинаю повышать голос. Двое попутчиков с ужасом в глазах отступают с лошадьми подальше. Явно на их самодовольного старшого давно никто не орал. Ничего, переживет, — конкретно: где мы и куда едем?

— Конкретно: мы — в лесу. Едем в княжью столицу, Миргород. Полегчало?

— Ты накурился что ли? Какой еще Миргород? Здесь нет такого города!

— У тебя там — нет. А здесь — есть.

— Хватит мне нести вашу ролевую чушь! В какой стороне железная дорога? Станция — где? Мне туда нужно.

— Здесь нет железных дорог, Ярослава, — он спокоен как удав, а у меня едва не дым из ушей.

— Где — здесь? В области?

— В этом мире.

— Где?? Ты вслед за мной температуришь? Таблеточек дать?

— Успокойся, Яра.

— Я спокойна, — рявкаю, — это вы — ролевики, долбанулись, вконец!

— Давай — так: мы завтра приедем в город. Ты все увидишь своими глазами.

— Ваш ролевой городишко? Чего я там не видела?

— Я не буду больше ничего говорить. Потерпи до завтра. Прошу, — он смотрит доброжелательно, но твердо. А я внимательно смотрю в его глаза. Вроде зрачки в норме, глаза смотрят ясно, не подернуты наркоманским безумием. Смотрю на руки, не трясутся, не дрожат. А может он сумасшедший? Шизофреник? Елки, вот влипла-то! Становится страшно. Невольно отодвигаюсь от него подальше.

— Тебе не следует меня бояться, Ярослава, — словно угадав мои мысли, тихо произносит он, — я буду последним, кто причинит тебе вред.

— А кто вас, ролевиков… — бурчу я.

— Я не ролевик. Я действительно волхв.

— Конечно-конечно, — быстро соглашаюсь я, вспоминая, что с сумасшедшими нельзя спорить.

Ошарашенная возникающими перспективами, я молча ем похлебку, которую мне с опаской протянул Миран. Мы еще немного отдыхаем и начинаем сворачиваться. Я со стоном, уже без утренней легкости, взгромождаюсь на лошадь. Мозг исступленно ищет выход из положения и не может найти. От этих троих я не уйду даже верхом, лошадь несвежая, да и в целом, далеко не скакун. Можно попытаться уйти ночью. Но куда? Этот лес я не узнаю абсолютно. Несколько раз тайком доставала телефон, пытаясь или позвонить или уточнить геолокацию. Но связи нет от слова совсем. После бесплодных попыток настроение сникло в жеванный комок. Еду понуро, едва держась за поводья. Устала, как бурлак на Волге.

Видимо не совсем еще оправился мой организм. Драгомир часто едет бок о бок, но видимо чувствуя мое состояние, разговор не заводит. Просто поглядывает искоса, все больше хмурясь. Наконец не выдерживает, и просто сдергивает меня с седла на свою лошадь. Я так устала, что едва сопротивляюсь. Он усаживает меня спереди, прижимает к себе и укутывает плащом. С усталым вздохом я приваливаюсь к твердой мужской груди. Ерзаю, устраиваясь поудобнее. Завтра дозлюсь, сегодня устала.

— Отдыхай, амазонка моя, — слышу я тихий голос и ощущаю ладонь на своем лбу. Под мерный стук мужского сердца почти сразу уплываю в дрему. Не такой уж он и гаденыш, хоть и шизофреник. Возможно, говорю это вслух, потому что скорее чувствую, чем слышу, тихий мужской смех.

Глава 3.

Я безбожно проспала до утра, не почувствовав ни как меня снимали с лошади, ни как разбивали ночной лагерь. Странный долгий сон, один плюс — я ощущаю себя полностью здоровой. Умывшись утром у ручья и собрав волосы в высоких хвост, я, чувствуя боль при каждом шаге, возвращаюсь в лагерь. Мне тут же сунули в руки кружку каким-то горячим отваром и кусок домашнего хлеба с сыром. Безропотно все съедаю. Скорее бы уж этот лагерь ролевиков, там уже выясню, где мы, и быстренько смоюсь. Может даже позвонить своим мужикам получится.

— Ты сегодня не так зла, как вчера, — улыбается Драгомир.

— Решила подождать развития событий, — дипломатично ухожу от ответа. Чтобы не продолжать разговор, и не разозлить сумасшедшего, встаю и отхожу подальше. Начинаю через боль делать что-то типа зарядки с растяжкой, чтобы хоть немного разогреть одеревеневшие мышцы. Отчего-то вояки начинают усиленно прятать глаза, только младший стреляет глазами украдкой. Вы откуда такие дикие, ребята? Ничего ж особенного не делаю.

После череды упражнений становится чуть легче. Споро сворачиваем лагерь и садимся на лошадей. Едем легкой рысью, но лес кажется бесконечным. Как весь остальной коллектив туда добирается? Неужели тоже на перекладных? Почему поближе нельзя было организовать мероприятие?

Драгомир едет первым, я на корпус позади, вояки замыкают процессию. Никто не разговаривает. Я молчу, хотя меня распирает от вопросов. От волхва толку не добьешься, вояки меня сторонятся, как заразную. Разговора явно не получится. Скорее бы уж этот их «городишко». Наверняка пяток цветных шатров так гордо величают. Что поделать — склонность к пафосу есть у всех неофитов. И меня бы это так не напрягало, если не мое дурацкое заблуждение в лесу. До зубовного скрежета хочу увидеть карту и понять, где свернула не туда.

Ближе к обеду лес расступается, мы взбираемся на холм и… меня пробивает холодный пот: внизу под нами река, а на том берегу — город. Город! Не пяток шатров или землянок, а нормальный средневековый город. Строения сплошь деревянные — избы и ремесленные мастерские жмутся к высокому частоколу. Там же расположено торжище, где, видимо, торгуют всем и сразу. Ворота в деревянной стене укрепленные, и судя по размерам поселения, даже не одни. За высокой городской стеной, выше на холме я вижу забор детинца, который огораживает вольготно раскинувшиеся просторные хоромы знати, украшенные затейливыми башенками и резьбой. Самые большие и с блестящими медными крышами вероятно княжеские.

Нервно, по привычке начинаю крутить и дергать браслет. Смотрю на открывающуюся картину и холодеет в груди: неужели то, что говорил мне этот шизофреник — правда? Это — не мой мир? Да быть такого не может! От слова совсем! Может мне чего в отвар подмешали, и я лежу сейчас под кустом и пускаю слюни? Чтобы хоть как-то убедиться в реальности происходящего, впиваюсь ногтями в руку. Больно. Невольно сжимаю левую руку в кулак, стараясь удержать рвущуюся наружу панику. На лице покерфейс, работа научила держать лицо. Но Драгомира это не обманывает. Он подъезжает ко мне и останавливает рядом коня.

— Это Миргород, Ярослава. Ты будешь гостьей местного князя, Велеслава.

— Зачем? — цежу я сквозь зубы.

— Он ждал тебя. Мы все ждали.

— Опять говоришь загадками?

— Мы остановимся в палатах князя. Ты будешь почетной гостьей.

— Еще раз — зачем? Хватит недомолвок. Мне нужны ответы.

— Ты их получишь. Обещаю.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты бесишь?

— Нет, — опасно улыбается он, — не рискуют.

Сцепляю зубы и жестко давлю нарастающую панику. Истерика не поможет, надо постараться сохранить рациональное мышление. Подождать. Нужно подождать и собрать информацию. Это единственное, что я сейчас могу. Реветь при посторонних — не мой профиль.

Трогаемся. Неторопливо съезжаем с холма. Мерно проходим через деревянный мост, далее дорога расширяется к подъезду в город. Внушаю себе, что я сторонний наблюдатель. Это кино, такое глубокое, сверхчеткое 3Д. Так проще, разум никак не хочет смиряться, с происходящим. Ему легче поверить в гипноз, наркоту или визуальные эффекты инопланетян.

Начинается ремесленный посад: деревянные срубы, сначала полуземляные, потом во весь рост, кое-где огороженные невысоким плетнем. Объезжаем по краешку торжище, на котором идет бойкая торговля. Судя по размеру города — эта торговая площадка не единственная в городе, но крупная. Бойко, шумно, много запахов — еды, металла, скотины. Въезжаем в ворота. Суровые стражники, едва глянув на Драгомира, уважительно кланяются.

За воротами начинается город. Более нарядные и просторные избы, крытые тесом, а не соломой. Жители одеты в одежду поярче, больше украшений на женщинах. Поплутав по запутанным улицам, подъезжаем к воротам в детинец — район знати. Проезжаем беспрепятственно, стража уважительно кивает, видимо моих попутчиков здесь знают. Начинают попадаться дома за высокими заборами, которые иначе как «хоромы» не назвать: 2-3 этажа, башенки, балкончики. Но на самом высоком участке выделяется отдельный, выстроенный с молодецким размахом особняк, крыши башенок которого отделаны то ли медью, то ли позолоченными листами. Такие амбиции могут быть только у самого главного — у князя. Его палаты отделены отдельным частоколом, у которого также стоит на страже охрана. Беспрепятственно минуем и их. Просторный двор, туда-сюда снуют дворовые слуги. В лаптях! Беззастенчиво пялюсь на плетенный раритет. Подъезжаем к нарядному широкому крыльцу. Помимо слуг, принимающих коней, выходит дородная женщина:

— Здрав буди, волхв.

— И тебе не хворать, Малка. Я к князю. Гостья со мной важная, устроить ее на женской стороне, но с отдельным входом, подальше от хором княгини. Девку приставь толковую и расторопную, — его голос так холоден и бесстрастен, что я невольно вздрагиваю и поворачиваю голову, чтобы проверить, что это тот самый Драгомир, что ел со мной похлебку из одного котелка.

— Все сделаю, Ведающий.

— Иди с ней, Ярослава. Отдохни пока. За тобой придут позже.

— Зачем?

— Увидишься с князем и получишь ответы на свои вопросы.

— Особенности этикета?

— Постарайся не хамить, как мне.

— Что? — взрываюсь я.

Вместо ответа он раскатисто хохочет, расслабленное лицо мгновенно делает его моложе. Чтобы хоть как-то выместить злость, протягиваю руку и ощутимо дергаю за прядь белых волос. Он резко осекается и с изумлением смотрит на меня. Нагло показываю ему язык и спрыгиваю с лошади. А нечего надо мной смеяться, девочки этого не любят.

Отстегиваю притороченный рюкзак, на прощание машу сопровождающим воинам рукой и ухожу за дородной ключницей. У женщины круглые глаза от моей выходки, но она слишком вышколена, чтобы задавать вопросы гостям, пусть и в странной, пропыленной одежде. Поднимаюсь на крыльцо. Идем какими-то лабиринтами, без путеводителя не разобраться: комнаты, переходы, галереи. Стараюсь запомнить дорогу, но с первого раза сложно. Сворачиваем в один из переходов и через очередные сени попадаем сначала в просторную светлицу, из которой ведут две двери. Домоправительница открывает их поочередно:

— Опочивальня.

Проходит дальше, я вслед за ней.

— Помывочная. Такие только в доме князя да ближних бояр. Заморский мастер делал, — видимо хотела меня впечатлить техническим прогрессом. Захожу вслед за ней. Комната небольшая, в центре большая деревянная лохань, у бортика которой подобие крана с поворотной задвижкой. Подхожу, небрежно поворачиваю. После некоторого шума начинает идти вода.

— Только холодная? — не удерживаюсь от шпильки. Уж больно самодовольное у тетки лицо.

— А какая ж еще?

— У меня дома горячая и холодная подается.

— А как это так, госпожа? Из печи? — изумляется Малка.

— Это рабочим знать надо — как. А я — просто пользуюсь.

После этого домоправительница заметно присмирела и перестала недовольно коситься на мою одежду. В светлице есть еще отдельная кладовая, а в комнате опочивальни — сундук, на котором, как мне сказали, будет спать служанка. Ох, профсоюза на них нет! Опасливо косясь на меня, экономка быстро ретировалась, пообещав прислать девку в услужение.

Когда она ушла, я устало присаживаюсь на кровать. Крепко сколоченная, но узкая, с украшенными затейливой резьбой изголовником и изножьем. Поверх настила из переплетенных ремней уложен матрас, перина и все это великолепие укрыто цветным расшитым покрывалом. Подушка одна, на вид — перьевая. Осматриваюсь по сторонам: стены расписаны яркими цветами и птицами, в углу два кресла, стол и сундук. На деревянном полу ковер, одну из стен занимает русская печь, которая одним из своих изразцовых боков выходит в светлицу.

Снимаю сапоги, и вытягиваю усталые ноги. Сюр какой-то! Я — в ПА-ЛА-ТАХ. Да еще и княжеских. В древнерусских, мать их, палатах! Мозг отказывается принимать то, что видят глаза. Еще немного и начнется раздвоение сознания: верю-не верю. Даже для программы «Розыгрыш» размах слишком велик. Да и кто я такая, чтобы меня настолько правдоподобно разыгрывать?

Раздается осторожный стук в дверь. В открывшуюся щель просовывается круглолицее лицо. Глаза испуганные, но вздернутый нос и смешливый рот выдают в ней болтушку.

— Заходи.

Девушка протискивается в проем. На вид лет четырнадцать, но вполне сформировавшаяся. Невысокого роста, веснушки, светло-русая коса, сарафан, лапти. Натюрель а ля-рюс.

— Доброго здоровьица, госпожа.

— И тебе. Как звать?

— Смеяна. Но все Смешкой кличут.

— Ярослава. Смешка, мне помыться и перекусить нужно.

— Ой, я сейчас кликну чернавок — воды нанесут. Здешняя печь только растоплена. А съестного сама принесу. Чего желаете?

— Главное, чтоб горячее было. И попить.

— Взвару или сбитня?

— Э… давай на твое усмотрение.

Прислужницы с бадьями горячей воды в руках появляются через несколько минут. Когда ванная наполнена, я со вздохом погружаюсь в нее — вот оно, счастье. Все остальное — потом, сейчас нужно смыть пыль и усталость и вновь почувствовать себя человеком. Я с наслаждением мою голову, намыливаю тело. Релаксирую, пока не начинает остывать вода. Нехотя все же встаю на ноги, начинаю промокать лицо захваченным родным полотенцем. Внезапно раздается изумленное ойканье. Резко опускаю руки и поднимаю глаза: Смешка на пороге с отрезом ткани в руках смотрит на меня как на привидение.

— Что такое?

— Госпожа… у вас там… волос нет!

— Ну и..? — недоумеваю я, вытирая плечи и живот. Надеюсь, здесь за эпиляцию на кострах не жгут?

— А почему? — растерянно шепчет девушка.

— Удалила.

— Как же это? Чем?

— Лазером. Ты чего зашла?

— Я… полотно вытереться принесла. И поснедать ужо на столе. А что есть лазер?

— Э-м… молнии такие, маленькие только.

— Ой, мамочки! Больно наверное?

— Не больно. Главное — навсегда.

Надеваю длинную футболку и свежие трусики. Служанка продолжает смотреть на меня как на экспонат. Не сразу доходит, что дикий интерес вызывает белье. Прикидываю, что, судя по одежде и архитектуре, на дворе примерно параллельный 10-12 век, т.е. трусов тут наверняка не изобрели. И у всех все «дышит». Усмехаюсь и выхожу из купальни. Смешка, как привязанная, семенит за мной, теребя косу. На столе в горнице стоит поднос, на котором миска с чем-то мясным, ломоть хлеба и кружка с горячим.

— Смешенька, присядь. Поговорим, пока я ем, — понимаю, что нужно сразу расставить все точки над «ё».

Девочка неохотно переминается с ноги на ногу, потом осторожно присаживается на край скамьи, блестя любопытными глазами. Мне нужны союзники, а она пока ближняя к телу. И от меня зависит: станет ли она верным союзником или услужливым доносчиком.

— Смеша, я хорошо отношусь к подчиненным. Пока они мне преданы, — отхлебываю горячего взвара.

— Госпожа, я…

— Не перебивай. Все что ты здесь увидишь и услышишь не должно покидать этих стен. Как бы кто не спрашивал.

— Но…

— Прикидывайся дурой, мели ерунду, но ни слова. Ни про меня, ни про мои вещи. Про вещи — отдельный разговор. Я ненавижу, когда их трогают. Поняла?

— А ежели вам одёжу надо будет подготовить? Али постирать?

— Одежду я сложу в сундук. Ты можешь ею заниматься. А вот то, что лежит в этой сумке — киваю на рюкзак, — трогать нельзя. Тем более выносить отсюда.

— Да, госпожа! Но ежели кто их челядинок княгини…

— Скажешь, что я издалека. У нас за то, что без разрешения трогают чужое — отрубают руку.

— Ой!

— И я это сделаю. Со всяким, кто мои вещи тронет.

— Ой, мамочки! — на глаза девочки наворачиваются слезы.

— Тебя — не обижу. Если все будешь в точности выполнять, как я скажу.

— Госпожа Ярослава! — служанка скатывается со стула и со слезами бухается на колени, — я ж никогда…

— Вот и хорошо, что никогда. А сейчас — сядь обратно. И пока я ем, расскажи обстановку в Датском королевстве.

— Где?

— Здесь у вас, у князя. В целом расскажи, что и как.

Смешка оказалась бесценным источником информации. От нее я узнала, что местному князю Велеславу уже тридцать вёсен, он не женат и бездетен. Княжьими хоромами управляет мать князя — Дивляна, у князя есть еще три сестры — незамужние, все при матери. Уж как она не стремится женить сына, а тот отвергает всех материных протеже. Даже слухи начали ходить разные, что у князя зазноба была в юности и он забыть ее не может, али что-то еще пострашнее. Но то говорят шепотом и с оглядкой, ибо князь скор на расправу. Драгомир один из верховных волхвов, очень уважаемый. У князя дружина, над которой стоит его давний друг — воевода Беригор. Есть еще ближние бояре, но они так, советчики, князь решения принимает сам. Суров, но справедлив. Люди под княжьей рукой довольны. Войны сейчас нет, так, мелкие набеги валоров.

Ладно, с внешнеполитическими проблемами чуть позже разберусь, мне бы с внутренней кухней разобраться. Пока выслушивала местную сводку новостей, успела съесть все, что принесла моя информаторша.

Поднимаюсь из-за стола и иду в спальню распаковывать рюкзак. Так. Надо посмотреть все, что у меня есть, так сказать «стартовый капитал». Белье, несколько расшитых рубашек, штанов, двое лосин, суконный камзол, еще одна пара высоких сапог по колено, аптечка, чехол с ножницами и маникюрными принадлежностями, косметичка с расческами и резинками для волос. Это, не считая толстовки и кроссовок. На самом дне завалялась пачка прокладок. Но с моим проблемным, почти отсутствующим циклом — они скорее дань привычке, чем что-то нужное. Лучше бы пачка кофе. Ах да — и купальник, май все-таки. Собиралась я поплавать. Ога, два раза! М-да, в целом — негусто. С таким арсеналом революцию не совершить. Хотя я вроде не собираюсь пока. Сначала нужно осмотреться, понять расстановку сил… Боже, как же нестерпимо хочется моргнуть и проснуться!

Что ж, в первую очередь нужно поговорить с этим Драгомиром, он обещал мне ответы на вопросы. Как, черт возьми, я сюда попала! И как можно вернуться обратно. В мой мир интернета, электричества и кофе. Блин, как же хочется кофе!

Для встречи с Драгомиром одеваю плотные лосины, спортивный топик под длинную, до середины бедра рубашку, поясок и высокие сапоги. Собираю волосы в высокий хвост. Достаю карманное зеркальце и смотрю на свою невеселую физиономию. Румяна бы, конечно, не помешали, но краситься откровенно нет желания. Присаживаюсь в кресло.

— Госпожа, — подает голос Смешка, — а платья и поневы¹ у вас в дороге потерялись? Али разбойники похитили? Только портки остались?

— Не ношу я платьев. Неудобные они.

— А муж не серчает? Али отец?

— Нет у меня никого. Мать только.

— А кто ж тогда косу отрезал?

— Мне что ли? Сама и отрезала. Так удобнее.

— Ой, как в ваших краях чудно! А муж, чай помер? Тебе же вёсен немало.

— Да что ж ты заладила: муж-муж! Зачем он мне? Сама живу, сама зарабатываю.

— Сама? — всплескивает руками девушка, — да как же ж это?

— Нормально, — говорю я, — многие так живут.

— А детишки как же?

— Для себя можно родить. И самой воспитывать.

— Самой? Без мужа? А люди что скажут? Ох, аж голова кругом, — едва не причитает над моей горемычной долей Смешка.

В соседней комнате слышен стук в дверь. Девушка подскакивает и торопливо бежит в светлицу. Возвращается в комнату через минуту.

— Там служка пришел. Князь тебя к себе требует, госпожа.

— Даже требует? — ухмыляюсь я. Изнутри, конечно, подмывает сказать: а не пойду. Но понимаю, что времена тут простые, могут и голову отрубить за неподчинение. Или какие тут казни в приоритете? Колесование? Виселица? Не-не, пожить еще хочу. Выхожу в светлицу, киваю почтительно склонившемуся слуге и следую за ним. Коридоры, переходы… древнерусский лабиринт. Если сюда враги ворвутся, плутать будут неделю.

Выходим на открытую галерею. Внизу что-то вроде тренировочного поля. Десяток мужиков, разбившись на пары лупастят друг друга мечами. Мне было бы интересно, но мы со слугой торопимся. Тем не менее, я останавливаюсь: мое внимание привлекает детское жалобное поскуливание.

Перевешиваюсь через перила и вижу, как какой-то здоровый бородатый мужик пинает мальчишку лет десяти. Ребенок лежит на земле, свернувшись комочком, пытаясь защититься от нападающего. К тому подскакивает светловолосый кудрявый юноша, пытается остановить, но тот, не глядя, отшвыривает подростка, как щенка. Тут меня просто перемыкает.

— Эй, ты! — ору я (а голос у меня зычный), — совсем охренел, дылда здоровая!

— Ты это мне что ли? — мужик поднимает патлатую голову и злобно сверкает на меня глазенками.

— Тебе, урод! Кто-то еще здесь детей бьет?

— Шла бы ты, куда идешь. Еще не хватало, чтоб баба на меня голосила.

— Бабы вышивают и косы плетут. А я тебе сейчас физиономию расквашу.

— Да ну! Ишь какая дерзкая. Может мужика у тебя давно не было? Так я подсоблю, чтоб не дерзила.

— Подсобилку попридержи. Будешь играться долгими вечерами.

Не в силах удержать подкатывающее к горлу бешенство, я, забыв обо всем, слетаю по лесенке с галереи во двор. Наша перепалка не осталась незамеченной. Вояки перестали сражаться, начали подтягиваться к месту нарастающего конфликта. Извечное человеческое любопытство, что сказать. Обращаю внимание, что несмотря на ширину плеч, многие ниже меня ростом, как минимум на полголовы. А кто и поболее. Потому и смотрят на меня с изумлением. Да здравствует акселерация, ребята! Мой оппонент тоже не может мне смотреть в глаза на равных, и видимо бесится. Собирается целый кружок из зрителей, глаза которых горят предвкушением зрелища. Виданное ли дело — баба мужику, вояке, грозит трепкой.

Туговато у них тут с развлечениями, сейчас исправлю. Стою спокойно, расставив ноги в стойку и нагло улыбаясь. Знаю, что это многих бесит. Не в первой мне в спарринге с мужчиной. А хам нутром чувствует подвох: с чего бы это баба против него на равных вышла и не боится? Вроде и уверен в своих кулаках, но рот и плечо заметно подергиваются. А я краем глаза вижу, как кто-то из прислуги поднимает побитого ребенка и уносит внутрь.

— Госпожа, — шепчет за моей спиной кудрявый паренек, что пытался мелкого защитить — давай я выйду. Пусть лучше он меня побьет.

Чуть поворачиваю голову, благодарно улыбаюсь благородному мальчишке.

— Не стоит.

Именно в этот момент раззадоренный насмешливыми выкриками из толпы, бородач бросается вперед. Я не выпускала его из поля зрения, понимая, что противник подлый, раз бил беззащитного ребенка. Он азартно размахивается, видимо собираясь выбить из меня дух своим кулачищем. Подныриваю под его руку, уходя от удара, одновременно отработанным движением перехватываю его плечо, ставлю подножку и завожу его руку за спину на болевой. Словно подкошенный, мужик шмякается на землю. Раздается слаженный мужской вздох. Да, это хардкор, ребята. А вы что думали: я с визгом буду глаза выцарапывать?

Опираюсь коленом на спину, выворачиваю повыше руку, чтобы почувствовал, кто хозяин положения. Тот яростно мычит, но боль в суставе слишком острая. Надавливаю на шею, чтобы хам получил весь спектр эмоций.

— Запомни, урод: детей быть нельзя. И женщин тоже. Запомнил?

— Сука! Да! — ревет озверевший от боли мужик.

— Молодец. Хамить незнакомым людям тоже нельзя. Могут и покалечить. Понял?

— Что здесь происходит? — раздается низкое рычание.

Поднимаю голову и вижу, как сквозь толпу к нам пробирается высокий светловолосый воин. Густая грива выгоревших до белизны русо-пепельных волос по плечам придают ему вид сердитого льва. Светлые, холодные, как льдинки, глаза гневно сверкают на загорелом мужественном лице, крылья ровного носа гневно раздуваются. Интересное лицо, сила в нем чувствуется. В отличие от других вояк в домотканых рубахах — этот одет в кольчугу, высокие сапоги заляпаны засохшей грязью. Перед ним расступаются, он высится как могучий дуб среди молодого березняка. Но если хотел ошарашить меня грозно сдвинутыми бровями — то просчитался.

— Твой вояка? — спрашиваю, заставляя лежачего замычать от боли.

— Ну?

— Манерам поучи. Чтоб не хамил людям.

— Ты кто такая?

Вместо ответа отпускаю лежачего и встаю во весь рост напротив нового собеседника. Этот повыше меня, под метр девяносто, если не выше. Широченные плечи скрыты кольчугой, но видимо никаких неудобств от ношения этой тяжести он не испытывает. Но вот что он испытывает — так это удивление. Так как смотрит на меня как на диковинный музейный экспонат. Но недолго я ему позволяю глазеть. Мой новый визави, видимо, тоже ни терпением, ни манерами не отличается. Нагло смотрю на него, не опускаю глаз. Высокомерия и у меня хватает, малыш.

— Там, откуда я родом, мужчина сначала здоровается. Потом представляется. А иначе и его могут поучить манерам.

— Чего?! — рычит незнакомец, яростно сверкая глазами, — да я тебя…

— Один уже грозился, — ухмыляюсь уголком губ.

Рука воина инстинктивно ложится на рукоять меча. Да ладно? Ты серьезно собрался на меня бросаться с оружием? Приподнимаю насмешливо бровь.

— Охолони, Беригор! Это гостья моя, — раздается голос сверху.

Мы с оппонентом одновременно поднимаем головы. На галерее стоят двое: небрежно опирающийся на перила ухмыляющийся Драгомир, и одетый в богато расшитый кафтан мужчина. Гордая посадка головы, золотой медальон на шее и уверенный взгляд выдают в нем кого-то высокопоставленного.

«Князь», — зашептала толпа и начала потихоньку редеть.

— Ярослава, поднимайся к нам, — приветливо, словно ничего не произошло, машет мне рукой Драгомир.

Бросаю еще одну ехидную ухмылку на оппонента. И не могу удержаться от колкости.

— Подстригся бы ты, лохматый. Пока тебя за косы не оттаскали.

— Что? — инстинктивно делает он шаг ко мне, сжимая кулаки.

— Беригор! — окрик князя останавливает его.

— Портки нацепила и решила, что воин? — шипит мне вслед взбешенный гигант.

— Да я тебе и в платье задницу надеру, — не остаюсь в долгу я, поднимаясь по лестнице.

Толпа приглушенно охает. М-да, представление вышло что надо. Впечатлений хватит всем и надолго. А ведь надеялась побыть тихой мышью и временно не отсвечивать. Не шмогла! Поправляю рубашку, поясок и поднимаюсь на галерею.

— Ярослава, — делает ко мне шаг навстречу волхв, — позволь представить — Велеслав, князь Миргородский.

Делаю легкий кивок головой и по привычке протягиваю руку. Брови князя удивленно поднимаются вверх, но надо отдать должное — он справляется с собой почти мгновенно и крепко пожимает протянутую руку. Ладонь у него оказалась крепкая, мозолистая. Не чета разнеженным ручкам офисников.

— Княже, пойдем в покои. Не след прилюдно беседы вести.

Мы уходим с галереи. Проходим длинный коридор, в конце которого у двери стоят два стражника. Князь заходит первый, а вот Драгомир галантно пропускает меня вперед. Как-то подозрительно много этот волхв знает о моем мире и его правилах. Велеслав присаживается в резное обитое красным бархатом, кресло. Оно расположено в дальнем конце горницы, на постаменте из двух ступеней. Стены роскошно расписаны, на полу лежит богатый красный ковер. Я с невольным изумлением осматриваюсь по сторонам. Вот это меня занесло! Историей дышит каждый сантиметр помещения. Неужели все-таки правда?

Волхв тем временем, подводит меня к покрытой бархатом лавке у стены, присаживаемся. Перевожу взгляд на хозяина всего этого великолепия. А ведь красив, чертяка! В отличие от окружающих, он гладко выбрит, прямые темные брови, большие зеленоватые глаза с синим ободком по краю, прямой римский нос, твердый подбородок. Благородное, умное лицо. Слегка намеченные носогубные складки и морщинки на лбу придают ему еще больше харизмы. Видно, что не мальчик, а мужчина в расцвете своей силы и интеллекта. Глядя на такой образчик мужской красоты невольно что-то в глубине души восхищенно «ёкает». Все в нем прекрасно, но чудовищная стрижка «под горшок» его густых темных волос убивает все очарование.

— Да кто ж вас стриг… — невольно вырывается у меня.

— Что? — изумляется князь.

Я это вслух сказала? Ёлки… Да что ж я ляпаю сегодня все, что в голову лезет? В ужасе кошусь на Драгомира, а тот, откинувшись на стену, заливисто хохочет.

— Я ж тебе говорил, она — прелесть! — говорит он, немного успокоившись.

— Извините, пожалуйста, — пытаюсь загладить вину.

— И что же тебе не нравится, дева-воительница?

— Все, — выдыхаю я, не в силах врать, — ваш цирюльник вас уродует.

— Сможешь лучше? Или мне так и ходить уродом? — в глазах князя появляются смешинки.

— Да хоть сейчас, — вырывается у меня раньше, чем успеваю захлопнуть рот. А чтоб меня! Брови князя снова ползут вверх.

— Однако, — ухмыляется он.

— Ну так что, — подначивает его Драгомир, — будешь по иномирному постригаться, княже?

— А и буду! — хлопает ладонями по подлокотникам князь, резво вскакивает с трона и начинает расстегивать кафтан.

— Мне инструменты мои нужны, — шепчу я, — они в комнате остались.

— Пошлем за ними, — ухмыляется Драгомир в своей кривоватой манере, — уже не отвертишься.

Я объясняю вызванному служке что принести, тот кивает, стараясь не коситься на раздевающегося князя. Парень оказался на редкость сообразительным: принес не только инструменты и зеркальце, но и отрез полотна. К тому времени как слуга принес все необходимое, князь сдергивает с себя рубаху, заставив меня судорожно втянуть воздух: вот же зараза! Широкие плечи, крепкие руки, покрытые многочисленными шрамами. Он воин, а не простой качок из зала. Темные волоски немного покрывают грудь и дорожкой убегают от пупка вниз. Ловлю себя на том, что откровенно пялюсь. С моей работой я даже кота завести не успеваю, не то, что мужа. Эх… Нервно сглатываю, пытаясь взять себя в руки.

Накидываю полотно на широкие плечи, слегка смачиваю шевелюру и приступаю. Делаю глазами знак Драгомиру, чтобы прервал неловкое молчание и начал разговор.

— Ярослава, а чем ты занималась в своем мире? — начинает он.

— Ты еще спроси, сколько мне лет, — ухмыляюсь я.

— А что — нельзя? — удивляется князь.

— В их мире это считается неприличным, — отвечает Драгомир.

— А откуда ты много знаешь про мой мир?

— Мне приходилось жить там. Подолгу. Когда не мог вернуться.

— А подробнее?

— Кольцо, которое ты нашла в электричке. Я уходил с ним. А потом копил силы, чтобы вернуться.

Кошусь на тускло поблескивающее украшение на пальце.

— Значит, оно может вернуть меня обратно? — в душе ярко вспыхивает надежда.

— Я не знаю, Ярослава. Оно притянуло тебя. Ты первая из иномирян, кто совершил переход.

— Но как я смогла? Сегодня все было как обычно, я шла по дороге, споткнулась, правда… Это я так перенеслась?

— Видимо. Нас перенесло в разные точки, поэтому я тебя не сразу нашел. Мы, волхвы, иначе работаем с пространством. Можем воспользоваться притяжением своего мира.

— То есть ты можешь в мой мир, а я — нет?

— Меня вытянуло туда кольцо. Для поиска. Несколько раз вытягивало. Как оно работает — только боги ведают.

— Не понимаю. Почему я? Зачем я здесь? — недоумеваю я.

— Неспроста. Для чего-то важного. Жизненно-важного для нас. А про твое возвращение я попробую поискать сведения. Мы разберемся, обещаю. Расскажи лучше, где ты так драться научилась?

— Самбо, это рукопашка — с детства занималась. А на саблях уже позже, когда к реконструкторам пошла.

— Драг, вот вроде по-нашему говорит, а и не понятно ничего, — подает голос князь, которому я закончила выстригать затылок. Перехожу к лицевой части и вижу, что он меняется на глазах. Убираю эту ужасную челку со лба, и он становится таким красавцем, что дух захватывает.

— Реконструкторы — это люди, которые… как бы играют в историю. Одевают одежду и доспехи старых времен, оружие и сражаются.

— А зачем? — недоуменно поднимает на меня свои колдовские глаза князь.

— В нашем мире осталось слишком мало настоящего. И возможность хотя бы раз в год помахать мечом, почувствовать себя живым — дорогого стоит. Мне этого не хватало, поэтому я пошла. И тренировалась, и сражалась наравне с мужчинами.

— Получается, ты можешь многому научить моих воинов, Яра-воительница.

— Могу. Судя по всему, свободного времени у меня здесь будет много. Чем заниматься — пока не решила, — невесело усмехаюсь я.

— Решено!

— А как же Беригор? — подает голос волхв.

— Воеводу моего ты крепко задела, — мрачнеет князь, — он горд и вспыльчив. Раздор в дружине начнется.

— Хм… А молодняк есть? Те, что еще в дружину не входят? Подготовительная группа. Если я их чему толковому научу, то может и Лохматун-воевода смягчится.

— Эк ты его! Он сильный воин и воевода добрый. У северных племен долго жил, там не принято мужам волос укорачивать.

— Нанесет он вам блох в хоромы… — бурчу я.

Мужчины переглядываются и начинают ржать. А я заканчиваю превращение князя в современного красавчика. Любуюсь своей работой, а в его необычные глаза хочется смотреть не отрываясь.

— Княже, я уверен, уже весь Миргород шумит про твою гостью. Нам нужно придумать, что говорить людям про иномирянку.

— Давайте почти правду, — вмешиваюсь, — я прибыла по обмену военным опытом. У вас поучиться, себя показать. Налаживаем, так сказать, военно-техническое сотрудничество.

— А страна какая?

— Мне не принципиально. Если нужна такая, чтоб никто не знал, да хоть — Амазония. Амазонки — это женщины-воины в моем мире, — поясняю князю.

Пока мужчины переваривают информацию, протягиваю Велеславу зеркало. Тот изумленно рассматривает себя со всех сторон.

— Драгомир, у вас тут что — зеркал нет? — отхожу и тихо спрашиваю у волхва.

— Есть. Но тусклые и бронзовые. Не чета твоему.

— Нам нужно будет поговорить отдельно. Долго и обстоятельно. Ты обещал мне ответы на все вопросы. А у меня их по-прежнему целый рой.

— Я расскажу тебе все, что знаю, Ярослава. Но не проси меня сделать невозможное. Я все же человек.

Глава 4. (Беригор)

Закончив с небольшим отрядом проверять засечные крепости, усталый и запыленный, я возвращался домой, невольно пришпоривая коня. Скорее бы дать отчет князю и в баню. Отмыться как следует, поесть основательно да на боковую. Когда проезжал городские ворота, стражники, чтобы смягчить мою угрюмую морду, шепнули, что Драгомир вернулся. Да не один, а с какой-то иноземной бабой. Ну с бабой и с бабой. Мало ли для каких целей? Может очередную невесту бедолаге князю сыскал? Хотя этим обычно княгиня занимается. Вот уж кто не теряет надежды наследников потетешкать.

Пожал плечами, какое мне дело до дел волхва? Он волю богов исполняет, а мы люди маленькие, нам в их дела лезть не след. Направил коня в сторону княжеских хором. Тот, словно почуяв что скоро и ему отдых будет, ускорил шаг, пытаясь перейти на рысь. Сдерживая коня, влетел в княжий двор. Вместо привычного шума оружия на заднем дворе услышал гул голосов и вроде как женский звонкий. Бросил уздцы служке и направился на шум. Это что еще за бардак? Где все? Совсем дружину надолго оставить нельзя. Ишь, бездельники, распоясались, да еще на княжьем подворье.

Нахмурившись, завернул за угол и увидел затихшую столпившуюся дружину. Что могло собрать в толпу суровых вояк, столько всего повидавших? Нешто кто драку затеял? Во внезапной тишине слышу:

— Запомни, урод: детей быть нельзя. И женщин тоже. Запомнил?

Голос незнакомый. Но громкий и сильный. Такой бархатно-низкий, словно смычком по нервам. Не чета нежным тихим голосам жительниц княжьих хором. Это кто ж это? И кого она так? Заинтригованный, начинаю проламываться сквозь толпу. Получив ответ на свой вопрос, незнакомка продолжает:

— Молодец. Хамить незнакомым людям тоже нельзя. Могут и покалечить. Понял?

Не выдерживаю и рявкаю:

— Что здесь происходит?

Словно по волшебству, толпа расступается и вижу картину, которая повергает в ступор.

На земле лежит Громобой, главный задира в дружине. Лежит мордой вниз, а на его спине, уверенно упираясь коленом, сидит баба. Да не абы какая, а виданное ли дело — в портках, которые обнимают ноги, как вторая кожа. Рубаха хоть и прикрывает слегка попу, но аппетитные округлости видны прекрасно. Что за разврат! Но не для соблазнения она сидит на воине. Уверенно вывернула руку лежащему и поучает его как щенка, что лужу в доме наделал. Эх, давно я собирался Громобоя из дружины гнать, воин хоть и сильный, но злобный и мстительный, причем даже к своим. Точно вон попру за такое позорище. Виданное ли дело — княжьего воина баба скрутила! И как смогла-то? Силищи в нем ого-го! Хоть и дури много.

Непонятность происходящего злит, но незнакомка своим поведением злит еще больше. Я встречаюсь с ней глазами и невольно теряю дар речи, тону на мгновение в теплых карих глазах. Никогда таких не видел, на топазы похожи. А волосы темные с рыжими бликами на солнце, словно их сам Ярило целовал. Наши бабы сявые, а эта — как цветок заморский. Жар-птица, не иначе!

— Твой вояка? — спрашивает, заставляя лежачего замычать от боли.

— Ну? — отвечаю резче чем хотел, злясь на свою минутную оторопь.

— Манерам поучи. Чтоб не хамил людям.

— Ты кто такая? — все внутри начинает клокотать от бешенства. Да как она смеет так со мной? Я воевода княжий!

Вместо ответа она поднимается на ноги и гордо встает напротив меня. Изумляюсь ее росту — отродясь таких высоких девок не видывал, немногим ниже меня. Стройная, поджарая, как пантера. Глаза гневно сверкают, высокая грудь вздымается под рубахой. Смелая! В глаза смотрит прямо, дерзко.

— Там, откуда я родом, мужчина сначала здоровается. Потом представляется. А иначе и его могут поучить манерам.

— Чего?! — рычу, сдерживая бешенство. Отродясь баб не бил, но тут…, — да я тебя…

— Один уже грозился, — ухмыляется нахалка.

Рука инстинктивно ложится на рукоять. А на ее ухмылку, ой, как меч из ножен достать хочется.

— Охолони, Беригор. Это гостья моя, — раздается голос сверху. Поднимаю глаза — на открытой галерее стоит сам князь. Ну и волхв тут как тут, легок на помине. Стоит, ухмыляется. Смешно ему, что воеводу какая-то баба облаяла. И откуда он привез эту нахалку?

— Ярослава, поднимайся к нам, — зовет ее Драгомир. Еще и улыбается ей приветливо, будто знаком давно.

Она еще и именем мужеским названа! Отродясь никто так девок не нарекал. А эта видимо поверила, что ей боги, как кошке, девять жизней дали. Ехидно ухмыляется красивыми губами.

— Подстригся бы ты, лохматый. Пока тебя за косы не оттаскали.

— Что? — инстинктивно делаю к ней шаг.

— Беригор! — окрикивает князь, зная, что терпения мне боги не дали.

— Портки нацепила и решила, что воин? — цежу сквозь зубы.

— Да я тебе и в платье задницу надеру, — бросает нахалка через плечо и начинает подниматься по лестнице, дразня упругим задом. А чтоб тебя, зараза!

Дружина охает. А я слышу, как скрипят и едва не крошатся мои зубы. Да кто это такая?!

Когда красная пелена злости перед глазами отступила, поднимаюсь к князю. Хотел отчет дать, да и уехать с глаз долой. Но стража не пустила, сказал, она там с гостьей и Драгомиром беседует. А из комнаты взрывы хохота раздаются. Небось надо мной потешаются.

Ох, зол я был, как медведь-шатун посреди зимы. Плюнул в сердцах, да и поехал в свой дом: мыться да отсыпаться. Не хватало еще воеводе под дверью, как псу дворовому сидеть. Но княжий слуга за мной в трапезную прибежал, где я после бани брюхо набивал. Грыз мясо с таким остервенением, словно шею этой нахалки перекусывал. Раз князь зовет — ехать надо. Отер руки рушником, да и опять на коня, невместно воеводе пешком гулять, как холопу простому.

Князь принял меня в своих покоях. Сидел за столом да бумаги просматривал. Но я в дверях замер, словно и не узнавая. Волосы его были как-то так лихо подстрижены, необыденно.

— Здравия тебе, княже! Экий у тебя цирюльник нынче — ловкач.

— Одобряешь? — оторвался от бумаг довольный Велеслав.

— А то! Дивно сделал, словно и не руками.

— Не он. Она.

— Она?

— Гостья моя. Твоя давешняя знакомая. Ярослава.

Я невольно насупился. И ведь только охолонил да яриться перестал.

— И откуда она на нашу голову?

— Издалека. Приехала военному делу поучиться. И нас поучить.

— Это где ж такая страна, в которой бабы воюют? И почему одна, без посольства и обозов?

— Страна далеко, отсюда не видно. А без посольства, потому что ее, навроде как, на разведку отправили. Налегке оно сподручнее.

— И как она, такая языкастая, сюда добралась? По дороге не сгинула.

— Видать боги охраняли и воин умелый. Хочу ей молодняк отдать. Пусть молодших гридней поучит. Может что путное выйдет. А и нам польза.

— Виданное ли дело — бабе мужиками командовать? Ее место — на кухне. Или у прялки, — ворчу я, понимая, что князь уже все решил. И не изменит мнения своего. Как околдовала его пришлая. Но ведь и Драгомир за нее, даже привез в Миргород сам. А уж он бы не допустил колдовства злого над князем, для того он и волхв. Ой, что-то не чисто тут. Затевают они что-то за моей спиной. Но ежели бы военное что — так тут бы князь не стал юлить да отмалчиваться. Нешто другое что задумал? А вдруг женихаться с «этой»? Эвон, стрижет уже она его! Когда до такого только ближние допускаются. Внутри глухо ворочалось раздражение. Надо вызнать все как следует. А потому затаюсь и выведаю все. Откуда эта баба и зачем к нам пожаловала.

— Ты сам ее видел. Какая из нее пряха? — усмехается князь, видимо все читая по моей недовольной роже, — решено. Остается. И молодняк учит.

— Как скажешь, князь, — склоняю голову, соглашаясь с его решением, — твое слово — закон.

Далее обсуждаем дела на окраинах княжества, докладываю ему о поездке. Привычные дела успокаивают, даже забываю про «эту». Когда заканчиваю с разговорами, князь машет мне, отпуская. Уже в дверях встаю, как вкопанный. Потому как слышу:

— Завтра пир устрою в честь гостьи прибывшей. Пусть люди на нее посмотрят, чтоб слухов дурных не было. И тебе на пиру быть след. Как-никак воевода, рука моя правая.

Киваю, ибо горло перехватывает от злости, и выхожу вон из горницы. Надо найти Драгомира.

Глава 5.

Волхв приходит ко мне в светлицу к вечеру, когда я измаялась мерить шагами комнату. Со злости, и чтоб как-то унять раздражение, надеваю топик с шортами и начинаю делать разминку и растяжку. Смешка мышкой притаилась в углу на скамье и смотрит на меня круглыми глазами. Моя одежда и мои телодвижения повергают ее в молчаливый ступор. Я заканчиваю работу на мышцы рук серией отжиманий и перехожу к прыжкам и приседам. Тело слушается беспрекословно, не зря я столько пахала в зале. Заканчиваю с разминкой и перехожу к рукопашке. Тело отрабатывает движения в своем ритме, пока голова систематизирует информацию и готовится к предстоящей, кто бы мог подумать? тренерской деятельности. М-да, кадровый скачок что надо.

Отчего-то от самбо перехожу к АРБ, видимо слишком много во мне подспудной злости, надо выместить хоть на ком-то. Армейская рукопашка, как атакующая, подходит для этого как нельзя лучше. Я начала заниматься ею около года назад, как говорит моя подруга, чтобы молниеносно обездвижить мужика и утащить за волосы в пещеру. Хотя тут скорее подходит «утащить бездыханное тело». Правда, что потом делать с трупом — она не уточняла, не особо она у меня разбирается в единоборствах, она больше по «мужелогии». По этой дисциплине она — профессор.

В светлицу после стука, входит Драгомир. Смешка успевает только слететь со скамьи и теперь неловко переминается в лаптях с ноги на ногу. Волхв, конечно, удивлен моим внешним видом, далеким от местных одежным норм, но мне уже как-то пофиг. Да и он себя быстро в руки берет, хотя какой-то блеск мужского интереса в глазах улавливаю. Или это мне от не выплеснутой злости кажется? Выхожу их стойки, поворачиваюсь и встаю уже в «руки-в-боки». Волхв входит и как ни в чем не бывало присаживается на лавку. Поворачивает голову к Смешке:

— Сбитня нам, — та пулей вылетает из комнаты, — переодеться не хочешь?

— А что, смущаю? — ухмыляюсь я.

— Еще чего. Я в тренажерку и бассейн ходил, меня трудно удивить. Просто ты вспотела, просквозить может.

— Ладно, ЗОЖник. Дай две минуты.

Ухожу в спальню, обтираюсь влажным полотенцем, надеваю футболку и джинсы. Возвращаюсь в светлицу, Драгомир чинно за столом распивает сбитень с какой-то выпечкой, Смешка, застыв в уголке статуей, не сводит с него восхищенных глаз. Ого, кажется, моя горничная нашла объект для обожания. И не самый простой, эту белобрысую ехидну разве прошибешь обожающими коровьими глазами? Он на наших инста-телках и в клубах наверняка заточил умения, его чаем со сладостями не завоевать. Эх, Смешка… Увидев меня более одетой, она вздыхает с облегчением, моралистка малолетняя. Присаживаюсь рядом и с удовольствием отхлебываю горячий напиток из глиняной кружки.

Можно было бы долго наслаждаться сбитнем и тишиной, но у меня слишком много вопросов. Отсылаю Смешку в спальню, ни к чему нам лишние уши.

— Мне нужны ответы.

— Спрашивай, — соглашается волхв.

— Кольцо. Откуда оно?

— Предание гласит, что это кольцо Велеса. По легенде, если здесь, в этом мире нет спасения, оно может быть проводником в другой мир и приводить спасение оттуда.

— Спасение? От чего?

— Пока не знаю. Время покажет. Но что-то надвигается. Нехорошее. Опасное.

— Ты говорил, что ходил в мой мир неоднократно.

— Ходил. Кольцо начинало вибрировать и показывало, что нужно перемещаться. Я копил силы и уходил. Кольцо не находило нужного человека…

— Кольцо — что?

— Оно перемещалось искать спасение. Для нашего мира. И не находило его. Я оставался, копил силы на обратный переход.

— И сколько ты у нас жил? В моем мире?

— Долго. У нас время течет по-разному. Здесь проходило несколько месяцев, а там — лет. Да и силы у вас копить сложнее. Мир неживой, слишком много железа и виртуала.

— Как ты понял, что оно нашло? Может это ошибка и меня надо вернуть обратно?

— Оно было гладким. Когда ты надела его, проявились руны.

Он взял мою ладонь с кольцом в свою руку.

— Смотри, по бокам руны Белобога и Чернобога. Созидание и разрушение, добро и зло, начало и конец. А центральная руна — «Сила». Защита, знание, путь. Светлая энергия, движимая добрыми намерениями.

— Ну, про добрые намерения — это точно не ко мне. Я зла с момента попадания к вам. И хочу обратно.

— Поживем — увидим, Яра.

Драгомир опять иронично улыбается, согревая мою ладонь в своих руках. Серые глаза смотрят внимательно, но тепло. Рядом с ним мне тоже тепло. Может это потому, что он знаком с моим миром, он словно якорь напоминает мне, что я не сошла с ума и вся прошлая жизнь мне не приснилась.

Внезапно распахивается входная дверь и в светлицу вваливается воевода, лицо которого становится сумрачным, как только он видит меня. Окидывает неприязненным взглядом, потом опускает глаза и замечает наши соединенные с волхвом руки. От его кислой физиономии во всей округе молоко должно было скиснуть еще в коровах. Но волхв как будто этого не замечает.

— Беригор, друже! Заходи. Рад видеть тебя.

— Я, наверное, вдругорядь… Тебя искал. Не знал, что ты не один.

— И думать не смей. Проходи. У князя был?

Воевода, поджав губы, проходит и присаживается за стол. Комната как будто сразу стала меньше, настолько Беригор своим присутствием и раздражением заполняет пространство.

— Был. Говорил с ним.

— Про гридней сказал?

— Сказал. Раз он решил, так и будет. Его слово.

— Гридни — это кто? — не выдерживаю я. Меня окатывают таким неприязненным взглядом, словно я сейчас в руку высморкалась. Зануда лохматый, ты мне тоже не нравишься.

— Гридни, Ярослава, это молодняк, который ты учить будешь. Мальчишки лет 14-16. Кандидаты в старшую дружину князя.

— Сколько их?

— Два десятка примерно.

— Мне может потребоваться дополнительный инвентарь.

— Решим. Начни занятия, посмотри на их уровень. Я в тебя верю, — Драгомир протягивает вторую руку и с улыбкой накрывает мою ладонь своей.

Воевода мгновенно вскакивает на ноги, как ужаленный.

— Пойду я, Драгомир. Засиделся.

— Погодь, друже. И я с тобой. Пора и честь знать. Ярослава, утром, как позавтракаешь, приходи на задний двор. Отроки будут тебя ждать.

— Приду, — киваю я, — доброй ночи.

Глава 6

Утром после завтрака, Смешка проводила меня до тренировочного двора. Одновременно со мной на галерею выходят князь и волхв. Поджидали меня что ли? Приветливо киваю обоим, но князь подходит и протягивает руку для рукопожатия. Теперь мой черед с улыбкой удивления поднимать брови. Но с удовольствием пожимаю протянутую крепкую ладонь.

— Не передумала, Ярослава? — спрашивает он, — все же с мужиками работать придется.

— Не передумала. Я своему слову — хозяин. Да и привычная я в мужском коллективе работать.

На мои слова князь весело крякает, продолжая удивленно меня изучать. Так с ним точно ни одна женщина не разговаривала. А я смотрю на него и удивляюсь как такого красивого мужика еще не охомутал никто.

— Тогда пойдем, «хозяин слова», — улыбается он мне сдержанной мужской улыбкой.

Мы чинно спускаемся по деревянной лестнице. Велеслав впереди, я за ним, и волхв замыкает процессию. Что ж, женщин пропускать вперед здесь пока не принято.

На площадке, ближе к воротам, жмется ватага мальчишек. Они стараются вести себя на княжьем дворе степенно и по-взрослому, но юношеская непосредственность еще дает о себе знать. То и дело слышны звонкие голоса и сдержанный смех. Увидев нашу процессию, они притихают. Глаза смотрят настороженно на нас с Драгомиром, и восхищенно — на князя. Он для них — отец и бог, не иначе.

— Отроки, — обращается он к ним, — прибыла к нам из далекой страны гостья почетная — Ярослава, вельми знающая в военном деле. Посему приставлю ее к вам для обучения умениям разным, в военном деле полезным. Учитесь усердно, сие в дружине моей пригодится.

Князь коротко кивает мне, и они с Драгомиром отходят. На меня смотрят двадцать пар глаз различной голубизны. Среди незнакомых лиц замечаю вчерашнего кудрявого паренька, который хотел за меня заступиться. Ну что ж, хоть один знакомец.

— Парни, — обращаюсь я к ним, — ваш князь предложил мне обучить вас. И я это сделаю. Сразу говорю, в моем отряде лентяев и дураков не будет. Если вам что-то не нравится — уходите сейчас. Иначе потом вылетите с позором, здесь останутся только достойные. Мои занятия поначалу покажутся странными и непривычными. Но я научу вас побеждать. Побеждать любого, с оружием или без. Стать лучшими, — молча окидываю свою ватагу. В глазах ребят горит предвкушение, все уже видят себя великими воинами о которых слагают легенды. Ну что ж, немного воодушевления не помешает.

— Не передумали? — обращаюсь я к ним, — ну что ж, хорошо. Меня зовут Ярослава. Обращаться ко мне будете не иначе, как «командир». Все понятно?

— Да, — раздался нестройный хор голосов.

— Значит, так. На мой вопрос всегда отвечаете «да, командир» и «нет, командир». Отвечаете дружно, как один, ясно?

— Да, командир! — гаркнули мне уже смелее.

— Хорошо. Сейчас встаете в две шеренги… э… линии, по росту. И представляетесь. Делаете шаг вперед, называете свое имя и возраст.

Так я узнала, что кудрявого мальчишку зовут Добрыня и ему шестнадцать. Остальным позже дам позывные, у меня от этих странных имен голова кругом. Как можно ребенка назвать Заяц? Или Первак?

После знакомства я отправила свою ватагу на пробежку. Пять кругов вокруг княжеских хором. Удивились, но молча побежали. Вернулись через некоторое время запыхавшиеся, взъерошенные. Непривычные они пока к таким системным занятиям. Расставляю их на вытянутые руки друг от друга и начинаю разминку. Ребята дивятся, но старательно повторяют за мной. Когда с разминкой закончено, вызываю одного, более рослого и плечистого, атаковать меня с мечом. Оружие для тренировок предусмотрительно затуплено, но это все же оружие. Паренек неуверенно смотрит в сторону приятелей, стоящих в две шеренги, но потом, после моего окрика, неловко взмахивает на меня оружием. Ухожу от удара, одной рукой выбиваю оружие, второй скорее фиксирую, чем наношу удар рукой по шее. Отряд изумленно ахает. Демонстрирую своим питомцам еще несколько примеров рукопашки, когда нужно молниеносно обезоружить и вырубить противника. После чего велю оппоненту встать в строй.

— Я показала вам это не для того, чтобы похвастаться. А для того, чтобы вы наглядно увидели для чего мы будем отрабатывать движения. Каждое из них направлено на атаку или на защиту. Сначала я научу вас обороняться без оружия. А потом перейдем к атаке. Но запомните главное — эти навыки вы должны применять только на поле боя. Вы воины, и сражаетесь только там, с равными себе. Ясно?

— Да, командир! — гаркают мои птенцы.

Начинаем отрабатывать основы: стойки, движения руками. Хожу между ними, подхожу, показываю. Направляю руками их руки и корпус. В принципе материал неплохой: мальчишки крепкие, сбитые, есть с чем работать. Правда тушуются, когда прикасаюсь к ним, многие краснеют. Ничего, привыкнут. Да и смотреть им на меня снизу вверх непривычно, здесь женщины миниатюрные, редко выше 155 см. А тут и парни в основном ниже меня. Дивятся на меня, переглядываются. Все им непривычно. И рост мой, и манеры, и одежда. Для первой тренировки я надела кожаные штаны с длинной майкой и кроссовки. Волосы заплела во французскую косу, которую подвернула внутрь, закрепив шпилькой. Мне привычно, а они глазеют на меня как на диво-дивное.

Чувствую, как начинает жечь между лопаток. Оборачиваюсь — меня сверлит взглядом недовольный льдистый взгляд воеводы. Мужественное лицо похоже на строгую маску. Только глаза пронзительные, как лазеры. До мурашек. Ну, да и я не из пугливых.

Он со своими подчиненными начали в другом углу на мечах заниматься. Но дело идет вяло: все внимание взрослой части дружины приковано к нам. Сначала мужики хихикали и состязались в остроумии, но потом все чаще стали приостанавливать бои и приглядываться к нашим занятиям. Воеводе раз за разом приходилось окриком возвращать бойцов к действию. Чтобы подавить предательские мурашки, я нагло ухмыляюсь в недовольно суженные глаза Беригора и поворачиваюсь к своим ребятам. Мы еще переплюнем эту самодовольную орду с не менее самодовольным главарем.

По окончании тренировки отпускаю ребят до после обеда. У меня по плану работа с мечами. Окликаю Добрыню, прошу задержаться. Остальная ватага, возбужденно галдя уходит делиться первыми впечатлениями. Добрыня подходит ко мне с открытой улыбкой на лице. Имя ему действительно подходит: у него добрые сине-голубые глаза и белозубая улыбка. Ох, и сохнут, наверное, по нему девки штабелями.

— Командир? — подходит и смотрит на меня ожидая приказа. Один из немногих, кто ниже меня всего на пару сантиметров, еще и подрастет, думаю немного. При должной подготовке будет хорошим воином, а пока мне нужен кто-то вроде зама по связям с общественностью. Так почему не он?

— Добрыня, мечи для занятий все на той стойке?

— Да, там.

— Пойдем-ка со мной. Проверим их перед занятием.

Осматриваю мечи. Типичный «меч каролингов», сантиметров 80-90 в длину, шириной где-то 5-6 см около рукояти, плавно сужается к концу, вес где-то чуть больше килограмма. Без изысков, навершие гладкое, полукруглое. Рукоять и перекрестье тоже невыразительны. Все, что стоит на стойке — это рабочий инструмент и не более. Подозреваю что личные мечи дружинников украшены куда как более затейливо. Меч здесь оружие знати, вещь дорогая, часто передаваемая по наследству. А значит должно демонстрировать статус владельца: там и украшение лезвия будет из олова или серебра, и ножны кожаные или бархатные.

Основная проблема может быть в металле, технология обработки железа скорее всего достаточно примитивная. Надо будет с кузнецом переговорить, посмотрим, может смогу что подсказать. Хотя мастер, что княжий двор обслуживает, может и не захотеть свои секреты обсуждать. Ну да ладно, найду подход.

Смотрю на лезвие внимательнее, пробую на удар. Жесткое оно. Ребята-реконструкторы, мне подробно рассказывали про процесс ковки, и называли этот способ «цементация» — поверхностное упрочнение изделий, изготовленных из относительно мягкой стали. Грубо говоря, обугливают его с углем или толчеными рогами. Но цементация — это упрочнение поверхностного слоя; когда этот слой стачивается, режущая кромка перестает держать заточку, и оружие нужно подвергать новой процедуре. А при увеличении глубины процесса возрастает риск сделать поверхность слишком хрупкой. Тогда меч-в-меч таким точно не сразиться. Мне такое не подходит.

— Добрыня, а пойдем-ка по городу пройдемся.

— Куда прикажешь, командир?

— Кузнеца знаешь, который на княжий двор работает?

— Да кто ж не знает? Рубан и его мастерская на весь Миргород известны.

— Вот и славно. Устроишь мне экскурсию.

— Чего устрою?

— Прогулку. И ознакомление с окрестностями.

— А…

— Не «а»! А так точно, командир!

— Так точно, командир! А… одёжу тебе переменить не след?

— И ты туда же? Нет у меня платьев! Не было и не будет. Пошли.

Князь закончил беседовать с боярами и велел служке позвать гостью. Его будоражила иномирянка. Все в ней было необычно, начиная от полного равнодушия к женской одежде и жадным мужским взглядам, скользящим по ее ногам в этих проклятых узких штанах. Заканчивая прямолинейной, дерзкой манерой разговора. С князем в таком тоне не решался разговаривать даже ближний круг бояр. А она — не юлила, не заискивала, в глаза смотрела прямо.

Эвон взяла, да и обозвала его уродом! Хотя ему понравилось, как ее руки порхали над его головой. Как и то, что она сотворила с волосами. Самого князя это повергло в изумление, почти как ее зеркало, которое она протянула ему после стрижки. Первый раз он видел себя так отчетливо, лучше, чем в самом чистом озере. Даже вздрогнул поначалу, но спокойное поведение Ярославы и Драгомира успокоило его панику. Удивительная она. Ярослава… надо же — нарекли девку мужским именем и вон что из этого вышло. Одно не понятно, чего волхв вокруг нее вьется? Ладно их семья должна ей помочь во что бы то ни стало. А Драг чего получить хочет? Ему какой прок от пророчества?

Во время беседы с боярами князь ловил себя на том, что периодически теряет нить беседы. Ноги сами несли его к оконцу, из которого был виден угол, где Ярослава обучала гридней. Когда на нее первый раз ученик замахнулся мечом, князь инстинктивно дернулся. Подспудное желание вступиться за беззащитную женщину всколыхнулось в душе. А ведь он никогда к бабам так трепетно не относился. Одно у них полезное свойство есть — детей рожать. Но… ох, и думать не хочется! Чтоб не начать злиться.

Интересно она гридней учила. Движения странные, как-то непонятно руками они махали, потом ногами. Периодически подходил к оконцу, глаза сами искали темноволосую голову с рыжими бликами. Казалось, она в горницу солнечных зайчиков запускает своими волосами. И ведь не юная девка совсем, а как кровь будоражит!

Князь отвлекся, чтобы подписать надиктованное помощнику письмо. Когда вернулся к окну, то увидел, что Ярослава стоит у стойки и внимательно изучает оружие. Нешто она еще и про металлы ведает? Не девка, а клад! Ведь у иномирянки могут быть знания, о которых здесь и не слыхивал никто. Что ж, такой сундук с талантами самому нужен. Хотя тут, как назло, волхв вьется над ней, словно виды имеет. Шел бы… в капище и не лез, куда не след! Внутри шевельнулось жадное мужское желание заграбастать, присвоить. Что ж, значит, надо пообщаться поближе, расположить к себе иномирянку — а там видно будет что с ней делать. А вот хотя бы и пополудничать вместе!

Вернувшийся служка сообщил, что гостья вместе с учеником уже ушла. Ушла? Без спросу? Но куда? Она же ни города не знает, ни обычаев. Еще и одёжа ее, от которой у мужиков слюни до колен, как у бешенных собак. И глаза похотью наливаются. Князь гневно зыркнул на дверь, в которую в этот момент вошел верный воевода. Беригор, поймав яростный взгляд князя, удивленно встал в дверях, не понимая, когда успел князя прогневать.

— Случилось чего, княже?

— Ты-то мне и нужен. За мной ступай.

Широкими шагами решительно вышел во двор, подошел к стражникам. Те, увидев князя вытянулись в струнку.

— Куда ушла гостья моя? Что гридней учит?

— Не ведаем. Она с Добрыней, сыном Данилы-кхмета ушла, — испугано тараща глаза, выпалил один из воинов.

— Молча ушла?

— Они что-то про кузню говорили, про Рубана, кажись, — выдавил из себя второй.

— Коня мне! — рявкнул князь и обернулся к нахмурившемуся другу, — со мной поедешь. Чую, что вляпается моя гостья в беду.

— Она и есть главный бедоносец, — пробурчал Беригор, взлетая в седло.

Глава 7.

Добрыня вел меня узкими улочками города, ведя себя как заправский экскурсовод. Не хватало только высокого флажка и знаменитого «посмотрите направо-посмотрите налево». Парня распирало от собственной важности, от осознания того, что и он может удивить гостью самого князя Миргородского. Которая ему казалось каким-то клубком чудес: то, как она одевалась, говорила, как держала себя. Чуял он, что гостья наверняка из знатных, но при этом вела себя с парнями просто, а обучала и умела так, что вообще глаза к затылку лезли! Страсть как хотелось узнать, что за страна такая, где бабы так лихо умеют мужиков оземь бросать. С одной стороны она знала так много, а с другой — дивилась глупостям всяким: нарядам горожан, лавкам, домам деревянным. Приходя в неописуемый восторг, становилась похожа на простую девчонку, ошалевшую от содержимого лотка коробейника. Нешто у них в городе такого нет? Прохожие ей отвечали изумленными рожами, бабы останавливались и начинали тыкать пальцами, хватаясь за толстые потные щеки. Где ж это видано: баба простоволосая, да в портках мужских! Но стоило только княжьей гостье бросить на них пронизывающий взгляд и приподнять одну бровь, как любопытных сдувало напрочь. Силой от нее веяло.

Звон наковальни мы услышали задолго, несмотря на городской гвалт и крики торговцев. Рубан был известным на весь город кузнецом, хотя его и не любили за высокомерный и склочный характер. Знал он себе цену и весьма кичился умением своим.

Добрыню я оставила снаружи, чтоб не мешал беседе. У парня повышенное чувство справедливости, а мне что-то внутри подсказывало, что разговор с самолюбивым кузнецом будет не из простых.

Я вошла в достаточно просторную избу. У одной из стен сложена кирпичная печь, в ней жарко полыхал огонь, у другой — стол с инструментами. Посредине — наковальня, у которой стоял крепкий плечистый мужик в видавшем виды кожаном фартуке. Седые волосы остались только на затылке, открывая блестящую от пота лысину. Тисками он держал раскаленную заготовку, которую умело охаживал молотком, периодически переворачивая. Рядом с ним наготове стоял еще более крепкий плечистый парень, судя по схожести лиц — сын. Подле них крутился мальчишка на побегушках, лет девяти.

Старый кузнец окинул меня недобрым взглядом:

— Чего надо?

— И тебе доброго дня, знаменитый мастер Рубан.

— Я-то — Рубан, — кузнец закинул зашипевшую заготовку в жбан с водой и угрожающе пошел на меня, — а ты-то кто?

— Ярослава, гостья князя Миргородского. Приехала военному делу обучать.

— Мы еще из ума не выжили, чтобы у бабы военному делу учиться!

— А ты этот вопрос князю задай, — ухмыляюсь я. Кузнец резко меняется в лице. Не знает, вру я или нет, но замахиваться так высоко даже его хамство себе не позволяет.

— Надо чего? — насупился он, отходя на пару шагов.

— Про мечи пришла поговорить. У нас их по-другому делают. Иначе. Хочу попробовать здесь повторить.

— Это кто сказал, что мои мечи плохие? — взвился самолюбивый старик. Но я смотрю не на него, а на сына. У того от предвкушения загораются глаза. Видимо папаша не подпускает его к основной работе, никак не хочет отпускать бразды правления. Что ж на этом и сыграю.

— Я сказала «по-другому». А ты попробуй — такое повтори, — достаю из-под штанины свой любимый засапожный кинжал и бросаю ровнехонько в столб, у которого стоит младший кузнец. Да, это 25-сантиметровый новодел, пусть и с максимальным сохранением аутентичности. Во всем, кроме сплава. Тут легированная сталь и идеальная заточка. Я в свое время заплатила за него столько, что маман не дрогнувшей рукой прирезала, если б узнала.

Молодой кузнец вытаскивает кинжал из дерева и с возрастающим изумлением изучает предмет. Пока отец пыхтит, разрываемый одновременно любопытством и снобизмом. Но когда парень поднимает на меня восхищенные глаза, я понимаю, что он мой с потрохами. Видимо это понимает и отец, потому что гневно фыркает. Задетое самолюбие берет верх, потому что я слышу:

— А иди-ка ты отседова подобру-поздорову! Князь мою работу доброй считает, а ты…

— Уверен, кузнец? — иронично улыбаюсь уголком губ, — я же могу и обидеться.

— Да я тебя сам сейчас обижу! — взвивается старик, — вот это видела? — к моему носу подносят покрытый копотью здоровый кулачище. Не знаю, что его бесит больше, мое спокойствие или то, что он на голову ниже и вынужден угрожать снизу вверх. Открываю рот, чтобы осадить озверевшего ремесленника, как за моей спиной раздается властное:

— По здорову ли?

Оборачиваюсь, за моей спиной стоит нахмуренный князь, который явно слышал нашу перебранку. Он коротко мазнул по мне взглядом, словно спрашивая: «все ли хорошо?». Получив улыбку, едва заметно кивает и переводит зеленовато-синий взгляд на кузнеца. За мгновение его глаза из теплых становятся люто-ледяными.

— И пошто ты, коваль, гостью мою облаиваешь? — медленно, словно с ленцой спрашивает Велеслав. Он проходит вперед и загораживает меня собой, демонстрируя что я под его защитой. Приятно тешит мое женское самолюбие, которое довольной зверюгой упало на спину и чешет себе пузо. Но потом замечаю угрюмую физиономию воеводы и самолюбие недовольно фыркает. И чего он, спрашивается, за князем увязался?

— Доброго здоровьица, Велеслав Годинович, — начинает заискивающе кланяться кузнец. И куда только весь гонор подевался?

— Высокая гостья к тебе с миром и уважением пришла. А ты?

— Да я ж…. Да я откуда… По ней не видно. Мало ли кто…

— Ежели к тебе от меня люди приходят, я что, должен самочинно их представлять, чтоб ты сомнениями не маялся? Не много ли чести? — начинает яриться князь.

Кузнец, почуяв надвигающуюся бурю, бухается на колени и начинает причитать как завзятая плакальщица, поминая сразу всех богов, своих детей-внуков и собственное подорванное здоровье. Унизительное зрелище совершенно не доставляет удовольствия, потому решаю это прекратить. Успокаивающим жестом кладу ладонь на плечо князя и выхожу из-за крепкой спины. Тот с легким удивлением косится на мою ладонь на своем плече, но не скидывает. Принимает дружеский жест.

— Ты, — обращаюсь я к молодому кузнецу, — как звать?

— Ждан, — выдыхает ошарашенный происходящим парень. Папаша снижает громкость своих воплей и замирает.

— Завтра к обеду подходи на княжий двор. Спросишь Ярославу, это я. Там и поговорим. Про твои умения и мой заказ.

— Приду, госпожа Ярослава, — согласно кивает молодой кузнец и косясь на князя, с поклоном возвращает мне кинжал.

— Откуда это? — переводит взгляд с кинжала на меня Велеслав.

— Мое. Из дома захватила вместо платьев и бус, — привычно помещаю кинжал в носок и закрываю штаниной. За сапогом оно, конечно, удобнее будет, да я сегодня в кроссовках.

— Ох, и языкастая ты, гостьюшка моя, — пытается удержать улыбку князь, — поехали. Отобедать с тобой хотел, а вместо этого бегаю-ищу тебя, как юнец желторотый.

— А чего сам поехал? Отправил бы своего волкодава патлатого. Ой, я это вслух сказала? — притворно пугаюсь я, закрывая рот ладошкой.

Позади нас раздается гневное сопение, пока смеющийся князь выводит меня из кузни. Добрыня нетерпеливо мнется снаружи, удерживая за узду коней. Радостно выдыхает и широко улыбается, когда видит меня. Улыбка у парня и правда чудесная, вкупе с золотыми кудрями и ясными глазами так вообще сногсшибательно. Хочется улыбаться в ответ, но я сдерживаюсь, говорю с ним строго, чтоб не расслаблялся. А то так и до панибратства недалеко.

— Добрыня, пока свободен. Перекусишь — и после обеда на вторую тренировку. Увидимся там же, на площадке.

Мальчишка тушуется перед высоким начальством, поэтому кивнув, быстро исчезает в толпе. А толпа и правда собралась. Любопытствующие зеваки топчутся, жадно высматривая подробности, которые можно со смаком разнести по соседям и сродственникам. Какое происшествие — сам князь миргородский заставил кузнеца в ногах валяться. Эх, вызнать бы еще за что!

Князь подсаживает меня в седло, сам ловко запрыгивает позади.

— Гор, ты со мной? — поворачивается к другу.

— Нет. Дела у меня. Поеду.

— Тогда будь вечером. На пиру, — добродушно улыбается насупленному другу князь.

Воевода кивает и трогается с места. Мы отъезжаем в противоположную сторону. Некоторое время едем молча. Я стараюсь держать спину, чтобы не навалиться на князя. Это тяжело, нестерпимо хочется откинуться назад, но так некстати всплывшая мысль о манерах заставляет держать спину ровно.

— У тебя пир намечается, князь? — решаюсь я прервать молчание.

— Намечается. В твою честь. Хотел с тобой в обед обсудить. А ты сбежала.

— Не сбежала. А ушла по производственной необходимости.

— Ишь как загнула, — усмехается князь, — да обопрись ты уже! Сидишь, как дрын проглотила, — он мягко обнимает меня рукой за плечи и притягивает к себе. Посопротивлявшись мгновение все же уступаю и откидываюсь спиной на твердую грудную клетку. А ведь и правда устала. Расслабляюсь и с выдохом удовольствия прислоняюсь к крепкому мужскому телу.

— Думаю, надо тебе красный плащ моего дружинника выдать. Чтоб не сомневались.

— Лучше синий.

— Почему это?

— Мне кажется, будет хорошо, если младшая дружина будет отличаться от старшей. Хочу через пару недель им присягу организовать. На ней и выдадим им синие плащи. Обставим красиво, чтобы запомнили.

— Присягу?

— Торжественная клятва верности. Тебе будут присягать и Отечеству. Перед своими боевыми товарищами. Для парней будет память на всю жизнь.

— Хм… И зачем?

— Этот ритуал, он важен и останется в памяти. Ведь они должны быть готовы умереть за тебя, князь… — мы встречаемся глазами, и князь хмурится, обдумывая мои слова.

— Умеешь ты заставить задуматься, Ярослава. И все в свою сторону. Ладно, будут тебе синие плащи!

Глава 8

Обед прошел в непринужденной обстановке, князь оказался приятным, любознательным собеседником. Он много расспрашивал меня о моем мире, приходя в недоумение от простых вещей, вроде транспорта или электричества. И хотя тем для разговоров была масса, я ела мало и быстро откланялась. Надо было подготовиться к уроку.

Спустилась на площадку, лично проверила мечи. Деревянные здесь тоже были, но ими не пользовались, видимо, считались слишком «новичковыми». Хотя возможно, что это для своей дружины князь сделал исключение и поэтому тренировочные мечи были металлическими. Да, у этих затупленное острие и боковые лезвия. Больше болванка, чем меч, но все же металлическая. Осматривая оружие, еще раз отметила немного небрежную работу кузнеца. Может быть, личные мечи старших дружинников он делал старательно, но здесь была работа на отшибись. Я понимаю, что технологии примитивные, но как по мне — любую работу нужно делать хорошо. Или не делать вообще.

Размяв как следует плечевые суставы и колени с голеностопом, я начала медленно повторять связки. Руке надо было привыкнуть к более короткому оружию при этом со смещенным ближе к острию центром тяжести. Чересчур короткая рукоять также неудобно лежит в руке. В целом я привыкла к более тяжелым мечам, реконструкторы по нормативам безопасности делают затупленное оружие, и оно получается более тяжелым. Особенно мечи. Но для фехтования и битвы «меч в меч» у меня к тому же был более длинный клинок с широкой гардой для защиты руки и парирования, а тут… С «каролингом» приходится практически учиться заново.

Когда подтягиваются мои подопечные, заставляю их также сделать разминку, втолковывая азы анатомии про мышцы и связки. Потом вызываю двоих добровольцев в спарринг и смотрю на бой. Меч и щит не дают той зрелищности, что привычна по фильмам, но и тут есть свои хитрости. Есть над чем работать. И мы работаем. Упорно и долго. После чего отпускаю своих потных, запыхавшихся неугомонышей до завтра. И начинаю готовиться к пиру. Но не как все девочки — ванная, масочки и релакс.

Перво-наперво, в сопровождении пронырливой Смешки проникаю на кухню. Привычка дружить с кормящим персоналом осталась у меня с пионерского детства. Дородная повариха Рута поначалу смотрит настороженно, но пара восхищенных комплиментов и мое непринужденное чириканье подкупают. Уметь налаживать контакт меня работа научила. Ну и личное обаяние, куда без него? Кухарка, конечно, удивлена — гости княжеские на кухню не ходят. Невместно это. А мне то что? Я тут сломщиком стереотипов работаю с первого дня попадания.

Улыбаясь и хлопая глазами, интересуюсь предстоящим меню, приправами и кулинарными предпочтениями князя. Много жаренной дичи, тушенных овощей и хлеба. Ну что ж, много мяса не бывает. Добавим изюминки. Делаю заговорщицкое лицо и предлагаю кухарке приготовить блюдо «как у меня на далекой родине». Женское любопытство непобедимо, поэтому получив согласие, прошу выдать мне поваренка и набор продуктов. После чего столпившиеся вокруг стола работники кухни начинают с изумлением наблюдать за созданием… майонеза. Ну, как-то не пришло мне ничего больше в голову. Поваренок лихо, не хуже блендера, сбивает желтки и специи, пока я тонкой струйкой вливаю растительное масло. Добавляем уксус, потом белок — темная жижа светлеет на глазах и превращается в белую тягучую, привычную глазу, массу.

Повариха осторожно пробует и изумленно охает, тут же отбивая тянущиеся любопытные руки. Предлагаю ей большую часть массы смешать с небольшим количеством меда и замариновать дичь. Потом нашпиговать ее чесночком и запечь. Рута согласно кивает, ей самой уже любопытно, что выйдет. Я уже собираюсь уходить, когда обращаю внимание на приютившийся в уголке стола туесок, заботливо прикрытый рушником. От него исходит тонкий, освежающий аромат мяты. Обожаю это запах!

— Ой, а что это так вкусно пахнет? — не выдерживаю я.

— Это взвар для князя Беригора. Он его с детства любит. Каждый день свежий завариваем. Как тетушка князя научила.

— Там ведь травяной сбор? — наклоняюсь и принюхиваюсь.

— Твоя правда госпожа. Мята, чабрец, душица, а еще зверобой и пустырник. Диво, как вкусно получается. Мы и себе тоже завариваем. Жажду хорошо утоляет, особливо в жару. Али как у нас — на кухне.

В знак хорошего ко мне расположения, кухарка самолично наливает мне кружку напитка. И правда вкусно, куда там всяким газировкам! Освежает, бодрит, туда еще ложечку меда и я точно подсяду на такое, не меньше князя. Но это — потом. Благодарю за великодушие и покидаю поваров на самой дружеской ноте.

Хватаю за руку Смешку и велю найти мне музыкантов, которые будут на пиру развлекать. Моя проныра охает, но через переходы послушно выводит в сторожку на заднем дворе, где те ждут своего часа. Ребята быстро схватывают идею, ловя звуки на лету. Конкуренция подстегивает, надо быть лучшими.

Добившись и закрепив результат, возвращаюсь к себе и погружаюсь в ванную. Я все-таки девочка, которая сегодня имела трехдневную норму физических нагрузок. Смешка все исполнила в точности: от воды идет тонкий аромат лаванды и ромашки. Время расслабиться. Нежусь в ванной, смывая усталость и пот, но недолго. Иначе вконец разморит. После чего нехотя выползаю, преодолевая желание завалиться на постель и укрыться с головой. Высушиваю волосы, благо дело они короткие, по плечи. Собираю тонкими резинками у лба в три небольших хвостика. В каждом делаю пробор посередине, протаскиваю в него полностью хвост, проворачивая по часовой стрелке. После чего немного вытягиваю волосы хвостов у корней, придавая им пышность. Собираю все массу волос на затылке и также проворачиваю. Получается очень необычно, для местных, привыкших к обычным косам, так вообще непойми что — узлы из волос. Копошусь в косметичке, выискивая декоративку, брала с собой минимум. Как же неудобно орудовать с маленьким зеркалом! Эх, где моя ванная и арсенал на полках…

Аккуратно подвожу глаза карандашом, растушевываю, чтобы казались больше, а цвет глубже. Тональника нет, поэтому одеваюсь после макияжа. В моих закромах была одна рубашка, которую я хотела одеть на открытие фестиваля. Она из ярко-синего переливающегося шелка, золотом вышита жар-птица на всю спину, еще две — на плечах, словно обнимают крылами и хвосты распушили по рукаву. Надеваю коричневые кожаные брюки, высокие сапоги. Рубаху подпоясываю широким корсетным поясом с тремя пряжками из темно-коричневой кожи. Пояс красив, на нем оттиски узора в виде дубовых листьев и желудей. Талия при этом кажется немыслимо тонкой. Сама себе напоминаю изящную статуэтку, хочется взлететь от предвкушения. Последними одеваю серьги. Это золотые павлины, кокетливо оглядывающиеся на завитушки сложенных роскошных сине-зеленых хвостов. Чуть трогаю розовой помадой губы и критически осматриваю себя с ног до головы. Наряд смотрится так гармонично, что чувствую, как сама себе нравлюсь. Поворачиваюсь к притаившейся Смешке.

— Ну как?

— Госпожа, ты как жар-птица, — восхищено шепчет девочка, — аж глазам больно!

— Думаешь?

— А то!

— Смешка, а когда мне на пир идти-то? Позовут или как?

— Князь, наверное, за тобой слугу пришлет, чтобы проводить. У нас же вообще не принято женщинам на пиру быть.

— Это еще почему?

— Невместно это. Чтоб на чужую жену глазел кто.

— А жены что, из домов не выходят совсем?

— Почему? На торжище могут пойти. Али на праздник какой. На Купалу…

— Значит туда можно, а на пир — никак?

— Я не знаю, — протянула Смешка, — на ярмарку они с кметями-охранниками могут пойти. Да с мамками-няньками. А тут…

— А тут — княжий двор и муж рядом. Куда как безопаснее.

— Не ведаю я. Как-то так испокон повелось…

— Странно.

Раздается короткий стук в дверь. Смешка бросается открывать, я следом выхожу из опочивальни, чтобы встретить посыльного. И останавливаюсь в изумлении. В светлицу входит сам князь собственной персоной. В темно-красной шелковой рубахе, что ладно сидит на его фигуре, в вороте сдержанно поблескивает золотая цепь с медальоном. В темных волосах замечаю обруч, украшенный самоцветами, который придает еще больше величественности. Ох, и хорош! Мы останавливаемся и беззастенчиво разглядываем друг друга. В его зелено-голубых глазах загорается мужской интерес, и это изрядно тешит мое женское эго.

— Князь, да ты просто ослепительно выглядишь, — от чистого сердца произношу я.

— Это ты, Ярославушка, хороша, как Леля. Глаз не оторвать, — ласкает меня взглядом Велеслав.

— Ну, раз оба такие красивые — надо бы к людям, им принести немного красоты? — улыбаюсь я.

— Пойдем, языкастая, — в ответ улыбается князь и протягивает мне руку. Я вкладываю свои пальцы в его ладонь. Неожиданно он берет мою руку в свои ладони и подносит к лицу, — не пойму, как такая ручка с тонкими перстами может столь лихо мечом владеть?

— Рука у меня тяжелая, князь. Поэтому. Я могу так по плечу хлопнуть, что мужики кривятся.

— Экая ты… Столько в тебе всего. Чем больше узнаю, тем меньше понимаю.

— Говорят, что в каждой женщине должна быть изюминка. А я выходит — пирог с изюмом?

Со смехом князь выводит меня из горницы. Все также продолжая держать меня за руку, вводит в трапезные палаты.

Это целый зал, просторный, с полукруглыми сводами. Стены богато расписаны желто-золотыми узорами на красном фоне. Витиевато украшен светлый, бежево-золотистый потолок, скамьи покрыты алым бархатом. Заставленные разными закусками и соленьями широкие столы стоят у стен. Предупредительные слуги толпятся у входа, готовые начать подачу горячего.

В просторных палатах уже собрались приглашенные принарядившиеся гости. Публика, как я поняла, двух категорий. С одной стороны — столы занимает старшая дружина, суровые бородатые воины, большинство из которых я видела на ристалище. С другой — бояре и прочие знатные «гражданские», разодетые куда как более богато — в расшитые золотом одежды, с разноцветными перстнями на пальцах. А на лицах куда как больше высокомерия, чем у вояк. Увидев меня многие начинают кривиться, кто-то возмущенно фыркает, склоняясь к уху соседа.

Но когда мы подходим ближе, мгновенно стихают все разговоры, с лиц сбегают ухмылки и спесь. В настороженной тишине мы с Велеславом идем к центральному столу, наши шаги отчетливо слышны, несмотря на толстый ворс ковров. Чувствую скользящие по телу ощупывающие взгляды. Разные — от заинтересованных до липких. Но они меня не трогают, на презентациях проектов или «на ковре» у начальства и не такое бывало. Смотрю прямо перед собой, нацепив на лицо самое надменное выражение. Рука князя держит мои пальцы крепко и уверено, и это придает уверенности мне. Кого или чего мне бояться? Самый крутой мужик в этом городе держит меня за руку, вон, пир в мою честь устроил. И выгляжу я на все сто, не стыдно с ним рядом идти. Так что пусть шипят или слюни утирают. Нет мне до этого никакого дела.

Мы поднимаемся к центральному почетному столу, который стоит на возвышении. Князь усаживает меня по правую руку от себя. С другой стороны от меня сидит Драгомир, который сдержанно улыбается, окатывая меня нечитаемым серым взглядом. По левую руку от князя оказывается воевода, губы которого сжались в тонкую линию, едва он увидел нас с Велеславом и наши переплетенные пальцы. До чего же противный, а? Все ему не так. Но у меня слишком хорошее настроение, чтобы огорчаться от одной кривой физиономии.

— Други мои, — зычно произносит князь, когда все усаживаются, — почетные люди города и дружина моя верная! Гостья к нам пожаловала, почетная. Из далекой страны, где бабы наравне с мужами воины искусные. Многое знает и ведает такого, что и нам поучиться не грех. Погостит у меня, гридней поучит воинским умениям своей стороны. Зовут ее Ярослава, и она под моей защитой, — многозначительно обводит взглядом периметр.

По залу пробегает легкий гул. То ли имя мое им не нравится, то ли что-то в словах князя заставило гостей занервничать.

— А пошто она в портах? — раздается из дальнего конца стола дружинников.

— А ты в юбке сражаться пробовал? — весело и на весь зал спрашиваю я, — мы наравне с мужчинами воюем. А потому и одеваемся так, чтоб удобно было, — сидящие одобрительно смеются.

— А правду бают, княже, что воина твоего она сразила? — стол бояр тоже смолчать не может.

— Правда в том, что взбучку любой получит, кто будет обсуждать меня, как будто меня тут нет, — расставляю границы дозволенного.

Гул голосов и перешептывания прекратил князь, предложив поднять чарку медовухи за гостью-амазонку. Драгомир, как галантный кавалер начал накладывать еду мне в тарелку. Я обратила внимание, что посуда на столах пирующих была серебряной, тогда как за нашим столом тарелки были из желтоватого металла.

— Драгомир, а…, — я только кивнула в сторону посуды, как тот догадался.

— Золотые. Необычно, правда? Князь миргородский богат, может себе позволить.

— Смотрю и не верю. У меня до сих пор голова кругом от происходящего.

— А у меня от тебя, Ярослава. Выглядишь убийственно, аж дыхание перехватывает. Все гости слюной давятся да обручье у тебя на пальцах высматривают, — волхв иронично улыбается, поглядывая на гостей.

— Чего высматривают?

— Браслеты брачные. Или кольца. Знать хотят — замужем ты или нет.

— Хм… а зачем? Думаешь кто жениться захочет? Пожалеют, — усмехаюсь я.

Смотрю в зал, выискивая потенциальных бедолаг мне в мужья. Деловито снуют слуги, разнося блюда с горячим. Другие с кувшинами наполняют гостям чарки хмельными напитками. Народ потихоньку расслабляется, разговоры становятся все громче и непринужденнее. Музыканты тихонько бренчат в углу, стараясь приглушить звон посуды и стук ложек.

— А что? Князь тебе благоволит. Да и сама ты — необычная. Будоражишь. Второй такой нет, — Драгомир подвигается чуть ближе и долго смотрит мне в глаза, словно хочет в них что-то прочитать.

— Всем ли довольна гостьюшка моя дорогая? — раздается у меня негромкое над ухом. От неожиданности вздрагиваю и разрываю зрительный контакт с волхвом. Поворачиваюсь к Велеславу. Он смотрит на меня своими колдовскими глазами, которые сейчас потемнели и кажутся густо-синими.

— Благодарю, князь. Все здесь необычно, где бы я такое еще увидела?

— А чего бы ей не быть довольной? Сидит с князем за столом да с золота ест, — раздается язвительный голос воеводы. Низкий, вибрирующий, мурашко-вызывающий. И что ж тебе неймется, грубиян?

— Гор…, — поворачивается к другу князь.

— Все хорошо, князь. Только вот боюсь, как бы воло́с в тарелки не нападало от чьих-то косм нечёсаных. Тогда даже с золота есть не захочется.

— И его подстричь хочешь? — притворно хмурится Велеслав, а в глазах смешинки. Похоже его тоже забавляет наша пикировка.

— Да вот еще! Много чести. Пусть топором себя пострижет. Глядишь — поумнеет.

— И как ты с таким змеиным языком до своих лет дожила? — в сердцах бросает воевода.

— Дожила. И до сих пор — молодая и красивая. А ты… уже просто — красивый.

— Я что — старый? — взвивается воевода. Как же его легко доводить до бешенства! И как приятно дергать этого тигра за усы. Под хохот его друзей.

— Ты это сказал, — пожимаю плечами и переключаю свое внимание на усмехающегося Велеслава, — князь, а почему у вас на пирах женщин нет?

— Э… а зачем они тут?

— Как зачем? Разговор поддержать, красотой своей глаз порадовать. Да и наряды с украшениями выгулять. Все девочки это любят.

— Тут разговоры мужские. Да под вина хмельные недоброе может быть.

— При женах и дочерях напиваться вдрызг уже никто не будет. А если муж на пиру не смог жену защитить — зачем он вообще нужен?

— Ты как скажешь, Ярослава, так все с ног на голову. Подумать надо.

— А что тут думать? Давай спросим.

— У кого?

— А и у гостей. Послушаем глас народа, — не мудрствуя лукаво, встаю на ноги и громко хлопаю в ладоши.

— Уважаемые мужи города, гости дорогие! Я издалека и многие ваши обычаи мне не понятны. Разъясните, отчего на пиры веселые вы своих жен-красавиц не берете? Ведь так оно веселее будет. Да и женщинам вашим, где еще сверкать жемчугами и смарагдами, как не на пиру княжеском?

Зал изумленно замолчал, а потом разразился криками:

— Невместно!

— Жена не кобыла, чтоб ее выставлять!

— Подождите! — отодвигаю стул и спускаюсь в зал. Я не лукавлю, мне действительно интересно. Центральная часть горницы свободная, выхожу и окидываю взглядом сидящих мужчин. — Давайте по одному. Встаньте и объясните мне, иноземке. Ведь жены ваши на ярмарки и торги ходят. На праздники в хороводах и прочих весельях участвуют. Наверняка и в гости к подругам да родным захаживают. А сюда, на княжий пир — почему не ногой?

Многие открыли рты чтобы крикнуть что шумливое, но аргументов не нашлось ни у кого. Кто-то недоуменно чесал затылок, кто-то раздосадовано переглядывался с соседями, но ничего толкового придумать не могли. В тупик поставила их гостья князя миргородского.

— А нас с женами князь не приглашал! — нашелся наконец-то кто-то языкастый. Зал охнул, а я с улыбкой повернулась к нахмурившемуся Велеславу.

— Как же так, князь? Может исправишь сие, раз народ просит?

Гневно дернулись ноздри властителя, но сдержался он.

— Так тому и быть! Через месяц приглашаю всех на пир. С женами или сродственницами, кто холост, — пророкотал раздосадованный Велеслав. Не доволен, что его крайним сделали. А потому, я, чтобы смягчить ситуацию, с благодарной улыбкой слегка кланяюсь князю. В ответ на мою улыбку правитель слегка расслабился, ушла хмурая складка меж бровей.

Когда зал перестал гудеть, я снова повернулась к сидящим за столами.

— Гости дорогие, я только предупредить хочу, чтоб вы не передумали. Ибо если ваши жены узнают, что вы их на пир не взяли, а подруги там были…, — мы с сидящими обмениваемся понимающими улыбками.

— Не сносить нам буйных головушек, — выкрикивает кто-то.

— Запилит до смерти, — подхватывает другой.

— Всю жизнь пересоленное снедать придется.

Чувствую, что зал оттаял, почувствовав во мне, в некотором роде, единомышленника. Надо закрепить результат. Снова хлопаю в ладоши, чтобы тишина наступила.

— А чтобы развеселить сердца ваши храбрые и великодушные, хочу спеть песню своей родины. Боевую. Дозволишь, князь? — успокаиваю, как могу, задетое самолюбие Велеслава, демонстрирую ему, что именно он тут главный. Он властитель, и он мужчина, а значит его «эго» любит патоку и елей больше многих. Князь удивленно приподнимает брови, видимо я опять ставлю его в тупик своей непредсказуемостью. Ну извини, друже, работа с массами, тем более такими заскорузлыми, требует нестандартных решений. Мы с залом выжидательно смотрим на князя. Он, не сумев прочитать по моим глазам что будет, вынужден кивнуть.

Я поворачиваюсь к сидящим в уголке музыкантам. Они начинают наигрывать лихое вступление. Знаю, что голос у меня сильный, низкий, песня начинает литься сама:

Ой, что-то мы засиделись братцы

Не пора ли нам разгуляться

Русь молодая, силы немерено

Дайте коня мне да добрый меч!

Ратью пойдем да погоним ворога

Русь молодая сердцу дорога

Да не пристало нам сидеть по хатам

Дайте коня мне да добрый меч!

Было это, братцы, давным-давно

Черные силы пришли войной

А мы не знали, не ожидали

Жили, любили, детей рожали

Вижу, что зал захвачен с первых куплетов. То, про что я пою — понятно каждому в зале. Они все это проживали в своей жизни и неоднократно. Беды, войны, потеря близких… Поднимаю руку и знаком машу столу дружины, что можно подпевать. Стол тут же гаркнул «Дайте коня мне да добрый меч!». Начинаю азартно скалиться, песня захватывает и меня, и зал.

На последнем куплете:

И засияло небо голубое

Полная чаша мира да покоя

А кто пожалует к нам с войною, — я замолчала и уже весь зал дружно грянул:

Дайте коня мне да добрый меч!

Я замолчала. Замолчал на мгновение потрясенный зал. А после этого разразился криками да воплями моих неожиданных фанатов. Велеслав с азартно блестящими глазами, встает на ноги, берет что-то у слуги рядом и спускается ко мне. Подходит и протягивает с улыбкой:

— Ты так просишь, гостьюшка дорогая, что нельзя не исполнить. А я все голову ломал, чем одарить тебя.

Я во все глаза рассматриваю протягиваемые мне ножны. Мне? Осторожно тяну богато украшенное навершие, клинок приветственно блеснул, выныривая из темноты. Красота такая, что ком поднимается в горле. Поднимаю на князя счастливые глаза.

— Слов у меня нет, чтобы благодарность выразить…

— Нешто угодил? — улыбается он довольной улыбкой.

— Лучше и придумать нельзя было, — чуть вынимаю клинок из ножен, подношу к губам, а потом поднимаю его над головой. Зал разражается приветственным ревом.

— А коня? — кричит кто-то из гостей.

— Будет и конь, — улыбается Беригор, опоясывая меня мечом, — никогда мечей ба… женщинам не дарил, — шепчет он.

— И как ощущения? — тоже шепчу я.

— Ошеломительно. Пойдем за стол, там поговорим.

Под приветственные крики возвращаемся к столу и меня окутывает ледяное крошево в злых глазах воеводы. Все никак не разберу — чем я ему не угодила? Да, подтруниваю над ним, но это же не повод так беситься. Может он просто женоненавистник? Все бабы — стервы и все такое? Так ты, малыш, еще не знаешь, что такое стервы. Тем более из другого мира и 21 века. Лови джек-пот в моем лице, только не обижайся. Не я первая начала.

Среди поданного горячего по аромату узнаю «свою» дичь. Молчу, но служка, что обслуживает наш стол, шепчет князю на ухо. Доносчик!

— Да ты что? — изумляется князь и тянет руку к птице. Отрезает кусок личным кинжалом себе и воеводе. Тот сначала начал вяло жевать, но потом, распробовав, с аппетитом отрывает куски и с блаженной улыбкой отправляет в рот. Хитро подмигнув мне, Велеслав поворачивается к другу:

— Смачно, друже?

— А то, — бубнит активно работающий челюстями Беригор, — расстаралась твоя кухарка нынче. Ел бы и ел.

— Это от того, что Ярослава ей указ дала. Под ее началом готовили.

Беригор мгновенно роняет кусок на тарелку и поперхнувшись, начинает кашлять. Да так сильно, что князю приходится несколько раз основательно хлопнуть друга по спине. А я не могу сдержаться и начинаю хохотать, настолько комично выглядит могучий воевода, который смотрит на меня злыми и одновременно несчастными глазами на красном от натуги лице. Беригорка, ты действительно хочешь со мной войны?

После моего феерического выступления веселье в хоромах набирает обороты. Музыканты начинают играть громче, периодически звучат песни, тосты, взрывы хохота. Драгомир с князем, словно состязаясь в остроумии, смешат меня до колик. Едва успеваю поворачивать голову то к одному, то к другому. Они оказались давними друзьями и многое с ими случалось и в детстве, и в военных походах. Наш хохот то и дело разносится под разукрашенными сводами хором.

Воевода напротив — сумрачен, молча потягивает медовуху из кубка, откинувшись в кресле. Он держится особняком, отвечает коротко, почти не принимая участия в беседе. И чем веселее мы смеемся, тем смурнее он становится. Наконец не выдерживает, и шепнув что-то князю, решительно уходит из трапезной.

Через некоторое время я тоже почувствовала наваливающуюся усталость.

— Князь, пойду я, пожалуй. Устала. Да и занятия у меня завтра. Спасибо тебе за праздник!

— Хорошо. Ступай. Или погодь, провожу тебя.

— Не стоит, княже, гостей своих оставлять. Я провожу Ярославу, — вмешивается волхв.

Он доброжелательно улыбается, но серые глаза смотрят твердо, с нажимом. Мужчины бодаются взглядами, ни один не желает уступать. Чувствую, что назревает конфликт. Ох, уж эти альфа-игры.

— Не хочу портить вам веселье. Оставайтесь оба, меня проведут, — быстро встаю и иду к дверям, которые находятся в конце трапезной.

— Здравица за Ярославу-воительницу! — встает какой-то детина из дружинников и поднимает за меня чарку. Его тост дружно подхватывают другие столы. Прижимаю руку к сердцу и благодарно кланяюсь направо и налево. Благодарю всех за праздник и тихо выскальзываю из хором, придерживая ножны, чтоб не хлопали о сапог.

Глава 9

Первый попавшийся служка провожает меня до моих комнат. Смешка ждет меня в светлице, подремывая на лавке, но тут же подскочив и ожидая приказаний. Я переодеваюсь в одежду попроще, вешаю меч на спинку стула и прошу принести мне взвару. На пиру я ела немного, переедать не хотелось, потом полночи не усну. Возвращается моя горничная быстро. Да не одна, а с Драгомиром.

— Не помешаю? — выглядывает он из-за двери, — тоже улизнул. Тишины захотелось.

— Проходи конечно.

— Устала? — участливо спрашивает он, усевшись рядом на лавку.

— Физически — нет. Больше морально. У меня сегодня были показательные выступления для слишком большого количества народу. Я такое в принципе не люблю. Тем более, выступать в развлекательном амплуа.

— Ты была восхитительна, Яра. Сначала красой сразила, потом пением. А уж про пир с бабами и говорить не стоит. Завтра о тебе точно весь Миргород шуметь будет.

— А я-то надеялась, что после сегодняшнего народ подуспокоится.

— Да ты что? Это после того, как ты сегодня зажигала? — весело смеется волхв, — знаешь сколько раз они спели твою песню, когда ты ушла? Глотки сорвали начисто. Слышал, что меж собой решили тебя за мужскую одёжу не судить, «ибо ей, воительнице, оно для дела надобно». Так что — поздравляю, ты теперь местная звезда.

— Боже… вот вляпалась. Может мне в подполье уйти? В какой-нибудь местный монастырь? — ухмыляюсь я. — Но как я своих мальчишек брошу?

— В подполье не получится, монастырей тут нет. Капища есть, но тебе там делать нечего. А благодарный за предстоящий пир женский коллектив тебя и там найдет.

— Язык мой — враг мой…

— Да ладно тебе, расслабься, — он дружески хлопает меня по плечу, — образуется все. Слава — вещь недолговечная. Но я готов помочь тебе, чем смогу. Если станет совсем невмоготу — переедешь ко мне. У меня дом в лесу, укрою тебя там.

— В шаговой доступности от работы и метро? — улыбаюсь я.

— Ох, и язва ты, Яра. Никакого уважения к служителю культа.

— А ты? Это тебя мой мир испортил или ты уже был несносный?

— Не нравлюсь?

— А должен?

— Хотелось бы.

— Тебе поклонниц мало? Вон, даже моя Смешка тебя глазами ест.

— Да ну! Пустое это…

— Все вы мужчины — одинаковы. Не цените то, что легко дается.

— А вы? — весело парирует Драгомир. Мне нравится с ним пикироваться, нравится легкость общения и то, что мне не надо следить словами. Он понимает мой сленг и сам прекрасно им оперирует. При этом за его легкостью я чувствую железный стержень, что-то сильное, что он держит в узде и прекрасно контролирует, — смотрю тебе уже сундук принесли? — кивает в угол.

— Какой?

— Да я на местном торге прикупил тебе кое-что. Рубах там, кафтанов. Лишними не будут.

— Это еще зачем?

— Может порадовать тебя хотел? И разнообразить гардероб. Ты ж сама не попросишь.

— Не попрошу. У меня есть вещи.

— Вот и я о том. Здесь, Яра, феминизм и гендерное равенство не носят. А помощь надо уметь принимать. Особенно когда от чистого сердца.

— Спасибо, но не стоило, — говорю, а у самой на душе потеплело от его заботы.

— Яра! Стоило. Хочешь ты или нет, но я твой друг. И чувствую вину, за то, что вырвал тебя из твоего мира сюда, в дремучее средневековье, — на меня пронзительно смотрят серые глаза.

— Так ты же не виноват. Это же кольцо?

— Кольцо. Но мне все равно совестно. Понимаю, как тебе тяжело, сам через такое проходил. Хочу тебя хоть каким-то комфортом обеспечить.

— Про обеспечить: мне нужно кое-какие наброски делать. Для тренировок. Нужны будут писчие принадлежности.

— Бумага и перья? Хорошо, я скажу.

— Перья?

— А ты на что рассчитывала? На гелевые ручки с тремя цветами?

— Нет, но… Драгомир, а ты чем занимался в моем мире?

— Да много чем… сложнее было не удивляться вашему техническому прогрессу. Я ж был как дебил: не знал даже как бутылка с водой открывается, — ухмыляется волхв.

— Сложно было…

— Сложно было в психушку не попасть. Да в общем, ерунда все это. И кстати, в довесок к сундуку идет вот это, — он кладет на стол увесистый мешочек, — местная валюта. На карманные расходы и сувениры. И не выступай, пригодится. Давай лучше поедем завтра на пикник?

— Куда?! — теряюсь от скачков его мысли.

— Тут неподалеку роща есть с горячими ключами. Можем искупаться.

— Откуда ты знаешь, что у меня купальник есть? Смешка вложила?

— Не знал, предположил просто. Майские на носу были. А служанка твоя вряд ли догадается для чего набор тряпочек-веревочек.

— То есть если бы у меня не было купальника…

— Ой, Яра, не начинай! Здесь к голым телесам спокойно относятся. Хоть и купаются девки в рубахах. Давай завтра после второй тренировки заберу тебя и поедем.

— У самого-то плавки имеются?

— А вот не скажу! Мучайся до завтра, — волхв легонько щелкает меня по носу и пружинисто поднявшись, выходит из горницы.

Я сижу за столом еще некоторое время. Отчего-то идея Драгомира с пикником взбудоражила настолько, что усталость и сон словно рукой сняло. Возвращаюсь в спальню. Смешка, поджав ноги, сидит на сундуке, обняв руками коленки и с обидой смотрит на меня. Наверняка слышала наш с волхвом разговор. Эх, первая влюбленность… Присаживаюсь рядом.

— Смеша, солнышко, мне твой Драгомир даром не нужен. Друг он и не более.

— Да я же… Он такой красивый… и не смотрит на меня совсем! А я ради него в огонь и в воду, — шмыгает девочка.

— Ты еще юная, поэтому он и не смотрит.

— А я вырасту!

— Обязательно вырастешь. И красавицей. Тогда у него глаза и откроются. Мужики, они же какие: начинают ценить, когда теряют. Начнешь обдавать его холодом и равнодушием, тут-то он и зашевелится.

— Правда?

— А то! Поверь мне. Устанешь от него отмахиваться.

— Тогда ладно, — утирает мокрые глаза Смеяна, — ты, госпожа, почивать изволишь?

— Что-то не хочется пока. Схожу-ка я позанимаюсь еще немного. Видала какой меч мне князь подарил?

— Красивый очень. И волк там лютый на ручке.

— Это навершие. А я и не рассмотрела еще толком, — встаю с сундука и беру в руки оружие. Все же есть в нем что-то сакральное, идущее из глубины. От чего нервы начинают тихонько звенеть в предвкушении. И ножны, и клинок богато украшены серебром. На навершии действительно скалится голова волка. Перекрестье, красиво изогнуто вниз к клинку, но короткое, пальцев не защитит. Для местных технологий в целом очень и очень недурственно. Надеваю толстовку, ибо вечерами здесь свежо, всовываю ноги в кроссы и киваю девочке, что дойду сама.

Почти не заплутав, выхожу во двор. На столбах висят факелы, но в целом темновато. Глаза постепенно привыкают к полумраку, начинаю видеть практически весь двор. Хоть и безлюдно, отхожу подальше, чтобы не наткнуться на разгулявшихся княжьих гостей. Хочется побыть одной, слишком тяжело оказывается контролировать каждое слово, слишком много пристального внимания вокруг. Или это просто у нервной системы откат от перенапряжения. За короткий период времени случилось сразу столько всего…

Легче всего сбросить откат физическим выплеском. Разогреваю как следует мышцы, встаю в стойку. Плавно перетекаю из одной в другую. Здешние мечи не дадут той зрелищности и красоты фехтовального поединка, но будучи наедине я не могу удержаться. Повышаю темп, вхожу в азарт, ускоряюсь, перехожу на фланкировку, чтобы максимально ускориться. Тело поет от напряжения и восторга.

— Эй, — обрывает мой танец с клинком низкий, вибрирующий голос, — не надоело пыль поднимать?

Резко оборачиваюсь и не сразу замечаю сидящего неподалеку на деревянной колоде Беригора. От его низкого голоса и грубости начинают звенеть нервы. Красиво очерченные мужские губы складываются в ухмылку, льдистые глаза горят нехорошим прищуром. Женоненавистник решил отыграться?

— Тебе какое дело? — отвечаю грубостью на грубость.

— Хочешь мечом помахать, противника себе найди. А не вот это бабье махание подолом.

— Где ты у меня подол увидел, хамло лохматое?

— Ну все, доигралась, — встает он на ноги и идет на меня, — бери вон в той бадье деревянные мечи, не хочу, чтоб подарок князя сломала. Чай не веретено.

Чувствую, как во мне просыпается ярость. Вкладываю меч в ножны и отстегиваю их чтобы не мешали. Воевода делает тоже самое. Скидываю толстовку, под которой только футболка с коротким рукавом. Кожу до мурашек обдает свежим ветерком. Но мне до этих мелочей. Достаю два полноразмерных деревянных меча и бросаю один громиле. Видимо действительно пора поставить все точки над «ё». Раз поставить его словами на место не получается — получит по наглой морде. Встаю в верхнюю стойку. Он, ухмыляясь, смотрит на меня, блики от факела танцуют по мужественному лицу, придавая зловещее выражение. Прищуренные глаза поблескивают предвкушением.

Воевода делает несколько круговых движений кистью и стремительно бросается в атаку. Несмотря на его крупные габариты, двигается он удивительно легко и быстро. Я понимаю, что передо мной действительно грозный противник, закаленный в боях, а не в турнирных поединках. Да, могу перейти на рукопашку, но гордость не позволяет. Хочу победить его тем оружием, которым он владеет. Но, как, черт возьми, он им владеет! Злюсь и восхищаюсь одновременно. Ухожу в глухую защиту. Слышен только стук мечей и наше тяжелое дыхание. Высматриваю возможность для атаки и не вижу, он закрывается наглухо. Кажется, что его руки везде, предугадывают мои намерения до того, как я их осуществлю.

Вдруг, нахожу маленькую лазейку в его защите, мгновенно бросаюсь в атаку. Второго шанса не будет. Мы оказываемся почти вплотную друг к другу, передо мной возникает его лицо в перекрестье мечей. Он, как и я, понимает, что в прямом столкновении силой рук мне не победить. В горящих льдистых глазах появляется торжество. Ну нет! Понимаю, что хочу стереть эту самодовольную ухмылку любой ценой.

Встаю на цыпочки и молниеносным броском целую противника в губы. Короткая борода приятно щекотнула щеки. На мгновение, всего на короткое мгновение от отвлекается. Но мне этого хватает, чтобы нанести удар по причинному месту и тут же подсечкой ноги уронить противника оземь. С глухим раздосадованным рыком Беригор падает. Вид поверженного противника приводит меня в чувство. Мне тут же становится стыдно за нечестную победу.

Глава 9 (Беригор)

Ох, и знал бы кто, как не хотелось мне идти на этот пир! Глухая злоба ворочалась внутри, что ради этой пришлой бабы князь целый пир закатывает. Словно не гостья, а зазноба его долгожданная приехала.

Еще давеча, наблюдая как она с отроками занималась, ярился немеряно. От того, как бесстыже себя вела. То тронет кого из них за руку, то за плечо. А еще и приседала да наклонялась по-всякому, от чего рубаха ее задиралась, обнажая обтянутые портками ягодицы. И взгляды мои ловила и ухмылялась так снисходительно, мол любуйся. Не светит тебе ничего. Больно надо!

А юнцы эти вертятся вокруг нее, в рот заглядывают. Одно слово — отроки, а на деле — лбы здоровые, все в брачную пору вошли. А в такие-то годы нутро кипит от похоти. И хоть никому из них она не позволяла ничего, осаживая даже взглядом, понимал он об чем их мысли. Как бы сорвать с нее эту одежду срамную и оказаться меж ног ее длинных. Чтоб обвилась лозою и призывно терлась грудью, шепча слова жаркие да нескромные. Тьфу ты! Ох, доиграется гостья княжеская, точно снасильничает кто-то. Какой мужик удержится, когда баба перед ним так бедрами зазывно виляет?

Чтоб не смотреть на эту срамоту ушел вон со двора. Маялся как медведь-шатун да и решил к князю зайти, ежели друг не занят. Может отправит куда с поручением, подальше отседова. Только вошел, а Велеслав зол как вепрь, глазами зыркает.

— Ты-то мне и нужен. За мной ступай.

Выходим вместе во двор, князь тут же к стражникам. И быстро так, будто торопится. Да что случилось-то?

— Куда ушла гостья моя? Что гридней учит?

— Не ведаем. Она с Добрыней, сыном Данилы-кхмета ушла, — испугано тараща глаза выпалил один из воинов.

— Кто бы сомневался, — бурчу я.

— Молча ушла?

— Они что-то про кузню говорили, про Рубана, кажись, — выдавил из себя второй.

— Коня мне! — князь рявкает, — со мной поедешь. Чую, что вляпается моя гостья в беду.

— Она и есть главный бедоносец.

До лавки коваля летим так, словно за нами злые духи гонятся. И где это видано, чтоб сам князь так за бабой бегал? Точно, ведьма она! Едва подъехали, смотрим — отрок Добрыня мнется у входа. Нервный, кулаки сжимает, ерошит голову кудрявую.

— Ну точно, там она, — говорю я.

Слезаем с коней и заходим внутрь. И кто бы сомневался, что она с кузнецом сцепится. Наверняка язык свой змеиный удержать не смогла. Но князь тут же бросается на ее защиту, да спиной закрывает, аки горлицу. А еще и отчитал старого мастера так, что тот в ногах валяться начал, пощады прося. Хотя, должное надо отдать: другая бы баба позлобничала над униженным, а эта не стала. Но руку так по-хозяйски на плечо Велеслава положила, что от наглости ее, я едва как дышать не забыл. А князь ей слова поперек не сказал, и как вышли — самочинно на своего коня посадил да сам позади сел. Ох, точно собралась эта пришлая князя окрутить да княгиней стать. Может у себя на родине нищенкой последней была, а тут в шелках да в жемчуге ходить будет. И ухмыляться своей улыбкой, мол нос всем утерла. Сил смотреть на это непотребство у меня не было. Сослался на дела, да и возвернул коня в другую сторону.

На пир приехал тоже не в духе. Ежели бы не приказ князя — ноги б моей тут не было. Сел с краю, чтоб подальше от «этой», даже имени ее называть не след. Посидеть хотел недолга да и уйти, чтоб торжества в глазах топазовых не видеть. А зашла она — и сердце удар пропустило. Да потом забилось, словно птица в силках.

Рубаха на ней лазоревая, дивными золотыми птицами расшитая, пояс широченный, да так ладно на ней сидит, что кажется двумя руками стан объять можно. Ноги длинные в высоких сапогах, округлые бедра все одно под рубахой манят. Вся тонкая, изящная, как клинок заморский. Не идет, а гарцует, глаз не оторвать. Ближе подошла, серьги успел разглядеть в виде птиц диковинных, глаза, сияющие да губы нежные. Красивая, аж глазам больно. Посмотрел вокруг — и понял, что не один я о том подумал. И мысль глупая возникла: что спрятать надо сокровище такое, чтоб никто не глазел понапрасну… А потом увидел пальцы их с князем переплетенные и понял для кого она так расстаралась. Видимо на роже у меня все написано было, потому как нахмурила она брови тонкие, да и отвернулась.

Князь с Драгомиром за столом вокруг нее вьются, за внимание ее борются. А меня она, как всегда, помоями облила, никак на мои слова смолчать не может. Ох, не знает эта баба своего места! Мало ей было внимания мужеского за столом, так она в центр горницы вышла и давай со знатными людьми разговаривать, да так запросто. Никакого страха или робости женской, как равная. Вот что значит — мужеским именем девку нарекли. В портах ходит и ведет себя как мужик. Да как-то она так ловко разговор повела, что и у князя выпросила немыслимое — разрешение на пир да, виданное ли дело, с женами. И сами гости как чумные, сидят да поддакивают. Может она наговор какой знает, что ей отказать никто не может?

А потом она запела… Голос сильный, властный, разносился под сводами горницы, стрелой проникая в душу, расцветая цветком дивным и словно поднимая над землей. Кровь закипала в жилах, душа рвалась. Обомлел я, на мгновение подумал, что не баба, а диво неведомое к нам попало. Но потом поймал себя, что подпеваю ей как дурень, осекся. И снова злость за горло душит, от того, что собой перестаю владеть рядом с ней.

За песню ту, что всем пиром пели, князь самолично ее мечом одарил. Да и опоясал им прилюдно, охватывая руками стан тонкий, шепча что-то на ухо. Причем по-хозяйски так, словно право имел к ней прикасаться, будто обменялись уже кольцами да обручьями. А я ведь специально на руки ее смотрел, когда они к столу возвращались. Не было на ее пальцах ничего, только странный перстень с руной, с которым прибыла она.

Видимо, чтобы рожу мою сумрачную разгладить, Велеслав самолично от поданной дичи отрезал шмат да мне на тарелку шлепнул. Как тут отказаться? Нехотя отправляю кусок в рот… а там что-то такое нежное да сочное, немыслимое, аж пальцы проглотить можно. Никогда такого не ел. Ну думаю, хоть тут что хорошее, наемся вдоволь. Ан нет.

— Смачно, друже? — спрашивает князь.

— Да уж, расстаралась твоя кухарка нынче. Ел бы и ел.

— Это от того, что Ярослава ей указ дала. Под ее началом готовили.

Пальцы сами разжимаются и роняют дичь на тарелку. А недожёванный кусок встает поперек горла, вызывая кашель надсадный, как у старого пса. А чтоб тебя, и тут она! И поет, и пляшет, и на кухне незнамо что вытворяет. Спасу от нее нет. Чтобы не притронутся случайно к еще одной кухонной ворожбе, не ем более ничего. Только пью. Небольшой сторонник я медовухи, но тут она идет на ура. Пью и надеюсь, что перестану слышать здравицы «За Ярославу-воительницу» и смех, что справа от меня. Особливо ее — низкий, грудной, завораживающий. Весело им. Особенно ей, меж двух мужиков хвостами крутит, словно сука течная.

Медовуха не спасает, а потому прощеваюсь с князем, да и выхожу вон. На дворе свежо, сажусь на колоду, что далее всего стоит. Воздух вечерний, духмяный, голова от прохлады быстро становится ясной. Долго сижу. Домой бы уже пора, недалече живу, да зачем? Кто меня ждет? Слуга верный, да кухарка старая. Один как перст, ближе меча никого и нет. Пока воевал да в походы ходил, оно как-то и не мыслилось, что хорошо, когда дома кто-то ждет. Кормит вкусно и смеется призывно… Тьфу ты!

И словно приманенная моими мыслями тоскливыми, во двор выходит она. Как всегда, в портах узких, да в рубахе диковинной. Издалече подумал, что в кольчуге, только когда позвякивания металла не услышал, понял — что нарисовано сие дивно — и кольчуга, и топоры с щитом на спине. Что ж у нее за страна такая, где чудес столько? А первое чудо дивное — она сама. Баба, с которой сладу нет, хоть через колено ломай.

В углу, где сижу, темно совсем, может и пронесет нелегкая. А то еще подумает, что я подглядываю за ней, как дурак малахольный. Она отходит подальше и после разминки достает подаренный князем меч из ножен. После чего встает в стойку и начинает выделывать немыслимое. Движения сначала плавные, тягучие, словно неохота ей. Перетекает, как водица. Но постепенно темп ускоряется, клинок едва не звенит в ее руках. Гляжу во все глаза, и злюсь на себя за то, что оторваться не могу. А она начинает вертеть клинок вокруг себя, вращая и рукой, и дланью. Красиво, аж душа от восторга замерла. Да злоба моя, которая никуда не делась, вместо меня рот открыла и выплюнула.

— Эй, не надоело пыль поднимать?

Она оборачивается. Видит меня и хмурится, будто я — псина подзаборная.

— Тебе какое дело?

— Хочешь мечом помахать, противника себе найди. А не вот это бабье махание подолом.

— Где ты у меня подол увидел, хамло лохматое? — взвилась дикой кошкой.

— Ну все, доигралась, бери вон в той бадье деревянные мечи, не хочу, чтоб ты подарок князя сломала. Чай не веретено, — пожалел о сказанном тут же, а поздно. Что за радость с бабой драться? Нет в том чести.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Понёва — женская шерстяная юбка замужних женщин из нескольких кусков ткани