Доброе утро, Царь!

Анна Мистунина

Если ты наследница главного летописца, если все тайны древнего города к твоим услугам – будь осторожна. Остерегайся пыльных рукописей и старых заброшенных подземелий. Зачем тебе знать, чья тюрьма спрятана глубоко под древним храмом? Зачем тревожить его сон? В древности его звали Кровопийцей, Царем всего мира и даже богом. Твои предки дорого заплатили за свободу от его владычества. За тысячи лет его имя стало сказкой – жестокой и пугающей.Но теперь он проснулся. Он знает, кто ты. Он зовет тебя.

Глава 2. Убить и выжить

Колесница неслась почти бесшумно — улицы в этой части Арша были гладкими как стекло. Укки управлял мастерски, объезжая поздних прохожих, обгоняя медленные экипажи и умудряясь избежать столкновения всякий раз, когда оно казалось неизбежным.

Вокруг лежал Средний город, живое пульсирующее сердце Арша, древнейшего города в мире. Столицы других государств, Эссарда и Аргала, и далеких земель за Северным морем, могли сколько угодно кичиться превосходством, похваляться богатством и называть себя центрами культуры и цивилизации, — Арш все равно оставался ее колыбелью. Город, переживший старость и умирание, отстроенный на руинах и вновь состарившийся, он по праву назывался вечным и по праву презирал своих молодых соперников. Это презрение отличало его жителей вплоть до самых низших слоев.

Все, что можно найти в других кварталах, в Среднем городе было больше и лучше: театр и главная городская библиотека, музей, огромная башня-обсерватория, высочайшее из строений Арша, ипподром — забава сравнительно новая, лошади для нее доставлялись из самого Эссарда или из Аргала. В просторных залах под открытым небом волшебники — мастера иллюзий творили чудеса на потеху зевакам, зрители в легких одеждах спорили о достоинствах выставленных картин, поэты устраивали песенные состязания, а ветер смешивал запахи их благовоний с пряностями открытых ресторанов, и всегда, в любое время суток, звучала музыка.

Средний город никогда не спал. Да и как он мог спать, зная, что здесь же находится улица Целомудрия с лучшими в мире увеселительными заведениями, от самых утонченно-развратных, для любителей изысканных утех с толстыми кошельками, до таких, где не стыдно появиться приличной девушке?

Фонтаны и тенистые аллеи, парки статуй и висячие сады одевали все это царственным очарованием. По реке скользили увитые цветами лодки; ночью на них зажигались разноцветные фонари, и река казалась объятой пламенем.

Переехав мост через канал, путник оказывался перед главным рынком — тоже в некотором роде сердце города, не менее важное, чем его центральная часть. Ночью здесь царила тишина. Ряды спящих палаток и опустевшие навесы после ярких огней и веселья казались особенно тихими.

За рынком начинался собственно Арш — его фабрики и мастерские, его кузницы, его заводы, где производилось все, от кирпича до тончайшей бумаги, от оружия и колесниц до изысканнейшего посудного стекла. На крупных заводах одновременно трудились сотни рабочих. Небольшие мастерские умещались под одной крышей с магазинами и домами своих владельцев. На эту часть города приходилась большая часть магазинов и лавок, здесь же держали свои конторы ростовщики и нотариусы.

Здесь тоже хватало увеселительных заведений, в том числе вполне пристойных, где можно отдохнуть и местному жителю, и сошедшему с корабля иностранцу. Для последних в этой части города имелось целых три гостиницы. Здесь была судостроительная верфь и причал, отсюда корабли с товарами уходили вниз по течению, вдоль земель Арша, морским путем в Эссард. Сюда же они возвращались, груженные тканями, винами и металлами Эссарда. С севера, от истоков Ксара, шли баржи с лесом и строительным камнем.

Жили в этой части города в основном свободные, хотя и многие члены младших семей высшего сословия, заведя себе дело, не брезговали поселиться здесь, поближе к новостям, сделкам и деньгам.

Дорога к Синему кварталу шла прямо вдоль реки, минуя верфь, огибая священные рощи вокруг трех храмов Сестры. Эти храмы, предназначенные для бездомных и рабов, были единственным местом, где высшие жители Арша служили низшим, где женщины — служительницы Сестры из Белых домов утешали, лечили и кормили всех, кто в этом нуждался, независимо от происхождения, потому что милосердная богиня добра даже к самым недостойным из своих детей.

По другую сторону реки, достаточно широкой, чтобы ветер не доносил запахи и звуки, лежали кварталы бездомных. Ряд мостов соединял их с городом.

Там было темно и тихо. Низшему сословию не положены ночные развлечения. Их день начинается с работы и работой заканчивается. За редкими примитивными удовольствиями бездомные идут в питейные заведения и публичные дома, что содержатся за счет городской казны. К полуночи их кварталы затихают, чтобы на рассвете, прежде чем в городе пропоют рога, наполниться шумом, беготней полуголой ребятни, женской суетой и грубыми мужскими голосами.

Другой мир, близкий и в то же время чуждый всему, что знала и понимала Иарра.

Дорога теперь была неровной, в выбоинах и кочках. Колесница пошла медленнее. Переезжая очередной мост, Иарра едва сдержалась, чтобы не попросить Укки подогнать лошадей — в такой темноте это было бы самоубийством. Непонятные страхи ее деда, страхи, которые, оказывается, разделял энс Карана, еще молодой и слишком умный, чтобы подозревать его в старческих фантазиях, против воли владели ее мыслями. Неужели это все правда?

Она поморщилась и замотала головой: ну уж нет! Хватит с них войны и Бессмертных, Эннуг бы их побрал! Неприятности должны приходить по одной, в худшем случае — по две. Остальные пускай ждут своей очереди.

Темная вода маслянисто блестела, отражая нависшее над городом звездное небо. Повернув голову, Иарра мысленно нарисовала дорожку от звезды к звезде — от плеча Брата к его локтю, к руке, державшей глиняную таблицу с начертанным законом мироустройства. Второй таблицы у созвездия не было. Любой ребенок из бездомных ответил бы, почему: все внимание Брата доставалось людям высших сословий, кто родился под сенью одного из Домов, и свободным. До бездомных и рабов ему дела не было, они жили и умирали в темноте и отчаянии, пока однажды божественная Сестра не сжалилась над ними. Она обманом похитила у Брата одну из таблиц и принесла ее обездоленным, чтобы у них тоже был закон, вера и утешение. С тех пор в великом городе Арше стоят храмы Брата и Сестры и каждый может найти отраду в соответствии со своим положением.

Знающие люди сказали бы, что история эта лжива и никакого разлада в божественном семействе никогда не было. Что храмы Сестры и милосердие ее служительниц нужны, чтобы держать в повиновении низшие сословия, чтобы отчаяние их ничтожных жизней выливалось в молитвы, а не в бунты. Чтобы проповеди учили их видеть в своем унижении высшую волю и ждать воздаяния в царстве Эннуга, где приготовлено особое место для всех, кому при жизни довелось страдать.

Иарра представила насмешливый дедовский оскал и сама невольно усмехнулась. Старый кощунник, бывая в особенно дурном настроении, называл выдумкой самих богов и идиотами — всех, кто в них верит. Но это уж слишком. Она в жизни не повторит этого вслух.

Изменившийся звук под колесами подсказал, что они снова проезжают мост. Иарра повернула голову и вздрогнула от испуга: с десяток человеческих фигур вынырнули из темноты и мчались наперерез колеснице. Укки тревожно вскрикнул и взмахнул хлыстом, но было уже поздно. В них сразу с трех сторон летели камни.

Лошади шарахнулись, повозка упала набок. Иарре удалось сразу вскочить на ноги. Она отпрыгнула в сторону, оглянулась и увидела, как две перепуганные лошади тащат вперед третью, как та ржет и отчаянно пытается подняться. Опрокинутая повозка мешала ей.

Укки лежал на земле. Иарра скорее догадалась, чем увидела, что вокруг его головы расплывается темное пятно крови.

Метко запущенный камень ударил ее в ключицу. Иарра пошатнулась, хотела бежать, но нападавшие были уже рядом. Кто-то поставил ей подножку, и она упала — неловко, на спину. Задохнулась от боли, ничего не понимая, с ужасом видя нависших над нею в темноте людей. Попыталась встать, но чья-то босая нога наступила ей на грудь и прижала к земле.

— Женщина! — сказал голос.

Ему ответили резким, дерганым смехом. Иарра подавилась страхом, сообразив: они нарочно раззадоривают себя, они понимают, что делают, и знают, что им уже нечего терять.

— Энская сука! Вот повезло!

— Кто первый? Ты, Ринш? А то давай я!

— Жди своей очереди! Держите ее!

Иарра отбивалась, извиваясь всем телом и мотая головой, но ее руки и плечи придавили к земле, а подол платья задрали до самой шеи. Такого ужаса не приснится ни в одном кошмаре. Страх и отвращение почти лишили ее рассудка, превратив в мычащее и плачущее животное.

Нет, нет, нет, пожалуйста!

Но когда на нее навалилось тяжелое тело и в рот ударил запах пивного дыхания, приступ тошноты вернул ей сознание.

Из всех мыслей в голове осталась одна — про деда. Она может стать жертвой нападения, быть изнасилованной и умереть от рук бездомных, но разочаровать энса Адая — невозможно, будь ты хоть самый мертвый труп. А при ней ведь, прямо сейчас, его жезл!

Иарра завизжала изо всех сил. Это сработало всего на секунду, они ослабили хватку, оглянулись, не явится ли кто на помощь жертве. Она вывернулась и вцепилась зубами в чью-то волосатую руку. Раздались проклятия. Иарру ударили в лицо, но ей удалось на мгновение освободить руку и замахнуться, чтобы попасть жезлом в насильника.

Получилось, не получилось? Она не поняла. Ее снова держали и снова били. Кто-то раздвинул ей ноги, и Иарра снова закричала, на этот раз от ужаса. Боги, если они в самом деле не выдумка, должны позволить ей умереть прежде, чем это случится!

Она не знала, что у нее получилось, пока неудавшийся насильник не забился, как в приступе падучей. Изо рта с хрипом полетела пена, забрызгала ей лицо. Один из тех, кто держал Иарру, отскочил, другие ослабили хватку.

— Ринш? Ринш, ты что?!

— Он умирает!

— Он его убила! Энская сука!

Яд аргальской травяной змеи, выпаренный и сгущенный в лаборатории, не просто убивает — он убивает мучительно. Энсов жезл не подвел. Крохотный механизм, вершина искусства Синих мастеров, специально настроенный так, чтобы срабатывать только при ударе, правильно понял ее бессильный замах. Из змеиного хвоста вылетел тонкий, тоньше кактусовой иглы, ядовитый шип и вонзился в тело Ринша. Спасти его теперь не смог бы никто.

Он извивался и бился так, что конечности вырывались из суставов, заходился хрипом, — а его испуганные подельники отодвигались все дальше. Иарру больше не держали, она отчаянно пыталась выбраться из-под содрогающегося тела. Из криков и ругательств ничего нельзя было понять.

Потом раздался топот, как будто приближалась целая толпа, закричали, перебивая друг друга, десятки голосов. Иарра выбралась, оставив под Риншем свою накидку, вскочила и кинулась бежать.

Кто-то бросился ей наперерез, схватил за плечо. Иарра оттолкнула его, увернулась от другого, проскользнула под чьей-то рукой с ножом и прыгнула в реку.

Вода показалась ледяной, но то был благословенный холод, он смывал ужас и не давал потерять сознание. Иарра набрала полную грудь воздуха, нырнула, сбрасывая с ног сандалии, и поплыла.

Она отогнала все мысли, сосредоточившись на движениях, на стремлении вперед, прочь от кошмара. Через минуту вода уже была теплой. Вперед, вместе с течением, быстрее течения. Далеко внизу лежит илистое дно, над головой сквозь толщу воды пробивается лунный свет.

Вперед, Иарра, не думай ни о чем. Потом, это все потом. Сейчас ты должна остаться живой. Дед убьет тебя, если ты погибнешь!

Когда легкие готовы были разорваться, вынырнула, хватая ртом воздух, и тут же вновь ушла под воду. Ее преследовали, конечно же. Теперь они ни за что не упустят добычу. Она поплыла снова, не слыша, но ощущая всем телом топот бегущих ног. Раздался плеск — кто-то решил догнать ее вплавь.

Ну попробуйте, давайте!

Энсов жезл болтался на запястье. Подумать только, как небрежно она с ним обращалась, размахивала руками, мчалась на колеснице и не заботилась, что на ее руке — смерть! А дед, неужели он сам не боялся?

Быстрее, вот так! Далеко позади барахтались неуклюжие преследователи. Им в жизни ее не догнать, но как насчет тех, что на берегу?

Опять закончился воздух. Иарра всплыла, перевернувшись на спину, так, чтобы из воды показалось только лицо. Жадно вдохнула. Луна светила прямо на нее, огромная масляно-желтая лепешка над головой. Голоса звучали совсем близко. Вот они взорвались криками — заметили.

Она ушла вниз прежде, чем в воду полетели камни, нырнула, каждую секунду ожидая угодить под удар и чувствуя себя, впервые в жизни, совершенно беспомощной. Поплыла снова, изо всех сил, пока в ушах не зашумело и перед глазами не расплылись яркие желто-зеленые круги. Тогда, за секунду до того, как потеряла бы сознание, она вынырнула — прямо под широкой, спасительно-надежной громадой моста.

Задышала, пытаясь успокоить сердце. Течение сносило ее вправо — должно быть, это ответвление реки, канал, уходящий в кварталы бездомных. Ей нужно плыть налево, прочь из-под моста, дальше, туда… туда, где как раз слышны сердитые голоса потерявших ее из виду преследователей.

Думать было некогда. Иарра нырнула и поплыла вдоль моста в канал, прочь от убийц, от дороги к дому — во тьму кварталов бездомных.

Она не знала, как скоро они догадаются, куда она пропала, не знала, как долго еще сможет плыть вот так, когда легкие горят огнем, а конечности сводит судорога. Но когда она решилась вынырнуть, вокруг было темно, если не считать небесной лепешки, и тихо. Иарра подплыла к берегу и кое-как выбралась из воды. Упала на мокрые камни. Руки и ноги казались такими тяжелыми, как будто к каждой привязали по толстой каменной плите.

Наверно, она все-таки лишилась чувств, хоть и ненадолго — масляная лепешка и звезды погасли, а тяжесть исчезла. Затем вернулся свет, а с ним усталость и осознание всего, что случилось. Заседание Палаты, дорога, а потом…

Иарра вскрикнула. Укки погиб, а она — она убила человека!

— Нет!

Вместо крика у нее получился полуписк-полустон, но в тишине спящего квартала и он показался слишком громким. Ее как будто ударили — ничего не закончилось, преследователи все еще где-то там, они не успокоятся, пока ее не найдут!

Она рывком вскочила на ноги и кинулась бежать.

Одинаковые, как приземистые братья-близнецы, дома из обожженного кирпича стояли очень близко друг к другу. Оказавшись в узком, похожем на щель проходе между ними, Иарра свернула наугад, пробежала немного и опять свернула, даже не пытаясь запомнить направление.

Она задыхалась. Сердце билось так сильно, что еще чуть-чуть, и выскочило бы наружу. Погони не было слышно, вообще ничего не было слышно, кроме шума и глухих ударов в ушах. Где-то далеко светила луна, но перед глазами густела пьяная темнота. Показалось — она все-таки умерла и бежит темной дорогой к царству Эннуга. Туда, где вечный холод и тлен, откуда нет и не будет возврата… Чего еще и ждать, если она убила человека?

Она споткнулась обо что-то, кирпич или камень, и упала на четвереньки, больно ободрав ладони и колени. Поднялась, хотела бежать дальше, но ноги отказались слушаться. Иарра сделала, шатаясь, несколько шагов и упала на землю.

Сжалась в дрожащий комок и заплакала. Если сейчас придут убийцы, она ничего не сможет, они сделают с ней все, что пожелают, а жезл теперь бесполезен. Надо было убить им саму себя.

Лица коснулся осторожный луч света — совсем не яркий, но она вздрогнула и прикрылась ладонями. Через мгновенье, убрав руки, увидела не убийц, а всего лишь приоткрытую дверь одного из домов и девушку в короткой серой тунике, с лампой в руках.

— Тебе худо? — ее хрипловатый выговор с первого слова выдавал бездомную. — Что стряслось?

— Я убила человека, — Иарра зарыдала навзрыд.

Девушка охнула. Шагнула ближе, освещая ее своей лампой — грязное и мокрое, но богатое платье, украшения на руках и ногах. Конечно, она поняла, кто перед ней. Настороженно вскинула голову, озираясь, никого не увидела и сказала резко:

— Тебя саму убьют, если будешь тут сидеть. Пошли.

Иарра замотала головой — она не могла встать. Сильная рука обхватила ее за плечи и подняла на ноги. Через несколько секунд бездомная позволила ей упасть на застеленный циновкой пол, поставила лампу на низкий столик и принялась запирать дверь.

Иарра лежала, подтянув к животу колени и держась за грудь. Бездомная исчезла из виду, но вскоре вернулась. Опустившись на пол рядом, помогла Иарре приподняться и поднесла к губам глубокую чашу из обожженной глины.

— Пей, — велела она.

Иарра промокла и наглоталась воды на всю жизнь вперед, но все же послушалась и сделала глоток. В чаше оказалось густое ячменное пиво, свежее и холодное, оно придало сил. Иарра выпила еще и ожила настолько, что села и даже вспомнила о вежливости:

— Спасибо!

— Куда ж мне тебя девать? — спросила девушка как будто у самой себя. Потом вдруг спохватилась и добавила: — Балла.

— Пожалуйста… — ее снова затрясло. Она обхватила себя за плечи: — Пожалуйста, не отдавай меня, они меня убьют!

— Да уж понятно, — бездомная вздохнула. — Не реви, балла. Придумаем что-нибудь. Раздевайся.

— Что?

— Одежду твою, говорю. Надо ее выкинуть.

Она встала и исчезла за дверью, ведущей во внутренние помещения дома. Иарра осталась сидеть, где была. Она убила человека, и теперь ее тоже хотят убить. Она убила человека…

— Я же сказала — не реви, — девушка бросила ей на колени тряпичный сверток. — На вот, надень. А свое все сними.

Слишком измученная, чтобы спорить, Иарра разделась и поспешно натянула такую же, как у бездомной, тунику из грубого полотна, с неподшитым краем длиною чуть ниже бедер и с открытыми плечами. Догадавшись, сняла браслеты и вытащила из ушей серьги. Не придумала, куда спрятать жезл, потому просто сжала его в руке.

Бездомная одобрительно кивнула. Собрав все вещи, свернула вместе и засунула между стеной и ларем с посудой:

— Завтра сожгу.

Иарра огляделась, вытирая слезы. Стол, на котором светит лампа, две скамьи, составленная на другом столе глиняная посуда, два больших ларя — кухня. С противоположной стороны от входа еще одна дверь, полуоткрытая, видимо, ведет в жилые комнаты. Почти нет мебели, кроме самой необходимой, но чисто, и даже стены побелены. Она слышала, бездомные ютятся целыми семьями в убогих комнатушках, спят, едят и сношаются в одном и том же месте, но непохоже, чтобы это было правдой.

— Кто здесь живет с тобой?

Девушка ответила с неохотой:

— Брат. Его сейчас нет.

Одежда была грубой, но ее прикосновения к коже неожиданно помогли Иарре собраться с мыслями. Двое милостивы к ней, раз она еще жива. Эта девушка, бездомная…

— Как твое имя?

— Таша, балла. Молчи и слушайся, если хочешь жить, ясно?

С этими словами Таша схватила ее за руку и утащила внутрь дома, в маленькую комнату с белеными стенами, где не было ничего, кроме простого ложа из тростника и сундука с одеждой. Матрац был застелен простынями из того же грубого полотна и шерстяным покрывалом. Бездомная подтолкнула ее к постели:

— Укройся с головой. Лежи тихо и молчи. Я разбужу, когда будет можно.

Иарра подчинилась: «Молчи и слушайся, если хочешь жить». Улеглась в постель, чистую, между прочим, и натянула на голову пахнущее овечьей шерстью покрывало. Таша постояла и ушла обратно в кухню. Дверь осталась приоткрытой, так что было слышно, как она двигается и стучит посудой, как негромко напевает себе под нос.

Иарра слушала, не решаясь пошевелиться.

Она редко сталкивалась с бездомными. В доме энса Адая им поручали только самую черную работу, вроде чистки канализационных стоков или восстановления разбитой каменной кладки на внешнем дворе. Такие работники нанимались всегда ненадолго. Все живущие при доме слуги принадлежали или к свободным, или к младшим семьям Девяти Домов, или были семейными рабами уже не одно поколение. В библиотеке Синего квартала, которой Иарра в последние годы посвящала почти все свое время, все, от начиная с ответственных хранителей до последнего мальчишки, стиравшего пыль с древних манускриптов, были уроженцами одного из трех Домов Синей ветви, так же, как служители домашнего храма — Белой.

Редкие бездомные, которых ей случалось видеть дома, как и все, что встречались ей на улицах, на рынках, где они служили носильщиками грузов, погонщиками и чистильщиками, нисколько не походили на Ташу.

Или, вернее, это она не походила на них, униженно-покорных, не то глуповатых, не то просто с головой погруженных в свои непонятные мысли, озабоченных лишь тем, как быстрее сделать свое дело и отправиться восвояси. Им было неинтересно и они были неинтересны — усталые вьючные животные.

А Таша…

Позабыв о запрете, Иарра отбросила покрывало и перевернулась на спину. Те, кто напал на нее сегодня, были бездомными, грубыми пьяными ничтожествами, вышедшими, как и предсказал дед, из повиновения. Девушка была трезвой, она проявила сочувствие и она, скорее всего, рисковала — рисковала собой ради спасения незнакомки из высшего сословия, защищать которую не было никаких причин.

Это поступок свободного человека, человека с разумом и душой. И как прикажете это понимать?

Она в конце концов задремала и не услышала прихода мужчины. Проснулась от вопроса, заданного резким голосом прямо в дверях:

— Кто у тебя?

И услышала Ташин спокойный ответ:

— Пата. Тихо, не буди.

Мужчина постоял немного — Иарра не смела даже вдохнуть — и вернулся в кухню. Тонкие стены почти не заглушали голосов:

— Опять сбежала? Что он сделал?

— Побил. Будто ты не знаешь!

— По-твоему, нам больше нечем заняться, как обсуждать жен? Шак знает, что она здесь?

— Его не было, когда она уходила. Она вернется утром, не бойся. Пускай спит.

Мужчина хмыкнул. Судя по голосу, он был молод и изрядно зол.

— Ладно, не до нее. Дай мне быстро поесть, Таша. И собирайся. Утром пойдешь на базар, наймешься хоть кем, хоть быков пасти, хоть шлюхе ноги мыть, лишь бы убраться из города.

— Что случилось? — спросила Таша.

Наступила тишина, прерываемая только торопливым стуком ложки о край миски. Потом мужчина сказал:

— Ринш и трое из его шайки вызвались добровольцами. Я разрешил, этих точно не жалко. Исхфан с ними закончил, мы дали им денег и отпустили, как обычно, догулять свое. Лучше бы не отпускали! Они и так-то были уже, а тут еще выпили, накрутили себя и пошли на мост. Силу пробовать.

Таша ахнула — весьма убедительно для той, что уже знала, чем закончилось дело:

— Распробовали?

— Да нет у них еще никакой силы! Напали на проезжую девку, а та, как назло, из высших. Не знаю, что она сделала, но Ринш мертв. И не оживет, слишком мало времени прошло. А главное, пока эти тупоголовые приходили в себя, она успела удрать.

— Поймали?

— Нет! Нырнула в воду и ищи-свищи! Мы все берега обшарили, нет ее. Если не утонула… Плохо, Таша. Добро бы поймали, исчезла и исчезла, на нас бы и думать никто не стал — мало ли что бывает. А так, если она доберется до своих… Таша, убирайся из города. Сегодня же. Ты меня услышала?

Иарра обливалась холодным потом, подтянув колени к груди и отчаянно сжимая серебряный энсов жезл. Ядовитый шип в нем был всего один, теперь, пока не побывает снова в руках мастера, это просто бесполезный знак власти. Лишнее доказательство того, что за важная птица досталась бездомным, если только у них хватит ума это понять. Сейчас Таша выдаст ее, должна выдать. И тогда…

Пережитый на мосту ужас снова навалился давящей тошнотой. Нет, только не это, лучше умереть! Не станет же этот человек насиловать ее при Таше? Просто убьет. А она, Иарра, будет сопротивляться и кричать, чтобы ему пришлось поскорее ее убить. О Двое, пожалуйста, пусть ее убьют быстро!

— Я тебя услышала, — спокойно сказала Таша. — Я никуда не уеду.

— Я тебя не спрашиваю!

— А я тебя не спрашиваю. Здесь у нас с тобой дом. Почему я должна уезжать?

— Дура! Потому что завтра сюда придут солдаты! А я не смогу сидеть тебя сторожить, я должен сторожить Исхфана, ты сама знаешь! Он — наша надежда!

— Вот и сторожи его, а обо мне не думай. Я не маленькая, знаю, что делать. А еще — вы же их не просто так будете ждать? Сам говорил — однажды начнется. Ну так и пускай!

— Ты не поняла — мы не можем! Исхфан только начал набирать людей, многим я отказал, у кого семья, ты же знаешь. Много хотят, очень много, но все равно, хоть сейчас все сделаем, пройдет день-два, пока они будут готовы. Ничего не выйдет. Мы спрячем Исхфана и будем терпеть, как раньше, больше никак. Всех не убьют, потом начнем все снова. Ты слышишь меня, Таша? Уезжай.

— А ты? Если они тебя убьют?

— Я сам все затеял, куда мне бежать? Если спрячусь, второй раз они мне не поверят! Да и не могу я. Лучше сдохнуть, чем жить бездомным. Я остаюсь.

— И ты думаешь, я хочу так жить? Тебя пускай убьют, а я останусь бездомной мыть ноги шлюхам? Ну уж нет!

— Дура, — тихо сказал мужчина. — Ладно уж, слушай. Кое-кто у нас все же есть, человек двадцать. Остальные — добровольцы, только кто сам захочет. Мы не готовы, но раз все так, начнем сегодня. Утром будет весело. Понимаешь теперь, почему надо уехать?

— Нет. И не уговаривай даже.

— Дура.

— Ну и пусть.

— Все равно утром уйди из квартала. Не знаю, что тут будет.

— Я наймусь до вечера. Вечером вернусь.

— Ладно, только осторожно. Не глупи, Таша.

Иарра услышала шаги и едва успела накрыться с головой одеялом. Но бездомный прошел в другую комнату и вскоре вышел обратно. Негромко открылась и закрылась входная дверь, и стало тихо. В комнату вернулась Таша.

Иарра поднялась ей навстречу. Из всех слов, какие можно сказать, у нее остались всего несколько — один простой вопрос:

— Как мне тебя благодарить?!

Таша смотрела хмуро. Глаза у нее были мокрыми.

— Надо было ему сказать!

— Но ты не сказала, — возразила Иарра. — Таша, если я могу что-то сделать для тебя… для вас…

— Что? — воскликнула девушка. — Сделай, чтобы завтра ничего не было! Чтобы нас не трогали! Можешь?!

— Таша, моего слугу убили и меня тоже пытались убить и изнасиловать, и ты хочешь, чтобы я просила деда не наказывать их?

— Твоего деда? Кто это?

Иарра вздохнула.

— Мой дед — энс одного из Девяти Домов. Энс Адай Самурхиль. Я его внучка.

Бездомная отшатнулась при слове «энс», да так и осталась стоять — приоткрытый рот, ужас в широко распахнутых глазах.

— Когда он узнает…

Иарра кивнула:

— А тот, кто здесь только что был, он бы простил, если бы с тобой такое сделали? Скажи!

Таша выдохнула с ужасом:

— Почему я ему не сказала?!

— Но ведь не сказала, — повторила Иарра.

— Твой дед — из энсов, а мой брат — вождь бездомных! Мы враги!

— Нет! Таша, ты меня спасла, я никогда не буду твоим врагом!

Ее слова нисколько не убедили бездомную. Иарра зажмурилась и выговорила на одном дыхании:

— Клянусь Двумя и Непознаваемым, Таша, что никогда не сделаю ничего тебе во вред!

Открыв глаза, посмотрела на ничего не понимающую собеседницу и со вздохом объяснила:

— Это клятва Девяти Домов, ее нельзя нарушить. Теперь мне придется просить деда, чтобы он оставил это все без наказания.

Таша недоверчиво переспросила:

— Правда?

— Правда. Только мне нужно попасть домой… и кстати, твой брат ошибается, когда думает, что если я пропаду, вас не заподозрят. Дед предсказал по звездам, что вы выйдете из повиновения, и ваше восстание тоже предсказал. И не он один. Если я не вернусь, утром здесь будут солдаты.

Гордая дочь Дома Самурхиль Иарра ни секунды не сомневалась и даже не подумала, что имеет дело с бездомной, когда протянула Таше обе руки:

— Пожалуйста, поверь мне.

И та, поколебавшись, вложила в ее ладони свои:

— Ладно.

Утробные звуки рогов только возвестили начало дня, когда две девушки вышли на мост и переглянулись, остановившись у самого края, чтобы их не увлек поток спешащих на дневные работы бездомных. Как и все вокруг, они были одеты в простые некрашеные туники и шли босиком. Одна, ниже ростом, но шире в плечах, кидала вокруг быстрые взгляды, умудряясь при этом сохранять обычный для ее сословия равнодушно-глуповатый вид. Другая была слишком напугана, чтобы сохранять хоть какой-то вид, поэтому шла, опустив голову, и не поднимала глаз.

Длинные волосы, признак свободы и состоятельности, она спрятала под неловко намотанное головное покрывало. Надвинутое почти до самых глаз, оно скрывало густо замазанную грязью татуировку на лбу. В руках она прятала обмотанный тряпкой жезл энса. Если этот ненадежный маскарад до сих пор не раскрыли, то лишь потому, что раскрывать было некому. Никто не обращал на нее внимания.

В этот ранний час воздух над Аршем был еще свеж. От канала тянуло влагой и скользкими камнями, слабым запахом рыбьей чешуи. К середине дня, если только не переменится погода и не начнется дождь, солнце раскалит камни улиц, нагреет взбитую множеством ног пыль, и в городе станет совершенно нечем дышать. Тогда все, кто по праву рождения может выбирать себе занятие по вкусу, удалятся пережидать жару в тени садов и под сенью городских крыш. Даже нищие, и те заползут в свои дневные укрытия. Торговцы скроются в глубине своих палаток, приказав подать кислые напитки и призвав слугу с опахалом.

Единственные, кому нипочем дневная жара, кто трудится с утра до ночи — бездомные. Их тела прожарены солнцем, вымочены дождями и перекручены ветром, они крепче мулов и неприхотливее свиней. От рассвета до темноты город кишит ими, они сила, что движет его стройками, фабриками и верфями, обслуживанием его каналов и плотин, посевами и жатвой. Если высшие считаются разумом и душой Арша, то бездомные, без сомнения, его натруженные мышцы.

Они шли мимо бесконечным серым потоком — в основном женщины, старики и дети. Если Таша и заметила, что все мужчины куда-то пропали, то ничего не сказала, а Иарра не решилась спрашивать. Она молчала всю дорогу, опасаясь привлечь внимание своим выговором. Смотрела на собственные босые ноги, как они поднимают пыль, как пыль въедается в их кожу, обычно чистую и холеную. Короткая серая туника не доходила даже до колен — благородная девушка должна бы счесть это унижением.

Не хотелось думать, что в роскошных тряпках и драгоценностях и есть все различие между ней и бездомными, но вот — кто сейчас узнал бы гордую внучку самого Адая Самурхиль?

Только когда пришло время прощаться, Иарра подняла голову и взглянула на Ташу. Та хмурилась.

— Прощай, балла, — сказала она.

— Найди меня, — попросила Иарра. — В любой день, когда захочешь, приходи к дому энса и скажи, что я за тобой посылала. Я все что угодно для тебя сделаю. Придешь?

Таша неопределенно мотнула головой:

— Посмотрим.

— Приходи. И будь осторожнее, что бы у вас там ни затевалось. Я буду молить Двоих о твоей безопасности каждый день. Обещаю.

Таша чуть улыбнулась:

— Ладно. Ты тоже больше не попадайся. Прощай.

Развернулась и мгновенно слилась с толпой. Иарра сразу потеряла ее из виду. Вздохнула и зашагала в противоположную сторону, туда, где вскоре замаячит изящная архитектура Синего квартала.