Солнечное перо

Анна Мирович, 2022

Великий Кит пришел в движение. Таллерия разрушена, и королева Антия понимает: в Ашх-Анорне тоже случилась беда. Чтобы спасти оба мира, ей снова предстоит пройти знакомым путем в пирамиде Ауйле и сразиться с невиданными прежде силами. А еще Антия чувствует что-то странное: кажется, тот, кто был погребен в северных льдах, все-таки жив – жив и зовет ее. Заключительная часть дилогии «Птица между мирами». Продолжение книги «Филин с железным крылом». Бесстрашная героиня вновь отправляется в загадочный мир Ашх-Анорна, окутанный тьмой и охваченный пламенем войны. Авторская мифология, долгожданная и неожиданная любовная линия. Атмосфера темной сказки и эпичность старинных легенд, в которых герои преодолевают трудности в поисках истинного света для мира, разума и сердца, надолго запомнятся всем читателям!

II

Человек в подземелье

Она спускалась примерно полчаса — в сумраке подземелья Антия почти утратила ощущение времени. Скользкие ступеньки так и норовили уплыть из-под ног, и в конце концов ей стало казаться, что она идет по острым позвонкам, которые выпирают на спине живого существа, и оно только и ждет подходящего момента, чтобы сбросить незваную гостью вниз. Когда спуск завершился, то Антия какое-то время стояла, пытаясь перевести дыхание и справиться с дрожью в коленках.

Все. Пришла. Теперь надо было понять, куда именно.

Она оказалась в огромном зале — подняв голову и пытаясь определить его размеры, Антия поняла, что находится на дне громадной пирамиды из прозрачного черного стекла — той самой, которая приходила к ней в видениях. Тогда ей казалось, что стены здесь мраморные, но сейчас Антия могла видеть, как в невыразимой вышине летят птицы и от их хвостов раскрываются розовые и голубые полотнища северного сияния. Пирамиду, сложенную из некоего подобия толстого стекла, наполнял тусклый безжизненный свет, в углах клубились тени, и Антия готова была поклясться, что слышит жалобы и плач.

Здесь было холодно. Очень холодно.

В центре зала Антия увидела постамент — на нем лежало то, что она сперва приняла за статую. Антия сделала несколько шагов и замерла, узнав Ардиона.

Ее укололи жалость и горечь. Крючок дрогнул, и невидимые нити в душе Антии пришли в движение, повлекли ее к постаменту и мертвецу на нем. Темно-синие волны плаща, украшенного понизу серебряным шитьем, стекали на мраморный пол, на острых гранях доспехов лежали сверкающие мазки серебряного света, белые тяжелые руки сжимали рукоять меча — необычного, похожего на угасшую молнию. Наверное, таким Ардион когда-то должен был расправиться с демоницей, которая свалилась ему на голову из другого мира, с девчонкой, которая боялась его до дрожи в коленях, пока ее страх не сменился тем, о чем она сама не смела и думать.

Антия подошла, с тоской заглянула в безжизненное серое лицо. Ардион выглядел спокойным и умиротворенным, таким, каким никогда не был при жизни. Он словно бы прекратил свой вечный бег к идеалу, который хотел видеть его отец — великое и безжалостное солнечное божество, и наконец стал собой — художником и мечтателем.

Жаль, что для этого ему пришлось умереть. Жаль, что теперь свет, который когда-то наполнял его, полностью иссяк.

Путь между мирами сместился, чтобы привести их друг к другу. Вот только Антия понятия не имела, что теперь нужно делать. Она стояла перед мертвецом, и его было невозможно оживить. Пирамиду наполнял холод, по окаменевшему лицу Ардиона скользили тени, и она не видела выхода отсюда. Он был раньше, до того, как Кит поплыл и разрушил весь ее мир, но сейчас…

Хотелось плакать. Она погладила Ардиона по щеке — казалось, после смерти он превратился в статую, выточенную из хрусталя. Твердая ледяная кожа обожгла руку. Антия смотрела на темные тени вокруг его закрытых глаз, и ее переполняли тоска и знобкое чувство невозвратной потери.

«Найди моего брата, он жив», — вспомнила она слова Верна. Верн сейчас был в другом мире — погружал руки в изрытую землю, останавливая Кита, — а она пришла сюда и стояла перед замурованным в пирамиде мертвецом, не в силах пошевелиться. Всхлипнув, Антия погладила Ардиона по волосам и призналась:

— Я не знаю, что делать. Я правда не знаю.

Ее беспомощный голос рассыпался в хрустальном сумраке пирамиды. Антия подняла голову: там, на вершине, где сходились прозрачные грани, плыли густые звездные россыпи. Веер северного сияния раскрылся и спрятал их — пирамиду вновь наполнил свет всех оттенков розового и синего.

«Ты знаешь, Антия, — негромко рассмеялась тьма, что клубилась в углах. — Ты знаешь».

Она вздохнула, собираясь с духом и вспоминая старые сказки. Там был способ разбудить того, кто спит мертвым сном, но все в душе Антии кипело, восставая против него. Внутри поднималось отторжение на грани липкого ужаса; Антия зажмурилась, и в голове зазвенели слова дяди Бриннена: «Если нужно сделать что-то неприятное, то не стоит с этим затягивать».

В конце концов, у нее не было ни выхода, ни выбора.

«Ты прав, дядя Бриннен, но вряд ли ты думал, что мне когда-нибудь придется целовать покойника», — подумала Антия. Переступив через себя, склонилась над лежащим Ардионом и, зажмурившись, прикоснулась губами к его губам.

Ее тотчас же окутало холодом — настолько густым, что перед глазами мелькнула завеса обморока, а уши наполнило звоном бесчисленных серебряных колокольчиков. В глаза будто бросили щедрую пригоршню жгучего песка. Заливаясь слезами, Антия отпрянула, вскинула руку, словно пыталась защититься, и запоздало поняла, что мертвые губы Ардиона шевельнулись, откликнувшись на ее поцелуй.

Антия нервно отерла лицо, словно хотела избавиться даже от памяти об этом поцелуе. Веки Ардиона дрогнули, поднялись — в его глазах клубился серый туман, и Антия запоздало подумала: а что, если он сейчас снесет ее голову с плеч этим мечом? Но туман развеялся, по лицу Ардиона пробежала судорога, сминая черты и наполняя их жизнью, и пальцы сжались и разжались на рукояти меча.

Владыка Ашх-Анорна вернулся к жизни.

Антия шагнула к нему; Ардион шевельнулся на своем каменном ложе, повернул голову и встретился с ней взглядом: в этот миг все в ней содрогнулось — от корней волос и до сжавшихся пальцев на ногах. Антия застыла и вдруг вспомнила, как когда-то они сидели в туманном сыром саду, он рисовал цветущий жасмин, а она ударила его ножом для заточки карандашей. Она готова была поклясться, что пирамиду на мгновение наполнил тонкий цветочный аромат.

— Снова ты, — едва слышно произнес Ардион. В его глазах сейчас плескался огонь — и это парализовало, заставило замереть на месте почти без чувств. Уголок тонких губ дрогнул в улыбке, и Антия поежилась.

— Вставай, — сказала она, пытаясь преодолеть все, что окутало ее, словно полотнища паутины. — Тут все улетело к евграм в пасть. Надо все исправить.

Ардион понимающе хмыкнул, словно не ожидал ничего другого. Взгляд по-прежнему был обжигающим, тяжелым и злым — он казался морской волной, которая замерла перед тем, как обрушиться на голову и похоронить под собой. «Интересно, — подумала Антия, — у него сейчас так же ноет в груди, как у меня?» Он попытался подняться; Антия поддержала его, и когда ледяные складки плаща скользнули по ее пальцам, ей вдруг стало очень легко. Ее будто бы отпустило, и на смену вязкой покорности зайца перед хищником пришла свобода — воздушная, искрящаяся, словно южное шипучее в хрустальном бокале.

Они справятся. Что бы ни случилось в Ашх-Анорне, они сумеют все изменить.

— Как ты сюда попал? — спросила Антия. Ардион устало провел ладонями по лицу, словно пытался стереть остатки пыльного сна.

— Отец замуровал меня здесь до скончания времен, — ответил он. — Я не оправдал его высокого доверия. — Ардион обернулся к своей неожиданной спасительнице, смерил ее оценивающим веселым взглядом, в котором больше не было подавляющей властности, и добавил: — Судя по тому, что ты здесь, а я проснулся, конец света уже наступил.

Она коротко рассказала ему о том, что вчера случилось в ее мире. Ардион слушал, хмурился, а когда рассказ подошел к концу, расстегнул серебряную фибулу, которая удерживала плащ у горла, и набросил его на плечи Антии.

— Там не слишком-то тепло, полагаю, — произнес Ардион. — Ладно, пойдем посмотрим, что случилось снаружи, раз уж ты здесь.

Он спрыгнул с постамента и быстрым упругим шагом двинулся к одной из стен — Антия невольно подумала, что он соскучился по делам, и напомнила себе, что не стоит обольщаться. Тот Ардион, которого она успела узнать, всегда был жесток и безжалостен, и было бы слишком наивно предполагать, что он успел измениться, проведя два года погребенным заживо. Когда они приблизились к стене, Антия увидела снег — ровную белую гладь, похожую на нетронутый лист бумаги. Ардион дотронулся до прозрачной стены, и от его пальцев стал разливаться тихий синий свет.

— Встань у меня за спиной, — дружелюбно посоветовал он. — Чтобы не задело.

Он попробовал оживить то золото, которое наполняло его душу — выпустить, развеять мрак, расколоть пирамиду и освободиться. Антия послушно встала там, где было велено. Ардион подумал, что когда-то она была упрямой девчонкой.

На губах все еще чувствовалась яблочная нотка ее поцелуя. Ардион усмехнулся: смелая девочка. Не каждая осмелится поцеловать мертвеца даже ради великой цели.

А она вот осмелилась. Она всегда была такой — ничего не боялась и шла вперед.

Золотой туман заструился вокруг пальцев и иссяк. В груди сразу же проснулся звон — что-то невидимое дергалось там, пыталось отдавать невнятные приказы и, покосившись в сторону Антии, Ардион понял, что она сейчас испытывает похожие чувства. Ей было не по себе — не от страха перед мертвецами, пирамидами и ледяной пустыней, а от чего-то внутреннего, давящего. Ей было жутко смотреть по сторонам, но по-настоящему она боялась не того, что ее окружало, а чего-то прораставшего из глубины души.

И все-таки он был рад ее видеть. Очень рад.

— Не получается? — спросила Антия. Ардион отошел от стены и предложил:

— Давай попробуем поискать другой выход.

— Все-таки не получается. — Да, она не изменилась. Всегда была юной язвой. Впрочем, ладно, он готов был ей это простить.

Ардион прошел к ступеням. Розового и зеленого зарева от полярного сияния, которое наполняло пирамиду пульсирующими волнами, хватало для того, чтобы понять: этой лестницы здесь раньше не было. Он снова поднял руку, и на этот раз сияние вокруг его пальцев задержалось подольше. Лестница уходила во мрак, она была неправильной, словно где-то исказились пропорции, и Ардион подумал: вот то, что разбудило меня на самом деле. Не видения, не тоска, не девушка в зеркале, которая смотрела на меня с сочувствием и теплом, а потом пришла из своего мира, чтобы разбудить тем неприятным образом, о котором рассказывают старые сказки.

Мир изменился. Мир испортился.

Все полетело к евграм в пасть.

— Ты спустилась здесь? — уточнил он. — По этой лестнице?

Антия кивнула. Она не подходила — благоразумно держалась возле постамента, и Ардион подумал, что ей, должно быть, холодно в этих дикарских тряпочках. Он оценивающе посмотрел на ступеньки, и вдруг одна из них дрогнула и потекла, сливаясь с соседней. Лестница в другой мир менялась, и сейчас от нее веяло чем-то живым и хищным, он даже уловил острый запах крови. Кто-то смотрел на него с изнанки мира, и этот взгляд был голодным. Кто-то протягивал руку, чтобы впиться в плоть, и оскаливал зубы, чтобы алчно рвать живое на части.

«Поднимись повыше, — услышал Ардион странный, едва различимый голос, полный треска и щелчков, голос, которого никогда не было в Ашх-Анорне. — Поднимись, и мы познакомимся».

Голос был наполнен такой замогильной жутью, что Ардион выбросил руку вперед, оживляя боевое заклинание, и с пальцев сорвались огненные шары, утонув в черном мраморе лестницы, и пирамида сотряслась. Искаженная лестница задрожала и на какое-то мгновение сделалась нормальной — просто ступеньки, ни следа измененных пропорций, ни капли порчи, но ощущение чужого взгляда осталось.

Мир изменился. Из него словно выдернули что-то очень важное. Лестница снова дрогнула и рассыпалась ворохом белых искр — Ардион едва успел спрыгнуть с последней ступеньки. Антия испуганно вскрикнула; обернувшись, Ардион увидел, что она уже успела вооружиться его мечом и теперь выставила его вперед с таким видом, словно собиралась отбиваться от чудовищ.

— Он церемониальный, — снисходительно объяснил Ардион. — Им разве что сыр нарезать.

Антия смущенно опустила меч, и Ардион вновь подумал, что рад ее видеть. В этой девчонке — нет, в ее величестве королеве Антии Таллерийской — было что-то очень важное; он пока не мог понять, что именно, но…

Ему хотелось смотреть на нее. Ему хотелось чувствовать жизнь. Окончательно стряхнуть с себя ледяной панцирь, в который его погрузил отец, и жить.

Вкус яблока по-прежнему ощущался на губах. В другом мире над их головами тоже были яблоки, надо же.

А она изменилась, эта демоница, которая однажды пришла и разрушила его жизнь, и осталась прежней. Сейчас Антия не имела почти ничего общего с той королевой, которая мелькнула в его видении: она словно стряхнула с себя что-то наносное, церемониальное и тоже стала живой.

Она вернулась туда, где ей было по-настоящему хорошо, будто это Ашх-Анорн был ее истинной родиной, а не Таллерия.

Золото ожило, потекло в венах, наполняя полузабытой мощью. Все возвращалось. Все становилось на свои места. В голове зашумело, как после бокала крепкого красного вина, которое отец хранил в своих погребах. Ардион прошел к стене и быстрым движением начертал на стекле руну освобождения. Завитки и точки налились огнем — Антия смотрела завороженно, словно ребенок, который увидел ярмарочного фокусника и застыл от восторга.

«Это не фокусы, — подумал Ардион, чувствуя, как к нему возвращаются силы. Все, что отец умертвил в нем, оживало и приходило в движение. — Это моя суть».

— Отойди в сторонку, — с неожиданной для себя мягкостью предложил он. — Заденет.

Антия шагнула вправо, и в ту же минуту пирамиду наполнил стеклянный звон. Взвизгнув и пригнувшись, она закрыла голову руками: хрустальное крошево летело и пело, вместе с ним пришел обжигающий морозный воздух и хрустящая зимняя тьма.

Ардион обернулся. Церемонно протянул Антии руку, словно пригласил танцевать.

— Дыши, дыши!

Антию хлопнули по щеке, потом еще раз.

— Дыши, говорю!

Холод, окутавший ее после того, как она сделала первый шаг по снегу, был настолько густым, что дыхание оборвалось. Каждая клетка ее тела наполнилась льдом, затвердела, кровь сделалась такой густой, что не могла больше течь. Все расплывалось и дрожало перед глазами, и последним, что Антия увидела перед тем, как рухнуть в белое безмолвие, было далекое золотое зарево, которое разгоняло мрак на горизонте.

— Вот, хорошо. Умница.

Антия не сразу поняла, что дышит и даже идет. Под подошвами ее ботинок разливалось синеватое свечение, и она скользила по снежной глади, словно призрак, не проваливаясь и не оставляя следов. Холод отступил — теперь Антия чувствовала только легкую свежесть, словно выбежала ранним осенним утром на улицу, не набросив плаща. Ардион шел рядом и выглядел так, будто выполнил совершенно ненужную и неинтересную работу, но выполнил хорошо.

— Спасибо, — сказала Антия. — Я не ожидала, что тут настолько холодно.

— Это Северный полюс, — сообщил Ардион. — Разумеется, тут холодно.

Антия обернулась и увидела три пирамиды — торжественные, величавые, подавляющие. В стене самой близкой красовалась пробитая дыра, чернела разинутой беззубой пастью. Пирамиды выглядели угрюмыми, вызывая невольный страх. Даже думать не хотелось о том, кто мог лежать в оставшихся двух. Почему-то Антии представились змеящиеся гибкие тела со сверкающей чешуей — они спали точно так же, как спал Ардион, и больше не надеялись на освобождение. Те, кто мог вернуть их к жизни, умерли в те времена, когда люди жили в глинобитных хижинах и охотились на шерстистых носорогов.

Она понятия не имела, откуда взялись эти змеи и носороги, но картинка, которая проплыла перед ее глазами, была яркой и пугающей.

— Я думала, что ты умер, — призналась Антия и тотчас же спросила: — А почему больше не холодно?

— Я окутал нас обогревающим заклинанием, — объяснил Ардион. — Мы слишком легко одеты для этого места.

Антия снова вспомнила Верна, который рассыпался веером пестрых осколков и собирался вновь. Удерживать Великого Кита было таким же великим трудом, и ей пришло на память, как Лефер когда-то говорил, что соединил ее с Ардионом потому, что тот способен остановить Кита.

— Ты смог бы остановить нашего Великого Кита? — спросила Антия и уточнила: — Навсегда остановить.

— Никогда не пробовал, — проронил Ардион. — Но могу попытаться. Потом, когда разберусь с тем, что здесь произошло и что так сияет вон там.

Они по-прежнему не оставляли следов, и почему-то Антия этому обрадовалась. Значит, те, кто, может быть, решит их преследовать, не поймут, куда они направились. Золотое сияние становилось все ближе, и сейчас она видела его едва заметную пульсацию — оно то наполнялось силой, то начинало таять. Там, среди льдов и снега, было что-то живое, и сейчас оно медленно угасало. Жизнь утекала из него капля за каплей.

Антии сделалось не по себе. То, что испугало Великого Кита до смерти, сейчас было впереди — и они шли к нему, становясь все ближе и ближе.

— Наш главный жрец считает, что смог бы, — сказала она, пытаясь развеять страх. — Я иногда задаюсь вопросом, почему он не выбрал Верна.

Взгляд Ардиона сделался снисходительным — так родитель смотрит на ребенка, который лепечет глупости с серьезным видом.

— Он такой же сын твоего отца, как и ты, — продолжала Антия. — Он — король Ашх-Анорна по праву. И характер у него намного приятнее твоего.

Ардион устало рассмеялся.

— Он слабее меня. У него нет руки, — снизошел он до ответа. — А в таких делах, которые нужны «насовсем», как ты говоришь, лучше полагаться на сильных и двуруких. Ваш главный жрец сделал правильный выбор.

Антия со вздохом признала его правоту. Инвалиды не будут соревноваться в беге со здоровыми.

— И да, никакой он не король, — добавил Ардион. — Возможно, ему приятно об этом думать, но это далеко не так. Отец тогда просто хотел стравить нас между собой, и у него это получилось, но Верн от этого не делается королем. Он просто примерил корону.

Сияние вновь вздрогнуло, и в его глубине проступило что-то изогнутое, массивное. Ардион остановился, прищурился, разглядывая золотой туман, и в груди Антии снова дрогнул знакомый крючок. Она неожиданно поняла, что владыка испуган. Он стоял и смотрел так, словно весь его мир рухнул, и он застыл на развалинах, понимая: этого уже не исправить.

— Что? — прошептала Антия, осторожно дотронувшись до его руки. Ардион вздрогнул, будто только сейчас очнулся и понял, что они вдвоем находятся среди полярных снегов.

— Пойдем, — негромко откликнулся он. — Пойдем быстрее.

Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что именно находится впереди. Лед, который занесло снегом, должно быть, еще до появления людей, раскололся — из него торчал изогнутый нос ладьи, и Антия ощутила неожиданно тонкий древесный аромат, сладковатый и грустный. Дерево украшал изящный рисунок — золотые цветы и птицы. Внезапная боль остро уколола сердце, и Антия как-то сразу поняла, что здесь произошло.

Солнечный кормчий плывет по небу, лик его ясен. Рука поражает демонов, сбрасывает на землю — так говорили в Ашх-Анорне, вот только кто-то другой оказался настолько силен, что смог его остановить.

— Это ладья твоего отца? — спросила она. Ардион лишь кивнул — сейчас он напоминал мертвеца сильнее, чем когда лежал в пирамиде на постаменте. Казалось, его покинули и жизнь, и надежда. Как марионетка, у которой отстригли часть нитей, он медленно, словно преодолевая самого себя, двинулся к торчащей из-подо льда ладье. Сияние печально дрогнуло — пройдет совсем немного времени, и оно окончательно угаснет.

Что будет, если божество одного из миров умрет?

И кто вообще способен убивать богов?

Помедлив, Антия протянула руку и сжала пальцы своего спутника. Тот посмотрел так, словно она разбудила его, и под ледяным крошевом ненависти и тоски в его взгляде проступила боль — густая, невыразимая. Они подошли к иззубренному ледяному краю — вода была прозрачной, и можно было заглянуть почти до самого дна.

Ладья Солнечного кормчего медленно погружалась во тьму. Сейчас, когда они стояли совсем рядом, Антия видела, что она иссечена и исцарапана, словно ее рубили мечи и топоры, словно по ней выпускали целые тучи стрел. Запах дерева, густой и сильный, теперь сделался похож на запах крови.

Сияние снова дрогнуло. Ардион протянул руку и указал куда-то под лед. Слеза прочертила его правую щеку, и это было настолько жутко, что Антия едва сдержала крик.

— Смотри. Там отец.

Антия заглянула, куда он показывал, и все-таки вскрикнула. Солнечный кормчий висел в водной глубине. Золотые волосы стояли вокруг головы сверкающей короной, лицо, идеально красивое даже в смерти, было торжественным и скорбным. Бог раскинул руки, словно хотел обнять кого-то на прощанье или проклясть. Алый плащ застыл в воде, раздуваясь и пузырясь, будто его подхватил порыв невидимого ветра.

В груди Солнечного кормчего чернела рана — такая, что можно было просунуть руку. Серебряная броня была иссечена и покрыта темными пятнами: перед тем как погибнуть, Кормчий сражался. «Кто-то бросил копье, — подумала Антия. — Такое, которое способно сокрушать богов».

Вот почему Великий Кит проснулся и в ужасе бросился через океан. Он почувствовал смерть солнечного бога и понял: те, кто сделал это, способны добраться и до него.

Она снова сжала руку Ардиона — тот вдруг издал короткий всхлип, и от этого в мертвом ледяном краю что-то вздрогнуло и пришло в движение. Развернулись ленты северного сияния, захлопали крылья невидимых птиц. Солнечный кормчий был повержен — он погружался в темную глубину вод, и оба мира умирали вместе с ним.

— Пойдем отсюда, — попросила Антия. Заклинание защищало ее от мороза, но холод здешнего звездного неба давил на плечи, словно изгонял прочь. — Пожалуйста, пойдем отсюда. Мы ему уже не поможем.

Ардион кивнул. Выпрямился. Антия видела, что он сокрушен и раздавлен даже не горем своей потери, а непониманием того, какая сила могла совершить подобное. Они отошли от тонущей ладьи, и, обернувшись, Антия подумала, что в этом есть определенная ирония. Солнечный кормчий замуровал сына в пирамиде на Северном полюсе и умер совсем рядом с ним.

— В Ашх-Анорне появились те, кто смог убить твоего отца, — сказала она. — Бог умер, и это смертельно ранило оба наших мира. Поэтому наш Кит и поплыл.

Ардион вновь качнул головой. Осторожно привлек Антию к себе, и, уткнувшись щекой в теплую пластину его брони, она вдруг почувствовала странное спокойствие, словно ничего этого не было — ни Кита, который в ужасе разрубал своим телом океан, ни мертвого бога в ледяной глубине, ни медленной гибели обоих миров, от которой вряд ли можно было спастись.

— Держись, — прошелестел безжизненный голос над ее головой. — Я попробую нас переместить.

Все вдруг закружилось в снежном вихре с ароматом кедра и крови, но темный хоровод унялся так же быстро, как наступил. Антия увидела, что они стоят уже не на снегу под звездным небом, а на пыльном каменном полу в какой-то башне. Сквозь высокие стрельчатые окна проникал серый сумеречный свет, тоскливый и больной, разбитые стекла скалились щербатыми пастями, ветер гонял пожухлую листву по плитам пола, покрытого густым слоем пыли. Все краски и звуки будто бы поблекли, от накатившей тоски Антии захотелось завыть в голос.

Все было неправильным. Все было искаженным, будто неизвестная мощь сместила и изменила пропорции, сделав мир неустойчивым и зыбким. Она не могла объяснить, что именно здесь не так, но у нее кружилась голова от этой неправильности. Антия чувствовала себя больной и, посмотрев на Ардиона, осознала: он испытывает то же знобящее ощущение.

— Что случилось? — спросила она.

Ардион подошел к разбитому окну, выглянул наружу и коротко бросил:

— Все умирает.

За окном лежал парк — бурый, угрюмый, похожий на зверя, свернувшегося в норе. С деревьев медленно падали листья — летняя зелень казалась зернистой, зараженной какой-то болезнью. Антия скривилась от отвращения, посмотрела на Ардиона и удивленно подумала: наверное, я единственный человек, который когда-либо видел его таким потрясенным и почти беспомощным.

Все было не так. Антия смотрела на деревья, и ей казалось, что это не клены, а что-то другое, натянувшее на себя маску и умершее под ней.

— Чувствуешь запах? — спросил Ардион. Антия повела носом: в воздухе были сладковатые нотки, от которых волосы начинали шевелиться на голове. Ее спутник присел на корточки, провел по полу и, поднеся запыленные пальцы к лицу, сказал:

— Это не пыль. Это прах. Здесь были люди, их испепелили, и это заклинание мне незнакомо.

Невидимый ледяной палец скользнул по позвоночнику Антии, заставив ее содрогнуться всем телом. Прах… У этого места были защитники и обитатели, и вот они с Ардионом стоят на том, что от них осталось.

— Что случилось? — спросила Антия и не узнала своего голоса.

Ардион вздохнул. Выпрямился, отряхнул руку, обернулся:

— То, что убило моего отца, прошлось по всему Ашх-Анорну. Ладно, что здесь стоять… пойдем посмотрим, что снаружи.

Антия вышла за ним на лестницу, с трудом подавив желание схватить Ардиона за руку. В мире, который изменился окончательно и жестоко, ей хотелось почувствовать опору. Ступеньки, которые вели из башни вниз, были покрыты такой же серой пылью, как и пол в башне, и Антия увидела человеческие тени на камне стен. Они были похожи на рисунки, набросанные буквально в несколько штрихов, но их наполняло таким страданием, что хотелось кричать.

Те, кто был здесь, приняли мучительную смерть. Антия чувствовала ее дымный запах.

Вместо двери на улицу в стене красовалась дыра. Они вышли в парк, и здесь Антии сделалось еще хуже. Воздух был наполнен запахом гари, под которой вились знакомые сладковатые нотки гниения. Сыпалась листва — мертвая листва с мертвых деревьев. Кругом царила прозрачная тишина — казалось, на сотни миль вокруг никого нет.

— Где мы? — спросила Антия. Они прошли по дорожке среди деревьев, и она никак не могла избавиться от неприятного жжения между лопаток, словно кто-то оценивающе смотрел ей в спину и прикидывал, для чего она может пригодиться.

— Это Тахшет-Такхеван, — ответил Ардион. Его голос прозвучал спокойно и ровно: так мог бы говорить оживший механизм, и Антии не хотелось думать о том, что сейчас на душе у ее спутника. — Последний оплот людей на севере. Когда-то я тут жил, но мне это место никогда не нравилось. Вот оно и умерло.

Дорожка вывела их к изящной лестнице, сбегавшей к маленькому пруду, и здесь Антия снова увидела прах и тени. Вот отпечаток на ступеньках, вот тающий оттиск на неровных камнях дорожки. От воды тянуло тухлятиной — круглые листы водяных лилий почернели, их головки напоминали крошечные сжатые кулаки. Мелькнуло белое брюхо мертвой рыбины. Они остановились возле маленькой скамьи, Ардион устало сел и спросил:

— Что ты чувствуешь?

— Гниение, — ответила Антия. — Смерть. Здесь все испорчено. Все умерло.

Он кивнул, соглашаясь. На дорожку перед Антией бесшумно опустился коричневый лист — кленовый, изъеденный чернотой, загнувший зубцы, словно пальцы. Она с трудом подавила в себе желание оттолкнуть его.

— Я никогда такого не встречал, — признался Ардион. — Но оно здесь повсюду. Давящая злая сила… Ты можешь как угодно относиться ко мне и к моему отцу, но мы никогда не хотели просто разрушать и делать живое неживым. А то, что сюда пришло, как раз этого и хочет.

От башни донесся шелест, словно по траве двигалось гибкое змеиное тело. Ардион поднялся, рванул Антию за руку в сторону деревьев и, прижав к себе, выдохнул:

— Не шевелись. Замри.

Перед глазами Антии мелькнула полупрозрачная завеса, и она вдруг почувствовала себя такой же — размазанной, стертой, невидимой. От брони Ардиона веяло холодом, и Антии показалось, что она слышит, как в глубине бьется его сердце.

Ардион закрыл глаза. Они слились с растрескавшейся корой и пожухлой травой, стали тенями, превратились в невидимок. А невидимки не вопят от ужаса — когда Антия увидела, что именно вышло к пруду, то закусила губу, чтобы не заорать.

Существо было высоким — пожалуй, выше Ардиона — и настолько худым, что казалось двумерным. Тонкие руки спускались ниже колен, такие же тощие ноги с грубыми нитями мышц под серой кожей оканчивались мясистыми раздвоенными ступнями. Бугристое брюхо охватывал тяжелый золотой пояс с круглыми бляшками — насколько могла видеть Антия, они были покрыты какими-то значками. Но самым жутким была голова: серая, безволосая, шишковатая, с узкими прорезями глаз, она словно покоилась на трех толстых жгутах, которые утекали в шею и плечи, — и голова эта крутилась, дергалась, тряслась, словно ее обладатель пытался взять след.

«Учуял! — заорала паника. — Он вас учуял, он знает, что вы здесь!»

Антия стиснула руку Ардиона так, что пальцы хрустнули. Он обнял ее крепче, и Антия с облегчением поняла, что Ардион спокоен, просто непробиваемо спокоен, и серый урод уйдет ни с чем. В Ашх-Анорне было много странных и необычных созданий, но от того, кто сейчас остановился возле пруда, так и веяло ненормальностью. Он был чужд этому миру, но хотел лишь одного — присвоить и изменить его.

Голова снова дрогнула, прорези глаз налились оранжевым. Чужак издал прерывистый щелкающий звук, и из-за деревьев к нему присоединилось еще трое таких же. Обменявшись щелканьем, вся компания двинулась обратно в сторону башни, и Антия подумала, что им страшно повезло добраться сюда незамеченными. А ведь шли-то, как на прогулке, говорили, не таились…

— Все как будто в дымке, ты заметила? — негромко сказал Ардион. — Небо в тучах, солнце не проглядывает. Они не любят солнечный свет.

— Наверное, — откликнулась Антия. — Что нам делать?

Ноги заныли — хотелось бежать, спасаться, скрыться от тех, кто смог сокрушить Солнечного кормчего и оставил от людей только прах.

— Пойдем дальше, — откликнулся Ардион. — Я должен понять, сколько их… и сколько нас.

Захотелось вернуться в пирамиду. Обжигающе, остро захотелось. Вернуться, лечь на постамент и погрузиться в прежний сон — сил на это хватит.

Ардион отогнал эту мысль с негодованием и злобой. Его отца убили. Его мир разрушали. Он никогда не оставался в стороне.

Запах Дохлого моря появился прежде, чем они вынырнули из норы в пространстве. Море погибло много веков назад, но вокруг него всегда была жизнь — правда, она носила криминальный характер. В водах Дохлого моря хорошо было прятать мертвецов, а на берегах обстряпывать мутные делишки вроде варки наркотических зелий — иногда полиция близлежащих земель совершала рейды на поселки и хутора, которые лепились к берегу, но от этого не было особенного толку.

Антия схватила его за руку, чтобы не упасть. Они стояли на берегу, бурая вода набегала на белый песок, и тишина была настолько густой, что Ардиону на мгновение показалось, что он слышит шум крови в ушах.

Налетел ветер — скользнул сальными пальцами по лицу. Антия всхлипнула, но не заплакала.

— Это Дохлое море? — спросила она.

— Оно самое. Вон там поселок. — Ардион указал на запад и побрел по едва заметной тропинке среди мертвой травы. Грязно-серые стебельки покачивались на ветру, тучи висели низко-низко, и на всем лежал зернистый отпечаток безжизненного сумрака.

Эти уроды были явными иномирянами. В Ашх-Анорне не было никого похожего; шагая по тропинке, Ардион пытался понять, откуда они взялись, и не находил ответа. От иномирян веяло голодом и смертью — он и сейчас чувствовал их тяжкий замогильный дух, хотя кругом была тишина и пустота. Ни души.

Отец убит. Ашх-Анорн захвачен и разрушается.

«Долго же я спал», — угрюмо подумал Ардион, и Антия тотчас же спросила:

— А кто там живет? Я думала, возле Дохлого моря нет жизни.

Он усмехнулся:

— Ее здесь очень много. В этом поселке, например, обитают джайпсы. Народ-изгнанник, который славен в основном наркоторговлей.

Антия нахмурилась. Ардион вдруг уловил какой-то далекий шум, похожий на пульсацию, которая зарождается в чаше с водой, если рядом с ней размеренно стучать ладонью.

— Я, кажется, понимаю, почему их не арестовывают, — откликнулась девчонка. — Делят доход с полицией и здешней властью.

— Верно. Иногда устраивают показательные рейды, кого-нибудь не слишком расторопного сажают за железную дверь, на этом дело и кончается. А вон там, дальше, есть дорога в Хан-Шекен и Антувар. Посмотрим, кто сейчас по ней ходит.

Поселок джайпсов встретил их безмолвием, и это было неправильно. Не брехали лохматые рыжие собачонки, которые всегда заливались лаем, стоило постороннему появиться в этих краях, не квохтали бесчисленные куры — единственное мясо, которое джайпсам позволяли есть древние традиции, не голосили чумазые дети, которых тут всегда было больше, чем кур. От тяп-ляп построенных домишек не поднимался печной дым, не пахло едой, не слышно было разговоров. Они медленно побрели по улочке — ветер трепал пестрые лохмотья, развешанные на веревках, за грязными растрескавшимися оконными стеклами царил сумрак, и Ардиону все время казалось, что кто-то смотрит ему в спину — он ощущал чужой взгляд, словно огненную точку между лопаток.

— Не нравится мне это, — едва слышно сказала Антия. — Очень тихо.

— Тихо, — прошептал Ардион. — Вот и ты не шуми.

Они вышли на импровизированную площадь — место, где джайпсы ставили свои разноцветные кибитки. Случись что, люди с визгом срывались с места, прыгали в повозки и рассыпались во все стороны — не найти, не поймать. И здесь Ардион окончательно понял, что гул, который он слышал все это время, был согласным гудением мясных мух.

Антия сдавленно ойкнула, и ее вырвало. Среди кибиток возвышались груды знакомого праха, и Ардион подумал, что это была легкая смерть, которой удостоились не все обитатели поселка. Подхватив Антию под локоть и не позволив ей упасть, он медленно и осторожно повлек свою спутницу в сторону — подальше от пепла, подальше от сваленных в кучу убитых джайпсов, подальше от мух, которые гудели над освежеванными трупами, подальше…

Когда они отошли от поселка, то Антию стало трясти. Она не заплакала, не закричала — она дрожала всем телом, словно в лихорадке. Ардион обнял ее за плечи, осторожно прижал к себе, и крючок в груди тотчас же шевельнулся, а уши вновь наполнило мелодичным звоном.

— Как… — выдохнула она. — Как же это… За что?

— Думаю, это знак. — Ардион старался говорить как можно спокойнее, хотя все в нем сейчас поднималось и кипело, опаляя душу горечью и болью. Он никогда не испытывал к джайпсам любви, но видит Ауйле, они такого не заслужили.

Впрочем, нет. Ауйле никогда и ничего не видит.

— Знак для тех, кто здесь появится. Вот что они сделают с теми, кто посмеет им сопротивляться.

Антия отстранилась от него. В ее глазах плескался ужас на грани безумия — Ардион подумал, что она видела слишком много для девушки своих лет, но такая жестокость открылась перед ней в первый раз.

— Мы посмеем, — твердо произнес Ардион. — Держись.

Очередной прыжок выбросил их в изящный дворик какого-то дворца, и Антия снова ощутила туманное прикосновение к лицу: Ардион вновь укутал их заклинанием, скрывая от посторонних глаз. Все здесь было таким же сумрачным и серым, как и в поселке джайпсов, и перед глазами Антии вновь встала гора трупов.

Она зажала рот ладонью, приказывая себе опомниться.

Хватит. Перестань. Если раскиснуть, как желе, то ничего хорошего из этого не выйдет.

— Дыши глубже, — с искренним сочувствием посоветовал Ардион, и Антия почувствовала, как ее ужас отступает, словно владыка Ашх-Анорна укрощает его и заставляет растаять. — Вот так, умница. Легче?

— Легче…

Это место было обитаемым. В фонтанчике бойко журчала вода, за круглыми окнами горел свет, и угрюмый человек с метлой подметал плиты, которыми был вымощен дворик. Гниение добралось сюда, накрыло своей грязной пеленой, но в этом месте еще теплилась жизнь.

Значит, серые убили не всех. «Логично, — подумала Антия. — Им ведь нужны рабы и слуги, не сами же они будут подметать и убирать. Джайпсам вот только не повезло». Ардион потянул ее за руку, и они бесшумно двинулись по двору в сторону высоких деревянных дверей, украшенных цветочной резьбой. Дворник что-то почувствовал: встревоженно вскинул голову, и его лицо исказилось страхом. Дверь приоткрылась, и Антия замерла, готовясь увидеть очередного серого, но во двор выглянул немолодой господин в щегольском синем сюртуке с серебряным шитьем, окинул все неприятным цепким взглядом и спросил:

— Барген, что случилось?

Дворник пожал плечами:

— Ничего, господин Файзун.

Файзун осмотрелся и с глубокой тоской пробормотал:

— Неужели гривлы возвращаются?

Кажется, так здесь называли этих серых — и Антия радостно поняла, что в этом месте они ни у кого не вызывают восторга. Дворник поморщился.

— Не. Когда б то были гривлы, я бы почуял. У меня от них носом кровь идет. А тут так… что-то тревожно стало.

Ардион провел ладонью по волосам, словно откидывал капюшон, и Антия поняла, что он снял заклинание. Барген и Файзун на несколько мгновений застыли с раскрытыми от удивления ртами, а потом рухнули на колени так, словно их ударили. В глазах Файзуна заблестели слезы.

— Владыка… — прошелестел дворник, глядя на Ардиона с невероятной тоской и любовью.

— Солнце вновь поднимется над нами, — с отчаянной надеждой откликнулся Файзун, и Ардион устало махнул рукой.

— Вставайте, хватит церемоний. Гривлы — это серые с головой на жгутах?

Файзун проворно поднялся и, гостеприимно распахнув двери перед Ардионом и Антией, проговорил:

— Они самые. Но сейчас их тут нет, на наше счастье. Проходите скорее, прошу!

Не переставая кланяться, радушный хозяин провел своих неожиданных визитеров через просторную гостиную, обставленную темной угрюмой мебелью, затем они миновали небольшой зал, в котором с портретов на стенах смотрели хмурые люди в мундирах, а в камине негромко потрескивал огонь, и вышли в столовую. Теперь, когда серость, искажающая мир, отступила, и все сделалось нормальным и уютным, Антия невольно почувствовала облегчение. На столе появился суп, слишком жидкий для роскошной фарфоровой супницы с золотой росписью, тощая курица, зажаренная с травами, и пресные лепешки; Файзун поклонился и сказал, чуть ли не извиняясь:

— Вы уж простите меня, владыка, что так скудно. С гривлами не зажируешь.

Только сейчас, когда в ее тарелке оказался бульон, в котором плавали морковь и маленькие кусочки картофеля, Антия поняла, насколько устала и проголодалась. Ардион медленно погрузил ложку в суп и произнес:

— Они убили моего отца, верно? И кругом вся эта серость и тучи, потому что им неприятен солнечный свет.

— Верно, владыка, верно, — закивал Файзун. В приоткрытые двери, которые вели на кухню, заглянули женщины в темных, почти траурных платьях, и их лица, смятые тоской и скорбью, просветлели. — Я сам видел, как падала его ладья. Зарево раскинулось во все небо, а потом погасло. Теперь почти всегда эти серые сумерки, гривлам так удобнее. Солнечный свет причиняет им боль.

Лицо Ардиона едва заметно дрогнуло. Антия помнила о той бесконечной любви и такой же бесконечной ненависти, которая привязывала его к отцу, и не хотела знать, о чем он думает сейчас.

— Откуда они взялись? — глухо спросил он.

Файзун нахмурился.

— Мы не знаем. Никто не знает, владыка. Просто неделю назад солнце затянуло тучами, а потом они пришли, высыпали отовсюду. Тех, кто посмел сопротивляться, превратили в пыль или освежевали. — Файзун замолчал и уставился на свои руки, которые положил на скатерть перед собой, словно примерный ученик.

Ардион нахмурился:

— У тебя, кажется, был сын.

— Был, — ответил Файзун так, что уже было не нужно спрашивать о том, что произошло. Он стал серым пеплом, как и многие другие, или принял более страшную смерть. Ардион понимающе кивнул.

— Чего они хотят?

Файзун усмехнулся:

— Править. Говорят, они уничтожили свой мир и отправились искать новый дом. Нашли вот… — Он вздохнул и, словно опомнившись, произнес: — Вы ешьте, ешьте. Владыка, я бы подобрал вам другую одежду… очень уж вы приметны во всем этом.

Ардион качнул головой, соглашаясь.

— Сколько всего погибло? Хоть примерно?

Файзун неопределенно пожал плечами:

— Боюсь, что много. Наш поселковый староста сказал, что гривлы сейчас формируют что-то вроде внутренних войск — не хотят сами наводить порядок и сражаться с теми, кто поднимется против. Гребут туда всякие отбросы… сами понимаете, чем они будут заниматься. Убивать да грабить. — Он окинул столовую таким взглядом, словно прощался с этим местом, и добавил: — Пока этот дворец — по-прежнему музей, а там кто знает, понадобятся ли Ашх-Анорну музеи вообще.

Значит, музей. Этот Файзун, возможно, был смотрителем или директором, а не хозяином. Антия почувствовала, как в ней забурлили пузырьки гнева, и увидела, что Ардион вполне разделяет ее чувства.

— Оракул жив? — осведомился он.

— Говорят, что жив, — ответил Файзун, и Антия подумала, что он знает намного больше, чем хочет показать при всей своей преданности. — Хотите пойти к нему?

«Молчи, — подумала она, словно Ардион мог ее услышать. — Молчи, не говори ему ни слова, если эти гривлы что-то заподозрят и начнут его пытать, он им выложит все».

— Я хочу окончательно разобраться с тем, кто такие эти гривлы и откуда они взялись, — отчеканил Ардион и, кивнув в сторону Антии, продолжал: — И времени у меня немного. Она — демоница, которая рухнула с неба, и чем дольше она здесь, тем сильнее это будет разрушать Ашх-Анорн. А нам тут и без нее хватает проблем.

Файзун понимающе кивнул. За дверями на кухню послышался неразборчивый шепот. Ардион отодвинул нетронутую тарелку с супом и спросил:

— Так что вы там говорили по поводу одежды?

Когда они зашли в одну из жилых комнат дворца с выцветшими пейзажами на стенах и старой мебелью и Файзун принялся потрошить шкаф, вынимая из него одежду и укладывая на видавший виды диван с полинялой обивкой, Ардион поинтересовался:

— Значит, они способны убивать богов?

Файзун сокрушенно покачал головой. Его осунувшееся лицо выглядело усталым, но за этой усталостью Ардион чувствовал непрекращающуюся работу. Казалось, в голове директора музея крутятся и щелкают шестеренки: он получил много информации и теперь решал, что с ней делать.

Возможно, его сын не так уж и мертв. Возможно, кто-то уже отправлен дать сигнал гривлам и сейчас Файзун делает все, чтобы задержать владыку. Ардион шевельнул пальцами, вспоминая нужное заклинание. В памяти проплыли лица каменных девушек, его преданных спутниц. Мрамор никогда его не предавал, в отличие от людей.

Если бы тогда он смог остановить Антию, то сейчас все было бы иначе. Они с отцом смогли бы изгнать гривлов, Солнечный кормчий не потонул бы в ледяных водах мертвого северного океана, и жизнь не покинула бы Ашх-Анорн. Он сделал бы то, что делал всегда, — защитил свою родину от мерзости из другого мира.

Ардион понял, что начинает злиться. Это было плохо — в гневе он мог совершить ошибку.

В конце концов, Антия ни в чем не виновата. Ее отправили в другой мир, словно ягненка на алтарь. Что может сделать ягненок, когда над ним заносят нож с изогнутым лезвием?

— Получается, что да, — кивнул Файзун. Ардион взялся снимать доспехи, и он тотчас же бросился помогать. — У них есть какое-то особенное копье. Его швырнули в вашего отца… не сразу, но попали. И тогда ладья стала падать.

«Много деталей, — подумал Ардион. — Слишком много деталей для того, кто не был непосредственным наблюдателем. Откуда ты знаешь про копье, про то, что попали не сразу?»

Он не стал уточнять — Файзуна нельзя было спугнуть. Избавившись от доспехов, Ардион поворошил вещи покойника, выбирая нужное. Значит, особенное копье — откуда они взяли такую силу, эти гривлы? Где ее подпитывают?

— Кого отец поставил на мое место?

Файзун замялся. Ардиону показалось, что он боится отвечать.

— Юного Фаруни. Он пал в первом же бою. Сражался, зарубил нескольких гривлов, но…

Ардион усмехнулся. Неудивительно — Фаруни был еще подростком, и мантия владыки Ашх-Анорна была ему явно не по плечам. Когда-то Ардион увидел его — светлокожего паренька с вьющимися рыжими волосами и наивным взглядом зеленоватых глаз — и задался вопросом: неужели Солнечный кормчий видит в нем возможного владыку? Неужели вот этот юноша, который похож на деревенского дурачка, сможет однажды занять место Ардиона?

Конец ознакомительного фрагмента.